Александр Смолян
КОНТАКТ ВСЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ
Итак, наступил хлопотливый, напряженный и не менее торжественный, чем год назад, день, на который был назначен очередной Контакт.
Вообще к Контактам готовились издавна, а в последние годы, после того как фундаментальными трудами профессора Марэна теоретическая возможность Контакта была доказана с полной непреложностью, подготовка велась особенно интенсивно.
В Институте межпланетной связи была создана Лаборатория 7-6, и вначале ее исследования проходили в обстановке строжайшей засекреченности: уж слишком много было в прошлом разочарований, слишком много попыток терпело неудачи, слишком много гипотез рушилось, развеивалось, как утренний туман, надолго придавая именам их горемычных авторов какой-то иронический оттенок.
О подлинной тематике работ Лаборатории 7-6 знали поначалу лишь ее немногочисленные сотрудники, директор института - им был сам профессор Марэн, занимавший также пост главного космолога, - и четыре члена Малого ученого совета. Все остальные считали, что она создана для того, чтобы так же, как и Лаборатория 7-а, заниматься совсем прозаическим делом - разрабатывать проект реконструкции связи на линии Земля - Юпитер. Дескать, дело срочное, старая система связи с Юпитерианской колонией давно уже не удовлетворяет возросшим требованиям, - пусть два коллектива работают параллельно, соревнуются, ищут новые решения; возможно, это ускорит составление проекта.
Но когда Лаборатория 7-6 в основном завершила свою работу (не имевшую в действительности никакого отношения к Юпитеру) и вопрос вышел за пределы института, с секретностью пришлось проститься. Дело в том, что, как свидетельствовали расчеты, для осуществления Контакта требовалось огромное количество энергии.
Первая инстанция ответила институту категорическим отказом. «Отпустить на предложенный вами эксперимент запрашиваемое количество энергии не представляется в настоящее время возможным, - сказано было в ответе, - в сущности, на пятиминутный разговор, сама целесообразность которого является, по мнению наших авторитетных консультантов, не бесспорной и практическая осуществимость которого еще не доказана, вы просите столько энергии, сколько вся наша планета потребляет за четверо суток. Примерно столько же требуется, чтобы обеспечить существование Лунной колонии в течение трех месяцев, а такой колонии, как Юпитерианская, этого хватает более чем на целый год. Учитывая изложенное, комитет настоятельно рекомендует институту продолжить исследования в направлении поисков более экономичной методики эксперимента. В противном случае эксперимент придется отложить до того времени, когда баланс энергоресурсов окажется менее напряженным».
Вопрос был перенесен в Высший административный совет. Газеты приводили следующий отрывок из речи профессора Марэна на заседании совета: «Нам очень хотелось бы знать, на каких «авторитетных консультантов» ссылается в своем решении комитет энергоресурсов? Что это за анонимные авторитеты? Либо их имена столь мало известны в научном мире, что комитет предпочел не называть их, либо эти люди сами предпочли остаться в тени, не позорить свои имена открытым выступлением против прогресса. Да, да, как иначе можно назвать попытку комитета энергоресурсов воспрепятствовать извечному движению человечества вперед? Только так! Мы стоим на пороге величайшего события. Впервые за всю историю человечества наука дает нам возможность вступить в контакт с другой разумной цивилизацией, а быть может, и целым кольцом цивилизаций, существующих где-то за пределами нашей Солнечной системы. И энергия, необходимая для осуществления того, о чем люди мечтают уже целые столетия, не превышает количества, расходуемого Землей каждые четыре дня. Несмотря на это, нас еще упрекают чуть ли не в расточительстве, нам советуют быть экономней, советуют в том же наставительном тоне, в каком забывчивым людям напоминают, что, уходя из квартиры, надо выключать свет. Право же, создается впечатление, будто представители комитета просто не желают вникнуть в сущность обсуждаемого вопроса. Ведь речь идет о событии, которое, возможно, двинет нашу цивилизацию вперед не меньше, чем двинуло ее вперед открытие внутриядерной энергии. День первого Контакта будет, возможно, сравним по своему значению лишь с тем днем, в который наш далекий предок впервые распрямился и стал на ноги, поднявшись с четверенек».
Высший административный совет утвердил проект, предложенный институтом. С тех пор ежегодно Земля посылала в космос гигантские импульсы энергии, надеясь на Контакт.
И вот снова наступил очередной день Контакта.
* * *
Рано утром профессор Марэн позвонил в институт и напомнил:
- В здание - только по специальным пропускам. Дальше вестибюля - никого, кроме дежурных сотрудников, по списку. В зал Толмача до моего прихода - никого, кроме Бенвенутто.
Эксперимент был назначен на одиннадцать, а до половины одиннадцатого Марэн, скрываясь ото всех, гонял на своей машине по окрестностям. Выехав к океану, он вышел из машины и немного побродил по пустынному в эти дни поздней осени пляжу. Это был высокий худощавый старик, с тонкими (если только не считать губ) подвижными чертами лица и умными глазами. Толстые губы и совсем уже седая, но все еще очень густая курчавая шерстка на голове свидетельствовали о том, что в его жилах текла среди прочих и африканская кровь.
Профессор Марэн воспринимал космос не только умозрительно, не только головой, но, говоря по старинке, и сердцем. Однако суша - будь то город, лес или луга - несколько ослабляла это восприятие. Люди, дома, автомашины в городах, деревья и птицы в лесах, пахучие травы и звон кузнечиков в лугах - все это властно утверждало себя, свое существование в полном безразличии к иным мирам, в кажущейся своей независимости от просторов дальних галактик. Забывались масштабы, образ планеты - одной среди бесчисленного множества других - вытеснялся образом единственной планеты, в свою очередь растворявшимся среди прекрасных деталей, ничуть не смущенных сознанием своей мизерности. И только океан, со своей необозримой, свободной от всяческих подробностей гладью, уходящей за горизонт, с безукоризненно плавной линией горизонта, с бесконечным и бесконечно мерным движением прибрежных волн, всегда помогал Марэну снова обрести непосредственное ощущение космоса.
Когда он приехал в институт, в просторном вестибюле толпились десятки корреспондентов. На полголовы возвышаясь над окружающими, Марэн проходил через расступавшуюся передним толпу, приветствовал знакомых рукой и тут же прикладывал палец к губам в знак того, что разговаривать сейчас не может. У дверей, которые вели на лестницу, он увидел беседовавшего с кем-то Бенвенутто.
- Добрый день, Бенвенутто, - сказал он, подойдя. - Мы ведь вчера договорились: больше никаких интервью.
- Добрый день, профессор. Я не даю интервью. Мы болтаем о шахматном матче.
- Вот как? Ладно, идите к Толмачу. Вы отвечаете за него головой.
- Толмач в полном порядке. Я уже дважды проверял его.
- Проверьте в третий раз. Все узлы, все блоки до единого. У вас есть еще, - Марэн взглянул на часы, - больше двадцати минут.
Бенвенутто кивнул и, перепрыгивая по две ступеньки, побежал вверх по лестнице. А Марэна непроходимым кольцом окружили корреспонденты.
- Только два слова, профессор!
- Все, что я мог сказать вам, друзья, я сказал вчера во время пресс-конференции. С тех пор ничего нового не произошло. А в двенадцать вы уже будете знать результаты эксперимента. Потерпите до двенадцати.
- Профессор, только один вопрос! Кто этот молодой человек, которого вы послали сейчас к Толмачу? Почему наблюдение за компьютером доверено именно ему?
Кто-то пододвинул кресло, откуда-то выкатили телекамеру.
- Ну, так и быть, - усмехнулся Марэн, опускаясь в кресло. - Этот молодой человек - специалист по кибернетическим машинам. У него редкостное, я бы сказал, чуть ли не врожденное понимание их, мгновенная реакция на малейшие изменения в их состоянии. По каким-то, ему одному заметным, признакам он улавливает самые крохотные отклонения от нормы, еще даже не неполадки, а лишь возможности неполадок. Ему не приходится искать причины, он сразу видит их и сразу же устраняет. Зовут его Бенвенутто Чинарьян, он - в данном случае это, наверно, тоже не безразлично - сын одного из создателей Толмача, Ваграма Чинарьяна.
- Профессор, после эксперимента нам прокрутят пленку?
- Разумеется.
- И вы разрешите нам переписать ее?
- Да, да. Обо всем этом мы ведь еще вчера договорились. А сейчас, друзья, простите меня. - Марэн снова посмотрел на часы. - До скорого свидания.
* * *
Одну из стен этого зала, помещавшегося на пятом этаже института, занимала немного напоминавшая старинный орган Трансформационная общекосмическая лингвистическая машина Александрова - Чинарьяна, сокращенно - Толмач. И больше во всем зале не было ничего, кроме трех глубоких кресел, стоявших перед пультом Толмача.
Когда Марэн и двое его коллег вошли в зал, Бенвенутто еще хлопотал у машины.
- Хватит возиться, Бенвенутто, - сказал Марэн. - Без пяти одиннадцать. Выметайтесь отсюда.
- Одну минутку, профессор...
- Ни одной! Времени у вас было более чем достаточно. Идите, идите.
- Но...
- Что еще за «но»? Не хотите же вы сказать, будто Толмач вдруг забарахлил?
- Нет, он в отличной форме, однако...
- Никаких «однако» в таком случае! Обо всем остальном - после. А сейчас оставьте нас. Живо!
- Профессор...
- Ох, Бенвенутто, кажется, вы хотите, чтоб я взорвался. Уже без четырех одиннадцать! - Марэн чувствовал, что начинает раздражаться, и, чтоб не показать этого, продолжал полушутливо: - Брысь, дорогой мой! Немедленно - брысь!
Обнадеженный этим тоном, Бенвенутто ухватился за дверной косяк и умоляющими глазами посмотрел на Марэна, но тот, продолжая наступать, закричал:
- Ни слова больше! Неужели вы хотите, чтоб я вас вышвырнул силой? Кыш отсюда, кыш!
Бенвенутто был уже за порогом, и Марэн нажал маленькую красную кнопку. Опустилась двойная стальная дверь. Включился свет, источник которого не был виден, и одновременно, закрыв окна, сомкнулись стальные внутренние ставни. В зале воцарилась такая полная тишина, будто не шумная жизнь нашей планеты, а безмолвие космоса плыло за его стенами.
Марэн подошел к пульту и сел в оставленное для него среднее кресло. Справа сидел главный кибернетик Чернецов, слева - главный лингвист Сингх. Перед ними до самого потолка возвышались серебряные трубы Толмача.
Это была чудесная, невиданная до того времени машина. Она переводила с любого языка - независимо от того, знала его раньше или слышала впервые, ибо воспринимала не только слова, но и самую мысль говорящего. Она переводила на любой язык - независимо от того, был ли он ей известен, ибо достигала сознания слушающего, а не только его слуха. И наконец - что было самым поразительным - как бы ни были далеки друг от друга языки говорящего и слушающего, Толмач полностью сохранял в переводе голос того, кто говорил. Александров считал последнее совсем не обязательным, это уже было особое щегольство старика Чинарьяна.
Несколько секунд посидели неподвижно, собираясь с мыслями, настраиваясь. Потом Марэн вдруг развел руки в стороны, положил их на руки Чернецова и Сингха, легонько сжал пальцы. Ученые посмотрели друг на друга, улыбнулись.
Без десяти секунд одиннадцать Марэн включил Толмача. Ровно в одиннадцать он сказал:
- Внимание. Внимание. Мы выходим на дальнюю космическую связь. Слушайте нас.
Что-то зашуршало в Толмаче, зашелестело. И сквозь шум, напоминающий вой ветра, раздался глубокий и мелодичный женский голос:
- Я - дежурная станции связи. Слушаю вас.
Чернецов подался вперед, крепко вцепившись руками в подлокотники кресла. Сингх забросил в рот какую-то таблетку. Марэн, проглотив слюну, продолжал:
- Говорит третья планета звездной системы, находящейся...
- Ой, зачем так высокопарно? - прервал тот же голос с нескрываемой насмешкой. - Слава богу, я понимаю, что это говорит Земля. А что, собственно, у вас стряслось?
- «Стряслось»? Впервые в истории нашей цивилизации мы говорим с вами, с цивилизацией, рожденной в иных мирах, далеко от нашей Солнечной системы!
- Что за чушь вы несете? У вас есть расписание, и никто не дал вам права нарушать его. Отключайтесь.
- Погодите, это какое-то недоразумение. Мы ведь еще ничего не сказали, ничего не успели о вас...
- Придет время - тогда и поговорим. Я не тороплюсь.
- Выслушайте нас, клянусь вам, что мы, люди Земли, еще никогда не выходили на связь в такой глубокий космос.
- Я уже слышала это.
- С вами говорит Марэн, главный космолог. Здесь находятся также...
- Слушайте, милостивый государь, кем бы вы ни были, давайте прекратим пока разговор. Иначе и мне влетит, и вам, наверно, не поздоровится. Освобождайте волну. Прощайте. Или... до свидания, если вам это больше нравится.
- До свидания, - пробормотал Марэн и опустил голову.
Толмач молчал.
Марэн немного подождал и выключил его. С какой-то долей надежды снова включил его, еще немного подождал и снова выключил.
- Что же мы скажем людям? - тихо спросил Сингх. - Я не знаю, что мы можем сказать...
- Разумеется, правду, - тихо откликнулся Марэн.
- Конечно. Но они ведь попросят объяснить им это.
- У меня пока нет никаких объяснений - Марэн повернулся к Чернецову: - А у вас?
Чернецов отрицательно покачал головой.
- Мы не успели израсходовать и сотой доли запланированной энергии, - с удивлением сказал Марэн, взглянув на приборы.
- Да, комитет энергоресурсов будет доволен, - с иронической усмешкой сказал Чернецов.
- Но вы не представляете себе, что теперь будет твориться! - воскликнул Сингх. - Вы понимаете, какие дикие гипотезы возникнут? Ведь она утверждала, что у Земли уже имеется с ними контакт, что имеется даже какое-то расписание.
- Галиматья, - решительно произнес Чернецов - Этого не может быть.
- Галиматья, согласен. И однако же мы только что это слышали. Все трое мы поняли ее именно так. Может быть, ее можно было понять иначе?
- Нет, ее слова были вполне недвусмысленны.
- В том-то и дело. Меньше чем через час ее слова услышат десятки людей, которые понимают во всем этом еще меньше, чем мы с вами. А к вечеру ее слова, весь ваш разговор услышат миллионы людей... Какие дикие гипотезы возникнут! - повторил Сингх и, порывшись а кармане, забросил себе в рот еще одну таблетку.
- Прежде всего, - невесело усмехнулся Чернецов, - о тайной группе ученых, которая уже давно, действуя от имени всей Земли, установила контакт с какой-то инозвездной цивилизацией.
- А энергия?
- Подумаешь! Скажут, будто эти ученые нашли ту самую экономичную методику, поисками которой советовал нам заняться комитет энергоресурсов.
- Ox, - вздохнул Сингх - только ли это пойдет в ход! Пойдут разговоры о второй цивилизации, существующей будто бы на Земле незаметно для первой. Снова пойдут разговоры о дельфинах. Помяните мое слово, мы еще услышим сказки о том, что дельфины могут сноситься с космосом без всяких машин, одними биосредствами. И найдутся безумцы, которые во все это уверуют.
- Пойдемте, - проговорил Марэн, поднимаясь. - Некогда рыцарей оценивали не столько по их победам, сколько по тому, как они умели сохранять достоинство при поражении.
Они спустились вниз и остановились на пороге вестибюля. Дождавшись тишины, Марэн сказал:
- Разговор состоялся... - От вспыхнувших было аплодисментов его лицо нервно передернулось. Резким движением руки прервав аплодисменты, Марэн продолжал: - Разговор состоялся, но это был странный, крайне странный разговор. Мы ожидали чего угодно, но только не этого. Сейчас, как было обещано, вы услышите весь этот разговор, от первого слова до последнего.
Он увидел стоявшего неподалеку Максима Ворожбу, молодого инженера Лаборатории 7-6, и обратился к нему:
- Максим, я прошу вас организовать прослушивание. Возьмите это на себя.
- Хорошо, профессор.
Марэн уже сделал несколько шагов к выходу, но остановился и, снова обращаясь к корреспондентам, закончил:
- Ни я, ни мои коллеги никаких комментариев дать вам не сможем. У нас их попросту нет. Единственное, что я позволю себе сказать... Многим покажется, наверно, что Контакт уже установлен. И даже не сегодня, а раньше. - Он снова поднял руку, на этот раз - чтобы остановить возникший гул. - Мы же полагаем, что подлинный Контакт все еще впереди.
* * *
Сенсации хватило лишь на пять-шесть дней. Затем основной интерес газет переключился на новую тему: на Марсе, во время рытья котлована под фундамент здания космопорта, обнаружили кости ископаемого человека. Тут даже самые серьезные ученые не считали своим долгом воздерживаться от всяческих предположений, и поэтому находка, вскоре доставленная на Землю, оказалась в центре всеобщего внимания, что позволило руководителям Института межпланетной связи вздохнуть с некоторым облегчением.
Прошло около месяца. Марэн читал журнал «Вопросы антропологии», когда к нему в кабинет зашел Максим Ворожба.
- Разрешите, профессор? Я вам не помешал?
- Заходите, Максим, садитесь. Читаю вот статью Эйнсаха «Вокруг марсантропа». Правда, слово «марсантроп» всюду взято в кавычки. - Марэн внимательно поглядел в глаза Максима. - А вы ко мне, насколько я понимаю, с новой идеей?
- Вы угадали. Кажется, я нашел разгадку той идиотской истории. Того, как вы назвали его, крайне странного разговора.
- Выкладывайте.
- Вы помните, профессор, Алину Ким? Она была одной из лучших студенток на своем курсе.
- Как же, отлично помню. Она теперь работает на Луне.
- Да. Вы говорили, профессор, именно с нею. С Алиной, а не с женщиной из каких-то далеких миров.
- Ну что вы, мой дорогой! Говорить с Луной с такими энергозатратами - вот уж действительно, из пушек по воробьям. И потом, вспомните: «милостивый государь», «что за чушь вы несете»... Ни при каких обстоятельствах Алина не стала бы говорить со мной в таком тоне. Это исключается.
- Я вижу, профессор, вы хорошо помните тот странный разговор.
- Можете не сомневаться. Слово в слово. Хоть среди ночи разбудите.
- Тем скорее вы поймете меня. Вы правы, Алина никогда не стала бы говорить с вами в таком тоне, ей это и в голову не пришло бы. Но в том-то и дело, что она с вами вовсе не говорила.
- Только что вы утверждали, будто мы разговаривали именно с ней...
Максим утвердительно кивнул.
- Чуть-чуть яснее, Максим, прошу вас, - сказал Марэн. - Снизойдите к моему тугодумию. Помните, что хорошо знает предмет лишь тот, кто может объяснить его и ребенку.
- Вы разговаривали с Алиной, но она-то разговаривала вовсе не с вами, а с Беном. С Бенвенутто.
- Будьте добры, Максим: еще чуточку яснее.
- Хорошо. Вскоре после половины одиннадцатого вы послали Бена проверить Толмача.
-Да.
- Когда вы с Чернецовым и Сингхом вошли в зал, было без пяти одиннадцать. Бен, как мне говорили, хотел еще порыться в машине, но вы ему не позволили.
- Да, он мне потом объяснил, что хотел немного подрегулировать отстройку, что это заняло бы у него не больше минуты. И он был прав: отстройка в тот раз была не идеальной.
- Врет он, все врет.
- Неужели, Максим, вы пришли ко мне, чтобы... чтобы говорить подобным образом о своем друге?
- Он знает, что я пошел к вам с этим.
- Вот как? И он разделяет вашу точку зрения?
- Напротив. Он все отрицает и он, и Алина. Я с ней списался.
- Как же он отнесся к этому вашему визиту?
- Сказал, что поступил бы на моем месте точно так же, но что вы мне все равно не поверите.
- В его стиле. И знаете, я думаю, что он и тут не ошибся.
- Я уверен в противоположном. Ведь то, о чем я говорю, - единственное рациональное объяснение странного разговора.
- Еще не вижу этого.
- Бен без памяти влюблен в Алину. Это давний роман, он начался еще в институте, мы ведь были всего на курс старше, чем она. Алина тоже была в него влюблена, но потом между ними, как говорится, пробежала кошка. Чем-то он ей не потрафил, обидел ее. Тогда она и попросила, чтобы ее отправили на Луну. И с тех пор Бен стал сам не свой. Бомбардирует ее письмами, на которые она даже не отвечает. Просил вас командировать его на Луну. Но вы ему отказали.
- Это было, помню. До сих пор все выглядит вполне правдоподобно. Но какое это имеет отношение к нашей теме?
- Самое непосредственное. Оказавшись снова у Толмача, Бен не стал проверять его, так как перед этим дважды проверял самым тщательным образом. Бен знал, что без вас никто в зал не войдет, вам же, скорее всего, придется немного задержаться в вестибюле с корреспондентами. Да и не в ваших обычаях появляться в зале раньше, чем за пять минут до сеанса.
- Да, - улыбнулся Марэн, - не люблю торчать у людей над душой.
- Вот, - продолжал Максим, - Бен и решил, что у него есть добрых пять минут для разговора с Алиной. А если бы разговор наладился - так и все десять минут. Он не мог упустить этот редчайший шанс, тем более что на связь с Луной требуется мизерное количество энергии. Любовь... Вы ведь понимаете, профессор, что такое любовь... Бену повезло: дежурила как раз Алина. Но разговор у них получился не очень-то обнадеживающий.
- Вы не слишком отдалились от темы?
- Нисколько. Закончив разговор, Бен успел снять пленку с узла передачи, те есть запись своих реплик. Он уже собирался снять с узла приема пленку с записью реплик Алины (это действительно заняло бы не больше минуты: именно это, а не регулировка отстройки), но вы помешали ему.
Прозвонил телефон. Марэн не снял трубки. Он вызвал секретаршу и сказал:
- Переведите, пожалуйста, телефон на себя и еще с полчаса - до двух - ни с кем меня не соединяйте. И пусть в это время никто не заходит.
Когда секретарша вышла, он попросил:
- Дальше, Максим.
- Дальнейшее вам, наверно, уже понятно. Если Толмача включают, не сняв последнюю пленку с записью, он эту запись исправнейшим образом повторяет... Профессор, неужели еще и теперь моя догадка кажется вам неверной? Ведь ничего, абсолютно ничего невозможно ей противопоставить! Я уверен, что ваш голос дошел до дальнего космоса, уверен, что вас услышали, - тут мы не совершили ни одной ошибки. Но так как дальний космос молчал, то добросовестный Толмач воспроизвел вам то, что имелось у него на пленке, то есть реплики Алины.
- Отлично, Максим. Вы отлично разработали свою гипотезу, если не считать только одного момента. В ваших расчетах есть, к сожалению, один пробел. Только один, но весьма существенный.
- Какой же?
- Вы не учли, что Алина... Ох, я уже вслед за вами говорю так, будто это действительно Алина... Так вот, эта женщина, прекрасный голос которой мы слышали, отвечала-то все-таки на мои слова, а не на какие-то слова Бенвенутто.
- Я учел, профессор, и это.
Максим достал из папки напечатанный на машинке листок и положил его перед Марэном.
- Прочтите. Я восстановил их разговор. За точность каждого слова в репликах Бена я, конечно, не могу поручиться. Да это в общем и не так важно, тут возможны варианты. Важен основной принцип реконструкции. И то, что в репликах Алины мне не пришлось менять ни единого слова.
Марэн торопливо похлопал себя по карманам в поисках очков. Нашел их в «Вопросах антропологии», надел и стал читать. На листке было напечатано следующее:
«Б. Внимание. Внимание. Вызываю Луну. Срочно вызываю Луну. Вызываю Луну. Срочно вызываю Луну.
А. Я - дежурная станции связи. Слушаю вас.
Б. Алина, наконец-то я слышу ваш голос! С вами говорит планета, на которой находится самый несчастный человек во всем мироздании...
А. Ой, зачем так высокопарно? Слава богу, я понимаю, что это говорит Земля. А что, собственно, у вас стряслось?
Б. Стряслось то, что улетела девушка, без которой я не могу жить! Стряслось то, что она не отвечает на мои письма! Я люблю вас, Алина, поверьте мне!
А. Что за чушь вы несете? У вас есть расписание, и никто не дал вам права нарушать его. Отключайтесь.
Б. Алина, сжальтесь надо мной! Скажите, что вы больше не сердитесь. У нас всего две минуты. Ведь когда еще нам удастся поговорить... Я и так пустился на авантюру.
А. Придет время - тогда и поговорим. Я не тороплюсь.
Б. Когда это будет? Ну хоть напишите мне, Алиночка! Ведь я люблю вас, только вас одну. Без вас мне и жизнь не мила.
А. Я уже слышала это.
Б. Но теперь я стал совсем другим, мне теперь можно верить. Того шалопая, который посмел вас обидеть, давно уже нет. На днях меня сам Марэн похвалил, честное слово!
А. Слушайте, милостивый государь, кем бы вы ни были - давайте прекратим пока разговор. Иначе и мне влетит, и вам, наверно, не поздоровится. Освобождайте волну. Прощайте. Или... до свидания, если вам это больше нравится.
Б. О да, это мне нравится гораздо больше! До свидания, Алина!»
Марэн прочел листок дважды. В первый раз лицо его было внимательным и серьезным, при втором чтении он все время посмеивался.
- Забавно, - сказал он, возвращая листок Максиму.
- Только-то?
- Вам этого мало? А я так очень ценю юмор. Бенвенутто читал это ваше сочинение... простите, эту вашу реконструкцию?
- Читал.
- И не признается, говорите? Но хоть смеялся, по крайней мере? Или ругался?
- И то, и другое. Профессор, если всех этих доказательств вам еще мало, то ведь есть и другие. Во-первых, легко убедиться в том, что это голос Алины. А во-вторых, они могут врать мне, но перед вами-то они не посмеют отпираться.
- Нет уж, увольте, такого следствия я проводить не буду. Любовь надо уважать.
- А науку, профессор? А знание?
- Вот мы и подошли, Максим, к самому главному. При нынешнем положении вещей, каким бы странным, каким бы необъяснимым ни был тот разговор, мы можем вскоре повторить эксперимент. Я уже зондировал почву... А если принять вашу версию? Да нам тогда и через пять лет ничего не добиться!.. Не говоря уж о том, как пострадал бы в этом случае Бенвенутто, чего вы, я полагаю, вовсе не желаете.
- Конечно, нет!
- Ни вы, ни я. Ни Алина.
- Вы думаете, что она все еще любит его?
- Не сомневаюсь. Вглядитесь в вашу реконструкцию - допустим на минутку, что она соответствует действительности. Во-первых, Алина вовсе не отказывается выслушать его, поговорить с ним, напротив, она фактически обещает ему поговорить, «когда придет время». Так? Во-вторых, стараясь вначале быть суровой, она уже через несколько фраз невольно смягчается, она говорит, что «уже слышала» его объяснения в любви, но вовсе не утверждает, что они ей не нужны, безразличны. Все время подчеркивая, что разговор следует прекратить, чтобы не нарушать правил космической связи, она отклоняет не столько объяснения в любви, сколько условия, в которых они делаются. Так? В-третьих, она проговаривается, а может быть, и нарочно дает понять, что думает не только о себе, но и о нем заботится, опасается, что ему «не поздоровится». Так? В-четвертых, она - уже по собственной инициативе - заменяет жесткое «прощайте» на обнадеживающее «до свидания». Так? А вспомните, Максим, тон, каким это «до свидания» было произнесено!
- Как жаль, что Бен не слышит вашего анализа!
- Что ж, передайте ему. Впрочем, скорее всего, он и сам это почувствовал... Но знаете, Максим, мне этот анализ тоже кое в чем помог.
- В чем?
- Отвлечемся от вашей гипотезы. Представим себе, что я действительно говорил с дальним космосом. Отнесем все слова дежурной о расписании на счет какой-либо из случайностей, коим несть числа в нашей жизни. Мало ли какие возможны недоразумения. Не исключено, например, что у Земли есть во Вселенной какая-то тезка. Вернее даже - какой-то двойник, чуть раньше нас вошедший в Контакт с этой станцией и уже включенный в расписание. А? И тогда, как мы с вами только что увидели, слова моей загадочной собеседницы можно считать совсем не такими уж казенными и жесткими, какими они казались мне до сих пор!
- Я не могу понять, профессор, когда вы говорите серьезно, а когда шутите.
- Да? А разве существует что-либо более серьезное, чем шутка?..
- Вы... Вы всерьез это говорите?
- Что вы, Максим, конечно же, я шучу. Если мысль действительно серьезна, она не боится шутливого наряда... Но вернемся к Алине. Есть еще один признак того, что Бенвенутто ей не безразличен. Ради себя самой ей не надо было отрицать этот разговор; она вела себя безукоризненно, все время отстаивала, так сказать, служебную дисциплину. Следовательно, она берет грех на душу только ради него.
- Мне просто не терпится растолковать все это Бену!
- Попутно потолкуйте с ним еще и вот о чем. Не согласится ли он завтра же отправиться в командировку на Луну? Так, примерно, на месячишко? Дел там накопилось порядочно. Кстати, пусть бы он выяснил у Алины, не хочет ли она перевестись обратно на Землю. По-моему, ей уже пора в аспирантуру.
- Бен хоть сегодня полетит, можно даже и не спрашивать! Профессор, вы, правда, готовы все это сделать?
- А почему же нет? Если речь идет о любви... Вы ведь сами высказали предположение, что я еще не забыл значения этого слова.
Звезда, 1981, № 8, С. 50 -56.
В. Кузьмин
Sept. 2001
Проект «Старая фантастика»
http://sf.nm.ru
| [X] |