Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                          Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                        Рассказы

АУДИЕНЦИЯ

СПУТНИК-БАРАХОЛКА

НИКОГДА НЕ ПЛАЧУЩИЙ ГЛАЗ

ОБЛАКА НЕЖНЕЕ, ЧЕМ ДЫХАНЬЕ

                            Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                          Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                                АУДИЕНЦИЯ

     - Но ты же меня знаешь, Марсель, - сказал  я  дежурному  гренадеру  и

стряхнул с туфель пыль. Солдат не желал меня слушать; Марсель  никогда  не

хотел меня узнавать, если стоял, одетый  в  свою  униформу,  у  дворцового

подъезда. Он лишь коротко буркнул: "Документы", и тотчас снова плотно сжал

губы и  сощурил  глаза,  последнее  он  сделал  из-за  солнца.  Ничего  не

поделаешь - я покорно полез в  свой  портфель,  вытащил  маленькую  желтую

карточку и поднес  ее  к  самому  носу  несговорчивого  стажа.  Он  достал

компостер и выбыбил на тонком картоне дату.

     - Проходите.

     Я прошел через ворота к пропусктному пункту, быстро смахнув по дороге

пот со лба. Усатый писарь в серой накидке  молча  протянул  руку  за  моим

удовстоверением и преписал к себе в книгу несколько столдбцов  шифрованных

каракулей. Теперь я мог идти дальше.

     Дорога была отмечена длинными  белыми  стрелками  и  вела  наверх,  в

бельэтаж,  по  лестнице,  на  перилах  которой  примостились  ангелочки  с

серьезными физиономиями. Я вошел в канцелярияю бельэтажа. Человек в ливрее

как  раз  разбирал  большую  гору  полоосатых  зелоено-голубых  бланков  с

отказами. Я кашлянул. Он медленно поднял глаза,  проворчал  что-то  вроде:

"Вот, мешают работать", и начал разбирать следующую кучу. Лишь после того,

как паследний бланк был в десятый раз превернут с одной стороны на другую,

чиновник сказал, обращаясь ко мне:

     - Удостоверение А. Контрольная карта. И контрольный талон.

     Я оторвал первый талон и протянул ему через стол.  Он  бросил  его  в

пыльный архивный ящик, затем перелистал удостоверение и со  скорбной  мной

вернул его мне. Видимо, оно было в полном порядке.

     - Комната 75-С, по правой стороне, за дворцовой лестницей Дельта.

     Я удивленно посмотрел на него.

     - Реорганизаовали, - нехотя пояснил он. Я осторожно  закрыл  дверь  и

тяжело зашагал направо по массивным,  багряного  цвета,  каменным  плитам,

блестевшим на солнце. Эта  реорганизация  убила  последние  остатки  моего

радостного летнего настроения.  Было  и  так  достаточно  трудно  находить

дорогу,  путь  предстоял  длинный-длинный.   Кто   знает,   дойду   ли   я

когда-нибудь... И попаду ли на аудиенцию вовремя... А ведь попасть туда  я

должен всенепремено.

     В комнате 75-С обитала бумажная душонка - сморщенный человек, который

раньше всегда стоял у канцелярского шкафа в кабинете 0-23  Альфа.  Сегодня

он сам выдавал бланки: ходатайство об изготовлении документа, разрешающего

выход в аудиенц-зал, бумага,  подтверждающая  обоснованность  ходатайства,

контрольный запрос общего вида. И пять карточек  с  трехзначными  номерами

очередей в следующие кабинеты. Да  еще  секретный  информационный  листок,

который следовало уничтожить сразу после прочтения, - в нем  сообщалось  о

результатах реорганизации ни теретьем этаже. Надо надеяться, я там никодга

не окажусь! Мне было бы интерснее  узнать,  какие  перемены  произошли  на

первом этаже. Ведь здесь находились важные информационные  бюро,  а  также

выходы и входы. Сведения о них держались в строгом секрете.

     Я подошел к комнате с табличкой  "Рефракторская  R-К",  постучался  и

предстал перед дежурным рефрактором. Держа в руке секундомер,  он  покачал

головой, так как я появился с опозданием:

     - Десять секунд!

     За его спиной из ствола пневмопочты  со  щелчком  упала  капсула.  Он

осторожно открыл ее - иногда туда попадали мыши - и сказал мне:

     - Так. Вы должны еще раз сходить в  75-С,  у  вас  не  хватает  марки

допуска в помещение.

     Я помчался назад, мимо гренадера, стоявшего  по-прежнему  неподвижно,

как  колонна.  Ведь  могли  бы  послать  марку  мне  вдогонку  в   капсуле

пневмомочты, да где уж там - почта, видите ли,  предназначена  только  для

так называемых внутриведомственных служебных сообщений. Наконец, я получил

марку и снова бросился к рефрактору, на сей раз он сказал:

     -  Неплохо,  всего  семьдесят  три  секунды,  -  и  поставил  мне   в

сопроводительный лист временный штемпель: через десять минут оттиск станет

снова невидимым, и если за этот срок я не пройду следующую  инстанцию,  то

останусь с носом.

     Теперь - через двойной  контроль,  где  я  смог  сдать  сразу  четыре

бумаги. Потом - в зал регистрации. Пять придирчивых регистраторш проверяли

и перепроверяли, на самом ли деле у меня порядковый номер 370,  и  подошла

ли уже моя очередь. Очередь моя подошла. Меньших номеров просто  не  было.

Конечно, такое вполне могло произойти - после реорганизации они  начали  с

больших номеров. Дамочки проворно обследовали содержимое  моего  портфеля,

потом осмотрели мои зубы и сравнили  их  с  приведенным  в  идентификаторе

описанием характерых особенностей  моего  прикуса.  По  своей  собственной

инициативе они надавали  мне  советов,  как  избежать  дилинных  дворцовых

переходов, ловко сокращая путь и съезжая по  лестничным  перилам  метровой

ширины. Я поблагодарил, кивнув им несколько  отливавших  золотом  муадоров

[игра  слов:  mjidjr  образовано  по  аналогии   с   louisdor   (старинная

французская монета с изображением короля Людовика, букв.  "золотой  Луи"),

moi - Я (франц.)], и вновь углубился в свой маршрут.

     Я быстро нашел первый боковой ход и испугался. Он был покрыт чуть  ли

не двухсантиметровым слоем  пыли,  который  нарушали  лишь  редкие  следы.

Видимо,  уборщицам  не  отдавали  распоряжения  привести  в  порядок  этот

коридор, так как в официальных планах  он  не  значился.  "Слава  богу,  -

подумал я, - что мне больше не приходится жить в этом балагане".

     Сокращая путь, я  прошел,  оставаясь  незамеченным,  мимо  стражника,

охранявшего лестницу Q Бета. Что ж, все не так уж плохо, предназначавшийся

для него контрольный талон я просто сунул в карман своих брюк.  Отсутствие

этой бумажки заметят не раньше следующей  ревизии.  А  она  будет  еще  не

скоро. Быть  может,  за  это  время  меня  больше  вообще  не  вызовут  на

аудиенцию.

     В комнате 3-CD меня  ждал  неприятный  сюрприз:  дополнение  к  плану

следования теребовало, чтобы я вернулся в зал регистрации. Оттуда я не мог

пойти ни в какой другой кабинет, кроме 3-CD - я попал  в  замкнутый  цикл.

Черт бы побрал эти временные реорганизации! Только все  наладится,  только

исчезнут все накладки, связанные  с  предыдущей  реорганизацией,  как  уже

проводят следующую. Если я останусь в этом цикле, то никогда  не  достигну

своей цели.

     Я порылся в своих бумагах и, присев  не  корточки  в  углу  коридора,

принялся чертить и считать на пыльном полу, я изобразил лабиринт дворцовых

переходов - так, как подсказывала  мне  память  -  и  обозначил  маршруты,

предписанные в сопроводительном листе, плане  следования  и  дополнении  к

плану следования.  Примерно  четыре  цикла  и  две  тупиковые  канцелярии,

посещение которых не сулило ничего, кроме  перспективы  быть  вышвырнутыми

через окно! А я уже и так опаздывал! Тут ничто не могло помочь.  Я  должен

был  пренебречь  предписаниями,  правилами  и  дворцовыми   порядками   и,

используя окольные пути,  ужом  проскользнуть  через  канцелярские  дебри.

Только бы меня не застукали!

     С этой минуты я  игнорировал  все  указания,  определявшие,  в  какую

седующую комнату мне полагается идти. Охотнее всего я обошел  бы  стороной

все медицинское отделение, но эти медики всегда были  так  бдительны,  они

натравили бы на меня охрану  и  навыдумывали  бы  кучу  гнусных  придирок.

"Белые халаты" отобрали у меня прививочный паспорт вместе с антирабической

маркой и пересчитали все мои оспинки. Затем они проставили мне в  суточный

аттестат латинскиеп незвания каких-то болезней.

     Беспрепятственно преодолев 00, 01 и 10,  я  почувствовал  облегчение,

портфель мой "похудел". Скоро я буду у цели  -  самое  время!  Королевская

аудиенция начиналась уже через двадцать минут. Только я собрался  обогнуть

угол, украшенный искусной разьбой, как услышал там, впереди, легкий шорох.

     - Ну, что ты, Люлетта! - раздались слова.

     - Да не здесь же.

     Высокий насмешливый голос ответил:

     - Из-за гвардейца? Да ведь он не может двинуться с места. Ну, хочешь,

я надвину ему шлем на башку?

     Снова шуршание, и через некоторое время:

     - Да, ковер здесь особенно мягкий... А тут на  самом  деле  никто  не

ходит?

     Из соображений осторожности я повернул назад.

     Потом я пробирался через  другой  переход,  который  освещала  тысяча

свечей и их зеркальных отражений.  И  хотя  все  так  сверкало,  я  ощущал

леденящий страх перед аудиенцией. Кто мог  знать,  как  она  пройдет...  И

все-таки я должен туда идти. И побыстрее.

     В  CLG-1  меня  поджидал  суровый  оберкамермейстер.  Взамен   стопки

карточек, скрепленных шнуром, он вручил мне большой  рулон  документов,  в

которых я около пятнадцати раз вывел свое имя.

     - Вы должны  переодеться,  -  пробурчал  он.  -  Обычный  камзол  для

аудиенций. Сегодня - форма К с аксессуарами. Поживей!

     Я схватил костюм и рванул через три  двери,  как  спринтер.  Потом  я

стоял перед личным костюмером. Он недовольно покачивал накладными буклями.

     - Вот что, я бы на вашем месте  постарался  не  потеть.  Ну,  что  за

вид... Ладно, уж как-нибудь запудрим.

     Я быстро разделся, и меня облачили в сложный, неудобный  костюм.  Под

мышками кололись булавки - их было в избытке.  Костюмер  обильно  напудрил

мое лицо и нахлобучил мне на голову длинный, тяжелый и жаркий  каракулевый

парик. Затем он отступил на три шага, оценивающе оглядел меня и  сказал  с

удовлетворением:

     - Недурно. Только, чур, больше ничего не портить.

     То же самое пришлось выслушать и в третьей  приемной,  где  в  реестр

внесли соответствующие отметки, и, кроме  того,  поместили  вырезанный  из

черной бумаги силуэт. Еще немного - и все инстанции  будут  позади.  Парик

давил так, словно его подкладка была сделана  из  кирпича.  Я  с  завистью

поглядывал на легкий металлический  шлем  командира  мушкетеров.  Из  моих

бумаг, добытых с таким трудом, служивый скручивал фитиль для того,  что-бы

зажечь свою вонючую трубку. Собственно говоря, теперь уже ничего не  могло

случиться.

     Я прошествовал - двигаться  менее  величественно  в  своем  пурпурном

одеянии я просто не мог - в последнюю приемную, великолепно  обставленную,

но заваленную документами и бланками, эту  приемную  я  называл  про  себя

"чистилищем".

     - Ну, как, благополучно прошли? - осклабился, увидев меня,  начальник

службы контроля.

     Отдавая ему  свои  бумаги,  я  был  учтив  настолько,  насколько  мне

позволял этот дурацкий костюм. Он проверял их с  наслаждением,  просмотрел

на свет, отметил галочкой шифр, который было невозможно подделать. На моем

лбу начал  собираться  пот,  а  драгоценное  время  уносилось,  минута  за

минутой. Потом он поднял голову и посмотрел на меня:

     - Однако, в копии еще не хватает отпечатка большого пальца короля...

     Пол начал уходить у меня из-под ног - теперь, когда я  так  близок  к

цели... Как же мне быть... Я собрался с духом, взял,  не  долго  думая,  у

него из рук копию,  произнес  как  можно  равнодушнее:  "Ах,  позвольте-ка

взглянуть...", и, отдавая ее назад, надавил подушечкой  пальца  на  пустое

место. НСК с видом знатока еще раз осмотрел бумагу, проворчал: "Хм,  такой

слабый и размытый отпечаток...", и отметил в своем списке последний пункт.

Я мог отправляться на аудиенцию. Медленно, с гордо поднятой головой, как и

подобает  победителю,  я   вошел   в   открывшиеся   двери   аудиенц-зала.

Церемониймейстер взял из моей руки пурпурную карточку  с  белыми  лилиями,

взглянул на меня и ударил своим жезлом в блестящий мраморный пол.

     - Messiers, dames. Le Roi! [Господа, дамы. Король!] Король пришел.

     - Ну, наконец-то! - раздалось из толпы.

                            Анжела ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                          Карл-Хайнц ШТЕЙНМЮЛЛЕР

                            СПУТНИК-БАРАХОЛКА

     Как ты считаешь, Спутник-Барахолка вблизи Толимана - это не  выдумка?

Тебе не кажется, что это просто небылица из числа тех диковинных  историй,

которые сочиняют сами космонавты во время своих длительных, порой  слишком

длительных, перелетов, когда вся  бортовая  библиотека  уже  прочитана,  а

отношения в экипаже, оторванном от остального мира,  начинают  приобретать

враждебный характер?

     Кемени, астронавт с бесконечно далекой Земли, чувствовал  под  своими

ногами твердь terra incognita, но сомнения все не  оставляли  его.  Кемени

был один,  потому  что  друзьям  вдруг  понадобилось  непременно  еще  раз

проверить  аварийное  снаряжение,  написать  письма  или  поспать.  В  его

распоряжении оставалось пять часов, пока корабль  заправлялся  топливом  -

пять часов до старта. Впрочем, этого  короткого  промежутка  времени  было

вполне достаточно для того, чтобы раздобыть какой-нибудь умопомрачительный

сувенир,  космический  подарок,  котрый  призведет  впечатление  на  любую

девушку:  "Нет,  такую  вещицу  не  купишь  ни  в  одном  ротеле,  это   я

собственноручно приобрел на Спутнике-Барахолке, когда никто  не  отважился

меня сопровождать!"

     Маленький   -   каких-нибудь   сто   километров    в    диаметре    -

Спутник-Барахолка  обладал  хорошим  искусственным  климатом,  воздух  его

напалняли запахи раскаленных  камней,  отрботанного  ракетного  топлива  и

какие-то  необычные  ароматы,   доносившиеся   из   "торговых   джунглей",

образованных множеством яркоокрашенных ларьков. Одетый в прочный  скафандр

с покачивавшимся сбоку шлемом и вооруженный лазером,  которым  можно  было

воспользоваться в любую минуту,  Кемени  ступал  неуверенно,  пошатывался,

несмотря на искусственно увеличенную грвитацию; он покинул  защитное  поле

корабля, включенное на полную моощность, и, окончательно уступив соблазну,

забыв все предостережения  относительно  "жизни  и  кошелька",  решительно

устремился вглубь ярмарочной сутолоки, от которой у  него,  с  непривычки,

зарябило в глазах.

     Призывно  махали   своими   облезлыми   манипуляторами   инопланетные

торговцы. "Сюда, сюда, входи смелей!" - ревели, шипели  и  кудахтали  они.

"Ко мне, ко мне, смелей!" - манили  когтистые  лапы,  присоски,  щупальца.

"Здесь у меня собраны все чудеса Вселенной! Оригинально и  недорого!  Все,

что будет угодно душе землянина, что придется по вкусу аркнурианцу  и  что

может  взволновать  ум  ригелианина!  Желание  любого  космического  гостя

осуществится!"

     В  лучах  восходящего   красного   Толимана   сверкали   полированные

металлические поверхности, стекло искрилось, переливались  всеми  цеветами

радуги фасеточные глаза каких-то существ; повсюду раздавались восторженные

возгласы на многочисленных языках Галактики: можно было услышать воркующую

и свистящую, грассирующую и шипящую речь, одни  громко  расхваливали  свой

товар, другие робко торговались с продавцами;  Кемени  был  ослеплен  всем

этим блеском и  оглушен  многоголосым  рокотом  толпы,  которая  вскоре  и

поглотила его.

     Обладатели лаковых хитиновых пнцирей защитного цвета, с краями, более

твердыми, чем скафандры, теснили  землянина  и  дрожащих  моллюскоподобных

существ, у которых под тончайшей оболочкой пульсировала фиолетовая  кровь;

поток праздной публики увлекал Кемени все дальше в лабиринт,  образованный

множеством алюминиевых  ларьков,  лепившихся  друг  к  другу,  обшарпанных

пластиковых палаток, стеклянных конусов, покрытых  слоем  грязи;  на  фоне

черного  неба  возвышались  целые  пирамиды  всякого  внеземного  добра  и

космических редкостей; в этом удивительном лабиринте бурлила жизнь в самых

разных своих формах: кремниевой, сверхтекучей и белковой.

     И вот, прежде чем Кемени успел сообразить, как все это получилось, он

уже стоял, держа в руке какой-то тяжелый, словно бы платиновый, предмет  -

это был мертвый жук с толстым брюшком, притупившимися фиолетовыми шипами и

очень странной головой,  удивительно  похожей  на  челвеческую.  Продавцом

оказался резиновый  субъект,  все  четыре  его  руки,  лишенные  суставов,

вертелись, точно крылья ветряной мельницы - за их движениями  было  трудно

уследить. Он поднял тонкую трубку-пылесос и очистил  от  замельтешившей  в

воздухе  серой  пыли  жука,  который  был   настолько   тяжелее   обычного

насекомого, что это просто не укладывалось  в  голове.  Безротый  торговец

таратоорил без умолку, издавая звуки с помощью  дрожащей  мембраны  -  она

находилась у него там, где у человека - нос. Наконец Кемени нашупал кнопку

коммуникатора, и аппарат начал  переводить  поток  слов:  "...давным-давно

планета раскололась на множество солнц, понимаете? Это -  идол,  последнее

божество планеты, которая теперь уже не существует".

     Кемени почудилось, что идол, внезапно окрасившийся  в  розовый  цвет,

злорадно смотрит на него сквозь сомкнутые черные веки. А торговец, заломив

для большей убедительности  две  пары  своих  натруженных,  шершавых  рук,

продолжал: "Талисман, настоящий, очень хороший талисман,  приносит  всякие

напасти, болезни, несчастья, катастрофы, уж будьте  уверены.  Прежний  его

владелец, господин из Крабовидной туманности, сгинул в черной дыре.  Порча

и Уничтожение гарантируются!.."

     Астронавт Кемени засмеялся и провел рукой по стертым верхушкам шипов,

послышалось легкое электрическое потрескивание. Разве смог бы  идол,  даже

по чистой случайности, уцелеть в результате этой уникальной катастрофы? Да

и кто купил бы талисман, приносящий неудачи? Добровольно заплатить за свое

собственное несчастье?..

     "...но  не  для  вас,  косподин  командир.   В   подарок   знакомому,

начальнику, сослуживцу, другу... И совсем недорого!"

     Ни слова не говоря,  Кемени  положил  зловещий  талисман  в  одну  из

подрагивавших рук торговца. Такой товар просто-напросто никто не  купит  -

не в этом ли и заключается невезение продавца, на которое обрек его идол?

     Напиравшая толпа стиснула Кемени и  потащила  его  дальше,  мимо  гор

всевозможного товара: там были  лохматые  шкуры  и  пятнистоголубые  меха,

приколотые к плюшевым лоскутам знаки отличия,  которые  полагалось  носить

астронавтам межзвездных  космических  линий,  ткани,  покрытые  узорами  с

бледным  ультрафиолетовым  свечением  или  излучавшие  такое  сияние,  что

захватывало  дух,  ткани  потертые  и  совсем   новые,   с   изображениями

мифологических сюжетов, не  поддающихся  толкованию.  Тут  же  можно  было

увидеть реликты далекой земной культуры и легкий,  как  перышко,  летающий

серф, в его нижней части  находились  тончайшие  металлические  пластинки,

надежно защищенные прочной пленкой.

     Кемени усмехнулся не без злорадства, вспомнив своих  друзей,  которые

поддались необъяснимому страху и вычеркнули для себя  самый  замечательный

эпизод этого космического путешествия. Тяжело дыша,  приближался  великан,

превосходивший всех своим ростом, он громко  скрежетал  стальным  наружным

скелетом,  поддерживавшим  его  тяжелое  тело  и  мощные,  с  перетяжками,

конечности. На студенистой  дорожке,  которую  он  оставлял  позади  себя,

скользили и падали более мелкие существа, при этом они  вопили  фальцетом,

переходя временами на ультразвук. Что могло заставить великана  подвергать

свой организм такому напряжению - слишком сильному воздействию гравитации?

В прозрачном мешке, который он набросил (а, может, она набросила, или  оно

набросило) на телескопообразный отросток,  красовавшийся  на  его  голове,

барахталась  крошечная  интеллектронная  игрушка   -   малютка   старалась

выкарабкаться по скользкой пластиковаой стенке наружу и улизнуть.

     Внезапно  Кемени  почувствовал,  что  кто-то  обхватил  его  сзади  и

приподнял  над  землей:  щупальца,  похожие  на  извивающихся   гигантских

дождевых червей, так стиснули ему грудную  клетку,  что  он  не  мог  даже

сделать вдоха.

     "Стоишь тут на дороге, растяпа, мешаешь заниматься делом!" И в ту  же

минуту они отшвырнули его прочь, как котенка. Кемени упал на кучу  камней,

которые сразу пришли в движение,  заскользили,  покатились.  Пока  Кемени,

чертыхаясь, едва шевелил от боли руками и ногами, космические  хулиганы  с

громким  устрашающим   ревом   скрылись   из   виду.   Упрекая   себя   за

неосторожность, Кемени внимательно осмотрел царапины на своем скафандре.

     Стоявший в зените Толиман заливал ярким светом минералы, выставленные

для продажи, взору открывались целые горы образцов: камни  с  антрацитовым

блеском, серые, прозрачные, пестрые - пусть без названий и  классификации,

зато  настоящие,  натуральные.  Что  еще?  Еше  продавались  метеориты   с

пузырчатой поверхностью - эти  космические  странники  попали  сюда,  если

верить асторономической справке на ярлыке, из самих Магеллановых  облаков.

В  совершенном  беспорядке  располагались  вакуумные  колпаки  размером  с

ладонь, под ними, в  ауре  укрощенных  полей,  мерцали  крошечные  частицы

антивещества.   Интересно,   произойдет    ли    что-нибудь,    если    от

Спутника-Барахолки,  который  и  так  не  выделяется  величиной,  отколоть

кусочек и поместить под такой колпак?.. Но дороже  всего  ценились  камни,

имевшие  свою  историю   -   оправой   им   служила   ракетная   сталь   с

выгравированными  на  ней   сведениями:   координаты   находки,   возраст,

химический состав, название погибшего корабля.

     Обтянутая сеткой медуза рядом с Кемени  злобно  прогудела  на  низких

частотах: "Хлам, хлам!" - и, тщетно пытаясь  найти  что-нибудь  съедобное,

зарылась  в  землю  между  кварцевой  глыбой  и  окаменевшими   солнечными

протуберанцами. Кемени услышал, как что-то тихонько  хрустнуло.  Тончайшие

трещины прорезали  сосуд  с  антивещством.  Кемени  испуганно  вскочил  и,

спотыкаясь,   бросился   прочь,   охваченный    леденящим    предчувствием

всесокрушающего взрыва.

     Путь ему преградили металлические емкости, похожие  на  кастрюльки  и

кружки,  в  их  доннышках  было  множество  отверстий,   расположенных   в

определенном порядке. Кемени взял  пару  необычных  предметов,  взвесил  в

ладонях. Может быть, это решетки для  аммиачных  скважин  на  замороженных

планетах? Или модные  украшения  стародавних  времен?  А,  может,  корпуса

микроволновых генераторов?.. Грубые змеевидные щупальца, в каждом движении

чувствовалась угроза, вырвали из рук Кемени загадочные  сосуды.  В  голове

астронавта  успела  мелькнуть  еще  одна  версия:  "Обувь  для  ходьбы  на

присосках?" Затем, чтобы чувствовать себя уверенней, он  протянул  руку  к

своему лазеру и остолбенел: оружия на поясе не было. Кемени вдруг  осознал

свою   беспомощность,   беззащитность,   Почувствовал   себя    заложником

неистово-алчных  торговцев.  Раздобыть  бы   только   сувенир,   наглядное

доказательство смелости, а потом - назад, сразу же назад, и не глазеть  по

сторонам!

     Длинными  рядами  стояли  пузатые   бутылки,   стеклянные   цилиндры,

демонстрационные  сосуды,  наполненные  опалесцирующими   жидкостями,   от

которых подномался пар. От этих испарений в носу у землянина  защипало.  В

сосудах с жидкостью безжизненно плавали  существа,  являвшие  собой  целую

коллекцию монстров: многоножки, которые, тем не менее, не были  насекомыми

- они вздрагивали при каждом ударе по стеклянной стенке, покрытой  слизью,

черви василькового цвета, у которых головная  часть  оканчивалась  нежным,

как у орхидеи, бутоном, зародыши кремниевых существ, расколотые,  несмотря

на их твердость. Как обрадовался Кемени, не  обнаружив  в  этой  коллекции

ничего, что могло принадлежать человеку! По всей видимости, чудовища чужих

миров  сами  законсервировали  себе  подобных,  поместив  их  в  банки   с

формалином, желе, смолами. Здесь  было  все,  начиная  с  микроскопических

одноклеточных и  кончая  метровой  безглазой  головой  ящера  -  обитателя

царства тьмы. У некоторых "экспонатов"  в  спине  так  и  осталось  ржавое

острие   стрелы,   или   заяла   между   выпученными   глазами   рана   со

свежезапекшимися краями - результат поражения лазером.

     Кемени, теснимый толпой все дальше,  вдруг  заметил,  что  бредет  по

осколкам. Они, по большей части,  были  такими  мелкими  и  твердыми,  что

тяжелый ботинок скафандра не мог  их  раздавить.  От  кричневых  лужиц,  в

которых лежали осколки, исходил запах меда. Что это было -  отходы,  шлаки

или останки какого-нибудь несчастного, растоптанного толпой зевак?

     Кемени взглянул на ручной хронометр: пять часов уже  не  исходе.  Как

быстро они пролетели! И каждый из них был как предостережение, как  призыв

немедленно вернуться на корабль. Вот только последний раз попытать счастья

- может, в той куче  приборов  найдется  какая-нибудь  стоящая  вещица  по

доступной цене. Там были свалены изношенные  тела  отслуживших  свой  срок

роботов,  ондроидов  и  их  референтов,  пустые  выпотрошенные  коробки  и

промасленное разнооцветное содержимое этих коробок. Среди прочего валялась

искореженная  сталь,   покрытая   копотью,   обрывки   кабеля.   Настырные

радиолюбители торговались из-за устаревшей микроэлектроники, взвешивали  в

своих  длиннопалых  когтистых  лапах,  покрытых  шерстью,  мешки,  набитые

микросхемами, и  золотые  электроды  для  контактов,  вживляемые  в  мозг,

принюхивались  к  керамическим  панелям,   украдкой   вытирали   о   шкуру

зазевавшегося соседа фасетные счетчики Гейгера  и  фотоэлементы,  а  затем

испытывали их в потоке  радиоактивного  излучения,  на  свету  и  в  тени.

Танцующие цветные полосы "маркизы", трепетавшие на  ветру,  опускались  на

щебенку, вылезшую из  щелей  между  прессованными  плитами,  и  на  головы

мохнатых покупателей, которые азартно  торговались,  брызгая  слюной.  Для

тебя здесь нет места, охотник за сувенирами!

     На небе стоял ярко-красный Толиман; чтобы вернуться назад, нужно было

идти ему навстречу. Кемени плотно сомкнул веки, и  на  него  сразу  начали

надвигаться неясные видения, возникавшие  на  фоне  причудливых  очертаний

торговых палаток и нагромождений товара. Ветерок доносил запахи съестного,

струйки дыма, кружась, поднимались к небу, усыпанному  звездами.  Разумные

существа, начиная с коацеватных форм и кончая более сложными  организмами,

питали явное  пристрастие  к  жареному  мясу  и  острым  приправам.  Какой

коктейль ароматов был разлит в воздухе - просто текли слюнки, за все  годы

путешествия на корабле никогда так  приятно  не  пахло  пряностями.  Потом

Кемени окутали тяжелые испарения, и его затошнило от  обилия  разделанного

мяса, издававшего приторный запах. Астронавт стал  быстрее  протискиваться

вперед,  то  и   дело   натыкаясь   на   чьи-то   многосуставчатые   лапы,

переливавшиеся  всеми  оттенками  зеленого,  упираясь  в  широкие   спины,

покрытые несколькими слоями больших  пальмовых  листьев;  он  проскользнул

мимо согбенных гигантов, прижимаясь к металлическим пластинкам, защищавшим

их  бедра.  Кемени  стало  жарко  в  скафандре,  хотя  система  охлаждения

по-прежнему функционировала. В воздух поднялась  какая-то  тень  и,  точно

стрекоза, принялась кружить на фоне сияющего диска главного  светила,  при

этом она гудела с подвыванием,  а  коммуникатор  пререводил,  запинаясь  и

спотыкаясь: "Сюда, землянин, сюда, вещицы  лучше  и  замечательнее  ты  не

найдешь нигде!"

     Кемени нерешительно приблизился, странное насекомое  с  пронзительным

криком спикировало на землю,  уселось,  сложив  своои  огоромного  размаха

крылья,  пронизанные  кровеносными   сосудами.   Перед   ним   аккуратными

пирамидами были разложены серебристые шарики: самые маленькие - размером с

булавочную головку, самые большие - с бильярдный шар. Они переливались  на

свету и в тени, словно живые жемчужины со звезды Денеб.

     Крылатое  существо  с  голубым  туловищем  острожно,   почти   нежно,

подхватило один шарик острыми краями  челюстей  и  загудело:  "Универсумы!

Микрокосмы! Каждый шар - это целый мир, законченное древнейшее мироздание,

отдельная вселенная, уйма  метагалактик,  есть  черные  дыры,  коллапсары,

поглотившие  свои  физические  поля,  реликты,  которе,  возможно,   имеют

отношение к образованию нашей собственной Вселенной и которые остались  не

втянутыми в водоворот эволюции.  Другие  миры,  у  которых,  видимо,  свои

законы, свои пространственно-временные отношения!"

     Погруженный в свои мысли Кемени взял шарик не с того места,  иерархия

микрокосмов нарушилась, они покатились вниз и в стороны, попадая  в  едкие

лужи, оставленные неряшливыми обитателями планет с  метановой  атмосферой,

тяжеловесные арктурианцы с хрустом опускали на них гранитные  плиты  своих

подошв. В то время как Кемени все еще стоял в оцепенении, насекомое быстро

собрало все свое добро, при этом сегменты, из которых состояло  его  тело,

издали звонкий стрекчущий  звук.  Через  несколько  сеунд  пирамида  снова

стояла на месте как ни в чем не бывало.

     "Ну-ну, землянин, попробуй-ка их расплющить! Или возьми лучше  лазер!

Они неуязвимы, они бесконечно тверды. Эти миры так же сильны, как наш мир,

они населены существами  такими  же  разными,  как  я  и  ты,  живородящее

создание, дышащее воздухом!"

     Кемени вздохнул: время поджимало, где-то там, за ларьками,  вдали  от

шума, от всех этих диковин, стоял готовый к старту корабль.

     "Рассмотри их внимательно, землянин, иногда поод блестящей  оболочкой

появляется глаз - глаз, который смотрит в твои глаза. Ведь наша  Вселенная

для них - это серебристый шарик, излучающий странное мерцание - и не более

того."

     Кемени с удивлением услышал свой собственный голос - он  спрашивал  о

цене, цене целого мира, наполненного светом и звездами,  пылью,  пустотой.

Быстро были разменяны самоотсчитывающиеся деньги-жетоны. Кемени хотел было

уже уйти, унося в ладони целый мир, но тут  подполз,  извиваясь,  какой-то

червь - на металлических кольцах,  опоясывавших  его  похожее  на  колбасу

тело, были выгравированы буквы. Извергая клубы  едкого  пара,  он  спросил

продавца: "Как, ты все еще пытаешься сбыть све потомство?"

     "Змея  врет!"  -  заверил  тот,  яростно  шевеля  усами.  "Это  миры,

настоящие миры, не  какая-нибудь  подделка!  Да  ты  сам  приторгоовываешь

мумиями своих предков, ты, кусок полипа!"

     Время  бежало,  и  Кемени  спешил,  он  судорожно   сжимал   в   руке

подоозрительный шарик, но был готов в любую  минуту  швырнуть  его,  точно

кусок горячего металла, в кучу поющих книг или в ворох  пластиковых  лент,

покрытых плесенью. Ноги болели, а от всех этих  звуков,  образов,  запахов

гудело в голве.

     "Что ж, - размышлял уже ощущавший  легкое  изнеможение  Кемени,  едва

обращая внимание на склад старых ракетных двигателей, - что ж, быть может,

на этом базаре, где есть все для всех, нашлась бы и для  тебя  родственная

душа: какая-нибудь земная девушка, оказавшаяся здесь из-за  романтического

каприза судьбы? Вообрази: "спящая  красавица"  в  капсуле  для  длительных

космических прелетов - и ее можно купить! Можно вырвать ее из мап чужаков,

можно спасти пленницу этих торгашей! Как было  бы  здорово,  если  бы  она

открыла глаза и  удивленно  спросила:  "Где  я?"  А  ты  смог  бы  ей  все

рассказать. На корабле,  конечно,  возникли  бы  проблемы:  друзья  и  так

питаются впроголодь. Но ты был бы категорически против того, чтобы девушку

снова погрузили в анабиоз. И ее признательность стала бы для тебя  дорогой

наградой."

     Как быстро летит время! А стартовая площадка еще не видна, и еще даже

не показались устремленные вверх высокие сигарообразные силуэты  кораблей.

Друзья подождут, конечно, подождут немного. Вот только встреча будет не из

приятных. Хоть бы эти грубые уроды не толкались так,  не  вклинивались  во

встречный поток пешеходов! А как бестолково  расположены  ларьки!  Неужели

торговцы не могли хотя  бы  здесь  или  там  поставить  указатели?  А  эти

молодчики с  неимоверно  твердыми  хитиновыми  локтями  -  от  каждого  их

прикосновения остаются синяки.

     Еще десять минут!

     Как  манят  к  себе   эти   постоянно   меняющиеся   пространственные

мини-лабиринты - игра для всех мыслящих существ от Беллатрикс до Альтаира!

Поддавшись импульсу, взявшему верх над  его  волей,  Кемени  и  сам  решил

поиграть, ему захотелось хоть на миг погрузиться в  атмосферу  игры  с  ее

запутанными правилами, скрытой сложностью  и  непредсказуемостью.  Однако,

все места были заняты: сумчатые грызуны, стиснув зубы, ловко  примостились

на корточках возле пофыркивавших головоногих - те  играли  как  одержитые,

шевеля всеми двенадцатью щупальцами. Игра была такой же суматошной, как  и

ее создатели, растениеподобные  существа  с  дюйм  ростом  -  они  шныряли

взад-вперед по изобретенным ими же самими лабиринтам,  подкарауливая  свою

жертву. Вот так игрушка - играть-то она с тообой играет, а  вот  отпускает

тебя только тогда, когда сама захочет!

     Обливаясь потом, Кемени рванулся прочь, последняя минута уже истекла,

но рева двигателей пока еще не было слышно, не видно было и клубов дыма от

стартующего корабля. Друзья ждут, они не бросят тебя на произвол судьбы.

     Кемени   снова   взглянул   на   Толиман,   чтобы    сориентироаться.

Темно-красный диск, покрытый вуалью облаков, стоял у самого  горизонта.  И

тут, астронавт Кемени, ты понял, понял, наконец: эта звезда сбила  тебя  с

толку - пока ты бродил все это время, она незаметно скользила по  небу,  и

вот уже около часа ты идешь не туда, куда надо, а в прямо  противоположном

направлении. Непростительная дилетантская ошибка!

     Отчаявшийся Кемени нащупал кнопку трансивера, которым был снабжен его

скафандр:  в  наушниках  стоял  сплошной  треск.   Эфир   был   переполнен

непривычными  дребезжащими  сигналами  и  резкими  звуками   настраиваемых

приборов. Назад, только назад!

     Он мчался, протискиваясь сквозь обступавшие  его  толпы  инопланетян,

спотыкался о валявшиеся повсюду ящики и  огромные  метровые  болты;  он  с

трудом переводил дыхание - заблудившийся человек, потерянный и одинокий.

     Как найти дорогу? Кемени стоял перед стеной, заставленной стеклянными

ящиками и пытался определить, куда ему  идти  -  налево  или  направо?  За

стеклом, в террариумах, а,  точнее,  в  планетариумах,  сателлитариумах  и

стеллариумах, сидели на корточках и  корчили  рожи  какие-то  существа:  у

одних был грязный мех, у других  -  гладкая  кожа,  у  третьих  -  тяжелые

хитиновые надкрылья, как у жуков. Некоторые пленники бегали  по  скользким

стенкам, но вырваться из неволи не могли. А здесь, снаружи, стоял  малютка

ростом с кулак, обладатель двух пар телескопообразных глаз; Кемени смотрел

на него, но не понимал смысла его действий:  маленькое  существо  снова  и

снова  чертило  тупыми  когтями   на   непроницаемой   стеклянной   стенке

прямоугольный треугольник и примыкающие к его сторонам квадраты.

     Кемени совершенно запутался; толпа, между тем, понесла его  влево,  и

он едва поспевал за "братьями по разуму", которые шли  и  шли  непрерывным

потоком.

     На  небе  уже  появилось  неоновое  "светило"   вытянутой   формы   -

своеобразный  спутник  Спутника-Барахолки,  эта  "луна"   заливала   своим

мертвенным  светом  горы  разбитых   панцирей   и   обветшавшие   сиденья,

предназначенные для существ с четырьмя ногами.

     И вот, наконец, на Кемени, все еще судорожно сжимавшего в руке  шарик

(яйцо или вселенную?), обрушился высокий звук, напоминавший голос  органа.

Этот всепроникающий вой издавали на старте космические  корабли,  далекие,

недосягаемые. Что толку было затыкать пальцами уши и до  боли  зажмуривать

глаза - звук был внутри Кемени, от него невозможно было избавиться.  Когда

Кемени снова вернулся в мир реальных предметов, озаренных светом  неоновых

ламп и огнями шаровых  молний,  он  увидел,  что  стоит  перед  сверкающим

водопадом, который образовывали тенты из дырчатой  солнцезацитной  пленки,

их охраняла прозрачная, как  стекло,  трехглавая  гидра,  заменявшая  собй

сразу троих продавцов. Вокруг Кемени заплясал хоровод снующих,  мелькающих

теней.

     Держись, держись, дилетант,  прилетят  другие  корабли  с  людьми  на

борту, ты сможешь вернуться, непременно сможешь!

     Кемени долго стоял неподвижно, провожая взглядом  быстро  удалявшуюся

огненную точку корабля. Наконец, она погасла. В прохладном воздухе  витали

загадочные ароматы.

     Даже  коммуникатор  не  уловил  скрипучие,  хриплые  голоса  существ,

которые за доли секунды решили судьбу Кемени: "Сто пятьдесят?  Ну  нет,  а

вот за сто двадцать этого человечка я бы купил."

АНГЕЛА И КАРЛХАЙНЦ ШТАЙНМЮЛЛЕР

НИКОГДА НЕ ПЛАЧУЩИЙ ГЛАЗ

    "Я буду владыкой над всеми существами,

созданными и сотворенными. Я есмь их

Солнце, их Свет и их Луна", -

воскликнул Семь-Арара.

"Пололь-Вух", священная книга майя

    Свет прикоснулся к предметам и преобразил их. Его отблеск лег на них

едва заметным следом золотистозеленых бета-лучей.  Летний ветер, сухой и

пыльный,  подул  в полуоткрытое окно,  зашелестел бумагами на письменном

столе,  приподнял их и снова опустил.  Над ними тоже заструилось  дивное

золотисто-зеленое мерцание.  Свет заполнил всю комнату,  коснулся обшар-

панных стульев,  скользнул по столу вишневого дерева с белесыми  пятнами

от воды на поверхности.  Увядшие цветы в вазе вдруг ожили, приобрели не-

естественно цветущий вид,  а экран телевизора начал фосфоресцировать се-

ребристосерым цветом.

    Еще на лестнице Хуана давала себе клятву начать все сначала,  благо-

разумно обходиться без Света,  не поддаваться  его  слепящему  соблазну,

вести нормальный,  чистый,  здоровый образ жизни и жить долго.  Ну а сил

для этого у нее хватит, отчего же нет, стоит только отключить свои орга-

ны чувств и не отступать от принятого решения.

    Дрожащими пальцами она притворила за собой дверь и двинулась по сле-

ду медленно угасающих лучей. Откуда взялся этот Свет? Как он проник в ее

квартиру?  Может,  он подкарауливает ее? Или хочет испытать? Она не под-

дастся!

    Сдерживая дыхание,  приоткрыв рот, Хуана шла по мерцающему следу. Он

привел ее к картине в простой строгой раме. Картина изображала Семь-Ара-

ра,  эту обманчивую Птицу Солнечного Огня.  Его сумеречный  переливчатый

Свет пронизывал теперь весь мир, но увидеть его можно было только Никог-

да Не Плачущим Глазом.  Хуана видела его. Тускнеющий нимб Света обрамлял

голову лжебога,  золотисто-красноватые блики его жили и двигались, отра-

жаясь и на черном лаке рамы.

    Хуана торопливо поставила картину на пол.  Нет,  нет,  это не  жажда

Света,  уверяла она себя,  ты можешь перед ним устоять, конечно, можешь.

Но нужно просто узнать, каким образом Свет смог проникнуть в квартиру.

    Взору открылись красноватые кирпичи, венцом выложенные вокруг встро-

енного в стену сейфа.  Здесь тоже был отблеск Света. Тень усмешки пробе-

жала по лицу Хуаны.  Сейф не пустой,  в нем находится Свет! Пальцы Хуаны

впились в замок сейфа.  Напрягая все свои органы чувств,  она попыталась

вспомнить движения Роке у сейфа в полумраке комнаты. Поворот налево, ед-

ва заметный, теперь направо, вспомнить цифры кода, скорее будто промель-

кнувшие у него в мозгу,  чем произнесенные вслух.  Рука Хуаны  вспотела,

едва не сорвалась.  Так,  теперь еще раз сильно влево. От ожидания Хуану

трясло.  Ей чудилось,  будто горячий, обжигающий Свет пробивается сквозь

толстый  слой  свинца  и заставляет механизм замка поворачиваться.  Едва

слышный щелчок. Она закусила губу и с трудом удержалась, чтобы от нетер-

пения не закричать.  Еще один,  последний поворот! Дверца сейфа бесшумно

распахнулась. Нет, она не ошиблась, вот он, свинцовый цилиндрик,

    "Семь-Арара" - перевод имени одного из персонажей эпоса "ПопольВух".

На  языке  майя-киче оно звучит как "Вукуб-Какиш",  где "вукуб" означает

цифру "семь",  а "какиш" означает "арара" -  большой  попугай  с  пышным

красно-зелено-голубым оперением.  Семь-Арара-злобное и надменное сущест-

во, отец титанов Кабракана и Сипакны, появляется в эпосе еще до сотворе-

ния солнца.  Главное его достоинство,  согласно легенде, - "глаза из се-

ребра" и "зубы из драгоценных камней", внутри которого упрятана частичка

Солнца. Хуана схватила его дрожащей рукой, отвернула колпачок.

    Наконец-то! Цилиндр  со  стуком  упал на пол,  но Хуана этого уже не

слышала.

    Поток золотисто-красного сияния хлынул ей навстречу,  подхватил ее и

увлек  из  мира поношенных тряпок и жалких денег в иную,  сияющую лучами

Вселенную Семь-Арара, где любая вещь превращалась в драгоценность, свер-

кающую тысячей граней.  Она держала в руках Солнце этой Вселенной,  кро-

хотное,  но живое,  лучистое,  отделенное от нее лишь тоненьким защитным

слоем стали.

    Ощущение волшебной  легкости  охватило Хуану.  Почти паря в воздухе,

она направилась к старомодной приземистой кушетке. По мере того, как Ху-

ана  приближалась,  изгибы кушетки все сильнее и сильнее отражали Свет в

форме четко очерченных,  отливающих золотом пятен, имевших различные от-

тенки пышного оперения Огненной Птицы:  голубой давали альфа-лучи, зеле-

ный-бета,  красный-гамма-лучи.  Медленно и невесомо,  как пушинка, Хуана

опустилась на кушетку.  Даже сухой воздух,  пронизанный Светом,  обретал

пластичность. Комната полнилась нежным запахом озона.

    Остатки блеклого света будничного мира погасли,  едва Хуана сомкнула

оба Плачущих Глаза. Еще недавно неживая мебель и стены очнулись от тупо-

го оцепенения и превратились в причудливые грани кристаллообразного  не-

босвода,  сплошь усеянного звездами-отблесками, под которыми Хуана уплы-

вала в невесомость.  Ее Никогда Не Плачущий Глаз нежился в лучах крохот-

ного Солнца, а пальцы светились золотисто-зеленым цветом. Обжигающий лу-

чистый поток пронизывал Хуану,  одарив состоянием кристальной ясности  и

праздничного  ликования.  Мысли  достигли ни с чем не сравнимой проница-

тельности и остроты. Она могла ощущать, обонять и слышать лучащиеся узо-

ры, смешение красок, переплетение лучей. Вскрикивая от наслаждения, Хуа-

на жадно вбирала в себя весь вихрь чувственных ощущений, которые ей отк-

рывала Огненная Птица. Из этого дурмана Хуану вырвали удары-удары

    и обидное чувство неотвратимости того, что ее лишают Солнца. У Хуаны

не было сил сопротивляться.  На поток Света упала тень рук  в  свинцовой

защите.  Солнце забирали у нее навсегда.  Еще одна последняя вспышка,  и

вот оно исчезло,  упрятано в цилиндр, в сейф. После него осталась безыс-

ходная ночь.

    Хуана с трудом поднялась. На предметах все еще лежал золотисто-зеле-

ный отблеск,  однако сила его сияния быстро иссякала.  Стали  проступать

неясные серые очертания. Открылись оба Плачущих Глаза Хуаны-из них капа-

ли слезы. Хуана вернулась в бесцветную обыденную реальность.

    - Подумай только, что будет, если кто-нибудь обнаружит у нас Свет! А

наведенное излучение вообще держится в течение нескольких дней.

    В словах Роке звучал нескрываемый страх. Опустившись на колени возле

двери, ведущей в кухню, он подбирал осколки разбитой кофейной чашки.

    - Доведешь ты нас до Острова, Хуанита! Неужели не можешь сдержаться?

Играть с Веществом! И откуда ты узнала шифр сейфа?

    Хуана не  отвечала,  не спрашивала она его и о том,  где он раздобыл

Вещество и что собирается с ним делать.  Она сидела будто  оглушенная  и

наблюдала,  как Роке, вытерев пролитый кофе, начал методично обследовать

комнату, выискивая сильные источники наведенного излучения. Снова и сно-

ва подносил он к своему Третьему Глазу предметы: фарфоровую куколку, ша-

риковую ручку,  сумочку Хуаны, картину с изображением Семь-Арара. На ру-

ках у него были надеты тяжелые,  толщиной в сантиметр, свинцовые рукави-

цы.

    - Вот здесь подушка, - показала обессиленная Хуана.

    Несмотря на то что все еще была  наполовину  ослеплена,  видела  она

больше,  чем Роке. Ее чувствительность к излучению была настолько обост-

рена, что Роке по сравнению с ней был почти слеп. Склонившись над руками

Хуаны, Роке покачал головой. Свечение на руках все еще не исчезло. - От-

валятся они у тебя в один прекрасный день,  - холодно заметил он. - Надо

надеть свинцовые перчатки, когда выйдешь из дома. - Свет меня вдохновля-

ет.

    Хуана поднялась, пошатываясь. Чтобы не упасть, ей приходилось крепко

держаться за край стола. - Кто из нас добывает деньги? Ведь не ты же, не

ты!  Ох,  сколько она могла еще крикнуть Роке в лицо:  что он неудачник,

что из-за него она попадет на Остров,  если он не прекратит тащить в дом

Вещество,  что он...  однако у нее не было сил продолжать.  Она с трудом

села. Ее руки, красновато мерцающие, лежали на поцарапанной крышке стола

неподвижно, как чужие, как будто были сделаны из пятнистой пластмассы.

    - Ты должна наконец обратиться к Целителюглазнику,  -  сказал  Роке,

собирая на письменном столе в кучу слабо мерцающие предметы,  - пусть он

снизит твою чувствительность.  Иначе ты себя погубишь. Сама же говоришь,

что Тени следят за тобой. Я попробую найти надежного Лекаря.

    - Не хочу я никакого Лекаря. - Хуана слабо протестовала, хотя в глу-

бине души понимала, что Роке прав, что это для нее единственное спасение

от  Семь-Арара и что у нее самой никогда недостанет сил избегать излуче-

ния.  Ведь что ей оставалось еще ждать от этой мрачной жизни - лишь  из-

редка черпнуть немного золотого Света,  искру сверкающего Солнца. К тому

же без лучистого дурмана она не может работать.

    Роке завернул собранные предметы в металлическую фольгу, унес все на

кухню и спрятал "для охлаждения" в нише за холодильником.

    - Хочешь кофе?  - спросил он примирительно.  Хуана, жалкая, несчаст-

ная,  молча сидела рядом с ним за столом и глотала обжигающую  горькова-

то-сладкую жидкость из дымящейся чашки. А Роке все еще выступал. Это бы-

ла старая его песня.

    - Поверь, Хуанита, мы еще выкарабкаемся. Они будут трястись от стра-

ха,  а мы - мы сможем позволить себе все. Уедем из этой проклятой страны

Огненной Птицы далеко-далеко и будем жить,  как  нам  захочется.  Поверь

мне, Хуанита, скоро это время настанет...

    Несмотря на жару, проникавшую через отворенное окно, несмотря на ко-

фе,  Хуана мерзла.  Существовал лишь один огонь, который мог согреть ее.

Даже  Роке понижал голос,  говоря о нем,  об очищенном для военных целей

"Пэ-У",  будто речь шла о каком-то божестве.  Но Роке ревностно оберегал

Вещество.  А ведь оно было так близко, совсем рядом. Холодный пот высту-

пил у Хуаны на лбу вокруг вживленного кристаллического  детектора  ради-

оактивности, когда она не отрываясь смотрела на Семь-Арара, эту обманчи-

вую Птицу-Солнце, чьи глаза все еще сияли как алмазы.

    Горячее дыхание лета проносилось по городу,  вздымая  пыль,  опавшую

листву, бумажки. Но и ему не под силу было выветрить с улиц города слад-

коватый запах синтетического бензина и развеять сизоватую дымку, которая

висела над несущимися автомобилями с вмятинами от сумасшедшего движения,

над спешащими людьми.

    Хуану знобило.  Или правда кровь стала медленнее течь в ее жилах?  И

все же мысль об амбулатории можно было еще отогнать от себя. Крепко при-

жав сумку,  Хуана протискивалась сквозь шумный людской поток,  пополняв-

шийся из кафетериев и магазинов потными толпами,  от которых разило чес-

ноком и дешевой водкой текила.

    Пыльный воздух был серым и бесцветным, лишь в одном месте нежной зо-

лотистой зеленью блеснул метровый плакат с надписью: "Лучший способ лик-

видировать опасность - зорко следить за ней".

    Под этим лозунгом Президенту-полковнику удалось много лет назад  ут-

вердить законы о защите от облучения.

    Хуана мерзла. Уже несколько недель не было горячего дождя, не посту-

пало также никаких сообщений о вражеских диверсиях, как официально назы-

вались аварии во время очистки Вещества.  Даже в сточных канавах патрули

не оставили ни следа излучения.  Хуаной  овладело  чувство  одиночества,

полной  заброшенности в этом бесцветном мире.  Это всегда предшествовало

приступу слабости,  сопровождавшемуся холодным липким потом,  удушьем и,

наконец, полной темнотой.

    В толпе Хуану толкали со всех сторон,  пока она добиралась до спуска

в метро.  Мрачные стены с правой и левой сторон лестницы украшали огром-

ные, выше человеческого роста, изображения первобытных богов, квадратные

полузвериные физиономии доисторических мутантов. Семь-Арара торжествующе

размахивал оторванной рукой своего врага, которая больше походила на пе-

решеек,  бывший предметом споров. Оба его сына - Сипакна, играющий гора-

ми,  как мячом,  и Кабракан,  сотрясающий горные кряжи, - грозили любому

противнику мгновенным уничтожением.

    Когда Хуана спускалась вниз, в непрекращающийся грохот прибывающих и

отъезжающих поездов,  потянуло холодным воздухом.  Превозмогая слабость,

она протиснулась в вагон и со вздохом облегчения опустилась на свободное

место.

    На несколько секунд она прикрыла Плачущие Глаза. Ничего не было вид-

но, кроме предательского слабого свечения ее собственных рук сквозь пер-

чатки.

    "Граждане, уничтожайте вредителей!" - призывала газета, которую дер-

жал в руках сидевший напротив мужчина. Страницы ее пестрели рекламой но-

вейших  ядов и хитроумных ловушек.  Были там и рассуждения о том,  какой

высокий уровень благосостояния и экономический подъем достигнуты  благо-

даря атомному миру Президента-полковника.  Статья умалчивала лишь о том,

что "плутониократы",  извлекавшие из этой страны наибольшую выгоду, про-

живали за границей.

    Около мужчины с газетой жалась в углу полная пожилая женщина - явная

метиска,  с гладким лбом,  на котором не было  отливающей  металлическим

блеском  выпуклости  жизненно  необходимого  Никогда Не Плачущего Глаза.

Племена обитающих в горах индейцев все еще сопротивлялись законам о  за-

щите от облучения.

    Поезд затормозил  и  остановился.  На  мгновение  пассажиры смолкли,

разглядывая вновь вошедших, и среди них элегантно одетого молодого чело-

века  с напомаженными волосами и модным клетчатым защитным козырьком над

Третьим Глазом. Когда поезд тронулся, юношу качнуло.

    Неожиданно Хуану пронзило чувство,  что за ней наблюдают. Она не ре-

шалась оглянуться. В ушах у нее зву-

    чало предостережение  Роке:  "Доведешь ты нас до Острова.  Будешь на

обогатительной фабрике наслаждаться своим золотым Светом, только уж вряд

ли больше, чем пару месяцев".

    Роке не шутил. Ей нужно бежать от огненных перьев Птицы, пока они не

истребили ее.  Довериться Лекарю?  И тот будет ковыряться у нее  во  лбу

своими грубыми инструментами? Нет, нет, стоит ей только взять себя в ру-

ки...

    Внезапно Хуану охватила мелкая дрожь, предвещавшая холодный пот. По-

надобилось напрячь все силы,  чтобы не сжать судорожно руки в кулаки, не

содрать с них перчатки и тем самым не выдать себя.

    В неестественном оцепенении Хуана сверлила взглядом молодого челове-

ка,  который все еще покачивался,  держась за поручень.  Его белоснежные

перчатки очень шли к кремовому костюму.  Ах  эти  белоснежные  перчатки,

сверкавшие белизной - более яркой,  чем обычная белизна! Хуана не смогла

удержаться от искушения и закрыла Плачущие Глаза.  Вся маскировка незна-

комца  была  напрасной.  Золотистое разноцветье нежных согревающих лучей

устремлялось от него к ней.

    С минуту Хуана заворожено смотрела на  эти  руки,  которые  лучились

сильнее,  чем ее собственные, и были хуже защищены. Громкие голоса, бес-

покойство,  охватившие вагон, заставили ее открыть глаза. - Не будете ли

вы  так любезны снять перчатки?  Обращение военного полицейского привело

Хуану в ужас.  Но адресовано оно было не ей. Молодой человек молча смот-

рел в пол,  как будто ничего не слыша. Потом успокаивающим жестом поднял

руки и, молниеносным движением сорвав перчатки, ударил полицейского обе-

ими руками в лицо. От удара тот пошатнулся.

    Семь-Арара распростер  над Хуаной сверкающее,  согревающее оперение.

Панику,  крики вокруг себя она не замечала.  В сумеречном мире излучений

она не видела ничего, кроме золотисто-пестрых рук, которые непрерывно то

взлетали, то опускались. Вот они неожиданно взмыли вверх, потом упали на

пол, некоторое время лежали там неподвижно, пока наконец необычайно мед-

ленно,  с растопыренными пальцами не устремились к  двери  вагона  и  не

скрылись за ней. Слабых следов, оставленных ими, вскоре не стало, их за-

топтали. Открыв глаза, Хуана вновь ощутила щемящее чувство потерянности.

    "Он спекулянт,  говорю тебе,  это спекулянт",  - бились в уши  Хуане

дрожащие от возбуждения голоса.  Газета сидящего напротив мужчины лежала

на полу,  сам он вытирал лоб простым носовым платком желтого цвета.  Ме-

тиска исчезла.

    "У него плуто..." - истеричная женщина, без конца вертевшая головой,

умолкла на полуслове.  Остальные разговоры тоже  оборвались.  Наполовину

произнесенное слово повисло в воздухе, будто высеченное раскаленными зо-

лотыми буквами.  Несмотря на то что все уставились на  женщину,  которая

теперь нервно рылась в сумочке, Хуана чувствовала, что за ней продолжают

наблюдать.

    Совершенно обессилев,  не в состоянии ни пошевелиться, ни сосредото-

читься,  Хуана ждала свою станцию.  Как кролик перед змеей... перед зме-

ей... перед Пернатой Змеей... В перчатках скапливался пот, ледяной, лип-

кий и уж точно отсвечивающий золотом.  Нельзя больше поднимать руки. Од-

на-единственная светящаяся капля может  выдать  ее  безжалостным  Теням.

Нет,  нельзя  даже вытереть лоб.  Тут же у нее нестерпимо зачесался нос.

Хуана вынуждена была терпеть.  "Граждане, уничтожайте вредителей!" Буквы

слагались в огромный иероглиф.

    Неожиданно владелец газеты встал, пересел на свободное место рядом с

Хуаной и, как будто желая успокоить, взял ее за левую руку. Хуана оцепе-

нела.  Сомнений не было. Леденящее чувство захлестнуло ее. Прощай, Роке,

моя Тень меня сцапала, мне очень жаль...

    - Сеньорита,  - Хуане пришлось напрячься,  чтобы понять,  что шептал

мужчина.  - Вы неосторожны. С вами легко мог случиться обморок. И к тому

же этот ужасный пот, сеньорита.

    Улыбаясь, он покачал головой.  Издевается он над ней, что ли, играет

с ней, как удав с кроликом? Он ласково похлопал Хуану по руке.

    - Не бойтесь,  сеньорита, я только хочу вам помочь. Я врач. Радиаци-

онно-медицинская служба.

    Хуана взглянула ему прямо в лицо.  Верхнюю губу его украшали широкие

пышные усы. Его Никогда Не Плачущий Глаз сверкал свежей полировкой.

    - Вот капсула. Возьмите одну, сеньорита. Подавляет симптомы.

    У Хуаны отлегло от сердца. Не говоря ни слова, она проглотила капсу-

лу,  которую он буквально запихнул ей в рот.  Никто из пассажиров, каза-

лось, не заметил ее странного беспомощного состояния.

    - Вот моя визитка.  Понадобится какая-нибудь помощь, просто позвони-

те.

    Хуана взглянула на визитку,  оказавшуюся в ее руке: "Рамон Серреос".

Может быть, в самом деле Целитель?

    Он заметил,  в каком состоянии находятся ее руки. Как врач он должен

был ее выдать. Может, это ее шанс? Может, стоит попросить его... Но тог-

да от всего отказаться?

    Поезд замедлил ход. Ее остановка. Слова благодарности, произнесенные

скороговоркой,  скорее шепотом,  чем вслух. Толпа понесла ее к выходу, к

лестнице, вытолкнула наверх, в знойный летний день.

    Площадь была переполнена людьми. Прогуливались группы гринго все без

Третьего Глаза.  Они фотографировали руины, оставшиеся от давно минувших

колониальных  времен,  на фоне которых резко выделялось здание государс-

твенного телевизионного центра, сооруженное из стекла и алюминия.

    Яркое солнце осушило пот на лбу Хуаны,  но оно не в  состоянии  было

унять  холод внутри ее.  Стиснув зубы,  Хуана двинулась к входу в здание

телецентра.  Как и все общественные здания,  он охранялся двойным постом

военной полиции. Зажав пропуск своей гильдии в руке и из предосторожнос-

ти держа ее книзу, Хуана предъявила его часовым и прошла через открывшу-

юся ей навстречу стеклянную дверь.  С облегчением вздохнув, она направи-

лась в туалет, где, к счастью, никого не было. Став спиной к двери, пус-

тила горячую воду, сильную струю горячей воды, на свои липкие светящиеся

руки.

    Уже когда она чистила перчатки, ее настиг-таки приступ слабости, на-

чалось головокружение,  сопровождавшееся нарастающей темнотой. Неизвест-

но, сколько вре-

    мени она стояла, судорожно вцепившись в раковину, задыхаясь, отчаян-

но хватая ртом воздух,  наклонившись всем телом вперед так,  что головой

касалась зеркала.  Когда приступ кончился,  она еще раз смыла с рук пот.

Нет,  нельзя ждать ни одного дня,  как она рассчитывала, надо сегодня же

идти в амбулаторию.  А уж потом, когда она будет чувствовать себя свежей

и сильной, можно будет обратиться к Рамону Серреосу, Целителю. Возможно,

будет еще не поздно.

    - Что-то вы бледноваты,  сеньорита, - приветствовал ее Кортигас, ре-

дактор рекламного отдела.  Сам он не мог пожаловаться на бледность - его

лицо,  после того как ему заменили изъеденную раком кожу,  всегда  имело

загорело-розовый оттенок и производило впечатление здорового.

    Он крепко пожал ей руку.  Потом взгромоздился, невзирая на свой вес,

на крышку письменного стола и обратил к Хуане недовольное  лицо.  -  Ну,

выкладывайте.

    Он взял из рук Хуаны видеокассету и вставил ее в магнитофон. Сделан-

ный Хуаной на персональном компьютере рекламный ролик  придавал  объекту

рекламыстиральной машине - нечто грандиозное,  космическое.  Этому,  без

сомнения,  способствовало музыкальное сопровождение - электронная вариа-

ция  на  тему Вагнера.  Отдельные части машины,  показанные в трехмерном

цветном изображении, соединялись на фоне усеянной звездами черной бездны

Вселенной в единое целое.  При этом они, набирая темп, кружились в стре-

мительном вихре,  в эпицентре которого демонстрировалась новинка -  изо-

топный абсорбер. Подобно вспышкам лазерных лучей, молниеносно появлялись

буквы,  соединяясь в переливающийся всеми цветами текст с перечнем  семи

функций и двадцати двух программ автоматической стиральной машины. Всту-

пил громовой финал,  и,  озаряясь вспышками взрывов,  как будто это было

рождение новой суперзвезды, машина стала извергать из своего чрева белые

и цветные постельные принадлежности.  Замерев, они в свою очередь слага-

лись  в название фирмы - магическую формулу спасения Вселенной от гибели

в результате энтропии.

    - М-да, особо оригинальным это не назовешь, - сказал Кортигас, опер-

шись подбородком на скрещенные пальцы. - Впрочем, цвета знойные, то, что

надо, еще несколько лет в этом стиле...

    Несколько лет. Погруженная в свои мысли, Хуана остановилась взглядом

на  образцах  удачной  рекламы,  что находились позади письменного стола

Кортигаса:  это были стереоскопические плакаты, восхваляющие ПейотлКолу,

жизнь воздушных рейнджеров,  руины Каратлана.  А вот и скульптура майя с

отливающими серебром зубами и  глазами  зазывает  иностранных  туристов:

"Посетите страну Семь-Арара!"

    "Еще несколько лет" - так сказал Кортигас. Было время, она надеялась

прославиться и разбогатеть с помощью своего таланта.  Однако  источником

вдохновения для нее был ее Глаз, золотое сияние. На этот счет она не об-

манывалась. Каждая творческая находка стоила ей какого-то отрезка жизни.

Несколько лет.  Нет, слишком поздно. Если рассудить здраво, ей давно уже

пора было обратиться за помощью к Целителю.

    - Думаю,  заказчики останутся довольны.  Ничего не скажешь,  целевая

группа покупателей четко определена - мужчины-домохозяйки.

    Кортигас презрительно вытянул губы. Уж он-то знал, что такое настоя-

щая мужественность. На этот счет у него не было никаких сомнений.

    - Еще два замечания: не обыгрывайте так явно сексуальную символику и

избегайте этих золотых тонов.  Вы же знаете, к ним отношение отрицатель-

ное. Он сполз со стола и выудил из ящика карточку. - К сожалению, не мо-

гу предложить вам большой выбор,  сеньорита.  Да вот, собственно, только

один заказ - ловушки для голубей-убийц. Согласны?

    - Пожалуй,  мне придется его взять,  - тихо сказала Хуана. Самые вы-

годные  заказы,  такие,  к примеру,  как пропагандистские клипы военного

правительства, в которых Семь-Арара прославлял безопасность фабрик ядер-

ного сырья или доказывал, что ни один атом не может проникнуть в естест-

венную среду обитания, - такие заказы Кортигас подбрасывал другим.

    У Хуаны сильно билось сердце.  Она торопливо попрощалась.  Идти было

трудно.  Пока она сидела, ноги ее онемели, превратились в бесчувственные

глыбы льда. Приветствия, которыми она обменивалась, преодолевая длинные,

освещенные  холодным неоновым светом коридоры,  отбирали у нее последние

силы. Самое время отправиться в амбулаторию.

    Когда Хуана выходила из стеклянных дверей здания телевизионной  ком-

пании,  мимо  нее пронеслась огромная черная крыса.  Военные полицейские

сорвали с плеч оружие и открыли огонь.  Прохожие  бросились  врассыпную.

Крыса дикими непредсказуемыми зигзагами промчалась вниз по лестнице, за-

тем,  непрерывно стуча когтями, ринулась к ближайшей паркующейся машине.

Она почти добралась до укрытия, когда смертельный выстрел настиг ее. Оба

полицейских сбежали вниз по лестнице.  Один из них  с  отвращением  пнул

крысу  сапогом.  "Проклятая нечисть!" Животное дернулось в конвульсиях и

вытянуло все свои шесть лап.

    Жизнь, красная жизнь, медленно и неохотно вливалась в ее вены. Капли

холодного пота еще оставались на ее лбу.  Хуана наблюдала,  как синтети-

ческая кровь втекает в ее руку через пластиковую канюлю. В голове стуча-

ло от прибывающей силы, которую несли с собой искусственные эритроциты.

    - Больше не затягивайте так с приходом к нам, - сказала сестра и по-

вернулась к другим пациентам,  которые жаждали получить средство для ос-

тановки раковой болезни, ждали промывания костного мозга или, так же как

и Хуана, вливания крови. За притворенной дверью мужчина громко протесто-

вал против того, чтобы ему ставили в паспорт желтый крест.

    Принимать внутрь жизнь,  лежать и грезить... о мире, в котором орга-

низм обладал собственной силой для поддержания жизни.  О мире без посто-

янной смертельноядовитой пыли, без страха в метро, без невидимых Теней,

    без явной  и  тайной борьбы за Вещество,  о мире без СемьАрара.  Она

представляла себе времена,  когда страной владели бронзовокожие индейцы.

Они ели плоды своих полей, не проверяя их предварительно Никогда Не Пла-

чущим Глазом.  Им был знаком только один пот - легкий пот работы.  Ей же

не  оставалось ничего иного,  как тянуть остаток дней,  пока испорченный

механизм ее тела уже нельзя больше будет приводить  в  движение  искусс-

твенным  путем.  И  наслаждаться каждым днем,  пока в венах течет кровь.

Правда,  можно было, если хватит у нее воли и ею вновь не овладеет жажда

Света, обратиться к Целителю, к Серреосу.

    Вернувшись к Хуане,  сестра вынула у нее из вены канюлю.  Хуана пос-

лушно согнула руку в локте. У сестры было немолодое огрубевшее лицо, нос

и часть левой щеки из пластика.

    - Должно  быть,  вы получили за последнее время довольно большую до-

зу...  Это показал ваш анализ крови, - объяснила она, видя, что Хуана не

отвечает. - Может, ваш Глаз утратил чувствительность?

    - С Глазом у меня все в порядке. - Хуана поднялась. Силы переполняли

ее.  Что за жалкие,  бледные,  сгорбленные существа толкутся тут  вокруг

нее. Вряд ли есть среди них хоть один, чья кожа не была бы отмечена клю-

вом и когтями Птицы Огня.  И ведь никто из них не стал защищаться, никто

не уничтожил Семь-Арара,  как это сделали в легенде духи-хранители.  Они

лишили его главных знаков достоинства,  заменив ослепительно белые  зубы

зернами маиса и выколов его сверкающие глаза.

    Хуана отстранила сестру и покинула амбулаторию упругим,  решительным

шагом.

    Длинные тени зданий простирались до противоположной  стороны  улицы.

Выпукло круглились лепные украшения домов.  То тут, то там стекла откры-

тых окон верхних этажей отражали падавший на них отблеск вечернего солн-

ца.  Гвалт прохожих,  клаксоны автомобилей музыкой звучали в ушах Хуаны.

Деятельная жизнь била в городе ключом.

    Хуана отдалась течению,  не могла и не хотела сопротивляться искуше-

нию  витрин.  Долго вертела в руках белук - сумку из настоящей мягчайшей

замши, нюхала флаконы духов, шутила с продавцом на распродаже персональ-

ных  компьютеров.  Она ничего не покупала.  Ей хотелось только смотреть,

слушать, обонять, осязать.

    Когда первые магазины осветились пестрыми огнями,  Хуана  сидела  на

обращенной к улице террасе небольшого ресторана.  Она съела порцию запе-

ченной мясной кулебяки и выпила коктейль из колы пополам  с  кактусовой.

По телу разлилось такое приятное ощущение, какого никогда не мог дать ей

Глаз.

    Два молодых человека в белых костюмах  с  модной  "траурной"  каймой

подсели  к ней за столик,  веселили себя и ее анекдотами.  Хуана слышала

только свои собственные реплики. Разумеется, они были великолепны.

    - Кабальеро,  - говорила Хуана,  - мир был создан не за один день, и

ему не погибнуть за один день! Это был настоящий праздник!

    Но потом  ее  вновь  настигла действительность:  Никогда Не Плачущий

Глаз,  разрывающиеся атомы,  смертельная  хватка  Президента-полковника,

Вредители,  СемьАрара.  Она вновь почувствовала - за ней наблюдают.  Это

самообман,  она разыгрывает перед собой комедию,  когда уверяет  себя  в

собственной  незначительности.  Сомнений нет,  кто-то за ней шпионит.  А

ведь Хуана никогда не жаловалась на то, что из-за ненасытной жажды влас-

ти и богатства на заводах пренебрегают техникой безопасности, она не ру-

галась, что страну превратили в атомную фабрику всего континента, не за-

нималась контрабандой краденых изотопов.

    Застарелый страх, вползавший в душу, отрезвил ее и представил вещи в

их отвратительной реальности.  С противоположной стороны улицы из мусор-

ного контейнера тянуло едким дымом. Великолепие магазинов, все это отно-

сительное благополучие,  достигнутое благодаря атомной монокультуре,  не

имеют к ней никакого отношения, поскольку она не может себе ничего этого

позволить. А ее визави за столиком, хотя и был очень молод, носил парик,

и брови у него были накладные.

    Хуана отклонила  предложение проводить ее и почти бежала из рестора-

на. Такси, непрерывно сигналя, с тру-

    дом прокладывали себе путь сквозь толпу пешеходов,  частью  трезвых,

частью пьяных,  одинаково не обращавших внимания на то, что идут по про-

езжей части.  Хуана пробиралась в толпе  зигзагами.  Вскоре  яркий  свет

центра города остался позади.  Людей,  шедших в одном с ней направлении,

становилось меньше,  но среди них все еще скрывалась ее Тень.  Хуана  не

знала, кто это, однако спиной чувствовала взгляд.

    Наступающая ночь  не принесла ожидаемого облегчения.  Хуана взмокла,

но это был пот здорового, сильного тела. Приняв неожиданное решение, Ху-

ана обернулась.  Кто же ведет за ней слежку? Может, этот толстяк или эта

с виду приличная дама? Из-за неонового света уличных фонарей у всех были

одинаково  бескровные лица.  Пожав плечами,  Хуана продолжила свой путь.

Пусть только пойдет за ней, пусть попробует!

    Еще не дойдя до  следующего  оживленного  перекрестка,  Хуана  снова

обернулась.  Вот он! На голову ниже ее, совершенно невзрачный, непримет-

ный от гладкой лысины до бесшумных ботинок.  Ее Тень! Хуана громко расс-

меялась - как он жалок. Она решительно подошла к нему, схватила за рукав

рваного пиджака.

    - Эй, гляньте-ка, я поймала свою Тень! - крикнула она.

    Мужчина рывком высвободил рукав и быстро, как мышь, скользнул в тем-

ноту подъезда. Хуана не отставала.

    - Сеньора,  - прошипел он при ее приближении, - подите прочь, вы пь-

яны.

    Хуана прыснула со смеху.  Тень,  которая прячется в тень,  -  ужасно

смешно.  Внезапно смех ее оборвался, словно из темноты ниши на нее прыг-

нул Пернатый Змей. Она увидела мерцающий золотисто-красный жетон, символ

секретной службы военно-воздушных сил.

    - Сеньора,  - спокойно и отчетливо произнес мужчина, - я приказываю,

идите и забудьте об этой встрече.  - Затем он спрятал свой  жетон  в  не

пропускающий  лучи  футляр.  Хуана стояла окаменев.  Оперение Семь-Арара

косну-

    лось ее, пробудило ее Глаз и его жажду по золотому блеску. Когда она

преодолела оцепенение. Тень исчезла.

    Не хочу,  не хочу видеть этот Свет,  мысленно убеждала себя Хуана. А

голова ее тем временем поворачивалась в разные стороны,  Глаз искал, как

будто у него была своя собственная жизнь. Слабые, ах, какие слабые оста-

лись следы,  вот немного блеска на штукатурке,  едва  заметное  мерцание

отслоившейся коры умирающих деревьев на аллее.

    Покрытая толстым  слоем  пыли  телефонная будка стояла,  так же косо

прислонившись к стене дома, как и два года назад. Хуана вошла в нее, ме-

ханически сняла трубку и оставила ее висеть.  Из трубки неслись гудки, а

Хуана,  скрючившись от мучительных воспоминаний, цеплялась за узкую пол-

ку. Ей казалось, что на землю опять обрушился золотистый дождь и она бе-

жит, охваченная леденящим страхом перед облучением, перед изотопами, ко-

торые орошают ее кожу. Тело ее светится, она с криком бежит, пока не до-

бирается до телефонной будки,  способной защитить ее от несущего  гибель

потопа. Смерть стекает по ее ногам переливающимися ручейками. Хуана сди-

рает с себя одежду.  Потом стоит в телефонной будке,  дрожа от холода  и

ужасаясь  великолепию красок,  которые волна за волной омывают стекла и,

как горячее плавящееся солнце,  колдовски преображают их цвет то в золо-

тисто-красный,  то в золотисто-зеленый, то в золотисто-голубой, то снова

в золотисто-красный.

    На другой день средства массовой информации вещали о  покушении  ди-

версантов  на транспорт с отходами,  о неблагоприятных метеоусловиях и о

казненных террористах.  Слухи же, напротив, доносили весть об аварии го-

да,  об очередном испытании,  о предстоящем нападении. Что было истинной

причиной,  Хуане было уже все равно. Что-то сместилось в кибернетическом

устройстве,  связывающем ее Глаз с мозгом. После этого дождя у нее нача-

лась жажда Света, с этого момента она уже принадлежала Огненной Птице.

    Хуана вернулась домой поздно вечером. Роке встретил ее на пороге.

    - Извини меня за сегодняшнее,  - сказал он и повел ее в  комнату.  -

Иди сюда, посмотри, что я для тебя достал.

    Хуана молча  села и уставилась на металлическую коробочку карманного

атомного компьютера.  - Я замерзла,  Роке.  Ты вскипятил чай? Ящичек она

отодвинула на край стола.  Роке настоял,  чтобы она его хорошенько расс-

мотрела.

    - Последняя модель, прямо с черного рынка, - объяснил он.

    Хуана повертела ящичек в руках. Сквозь щель в задней стенке пробива-

лось слабое мерцание.

    - Работает без батареек, каждый отдельный блок подпитывается радиои-

зотопами. Наверняка войдет в моду. Классная игрушка, правда?

    Задняя стенка упала,  нежно засветились модули, изотопы в них распа-

дались,  испуская излучение.  Сквозь изоляцию пробивался едва различимый

отблеск, спутать его нельзя было ни с чем.

    - Ты просто хочешь, чтобы я не трогала твой плуто... твое Вещество.

    Большим усилием воли Хуана отставила ящичек в сторону.  Она чувство-

вала себя усталой и опустошенной, вокруг Глаза снова стал собираться хо-

лодный липкий пот.

    Пока Роке кипятил чай в узкой кухоньке,  Хуана пыталась собраться  с

мыслями.

    - Знаешь,  сегодня  в  метро я встретила одного Целителя...  - Хуана

умолкла.  Однако слово было произнесено. Готова ли она в действительнос-

ти? - Но, Роке, только... Я хочу сказать, я не знаю...

    Над стаканом поднимался пар, чаинки на дне медленно перемешивались с

сахаром.  Хуана прихлебывала чай с ложечки, как лекарство. Наклоняла го-

лову то в одну,  то в другую сторону, чтобы излучение, идущее от ящичка,

то исчезало за стаканом, то появлялось вновь. Странно, ее Плачущие Глаза

становились  временами более чувствительными и проницательными,  чем Ни-

когда Не Плачущий Глаз.  Хуана подавляла в себе желание отодвинуть  ста-

кан,  схватить  ящичек и поднести его к Глазу близко,  совсем близко.  -

Послушай, я скоро закончу, скоро я соберу Серебряное Яйцо, Хуанита, тог-

да они будут у меня в руках,  я смогу их шантажировать, мы будем принад-

лежать к их числу, и тогда...

    Они ворвались без стука,  не сделав при этом ни единого выстрела. Не

успела Хуанита закричать, как ей уже заломили руки за спину и приставили

к ребрам автомат.  Она стояла лицом к стене,  держа руки на затылке,  не

видя перед собой ничего,  кроме выгоревших цветочков на обоях,  не слыша

ничего,  кроме грохота выдвигаемых ящиков да треска  сдираемых  со  стен

картин.

    Господи, они разорят всю квартиру,  думала она.  А теперь они приня-

лись вспарывать обивку мебели. Смутно рисовались картины спасения и мес-

ти:  вот  Роке их одолевает или они просто ошиблись дверью и им придется

уплатить приличную сумму по возмещению убытков.

    Роке лежал вниз лицом, двое полицейских прижимали его коленями к по-

лу.  Их было много,  целая дюжина, а то и больше. Семь-Арара, обманчивая

Птица Солнечного Огня,  выдал им тайник. Они мигом притащили пластиковую

взрывчатку, короткий взрыв, и вот они уже опустошают сейф.

    Золотисто-красный Свет  хлынул на Хуану.  Его отражение упало на нее

от стены,  где блеклые цветы обоев мгновенно расцвели  яркими  красками.

Все ее тело отреагировало на Свет нервной дрожью.

    - Оно здесь, - сказал один из них, и потом снова наступила темнота.

    Полицейский рывком  поднял Роке с пола.  Он слабо попытался высвобо-

диться, заработал пару точных безжалостных ударов.

    - Не хочу на Остров, - молил он, - лучше пристрелите!

    Его поволокли к двери.  Из дверного проема послышался чей-то  голос.

Военные полицейские, все еще рывшиеся в квартире, обернулись. Голос тре-

бовал начальника.  Хуана узнала этот голос,  он обращался к ней сегодня,

несколько изменили его лишь властные нотки.

    - Они принадлежат нам,  - произнес голос, они были под нашим контро-

лем.

    - Я выполняю,  что мне приказано. Пакуйте Вещество, ребята, и тащите

пташек в машину.

    Хуана попыталась обернуться, чтобы увидеть говорящего, однако ее еще

сильнее прижали к стене автоматом.

    - Не станете же вы,  капитан,  ставить под угрозу свою карьеру из-за

дурацкого  ведомственного спора или из-за поспешных решений ваших шефов?

Ну хорошо,  забирайте все,  оставьте мне только девчонку.  Она нам очень

помогает, к тому же долго ей не протянуть.

    Все исчезло,  как мираж, - автоматы, военные полицейские, а с ними и

цилиндр, и карманный компьютер, и кто знает, что еще.

    Хуана поднялась,  наполовину оглушенная.  Ей пришлось  опереться  на

стол.  На подставке стоял полупустой стакан.  Бессильная ярость медленно

нарастала в ней.

    - Где вы,  сеньор Серреос?  - крикнула она в темноту. Никто не отоз-

вался.

    Около закрытой двери лежала картина с изображением Семь-Арара. Крас-

новатый нимб по-прежнему,  будто ничего не  случилось,  обрамлял  голову

лжебога.  Хуана  положила  картину рядом со стаканом чая и уставилась на

нее.  Свечение было слишком слабым, чтобы согреть ее, это было лишь вос-

поминание о Свете.

    - Ты  хочешь мне помочь.  Тень?  Еще бы тебе не хотеть,  ведь я тебе

нужна, - шептала Хуана. - А я-то поверила, что ты Целитель!

    Семь-Арара расплылся у нее перед глазами,  только нимб оставался яс-

ным и четким.  Хуана начала тереть Плачущие Глаза, пока они не заболели.

Потом она широко их открыла и стала искать на полу среди чулок,  коробо-

чек  с  мылом,  пуговиц и нижнего белья швейные принадлежности.  Выбрала

большую стальную спицу.

    - Нет, - прошептала она, - мой Глаз больше никого вам не выдаст. Те-

ни. Слышишь ты, Серреос!

    Вернувшись к  столу,  она  далеко отодвинула от себя стакан с чаем и

картину. Последний взгляд: нежное золотисто-красноватое сияние. А теперь

она убьет СемьАрара так,  как это описано в легенде. И сделает это сама.

Без Целителя.  Без помощников.  Хуана взяла в руки  спицу  и  решительно

воткнула ее в самую середину лба.

    Из Никогда  Не Плачущего Глаза покатились тягучие синтетические сле-

зы.

АНГЕЛА И КАРЛХАЙНЦ ШТАЙНМЮЛЛЕР

ОБЛАКА НЕЖНЕЕ, ЧЕМ ДЫХАНЬЕ

    Рассвет только начинался,  когда я вышел из  дома.  Холодный  ветерок

приятно  освежал кожу,  легкие перистые облака тянулись вдоль горы.  Я не

стал долго их разглядывать,  ближайшее показалось мне вполне  подходящим.

Сглотнув  отдающую  кофе слюну,  я снял с плеча почти невесомые лыжи.  На

траве кое-где виднелась изморозь. Осторожно стянул с лыж защитную фольгу,

стараясь  не касаться многослойной скользящей поверхности грубыми перчат-

ками. Не спеша разложил фольгу на сырой земле, поставил на нее лыжи. При-

вычным движением ослабил крепления, потом замкнул их на ботинках. Вытянул

кабель из источника питания и вставил в специальные гнезда на лыжах.

    Приготовления неизменно были одни и те же.  Двенадцать лет  -  долгий

срок,  но воспоминания о Филе не потускнели.  В тот день он,  нагруженный

тяжелым оснащением, первым ступил в облака и не вернулся.

    Я потянулся к генератору, теперь это плоский компактный прибор, почти

вполовину меньше,  чем рюкзак на спине.  Проверил напряжение.  В тот день

никто не проверил приборы Фила.  Это должен был сделать я...  Над  поясом

помещалась крошечная панель управления. Я нажал кнопку, в ответ раздалось

теплое ровное гудение.

    Облако доходило мне теперь до колен.  Я включил  генератор  и  сделал

первый осторожный шаг. Медленно опускал я правую ногу в клубящийся туман,

пока не раздался легкий резонансный писк и я не ощутил сопротивления. Еще

один шаг,  и вот уже тихо,  как во сне, заскользили лыжи в облачном дыму,

появилось уверенное чувство опоры.

    Бросив прощальный взгляд на темные очертания дома,  в котором одиноко

живу вот уже больше десяти лет, я перенес центр тяжести вперед и нырнул в

облака. Взмыл на десять, потом на пятьдесят метров над землей. На востоке

громоздились знакомые горы, резко выделяясь на фоне занимающейся утренней

зари. Бледно-розовая полоса на темном небе под серыми облаками  открывала

путь наступающему дню.

    С первых же шагов подъемная сила лыж потянула меня к верхней размытой

границе облаков.  Порой клубы облачного дыма достигали пояса, иногда даже

били в лицо,  но вскоре оказывались внизу, под ногами. Небо светлело, и я

все больше замедлял шаг. Не все ли равно, когда я прибуду на место? Разве

кто-нибудь ждет меня?  Я ведь по привычке поднялся так рано - чтобы запо-

лучить немного времени для себя.  Для моего, только моего заоблачного ми-

ра,  чистого, нетронутого, прозрачного, как в самый первый наш день с Фи-

лом.

    Косые солнечные лучи воспламенили облачную границу,  остальное прост-

ранство погрузилось в тень. Световой контраст породил странные, причудли-

вые формы,  образы ушедших времен. Ветер затеял с облаками свою игру, ме-

нял очертания, рвал в клочья, разгонял лохмотья кучевых облаков. Какая-то

огромная тень вернула меня в ночь,  потом снова вспыхнул  день,  пришлось

надвинуть солнцезащитные очки.  Куда ни глянь,  кругом были облака,  лишь

далеко позади их пронизывали вершины гор. Неосязаемый, нежный, меняющийся

мир, мир белого парящего тумана, прохладных прикосновений, мир безмолвия.

    "Мы воспарим с тобой над облаками",  - зазвучал во мне забытый сенти-

ментальный мотив:  меня не отталкивала слащавая банальность  текста  -  я

ведь  и  в  самом деле парил над облаками.  Лыжи вынесли меня на облачный

холм, с которого открывался удивительный вид: белые отвесные обрывы, про-

пасти,  громоздящиеся  одна над другой башни,  водовороты густого тумана.

Страна никогда не надоедающих воздушных замков, непрерывно обновляющаяся,

всякий раз первозданная - и смертельно опасная.

    Подгоняемый попутным ветром,  я стремительно несся вперед, огибая от-

весные облачные скалы.  Пару раз пришлось преодолеть  глубокие  пропасти,

провалы в нижние сферы, в мир, еще погруженный в рассветные сумерки.

    Мускулы мои напряглись,  на лбу выступила испарина,  радость движения

охватила тело. Все выше и выше взбирался я по облакам; взглянув на указа-

тель высоты, я подумал, что сегодня, пожалуй, не обойтись без маски, да и

укутаться придется тщательно.  Я притормозил, окошко в облаках приоткрыло

мир поверхностной суеты,  крошечный и раздробленный,  нагромождения доми-

шек, лабиринты улиц, словно в настольной игре... Как хорошо, что в облач-

ных  пространствах не существовало строений,  дорог и шоссе,  как хорошо,

что пространство это было неделимо.

    Прямо передо мной,  в сотне с небольшим метров,  из облаков  вынырнул

большой ярко-красный предмет. Я поднял бинокль, чтобы убедиться: да, при-

был лыжный лифт,  привязной аэростат бюро экскурсий.  Прощай, покой заоб-

лачных высот,  ты исчезаешь,  как те далекие дни,  когда мы бродили здесь

только вдвоем...

    Служащие-стюарды, переводчицы,  гиды вышли из лифта и  разбрелись  по

окружающему облачному пространству,  зеленые, голубые и ярко-желтые пятна

их обогреваемых комбинезонов замелькали в белизне,  то и дело сталкиваясь

друг  с другом.  Теперь они превращали белизну в так называемый "облачный

сад".  Используя аэрозольные баллончики с краской, они помечали тропинки,

аккуратно  подравнивали  образующиеся облачные грибы,  окрашивая их в яр-

ко-зеленый цвет,  словно делали "деревья",  - подлинным шедевром на  фоне

этого  заоблачного диснейленда могла показаться обычная реклама кокаколы.

Ветер донес обрывки музыки,  вскоре появятся и первые  туристы,  неуклюже

пошатываясь  на своих плохо стабилизированных лыжах:  всюду,  привыкнув к

этому на земле, они будут оставлять, несмотря на строжайшие запреты, пус-

тые жестяные банки и пластиковые обертки.

    Там, за облаками,  там, за облаками... Взвейся в небо - проверь себя!

Up, up in the sky!..

    Все эти рекламные лозунги я знал наизусть, они лгали, и потому я тер-

петь их не мог. Не стоит обвинять людей в стремлении покинуть поверхность

земли - еще десять лет назад я наивно верил,  что в облаках  они  обретут

счастье.  На  деле же они осквернили воздушное пространство,  осуществив,

как заметила одна из газет,  "вертикальный экспорт  культуры  пластиковых

деревьев".

    Маленькие аэростаты всех цветов радуги облепили большой, в них прода-

вались гамбургеры, пиво и цыплята, а еще надувные резиновые облачка-суве-

ниры.

    Вот и  первые  туристы  в меховых шубах,  в хорошо утепленных куртках

оливкового цвета вывалились из лифта, иные держались на ногах весьма неу-

веренно, их поддерживали экскурсоводы, помогая освоить размашистый лыжный

шаг.

    Мне не обязательно было подходить к ним, мои кандидаты сами придут ко

мне,  они покинут безопасное пространство возле лифта и устремятся далеко

вперед,  так далеко, что никто из сотрудников туристского сервиса не смо-

жет, да и не захочет последовать за ними.

    И вновь  я увидел перед собой Фила - в тот страшный миг.  В радостном

возбуждении помахал он мне с вершины облачной гряды и исчез.  С  тех  пор

официально его считали пропавшим без вести, но я-то лучше знаю, в чем де-

ло. Фил Брент, мой сын, оказался первой жертвой воздушных лыж - моей пер-

вой жертвой. Глубоко вдохнув холодный воздух, я попытался освободиться от

воспоминаний, до сих пор причинявших боль.

    Выдерживая дистанцию, я не спеша обогнул "облачный сад" и занял удоб-

ную  наблюдательную  позицию  на возвышавшихся над "садом" холмах.  Потом

достал бинокль. Нынче будет много туристов, синоптики предсказали густые,

плотные облака.

    Я внимательно созерцал нараставшую туристскую суету. Обратил внимание

на шестерых одетых в черное людей, скрывавших лица под защитными масками.

Они отделились от толпы, миновали уже самые дальние торговые палатки. Не-

ужели кандидаты?

    Я устремился за ними прямо по размытой солнцем облачной  поверхности,

огибая  плотные облачные массивы,  дымчатые горы,  проскакивая вдоль стен

сплошного тумана. Порой я терял их из виду, но затем обнаруживал,

вновь поднявшись на очередную облачную возвышенность.

    Облачную почву подо мной покрывали легкие тени, затем она обрела рав-

номерный  светло-желтый оттенок.  Я находился над центром нефтехимической

промышленности - это его выбросы окрашивали облака. Впрочем, они лишь по-

вышали облачную стабильность и ничем особенно не грозили до тех пор, пока

чрезмерная концентрация анионов в воздухе не начинала разъедать  слоистую

лыжную поверхность.  Облака здесь располагались выше,  и, натягивая маску

на исколотое холодным ветром лицо, я с удивлением обнаружил, что нахожусь

уже  на  высоте свыше пяти тысяч метров.  Восходящие воздушные и тепловые

потоки промышленного района оказались сильнее, чем я предполагал.

    Я продолжал идти по следам группы лыжников в черном,  на мгновение  у

меня даже мелькнула мысль, что это контрабандисты. Но тут они резко изме-

нили направление.  Вскоре пришлось подключить миникомпрессор - легким уже

не  хватало разреженного воздуха,  и каждый удар пульса отдавался в ушах.

Без специального снаряжения я не мог подняться выше десяти тысяч  метров.

Окажись  мои  кандидаты  охочими до приключений заоблачными альпинистами,

которых снедает жажда рекордов и тщеславный зуд  преодолеть  пользующуюся

дурной славой двенадцатикилометровую отметку, - и я бессилен.

    К счастью, облака располагались сегодня низковато для рекордов. Осто-

рожно вскарабкался я на головокружительную облачную  стену,  которую  они

оставили  далеко позади,  и понял,  что возраст у меня давно уже не тот и

догнать их я не смогу.

    Передо мной расстилалось разреженное пространство барашковых  облаков

-  второй,  прерывистый и далеко не столь надежный облачный слой над пер-

вым, куда более основательным. Альпинисты в черном, даже в полевом бинок-

ле превратившиеся уже в маленькие вертикальные черточки,  отлично владели

своим рискованным и отважным искусством - они скользили по опасным облач-

ным кручам, смело миновали шаткие туманные мостки, которые тут же обраща-

лись в ничто.  Ветер рассеивал облака прямо под лыжами,  так что порой им

приходилось,  пригнувшись,  перескакивать на соседние, более плотные. Они

разделились,  пошли разными маршрутами,  чтобы не перегружать облака мно-

гократными потоками ионов.

    Я стоял вдали, на безопасной облачной гряде, и, не в силах вмешаться,

мог только смотреть:  вот крошечное облако не выдержало,  идущий  впереди

провалился,  потерял  опору и полетел вниз.  Другие тоже разорвали нежную

туманную дымку - они отключили лыжи. Свободное падение вшестером. Крошеч-

ный рой падающих ничтожных человеческих жизней.  Я смотрел вслед: образо-

вав подобие круга, они со скоростью сто километров в час врезались в ниж-

ний облачный слой.  Поздно, лыжи не успеют зацепиться за облачную поверх-

ность. В этот миг раскрылись парашюты, черные, как их одежда. Счастливого

пути - теперь они наверняка благополучно достигнут земли.

    Надо возвращаться.  Чтоб не упустить время, я переключил лыжи на сво-

бодный полет. Это был стремительный спуск, я мчался сквозь рассеянные об-

лака,  почти не выбирая направления.  Холод проникал даже сквозь защитную

маску.  Я налетел на облачную гору,  внезапный удар швырнул меня вверх  и

чуть  не  сбил с ног.  Потом пошли разверзаться пропасти в десятки метров

глубиной.  Я с трудом перепрыгивал их,  от напряжения заломило в коленях.

Наконец скорость упала,  я взглянул на компас:  туристский балаган должен

находиться неподалеку.  В самом деле,  комок розовой ваты мазнул меня  по

лицу.  Остаток надписи или садовой декорации. А вечером они расцветят об-

лака яркими пестрыми прожекторами.

    Я поискал удобный наблюдательный пункт и осторожно  присел  на  лыжи.

Вытащил плитку шоколада и без особого удовольствия съел.

    Тянувшиеся облака медленно огибали лифт и другие аэростаты, обозначи-

лось даже нечто вроде бурунов за кормой.  Прежний сад переместился уже на

несколько километров,  слабо мерцающие цветовые полосы протянулись до го-

ризонта.  На окраинах бывшего сада удовольствий рекламные надписи превра-

тились в неудобочитаемые иероглифы,  деревья разрослись и приняли причуд-

ливые формы, от них оторвались туманные сгустки, изображавшие листья. На-

рисованные в облаках лица кинозвезд уродливо вытянулись,  алые губы пере-

местились на подбородок или растянулись кровавой раной  до  ушей,  героев

мультфильмов глаза,  словно крупные слезы, потекли вниз. Приблизившееся к

зениту солнце дорисовало свои контуры,  обозначило морщины на  рассеиваю-

щихся в пространстве лицах.  Головы знаменитого эстрадного дуэта срослись

воедино - затянувшийся заоблачный поцелуй,  породивший трехглазое чудови-

ще. Изношенные, растекшиеся лица, постаревшие от быстрого и безжалостного

бега времени.

    Я взглянул назад:  там безостановочно,  как на потоке,  работники ту-

ристского сервиса малевали все новые фигуры и картины,  отнимая у первоз-

данной облачной страны ее величие,  придавая ей удобный усредненный  фор-

мат.  Экскурсанты развлекались под "заоблачную" музыку, выделывая длинные

кривые слалома.

    Другие играли в прятки в быстротекущих облачных  пропастях,  пытались

укрыться за становящимися все более прозрачными холмами.  Некоторые смело

гоняли наперегонки.  Оступившись,  они падали в глубокую нежную дымку,  а

через полчаса выходили из лифта с новым парашютом за спиной.

    Парочки отделились от толпы,  скрылись за высокими белыми дюнами. По-

истине платоническая любовь.  Здесь можно было разве что  подержаться  за

руку.

    И тут я увидел его,  моего кандидата. Избегая окружающих, он удалялся

от лифта, тревожно оглядываясь. Я вскочил, глубоко вдохнул воздух и, ста-

раясь оставаться незамеченным,  кинулся за ним. Он не спешил, выбирая для

начала безопасное и в то же время достаточно опасное удаление  от  лифта,

от оживленного "сада". Оставшись один среди белой пустыни, он потянулся к

плечам,  отстегнул ремни и усталым небрежным  движением  вбросил  парашют

вниз.  Мне  был хорошо знаком этот жест,  он означал:  хочу,  чтоб ничего

больше не связывало меня с душной земной повседневностью,  хочу быть

свободным и не  хочу возвращаться.

    Как легко  бежал  он теперь - словно парашют был непомерно тяжкой но-

шей,  - как упруго пружинил ногами,  с каким наслаждением выписывал  эле-

гантные кривые. К счастью, он пока не слишком рисковал, безумная, отчаян-

ная смелость конца еще не настигла его. И все-таки медленно, неизбежно он

поддавался дурману.  Ветер доносил до меня обрывки песни, которую он рас-

певал. Еще можно было догнать его и вернуть.

    О, эта мелодия! Воспоминания поднялись в душе. Сколько раз пели мы ее

вместе во время наших заоблачных странствий! Радость и боль слились в мо-

ем крике.  - Фил! - крикнул я. - Вернись, Фил! Это я! Фил! Легкие мои го-

рели от напряжения.  Но разреженный воздух гасил крик.  Я бросился вперед

изо всех сил. - Фил! Фил!

    Он заметил меня.  Мгновение,  и он словно  полетел,  убегая.  Быстро,

слишком быстро,  чтоб я смог его нагнать. Он бежал к морю - возможно, это

входило в его намерения.

    Задыхаясь, я пытался поспеть за ним.  Видел,  как он  становился  все

меньше,  теряясь  в облачных холмах.  Я летел на последнем дыхании,  меня

поддерживало отчаяние.  Он не должен погибнуть у меня  на  глазах  второй

раз.

    Стена тумана сомкнулась за ним,  он исчез в одном из облаков, я поте-

рял его из виду.  Пустота.  Холодная судорога сковала меня,  я  с  трудом

удержал равновесие. Итак, он ушел от меня, разбился о землю. Мне довелось

видеть этих разбившихся кандидатов, дошедших до конца. Мороз пробрал меня

до костей,  в горле застрял комок. Мускулы сотрясала дрожь. Белое безмол-

вие вокруг казалось глухим и враждебным. Издевательски равнодушно светило

солнце,  прозрачный невесомый туман вызывал ужас, лицо мое вздрагивало от

прикосновения холодных облачных языков.  Я мечтал, чтоб это оказался Фил,

и мне было страшно, что это он.

    Я едва  не  уступил  отчаянному желанию самому броситься в белую про-

пасть,  чтобы навсегда покончить с этим кошмаром. Сначала убедись оконча-

тельно,  подсказал мне разум,  и я покорно взобрался на ближайший высокий

барашковый холм. Приложил к глазам бинокль и огляделся. Передо мной расс-

тилались  белоснежные  облачные скопления,  темные вершины чередовались с

отлогими склонами, пропасти, скалистые гребни сменялись пологими впадина-

ми и мягкими холмами, а высоко надо мной тянулись легкие, почти невесомые

слоистые облака. И как только слегка рассеялся туман, я обнаружил вдалеке

черную точку,  медленно двигавшуюся навстречу гонимым ветром облакам. Та-

кое чувство, будто это сам я только что был на волосок от смерти.

    Я устремился за ним,  подгоняемый страхом прийти слишком поздно и от-

чаянной  надеждой все-таки догнать.  Я забыл обо всем,  забыл о времени и

пространстве, о пульсирующей боли в мускулах, обжигающем воздухе, даже об

облаках, по которым летел. Стены тумана вздымались передо мной, горы гро-

моздились на пути,  пропасти разверзались прямо под ногами,  рушились над

головой туннели.  Наконец я снова увидел его, по-прежнему далеко впереди.

В тот же миг я нырнул в мерцающий лабиринт, чтобы он не заметил меня.

    Это настигает тебя внезапно, не успеешь подготовиться. Звук накатыва-

ет одновременно с ударной волной.  Волна захватила меня врасплох, сбила с

ног,  завертела с ураганной силой в светлой облачной дымке. Я успел раск-

рыть рот,  чтоб не лопнули перепонки, и тут же тонкий, пронзительный звук

накрыл меня,  потом стал стихать и наконец сошел на нет.  Барахтаясь вниз

головой, я попытался с помощью рук восстановить равновесие, начал подгре-

бать ногами,  но падал,  падал,  падал.  Мощный воздушный поток надул мой

комбинезон  и на мгновение швырнул вверх.  Я круто развернулся,  стремясь

использовать последний шанс,  резко увеличил напряжение, так что наэлект-

ризованная  облачная  дымка  засветилась голубоватым отблеском,  а от лыж

стали отскакивать искры. И тут вихревые потоки ионов подхватили меня, за-

медлили падение,  потом застопорили совсем,  меня потянуло вверх,  я смог

переключиться на нормальную мощность.

    Итак, я более или менее благополучно разминулся с  пролетавшим  реак-

тивным самолетом. А Фил? Облачный покров  ничуть  не изменился,  его лишь

прорезала узкая и прямая,

словно стрела,  полоса.  Из-за атмосферного электрического разряда компас

вышел  из строя,  кое-как я сориентировался по солнцу,  зная,  что лыжный

лифт с туристским балаганом лежит далеко в стороне от  самолетных  трасс.

Впрочем, военный летчик мог не слишком точно придерживаться курса.

    Где Фил? Я достал бинокль и принялся обшаривать пространство. По моим

расчетам, он должен был находиться в стороне от траектории истребителя. И

пока рано было ставить на нем крест...  Над волнующейся, изрытой широкими

трещинами облачной равниной ползли клочья тумана,  то и дело закрывая мне

видимость.  Ватная  громада барашкового облака вознеслась на головокружи-

тельную высоту.  Ветер отрывал от нее белые комочки и медленно относил  в

сторону,  обращая постепенно в ничто.  А на вершине этой облачной громады

двигалась крошечная фигурка.

    Окуляры бинокля запотели от дыхания.  Я убрал его и рванул  с  места.

Расстояние оказалось больше,  чем я оценил поначалу.  И, о ужас, он обер-

нулся, глянул вниз и заметил меня.

    Инстинктивно, несмотря на крутизну горы, на обжигающий свист ветра, я

затаил  дыхание,  боясь кашлянуть.  Теперь лишь несколько метров отделяли

меня от вершины.  Это оказался не Фил.  Да и не могло такого быть...  Фил

погиб двенадцать лет назад.

    Горечь перехватила дыхание.  Сколько бы я его ни искал, сколько бы ни

ждал,  мне не встретить Фила вновь в облаках.  Неужели я этого никогда не

пойму?..

    Я остановился, помедлил, пытаясь восстановить дыхание. Все равно, кем

бы ни был этот человек без парашюта,  во имя памяти  Фила  я  должен  его

спасти. Он медленно обернулся. Увидев меня, крикнул: - Стой! Еще шаг, и я

прыгну!

    Я взглянул ему в лицо:  несмотря на все перегрузки, несмотря на холод

и затрудненное дыхание,  оно выражало восторг,  почти что упоение.  Одним

хочется в последний раз перед смертью поговорить с живым человеком,  дру-

гих появление посторонних раздражает, лишь ускоряя развязку. Я пока

затруднялся определить,  к какому типу относится мой кандидат.

    - Вы не имеете права преследовать меня,  лишать свободы передвижения!

- крикнул он.

    Я мог бы на это ответить, что у меня больше прав, чем у любого друго-

го,  что без меня он никогда не вкусил бы этой свободы.  Однако я молчал,

присев на лыжи,  старался успокоить прыгавшее в груди сердце и ждал,  что

он скажет еще.

    - Думаете, я позволю стащить себя на землю? Только в облаках я счаст-

лив, только здесь принадлежу себе. Я не собираюсь спускаться в эту преис-

поднюю денег и насилия. Я молчал.

    - Внизу меня ждут обвинительное заключение и тюрьма.

    Он с вызовом глянул на меня, я лишь ободряюще кивнул.

    - Только здесь настоящая жизнь... Нет, я не переживу еще одного возв-

ращения на землю. Там одна забота как добыть деньги еще на один лифт.

    В свое время психологи это предсказывали - облакомания.  Эти люди гу-

били себя,  лишь бы вновь парить в облаках, они не хотели работать, воро-

вали - лишь бы оплатить лифт и снаряжение. Я должен был такое предвидеть.

    - Разве может быть что-то прекраснее?  Быть рядом с солнцем, вдали от

людей, в безграничном и чистом мире! Где еще ты действительно живешь...

    Он восторженно огляделся.  Я использовал этот миг и незаметно поднял-

ся,  лыжи  мои  тихо заскользили в его сторону.  Вдруг он прыгнул вперед,

единым махом перенесся на отделившееся от горы облачко,  опасно  затрепе-

тавшее  у него под ногами.  - Здесь я хозяин!  Облака повинуются мне.  Он

сделал резкое движение, и облачко под ним съежилось.

    - Никто не удержит меня, никто! Я свободен, свободен!

    Остатки облачка рассеялись в воздухе, лыжи потеряли опору, и он поле-

тел вниз.

    Не раздумывая, я прыгнул. Раскинув руки, развернулся и поплыл в ледя-

ном воздушном потоке. Маневрируя среди крошечных облаков, я приближался к

нему.  Выбросил вперед правую руку,  ухватился,  теперь ему не уйти. Тихо

защелкнулся крюк у него на поясе.  Он не оказывал сопротивления, лишь ух-

мылялся,  будто снова меня перехитрил. Еще в облаках я дернул парашют, он

с шумом раскрылся, замедлил наше падение. Спасены!

    - А вы знаете,  где мы находимся? - крикнул он, торжествуя. - В море,

далеко-далеко в море!

    Молча я  разомкнул  крепления;  удерживаемые  перлоновым  шнуром лыжи

проплыли над головой. Разве я не знал этого с самого начала? Одна из моих

вылазок должна оказаться последней. Не раскроется вдруг парашют, попаду в

ядовитое облако,  на линию высокого напряжения,  столкнусь с самолетом...

Но только не в море!  Еще минуты,  а может, и часы ожесточенно бороться с

волнами,  уже погибая,  все еще надеяться на какоенибудь судно - нет,  мы

ведь  должны  быть совсем близко от берега,  там заметят парашют,  вышлют

лодку... Так, судя по всему, было и с Филом, только никто не увидел тогда

его падения, и ни одна лодка не подобрала его...

    Облака под нами рассеялись,  и я увидел землю. Сильный западный ветер

отнес нас в сторону суши,  всюду, куда доставал глаз, вздымались фабрики,

жилые дома, очистные сооружения, между ними - каналы и крошечные скверы с

яркими пластиковыми деревьями.  Автострады в двадцать рядов  тянулись  до

горизонта во все стороны света,  в южной стороне полыхала свалка.  Ничего

удивительного, что каждый, кто мог себе это позволить, бежал в облака.

    Пустынный футбольный стадион летел на нас, увеличиваясь в размерах, я

дернул трос, и воздушный поток вынес нас прямо на поле. Я обнял спасенно-

го,  мы приземлились.  Оттого, что я не очень удачно спружинил ногами, мы

повалились друг на друга,  покатились по траве.  Он поднялся на ноги пер-

вым, отцепил крюк. Потом наклонился ко мне и произнес:

    - Думаете,  что сможете помешать мне и завтра? Повернулся и, неуклюже

ступая,  пошел прочь.  Я с трудом поднялся.  На левую ногу было не насту-

пить. Сложив лыжи, я захромал к парашюту и принялся складывать его.

    Это ведь я изобрел твои лыжи,  хотелось крикнуть вослед, но от боли я

не  смог  бы и рта раскрыть.  Однако мысленно я услышал его ответ:  "Ну и

что? Думаете, это дает вам право вмешиваться в дела других?"

    И разве он не прав,  разве мог я указывать людям, как им использовать

лыжи?

    Слюна была горькой на вкус, и я сплюнул. Завтра снова в облака. И так

каждый день.  Нет, вернуть свое изобретение я не в силах, так же как не в

силах вернуть жизнь Филу и всем остальным,  кого не сумел спасти. Но пока

можно сберечь хоть одну жизнь, я не сброшу своего парашюта.