Книго

      Тарабанов Дмитрий

      ДИГГЕР НА ТЕРРИКОНЕ

     

      рассказ

     

      «Земля истощала. Все полезные ископаемые, которые она таила в своих недрах, исчерпались. Из-за нехватки топлива подача электроэнергии стала непостоянной. После одного из сбоев Центральный терминал Чизижского ракетного комплекса по контролю за космическими телами, угрожающими Земле, вышел из строя и объявил ядерную опасность. За несколько секунд самые крупные города Земли — Нью-Йорк, Лондон, Москва, Токио, Вашингтон, Торонто, Бразилия, Пекин, Тегеран, Париж и др. — стали радиоактивными кладбищами. Население Земли уменьшилось с 8 до 5 млрд. человек. Каждый день численность населения уменьшалась на несколько миллионов. Люди как можно дальше прятались от Мёртвых зон, но жизнь в постоянном страхе была невозможна. Перед человечеством был поставлен выбор: смерть от радиации на Земле или Спасательная Звёздная экспедиция. Около года вопрос оставался неразрешён.» Архив. Директория 284P.TXT Файл 4NP6.TXT

     

      — Нет! Только не котёл! Это единственное, в чём мы можем варить пищу!

      Женщина лет двадцати пяти, но тощая до ужаса, худыми руками вцепилась в покорёженный кусок металла, только слегка походивший на котёл. Она падала на колени и рыдала, всё ещё не отпуская драгоценный котёл, который с другой стороны тянул рослый мужчина. Грязные засаленные волосы женщины длинными нитями свисали с головы, падали на плечи, текли по разорванной одежде. На мужчине сидел костюм Сборщика Налогов, причём сидел крепко, пошитый специально на него.

      — Он пойдёт на переплавку для нужд Спасательной экспедиции. Второй Спасательной Звёздной экспедиции, — поправил он себя. — Раз у вас нечем платить налог, значит, мы будем забирать жизненно важные вещи.

      — Но мне нужно кормить четверых детей! Один из них болен. Томми… Если вы заберёте котёл, он умрёт! — рыдала женщина, всё ещё находя в себе силы не отпускать котёл.

      — Если вы его не отдадите, умрут миллионы, — огрызнулся мужчина и рванул котёл мощной рукой. Женщина не удержала его и распласталась на земляном полу. — Вдруг не будет хватать пятисот грамм металла для обшивки корабля? Никто никуда не полетит, и мы все умрём! Хотите вы того или нет, котёл отправляется на нужды Экспедиции.

      Женщина лежала на полу, рыдая и нервно вздрагивая, а мужчина — Сборщик Налогов — вышел через распахнутую дверь и спустился с холма, поднимая облака оранжевой пыли. В углу лачуги, за кучей грязного тряпья и сухих веток, плакали дети.

     

      «Наконец, после долгих раздумий, после сопоставлений всех «за» и «против», всех «да» и «нет», человечество решилось на создание Звёздной экспедиции в систему Проксимы Центавра. В 2161 году мир сотряс Ядерный Июль, а в 2162 году четыре миллиарда человек объединились для выполнения общей миссии. Все силы были брошены на поиски ядерного топлива и других ископаемых, благодаря которым удалось бы поднять корабль массой в миллиарды тонн и пассажировместимостью 1 млрд. и переправить на расстояние 4 световых года. Билдеры (от англ. builder — строитель) составили 45% населения. Они собирали все возможные ископаемые, потроша Землю. Терриконы росли, расползались, стирая с лица земли реки, озёра, горы. Когда всё, что можно было добыть, было добыто, население составляло 3,5 миллиарда. Гигантский корабль строился 35 лет, и за это время население уменьшилось ещё на полмиллиарда. Большинство гибло на шахтах и верфях. Мёртвых замораживали, надеясь использовать их тела как удобрение для растений или корм для животных во время экспедиции, ведь по подсчётам лететь следовало не менее четырёхсот лет.

      …Затем оказалось, что корабль может поднять только два миллиона человек. Пассажирами стали те, кто был наиболее генетически здоров и содержателен в финансовом смысле. Остальные, мутанты и бедняки, остались прозябать свой век на умирающей Земле, печальным взглядом провожая огоньки сопел улетающего корабля СЗЭ.

      …Но люди не теряли надежды. Они, проклиная создателя СЗЭ, Эдмонда Фельского, делали попытки найти полезные ископаемые в бедных месторождениях и в мёртвых терриконах. Это движение называлось «копательством». Подобная эпоха уже существовала в истории и выпадала на долю Англии в XVII веке. Тогда обедневшие, лишённые земли, крестьяне и горожане обрабатывали неплодородные участки, чтобы как-то прокормить свои семьи. История повторилась. Диггеры (от англ. digger копатель) были последней надеждой человечества.

      Директория незакончена.» Архив. Директория 284P.TXT Файлы: 4NP7.TXT

     

      4NP8.TXT

     

      4NP9.TXT

     

      «Общие сведения о копательстве:

      * население планеты — 0,5 млрд.

      * процент диггеров от населения — 60%

      * процент нужного количества полезных ископаемых для создания СЗЭ-II — 100%

      * процент собранного количества полезных ископаемых для создания СЗЭ-II — 28%

      * процент возможного количества не добытых полезных ископаемых на Земле — 34%

      * процент возможности создания СЗЭ-II от невозможности — 0,28%»

     

      Диггер возвращался домой. Ноги заплетались под тяжестью пройденного дня, поднимая пыль оранжевой дороги. Почему она оранжевая, диггер никогда не задумывался. Оранжевая — и всё! По её кромкам рассыпались кучки разнообразного мусора, в котором копошились полугрызуны-получерви. Элистеру не было до них никакого дела, так же, как и им до Элистера. Хотя и те были диггерами, трудолюбивыми и кропотливыми, по их мнению, но совершенно незаметными, по мнению диггеров побольше.

      Он посмотрел на свою дряхлую хижину, которой не было видно за холмами. Дома хорошо: жена, дети, горячий обед в старом добром котле. Эх, жаль, обед будет сегодня скуден, ничем не примечателен — вода да трава какая-то. Может быть, жена разыщет где-нибудь сладкий корень или зубчатый лист — дети сладенького похрумают, а они с женой лишь пальчики оближут да лишний раз порадуются, что ребятишки сыты. Надо бы семян купить — сладких корней совсем не осталось. Элистер отыскал хорошее место, где можно приобрести несколько корнеплодов картофеля. Как давно он не ел картофеля? Наверное, с тех пор, как последний раз нашёл целый мешок каменного угля. Сколько ему тогда дали денег! Целых пятнадцать долларов! Вот это был праздник…

      А так, каждый день праздник, когда он встречает свою семью после мучительных поисков чего-то горящего, коптящего, плавящегося. Жалко, Томми заболел… Бедняжка совсем плох. Ему надо полноценно питаться, а полезной пищи без денег — днём с огнём не сыщешь. Они уже и так отрезают от своей части всё возможное — отдают всё детям. Если бы найти что-то ценное…

      Дом, покачиваясь от мерного шага Элистера, вылез из-за холма и приблизился. Потрескавшаяся глиняная хижина с дырками в стенах, маленькими, как дырочки в швейцарском сыре (интересно, каков он на вкус?), но достаточно большими, чтобы ветер пробивался в них холодными зимними ночами и холодил босые ноги, медленно росла. Из дырок торчали серые тряпки — это жена их туда запихивала, чтобы не было сквозняка, а дети с весёлым смехом вытаскивали их оттуда. Дети, всегда такие жизнерадостные, создают уют в доме. Когда уже совсем не знаешь, как быть дальше, сидишь, задумавшись и подперев голову рукой, маленький ребёнок с большими голубыми глазами на фоне всей этой серой жизни подносит тебе клочок ткани. Ты медленно его разворачиваешь, а внутри видишь себя. Только глазами ребёнка. И думаешь: ребёнок маленькими ручками трепетно достаёт из печи остывший кусочек уголька, вытаскивает из дыры в стене лоскут грязной ткани и рисует тебя. Рисует твои тягостные раздумия о проблемах бытия, показывает, как он на них смотрит. А смотрит он на них по-детски, значит, весело. Для детей нет трудного детства — оно всегда детское, весёлое, беззаботное.

      Никто не встречает его сегодня? Странно. Котёл не дымится над кострищем — тоже странно. Может быть, что-то с Томми? Да, вдруг что-то случилось с Томми!

      Элистер сбросил на землю сумку и побежал. Он вскочил в распахнутую дверь и окинул комнату взглядом. На полу лежала его жена, а в углу, за кучей тряпья и сухих веток, плакали дети. Элистер помог жене встать и усадил на утрамбованную кучу сена. Кусочком материи он вытер ей лицо, перепачканное слезами и землёй, и попытался успокоить.

      — Котёл… — сказала она, всхлипывая.

      Элистер всё понял. Сборщики Налогов давно уже им грозили, и уже давно стоило что-то предпринять, припрятать котёл. Но уже поздно. Теперь есть варить не в чем. Одежде ещё найдёшь замену, постели — любая трава сойдёт, огонь — топить мало ли чем? Но вот посуда… Если котла уберечь не смог — металла тебе никто не даст, а в ладонях ты варить не станешь.

      — Элистер, — плакала женщина. — Дети!.. Чем детей кормить? Что теперь есть будем? Воду сырой пить нельзя — смерть. Что, Эли? Что?

      Элистер молчал. Что он сделает? Да и что в таком случае поделаешь??? Он ведь не волшебник и азами ядерного синтеза не ведает. Откуда ему взять котёл? Откуда, чёрт возьми?..

      Он так и не ответил.

      Среди детей послышался шорох. От общей массы отделился Джимми, самый старший. Шестилетний мальчик прокрался к стопке утоптанного сена, пошерудил рукой у стенки и что-то достал. Элистер не обратил на это внимания, уставившись в точку, которая находилась где-то далеко-далеко, но никак не в стенах хижины.

      — Эли, — шепнула женщина, — Эли, смотри: картошка.

      Элистер опустил голову: маленькая детская ручонка держала коричневый комочек. Комочек выпускал бело-голубые нити. Нити ветвились, а на их концах держались маленькие картошинки. Джимми, наверное, давным-давно отломал такой комочек и вырастил во взрослый корнеплод. Джимми…

      Элистер улыбнулся. Он протянул руку, принимая маленький дар из рук Джимми. Мальчик с трудом расставался с частичкой себя, со своим питомцем, но он понимал, что это жизненно важно. Как плохо, когда дети начинают понимать. Когда они это делают, они перестают быть беззаботными, счастливыми, становятся взрослыми. Зачем? Мир детей всегда такой прекрасный.

      Картофель аккуратно отделили от молодых побегов, которые положили в серое место. Печь растопилась, затрещала углями и поглотила большой, размером с Элистерову ладонь, корнеплод.

     

      Вечер удался весёлый. Элистеру с женой удалось сочетать ужин с игрой, что получилось великолепно. Правила рождались из ничего, а дети подхватывали их, мотали на ус, подстраивались и играли. Празднество вышло отменное. Томми переодели в шаха, вручили ему скипетр — картошку на длинной палке — и велели выбрать победителя, чтобы разделить с ним власть, то есть картошку. Дети старались изо всех сил — проморгать ни в коем случае нельзя было, ведь от этого зависело, будут ли они сегодня есть или нет — часто не обходилось без слёз, а мудрый шах то и дело поглядывал на головку скипетра, облизываясь.

      В конце концов фантазия Элистера иссякла, и он попросил мудрого шаха Томми назвать победителя. Мальчик в грязном тюрбане начал показывать пальцем на всех участников сразу, и победителя определить так и не смогли. Томми получил свою законную половину, а остальное разделили трое соперников.

      Элистер остался голодным. Жена его подобрала несколько обгорелых корок, высосала из них оставшиеся соки и мякоть, пытаясь представить, что это вовсе не корки, а сочный плод картофеля. Но диггер был сыт тем, что сегодня его семья не осталась без пищи. А завтра — это слишком далеко и так нелегко представить.

      Жена уложила детей, прикрыла дверь поплотнее, разделась и легла под лоскутное одеяло, прильнув к Элистеру. Он почувствовал твёрдость её тела — откуда там быть мягкости? — и обнял её. Трудно было себе представить, какова была бы жизнь, если бы не Атомный Июль. Жить бы сейчас было намного легче: еды было бы вдоволь, в реках была бы вода, а не помои; в мусорных кучах не копошились бы мутанты, да и жена была бы мягкой, округлой, чистой и пахучей. Да и вообще — чертовщина эта штука — жизнь. Она не жестока — она убийственна. За любой человеческий поступок она тебя убивает. Ты родился. Ты считаешь, что это хорошо. Но Жизнь говорит тебе: «Зря ты это сделал. Теперь страдай! И ты страдаешь. Чтоб отвлечься от мук, жизненных забот, ты ищешь себе спутника жизни. Нашёл — хорошо! Но Жизнь опять с тобой не согласна. И тут ты хочешь закрепить свою связь со спутником — хорошо это. А Жизнь — бац! — любишь кататься, люби саночки возить. Рождается ребёнок. Ну в этом что плохого? Продолжение рода, всё-таки. Но Жизнь опять так не думает: ребёнок вынужден расти в голоде и холоде, и он в конце концов становится тобой. Да, он — это я, в этом уж что плохого? «А то, что оба вы — это плохо» — говорит Жизнь.

      Элистер долго не мог уснуть. Когда думал о невыносимости бытия, когда позволял себе помечтать: уносился мыслью далеко от родных холмов; то взлетал высоко-высоко, то зарывался в самые недра Земли; то покидал земную атмосферу, оказывался на посеребрённом звёздной пылью куполе Вселенной, догоняя корабль СЗЭ, танцуя вокруг него, углубляясь в двигательные отсеки, всматриваясь в бледные лица пассажиров большого ковчега; то опускался на грешную Землю, проносясь стайкой невесомых атомов над Мёртвыми зонами, теряя равновесие в потоках смертельного рентгена.

      Его всё время тянуло к Мёртвым зонам, как будто он знал, что не мёртвые они совсем, что они намного живее любых других районов Земли. Надо только знать, какой район ещё жив. Живые всегда требуют помощи, но никто их не слышит. Маленьким диггерам нет никакого дела до больших, так же, как и большим до маленьких. И гора, и Магомет всегда стоят на месте, а помощи просят все.

      Элистер тоже нуждается в помощи, он просит её, но ему не на кого надеяться, кроме как на самого себя. А если помочь Мёртвой зоне? Хотя бы одной, самой живой! Она, безусловно, поможет ему. Да!

      Элистер вскочил посреди ночи: жена и дети спали. Угли в печи уже потухли, лишь несколько розоватых точек то и дело поблёскивали, как звёзды в облачную погоду. Он тихо оделся, собрал кое-какие вещи в мешок и, бросив на свою семью прощальный взгляд, хотел было уходить, но решил остаться совсем на чуть-чуть. Он вытащил из дырки в стене очередной клочок ткани, как это делают дети, достал из печи остывший уголёк и… задумался. Что же написать? Он ведь не умеет писать. Этакий пещерный человек в атомную эпоху. Тогда Элистер представил себя ребёнком. Он пытался отобразить на «холсте» не сырые факты, которые были бы больше похожи на оленей на своде потолка в пещере первобытного человека, а чувства. Он легко орудовал угольком. Поймут ли они? Поймут. Если что — Джимми им разъяснит, он ведь ещё не совсем взрослый и детский язык должен понять. Но он уже и не ребёнок и пока остаётся в семье за главного.

      Элистер вышел в беззвёздную глушь, оставив догорать в печи маленькие красные искорки. На полу, развёрнутый, лежал лоскут ткани со странными чёрными линиями, на утрамбованном сене лежала жена, а в углу, за кучей тряпья и сухих веток, в детских, беззаботных снах ворочались дети.

     

      «Опасные зоны и населённые пункты:

      …32. «Красная Смерть» Пригород бывшей Гаваны, остров Куба. Очаг радиационной заражённости с 2184 года. Ранее здесь располагалась одна из шести крупнейших верфей, на которых строился корабль СЗЭ. После аварии на атомной электростанции — Мёртвая зона. Уровень радиации на 60-70% превышает норму.» Файл DANZ(PS.TXT (DANZ(PS32.TXT)

     

      К утру из тумана выплыл Стинкервуд — самый крупный город в близлежащих районах. Город был достаточно молод, его построили уже после Атомного Июля, и это было заметно. Карточный домик — довольно весомое сравнение для этого места. Город был сложен буквально из картонных коробок, сухих веток и прочего хлама, который нельзя было сбыть на рынке или расплатиться со Сборщиками Налогов. Часто крыши и стены сносило ураганными ветрами, но трудолюбивые диггеры притаскивали себе новый хлам — отличный строительный материал. «Городские» считали себя более счастливыми, чем «сельские», хотя в чём заключалось это самое счастье — понять было трудно. Может быть — общение, может быыть — общность или взаимопомощь.

      Элистер, только ступив на околицу города, уже почувствовал едкий запах дыма, заглушающий остальные запахи. Не зря приезжие из других мест называли город «Вонючкой». Но местные жители сильно злились, утверждая, что город не издаёт никаких особых запахов. И правда: к чему только человеческий организм не привыкает. Даже к дыму коптильца — кустарника, произрастающего только в этой местности, горящего густой чёрной струёй. Здесь его полно. Вот «городские» и радуются, мол, теплынь здесь во все времена года, хотя погода здесь и так почти одинаковая. А бродячие диггеры рассказывают частенько, какие холода случаются на севере, в Стране Жёлтого Металла. Говорят, мороз там такой, что глаза к векам примерзают, и порой отсоединить их удаётся только вместе с глазами.

      Город только начинал шевелиться: диггеры выползали из своих пропитанных дымом нор, как черви, покидая свои пропахшие падалью кровли. Из некоторых домов выглядывали любопытные женщины, одетые в чём мать родила, и таращились на Элистера. Они всегда были любопытны к новичкам, поскольку им было интересно, в чьих объятиях они вскоре окажутся. В дверях некоторых хижин стояли сами диггеры, закуривая утреннюю трубку табака, низкосортного и вонючего. Им не было никакого дела до глазеющих женщин, ведь так или иначе они на ночь поменяются с соседом жёнами. А завтра с другим соседом поменяются женой первого соседа. Зачем? Диггеры за день настолько утомляются, что им нет никакого дела, кто с ними в постели, чья жена, какого соседа (или же сам сосед?), лишь бы вечером была хорошая разрядка, спокойная, тёплая ночь и свежее утро, прежде чем они снова окунутся в свои копательские заботы. Но для чего этот странный ритуал обмена? Наверное, это один из способов доказать свою общность и в какой-то степени взаимопомощь.

      Кто-то, самый работящий, уже покидал город, отправляясь на пустые изыскания; кто-то, самый ленивый, пронзительно храпел в своём доме; а кто-то, самый предусмотрительный, демонстрировал другому диггеру прелести своей женщины. чтобы заранее совершить обмен, позаботившись о приятной ночи. туман медленно расступался, вытесняясь серым смогом печей. на которых жёны готовят диггерам завтраки. Элистер вздрогнул, услышав крики и звуки ударов в соседнем доме. Видно, жена не успела вовремя приготовить диггеру завтрак, что вывело его из нервного равновесия.

      Элистер никогда не стал бы проделывать подобные вещи со своей женой, он считал это аморальным. Но порой ему жутко хотелось пожить такой же легкомысленной жизнью, какой жили «городские».

      Элистера обогнали два рикши, и он пристально посмотрел им вслед. В одной коляске, запряжённой возничим, сидел мужчина, чистый, сияющий, а в другой — женщина, красивая, в меру упитанная, с пушистыми белыми волосами, вьющимися на ветру. Редко кто позволял себе разъезжать по улицам города в колясках с живой тягловой силой (рикша был единственным способом передвижения по суше, поскольку не требовал никакого топлива). Видно, это один из представителей диггерской интеллигенции.

      Человек, стоящий подле Элистера, заметил его интерес к зажиточному диггеру и не смог удержаться от объяснений.

      — А-а-а, это Джон Рутик-Рудимент, — начал он протяжно и гнусаво, этак по-городскому. — Он недавно жилу отыскал: наткнулся на заброшенный порт на Побережье. А там склад был — пальчики оближешь. Вдоволь всего, чего душа только возжелает: бензину, свинца, дряцкалки, серой пахучки и всякой другой дребедени. Он даже нам пузырей притащил.

      — Каких пузырей? спросил .

      — Да таких, как водяные почти, — худощавый подавил смешок. — Рутик говорил, одевать их куда-то надо, мол, детей меньше будет, да бородавочницей не заболеем. А мы-то в толк не взяли. Да наши жёны нашли им верное применение — они в них жидкости всякие хранят. Удобно: бац! — надул пузырь, бац! — сдул. А что с ними надо по-настоящему делать — чёрт его знает. Это только Джон со своей белявой там что-то вытворяет с этими пузырями. Да, белявой он, видно, дорожит: на коляске её катает, никому из «городских» в обмен не даёт. Сами живут они как! Такой дом у реки отгрохали, из камня. Печь топят не коптильцем, а нормальным деревом, разодеваются в божественные тряпки, каждый день моются, а едят-то что, Боже мой! Ты ж видел, какая белявая пышная. Любо-дорого у себя такую в лачуге держать, а то от наших баб костлявых порой как пахнёт… Так и задумаешься, то ли из-за коптильца наш город «Вонючкой» назвали, то ли из-за баб.

      Диггер замолчал, глядя вслед рикшам, которые уже давно скрылись за поворотом и были уже где-то далеко-далеко.

      — А он не рассказывал, как там, на Побережье, — спросил Элистер.

      — Ещё как рассказывал, — худощавый демонстративно закатил глаза. — Говорил, воды — уйма! Куда ни глянь — кругом вода.

      — Кругом? — переспросил Элистер.

      — Абсолютно. Пахнет, говорит, великолепно. А ещё про мост рассказывал. Длинный-длинный, не видно даже ведёт куда.

      — А куда же он ведёт?

      — На Красную Смерть, через весь Юкатанский пролив.

      — Красная?.. — начал Элистер.

      — …Смерть, — закончил худощавый. — Там раньше верфь была, пока Красный Невидимый не вырвался и не передушил всех билдеров. Говорят, он и сейчас там бродит, охраняет богатства свои. Да вот только кто туда сунется? Вот он и ходит, голодный и злой, иногда душит уже трижды мёртвых, чтобы укротить свой гнев…

      — Я сунусь, — неожиданно решил Элистер, как бы не слыша последующих объяснений худощавого.

      Диггер как будто и не удивился.

      — Пожалуйста! Мало ли я таких старателей видал на своём веку? Ходили туда многие. Одни не возвращались, другие, вернувшиеся, говорили, что не дошли, испугались, хотя возвращались не с пустыми руками. Но больше туда не ходили. Коль уж идти, то лучше всего в Страну Жёлтого Металла, там, по крайней мере, демонов нет.

      Худощавый покачал головой и, отвернувшись, побрёл в сторону восходящего солнца.

      — Постой! — окликнул его Элистер. — Ты куда?

      — В Бэд-Хэнд, — ответил он, не оборачиваясь. — Если ты действительно собрался в Красную Смерть, иди со мной. Нам по пути.

     

      Небо, от края до края, залили белилами. Элистер и Хром — так звали худощавого — шли по обломкам бетонной дороги в поисках своей судьбы. Четыре дня они шли на юго-восток, пока не дошли до песчаной пустыни. Потом свернули точно на юг. Шли два дня, а на третий наткнулись на небольшое поселение у узенькой речушки. Там они пополнили запас питьевой воды, выпили текилы с лаймой и солью за счёт Хрома и снова повернули на юго-восток. По пути им случилось наткнуться на целую семью кактусов. Их срезали, вытащили изнутри сочную мякоть, сложили в пузыри и оставили на солнце. Содержимое перебродило, Хром добавил несколько «жизненноважных», как он выразился, ингредиентов и слил жидкость. Получилась текила, немного пряная и терпкая, зато бесплатная. Целых пять дней мякоть в пузыре давала колючую жидкость, и целых пять дней два диггера шли через Мексиканскую пустыню. Иногда, когда желудок начинал бастовать, Хром вынимал из пузыря немного мякоти, клал в казанок, ставил на огонь, и в итоге получалась вкусная и питательная каша. Элистер часто задавался вопросом, что бы он делал, не будь с ним в напарниках Хром.

      Когда они дошли до Бэд-Хэнда, Хром вынужден был проститься с Элистером.

      — Неплохой ты парень, скажу тебе, — он дружески похлопал Элистера по спине. — Жалко, что Красный Невидимый и тебя погубит. Может, одумаешься?

      Элистер покачал головой.

      — Ну, что поделаешь. Возьми хоть вот это. Держи! — Хром передал ему свёрток. — Если действительно встретишь Красного Невидимого, скажи ему, что он ублюдок. А эта штуковина, думаю, тебе пригодится.

      Два диггера дружески, по-диггерски, пожали друг другу руки, похлопали по плечам и разошлись каждый в свою сторону.

      Элистер шёл на восток целых два дня. В одиночестве было одиноко. Всю дорогу ему чудилось, что он идёт неправильно, что он не на том повороте свернул, что случайно зашёл в одну из Мёртвых зон, и демоны уже преследуют его, крутятся вокруг, ожидая, пока он упадёт. А потом он сам станет демоном и будет подстерегать сбившихся с пути старателей, будет носиться невидимым коршуном над этими просторами и никогда больше не встретит свою семью.

      А дома, наверное, хорошо… Жалко, что Томми… Да, а как там Томми? А вдруг он… Нет, он жив, Элистер это чувствовал отцовским сердцем. И этим же горячим сердцем он свято верил в то, что дома нет проблем с пищей, что семья его жива и здорова. Только как они справляются без котла?.. Наверное, жена нашла ему весомую замену, всё в порядке. Дома всё в порядке, и семья ждёт своего отца, вглядываясь в клочок ткани, который он оставил. Элистер часто вспоминал свою странную записку, ломая голову и пытаясь вспомнить, а что же он там нарисовал, и поймут ли дети с женой.

      Наконец диггер подошёл к ориентиру, про который говорил ему Хром. В двадцати метрах от дороги из земли рос высоченный столб, покрытый различными надписями — автографами диггеров, которые когда-то были здесь. На самой его верхушке болтались под порывами лёгкого морского ветерка высохшие трупы без правых рук. То ли бродяги-людоеды сделали такое с диггерами, то ли это проделки самих демонов Мёртвых зон. Указатель на столбе показывал на северо-восток, в сторону Красной Смерти. Элистер подошёл к столбу и оставил свой автограф — еле заметный крестик чёрным угольком. Потом повернулся, стараясь не слышать зловония трупов над головой, и побрёл в сторону, куда показывал ржавый указатель.

      На шестидневном пути ему частенько попадались небольшие прыгающие зверьки, загнать которых до бессилия не составляло большого труда. Зверьки потрошились, насаживались на вертел и жарились. Мясо было отменное, хотя время от времени попадались горьковатые куски.

      На седьмой день, если вести отсчёт от Людоедового Столба, Элистер услышал шум моря. Горизонт окаймляла голубая полоска, которая вскоре выросла в безбрежную даль. Куда ни глянь — кругом вода, совсем как говорил Хром. Элистер сбросил одежду, вещи и побежал к воде. Вода была прохладной, и эта прохлада приятно жгла кожу. Засаленное, загрязнённое до предела тело снова смогло дышать чистотой.

      По Побережью диггер брёл до вечера, пока наконец не дошёл до моста. Мост чёрной стрелой в лучах заката улетал за горизонт, и конца ему не было видно. Ночь диггер переждал у его подножия, собрал кое-какую растительную и животную пищу, набрал из небольшого ручья, впадающего в море, питьевой воды в пузыри и утром отправился в путь.

      С каждым километром Элистер всё сильнее ощущал дыхание Красного Невидимого. Поначалу он ещё мог углядеть другой конец моста, мог его себе представить, хотя тот находился далеко за горизонтом, но когда берег совсем исчез за спиной, и осталось одно только море во всех направлениях, мост действительно стал бесконечным. Элистер стал теряться, иногда останавливался, раздумывая, а не повернуть ли ему обратно, а иногда, когда небо затягивали глухие облака, он даже не был уверен: идёт он вперёд или назад. Бывало, Элистер ходил кругами — по прямой-то линии! — что ещё раз доказывало, что пространство искривлено. Не исключено, что его искривил сам Красный Невидимый. Он был страшный, и самое страшное в нём было то, что он невидим. Элистер не имел ни малейшего представления, с ним он или нет, что и было страшнее всего.

      Однажды ночью поднялся шторм. Дикий грохот сотрясал весь мост вместе с Элистером, каждый удар острого гребня об опорные столбы был слышен так, будто волна била прямо по Элистеру. Волны перехлёстывали через ограждения, сбивали с ног, нахлёстывали на голову, силясь вытолкать диггера за барьеры, в бушующую бездну. Темнота, гром, молнии, ливень и море сливались в гремучий коктейль, в который бросили Элистера, как червячка, для вкусу. Он вдруг подумал, какое странное это море. Земля намного спокойнее, чем этот бирюзовый зверь. Теперь ему стало ясно, почему диггеры роют землю, а не воду — они боятся быть съеденными. Хотя и шахты в Стране Жёлтого Металла, и зыбучие пески в Мексиканской пустыне едят диггеров, но всё равно не в таком количестве, как это делает море.

      Элистер часто останавливался, раздумывая, а не повернуть ли обратно… Ему казалось, что он стоит точно на середине, между Жизнью и Смертью, но путь к ним лежит не через движение вперёд и не через отступление назад. Если он пойдёт вперёд, то погибнет от лап Красного Невидимого, если же повернёт, то в конце концов умрёт от недостатка пищи. Элистер очутился между Сциллой и Харибдой. Из двух зол выбирай…

      Элистер потом долго думал, что бы случилось, если бы он повернул обратно. Он проделал такой огромный путь, чудом избежав зубов бродяг-людоедов, искупался в море, шёл по мосту — по одному из красивейших творений, оставленных Человеком Разумным, а не горсткой вымирающих Homo Diggerus. Поверни он обратно, он бы преодолел те же препятствия, только с пустыми руками и без надежды на будущее. Возможно, в этот раз ему не удалось бы миновать опасности. Его поймали бы людоеды, спросили, какая рука у него «копательная», отрезали бы её и повесили её владельца обозревать окрестности со столба. Всё-таки правильно он сделал, решив идти вперёд.

      Еда скоро кончилась, вода тоже, но и мост должен был быть не бесконечным. По крайней мере, так хотелось Элистеру. Монотонная картина, всегда одинаковая, когда невозможно нигде узреть ориентир, за который можно было бы зацепиться взглядом, чтобы не идти, стоя на одном месте, действовала на нервы. Но, наконец, после долгих дней пути, Элистер увидел полосу суши вдали, лениво проявляющуюся из массы утреннего тумана. Теперь, когда диггер видел перед собой цель, он ступал более уверенно, точно зная, что скоро все его мечты сбудутся, а надежды оправдаются.

      Если его прежде не настигнут демоны Мёртвой зоны. Красный Невидимый! Его здесь ещё нет, но, как только Элистер выйдет на сушу, он набросится на диггера голодным шакалом, впиваясь острыми зубами в шею. И диггер даже не будет знать, от чего он умрёт и откуда ждать смерти. Он будет хвататься руками за шею, как за спасительную соломинку, пытаясь разжать хватку, которой нет; он будет топтаться на месте, глядя испуганными глазами во все стороны, в надежде найти что-то острое, чтобы отрезать пальцы несуществующего Красного Невидимого. А сейчас, пока он на мосту, он в безопасности. Видно, этот всадник без головы — Красный Невидимый — не может ступить на мост и вынужден вечно быть прикованным к Мёртвой зоне. Элистеру всего на несколько мгновений стало жаль демона, пока он не вспомнил, кого он жалеет. А ещё говорят, что маленькому диггеру нет никакого дела до большого.

      И на утро следующего дня, входя в Красную Смерть, Элистер просил разрешения у Красного Невидимого.

      — О великий Красный Невидимый, — начал он свою «исповедь». — Позволь мне, обычному диггеру по имени Элистер, нарушить твои владения. Я пришёл не вредить, я пришёл помочь. Ты ещё не совсем мёртвый, и земля твоя тоже ещё жива, но вы требуете помощи. Я пришёл к вам именно с помощью. Я хочу, чтобы вы вместе стали Красной Жизнью. Разреши мне войти.

      Мёртвая зона молчала. Небольшие морские барашки набегали на песчаный берег, расстилались прозрачным одеялом, окаймлённым по краям кружевной пеной, убегали обратно. Мелкая пожелтевшая трава впереди тихо шепталась, наклоняясь то в одну сторону, то в другую. Провода, тянувшиеся вдоль берега от одной вышки к другой, даже не колыхались, а висящий на них фанерный флюгер, прогнивший под холодными кислотными дождями, давно умер и был повёрнут к Элистеру плоскостью. Когда-то он жил, как и вся эта земля, окружённая со всех сторон тёплым морем, и был овеян ласковыми ветрами, плясал, вертелся, радовался жизни. Но сейчас он молчал. И зона молчала.

      — Пожалуйста, — от всего сердца попросил Элистер.

      Сначала не происходило ничего. Абсолютно ничего, ни одного движения, которое смогло бы укрыться от внимательного взгляда Элистера. Лишь трава, пожелтевшая то ли от дыхания осени, то ли от холодных шагов Красного Невидимого, наклонялась то в одну сторону, то в другую. Всё было пронзительно тихо. Потом…

      Неожиданно волосы на голове Элистера рвануло вперёд. Он вздрогнул, понимая, что пощады от Красного Невидимого не дождёшься, что он ошибся, предполагая, что на мосту он в безопасности. И холодные же у Красного Невидимого руки. Элистер думал, что прикосновение демона будет обжигающим и болезненным, но это было прохладно, свежо и даже немного приятно. Элистер не мог найти в себе сил повернуться и предстать перед Красным Невидимым, встретиться со своей смертью лицом к лицу. Он смотрел вперёд. Трава стала рваться во все стороны, издавая свист. Волны росли на глазах, поднимали свои острые гребни, бросали пластом на берег, то обрушиваясь сплошной стеной, то сворачиваясь в кольцо. Провода зашевелились, закачались, затряслись, как будто испугались самого вида Красного Невидимого. Закачался и флюгер. Но он все ещё был повёрнут к Элистеру плоскостью. Неужто и ему страшно? Если ему страшно, значит, он жив?! Да, конечно, он жив!

      Он был действительно жив. Он, борясь то ли с ветром, то ли с Красным Невидимым, неожиданно завертелся, как волчок. Он был жив, и вся эта Красная Смерть тоже была жива. Она просто притворялась всё это время. Может быть, она просто спала, как спала принцесса в старой сказке? Может быть, её заколдовал Красный Невидимый? Как? Красный Невидимый — демон, а демоны живут только в Мёртвых зонах и за их пределы выходить они никак не могут. А эта зона жива… Значит, нет никакого Красного Невидимого! Всё это пустые россказни!

      Элистер спрыгнул с моста на мокрый песок и побежал вперёд. Ветер весело шевелил ему волосы, диггер смеялся.

      — Если ты есть, — закричал он, обращаясь к демону, — попробуй меня останови!

      Элистер бежал, размахивая сумкой, как ребёнок, выпущенный на первый снег. Мир детей всегда такой прекрасный… Томми… Живая зона… Живая! Жизнь. Нет, всё-таки жизнь — это хорошо. Жизнь всегда говорит: «То, что ты есть, — хорошо!», убеждать себя в обратном может только тот человек, который не имел возможности эту жизнь потерять. Флюгер вертелся, плясал, радовался. Радовался тому, что он снова ожил. Потом он указал носом прямо в сторону города.

      И диггер побежал в эту сторону. Город находился на вершине плоскогорья, где-то далеко, у самого горизонта. Ничего, по сравнению с тем расстоянием, которое Элистер преодолел, это был один-единственный шаг. Несмотря на подъём в гору, он бежал, бежал, бежал…

      …пока не споткнулся и не упал. Он поднял голову и обнаружил, что лежит на прямоугольной плите, которая находилась в центре небольшого плато, откуда открывался великолепный вид на окрестности. Плита казалась с виду металлической, и, вероятно, такой и была. У Элистера сразу загорелись глаза на такой огромный кусок металла, но позже пыл его чуть поостыл, и им вскоре завладел интерес — а что же под плитой? Он поднялся и попрыгал по ней. Та слегка прогнулась. Потом он начал ползать в поисках ручки или чего-то «отпирающего», поскольку под плитой, судя по простукиванию, была пустота. Ручки или чего-то на неё походящего не обнаружилось. Элистер попытался поддеть плиту ногтем, но тот сломался, причинив диггеру мучительную боль. Все его попытки поднять плиту окончились полной неудачей. Он обыскал себя на предмет чего-то, чем можно было бы поддеть неприступную плиту. Он вытащил из сумки множество различных предметов, сущий мусор, когда вдруг наткнулся на бумажный свёрток.

      Внутри был нож. Красивый, блестящий, с зарубинками на лезвии. Нож поблёскивал воронёной сталью, на его гладкой поверхности была вырезана аккуратная надпись «U.S. Army». А может, это совсем не надпись, а рисунок какой-то? Какая разница! Элистер поддел лезвием ножа плиту, надавил на рукоять. Плита — она была всего несколько миллиметров в толщину — приподнялась на один палец. Диггер зацепился за её край, поднатужился, поднял и сдвинул с места. Весила она не больше человека. Под ней оказалось пустое пространство, глубиной около одного метра. Элистер спустился вниз. Под рукой звякнул нож. Кстати, откуда он?

      Хром! Это же его нож! «А эта штуковина, думаю, тебе пригодится,» — были его прощальные слова. Он как будто знал, что нож Элистеру действительно пригодится. Откуда? Это не могло быть обычной интуицией или диггерским чутьём. Он БЫЛ здесь. Сам, собственной персоной. Но почему он пугал Элистера Красным Невидимым, зная, что его не существует?

     

      Голос звучал отовсюду:

      «Потомок мой! Ты прошёл этот трудный путь и миновал Красного Невидимого, чтобы получить хоть какие-то гроши за то, что ты здесь найдёшь, и позволишь себе стать членом Второй Спасательной Звёздной Экспедиции. Я, Эдмонд Фельский, создатель первой СЗЭ, надеюсь, что население Земли сегодня не превышает двух миллионов человек — столько, сколько может перенести корабль на планеты Проксимы Центавра. Я надеюсь, статус Кубы как Мёртвой зоны достаточно отпугивал людей всё это время. Почему я повелел так? Я отвечу. Когда я создавал первую экспедицию, я заранее знал, что буду проклят теми, кто не попадёт в её состав. Для этого я тайно построил корабль и спрятал его здесь, в фальшивой Мёртвой зоне. Я надеялся, что когда ты, диггер, сюда придёшь, население будет настолько мало, что все свободно уместятся в корабль, моя честь будет защищена, и никто не останется обездоленным. Но ты спросишь, почему многие гибли от рук Красного Невидимого, если его нет. Я снова отвечу: это делал не демон, это делала радиофобия — боязнь радиации, которая убивает быстрее и страшнее, чем любой рентген. Человек просто сходит с ума. И ты, впервые сюда пришедший, поверил в свои силы, поверил в то, что нет никакого Красного Невидимого, и поэтому я хочу передать управление экспедицией тебе, мой потомок. В этом подземном бункере находится корабль, построенный на 95 %, а также строительные материалы, нужные для его достройки. Кроме того, в бункере есть большой генобанк и склад семян растений. Чтобы достроить корабль, тебе нужно собрать всех людей, которые остались на планете. Дерзай!»

      Голос умолк.

     

      Элистер долго бродил по коридорам, уровням, побывал в разных хранилищах и был поражён упорядоченностью, которая царила кругом. Везде господствовали ровные линии, правильные геометрические формы. Одно слово: красиво. Диггер набрал семян различных растений, столько, сколько посчитал нужным, взял четыре слитка золота — целое состояние, на деньги, вырученные за их продажу, можно было жить лучше, чем тот удачливый диггер с пузырями — и вышел из бункера.

      Выбравшись на поверхность, Элистер знал, что никогда больше сюда не вернётся; что навсегда забудет это место, и никто по его путеводителю сюда не придёт. По крайней мере, пока. Почему он так поступил? Наверное, по той же причине, что и Хром, и многие другие удачливые диггеры. Может быть, когда-нибудь, много лет спустя, найдётся диггер, который будет точно уверен, что время пришло, и он способен поднять в небо эту махину и спасти мир. А пока…

      Солнце садилось. Диггер оглядел окрестности, стоя на самом богатом терриконе в мире. На плече была тяжёлая сумка, но тяжесть эта была так же приятна, как тяжесть в желудке. Он долго всматривался в оранжевый полукруг, который всё глубже зарывался в землю. Где-то там, чуть правее, дом Элистера. Дома семья, дети, хорошо…

      А солнце всё глубже и глубже зарывалось в землю, как трудолюбивый диггер. Что оно надеялось там отыскать? Ночное спокойствие? Новый день? А может, что-то совсем иное…

      И диггер снова двинулся в путь.

     

      1999 год

     

Книго
[X]