Серджо Туроне. Украденная душа

   -----------------------------------------------------------------------

   Журнал "Вокруг света", 1970, N 2. Пер. с итал. - Л.Вершинин.

   & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000

   -----------------------------------------------------------------------

   Внезапно врач задал ему странный вопрос: "Вы дорожите своей душой?"   До

этого визит протекал как обычно, и Зигфрид Моргентойфель ясно дал   понять,

что весьма сомневается в успехе.   Долгие   месяцы   бесплодных   хождений   по

врачебным кабинетам основательно подорвали его веру в медицину. Впрочем, к

этому врачу он попал на   прием   впервые.   Обратиться   к   нему   посоветовал

Моргентойфелю знакомый психолог. Но он почему-то   сказал,   что   никому   не

следует   называть   имени   этого   врача.   И   теперь   Зигфрид   Моргентойфель

подумал,    что,    видимо,    предприимчивый    эскулап,    стремясь    сильнее

подействовать на пациента, умышленно окружил себя ореолом   таинственности.

Очевидно, и   этот,   казалось   бы,   неожиданный   вопрос   был   отрепетирован

заранее.

   - Разумеется, я дорожу своей душой, хотя и не слишком, - ответил он.

   Врач улыбнулся.

   - Надеюсь, вы не приняли меня   за   Мефистофеля?   Речь   идет   о   научном

открытии. Правда, аппарат еще проходит экспериментальную проверку,   и   его

применение в лечебных целях пока запрещено   законом.   У   меня   могут   быть

неприятности. К тому же аппарат чрезвычайно дорогой.

   - Что до цены, - сухо ответил Зигфрид Моргентойфель, - то, как вам   уже

известно, это беспокоит меня меньше всего.

   Врач выдержал эффектную паузу и затем продолжал:

   - Аппарат называется "экстрактор дельта", изобретен он совсем недавно и

предназначен для извлечения души без какого   бы   то   ни   было   ущерба   для

пациента. Но, повторяю, он еще не прошел окончательные испытания.

   - Значит, чтобы избавиться от кошмаров,   я   должен   пожертвовать   своей

душой?

   - Совершенно справедливо, ведь больна именно ваша душа.

   Зигфрид Моргентойфель растерянно потер глаза и сказал, что подумает. Он

никогда не был особенно ревностным католиком, но мысль о том, что придется

навсегда лишиться души, привела его в смятение.

   Вообще-то рассказывать эту историю нелегко, ибо, в   сущности,   это   две

истории, в какой-то миг слившиеся в одну. Если прибегнуть   к   классической

геометрии,   то   это   равносильно   тому,   что    две    параллельные    прямые

пересекаются в некой точке А. Нелепость, абсурд? Да, но и сама эта история

абсурдна.

   Итак, наступил момент, когда параллельные прямые   вот-вот   должны   были

пересечься. Два главных действующих лица, незнакомых друг с другом, едут в

одном   купе   первого   класса.   У   окошка   сидит    Зигфрид    Моргентойфель,

шестидесятичетырехлетний владелец предприятия в Цюрихе. Напротив устроился

Винченцо   Лагана,   двадцативосьмилетний   калабриец   из   селения   Корильяно

Калабро. Сиденья обиты желтым бархатом. У Моргентойфеля на   коленях   лежит

газета, но он не   читает.   Он   дремлет,   прислонившись   головой   к   спинке

сиденья, его одутловатое лицо нервно   подергивается.   Винченцо   Лагана   не

спит, он смотрит в окно на поля и деревья. Время от   времени   он   начинает

разглядывать   свои   руки.    Одет    он    с    претенциозной    элегантностью,

свойственной богатым южанам.

   Конечно, путешествовать в вагоне первого класса -   это   вам   не   шутка.

Винченцо   Лагане   нравится   чувствовать   себя   важным    синьором.    Он    с

удовлетворением потянулся. В купе первого класса сиденья удобные,   мягкие,

не то что в тот раз. Да, в тот раз... А ведь   прошло   каких-нибудь   десять

дней.

   Тот вагон заполнили молодые калабрийцы, одетые так же плохо, как   и   он

сам. Сиденья были жесткие,   деревянные.   Стоило   на   минуту   отлучиться   в

коридор,   пусть   даже   в   уборную,   как   по   возвращении    тебя    обдавало

застоявшимся запахом дешевого сыра, вина и пота.   Во   сне   ты   прислонялся

головой к плечу соседа, а он к тебе.

   Скорый   прибыл   на   пограничную   станцию   Кьяссо.   Слабый   толчок    при

торможении   разорвал   непрочную   нить   сна   Зигфрида    Моргентойфеля.     Он

выпрямился и кончиком указательного пальца быстро   снял   желтую   пленку   в

уголках глаз. Началась проверка   паспортов.   Таможенный   чиновник   вежливо

обратился   сначала   к   пожилому   господину,   затем   к   молодому   человеку.

Протягивая   зеленую   книжицу,   Винченцо   сумел   притвориться   уверенным   и

равнодушным. Чиновник небрежно перелистал листы и возвратил паспорт,   даже

не поставив печати.

   Маневровый паровоз оттащил состав на несколько сот метров,   и   Винченцо

вновь увидел бетонную   ленту   вокзала,   где   их   выгрузили   десятью   днями

раньше, чтобы отправить назад. Некоторые громко протестовали   и   ругались,

рискуя угодить в тюрьму. А Винченцо сразу понял, что   спорить   бесполезно.

Путь закрыт - Швейцарии больше не нужны итальянские эмигранты.

   Каким мучительным было возвращение в переполненном вагоне! Милан. А что

дальше? Одни поехали на юг, в родные места, другие, у кого не было   денег,

но было много надежд, остались в Милане. Остался и Винченцо Лагана. Прежде

всего,   решил   он,   надо   хорошенько   обдумать    положение.    Он    пересек

привокзальную площадь и зашел в большой, ярко освещенный бар. Возле стойки

пять-шесть человек спорили о   футболе.   Один   из   них   обругал   защитников

команды "Турин". Лагана хотел было сказать   несколько   теплых   слов   этому

болвану,   но   потом   решил   не   вмешиваться   -    хватит    с    него    своих

неприятностей. В углу стоял музыкальный ящик. Сесть   за   столик   -   значит

непременно заказать что-либо. Так не лучше ли послушать песню? Он   подошел

к ящику со сверкающими клавишами, выбрал песню Челентано и сунул в прорезь

монету. Нажал на клавиши и тут же негромко выругался. Ну и   кретин!   Нажал

В-15, а надо было В-14. Теперь слушай бог весть кого. С ума   можно   сойти,

это же сказка - он по ошибке выбрал детскую пластинку.   Счастье   еще,   что

другие клиенты продолжали громко спорить о футбольном чемпионате, не то бы

они посмеялись над ним от души. Но раз уж он потратил пятьдесят лир, стоит

послушать сказочку. В ней рассказывалось о коте в сапогах,   который   помог

разбогатеть своему   хозяину,   жалкому   бедняку,   нарядив   его   в   шикарное

платье. Король принял бедняка за настоящего принца и отдал ему в жены свою

дочь - принцессу. Говорящий кот - ерунда   какая-то!   Один   из   болельщиков

сказал, что игроки туринского "Ювентуса" - живые мертвецы. В другое   время

горячая калабрийская кровь Винченцо Лаганы вскипела бы - и не миновать   бы

ссоры. Ведь южане болеют не столько о за   Турин,   сколько   против   Милана,

города богачей, которые имеют все, чего нет у них, нищих   калабрийцев.   Но

сейчас Винченцо лишь окинул этого глупца презрительным взглядом, его мысли

были заняты котом, который помог хозяину   стать   богатым,   нарядив   его   в

богатые одежды.

   А ведь это неплохая идея. Швейцария не хочет итальянских эмигрантов. Ну

что ж - значит, нужно пересечь   границу   под   видом   богатого   синьора.   И

Винченцо решил рискнуть всеми своими сбережениями, довольно-таки скудными,

но достаточными, чтобы купить отличный костюм и   билет   в   вагоне   первого

класса.

   Приобрести костюм оказалось делом совсем не легким, потому что продавец

магазина заподозрил неладное: обычно клиент в рваной   одежде   не   покупает

костюм за сорок тысяч лир. Винченцо пришлось вначале показать ему   деньги.

Помимо костюма, он купил рубашку и платок для верхнего   кармашка   пиджака,

галстук, носки, ботинки. Когда он вышел из магазина одетый с иголочки, его

остановили двое полицейских   и   потребовали   документы.   Продавец   тут   же

позвонил в полицию: он твердо знал, когда оборванец   вдруг   одевается   как

синьор - это означает, что он совершил одно ограбление   и   теперь   готовит

другое. Полицейские тщательно обыскали Винченцо, но даже это не   испортило

его хорошего настроения. Спасло его   рекомендательное   письмо   приходского

священника бывшему односельчанину, который теперь жил и работал в   Цюрихе.

Больше   того   -   встреча   с   полицейскими   оказалась   даже   полезной,   она

позволила Винченцо   усовершенствовать   свой   план.   Один   из   полицейских,

схватив его за руку, презрительно посмотрел на грязные ногти и   мозолистую

ладонь. Кот в сапогах никогда бы не допустил подобной оплошности. С такими

ногтями самый роскошный костюм не поможет ему пересечь границу.   Маникюрша

изрядно потрудилась, но когда Винченцо вышел из парикмахерской, его пальцы

нельзя было узнать.

   И вот теперь скорый, миновав границу, мчится   вдоль   Луганского   озера.

Мерное покачивание вагона таит в себе   опасность   -   оно   навевает   сон   и

одновременно не дает заснуть. Когда поезд въехал в туннель   и   стук   колес

сменился грохотом, проснулся и Зигфрид Моргентойфель. Он посмотрел на часы

и попытался снова забыться сном. Но это ему   не   удалось.   Тогда   он   взял

лежавшую на коленях газету и стал рассеянно просматривать первую страницу.

Читать не хотелось.   С   минуту   он   разглядывал   своего   соседа   по   купе.

Наверняка итальянец. Одет довольно безвкусно, но   если   бы   все   итальянцы

были такими же аккуратными и презентабельными, не существовало   бы   и   его

проблемы.

   А его проблема - итальянские эмигранты, которых он принял на   работу   в

пекарню.   Тогда-то   и   начались   ночные   кошмары,   нервное    истощение    и

бесконечные визиты к   врачам.   Первое   время   он   испытывал   лишь   смутное

чувство неприязни. Ему было противно смотреть   на   этих   черных   волосатых

оборванцев. Его раздражала   их   манера   тараторить   на   своем   тарабарском

наречии и эта их   привычка   вечно   собираться   в   круг.   Не   говоря   уж   о

варварском обычае носить в кармане нож.

   Он всячески пытался избавиться от этой   напасти,   но   его   неприязнь   к

итальянцам все усиливалась.

   В газетах писали,   что   наплыв   итальянских   эмигрантов   с   юга   грозит

нарушить этническую структуру Швейцарии, и это очень   беспокоило   Зигфрида

Моргентойфеля. Его мучили угрызения совести - ведь он   один   из   тех,   кто

невольно помогает создавать подобную диспропорцию.

   У них и слуха-то нет. А еще говорят, что все   итальянцы   музыкальны   от

природы. Сплошное вранье - когда они поют хором,   то   это   похоже   на   рев

пьяных ослов. И   все-таки   хуже   всех   Риччапулли,   иссиня-черный,   словно

бедуин, грязный, вульгарный, охочий до женщин, к   тому   же   наглец,   каких

мало.

   Всех их уволить? Легко сказать. А   кто   будет   работать   в   пекарне?   С

некоторых пор швейцарцы   предпочитают   не   заниматься   тяжелым   физическим

трудом. Нет, он не   мог   их   уволить.   Они   это   прекрасно   знали.   А   он,

Моргентойфель, знал, что они это знают, и оттого ненавидел их еще сильнее.

   Однажды   ему   приснилось,   что   Риччапулли   ущипнул   за   бок   белокурую

работницу, и тогда он хорошенько отлупил нахального   итальянца.   Утром   он

проснулся в превосходном настроении - его лишь разочаровало, что   это   был

сон. Потом, быть может,   от   переутомления,   а   возможно,   от   чрезмерного

нервного напряжения, его сны стали все более беспокойными и тревожными.   К

Риччапулли прибавились другие итальянцы, и теперь он не только избивал их,

но и бросал живыми в печь и со сладострастием   глядел,   как   в   огне   они,

наконец, из черных   становились   черно-красными.   Впрочем,   эти   ночи   еще

нельзя было назвать   кошмарными.   Больше   того   -   они   были   своего   рода

отдушиной, выхлопным клапаном, благодаря которому находили выход (и притом

безболезненный) переполнявшие Моргентойфеля чувства.

   Но внезапно канва сновидений изменилась. Случилось это однажды вечером,

когда на ужин он поел жареного перца с рисом. Едва он заснул, как очутился

в зале суда. На нем был серо-зеленый арестантский костюм. Судья,   толстый,

безликий человек в штатском, не   говорил,   а   кричал:   "Вы   обвиняетесь   в

умерщвлении тысячи итальянцев! Что вы можете сказать в   свое   оправдание?"

Присутствовавшие   в   зале   негодовали.   Кто-то   крикнул:   "Убийца!"   Судья

повторил вопрос, стукнув деревянным молотком по столику:   "Что   вы   можете

сказать в   свое   оправдание?"   Его   адвокат,   сухой,   морщинистый   старик,

подошел к нему и, брызгая слюной, прохрипел: "Скажите, что вы   действовали

согласно приказу вышестоящих властей".   Судья   громовым   голосом   рявкнул:

"Отвечайте же!" - "Я выполнял приказание". Жирный судья покрутил в воздухе

молотком и вновь с яростью стукнул им по столу: "Ах,   приказ!   Все   убийцы

так говорят".

   Зигфрид   Моргентойфель   подскочил   в   постели,    словно    его    ударили

электрическим током. Какое-то время он   тешил   себя   надеждой,   что   виною

всему   жареный   перец,   но,   увы,   он   ошибался.   На   четвертую   ночь   сон

повторился и уже больше не оставлял его, всегда один и   тот   же,   безмерно

страшный. Менялось лишь число убитых - с каждым разом оно все   возрастало:

две тысячи, пять, двадцать тысяч... И в конце неизменно: "Все   убийцы   так

говорят".

   За несколько месяцев   Зигфрид   Моргентойфель   катастрофически   похудел.

Врачи выписывали ему какие-то дурацкие   лекарства,   советовали   отдохнуть,

ничего лучшего они придумать не могли. Теперь приближение   ночи   приводило

Зигфрида Моргентойфеля в   содрогание.   Он   пробовал   обращаться   к   другим

врачам - никакого эффекта! Лишь доктор Гольдентойфель единственный из всех

предложил    нечто    конкретное:    экстрактор    дельта.    Но    слишком    уж

подозрительный тип, этот Гольдентойфель. И потом,   где   гарантия,   что   он

сможет жить без души, не испытывая неприятных ощущений?

   С каждым   новым   сном   росло   число   убитых   итальянцев:   сорок   тысяч,

пятьдесят, сто тысяч... Кошмары стали преследовать Моргентойфеля   и   днем.

Если взгляд его случайно падал на молоток, он тут же вспоминал   деревянный

молоток грозного судьи. Однажды он   буквально   опозорился   на   официальном

приеме в муниципалитете - в момент, когда произносились тосты, он заметил,

что пожилой асессор похож на   сухого,   морщинистого   адвоката.   Ему   стало

нехорошо, пришлось уйти с приема.

   Не   помогли   ни   специальный   курс   лечения,   ни   рентгенотерапия,    ни

таблетки. Искушение вновь сходить на прием   к   Гольдентойфелю   было   очень

велико, но он решительно отверг саму мысль об этом. Как-то   в   газете   ему

бросилась   в   глаза   заметка   о    знаменитом    шведском    специалисте    по

психоанализу,   творившем   чудеса   в   лечении   невроза.   Он   отправился    в

Стокгольм. Лекарство, которое ему прописал   шведский   профессор,   принесло

облегчение всего на одну ночь. Затем снова начались кошмары. Теперь   число

убитых достигло пятисот тысяч. Оставался один выход -   экстрактор   дельта.

Когда искушение доводит вас почти до исступления, всегда находится уловка,

чтобы сдаться, притворяясь, будто вы сопротивляетесь.   Уловка   эта   изящно

именуется компромиссом. Механизм предельно прост - он ничем не   отличается

от автомата с прорезью, только вместо жетона вводится словечко   "если":   я

твердо решил отказаться, поищу-ка другие возможности, лишь в   том   случае,

если и эти попытки окажутся безрезультатными, я отвечу "да". Но это   будет

"да" с весьма серьезной оговоркой, ибо оно обусловлено целым рядом "если".

   Он снова отправился к Гольдентойфелю.   В   этот   раз   кабинет   врача   не

произвел на него такого мрачного впечатления, как прежде. И   все-таки   ему

подействовала на нервы самодовольная улыбка   Гольдентойфеля,   встретившего

его словами:

   - Я знал, что вы решитесь.

   - Я еще ничего окончательно не решил, - сказал Зигфрид Моргентойфель. -

Вначале я хотел бы кое-что уточнить.

   - Всегда к вашим услугам. - Врач почтительно склонил голову.

   - Я хочу хорошенько отдохнуть,   месяца   два,   не   меньше.   Быть   может,

длительный отдых поможет мне избавиться от кошмаров.

   - Превосходная идея.

   - Если уж и отдых не принесет мне облегчения, я прибегну к   экстрактору

дельта. Однако я намерен сам выбрать место   и   время.   Могу   ли   я   купить

аппарат и затем в случае нужды сам, без вашей помощи, воспользоваться им?

   - Прошу вас, вот инструкция, аппарат очень прост и удобен в обращении.

   И врач вынул экстрактор из белого пластмассового футляра.

   - Одну минуту, - остановил его Зигфрид Моргентойфель. -   Мне   требуется

еще одна гарантия. Видите ли, у меня нет ни малейшего желания остаться без

души. Позволяет ли ваш аппарат обменять мою душу на душу другого человека?

   - Конечно, конечно, - заверил его Гольдентойфель. И тут же   убедительно

посоветовал   никому   не   показывать   экстрактор,   ибо   это   может   вызвать

серьезные осложнения.

   Наконец он   назвал   цену.   Цифра   была   совершенно   фантастической,   но

больной вручил требуемую сумму без малейших возражений.

   От врача он ушел в превосходном   настроении.   Так   или   иначе,   но   его

мучения прекратятся. Местом отдыха он   выбрал   Италию.   И   не   случайно   -

путешествие по этой стране позволит ему   познакомиться   с   итальянцами   из

высшего общества, и тогда он, возможно,   сумеет   преодолеть   отвращение   к

итальянским рабочим из пекарни.

   Он посетил Капри, Таормину, Гаргано и другие   знаменитые   курорты,   где

отдыхают и развлекаются приличные, состоятельные люди. Правда,   на   улицах

встречались и   нищие,   но   здесь   они   были   живописной   деталью   пейзажа,

элементом фольклора. Тут все помогало забыть о горестях   и   бедах.   Однако

исчезнут ли кошмарные сновидения? Первое   время   ему   снилось   все   то   же

убийство итальянских   эмигрантов,   но   постепенно   сны   становились   более

расплывчатыми, туманными. Однажды ночью безликий судья предстал пред ним в

купальном костюме, вместо молотка он   держал   в   руке   резиновую   надувную

утку. А затем ему и вовсе перестали сниться рабочие-итальянцы; два   месяца

полного   спокойствия.    И     теперь    Зигфрид    Моргентойфель,    довольный,

умиротворенный, возвращался в скором поезде в   родной   Цюрих.   В   багажной

сетке в чемодане из крокодиловой кожи покоился экстрактор дельта. Он так и

не вынул его из футляра. Выброшенные   на   ветер   деньги,   и   все-таки   это

лучше, чем ночные кошмары.

   До   прибытия   в   город   оставалось    еще    несколько    часов.    Зеленый

однообразный пейзаж навевал сон. Солнце зашло, и   стук   колес   стал   более

размеренным. Контролер бесшумно открыл дверь. С   минуту   он   подождал,   не

проснутся ли оба пассажира, но   те   не   просыпались.   "Эти   хорошо   одетые

господа не из тех, кто ездит зайцем", -   подумал   контролер   и,   решив   не

будить их, осторожно закрыл дверь.

   Зигфрид Моргентойфель проснулся внезапно, негромко вскрикнув от испуга.

Но Винченцо   Лагана   спал   так   крепко,   что   ничего   не   услышал.   Старый

предприниматель закрыл лицо руками.   Кошмарное   видение,   снова   кошмарное

видение! И на этот раз отчетливое до ужаса!

   Среди свидетелей обвинения Моргентойфель сразу же узнал Риччапулли.   Он

сидел рядом с белокурой работницей-швейцаркой, и   та   тоже   крикнула   ему:

"Убийца!" Нет, от этого кошмара никуда не спрячешься. Мирные сны на отдыхе

были всего лишь кратковременной иллюзией. Зигфрид Моргентойфель   мгновенно

взмок, словно только что пробежал стометровку. Задыхаясь, он поднял голову

и с завистью посмотрел на своего попутчика, спавшего сном праведника.

   Решение пришло мгновенно, и с этой минуты он действовал   автоматически.

Он встал, дотянулся до чемодана, открыл замок и ощупью отыскал среди вещей

пластмассовый футляр. Вынув экстрактор дельта, он снял колпачок и   ослабил

винт. Он столько раз читал инструкцию, что теперь делал   все   механически.

Два шнура заканчивались маленькими присосками. Один из   них   Моргентойфель

закрепил на запястье своей левой руки, другой - на   запястье   правой   руки

Винченцо Лаганы. Затем опустил рычаг и нажал белую кнопку.   Он   не   ощутил

ничего, кроме легкого   покалывания.   В   инструкции   было   сказано,   что   в

короткие   минуты   извлечения   души   у   него   возникнет   такое   же   чувство

усталости, какое обычно испытывает донор. Зигфрид Моргентойфель   терпеливо

ждал, когда загорится зеленый глазок   -   знак   того,   что   взаимный   обмен

душами   закончен.   В   его   затуманенном   мозгу   вяло    шевелились    мысли:

"Интересно, что я почувствую в этот миг?"   Но   что   это?   Молодой   человек

проснулся, вскочил и сунул руку в карман. Молниеносный взмах   руки,   блеск

лезвия,   и   Зигфрид   Моргентойфель   вдруг   увидел   на   груди   кровь,   свою

собственную кровь. А затем пустота, холод смерти -   душа   Моргентойфеля   и

нож Винченцо Лаганы совершили убийство.

   Полиция, разумеется, верила лишь документам. Молодой человек   по   имени

Винченцо Лагана, уроженец селения Корильяно Калабро, был арестован.

   Наутро швейцарские газеты сообщили,   что   трагический   эпизод   -   новое

доказательство   роста    преступности,    вызванной    наплывом    итальянских

эмигрантов. Некоторые ультраправые организации предложили ввести   смертную

казнь, но для одних иностранцев.

   Убийца знал, что он не Винченцо Лагана, а Зигфрид Моргентойфель,   но   и

не подумал заявить об этом. Отчасти потому, что не сомневался   -   ему   все

равно не поверят, отчасти же потому, что был даже рад,   что   это   убийство

вновь   привлекло   внимание   общественности   к   тяжким    последствиям    все

возрастающей эмиграции итальянцев. Этих варваров,   принесших   ему   столько

бед...