Книго

---------------------------------------------------------------------------- 
     Уэллс Г. Современная утопия // Завтра: Фантаст. альманах. - Вып.  1.  -
М.: Текст. - 1991. - С. 120 - 130.
     OCR Yuri Zubakin 2:5010/30.47
---------------------------------------------------------------------------- 
 
 
     Знаменитый английский писатель Уэллс (1866 -  1946),  доктор  биологии,
основоположник  современной   фантастической   литературы.   Автор   "Машины
времени",  "Войны  миров",  "Человека-невидимки"...   Менее   известны   его
реалистические  произведения,  еще  меньше   -   беллетризованные   трактаты
просветительского, философского, политического содержания.
     Этот очерк был написан в 1903 году. Мы воспроизводим его с сокращениями
по собранию сочинений великого писателя-фантаста, которое вышло в приложении
к журналу "Вокруг света" в 1909 году.
    
  
Что такое утопия 
 
     Утопия - это мечта. Это "царство  будущего",  которое  человек  создает
себе в грезах. Это то лучшее будущее, ради которого человек борется, живет.
     Казалось бы, что для всех людей и  всех  времен  это  царство  будущего
должно рисоваться одинаковым, но в действительности этого никогда не было  и
не будет. Не только каждая эпоха имела свою утопию, свою утопию имеет каждый
народ, даже больше - каждый мыслящий человек. И,  если  мы,  тем  не  менее,
решаемся говорить об определенной современной утопии, то  мы  имеем  в  виду
лишь те общие черты, которые имеют утопии большинства  современных  мыслящих
людей.
     Для того, чтобы дать некоторое понятие о возможном разнообразии утопий,
приведем несколько примеров.
     Правоверный  магометанин  считает  идеалом  благополучия  семь   небес,
населенных прекрасными гуриями, потому что  в  настоящем  возможность  иметь
большой гарем является мечтой всякого магометанина.
     Какая утопия может возникнуть в мечтах африканского бушмена? Мы слишком
мало знаем психологию дикарей, чтобы уверенно ответить на этот вопрос, но  с
большой долей вероятности можно  сказать,  что  в  мечтах  бушмена  рисуется
блаженное время, когда с земли исчезнут все белокожие люди, когда  никто  не
будет мешать ему заниматься своей охотой и  время  от  времени  сражаться  с
соседями, такими же темнокожими дикарями, как и он.
     В  произведениях  прошлого  мы  встречаемся  с  утопиями.  Самое  слово
"утопия" создано Томасом Мором, государственным деятелем времен Генриха VIII
в Англии. Мор в  1516  году  написал  книгу,  в  которой  нарисовал  картину
идеального государственного устройства на острове Утопия.
     Книга эта, чрезвычайно смелая  для  XVI  века,  в  наше  время  кажется
наивной, потому что мы, в наших демократических республиках, далеко ушли  от
того "идеального" строя, о котором мечтал канцлер Генриха  VIII.  За  четыре
века, которые отделяют нас от этой  первой  настоящей  утопии,  утопий  было
создано такое невероятное количество, что пришлось бы написать  целые  тома,
чтобы  только  перечислить  их.  И,  хотя  в  основе   всех   утопий   лежит
благоденствие человечества, все они значительно разнятся.
     Возьмем хотя бы такое грубое подразделение: утопии, созданные  до  1859
года, т. е. до появления учения Дарвина о  происхождении  видов,  и  утопии,
написанные после этого года. До  учения  Дарвина,  перевернувшего  все  наше
представление о животном мире, человек гордо верил в то, что он представляет
собою совершенство,  дальше  которого  некуда  идти.  И  в  утопиях  хотя  и
рисовались заманчивые картины светлого будущего, но человек оставался таким,
каков он есть сейчас.
     В утопиях, появившихся к концу прошлого века, звучат уже  другие  ноты.
Наряду с совершенствованием социального строя, техники и т. д.,  рисуется  и
физическое  совершенствование   человека.   Теория   естественного   отбора,
созданная и доказанная  гениальным  Дарвином,  развивается  в  этих  утопиях
настолько последовательно, что  рисуются  ее  осязательные  результаты.  Нет
больше убогих, хилых,  слабых,  нет  больше  вымирающих  народов,  нет  даже
цветных рас: путем постепенного развития  все  люди  сравнялись,  все  стали
добрыми и сильными.
     Некоторые утописты идут еще дальше. Развивая теории Дарвина, они рисуют
будущего человека таким, что у него одни органы развились в ущерб другим.  У
мыслителя сильно развит мозг, но в зачаточном состоянии ноги,  у  астрономов
прекрасно развито зрение, но притуплен слух и т. д.
     Утопии, которые создавались в первой половине прошлого века, отличаются
от утопий, созданных позднее, еще и тем, что в них  почти  никакой  роли  не
играет электричество. Утописты не знали, какую дивную роль в жизни  человека
суждено играть динамо-машине, потому что... тогда самая  динамо-машина  была
игрушкой,  не  выходившей  за  пределы  лаборатории.  В  современной  утопии
электричеству отводится первенствующее место, что вполне  понятно,  ибо  уже
теперь культурный человек не в состоянии обойтись без этой чудесной энергии.
     Современный утопист не может оставить без внимания  и  воздухоплавание.
Сбывается то, что жило в грезах таких мечтателей,  как  Жюль  Верн.  Человек
завоевывает воздух, человек этой новой победой разрушает все  прежние  устои
социальной жизни. Нет больше границ  на  земле,  нет  больше  островов,  для
защиты которых достаточно флота. И современная утопия спешит воспользоваться
воздухоплаванием, спешит угадать, в какие формы оно выльется в будущем.
     Но все эти попытки утопистов рисовать будущее, пользуясь настоящим,  не
выдерживают критики. Угадать то, что даст нам техника, немыслимо.  Немыслимо
даже для гениальных специалистов. Если бы Фарадей  мог  "угадать",  что  его
открытие индуктивного тока через  несколько  десятков  лет  поможет  создать
мощную динамо-машину и могучий электромотор, то... Фарадей сам построил бы и
динамо-машину и электромотор.
     Если бы братья Монгольфьеры или Шарль могли себе представить, что через
100 лет создается управляемый аэростат, они наверное постарались бы  создать
его сами.
     В области открытий и изобретений мы меньше всего  можем  предсказывать.
Всякое великое открытие именно тем и велико, что открывает перед нами  новые
горизонты, поднимает завесу над  областью,  которая  до  тех  пор  была  нам
неизвестна. Предугадать то, что нам неизвестно, значит - объять необъятное.
     Поэтому утопии, рассматривающие будущее лишь с  точки  зрения  научного
прогресса, при всем интересе, который  они  представляют  для  читателя,  не
могут иметь  серьезного  значения:  быть  может,  завтра  же  будет  сделано
открытие, которое перевернет все наши понятия  о  законах  природы,  которые
производили открытия гениев прошлого. Несравненно  интереснее  и  важнее  те
утопии, которые рассматривают будущее  с  точки  зрения  отношений  между  -
людьми. В конце концов будущее интересует нас лишь  постольку,  поскольку  в
нем будет принимать участие человек. Можно с уверенностью сказать, что, если
мы наверное узнаем, что вся животная жизнь во  вселенной  прекратится  через
два года, не найдется ни один утопист, который пожелал бы  заглянуть  дальше
этих двух лет.
     Раз это так, то утопии должны оставаться в  той  сфере,  которая  имеет
наиболее важное значение для жизни человечества, а  эта  сфера,  несомненно,
заключается в отношениях людей между собою.  Поэтому  величайшими  утопиями,
величайшими как по глубине мысли, так и по  их  значению  для  человечества,
являются религии. Какую  религию  мы  ни  возьмем,  она  неизменно  касается
взаимоотношений между людьми и неизменно, в случае точного выполнения  своих
заветов, рисует светлое будущее, в котором все  будут  одинаково  счастливы,
все будут равны. Такое будущее обещает христианство, сулит  буддизм,  рисует
магометанство, о будущей "земле  обетованной"  мечтают  рассеянные  по  всей
земле евреи. Проходят века, меняются устой общественного  и  государственной
строя, делаются чрезвычайно важные открытия и изобретения, человек  подчинил
себе огонь и воду, воздух и землю, но лучшее будущее ему рисуется все в  том
же, в чем он его видел тысячи лет тому назад: в равенстве и в братстве.
     И многие утописты уже  начинают  сознавать  это.  Утопии  "технические"
выливаются в форму повести или романа, и только утопии  социальные  остаются
на высоте, представляют действительно серьезный, длительный интерес.
     Уже в начале этой главы мы сказали, что утопий  возникало  и  возникает
целая масса. Мы не будем поэтому создавать новых утопий, мы ограничимся тем,
что из существующих в настоящее время утопий мы приведем  главные,  наиболее
характерные черты.
     Во всех утопиях красной нитью проходит мысль, что в будущем 'населяющее
землю человечество не будет знать деления на  расы.  Будут  люди,  и  только
люди. Люди будут говорить на одном языке и будут иметь общие интересы.  Это,
так  сказать,  основа,  на  которой  покоится  осуществление  того  "лучшего
будущего", которому посвящены все  утопии,  к  которому  человека  стараются
направить все религии.
     Вопрос о том, когда осуществится все это и возможно ли вообще на  земле
создание такого идеального строя, мы в данное время решить не  можем,  да  в
этом, собственно говоря, нет и особенной надобности: мы говорим  об  утопии,
т. е. рисуем будущее в том виде, в котором оно кажется нам желательным. Цель
всякой утопии вообще, а утопии социальной - в частности, заключается в  том,
чтобы показать, куда может прийти человек, если он пойдет по тому или  иному
направлению. Но пойдет ли человек  по  направлению,  которое  ему  указывает
утопия, предугадать невозможно. Достаточно вспомнить великие заветы, которые
дали миру две величайших религии - христианство  и  буддизм.  Если  бы  хотя
часть этих заветов исполнялась людьми, то на земле, быть  может,  уже  давно
воцарилось бы то лучшее будущее, о  котором  мы  до  сих  пор  можем  только
мечтать, которому мы до сих пор можем посвящать лишь утопии, не  зная  даже,
осуществятся ли они когда-либо.
     Нет надобности много говорить по поводу того, что именно необходимо для
осуществления идеалов социальной утопии.  Всякому  понятно,  что  для  этого
прежде всего необходимо самосовершенствование, с одной стороны, и терпимость
к другим людям - с другой.
     Для  того,  чтобы  человек  мог  нравственно  совершенствоваться,  ему,
разумеется, нужна известная свобода. Но так как люди  под  свободой  нередко
понимают то, что социологи называют анархией,  то  будет  далеко  не  лишним
посвятить вопросу о свободе отдельную главу.
 
     О личной свободе
 
     Если я могу перемещаться по всему земному шару, то я свободен.  Если  я
могу высказывать мои мысли, никого не оскорбляя и никому не  принося  вреда,
то я свободен. Если я могу избрать себе  профессию  по  своим  способностям,
своему вкусу, то я свободен. Если я могу молиться моему Богу, то я свободен.
     Так писал философ Гэринг в 1876 году (1).
     Быть может, многим такое ограничительное понятие  о  свободе  покажется
убогим, но в действительности здесь собрано все, что необходимо для  свободы
человека. Дальше  идет  разнузданность,  кажущаяся  свобода,  основанная  на
эксплуатации других людей, а еще дальше - анархия, полный произвол.
     В тесном смысле, личная свобода возможна лишь при условии самой широкой
терпимости к другим людям. Если я не буду терпимо относиться к людям,  то  я
непременно должен ограничить их свободу. Нетерпимость  неизбежно  влечет  за
собою угнетение.
     Все это азбучные истины.
     И современная утопия, основываясь на этих истинах, мечтает для будущего
о самой широкой терпимости,  о  всеобщем  мире,  о  торжестве  законности  и
порядка.
     Законность и порядок, включенные  в  программу  современных  социальных
утопий, уже не раз вызывали возражения  и  протесты  масс.  В  законности  и
порядке массы склонны видеть способы порабощения.  Этот  взгляд  неправилен,
хотя отчасти нельзя не признать  его  вполне  естественным  продуктом  всего
нашего прошлого и, пожалуй, даже настоящего.
     Законность и порядок...
     В настоящее время, когда утопии только создаются, но не осуществляются,
слова  "законность  и  порядок"  часто  действительно  приобретают  оттенок,
который по существу им совершенно чужд. Когда законность на каждом крошечном
клочке земного шара понимается особо, когда не существует законов, общих для
всего человечества, законы, конечно,  приноравливаются  к  личным  вкусам  и
интересам тех, кто их создает. И получается чрезвычайно любопытная  картина:
то, что вполне законно в  Лондоне,  карается  смертной  казнью  в  Калькутте
(свободная критика действий правительства,  например).  Какой-нибудь  Шульц,
который в Берлине ударил Миллера, отделывается кратким  арестом,  а  туземец
Центральной Африки, такой же человек, как  Шульц,  за  оскорбление  того  же
Миллера вешается на ближайшем дереве, и притом с соблюдением  всех  законных
формальностей. Видя такое разнообразное толкование законности в наше  время,
массы склонны смешивать закон с  беззаконием,  так  же  как  свобода  иногда
смешивается с анархией.
     Положительно то же самое можно сказать и относительно порядка.  Если  в
Англии несколько тысяч или даже десятков тысяч граждан соберутся  на  митинг
для обсуждения какого-нибудь вопроса  (в  лондонском  Гайд-парке  митинги  в
десятки тысяч считаются обыденным явлением) и если при  этом  не  нарушаются
общие  уголовные  законы,  порядок  считается  ненарушенным,  и  полиция  не
принимает никаких репрессивных мер. Но если несколько сот индусов, таких  же
подданных Великобритании, как и  жители  Лондона,  осмелятся  собраться  для
обсуждения своих жизненных вопросов, та же английская полиция видит  в  этом
"грубое нарушение порядка" и не задумываясь прибегает  к  вооруженной  силе,
"чтобы восстановить порядок".
     Вполне понятно, что, когда утопия мечтает в светлом будущем о торжестве
законности и порядка, эти мечты часто не находят себе отклика среди масс.
     Поэтому, как это ни странно, приходится защищать от нападок  законность
и порядок, по крайней мере, в том виде, в каком о  них  мечтает  современная
утопия.
     В дальнейшем мы постараемся  возможно  полнее  набросать  картину  того
будущего, о котором говорит  современная  утопия.  Теперь  же,  относительно
законности и порядка, нам предстоит решить несравненно менее сложную задачу.
Мы привели ряд примеров, которые, вероятно, убедили  читателей  в  том,  что
причина отрицательного отношения современных людей к  законности  и  порядку
кроется в разнообразности понимания этих слов. Теперь представим  себе  иное
положение вещей, не  похожее  на  современное,  представим  себе  именно  то
положение, о котором мечтает утопия.
     На земле живут разумные существа, люди, равные друг  другу,  обладающие
одинаковыми правами. Это не  та  казарменная,  серая  одинаковость,  которая
является почему-то идеалом некоторых социологов.  Нет!  Современная  утопия,
созданная людьми самых разнообразных  политических  направлений,  не  только
признает личность, индивидуальность человека, но  и  отводит  ей  выдающуюся
роль  в  "царстве  будущего".  Талант,  гений  должны  пользоваться   особым
вниманием,  особо  тщательным  уходом,  как  все  выдающееся,  все  особенно
полезное. Но и законность должна быть одинакова для  всех  -  от  идиота  до
гения, от чернорабочего до министра.
     Читатели, усвоившие себе социальные учения, с удивлением спросят:
     - Разве утопия, рисующая светлые  картины  будущего,  может  признавать
чернорабочих и министров? Не значит ли это признавать нормальным  положение,
при котором люди делятся на классы, на касты?
     Нет, утопия не знает ни классов, ни каст, но она, рисуя жизнь, не может
отказаться от одного из основных принципов жизни -  от  принципа  разделения
труда.
     Не могут все люди в мире заведовать электрическими  станциями.  Так  же
мало все люди в мире могут писать газетные статьи или делать стулья. В то же
время человек, при современном развитии науки, добровольно не захочет  стать
и Робинзоном Крузо, который на необитаемом острове сам удовлетворял все свои
жизненные потребности.
     Словом, разделение труда безусловно необходимо как в настоящем, так и в
будущем.
     Раз необходимо разделение труда, то люди должны взять на себя именно ту
работу, которая им более всего подходит. Во  всякой  даже  небольшой  общине
должны быть люди, следящие  за  соблюдением  общинных  правил,  направляющие
деятельность других членов общины. Такие люди,  разумеется,  должны  быть  и
будут в мировой общине, которая  будет  состоять  из  многих  сот  миллионов
членов. Эти руководители, быть может, будут называться министрами. Возможно,
что они будут носить иной титул, но сущность дела от этого не изменится.
     Будут существовать и чернорабочие. Нас  несколько  коробит  это  слово,
потому что мы,  при  нашем  социальном  строе,  привыкли  считать  положение
чернорабочего чуть ли не оскорбительным. А между  тем  "черная"  работа  для
всякого  общежития  не  менее  необходима,  чем  работа  распорядителя   или
"министра".  Пусть,  согласно  "техническим"  утопиям,  техника  в   будущем
достигнет такой высокой степени развития, что  физический  труд  станет  для
человека почти ненужным. Все-таки останется  уход  за  силовыми  и  рабочими
машинами, потребуется  добывание  топлива,  смазочных  материалов,  наконец,
нужно будет добывать и обрабатывать  сырую  руду,  нужно  будет  собирать  и
удалять отбросы и т. д. Словом, "черная" работа останется.
     Останется  и  работа  на  земле,   хотя   бы   и   при   помощи   самых
усовершенствованных машин.
     Но это не важно. Важно то, что и министр, и "чернорабочий", и купец,  и
земледелец, - все, во всякой  точке  земного  шара,  будут  подчинены  одной
законности,  созданной  ими  же,  будут  знать   один   порядок,   одинаково
обязательный для всех. И все будут  охотно  подчиняться  этой  законности  и
этому порядку именно потому, что они едины для всех, на всем земном шаре.
     И именно подчинением создается та свобода, о  которой  многие  напрасно
мечтают теперь. Странно звучат слова:  подчинением  создается  свобода  -  а
между тем это неоспоримая истина.
     Свобода отдельного человека неразрывно  связана  с  другими  людьми.  О
совершенной свободе, когда всеми поступками руководит одно только "я", может
говорить (или мечтать) только тот, кто в одиночестве  живет  на  заброшенном
острове. Все другие люди не могут быть свободными,  ибо  в  своих  поступках
должны сообразоваться с интересами других людей.
     Дело закона - установить условия, при которых отдельные личности  будут
возможно менее чувствовать стеснения от совместной жизни с  другими  людьми,
т. е. свобода может быть создана и поддержана только законами, обязательными
для всех, свобода мыслима только при законности и порядке.
     От законов будущего, вообще, человечество может ждать многого.
     Гэринг свое перечисление свобод недаром начинает словами: "Если я  могу
перемещаться по всему земному шару, я свободен".
     Действительно, нет свободы выше свободы передвижения. В настоящее время
каждый из нас как будто обладает этой свободой, но в  действительности  лишь
редкие счастливцы могут по своему желанию перемещаться.  Теперь  путешествие
сопряжено с огромными затратами, которые под силу разве лишь  очень  богатым
людям. Подавляющее большинство людей  лишено  свободы  передвижения  или,  в
крайнем случае, может пользоваться  этой  свободой  лишь  в  очень  скромных
размерах. Между тем ничто так не развивает человека, как путешествие. Видеть
земной шар со всех сторон, наблюдать природу во всех широтах, от полюсов  до
экватора - лучше этой школы трудно что-либо придумать.
     И вот, современная утопия представляет себе в  самых  широких  границах
свободу  передвижения,   свободу   путешествия.   Усовершенствованные   пути
сообщения, созданные общими  усилиями  людей,  должны  находиться  в  полном
распоряжении всех людей. Всякий, кто принадлежит к общине обитателей  земли,
кто вносит свою крупицу труда в общее дело, имеет полное право  пользоваться
всеми плодами общего труда и, следовательно, путями сообщения.
     Мы  не  будем  здесь  рисовать  картины  возможных  в  будущем  средств
сообщения, но несомненно, что эти средства  будут  значительно  совершеннее,
чем теперь. И ими свободно будут располагать все люди, работающие  по  своей
специальности на общее благо.  Именно  здесь  проявится  настоящая  свобода,
равная для всех. Министр или ученый будут иметь  точно  такое  же  право  на
путешествие,  как  "чернорабочий",  и  все  будут  пользоваться  одинаковыми
удобствами. Но при этом все будут подлежать и одинаковой ответственности  за
малейшее нарушение законности и порядка.
     Особенно важное значение путешествие должно и будет иметь для молодежи,
которая таким образом будет заканчивать свое образование, и именно  молодежи
будет особенно облегчено передвижение.
     Таким образом непременно будет осуществлено первое требование  Гэринга:
"Свобода передвижения по всему земному шару".
     Далее следует: "Свобода высказывать свои мысли".
     Кажется, трудно придумать требование более справедливое и естественное,
но даже Гэринг, включивший  его  в  число  необходимых  для  человека  прав,
добавляет: "...никого не оскорбляя и никому не принося вреда".
     В наше время это условие почти неосуществимо. Всякое свободное суждение
невольно, но обязательно содержит в себе порицание, кого-либо  или  что-либо
осуждающее. Разумеется, здесь речь идет не о  повседневном  разговоре,  а  о
высказывании мыслей, имеющих общественное  или  политическое  значение.  При
современном пестром социальном строе (вернее, неустройстве)  вполне  понятно
недовольство  масс,  понятно  и  стремление  захватить  в  свои  руки   руль
государственного корабля, но примеры показали, что угнетаемые сегодня  массы
сами делаются неумолимыми угнетателями, как  только  власть  попадает  в  их
руки.
     Утопия мечтает  о  таком  строе,  когда  не  будет  народных  "масс"  в
современном значении этого слова, а будет человечество. На всем земном  шаре
в это утопическое время  будут  общие,  единые  законы.  Чернорабочий  будет
пользоваться теми же правами и благами, какими пользуется министр.  Исчезнет
зависть, эта главная побудительная причина тех оскорблений,  которые  теперь
зачастую примешиваются к критике. Завидовать  будет  некому,  а  критиковать
придется свое, общее дело, по которому свободное  суждение  можно  высказать
спокойно.
     И чем меньше будет поводов  для  резкой,  оскорбительной  критики,  тем
строже будет  караться  всякое  оскорбление,  ибо  тогда  оскорбление  будет
вызываться не увлечением, не желанием во что бы то ни стало добиться правды,
открыть на нее глаза другим, что иногда случается теперь; тогда  оскорбление
будет вызываться только злобой,  только  злой  волей,  и  тогда  оно  станет
серьезным преступлением.
     Мы можем  доказать  массой  примеров,  что  преступление  карается  тем
строже, чем меньше было понятных поводов для него.
     Так, в Англии самая мелкая кража, даже если виновный в ней  раньше  под
судом не был, карается несколькими годами принудительных работ, потому что в
Англии есть рабочие дома, в которых всякий может найти кров,  пищу  и  труд,
сообразно его  силам  и  способностям.  В  Англии  кража  признается  только
проявлением злой воли.
     По  законам  же  Китая  первая  кража  наказывается  немногими  ударами
бамбуковой палкой, потому что в перенаселенной  стране,  из  которой  жители
десятками тысяч бегут  за  грошовым  заработком,  на  кражу  может  толкнуть
необходимость.
     Таким  образом,  оправдывается  положение,  которое  на  первый  взгляд
кажется диким: в эпоху, о которой мечтает современная утопия,  будет  полная
свобода  суждения,  но   всякое   оскорбительное   суждение   будет   строго
наказываться.
     Свобода  избирать  профессию  по  своим  способностям  и  своему  вкусу
существует и теперь, но существует в теории, как существует  полная  свобода
путешествия. Но как для путешествия, так  и  для  свободы  выбора  профессии
нужны средства, которых теперь  у  большинства  людей  нет.  Кроме  того,  в
будущем на  выбор  профессии  должны  влиять  совсем  иные  причины,  чем  в
настоящем. Можно с уверенностью сказать, что теперь подавляющее  большинство
людей,  имеющих  возможность  выбирать  себе  профессию,  стараются  выбрать
занятие подоходное. Как часто приходится слышать, что жители городов мечтают
о сельском домике, о полевом  хозяйстве!  И  многие,  кому  удалось  скопить
денег, уходят из города, куда их загнало только стремление заработать.
     Мы  видим  инженеров,  которые  любят   медицину,   докторов,   которые
увлекаются сельским хозяйством, священников, которые мечтают об  астрономии,
и т. д. Все эти люди попали в жизни не  на  свое  место,  потому  что  и  их
родители, и они сами больше думали о "карьере"  или  (в  духовной  среде)  о
"семейных традициях",  чем  о  врожденных  наклонностях.  Но  когда  никакой
"карьеры" не будет,  когда  всякий  работающий  и  приносящий  пользу  будет
пользоваться благами жизни наравне со всеми другими, занятие, профессию люди
будут избирать только по своим способностям и вкусам, и будут избирать сами,
сознательно.
     Это будет действительная свобода выбора, а не лотерея,  которая  теперь
заменяет свободу даже у тех людей, которые имели бы возможность выбора.
     Свобода молиться Богу...
     Об этой свободе, пожалуй,  нечего  и  говорить,  до  такой  степени  ее
необходимость  очевидна.  И  даже  в  наше  время,   далекое   от   светлого
утопического времени, стеснения - свободы вероисповедания встречаются редко.
Даже дикари с уважением относятся к молящемуся человеку.
     Итак, все свободы, о которых в половине прошлого века  говорил  Гэринг,
современная утопия уже видит осуществленными в будущем, но, кроме того,  она
предусматривает и длинный ряд других свобод.
     Человеку будет безусловно дозволено все, что  не  вредит  и  не  мешает
другим людям.
     В наше время, например, издаются  законы,  ограничивающие  выработку  и
продажу спирта и спиртных напитков. Это - лишение свободы.  Утопия  говорит,
что   спиртные   напитки   будут   вырабатываться   и   распространяться   в
неограниченном количестве, но злоупотребление ими,  пьянство,  будет  строго
караться. В наше время пьянство часто оправдывается  тем,  что  в  нем  люди
"ищут забвения от тяжелой жизни". Тогда в таком забвении не будет надобности
и, как и в свободе суждений, караться будет уже злая воля.
     Словом, современная утопия  видит  счастье  человека  в  полной  личной
свободе. Человек будущего может делать все, но только в пределах, в  которых
его поступки не вредят и не мешают другим людям. Сам  совершенно  свободный,
он должен уважать, не нарушать свободу других. Свобода осуществима только  в
том случае, когда ее охраняют  сами  свободные.  Люди  понимали  это  еще  в
древности. И в утопическом будущем человек вернется к идеалу, созданному еще
в первые исторические эпохи человечества: к полной личной свободе, на правах
полного   равенства.   Свобода   абсолютная,   не   сдерживаемая    никакими
обязательствами по отношению к другим людям, никогда не будет торжествовать,
потому что это уже не свобода, а анархия, ведущая всегда к разрушению, но не
к созиданию.
 
     Быт и строй утопического будущего
 
     Возможно, что современная утопия в этом отношении заблуждается, но  она
решительно предсказывает возвращение человека к  природе.  Человек  напрасно
старался,  в  течение  многих  веков,  Подчинить  природу  своим  вкусам   и
наклонностям: она сильнее его и неудержимо влечет  его  к  себе,  заставляет
подчиняться своим законам.
     Человек построил себе огромные каменные  города  и...  сам  лишил  себя
необходимого для жизни чистого воздуха. Человек, которого природа создала не
хищником, стал питаться мясом убитых  животных  и...  развил  в  себе  массу
болезней, начал вырождаться, еще  не  достигнув  полного  развития.  Человек
должен вернуться к природе, и современная утопия  видит  это  возвращение  в
своем царстве будущего.
     Сбросившая с себя  гнет  искусственности,  природа  пышно  расцветет  и
сделается величественнее, прекраснее,  чем  когда-либо.  И  с  ней  сольется
человек, созданный ею, живущий ею.
     Человек вернется  к  той  пище,  которая  предназначена  ему  природой,
которая полезнее всего для его организма:  к  растительной  пище.  Люди  все
сделаются вегетарианцами. Уже теперь искусство  изготовления  пищи  достигло
такой высокой степени  развития,  что  из  растительных  продуктов  делаются
кушанья, удовлетворяющие самые  изысканные,  самые  разнообразные  вкусы.  С
течением времени вегетарианство (2) распространится  среди  людей  до  такой
степени, что люди, питающиеся мясом, сделаются исключениями.
     Впрочем, надо сознаться, что здесь соображения нравственного  характера
будут играть менее значительную роль, чем соображения  чисто  экономические:
на всех не хватит мяса.
     Уже теперь почти всюду стоимость  мяса  поднялась  настолько,  что  оно
стало почти недоступным не только  для  широких  народных  масс,  но  и  для
средних трудящихся классов. С каждым годом стоимость мяса будет  возрастать,
и люди невольно перейдут на растительную пищу, что, кстати сказать, принесет
им только пользу. Вполне возможно, однако, что в чистом виде  вегетарианство
не перейдет в утопическую эпоху: воздержание от молочных  продуктов,  полное
запрещение всяких спиртных напитков и т. д. - все это  требует  уже  особой,
чуть ли не кастовой дисциплины, которая  далеко  не  всем  людям  приятна  и
желательна. Дальнейшим шагом к сближению с природой будет бегство  людей  из
каменных груд так называемых "культурных центров".
     Человеку нужен чистый воздух, и нужен не  менее,  чем  здоровая,  легко
перевариваемая  пища.  Днем  человек,  вынужденный  работать,  находится   в
закрытом помещении и поневоле дышит  спертым  воздухом,  обычно  к  тому  же
испорченным разными вредными испарениями. Ночью,  следовательно,  он  должен
возместить организму недостаток в свежем воздухе, т.  е.  в  кислороде.  Для
этой цели люди, несомненно, будут спать на  открытом  воздухе  всюду  и  все
время, когда это возможно  по  климатическим  условиям.  Там  же,  где  зима
слишком сурова, будут,  вероятно,  приняты  меры  для  непрерывной  смены  в
помещении воздуха, подогретого специальными батареями вентиляторов.
     "Назад к природе!" Таков лозунг современной утопии. В нем, и  только  в
нем она видит спасение для вырождающегося, слабеющего человека.
     Вымирание  целых  рас,  которое  теперь  никого  не  удивляет,   должно
сделаться полной невозможностью. Не вымирать должен человек, а процветать  и
совершенствоваться.
     Вполне понятно,  что  наряду  с  оздоровлением  человека  совершится  и
оздоровление социальных условий, среди  которых  человек  живет.  Знаменитую
поговорку Mens sanain corpore sano  (здоровый  дух  в  здоровом  теле)  надо
дополнить словами: здоровое тело в здоровой обстановке.
     Тогда каждый будет вносить в общее дело свой труд, не считаясь ни с кем
местами  и  чинами,  каждый  будет  иметь  право  на  то,  чтобы  ему   были
предоставлены жизненные удобства наравне со всеми другими  людьми.  В  какую
форму выльется жилище, современная утопия сказать  затрудняется,  но  весьма
вероятно, что это будут небольшие,  но  благоустроенные  домики,  рассеянные
среди зелени. Всякий будет иметь право получать, в случае болезни, лекарства
и  врачебную  помощь  бесплатно.  Старость  и  болезнь  не  будут   причиной
нравственных страданий и мучительных  забот,  как  это  наблюдается  теперь.
Больной и потерявший трудоспособность будут находиться в  тех  же  жизненных
условиях,   в   которых   они    находились    раньше.    Это    не    будет
благотворительностью,  за  которую   приходится   благодарить.   Это   будет
естественное, законное право на жизнь. И раз общим трудом  добытые  продукты
будут равномерно распределяться, раз ценности не будут  сосредоточиваться  в
одних руках, - старые и больные не лягут ни малейшим бременем на здоровых  и
работоспособных.
     Работа найдется  для  всех.  Та  "безработица",  с  которой  приходится
сталкиваться в наше время, представляет собою продукт пестроты  современного
бытового строя человечества. В то время как в  Северной  Америке  в  полевом
хозяйстве рабочие руки оплачиваются десятками  долларов  в  месяц,  в  Китае
здоровый работник счастлив, если ему тяжелым трудом удалось заработать  себе
горсть риса. В одной стране  недостаток  в  обученных  рабочих  на  фабриках
тормозит  развитие  промышленности,  а  в  другой  -   безработные   кончают
самоубийством. Современная утопия не допускает мысли,  чтобы  такой  порядок
вещей мог сохраниться. Когда падут  искусственные  границы  между  народами,
когда весь земной шар покроется густой  сетью  путей  сообщения,  трудящиеся
всех специальностей распределятся по земле равномерно. Для врачей, ученых  и
т. п. не будет того магнита, которым сейчас для них является большой  город.
На всякой точке земного шара они найдут одинаковые удобства. Если  случится,
что в одном месте замечается перепроизводство или,  наоборот,  недостаток  в
рабочих силах, всегда будет  возможно  быстро  переместить  силы,  пополнить
недостаток в одном месте и устранить чрезмерное скопление в другом.
     Все, что нам рисует современная утопия в области социального строя, уже
давно является мечтой отдельных социальных учений.  Утопия  лишь  объединила
все эти мечты, придала им реальную окраску,  освободила  их  от  крайностей,
благодаря которым они казались совершенно невероятными, неосуществимыми.
     Слова "равенство и братство" написаны на знамени многих учений, но  все
эти учения отличаются крайней нетерпимостью относительно других учений. "Все
должно быть так, как я хочу, или все будет скверно". Так говорит большинство
сторонников отдельных учений, а в то же время ничто не может быть  ошибочнее
такой нетерпимости.
     Утопия согласна видеть осуществление всех  учений,  лишь  бы  от  этого
получилась польза для людей. Одно  из  крайних  учений,  например,  отрицает
деньги. И современная утопия вполне  согласна  с  этим  отрицанием,  хотя  и
несколько иначе, чем данное учение. Деньги имеют ценность условную. Сами  по
себе деньги совершенно бесполезны. Если поместить  человека  на  необитаемый
остров и положить около него золотые монеты всего мира, то, если на  острове
не окажется  пресной  воды  или  растительности,  человек  неизбежно  умрет,
несмотря на  окружающее  его  богатство.  А  между  тем,  деньги  имеют  тот
недостаток, что их можно копить,  что  они  возбуждают  низкие  инстинкты  в
человеке.
     К сожалению, правы люди, утверждающие, что "за  деньги  можно  получить
все". С этой точки зрения деньги, как ценность постоянную, утопия в  будущем
не хотела бы видеть. Однако даже в том светлом будущем,  о  котором  мечтает
утопия, едва ли все люди будут отличаться безукоризненной добросовестностью.
Контроль над работой все-таки  будет  необходим.  В  настоящее  время  таким
контролем, между прочим,  являются  деньги.  Деньги  отчасти  можно  считать
свидетельством  о  сделанной  работе.   Но   когда   такие   "свидетельства"
сосредоточиваются в руках людей, которые в действительности  эту  работу  не
делали,  деньги  делаются  тем  злом,  которое  утопия  желала   бы   видеть
уничтоженным. В утопическом будущем, как оно рисуется современным утопистам,
каждый человек ежедневно должен получать  марку,  значок,  в  доказательство
того, что человек работал. Так как, вероятно, образуются  небольшие  общины,
то надзор за работой членов таких  обществ  не  представит  затруднений.  Но
такой  значок  имеет  силу  только  доказательства  сделанной   работы.   Он
немедленно  возвращается  в  контроль  взамен  удовлетворения  разнообразных
жизненных потребностей до развлечений  и  путешествия  включительно.  Копить
такие значки не будет ни возможности, ни надобности.
     Может быть, утописты увлекаются, и деньги, как  таковые,  останутся  до
тех пор,  пока  будет  существовать  человечество,  но  современная  утопия,
мечтающая о светлом будущем, не может этого желать.
     Утопия нисколько не увлекается мечтами и  отлично  сознает,  что  людей
никогда не удастся сделать автоматами, подогнать под одну общую  мерку,  как
то мечтают сделать некоторые крайние учения. К счастью для себя, люди всегда
останутся людьми с особенностями своими, хорошими и дурными наклонностями, с
большими или меньшими способностями. Злая воля всегда будет жить, но только,
вероятно, проявляться и наказываться она будет  иначе,  чем  теперь.  Прежде
всего, некоторые преступления и проступки совсем исчезнут,  потому  что  для
них не будет почвы. Например, нищенство. Среди описанных выше условий нельзя
себе представить человека, бродящего от дома к дому  и  выпрашивающего  себе
пропитание. Если человек стар или болен - о нем заботятся здоровые. Если  же
человек не хочет работать, то его заставят  силой.  В  случае  упорства  его
изгонят  из  общества.  Вообще  изгнание   будет   единственным   наказанием
утопического царства. Ты не хочешь подчиняться нашим законам - ступай и живи
отдельно как знаешь.
     Таково будет несложное  правосудие.  На  каких-нибудь  островах,  среди
океана, будут основаны колонии для изгнанников. Над ними не  будет  никакого
контроля, никакой власти. Только сторожевые суда будут следить за тем, чтобы
изгнанники не вернулись на материки. Но  зато  общество  не  будет  и  нести
тяготы содержания  изгнанников.  Каждый  изгоняемый  получит  инструменты  и
материалы, достаточные для постройки дома и земледелия. И этим кончатся  его
отношения к другим людям. И едва ли ошибаются  утописты,  предсказывая,  что
такое изгнание хотя бы на острова, покрытые пышной животной  и  растительной
жизнью, удержит людей от нарушения порядка лучше, чем тюрьмы, смертные казни
и т. д.
     Надо принять еще во внимание, что вся жизненная обстановка  сложится  к
тому времени благоприятнее, чем теперь. Преступления  ради  корысти  утратят
всякий смысл. Отнять у другого можно будет только то, что  есть  у  всякого,
что можно без особого  труда  получить  по  праву.  Останутся  преступления,
рожденные злобой или временным помрачением рассудка. Таких преступлений даже
теперь не особенно много. Преступники ради злобы будут наказываться,  другие
будут лечиться.
     Вообще  очень  трудно,  почти  невозможно  предугадать,  как   сложится
утопическое правосудие, но одно можно сказать наверное: не  будет  судей  по
профессии. Профессиональный суд заменит то, что  мы  теперь  называем  судом
товарищеским, но в несравненно более широких размерах. Очень  возможно,  что
этот суд вернется к древней форме  греческого  народного  суда,  который  на
площади выносил приговоры и подвергал граждан остракизму, т. е. изгнанию.
     И здесь, как во всех областях жизни, произойдет чрезвычайно характерное
возвращение к прошлому. В области социальной жизни,  как  во  всех  областях
жизни вообще, ничто не пропадает, совершается лишь непрерывный круговорот...
     Вполне естественно, что в утопическом  государстве,  как  и  во  всяком
сообществе людей, будут люди, призванные исполнять роль если не начальников,
то наблюдателей. Эти наблюдатели, конечно, ни образом жизни, ни  правами  не
будут отличаться от других людей: они просто  будут  выполнять  свои  особые
обязанности, как рабочий, артист, ученый и т. д. будут выполнять свои.
     Некоторые крайние учения, мечтая о равенстве, настолько сгущают  краски
этого  равенства,  что  получается  впечатление  казарменности,  под  гнетом
которой должно исчезнуть личное "я" человека. Общая одинаковая работа, общие
спальни, общее воспитание детей и т. д. - все это способно скорее  отпугнуть
людей от учения, чем привлечь их к нему.  Утопия  значительно  смягчает  эти
крайности. В будущем, как и теперь, и даже еще в большей степени, люди будут
трудиться  на  самых  разнообразных  поприщах.  Ни  на   чем   не   основаны
утверждения,  будто  при  свободе   выбора   профессий   все   бросятся   на
интеллигентный труд. Это неосновательно уже  потому,  что  неинтеллигентного
труда нет. Есть  неинтеллигентные  люди,  выполняющие  труд,  и  обыкновенно
выполняющие его очень плохо. Работа в  газете,  например,  считается  трудом
интеллигентным, а между тем  среди  английских  или  американских  фермеров,
возделывающих  свои  поля  и   сады,   найдутся   люди   значительно   более
интеллигентные, чем большинство  мелких  газетных  работников.  Деятельность
артиста считается высоко интеллигентной, а между тем  о  некоторых  артистах
сохранились воспоминания, говорящие о их крайней некультурности.
     Раз   трудящиеся   во   всех   областях   получат   возможность    жить
по-человечески, найдутся охотники и на мускульный труд.
 
     Женщина в царстве утопии
 
     В будущей общине, как мы  уже  видели  раньше,  главным  законом  будет
свобода. Нет никакого сомнения  в  том,  что  женщина  тогда  будет  так  же
свободна, как мужчина, но это далеко  не  значит,  что  женщина  утратит  те
качества, которые делают ее привлекательной. В некоторых странах  уже  давно
чувствуется  стремление  женщины  сделаться  возможно   менее   женственной,
возможно более похожей на мужчину.
     Что бы ни говорили социологи о том, что женщина должна стоять наравне с
мужчиной, сама природа опровергает  это.  У  всех  представителей  животного
царства самка отличается от  самца  сравнительной  слабостью,  но  зато  она
всегда изящнее в своих движениях, мягче в своих наклонностях. Словом, она  -
женственна.
     Надо оговориться, что современное  стремление  женщины  стать  во  всех
отношениях рядом с мужчиной вполне естественно. Женщину в  этом  направлении
толкает бытовое неустройство, борьба за существование. У нас за женщиной  не
признают многих прав, которые неотъемлемо принадлежат  мужчине.  Правда,  за
последнее время женщина добилась того, что она на многих  поприщах  работает
наравне с мужчиной, и для настоящего, когда женщине приходится вести суровую
борьбу за право жить, это, пожалуй,  отрадно.  В  будущем  положение  должно
измениться коренным образом. Женщина  будет  пользоваться  безусловно  всеми
правами, принадлежащими мужчине, но она не будет чувствовать гнета жизненной
борьбы, ей не нужно будет добиваться возможности выполнять работы,  которыми
заняты мужчины. Есть  тьма  областей,  в  которых  одинокая  женщина  найдет
применение своему труду  и  окажется  несравненно  полезнее  мужчины.  Сфера
искусства, ухаживание за больными, птицеводство, некоторые  отрасли  изящной
промышленности и т.д. Здесь  всюду  женщина,  несмотря  на  производительный
труд, может сохранить свою женственность. Женщина семейная, понятно,  найдет
полное применение своим способностям и силам в кругу семьи.
     Напрасно некоторые социологи создают утопии, в которых женщины, наравне
с мужчинами, превращены в какие-то безличные машины, что будто бы необходимо
для "равенства и братства". Если мы  пристальнее  вглядимся  в  прошлое  или
обратимся к современным дикарям, то  мы  должны  будем  сознаться,  что  чем
культурнее народ в высоком значении этого слова, тем сильнее в  нем  развито
стремление устроить себе семейную жизнь отдельно. Ярким примером этого может
служить  Англия,  где  люди  отличаются   большой   общительностью,   охотно
встречаются друг с другом в ресторанах и т. п., но где  в  семью,  в  святая
святых личной жизни, допускают лишь немногих избранных. Далее, как в прошлом
культурных народов, так и в настоящем дикарей мы видим,  что  женщина  стоит
почти наравне с рабочим скотом. На женщине лежат все тяжелые работы,  причем
она даже не пользуется правами, принадлежащими мужчине. По  мере  того,  как
народ поднимается по ступеням культуры, положение женщины улучшается, и в то
же время женщина из грубого животного состояния самки переходит к  состоянию
женственности. Самка делается женщиной.
     Вполне естественно предположить, что и дальше женщина будет развиваться
именно в этом направлении, а не в каком-либо ином.
     Кроме того, самые условия жизни будущего сложатся так, что  присутствие
женщины  в  доме  станет  необходимым.  Женщина  семейная  не  будет   иметь
возможности уходить на заработки.
     Прежде всего,  утопия  не  признает  того  класса  порабощенных  людей,
которых мы  теперь  называем  "домашней  прислугой".  Весьма  вероятно,  что
сохранится лишь тип "помощниц", помогающих в уходе за детьми и  в  некоторых
работах, в которых хозяйка случайно неопытна.
     Вероятно, многие современные  хозяйки  придут  в  ужас  от  этой  части
утопии: пред ними встанет картина жизни без прислуги!  Они  ярко  представят
себе положение, при котором им придется самим мыть посуду, ходить на  рынок,
топить печи и т. д.
     Действительно, если бы весь уклад  домашней  жизни  в  будущем  остался
таким, каков он есть сейчас, жизнь без  прислуги  для  многих  оказалась  бы
тягостной. А между тем  в  утопическом  будущем  прислуга  будет  совершенно
лишней. Благодаря успехам техники, все то, что мы  теперь  называем  "черной
работой", будет  выполняться  механически,  вероятнее  всего  -  при  помощи
электричества. Уже теперь в Северной Америке можно наблюдать  образцы  такой
жизни без прислуги. В Нью-Йорке и некоторых других  городах  имеются  отели,
предназначенные исключительно для миллиардеров. В этих отелях  прислуги  нет
почти совсем, или, по крайней мере, ее не видно. В отделениях, обставленных,
конечно, с царской роскошью, в  каждой  комнате,  у  каждого  стола  имеются
изящные дощечки с электрическими кнопками. Отопление, освещение и вентиляция
управляются автоматически. Кушанья  и  напитки  подаются  автоматически,  по
нажиму  соответствующей  кнопки.  Даже  гардины  на   окнах   опускаются   и
поднимаются посредством электричества. Нечто в этом роде сулит нам в будущем
и утопия. Провизия будет утром доставляться на дом.  Быть  может,  жизненные
припасы в особых учреждениях будут наполовину приготовляться к  потреблению,
так что в семье останется только доварить или дожарить их по своему вкусу.
     Отбросы в больших  городах  (и  благоустроенных  поселках)  уже  теперь
удаляются автоматически, через канализационные трубы. То же самое будет и  в
эпоху утопии, с тою лишь разницей, что тогда,  вероятно,  отбросы  будут  не
только удаляться, но и быстро уничтожаться. Благодаря электрической топке  в
кухне будет царить идеальная чистота, почти без  всяких  усилий  со  стороны
хозяйки. Всасыватели пыли позаботятся о том,  чтобы  не  было  надобности  в
уборке комнат. Горячая и холодная вода всегда будет к услугам нуждающихся  в
ней. Телефон и, быть  может,  еще  какие-нибудь  средства  сношения  сделают
посылки с поручениями совершенно ненужными:
     все требуемое будет в определенное время доставляться на дом. Очевидно,
что при таких условиях мускульный труд прислуги будет совершенно  лишним,  и
прислуга исчезнет так же, как исчезли оруженосцы  с  тех  пор,  как  тяжелые
доспехи рыцарей с поля брани перешли в музеи.
     Впрочем, если бы даже и сохранилась некоторая надобность в прислуге,  к
тому времени, несомненно, уже не найдется женщин, которые пожелали бы  взять
на  себя  такие  обязанности.  Ни  одна  женщина  не  пойдет  устраивать   и
обслуживать чужой семейный очаг, если у нее есть возможность отдавать силы и
знания своему собственному очагу. Исключением явятся случаи,  когда  хозяйка
захворает  или  будет  временно  отвлечена  от   хозяйства   более   важными
обязанностями матери. В таком случае на помощь явятся  те  женщины,  которые
почему-либо не имеют собственного хозяйства и  посвятили  себя  делу  помощи
другим.  Но  это  будет  именно  помощь,  исключающая   всякую   возможность
полурабовладельческих отношений.
     Будет  ли  утопическая  женщина  развита  и  образованна?   Несомненно.
Образование девочки будут получать  наравне  с  мальчиками.  Так  называемое
"среднее" образование будет обязательно для всех,  за  исключением  хилых  и
слабых, которым лечение и отдых нужнее, чем  знание.  Желающие  могут  затем
продолжать  образование  в  специальных  учебных  заведениях.  Если  женщина
захочет стать техником, - никто  не  будет  ей  препятствовать  в  этом.  Но
повторяем, что тогда для женщины  не  будет  повода  избирать  себе  мужскую
профессию: всем знаниям и силам она найдет  применение  дома,  в  спокойной,
уютной обстановке.
     Несмотря на красивые слова, которые говорят и пишут о том, что  женщина
может и должна работать наравне с мужчиной,  мы  уже  теперь  видим,  что  в
действительности для женщины домашний очаг все-таки  дороже  всякой  мужской
деятельности. Женщина, добившаяся полной самостоятельности, выдвинувшаяся на
каком-либо  поприще,  возвращается  в  семью,  как   только   она   встретит
подходящего для нее  мужчину,  и,  если  ей  только  позволяют  материальные
условия, она приносит свою деятельность  в  жертву  обязанностям  хозяйки  и
матери.
     Рискуя навлечь на себя  негодование  многих  последователей  социальных
учений, отрицающих институт брака,  современная  утопия  утверждает,  что  в
будущем брак не только не исчезнет, но даже  еще  более  укрепится.  В  наше
время против брака принято возражать, главным образом,  в  том  направлении,
что брак как цепями связывает часто людей, совершенно не подходящих  друг  к
другу, случайно встретившихся и вступивших в  брак  под  влиянием  минутного
порыва. Однако скорее можно утверждать, что неудача большинства  современных
браков зависит не от "порыва", а от материальных расчетов,  на  которых  эти
браки основаны. Никого не удивляют браки, заключенные  ради  приданого,  еще
чаще девушка выходит замуж, чтобы  "пристроиться".  Результат  такого  брака
нетрудно предвидеть, особенно  в  том  случае,  когда  женщина  до  тех  пор
совершенно не имела случая узнать жизнь. Получается положение, при  котором,
действительно, два человека, не имеющие Друг с другом ничего  общего,  часто
даже стоящие на совершенно различных ступенях развития, приковываются друг к
другу. Они тяготятся друг другом, совершенно не  понимают  один  другого,  и
вместо семьи получается очаг мучений, а иногда даже преступлений.
     Но разве, уничтожив брак, мы уничтожим причины, создающие теперь  такие
невозможные положения? Нисколько.  Мы,  пожалуй,  создадим  даже  еще  более
благоприятную почву для таких  положений.  Заключая  брачное  условие,  даже
совершенно наивные люди все-таки относятся или, вернее, стараются относиться
к своему шагу серьезно. Брак все-таки есть договор, накладывающий  известные
обязательства, дающий серьезные права.
     Современная утопия говорит, что уничтожить надо не брак, а те  условия,
которые теперь так часто делают брак источником страданий для людей.
     Будущее брака утопия рисует следующим  образом:  в  брак,  признаваемый
законом, могут вступать люди, получившие образование, в возрасте  -  женщины
не менее 21 года, мужчины не менее 26 лет. Уже один этот  возраст  вместе  с
образованием ручается за то, что в  брак  люди  будут  вступать  осмысленно.
Кроме того, у вступающих в брак совершенно  не  будет  никаких  материальных
расчетов: живя отдельно, каждый из них пользовался  бы  совершенно  теми  же
правами и  благами  жизни,  какими  они  будут  пользоваться,  живя  вместе.
Следовательно, браки будут основаны на личном влечении.
     Мальчики и девочки будут оканчивать образование вместе,  будут  изучать
друг друга,  привыкать  друг  к  другу,  и  станет  невозможным  современное
положение, при котором молодая девушка прямо  со  школьной  скамьи  навсегда
связывает себя чуть ли не с  первым  встречным,  потому  что  она  не  умеет
разобраться в людях, а в уговорах более опытных людей видит только  обиду...
Утопия признает право на брак только за вполне  здоровыми  людьми.  В  какой
форме будут заключаться браки в это далекое время,  предугадать  нельзя,  да
это и не важно.
     Женщине, делающейся матерью,  законы  будут  уделять  особое  внимание.
Женщина, имеющая детей, обильнее других снабжается всем необходимым. Мать  с
детьми получает право, при желании, выбирать себе наиболее благоприятные для
здоровья места для жизни, и семьи, не имеющие детей,  беспрекословно  должны
уступать место детям. С самого раннего возраста врачи начинают заботиться  о
физическом развитии и  укреплении  детей.  Но  дети  все  время  остаются  с
родителями.
     В этом отношении современная утопия  в  корне  расходится  с  утопиями,
созданными  некоторыми  социальными  учениями.  Если  когда-нибудь   женщина
достигнет такой степени "развития", что в ней заглохнет чувство материнства,
чувство любви к детям, то женщина упадет  ниже  низших  животных,  и  такого
"развития" ей едва ли можно пожелать. Между тем, только в  состоянии  такого
полного отупения чувств женщина может согласиться на те  способы  воспитания
детей,  которые  некоторые  социологи  мечтают  применить  в  будущем   ради
"равенства и  братства".  Казарменное  воспитание,  при  котором  невозможно
любовное отношение к личности ребенка, к его особенностям, может дать  разве
лишь живые машины, но не людей. При этом  любят  ссылаться  на  Спарту,  где
будто бы такое коллективное воспитание применялось с  успехом,  забывая  при
этом, что Спарта  стремилась  создать  себе,  главным  образом,  защитников,
воинов, что спартанцы очень мало жили культурными интересами.
     Итак, ребенок  будет  физически  развиваться  под  наблюдением  врачей.
Всевозможная гимнастика, игры на открытом воздухе круглый год, летом морские
купанья и т. д. -  все  это  позволит  воспитать  детей  сильными,  бодрыми,
готовыми к учению.
     Утопия предвидит коренные изменения и  в  области  преподавания.  Масса
предметов, считающихся  теперь  необходимыми,  будут  выброшены  из  средней
школы, потому что ими желающие могут заняться позднее,  как  специальностью.
Так как к тому времени несомненно все будут говорить на одном  общем  языке,
то  не  будет  никакой  надобности  изучать  языки.  Только  специалисты  по
исследованию старины будут изучать языки, как теперь специалисты  занимаются
халдейским или санскритским языками.
     Так  как  не  будет  отдельных  государств,   то   изучение   географии
значительно упростится, тем более что географию дети и юноши  будут  изучать
наглядно во время путешествий.
     Весьма вероятно, что  те  науки,  которые  теперь  ложатся  на  ребенка
мертвым бременем, тогда заменятся живым общением с природой. Ботанику  будут
изучать в лесу,  минералогию  в  горах  и  т.  д.  Ведь  тогда  исчезнут  те
препятствия, которые мешают такому  свободному  преподаванию  теперь:  тогда
человек во всякой точке земного шара будет у себя в отечестве, равный  среди
равных. Тогда удобными средствами передвижения по всему земному  шару  будет
свободно пользоваться всякий нуждающийся в них...
     Вполне понятно, что все эти условия должны очень благотворно влиять  на
развитие женщины как таковой. Исчезнут те причины, под  влиянием  которых  в
наше время лица так  рано  покрываются  морщинами,  женщины  нередко  уже  в
молодости кажутся старухами.
     Признает ли утопия развод? Разумеется. Без этого не  было  бы  свободы.
Развод в будущем не должен представлять затруднений,  но  вместе  с  тем  он
должен быть строго обусловлен законами. На развод дают право продолжительные
раздоры, указывающие на разность характеров. Поводом к разводу может служить
болезнь или увечье. Наконец, поводом к  разводу  будет  признано  отсутствие
детей. Но во всех случаях развод дается по требованию хотя бы одной стороны,
причем каждой стороне предоставляется полное право снова  вступать  в  брак.
(Напоминаем, что больные лишены права вступать  в  брак.)  Для  того,  чтобы
сделать  брак  привлекательным,  современная  утопия  предусматривает   меру
наказания для тех, кто пожелал бы уклониться от брака: дети,  рожденные  вне
брака, отбираются от родителей и воспитываются без их участия,  хотя  на  их
воспитание и образование обращается такое же серьезное внимание,  как  и  на
других детей.
     При легкости развода и при общих благоприятных условиях жизни нарушение
законов  о  браке  едва  ли  будет  встречаться  часто,   и,   если   утопия
предусматривает кару за это нарушение,  то  лишь  потому,  что  люди  всегда
остаются людьми. Нарушение законов о браке  будет  совершаться  только  теми
людьми, которые не имеют права вступить в брак,  т.  е.  больными,  а  такое
нарушение, конечно, может принести будущему поколению только вред.
     Таким образом, современная утопия рисует положение женщины  будущего  в
таких светлых красках, что невольно рождается  желание,  чтобы  это  будущее
настало возможно скорее...
 
     Утопический человек
 
     Благодаря  прекрасным  жизненным  условиям   и   правильному   развитию
организма в детстве  утопический  человек  должен  отличаться  здоровьем,  о
котором мы при нашем  образе  жизни  и  при  нашей  лихорадочной  борьбе  за
существование не смеем и мечтать. Люди и в этом отношении должны вернуться к
прошлому. Постепенно совершенствуясь, организм человека сделается  таким  же
могучим, каким он был в древности. Исчезнут следы той  дегенерации,  жертвой
которой  человечество  едва  не  стало  в  наше   время.   Природа   создала
человеческий организм с таким расчетом, чтобы  он  жил  не  менее  100  лет.
Следовательно, первая половина жизни до 50 лет должна считаться  молодостью.
Человек семидесяти пяти  лет,  достигший  третьей  четверти  средней  жизни,
должен считаться человеком зрелого возраста. И  только  на  девятом  десятке
могут проявляться первые признаки естественной старости.
     У нас признаки нередко проявляются на пятом десятке  лет,  а  некоторая
часть молодежи страдает всеми старческими недугами вплоть до морщин на лице,
едва достигнув двадцатилетнего возраста...
     Когда  человек  вновь  станет  ближе  к  природе,  когда   он   получит
возможность работать спокойно, не опасаясь  каждое  мгновение,  что  у  него
вырвут изо рта кусок хлеба, он снова станет сильным,  бодрым,  его  организм
будет успешно бороться с болезненными началами, жертвой  которых  становится
ослабленный организм современного человека.
     Словом, утопический человек физически будет таким же, каким был человек
в древности.
     Костюм утопического человека, несомненно, не будет таким уродливым, как
наши костюмы, и не будет менять свой фасон каждый год.  То,  что  мы  теперь
называем модой, слишком чудовищно для того, чтобы жить  вечно.  Человеческое
тело слишком красиво для того, чтобы скрывать его мягкие линии в безобразных
складках материи. Костюм будущего,  несомненно,  устранит  этот  недостаток,
будет прост, красив и  гигиеничен.  Разнообразие  костюма  будет,  вероятно,
существовать только в зависимости от климата, потому что в Лондоне, конечно,
нельзя одеваться так, как одеваются на экваторе...
     Таков  в  общих  чертах  должен  быть  физический  облик   утопического
человека. Каков будет его духовный, нравственный облик?
     Если мы внимательно всмотримся в нравственные течения современности, то
мы заметим, что по ним красной нитью проходит стремление  поколебать  всякую
религиозность.
     Религиозность  многими  считается  простой  отсталостью.  И   некоторые
социальные учения открыто включают в  свою  программу  уничтожение  религии.
Этих  людей  свободно  можно   сравнить   с   вандалами,   разграбившими   и
уничтожившими сокровища искусства в Риме.
     Их можно  еще  сравнить  с  хранителем  музея,  где  статуи  и  картины
запылились. Вместо того, чтобы промыть картины и статуи, снять с них грязный
налет, смотритель разбивает статуи, сжигает ценные картины.
     Точно так же  поступают  люди,  стремящиеся  во  что  бы  то  ни  стало
уничтожить   религиозность.   Современная   утопия   решительно    отвергает
возможность такого уничтожения. Напротив того,  утопический  человек  должен
быть и будет чрезвычайно религиозным.
     Утопический человек, с широко развитым философским взглядом, близкий  к
природе, знакомый со многими ее тайнами, не может не углубиться в  философию
вселенной.  Между   тем,   эта   философия,   напрасно   старающаяся   найти
первоисточник,  первопричину  всего  существующего,  неизбежно  приводит   к
желанию поклоняться этой Первопричине. Эта философия неизбежно приводит  нас
к Богу. Грубый материализм, которым стараются заполнить ту пустоту,  которая
остается  на  месте  религии,  рассыплется  в  пыль  при  первом   дуновении
божественной философии. Человек будущего, узнав еще больше тайн природы, чем
их знаем мы, должен  еще  глубже  склониться  пред  той  Мудростью,  которая
создала природу и руководит ее законами.  Человек  будущего  не  может  быть
материалистом, потому  что  вся  его  жизнь  будет  сплошным  стремлением  к
совершенствованию духа, а потому он будет религиозным.
     Уже теперь в этом направлении  заметна  реакция.  Уже  теперь  начинают
успокаиваться те волны неверия, которые поднялись в половине  прошлого  века
под влиянием нескольких  крупных  открытий  в  области  естествознания.  Уже
теперь разве  лишь  увлекающаяся  молодежь  склонна  все  в  мире  объяснять
"круговоротом материи" и "законом о  сохранении  энергии".  Но  даже  и  эта
молодежь задумывается, когда ей задают вопрос, откуда же взялись хотя бы эти
два закона?
     Поворот в сторону религиозности уже теперь проявляется  очень  заметно.
Всевозможные религиозные братства  и  общества  возникают  массами.  Правда,
большинство этих обществ и братств основано с целями, имеющими мало общего с
чистой, возвышенной религией, но тот факт, что они все-таки привлекают массу
сторонников, говорит сам за себя.
     Какую религию будут исповедовать утопические люди?
     Вероятнее всего, это  будет  религия,  которая  объединит  в  себе  все
лучшее, что драгоценными блестками рассеяно по известным нам  религиям.  Эта
религия будущего будет сверкать мудростью и красотой, не признавать ее будет
невозможно.
     Каковы будут обряды этой религии? Современная утопия совсем не касается
этого вопроса, да он и совершенно не важен.
     Утопический человек, таким образом, должен быть прекрасен и  физически,
и духовно. Однако современная утопия придает  ему  черты,  которые  в  нашем
представлении обычно не вяжутся с высоким  духовным  развитием:  утопический
человек не будет знать жалости.  Он  создаст  для  себя  прекрасные  условия
жизни, он станет на высокую ступень духовного развития и нравственности,  но
в то же время он безжалостно будет карать за  всякий  проступок,  угрожающий
целости созданной гармонии.
     Создастся совершенно новая этика, не похожая на этику  современную.  Мы
говорим, что земля - это временный приют,  в  котором  человек  -  странник,
временный гость. И огромное большинство  людей,  слепо  придерживаясь  этого
взгляда, ведет себя именно так,  как  ведет  себя  странник,  останавливаясь
где-нибудь на отдых. Такой странник, конечно,  не  заботится  о  том,  чтобы
украсить свой временный приют,  чтобы  перестроить  его.  Большинство  людей
совершенно безучастно относится к  тому,  что  совершается  на  земле,  если
только событие не касается их самих, не затрагивает  их  интересы.  Если  бы
современные люди жили общими интересами и отзывались на всякое событие, хотя
бы  оно  и  не  касалось  их  непосредственно,  то  уже  теперь  исчезла  бы
значительная часть зла и несправедливости, которым в утопическом царстве  не
будет места на земле. Этика утопии будет видеть в жизни  человека  на  земле
особую привилегию, которая налагает на человека серьезные обязанности. Земля
перестанет быть подобием ночлежного приюта для душ, слетающихся  на  нее  из
мирового пространства.
     Каждый человек  будет  стремиться  возможно  полезнее  провести  жизнь,
внести в нее как  можно  больше  красоты  и  счастья.  Девизом  утопического
человека будет: "Красиво жить и красиво умереть".
     И ради сохранения этой красоты человек будет безжалостен  по  отношению
ко всякому, кто будет  искажать  ее.  Человек,  не  признающий  приведенного
девиза, будет навсегда изгоняться.
     Не  только  сами  изгнанники,  но  и  их  потомки  будут  лишены  права
когда-либо возвратиться в общество незапятнанных людей.
     Выше мы уже говорили о том, что в утопическом царстве в  брак  вступать
будет дозволено только сильным, здоровым людям. Ясно,  что  этим  имеется  в
виду избежать физического  вырождения  людей.  Хилые  дети  могут  рождаться
только от хилых родителей, не имеющих права  вступать  в  брак.  Современная
утопия предусматривает случаи, когда безнадежно хилые люди  как  в  детском,
так и в зрелом возрасте будут уничтожаться. Здесь  мы  снова  встречаемся  с
чертой,  которая  по  нашим  этическим  взглядам  несовместима   с   высоким
нравственным развитием. Утопическая этика будет относиться к  этим  вопросам
иначе. Во всяком случае, будут приняты все меры для того, чтобы предупредить
наследственную передачу как физических, так и духовных болезней и уродств.
     Утопический человек будет относиться к смерти иначе,  чем  мы.  У  него
будут идеалы, ради которых  он  не  задумается  умереть  сам  или  устранить
других. Вероятно, он предпочтет красивое самоубийство безобразящей болезни и
медленному увяданию. И в этом отношении будущее вернется к  прошлому,  когда
больные и слабые предпочитали смерть хилости.
     Но смерть утопический человек никогда не изберет орудием устрашения или
наказания. Для него смерть будет вполне естественным актом,  который  должен
совершиться возможно безболезненнее, возможно незаметнее для  умирающего.  К
услугам человека будет масса средств, при помощи которых смерть можно  будет
сделать не только безболезненной и незаметной, но даже прекрасной.
     Вообще можно с уверенностью сказать, что утопический человек совсем  не
будет знать боли. Но это не значит,  что  он  будет  изнежен.  Просто  самые
условия жизни сложатся так, что всякая  возможность  причинения  боли  будет
предупреждена и устранена.
     Так   как   в   утопическом   государстве    не    будет    повода    к
благотворительности, не будет угнетенных и несчастных, которым надо  помочь,
то со временем чувство жалости в утопическом человеке умрет  совершенно,  но
зато в нем широко разовьется чувство справедливости и  едва  ли  человек  от
этого сделается хуже.
     Вот в общих чертах физический и духовный облик человека будущего.
 
     Единое человечество будущего
 
     Современная утопия  рисует  картину  постепенного  образования  единого
государства,  охватывающего  весь  земной  шар.  Для   того,   чтобы   яснее
представить себе этот процесс, надо бросить  взгляд  назад,  вспомнить,  как
возникали современные государства.
     Еще в доисторические времена люди объединялись  в  группы,  потому  что
прежде всего человеку свойственна известная общительность, а кроме  того,  в
группе всегда легче защищаться от нападений. Объединившись  в  группы,  люди
естественно начали разделять между собой обязанности. В то время, когда одни
охотились, другие в  жилищах  занимались  обработкой  кож  убитых  животных,
третьи тесали из камня или  дерева  оружие  и  предметы  домашнего  обихода,
четвертые готовили пищу и т. д.
     Так как природа не знает полного равенства, то в группах выдвигались на
первый план люди, одаренные исключительным умом или энергией. В  этих  людях
просыпалось стремление к власти. Они делались начальниками и подчиняли своей
воле других,  более  слабых  людей.  Получились  общины.  Среди  начальников
отдельных групп, в  свою  очередь,  встречались  люди  сравнительно  слабые,
которые легко  попадали  под  влияние  других,  более  сильных  начальников.
Отдельные группы сливались под начальством сильных.  Члены  групп  роднились
между собою, получалось общество. Община, создавшаяся первоначально из одной
семьи, из рода, под начальством энергичного человека поглощала другие общины
и росла как снежный ком. Она захватывала землю и, в конце концов,  вырастала
в самостоятельную большую единицу. В средние века, когда  на  Востоке  таких
единиц, определившихся в целые народы,  возникло  такое  множество,  что  им
стало на земле тесно, они поднялись и могучим потоком залили всю Европу. Это
было переселение народов. Каждый народ, каждая общинная ячейка  заняли  себе
определенную площадь земли. У каждого народа были свои особенности, был свой
быт. Прошло несколько веков сравнительно спокойной жизни, и отдельные ячейки
стали сливаться друг с другом, как сливаются друг с другом  капельки  ртути.
Повторилось то же, что раньше делалось с мелкими общинами. Более  энергичные
властители подчиняли себе других,  делались  данниками  князей  и  герцогов,
которые за это защищали их от насилий со стороны соседей. Среди  герцогов  и
князей тоже нашлись более сильные люди, и герцогства слились в государства.
     То же самое, но в  несравненно  больших  размерах  должно  произойти  в
будущем. Уже в настоящее время заметны шаги в  этом  направлении.  Отдельные
государства уже теперь чувствуют себя слишком  слабыми.  Заключаются  союзы,
которыми объединяются несколько государств для защиты своих интересов.  Это,
в сущности, то же  самое,  что  раньше  выливалось  в  форму  слияния.  Пока
изобретатели не сделают своими изобретениями войну  настолько  убийственной,
что она  станет  невозможной,  будут  наблюдаться  такие  временные  слияния
государств на основании договоров. Затем начнется уже настоящее слияние,  на
почве общности интересов.
     Положительно невозможно предсказать, по какому пути пойдет это слияние,
т. е. к какому современному государству будут постепенно примыкать другие.
     Во всяком случае, в будущем произойдет  постепенное  слияние  отдельных
государств, как в прошлом эти  государства  создались  путем  слияния  более
мелких единиц. Современная утопия представляет  себе  человечество  будущего
совершенно одинаковым, т. е. без деления на разноцветные расы. Едва ли  надо
говорить, как исчезнут цветные расы. На примере метисов и мулатов мы  видим,
что черные расы при родстве с белыми постепенно  утрачивают  резкую  окраску
кожи. В данное время дикие  явления  "обесцвечивания"  приходится  наблюдать
сравнительно редко, потому что цветные расы, особенно чернокожие,  находятся
в полудиком состоянии и более культурная белая раса редко роднится  с  ними.
Недалеко время, когда чернокожие поднимутся  выше  в  культурном  отношении,
когда браки между черными и  белыми  людьми  станут  обыденным  явлением,  и
тогда, вероятно через несколько поколений, цветные расы исчезнут совершенно,
сольются с белокожими.
     Таким образом и в этом предположении современной утопии нет  решительно
ничего неосуществимого.
     В утопическом царстве будет жить единое человечество.
 
 
     (1) "О свободе и вменяемости человека".
     (2) Учение о безубойном, растительном питании,  т.  е.  вегетарианство,
возникло в начале XIX века. В 1811 году появилась книга "Return  to  nature"
(возвращение к природе), которой было основано вегетарианство,  хотя  еще  в
XVII веке Ньютон проповедовал (насколько ему хватало времени и позволяла его
рассеянность) растительное питание. В  1847  году  Джон  Симпсон  основал  в
Лондоне первое Общество вегетарианцев.
 
Книго
[X]