М. ЕМЦЕВ, Е.ПАРНОВ

 

                         ДУША МИРА

 

               Научно-фантастическая повесть

 

 

 

                  ...И гасит пламя безграничной жажды

                  Любви взаимной взгляд.

                  Пусть жизнь от целого приемлет каждый

                  И вновь - к нему назад.

 

                                 (В. Гете, Душа мира)

 

 

 

   Я - всего лишь голос.  Простой человеческий голос,  запи-

санный на узенькую магнитную пленку.  Эта пленка - мое тело.

Она безнадежно стара,  ее очень берегут, и поэтому уже много

столетий  нас  держат  в  особом помещении под непроницаемым

колпаком.

   Здесь не холодно,  не тепло, не сухо и не влажно. Из окон

во всю стену в помещение проникает рассеянный свет. За окна-

ми  зеленые поля и темное глубокое небо,  покрытое высокими,

как горы,  облаками. Солнце небольшим желтым пятном скользит

вдоль стен...

   Острее всего я переживаю ночь. Тогда я вновь умираю. Но я

полон терпения.  Я знаю,  что наступит утро, солнце тысячек-

ратно преломится в молочных стенах и ко мне придут  люди.  Я

нахожусь здесь для них.

 

                          ОТРЫВКИ

                 ИЗ НЕНАПИСАННОГО ДНЕВНИКА

                      СЕРГЕЯ АРЕФЬЕВА

 

 

   Я нажимаю кнопку,  и дверь распахнута. Я вхожу в комнату,

одновременно озираясь, обоняя и слыша:

   - Погоди,  погоди, да, я так и сказал ему и от слов своих

отступать не собираюсь!

   Гривастый человек  с  круглыми  кошачьими глазами рычит в

видеофон, где прыгают губы его собеседника.

   - И  если ты намерен его поддерживать,  я тебя пошлю туда

же!  - орет он.  - Хоть ты мне и друг! Да, да, вот так, дру-

жок!

   Багровое лицо, жалобно пискнув, исчезает с цветного экра-

на видеофона. Я за это время успеваю разглядеть великолепные

черные дуги бровей, низкий лоб и крепкий подбородок научного

руководителе Института телепатии.  Пахнет ортотабаком, выра-

щенным по последнему слову бионауки, в прозрачной поверхнос-

ти стола отражены массивные ладони боксера-любителя, зеленые

глаза научного руководителя мечут мне в лицо желтые молнии.

   - Ермолов,  -  рокочет  мужчина,  и рука моя на мгновение

сдавливается стальными  тисками.  -  Садись...  садитесь,  -

приглашает он.

   Я откидываюсь назад и спиной  ощущаю  прохладу  пластика.

Мне уже ясно, что за человек стоит предо мной, расставив но-

ги и опершись руками о стол. У нас с ним не получится разго-

вора. Мы будем говорить на разных языках. Очень грустно, что

в этом институте такой  главнаучрук!  Признаться,  я  ожидал

другого...

   - Вот ваши документы,  - говорит он,  бережно  отстегивая

толстыми пальцами защелки зеленого бювара.  - Кстати,  болен

наш главный научный руководитель,  академик... - он называет

армянскую фамилию, состоящую из одних согласных, так быстро,

что она сливается в короткое невыразительное фырканье,  -  я

замещаю его.

   Ах, вот оно что.  Значит, мне просто не повезло. Кажется,

это  становится правилом.  Я упрямо сползаю в ряды неудачни-

ков. Все вокруг словно сговорились помогать мне проваливать-

ся везде, где возможно.

   - Вот здесь вся ваша жизнь,  - неожиданно сказал Ермолов,

вываливая на стол фотокопии,  магнитные пленки,  поляроидные

документы,  куски кинолент и множество бумаг со  штампами  и

вензелями различных учреждений.

   Я вздрогнул. Я не ожидал от этих бровей такого обобщающе-

го подхода к скучному архивному материалу.  Конечно,  в этих

бумажках была отражена моя жизнь.  Но как?  Мне всегда каза-

лось, что очень условно...

   - Вы окончили школу-интернат, - говорит Ермолов, отклады-

вая  в сторону золотистую бумагу с изображением голубых книг

и ракет.

   Какая проницательность! Школа, милая сложная жизнь... Как

все это было давно! Из вороха воспоминаний я совершенно слу-

чайно извлекаю забытый эпизод.

   Уже тогда я испытывал  особое  состояние,  преследовавшее

меня  затем  в  течение  всей жизни:  состояние предчувствия

предназначенного мне судьбой великого свершения.

   Насколько я  помню  себя,  моя жизнь протекала в ожидании

грандиозных и потрясающих событий,  где судьбой мне  отводи-

лась главная роль. Здесь не было и тени самомнения или тщес-

лавия.  Это была стихийная вера,  вложенная в мою душу самой

природой.

   Я знал,  что совершу нечто абсолютно  великое.  По  своим

масштабам  этот  акт превзойдет все,  что делалось людьми до

сих пор.  Поэтому его нельзя будет измерить обычной  челове-

ческой меркой.  Сделанное мной будет иметь непреходящую цен-

ность.

   Я не знал только, когда это произойдет.

   Я ждал.

   Иногда мне хотелось приблизить будущее, и я начинал дейс-

твовать. Как правило, это кончалось очень плохо. Или смешно,

что еще хуже.

   Мне было десять лет,  когда я бежал из  школыинтерната  в

Большой заповедник.  Я мечтал стать великим укротителем всех

зверей, сохранившихся на земле. Мои друзья-однокашники игра-

ли в "Космос".  и "Лунный город", они коллекционировали ред-

кие фотографии Юпитера и Сатурна,  выпрашивая их у  именитых

космонавтов. А я в это время во сне и наяву повелевал полчи-

щами усмиренных тигров и добродетельных пантер.  В моих ушах

стоял шорох камыша,  раздвигаемого могучим телом хищника,  и

слышались слова преданности и покорности,  произнесенные  на

зверином языке,  которым,  конечно,  я буду владеть в совер-

шенстве. Слава Маугли не давала мне покоя. Она приобретала в

моих глазах  космические  масштабы.  Мне  грезились тысячные

стада слонов, падавшие на колени при моем появлении. Я шагал

им навстречу по изумрудной траве, искрящейся на солнце мири-

адами капелек влаги,  и умные животные  приветствовали  меня

глухим урчанием.

   Наконец, видя, что нет никакой надежды преодолеть сжигав-

шее меня чувство,  я сбежал от утренней зарядки,  ежедневных

занятий в школе,  бадминтона и пионерских вечеров у электро-

костра.  Моим  попутчиком  был  Жоля,  беленький веснушчатый

мальчик с широко раскрытыми глазами.  Зачарованный и  потря-

сенный  моими фантазиями,  он готов был идти со мной на край

света.

   Нам повезло, и мы за сутки добрались до границ заповедни-

ка, расположенного в Забайкалье. Водитель аэрокара приземлил

машину неподалеку от высокого белого здания, стоявшего прямо

на лесной опушке.

   - Вот это и есть управление Большого заповедника.  Там ты

найдешь своего отца.

   Я кивнул,  и  мы спустились по плетеной лесенке на мягкую

влажную землю.  Летчик помахал нам рукой в серебристой  пер-

чатке, дружелюбно улыбнулся, и машина, обдав нас теплыми за-

пахами масла,  краски и разогретого металла, медленно подня-

лась  в воздух.  Мы проводили ее глазами,  и я на миг ощутил

тоскливое посасывание в груди.  В управление,  где  никакого

отца у нас не было,  мы не пошли, а спрятались в лесу. Когда

наступила ночь,  мы пересекли границу заповедника.  Это была

несложная  операция,  так  как ограждения были рассчитаны на

глупых и сильных зверей,  а не на двух хитрых ловких мальчи-

шек.  Мы  переплыли бетонированный ров с водой,  перебрались

через полосу инфракрасной защиты, пролезли сквозь серию про-

волочных  ограждений и попали в темный девственный лес.  Ко-

нечно,  мы сразу заблудились,  но ведь это,  пожалуй, и было

нашей  единственной целью.  Я уже точно не помню всех ощуще-

ний, связанных с этим приключением.  Но я никогда не забуду

ужаса,  охватившего нас, когда мы услышали крик зверя в ноч-

ной тишине.  Он возник где-то совсем рядом,  чуть ли не  над

нашими затылками. Кроме верхней протяжной воющей ноты, в нем

слышалось злобное прерывистое хрипенье и  бульканье,  словно

зверь  давился  собственной яростью.  Мы прижались к старой,

мелко-мелко дрожавшей сосне и безмолвно всматривались в гус-

тую чернильную тьму.  Никакого желания встречаться с ревущим

зверем я не испытал. С этого момента все в лесу стало живым.

Каждый лист,  каждый сучок мог шевельнуться,  прыгнуть, уку-

сить. Огромные черные стволы деревьев, сплетавшихся вверху в

невидимый  шепчущий покров,  казались ногами великанов.  Они

пинали,  толкали и распасовывали нас,  как футбольные  мячи.

Они  валились  вниз,  прижимая нас к мокрой земле,  усеянной

хрустящими живыми ветками...

   На другой день нас отыскали работники заповедника.

   В изодранной одежде,  с синяками и царапинами и, кажется,

с  неявными следами слез на грязных щеках мы были доставлены

в родную школу.

   Вечером мы отчитывались перед товарищами. В своем выступ-

лении я не преувеличивал значения нашей экспедиции,  но  до-

вольно красочно описал обстановку в лесу.  Кажется, я упомя-

нул только носорога, лань и зайца.

   После меня ответ держал Жоля. Он был краток:

   - Глупость сделали, и все.

   Помолчав, Жоля добавил:

   - А то, что он вам тут наговорил... Про всякую красоту...

А сам он там был труслив, как заяц, робок, как лань, и глуп,

как носорог...

   - Затем вы успешно учились в университете,  - говорит Ер-

молов.  Его неприятный голос пробуждает меня от  мгновенного

оцепенения  и  сразу  же перебрасывает поток мыслей в другое

русло.

   Успешно учился? Не те слова! Разве это была учеба? Не ме-

ня учили,  я учил. Такого взлета не знали даже самые скорос-

пелые  математики  и физики-теоретики.  Я прошел официальный

курс обучения за два года...

   - Однако  к  заключительным экзаменам вас не допустили за

многократные  попытки  доказать  принципиальную  возможность

вечного движения.

   Ермолов откладывает в сторону  запись  моего  доклада  на

ученом совете  факультета  и внимательно смртрит на меня.  Я

был прав с самого начала. У него глаза рассвирепевшей кошки.

Два блюдечка  с подсолнечным маслом,  а посредине - злые то-

чечки. Отчего бы ему их не перекрасить? Сейчас, говорят, это

многие делают.  В  Европе  модны темно-синие зрачки с черным

ободочком.  Некоторые оригиналы носят фиолетовые глаза.  Мне

лично не нравится.  Но все же,  наверное, лучше, чем эти ко-

шачьи бельма.

   Он с минуту смотрит на меня в упор.  Что он видит во мне,

я не знаю.  Но держусь изо всех сил.  Одет я скромно. На мне

полуспортивный костюм из голубого оксополимера. Грудь и спи-

на открыты невидимым  потокам  кондиционированного  воздуха,

реющего в кабинете. Сижу я уверенно и непринужденно. Выраже-

ние лица спокойное,  внимательное, чуть напряженное. Я знаю,

конечно, что такую мину не любят. По ней легко предположить,

что ты в душе ругаешь собеседника.  Но мне приятно сидеть  с

такой  ханжеской  физиономией  в Институте телепатии.  Пусть

угадает, черт бровастый, что я про него думаю!

   Ермолов опускает глаза и откладывает часть бумаг в сторо-

ну.

   - Так, - говорит он, придавливая документы прессом, слов-

но ставя одну тяжелую мраморную точку. - И, наконец, эта ва-

ша эпопея в Комитете по делам изобретений.

   Эпопея... Я  оценил  величину  пренебрежительной  иронии,

вложенной в это слово...

   Комитет... комитет... Много стали, бетона и стекла. Тыся-

чи сосредоточенных, вылощенных сотрудников, неторопливо сну-

ющих по длинным коридорам.  Ненавязчивый шум логических  ма-

шин.  Внешне спокойная однообразная работа: очередную заявку

на изобретение перевести на машинный язык, передать на обра-

ботку электронному мозгу,  полученный ответ сформулировать и

сообщить автору. Ничего особенного, и, главное, никаких оши-

бок.  Машины помнят все, что было сделано по данному вопросу

до и после рождества Христова.  У них не случается промахов,

объективность их выше всяких подозрений.

   И все же я все время чувствовал, что на меня смотрят сот-

ни, тысячи человеческих глаз. Широко открытые, юные, с блес-

тящими белками,  старческие,  потухшие, в красных прожилках,

лукавые,  томные  глаза  женщин и нетерпеливые глаза деловых

мужчин. Они настаивали, требовали, молили. Каждая заявка бы-

ла  как  обнаженное человеческое сердце.  Она пульсировала и

трепетала.  Смотри,  я тоже умный! Я тоже оригинальный и на-

ходчивый! А я вот что придумал! А я!.. Я!..

   Поток изобретений нес с собой не только новые идеи, новые

талантливые догадки.  Вместе с ним в наш маленький небоскреб

выплескивалась пена неистового человеческого самолюбия...

   И вот  однажды  у нас появился Эри.  Его имя было нелепым

сокращением слова Эрик.  Потом я предлагал в качестве аббре-

виатуры букву "Э".  Все нашли,  что это пошло.  Почему,  мне

никто не мог объяснить.

   Сам Эри,  как и его имя, не производил внушительного впе-

чатления. Густые черные волосы, хронический насморк и оправа

очков времен войн Алой и Белой розы. Он вошел в комнату, за-

цепившись за совершенно гладкий стык пластикового  пола,  за

который  никто  никогда не цеплялся,  растерянно огляделся и

издал какой-то невыразительный звук. Кажется, "эээ".

   Ему повезло.  Я  был в кабинете один,  и поэтому никто не

прыснул в кулак, не вскочил со стула с преувеличенной любез-

ностью и смешинками в глазах и не высыпал град ненужных воп-

росов на странного посетителя.  Я подождал, пока парень нем-

ного освоился, и спросил:

   - Вы ко мне?

   Он насмешливо улыбнулся.

   - Откуда я знаю? Может, и к вам.

   Я пожал его руку, ощутив вялое прикосновение теплой ладо-

ни,  и предложил ему сесть.  Он протянул листок, испещренный

маленькими каракульками.

   Это была заявка.

   Прочитав заявку, я понял, что передо мной гений.

   Кажется, я пробормотал:

   - Потрясающе...

   Эрик посмотрел лучистым взглядом голубых глаз поверх  оч-

ков и снова улыбнулся.  Тогда мне стало ясно, что этот гений

- ребенок.  Он нуждался в руководстве, и я взялся за это де-

ло.

   Эрик предложил метод синтеза высокомолекулярных  соедине-

ний из газов воздуха...

   - Кстати,  - сказал Ермолов, - как вам удалось устроиться

в комитет после этой истории с вечным двигателем в универси-

тете?

   - Случайно.

   Боже мой, конечно, случайно! Если б я не был знаком с Ло-

лой... А что такое наше знакомство? Не более как случай. Лет

пять назад тонкая женская фигура скользнула с вышки в  зеле-

ную глубину бассейна,  и я был первым,  кто понял,  что сама

она оттуда не выйдет. Потом были струи слез и воды, лившиеся

из  глаз  и  тонкого греческого носика,  а значительно позже

наступило время нашей, как она называла, дружбы.

   - Так,  - опять сказал Ермолов, - значит, и с этим парнем

вы занимались  несбыточным,  неосуществимым  делом,  которое

блестящим образом провалили.

   Что он хочет от меня?  Я заинтересован в поступлении сюда

на работу. Но не вынимать же за это из меня душу? Или он ра-

зыгрывает комедию строго обоснованного  отказа?  Так  говори

прямо...

   Ермолов сгреб в кучу все мои документы.  Он их подровнял,

погладил лежавшую сверху фотокопию и сказал:

   - Представленного материала достаточно, чтобы вы услышали

самое  категоричное нет.  Факты против вас.  Бумаги говорят,

что вы заносчивый фантазер и упрямый исследователь  нелепос-

тей.

   Я встал.  Воздух в комнате стал сухим и горячим.  У  меня

пересохло  в горле и кровь бросилась в лицо.  Этот Ермолов -

типичнейшая обезьяна...  Да,  но до каких же пор я буду  без

работы? Как я устал подниматься по широким лестницам без пе-

рил,  нажимать кнопки на дверях с надписью "Научрук" и через

двадцать минут спускаться по той же лестнице вниз. Мне осто-

чертели фальшивые  лица  интеллигентных  людей,  вынужденных

лгать и отказывать.  Может быть,  плюнуть на все это? С моей

репутацией наукой заниматься нельзя.  Но я верю в себя, слы-

шите вы все, верю!..

   - Судите сами,  - говорил Ермолов,  рассекая  воздух  ла-

донью,  -  университет вы фактически не окончили из-за собс-

твенного упрямства. Я лично понимаю ваших учителей, не могли

же они дать диплом человеку,  активно проповедующему возмож-

ность вечного двигателя.  Из комитета вы ушли сами,  так как

работа там мешала вашей возне с изобретением Эрдмана.  Возня

кончилась ничем,  а сейчас вы пытаетесь поступить в наш инс-

титут.

   Дать ему по морде или уйти так?  Боже, какая отвратитель-

ная физия!..

   - Если б на моем месте был наш академик,  - Ермолов снова

повторил армянскую фамилию,  и снова я не разобрал ее, - он,

конечно,  отказал бы.  Но вам повезло. Я придерживаюсь иного

мнения.  Нам нужны люди с оригинальным мышлением, пусть даже

с некоторыми заскоками...

   - За все это я,  разумеется, должен быть весьма признате-

лен?..

   - Не  обижайтесь,  я говорю с вами откровенно.  Телепатия

сейчас находится в  порядочном  тупике.  Нужен  качественный

скачок.  Я считаю,  что сделать его можно, привлекая молодые

силы.  Вы, очевидно, пришли сюда не без, так сказать, задней

мысли. Мне хотелось бы, чтобы вы поделились ею со мной.

   Значит, у них сейчас идейный вакуум.  Что же,  обстановка

подходящая,  можно развернуться... Хриплым от волнения голо-

сом я заговорил:

   - Энергетическое поле,  создаваемое работой мозга,  может

быть зафиксировано не только в виде биотоков,  коротковолно-

вых излучений и т. п. У меня есть идея концентратора излуче-

ний мозга,  которые до сих пор не использовались  ни  вашими

приемопередаточными  телепатическими  устройствами,  ни  ка-

кой-либо другой аппаратурой.

   - Излучение, о котором идет речь, вами определялось?

   - Да, но...

   - Что?

   - Нужно работать,  много работать. И не одному. Поэтому я

пришел к вам.

   Ермолов встал, тяжело ступая, прошелся по кабинету. В нем

есть  что-то  от пещерного человека.  Длинные руки до колен,

бычья шея,  покатые могучие плечи.  На фоне голубого  света,

проникающего из окна, он кажется идолом, высеченным из серо-

го камня.

   - Да,  работать, - глуховато говорит он, - вы должны пом-

нить об этом все время.  Не мечтать,  не философствовать,  а

работать.  Опыты,  опыты и еще раз опыты. В противном случае

мы с вами очень быстро  расстанемся.  Вот  вам  направление,

идите в сто восьмую комнату.

   Из института я вышел поздним вечером. Серая тишина лежала

на улицах. Пролетавшие мимо машины с шелестящим свистом рас-

секали воздух. Освещение еще не включили, я шагал по бульва-

ру из голубых деревьев и дымчато-сизых кустов.  Я искал бли-

жайший видеофон, нужно было переговорить с Эриком.

   Мы до  сих пор не бросили своей затеи.  Слишком заманчиво

она выглядела.  В официальном бланке в  графе  "Наименование

изобретения"  стояло длинное и нудное название "Создание ис-

кусственных биоактивных ферментативных систем с  целью  нап-

равленного  и  управляемого синтеза полимерных соединений из

воды, кислорода и углекислоты воздуха". А на деле все было и

проще и сложнее.

   Эрик - биолог по специальности. Он вырастил кусочек живой

ткани,  которая  обладала чудесным свойством.  Она,  подобно

растениям, поглощала киспород воздуха и углекислоту, превра-

щая  их не в обычную целлюлозу и растительные .  белки,  а в

длинные молекулы полимеров.  Как и растения,  она "питалась"

воздухом,  водой и небольшой примесью минеральных солей. Оз-

накомившись с заявкой Эрика,  я немедленно поехал  вместе  с

ним  в  лабораторию.  Так поступали все сотрудники комитета,

если открытие или изобретение представлялось  им  достаточно

важным и серьезным.  -Я увидел что-то вроде аквариума, прик-

рытого сверху стеклянным  колпаком.  На  поверхности  густой

темно-зеленой жидкости плавал опалесцирующий цветок. Во вся-

ком случае,  сначала мне показалось,  что передо мной именно

цветок. Он был полупрозрачным и обладал нежным оттенком сло-

новой кости.  Форма его неправильна и асимметрична, но в ней

скрыта неуловимая прелесть,  завораживающая наблюдателя. Ка-

залось, перед вами на миг застыло само движение. Но вот-вот,

через секунду,  сейчас,  что-то произойдет,  и лепестки, как

волны,  поднимутся,  опустятся и побегут в  разные  стороны,

стремясь догнать и никогда не настигая друг друга...

   - Красивый...

   - Дело не в том,  что красиво,  а в том,  что полезно,  -

ворчливо заметил Эрик.

   - Это да, - улыбнулся я.

   Эрик тоже понимающе улыбнулся.

   - Ну и что же оно делает? - спросил я.

   - Внутри этого цветка заключена живая ткань,  которая вы-

деляет полимер так же просто, как вы выдыхаете воздух. Поли-

мер состоит из белковоподобных молекул с большим  молекуляр-

ным  весом.  Структура  этих молекул не столь сложна,  как у

природных белков, но она совершенно непохожа на обычные про-

мышленные полимеры.  В нее включены атомы серы, железа, маг-

ния и ряда других элементов. Впрочем, суть дела не в этом. В

конце концов древесина и хлопок, кожа и жир тоже производят-

ся живой материей.  И все они  являются  высокомолекулярными

соединениями. Однако качество этих природных полимеров нель-

зя существенно изменить по воле человека. Природа давала нам

готовую химическую реакцию биосинтеза.  И большего от нее не

приходилось ждать. Так было до тех пор, пока не возникла ра-

диационная генетика.  Мое изобретение относится к этому раз-

делу биологической науки.  Полученная в результате  жесткого

облучения   морской  водоросли  Opaliinariaos  medium  живая

ткань,  так называемая биотоза, обладает способностью проду-

цировать полимер, который и образовал этот странный цветок.

   - И всегда у него такая форма?  - спросил я,  очарованный

желтоватым блеском биотозы.

   - Нет,  в том-то и дело!  - воскликнул Эрик.  Я, кажется,

попал в самую точку его изобретения.

   - Когда наследственность изменена,  структура  полимерных

молекул  тоже подвергается превращениям,  и вы получаете со-

вершенно новый материал,  а значит и новую форму цветка. Та-

ким образом,  регулируя генетические характеристики биотозы,

что легко сделать с помощью излучения  или  химических  воз-

действий,  можно направленно менять свойства этих полимеров,

управлять ими. Причем не забывайте, что эти полимеры получе-

ны фактически из воды и воздуха!

   Я давно не люблю заводов. Мне они представляются воплоще-

нием насилия человека над природой.  Однажды, еще в детстве,

я с отцом летел над весенней степью.  Воздух был  как  море,

огромный и нежный, он легко и свободно нес наш аппарат. Вне-

запно отец сказал:

   - Смотри, завод.

   Я увидел трубы с рыжими и седыми шапками дыма, красные, в

черных  пятнах стены зданий,  мрачные башни,  отсветы огня в

окнах, замысловатые извивы паропроводов, паутину электропро-

водов,  автомашины,  железнодорожные пути... Мне показалось,

что на красивую и радостную землю лег  отвратительный  зверь

из бетона, стекла и стали, который рычит и роет когтями поч-

ву, поднимая в воздух облака ядовитой пыли. Я поделился впе-

чатлением с отцом. Он рассмеялся:

   - Ты не прав. Заводы - это победа человека над стихийными

силами природы. В них - наша мощь и основа прогресса. Они не

всегда красивы,  это правда.  Но что поделаешь? Разве красив

твой желудок, или печень, или сердце? Они нужны...

   И все же я надолго сохранил неприязнь  к  этим  творениям

человека, где визжит и стонет поруганная и насилуемая приро-

да.

   Слушая Эрдмана,  я  представил  себе химические заводы...

без машин,  башен,  трубопроводов и прочей уродливой шелухи.

Лежит себе этакая симпатичная биотоза и растет. Только успе-

вай лепестки обрывать...

   - И  много  вам удалось получить полимера от такой биото-

зы? - спросил я Эрика.

   Какая-то намалеванная особа за соседним столйм хмыкнула и

торопливо прикрыла рот рукой. Эрик смутился.

   - К сожалению,  это все. Биотоза больше не растет, - ска-

зал он, разведя руками.

   Я понял.  Бедный  изобретатель!  Этот смешок по соседству

сказал мне о многом. Не очень-то тебя здесь ценят. Я почувс-

твовал глубочайшую симпатию к Эрику...

   Вдруг впереди я заметил знакомую фигуру.  Я узнал  в  ней

сотрудницу Института телепатии и помчался за ней.

   - Алло!

   Два синих  глаза посмотрели на меня с любопытством,  чуть

насмешливо.

   - О, это ви...

   - Нам, кажется, придется работать вместе?

   - Рьядом... - так улыбаются дети, вовсю и для

себя.

   - Плечом к плечу?

   - Может бить...

   - Нога в ногу, рука об руку?

   - Ооо,  - смешок звенит упавшей монеткой. - Я не умею хо-

дить в ногу.

   - Так, может, попробуем сейчас потренироваться? - Я осто-

рожно касаюсь прохладного локтя.  - Вы не русская.  Как ваше

имя?

   - Ньет, ньет, - она отстраняется, на лице появляется ску-

чающее выражение. Потом говорит: - Меня зовут Ружена.

   - Чехия?

   - Ага.

   Мы шагаем по бульвару.  Включили освещение и все испорти-

ли: исчезли голубые деревья и дымчато-сизые кусты.

   - Вы давно работаете с Карабичевым?

   - Два года.

   - Как по-вашему,  что он за человек?  Меня интересует мое

будущее начальство.  Ермолов нас так быстро познакомил...  Я

не успел как следует его рассмотреть...

   Люблю задавать такие вопросы. Убиваешь сразу трех зайцев.

Узнаешь о ком-то третьем,  узнаешь давшего отзыв и, наконец,

узнаешь о неизвестных еще тебе взаимоотношениях.

   - Он умный.

   - О!

   - Красивый.

   - Да?

   - Дельный. Он изобрел модулятор "ХЗ".

   - Скажите!

   Все зайцы целы и разбежались.  Что это за модулятор,  ни-

когда не слышал. Надо бы узнать...

   - А вас зовут Серьежа, да?

   - Ермолов же знакомил нас!

   - Оо,  я  никогда не слышу,  когда меня знакомят.  Если я

очень много смотрю,  то я уже не могу слушать. Я тогда теря-

юсь.

   - Вот как. Значит, я произвел на вас ошеломляющее впечат-

ление?

   - Ошеломеля... Оо, ньет, ньет! - Смех вновь звучит, слов-

но кто-то швыряет пригоршни монет в хрустальную вазу.

   - А какое же?

   - Смешное. Ви смешной!

   Боже мой, как она смеется! Просто мороз подирает по коже.

   - Неужели я похож на клоуна?

   - Разве только клоуны смешные? Очень, очень серьезный че-

ловек тоже бывает немножко смешной.

   - Значит, я был чересчур серьезен?

   - Ага, - и снова смеется. Какая несносная девчонка!

   Бульвар кончился,  и мы выходим на площадь,  где суетятся

люди и машины.

   - Смотрите, роботы возвращаются с работы, - говорю я, по-

казывая на темную массу,  двигающуюся посредине уличного по-

тока.

   - Да, да. Мне их всегда почему-то жалко.

   - Отчего же?

   - Знаете, я вижу их утром, как они рано-рано разъезжаются

по своим местам.  Они такие покорные, молчаливые и... беспо-

мощные. И смешные. Какие-то у них крючочки, щупальца, усики.

Все у них крутится,  двигается, они все время что-то делают.

Часто невпопад.  У нас в доме робот-лифтер. Такой смешной! А

из окна я часто вижу  робота-регулировщика.  Он  тоже  очень

смешной. И очень вежливый,

   - Вы любите, когда смешно?

   - Нет, не смешно, а умильно.

   - Умилительно?

   - Да. Я люблю детей, они умильтительные.

   - А у вас дети есть?

   Ружена смеется. Значит, нет.

   - Мне сюда, - говорит она.

   Я делаю  прощальный жест рукой,  и мы расстаемся.  Потом,

стараясь быть незамеченным, я наблюдаю, как она бежит к рас-

пахнутой двери автолета и скрывается за ней, не обернувшись.

   В уличном видеофоне изображение,  как водится, не работа-

ло, и я долго не мог созвониться с Эриком. Наконец я услышал

его голос:

   - Ты, Сергей?

   - Да. Слушай, Эри, я устроился к телепатам. кончилась моя

неприкаянность. Кое-какие опыты мы сможем поставить у них.

   - Чудесно, Серега, чудесно! У меня пока все то же.

   - Понятно.

   Мы попрощались.

   Домой идти не хотелось.  Там был отец в единственном чис-

ле, и он мог испортить настроение на целый вечер. Может, по-

даться в читалку? Голова болит... Решил поехать к Лоле.

   Домой я возвратился поздно.  Отец еще не спал, он сидел в

своей комнате,  курил и смотрел в открытое окно добрыми меч-

тательными глазами пьяного великана. Я никогда не видел сво-

ей матери,  она умерла давно.  Меня воспитывал или,  вернее,

почти не воспитывал мой отец...

   - Где ты был?

   - У Лолы.

   - А...  - Клубы дыма вырываются из волосатой пасти и про-

падают в гофрированных стенках. - Как у них?

   - Катятся вниз. Становятся неприкрытыми автообывателями и

телемещанами. Противно смотреть...

   - Сын мой...

   Сейчас последует проповедь.  Сославшись на  усталость,  я

спасаюсь в свою комнату.

   Я лежу в постели и не могу уснуть.  На стенке напротив  -

фото  Лолы в три четверти,  по нему скользят отсветы уличных

огней.  Почему-то вдруг вспоминается голосок-колокольчик Ру-

жены:

   "Серьежа..."

   На другой день у меня было три важных события. Я рассмат-

ривал кривые биотоков,  записанных на новейшем улавливателе,

когда ко мне подошел Карабичев и сказал:

   - Послушай, Арефьев, брось ты свои кривульки.

   - Можно, а в чем дело?

   - Сейчас идет интереснейший доклад одного нашего  сотруд-

ника.  Революционные идеи. Новые перспективы. Вернее, закры-

тие всяких перспектив в телепатии. Сходи послушай.

   Я с трудом пробился в переполненную аудиторию. На кафедре

стоял высокий молодой человек в очках и пронзительным  фаль-

цетом чеканил выводы:

   - Наши исследования подтвердили ранее высказанные  теоре-

тические предпосылки. Человеческие ощущения, сознание и под-

сознание, то есть то, что мы называем состоянием души, выра-

жаются определенной системой импульсов, размещенных в коре и

подкорковой области человеческого мозга. Каждому индивидууму

свойствен определенный порядок,  или, как мы говорим, харак-

терный код этих импульсов.  Он связан  с  физико-химическими

особенностями организма и является его естественной характе-

ристикой.  Эта система записи ощущений так же остроиндивиду-

альна,  как,  например, отпечаток пальца. При телепатическом

общении происходит нарушение кода акцептора из-за  внедрения

в  подкорковую область системы импульсов донора,  что сопро-

вождается тяжелым нервным заболеванием,  а иногда и кратков-

ременным сумасшествием.  Благоприятный исход телепатического

общения возможен только в случае  полной  идентичности  кода

импульсов донора и акцептора.  Но последнее исключено. Среди

всех людей Земли нет и двух человек с одинаковыми Кодами ду-

ши.  Все  люди телепатически антипатичны.  Симпатичных людей

нет.  (Смех.) Короче говоря, у нас повторилась история с чу-

жеродным белком.  Известно, что один живой организм не восп-

ринимает белок другого организма.  Точно так же душа  одного

человека борется против проникновения в нее души другого че-

ловека. Эта борьба очень тяжела и настолько опасна, что ста-

вит  под  сомнение возможность телепатического общения между

людьми.  Мы, конечно, не прекратим наших усилий, но труднос-

ти,  стоящие перед нами, значительны, и об этом следует пом-

нить.

   После докладчика  выступил  незнакомый мне профессор.  Он

закинул седые волосы на затылок и сказал:

   - Ээ... - и замолк.

   - Ммгм,  - сказал через некоторое время старец. - Наш мо-

лодой коллега привел много интересных данных,  которые обра-

щают,  так сказать,  на себя,  вернее заставляют обратить на

них,  определенное  внимание.  Но  молодости,  как известно,

свойственна определенная категоричность  в  выводах  и,  так

сказать, необоснованная поспешность. Я бы хотел предостеречь

от,  так сказать, преждевременных заключений. Не может быть,

чтобы проблема,  которой мы посвятили свою жизнь, уперлась в

тупик и на этом все кончилось. Конечно, трудности есть и бу-

дут, но выход, очевидно, существует, и он, так сказать, дол-

жен быть найден.

   Я ушел.  За моей спиной раздавались аплодисменты,  крики,

шум отодвигаемых стульев.

   В лаборатории возник стихийный митинг. Карабичев выступил

с пламенной речью,  он разносил докладчика и отстаивал вели-

кое  значение телепатии для будущего человечества.  Речь его

была лаконичной:

   - Дело новое?  Новое, самое новое. Трудно? Еще как! Можем

ли мы бросить его из-за какого-то теоретического тупика?  Ни

за что!  Будем биться об стену, пока не пробьем в ней брешь?

Будем! Обязательно будем!

   Потом пришел Ермолов и всех разогнал по рабочим местам.

   - За работу,  - басил он, - за работу! Эксперименты пока-

жут, где выход. Нужно ставить опыты, сотни, тысячи опытов, а

все станет ясным. Сначала разгадаем природу явления, а потом

будем болтать о симпатиях и антипатиях.

   После ухода Ермолова Карабичев подошел ко мне:

   - Мне  Ермолов говорил,  что у тебя есть идея насчет кон-

центрации энергии, рассеиваемой мозгом. Что ты предлагаешь?

   - Да,  он прав.  Меня мало интересуют телепатические пер-

турбации.  Гораздо важнее, мне кажется, уловить биоэнергети-

ческое излучение.  И сконцентрировать его в параллельный пу-

чок.  Возможно, мы получим новый промышленный источник энер-

гии.

   Я надеюсь, что это будет качественно отличное от всех из-

вестных излучение.

   - Есть прибор?

   - Нет,  но... - я сделал неопределенный жест рукой, обоз-

начавший возможность создания такого прибора.

   - Гм.  В общем так. Пока знакомься и входи в курс лабора-

тории.  Через недельку подашь план, заявку на оборудование -

и за дело. Нужна помощь - скажи.

   Я заглянул в комнату Ружены.  Здесь - царство  чистоты  и

новейшей электроники.  На экранах осциллографов загораются и

гаснут цветные извилистые линии.  Ружена в белом  халате,  с

румяными щеками и синими глазами доброй феи из скандинавских

сказок разгуливает между стендами.  Изредка она чтото пишет,

переключает.  Работает она уверенно, легко и даже грациозно.

В школе,  совсем маленьким,  я был влюблен в такую девчонку.

Чувство было сильное и нежное.  У меня осталась память о ка-

комто чудесном румяно-голубом облаке,  в которое я погружал-

ся, видя ее.

   - Оо,  это ви,  Серьежа!  - она улыбается мне как старому

знакомому.  (Неужели я когда-нибудь смогу погладить эти гус-

тые темно-каштановые волосы? Какое, должно быть, наслаждение

прикоснуться к такой вихрастой головке!..)

   - Работайте, работайте, я же не мешаю.

   - Очень мешаете. Вы меня смучаете, - смеется она.

   - Хорошо, я уйду. Слушайте, Ру, домой идем вместе?

   Она смотрит на меня чуть дольше,  чем обычно. Потом с ви-

дом заговорщика кивает головой:

   - Да.

   Но нам с Руженой не удалось прогуляться.  Во второй поло-

вине дня позвонил Эрик:

   - Приезжай сегодня ко мне в институт. Есть новость.

   - В чем дело?

   - Приезжай, расскажу.

   - Ну хоть в двух словах.

   - Биотоза выросла.

   Я собрал свои бумаги и, не дожидаясь конца работы, поехал

к Эрику.  Я был возбужден и, конечно, проскочил нужную оста-

новку.  Новость была ошеломляющей. Четыре года мы бились над

маленьким кусочком водянистой массы. Но пока результаты были

плачевны. Биотоза вырастала до размеров небольшого цветка, и

развитие ее на этом прекращалось.  Соотношение между  массой

живой  ткани и образовавшимся полимером было слишком невели-

ко. О промышленном применении было бы смешно даже заикаться.

Все равно что выращивать яблоки,а использовать только нежную

кожицу плода. Я говорил Эрику:

   - Не проще ли разгадать сначала химическую реакцию данно-

го биосинтеза, а потом осуществить ее в стекле?

   - Попробуй разгадай, - кисло улыбался в ответ Эрик.

   Он был прав. На исследование механизма реакции могла уйти

вся жизнь.  А нам было некогда. Науку нашего времени лихора-

дило.

   Мощные волны  научных  достижений  обрушивались на людей,

поглощая привычные представления о пространстве и времени, о

тяготении  и  причинности мира,  о природе и свойствах живых

организмов.  Досадно было в такое время возиться с биотозой,

не подававшей никаких надежд.  Успех мог прийти,  если бы мы

научились выращивать многие тонны полимера...  Пока же в на-

ших  руках  находилось  около  пятидесяти граммов желтоватой

массы,  имевшей форму причудливого цветка.  Иногда  хотелось

все  бросить и заняться простым и ясным делом,  но мы уже не

могли отказаться от биотозы.

   Работа над биотозой как неперспективная была давно исклю-

чена из плана исследований лаборатории Эрика. Опыты приходи-

лось ставить по вечерам, когда никто не мешал...

   - Как же тебе удалось? - начал я, врываясь к Эрику.

   Он сидел и курил.

   Никто не производит впечатление большего лодыря, чем этот

напряженно работающий молодой человек.  Сколько я его помню,

он всегда сидит и курит.  Он очень много  думает,  но  разве

можно сказать, о чем он думает. У начальства Эрик не в боль-

шом почете. Руководство любит видеть сотрудников с озабочен-

ными лицами суетящихся возле новейшей аппаратуры.  Много то-

чек, много-кривых - налицо исследовательская работа.

   - Получать тысячи точек,  добывать кривые, коллекциониро-

вать зависимости могут только творческие недоноски,  -  поп-

равляя свои доисторические очки. говорит Эрик. - Нужно полу-

чить одну точку,  одну кривую,  но... самую главную. Надо не

исследовать,  а изобретать,  не анализировать,  а синтезиро-

вать.

   У него  программа  минимакс:  минимум анализов,  максимум

синтеза...

   У меня создавалось впечатление, что Эрик ежеминутно выле-

зает из собственной кожи.  Он все  время  пытается  взлететь

ввысь, и это стремление нас роднит. Мне тоже хочется поднять

себя за водимы куда-нибудь повыше.

   - Проклятье  ситуации заключается в том,  что я не знаю и

не понимаю, как это произошло, - ответил Эрик.

   - Что ты с ней делал?

   - Ничего. Она стоит там, где стояла. Посмотри сам.

   Я посмотрел. Биотоза выросла раз в пять. Теперь в аквари-

уме плавал цветок диаметром в  сорок  сантиметров.  Цвет  ее

немного  изменился,  на  лепестках  появились бледно-розовые

разводы.

   - Но все же?

   - Вот я и думаю.  Почему?  Вчера она была такой  же,  как

всегда.  Сегодня утром,  когда я пришел на работу, я тоже не

заметил никаких изменений.  Я ее не трогал и ничего с ней не

делал.  Вот  только перед семинаром я переставил аквариум со

стола на верхнюю полку:  Николаю Николаевичу нужно было раз-

ложить на столе свои экспонаты.  После семинара я пошел обе-

дать,  а когда возвратился и начал снимать аквариум с полки,

увидел, что биотоза выросла. Я позвонил тебе. Вот и все.

   Я посмотрел на стол и на полку.  Аквариум совершил  путе-

шествие на высоту около семидесяти сантиметров. Биотозу под-

няли и опустили, а она взяла и выросла. Глупость какая-то.

   Мы с туповатым недоумением рассматривали цветок.

   - Вот свинья!  - рассмеялся Эрик.  - Что ты с ней подела-

ешь? Какие-то загадки.

   - У тебя нет здесь поблизости каких-либо излучений  ради-

оактивных веществ? - спросил я.

   - Что ты! Одни стекляшки...

   - Непонятно...

   - Можно?  - в комнату вошел лаборант Николая Николаевича.

Звали его не то Олег, не то Игорь.

   - Эрик, мы позабыли у тебя один демонстрационный образец,

Николай Николаевич только сейчас хватился, - сказал он.

   - Да,  да, вот он, - Эрик протянул юноше ампулу с заспир-

тованной головой лягушки.

   Тот взял, посмотрел на нас и улыбнулся.

   - Что,  своим аленьким цветочком любуетесь? Красивый он у

вас и светится здорово!

   - Где ты видишь,  что он светится?  - удивился Эрик. - Он

не светится.

   Парень заглянул в аквариум.

   - Да,  странно, совсем не светится, - он покачал головой,

- а на семинаре светился. Да еще как!

   Мы насторожились.

   - Ты, Эрик, видел? - спросил я.

   - Нет, я сидел спиной к биотозе.

   - А что ты видел, Игорь?

   - Олег.

   - Прости, Олег.

   - Как же,  я отлично помню, что цветок светился, словно в

него вставили лампочку. На семинаре было много народу, в эту

комнату человек сорок набилось,  мне сесть было некуда,  и я

забрался сюда. Сверху мне отлично был виден аквариум с вашим

цветком.  Он приходился как раз на уровне головы Николая Ни-

колаевича.  Я обратил внимание, что он сияет и переливается.

Я еще подумал,  что красивый цветок ребята вырастили, зря их

ругают...

   - Спасибо.  А ты не заметил,  что с ним происходило? Све-

тился, и только? А не увеличивался ли он, не шевелился?

   - Не-ет, - протянул Олег, - чего не видел, того не видел.

Да я,  признаться,  сразу отвлекся. Больно интересно Николай

Николаевич про свои опыты рассказывал.

   - Так. Ну ладно, Игорь, - сказал Эрик.

   - Олег.

   - Прости,, Олег. Ты нам рассказал интересные вещи. Спаси-

бо!

   - Может,  образцы Николая Николаевича?.. - неуверенно на-

чал я после ухода Олеся.

   - Сейчас!  - Эрик сорвался с места и выскочил из комнаты.

Через десять минут он приволок груду ампул,  банок и коробо-

чек.

   - Здесь все! - выдохнул он. Как одержимые хватали мы экс-

понаты и подносили их к биотозе.  Никакого эффекта...  Тогда

мы свалили все образцы возле аквариума и с отчаянием устави-

лись на проклятый цветок. Ни свечения, ни движения.

   - К черту! - заорал Эрик. - Пошли отсюда. А нужно думать,

думать и еще раз думать.

   Мы отправились гулять.  В молчании бродили мы  по  улицам

Москвы.

   - Самое приятное - попасть на улицу,  где никогда еще  не

был. Тогда сам себе становишься незнакомым, - говорил Эрик,

   - При условии,  что улица непохожа на те, где ты уже был.

Слушай,  Эрик,  пойдем  к одной моей хорошей знакомой.  Она,

кстати, меня приглашала.

   Примерно через  месяц  у меня состоялся разговор с Эриком

по видеофону:

   - Ну, как дела?

   - Я ее облучал всеми видами излучений.  Были  испробованы

ультрафиолетовая часть солнечного спектра,  инфракрасные лу-

чи, рентген, альфа-, бета- и гамма-лучи, радиоволны по всему

диапазону и так далее...

   - И что же?

   - Никаких  изменений,  а  при  жесткой  обработке биотоза

просто скисла.

   Лицо Эрика было длинным и печальным.

   - Ладно, не огорчайся, старина, что-нибудь придумаем. Ло-

лу видишь?

   Он кивнул головой.

   - Передай привет.

   - Ты что-то больно веселый. Как твои дела?

   - Подвигаются. Я забегу к тебе, расскажу.

   Причина моего веселья, конечно, не в делах, хотя и на них

сейчас было грех жаловаться. Концентратор умственной энергии

стоял готовый.  Он сверкал всеми  никелированными  деталями,

призывая исследователей к действию. Остались некоторые недо-

делки, через неделю можно было начать контрольные испытания.

Я сомневался,  что он будет работать именно так, как нам хо-

телось. Но с чего-то надо было начать. И все же концентратор

мог скорее огорчить меня грядущими неприятностями, чем пора-

довать...

   На удивительную высоту подняла мои чувства Ружена.  Когда

я гуляю с ней по Москве,  по старым улицам,  где живут скрю-

ченные в три погибели пенсионеры да самодовольные кошки, мне

кажется,  что я иду с давно знакомым человеком,  которого  я

знаю до последней морщинки на лице.  И все же каждый раз она

для меня неожиданно новая, даже чуть враждебно чужая.

   - Я любил тебя,  когда ты еще не родилась и родители твои

еще не родились.  Я любил тебя тогда,  когда не знали  слово

"страсть" и люди,  как дети,  резвились. Я любил тебя, когда

Земля еще не знала человека. Я любил тебя всегда, моя любовь

во мне от века...

   - Такой старый-старый чувства должен бил угаснуть, - сме-

ется Ружена.

   - Ни за что! - кричу я, и мы несемся вприпрыжку по гулким

мостовым по направлению к Большому парку.

   - Слушай,  Ру, - говорю я, когда мы присаживаемся на ска-

мейку в темной аллее парка,  где пахнет сыростью, слышна му-

зыка и видны тысячи огней, спрятавшихся в густую зелень.

   - Слушай,  Ру, - говорю я, и она кладет голову на мою ру-

ку,  и я ощущаю шелковистые волосы,  тепло ее сухой  горячей

кожи,  и запах, чудесный запах щекочет мои ноздри свежим ве-

сенним ветром.

   - Слушай,  Ру,  - говорю я,  и сладостный ком,  стоящий в

горле, медленно тает, и от него по всему телу бегут огненные

искры.

   - Слушай,  Ру,  - говорю я, - мне кажется, я очень плохой

человек.

   - О-о,  вполне возможно,  - отвечает девушка, - но сейчас

это не имеет никакого значения.

   - Понимаешь, я все время думаю.

   - Не устаешь?

   - Даже когда я целую тебя, я думаю.

   - Это большой грех.

   - Да... Мне непонятно, почему мне бывает хорошо, почему -

плохо.  Вот я плохой,  и такой, и сякой; одним словом - пло-

хой. Но ведь хорошим я быть не хочу. Ни в коем случае! Я хо-

чу быть таким же плохим,  но чтоб мне было хорошо.  И уж со-

вершенно не понимаю, почему мне хорошо с тобой. Ты же ничего

не делаешь,  чтобы нравиться или как-то произвести впечатле-

ние.  Ровным счетом ничего.  А мне хорошо, очень хорошо. Так

никогда еще не было. В чем дело? В чем зарыта собака челове-

ческого счастья?

   - Не знаю. Я просто знаю, когда я счастлива, а когда нет.

А почему? Не знаю, - негромко отвечает Ружена.

   Женщины не  любят  анализировать некоторые стороны жизни,

но я упрямо продолжаю свое.

   - В чем же дело?  Мне иногда кажется: все дело в том, что

нам никогда не удается выскочить из своей кожи.  Мысль чело-

века безбрежна, а чувства замкнуты, ограниченны. Человек об-

речен на сожительство со своим организмом до конца жизни.  И

никогда,  понимаешь, никогда не познает он другого организма

так, как ощущает себя. Логическое единство, идейное общение,

обмен  продуктами производства - все это важно,  необходимо,

правильно. Без этого человек не стал бы человеком. Но...

   - Но только с этим он никогда не станет сверхчеловеком? -

говорит Ру. Глаза ее посерьезнели, потемнели.

   - Да. Именно так. Физически, материально человек замкнут.

Никакое словесное согласие не гарантирует  согласия  душ.  В

сущности,  всю жизнь люди ищут друг друга.  Этот не подходит

тому по работе,  та не подходит этому по характеру и так да-

лее.  Людей гонит по жизни неумолимая сила общения, физичес-

кого  и  морального.  Создаются  общества  единомышленников,

кружки, клубы, партии, люди вступают в браки, заводят любов-

ников,  организуют шайки,  армии, государства... Тебе не ка-

жется,  что  над  людским  обществом стоит никем не слышимый

крик: "Ищу человека!"?

   - Путаный ты, Серьежа...

   - Очень хорошо. Пусть так. Но я честно хочу распутать все

концы.

   - Чего ты хочешь?

   - Все  задают мне этот вопрос.  Разве на него можно отве-

тить? Во всяком случае, я не могу ответить сейчас. Время по-

кажет,  чего я хочу.  А пока я просто недовольный... Собой я

недоволен, да и другими тоже.

   - Но я надеюсь...

   - О, конечно, тебя это не касается.

   Мы немного помолчали, сладкая истома исчезла из моего те-

ла. Мысли злыми буравчиками ввинчивались в черепную коробку.

   - Серьежа, я давно хочу тебя спросить...

   - О чем?

   - Потчему ты ушел из Комитета изобретений?

   - Потому что сам захотел изобретать. Биотоза Эрика разбу-

дила  мою творческую жилку.  Я думал,  что дело у нас пойдет

быстро, но, как видишь... Кстати, один сегмент биотозы у ме-

ня с собой.  Я был сегодня у Эрика и захватил дольку,  чтобы

снять у нас в институте кривые биотоков.

   - Покажи.

   Я достал из портфеля плоскую склянку с  открытым  верхом.

На поверхности жидкости находился маленький кусочек биотозы.

Ружена с интересом посмотрела на нее.

   - Не растет?

   - Нет.

   Ружена рассмеялась.

   - Что ты?

   - Когда ты сказал "нет",  у тебя было такое лицо... Будто

маленький мальчик не получил конфетку.

   - Ерунда. Посмотрел бы я на твое лицо после стольких неу-

дач!

   - О,  не сердись. Пойдем лутче посмотрим хорошенький пан-

томима. Она идет в Наклонном театре.

   Шагая по аллеям парка, мы видели пары, сидящие на скамей-

ках, сплетенные руки, склоненные друг к другу головы - немые

позы, символы доверия и сердечности.

   - Ты страшно не прав. Я просто удивляюсь, - сказала Руже-

на. - Вот оно, общение, физическое, моральнее, какое хочешь.

   Она повела рукой в сторону темных аллей. Я улыбнулся. Ру-

жена рассердилась.

   - А идеи? - сказала она. - Разве общая мысль не объединя-

ет теснее, чем если б люди были скованы друг с другом желез-

ной цепой? Разве коммунизм не сплотил миллиарды людей...

   - Правильно, - прервал ее я. - Все верно. Я целиком с то-

бой согласен. Я ценю и понимаю силу любви, энергичность воз-

действия товарообмена,  глубину кровных связей и т.  д. и т.

д.  Но я ищу качество иное.  Иное!  Иное!  Черт побери меня,

совсем иное.

   - Чего ж ты хочешь?

   - А вот чего.

   Я подбегаю к обрыву, ведущему к Москве-реке. На всех мос-

тах,  которые видны отсюда, уже зажглись огни, и под ними по

темной воде медленно ползут похожие на черные  пятна  мазута

баржи,  отмеченные огоньками на носу и на корме.  За рекой -

город, будто груда драгоценных камней.

   - Вот чего я хочу! - кричу я. - Там - люди! И там - люди!

И там!  И там!  Все они непохожие, и разные, и одинакевые, и

какие угодно.  Но каждый из них физически, материально живет

сам по себе. Он замкнутый сосуд. Я хочу физически объединить

всех вместе. Чтобы они все время чувствовали друг друга. По-

нимаешь, физически?

   - Зачем? - спрашивает Ружена. Ее глаза сияют и смеются.

   Конечно, человек не одинок,  если может заглядывать в та-

кие глаза.  Конечно,  человек счастлив, если на него смотрят

такие глаза. Конечно, он наклонится и поцелует каждый глаз в

отдельности, а потом попытается поцеловать оба вместе, у не-

го ничего не получится,  и будет только  смешно  и  немножко

глупо.

   Но... ведь все это милые знакомые штучки природы.  Это не

истинное общение, а хитрая игра, обман, дым. Можно поддаться

этой игре,  но как удержать ее?  Туман рассеивается,  и  ты

опять остаешься один.

   - Трудно объяснить, тяжело, а надо... Пепел Клааса стучит

в мою грудь.  А у других не стучит. Я понимаю, ты не понима-

ешь.  Ты знаешь,  я не знаю.  Тут много всего. И жажда новой

информации и невозможность ее полного освоения для отдельно-

го человека...  И зависть и неверие в  свои  силы..  Хочется

ощутить всю жизнь,  какая она есть везде, и предугадать, ка-

кой будет. И еще... в общем очень много.

   Ружена молчит,  она  слушает,  задумчивая,  уютная,  чуть

грустная.

   - Людей нужно объединить еще крепче, еще плотнее, - гово-

рю я.

   - Неужели они слабо объединены? Радио, телевидение, газе-

ты,  журналы, книги, контакт на работе, контакт дома - везде

люди, люди и еще раз люди. Можно устать.

   - Нужна качественно новая форма общения.

   - Телепатия?

   - Антипатия и симпатия...  Нет, это не то. Что толку, что

я влезу к тебе в душу?  Я хочу быть сразу со всеми людьми, я

хочу...

   - Но,  Серьежа, это же безумие! Откуда ты знаешь, что так

надо делать...

   - О,  если б я знал!  В том-то все и дело, что я не знаю.

Но я ощущаю постоянное неистребимое беспокойство.  Я чего-то

все  время хочу.  В этом невиновно то общество,  в котором я

живу. Невиновны те люди, что меня окружают. Хотя от них мно-

гое зависит...  Не виновен я сам. Это голос эволюции. Не ос-

танавливайся.  Нь успокаивайся. Будь всегда недоволен. Пепел

Клааса стучит в мое сердце...

   - Мы уже пришли.

   Мы действительно  пришли  и сразу же полезли в полутемную

сферу,  где уже сидели и жарко дышали сотни невидимых зрите-

лей.  С трудом отыскали два свободных места. Опустили кресла

- движения мимов в увеличенном виде проецировались на  пото-

лок.

   Прошло минут сорок. Внезапно я почувствовал что-то нелад-

ное. Портфель, лежавший на коленях, стал непривычно тяжелым.

   - Ру, это ты? - прошептал я.

   - Штоо? - удивилась девушка.

   Раздался треск и щелчок.  Кто-то отдирал от портфеля зас-

тежку. Испуганный и взволнованный, я вскочил.

   - Ру, выйдем!

   Мы бросились к выходу,  цепляясь за чьи-то сердитые ноги.

На свету я обнаружил,  что моя сумка чудовищно разбухла и  в

нескольких  местах треснула.  Когда я открыл ее,  наружу вы-

ползли розоватые язычки и застыли,  бессильно повиснув.  Се-

кунд тридцать горели они холодным рубиновым пламенем,  затем

погасли.

   - Биотоза!

   - Снова выросла... Почему?

   Она выросла снова диким непонятным образом.  Она выросла,

чтобы еще раз поставить нас в дурацкое положение.  Она смея-

лась над нами.

   - Почему же ты, голубушка, растешь, когда тебя не просят,

и  ни  с  места,  когда мы тебя умоляем?  - злобно спрашивал

Эрик,  расхаживая вокруг стола, на котором лежал ком увядшей

биотозы.  Ружена сидела здесь же,  в глубоком кресле, и, как

всегда,  чуть-чуть улыбалась.  Мы с Эриком испытывали острый

приступ  ненависти  невежд ко всему загадочному.  Перед нами

'была сама природа,  многоликая и неуловимая.  Мы  не  могли

втиснуть  ее  фокусы  в наши ограниченные мозги и злились на

нее, на себя, на весь мир.

   - Может, она развивается периодами? - сказала Ружена.

   - Хороши периоды,  один продолжительностью в два года,  а

следующий - в две недели.

   Внезапно мне пришла в голову интересная мысль.

   - Слушай, Эрик... а ведь биотоза растет там, где присутс-

твует много людей.

   Эрик остановился пораженный.

   - Повышенная концентрация углекислоты?  Тепло?  - спросил

он, подозрительно рассматривая меня, будто я сказал чудовищ-

ную ересь.

   - Не знаю...  Может быть,  не только это, а и еще что-ни-

будь.

   - Проверим.

   Больше мы ничего не говорили. Программа действий была яс-

на, и мы с Руженой ушли.

   - Тебе понравился Эрик?

   Смешок. И чего она все время хихикает?

   - Что здесь смешного?

   - Трудно иметь впечатления с первого взгляда...

   - Но все же?

   - По-моему, он настоящий ученый...

   - То есть?

   - Он  умеет  смотреть и думать,  не оглядываясь на сторо-

ну...

   Но я уже не слышал,  что говорила Ружена.  Странное чувс-

тво, похожее на ревность, проснулось во мне. Я прислушивался

к нему.

   - О чем ты задумался? - спросила она, поворачивая мое ли-

цо к себе.

   - Знаешь, я представил себе, что мы уже научились выращи-

вать полимер из воздуха!  Покупайте костюмы из биополимеров!

Стройте дома из биобетона! И так далее. А нам будет грустно.

Загадка решена,  тайна раскрыта. Вот и все?. Что делать нам?

Куда идти?

   - Идти дальше...

   - Вперед,  только вперед! Пепел Клааса стучит в мое серд-

це...  Ну,  а что впереди?  Где крылатая птица счастья?  Как

поймать перья, оброненные ею на лету?

   - Серьежа! - с возмущением сказала Ружена. - Ты же только

час назад был счастлив! Любовь не может терпеть такой сумас-

шедший скачок.

   - Был,  был,  говорил,  говорил...  Любовь, лю6ил, ерунда

все,  Ру.  Любовь - это близость, глубочайшая и долговечная.

Ее никто никогда не знал.  Адам и Ева,  Ромео и Джульетта  -

красивая ложь,  добравшаяся на коротких ножках до двадцатого

века.  А что там у них действительно было, никому не извест-

но. А у нас... у нас все сложно. Когда мы молчим, нам многое

понятно.  Мы друг в друге. Но стоит сказать слово, как между

нами возникает мысль.  Она разделяет нас.  Ты понимаешь это?

Мысль является третьим.  Может,  и не лишним,  но третьим. А

иногда  и лишним.  Мы уже не чувствуем друг друга,  не видим

себя,  а видим ее - мысль. Ты понимаешь это? Я уже не говорю

о третьем действительно лишнем, например, об Эрике или Кара-

бичеве...  Когда рядом еще кто-то, мы уже не принадлежим се-

бе,  а...  Спрашивается,  что это за любовь, что это за бли-

зость,  которую все,  что есть на свете,  может спугнуть или

отодвинуть на задний план?

   Ружена досадливо морщится,  причем крылья ее носика  пре-

небрежительно задираются кверху:

   - Ах,  какая глупость!  Ну разве можно так все  перепуты-

вать! Мне, часом, кажется, что мир в твоих глазах перевернут

как вверх дно.  Если чувство есть,  оно спрятано на  глубину

души и,  когда нужно, проявляется. Оно действует как благоп-

риятный фон,  на котором разворачивается картина жизни чело-

века. Оно как фундамент, где построены остальные чувства че-

ловека. Потчему ты ломишься в открытую дверь, Серьежа?

   - Зябко, зябко, Ру, - отвечаю я. - Мне кажется, что я за-

нимаюсь не настоящим делом...

   - Скажи, наконец, правду... Тебе со мной хорошо?

   - Зябко,  зябко,  Ру... Иногда с тобой мне тяжелее, чем с

другими. Я подозреваю обман.

   Ружена поворачивается ко мне. Она бледнеет. На сером лице

проступают глаза,  как звезды сквозь облака.  А я... я чувс-

твую,  что меня сейчас вот-вот захлестнет волна  и  понесет,

ударяя о камни и крутые берега.

   В предчувствиях  бывает  удивительный  миг.  Перед  самым

действием, когда покой уже кончился, а событие еще не насту-

пило,  человек становится ясновидцем. Это странное мгновенье

длится миллионные доли секунды. Оно приходит не ко всем и не

всегда,  но оно приходит.  Тогда человек твердо  знает,  что

произойдет и чем все кончится. Он это знает, хотя еще ничего

не произошло. Но он знает также, что ничего изменить он не в

силах.  Его несет волна, тяжелая могучая волна н-еобходимос-

ти. И он в ней - всего лишь щепка.

   - Больше  всего в жизни я боюсь обмана.  Тебе не кажется,

что наши отношения... они тоже лживы? Просто мы договорились

поступать, как нам приятно, и называем это любовью?

   Ружена молчит,  и ее серое лицо совсем растворяется в ве-

черних сумерках. Мне кажется, что девушка расплылась, исчез-

ла в мглистом воздухе и я остался один.  Я хватаю ее за пле-

чо. Оно безжизненновялое.

   - Любовь - это смерть одиночества.  А с тобой я бываю бе-

зумно, нечеловечески одинок. Не всегда, нет, нет, не всегда,

но все же такое со мной бывает. Стоит мне подумать, что мож-

но обмануться самому и обмануть другого, и я нахожу бесспор-

ные доказательства такого обмана.  Ру,  пойми меня верно,  я

ненавижу  ложь.  Мне иногда кажется,  что я не люблю тебя...

Может,  это и не так, но мысль, что я лгу и тебе и себе, по-

рой сводит меня с ума.

   - Я думала,  что ты только смешной.  Но,  оказывается, ты

можешь быть страшным.  Спасибо.  Мне наука.  Однако я должна

подумать, много, много подумать...

   Я чувствую прикосновение теплых губ ко лбу.  Девушка ухо-

дит.  По асфальту за ней медленно скользит косая тень, потом

она становится все короче и короче, расплывается и пропадает

вместе с фигурой.

   Я остаюсь один.  Всегда этим кончается.  Я всегда остаюсь

один.  Дома, на работе, в любви. Стоит мне сказать откровен-

ное слово,  все бегут прочь.  Чего они боятся? Но что слова?

Нужно действовать.  Действовать.  Лишь тот достоин  жизни  и

свободы,  кто каждый день идет за них на бой, или в этом ро-

де.  Он был прав. А я нет. Он дрался, а я нет. Лишь тот дос-

тоин... Но где же бой? С кем драться? С собой?.

 

                          ГЛАВА I

 

   Грузовой автолет, тяжелый и неуклюжий, вырвался из пелены

дождя на простор, где сильно пахло озоном и блестела, словно

смазанная маслом,  густая степная трава.  Вдали появились  и

быстро стали приближаться невысокие холмы.  Солнце преломля-

лось на изрытых дождем и ветром склонах, отбрасывая слепящие

оранжевые блики.

   - Кажется, подъезжаем, - сказал Эрик.

   Арефьев промолчал.  Они сидели,  скрючившись,  в багажном

отделении машины. Здесь же внавалку громоздились ящики с би-

отозой, оборудование, разборный алюминиевый дом и масса дру-

гих предметов,  которые могут понадобиться, как сказал, про-

вожая их, Карабичев.

   Автолет развернулся  и  мягко  шлепнулся на влажную землю

рядом с домиком, окруженным высоким забором из тонких метал-

лических прутьев.

   - Приехали! - объявил водитель, распахивая дверцы.

   Эрик выпрыгнул.  В  лицо ему ударил густой медвяный запах

степи. Воздух проник в легкие, в кровь и погнал по всему те-

лу энергичные волны бодрости.

   - Серега, а здесь здорово! Биотоза сможет развернуться!

   - Что? - послышался голос Арефьева из глубины машины.

   - Здорово, говорю! Давай выгружайся!

   - А-а... - Арефьев задом сполз с машины, осторожно поста-

вил коробку с приборами на землю и медленно распрямился.  Он

стоял бледный, длинный и, чуть прищурясь, смотрел вверх.

   - А солнце здесь квадратное, - внезапно сказал он.

   Эрик посмотрел на солнце и сказал:

   - Ладно, пошли на биостанцию.

   В домике их встретила девица с арбузными щеками и веселым

взглядом.

   - Уезжаю  с вашим автолетом,  - заявила она.  - Остаетесь

здесь хозяйвами.

   - Вы научный работник? - спросил Сергей.

   - Да, последняя из нашей группы.

   - И как же вам здесь жилось-работалось?

   - А ничего.

   - И не было скучно? Ведь все-таки степь да степь кругом?

   - Та не. Ничего.

   - Больше вопросов не имею,  - буркнул Сергей и озабоченно

занялся разгрузкой оборудования.

   Когда девица зашагала к автолету,  волоча два тяжелых че-

модана, Сергей некоторое время рассматривал ее плоскую квад-

ратную спину, похожую на стальную плиту, затем фыркнул:

   - Научный работник!.. "Хозяйвами"!.. Ископаемое!

   Эрик вышел из дома и спустился к карьеру. Огромный котло-

ван,  вырытый в далеком прошлом, изрядно зарос ореховым кус-

тарником  и травой.  Давно заброшенный,  он стал пристанищем

для степных птиц и  насекомых,  приютившихся  в бесчисленных

норках и ямах на склонах карьера.  Совсем недавно обнаружили

необычайное плодородие глинистых пород, расположенных на дне

котлована.  Приехали  агробиологи,  поставили  дом и засеяли

котлован серебристочерной венерианской водорослью.  Она  по-

гибла,  тогда вместо нее посеяли многолетний гибрид кукурузы

и пшеницы.  Гибрид даже не проклюнулся на  поверхность  тем-

но-красных,   тщательно  обработанных  делянок.  Агробиологи

усомнились в необычайной плодовитости этих земель и потеряли

интерес к котловану.  И все же изредка исследователи появля-

лись здесь на месяц-другой, чтобы провести какой-нибудь экс-

травагантный эксперимент.

   Эрик ударил ногой сухой комок глины, лежавший на краю об-

рыва.  Комок подпрыгнул, как мяч, весело перевернулся в воз-

духе и с шумом поскакал вниз, цепляясь за ветви кустов и ув-

лекая за собой мелкие камешки и пыль. Он скатился к ленивому

маленькому ручью на дне котлована большим серым облаком, ко-

торое, упав в воду, рассыпало брызги и искры света.

   - Вот так и мы, - сказал подошедший Арефьев. - Кто-то или

даже что-то толкнет нас, и мы катимся, увлекая за собой дру-

гих, пока не свалимся в первую подвернувшуюся лужу.

   Эрик ничего не ответил и улыбнулся.

   - Я считаю,  что здесь прекрасное место  для  биотозы,  -

сказал он, помолчав.

   - Откуда этот ручеек? - спросил Арефьев.

   - Не знаю. Мне говорили, что он пересыхает. Но лето дожд-

ливое...

   - Здорово нам придется здесь работнуть, Эри, а?

   - Да.  Но в конце концов никто нас не  заставлял  гробить

отпуск на выращивание биотозы...

   Они молча смотрели, как ветер гонит пепельно-зеленые вол-

ны по траве.  Эрик подумал, что за месяц придется переделать

немало всяких дел.  Главное,  отыскать  оптимальные  условия

роста биотозы. Ключ найден, осталось открыть замок. Надо по-

лучить несколько тонн биополимера,  тогда можно будет  иначе

разговаривать со всеми противниками. Биотоза властно овладе-

ла душой Эрика. Он наяву грезил ее полупрозрачными лепестка-

ми. В последнее время прекрасный цветок источал тонкий, неж-

ный запах. Эрик часами мог вдыхать одновременно освежающий и

пьянящий аромат полимера. Биотоза...

   Арефьев, сидевший рядом и лениво рассматривавший  сирене-

вые тени на дне карьера, не думал о биотозе. Он вспоминал...

   Позавчера у кинотеатра "Марс" он встретился  с  Карабиче-

вым.  Сергей стоял под рекламой и курил одиннадцатую сигаре-

ту,  дожидаясь Ружену.  За последние два месяца их отношения

стали угрожающе неровными.  Они ссорились при каждой встрече

и тут же мирились.  Они меньше смеялись и чаще плакали, при-

жав  друг  к другу мокрые взволнованные лица.  Они понимали,

что наступает конец.  Чувство уходило, как жизнь из простре-

ленного  тела;  чувство уходило так же бессмысленно и неожи-

данно,  как когда-то пришло,  и они не знали, что нужно сде-

лать, чтобы оно осталось. Сергей стоял, курил, думал о Руже-

не и знал, что она не придет. Она устала, она не могла боль-

ше выносить всего этого.

   И вдруг он увидел Карабичева. Холодный, спокойный, краси-

вый,  он не шел, а шествовал среди возбужденных, предвкушав-

ших удовольствие людей, и Арефьев подумал: "Вот кому хорошо.

У  него  по  крайней мере все ясно..." И неожиданно для себя

окликнул Карабичева. Они постояли, помолчали, потому что го-

ворить фактически было не о чем.  Карабичев сказал:  "У меня

умерла мать".  Сергей посмотрел на него.  Карабичев  смотрел

поверх  голов вдаль,  туда,  где гирлянды огней сплетались в

елочную карусель. Внезапно Сергей услышал крик. Человек кри-

чал пронзительно громко, но голос его несся над городом, ни-

кем не услышанный.  Люди входили  и  выходили,  обменивались

шутками,  торопливыми репликами, подметки шаркали о шершавый

асфальт,  тонкие каблучки выбивали извечно кокетливую дробь^

пепел сигареты падал вниз серыми снежинками...  А крик несся

над городом неуслышанный.

   "Вот оно,  одиночество.  Одиночество горя. Я знаю, как ты

одинок,  друг.  Ты можешь солгать кому угодно,  но только не

мне.  Я слышу твой крик, я вижу невидимые слезы на твоих ще-

ках.  Твои руки хватают воздух,  мнут его,  сжимают, пытаясь

удержать невозвратно утерянное.

   Я сочувствую тебе, я понимаю твою беду.

   Я хотел бы помочь тебе,  понять все твои муки...  Но  как

это сделать?

   В этом лице нет ни кровинки.  Взгляд сухих глаз стеклянно

спокоен.

   Твоя боль однообразна и тяжела.  Ты переживаешь утрату  и

чего-то ждешь.

   Я сочувствую, я понимаю...

   Нет! Тысячу раз нет!  Не верь мне,  друг. Я не понимаю. Я

слышу,  вижу,  шэ не понимаю.  Для того чтобы понять тебя, я

должен стать тобой, но между нами природа испокон веков про-

рыла ров. Никто еще не перешагнул через него.

   Поэтому твоя  боль  -  это еще не моя боль.  Да,  я слышу

крик,  идущий изо рта,  но могу лишь догадываться о том, что

ты переживаешь.

   Твоя боль в сердце,  в мышцах, в каждом твоем вдохе и вы-

дохе.

   Но ко мне она сначала приходит в  мозг.  Прежде  всего  в

мозг.  Она  приходит  ко мне со словами и красками,  звуками

твоего голоса и запахами.

   Я взволнован,  я  потрясен.  Но что стоит мое волнение по

сравнению с твоей болью!

   Да, твоя боль - это не моя боль и ею никогда не станет".

   Сергей пригласил Карабичева к себе  домой.  Увидев  груду

чемоданов, узлов и ящиков в его комнате, Карабичев с интере-

сом узнал о намерении друзей провести отпуск  на  биостанции

Хокай-Рох.  Он внимательно выслушал рассказ Сергея о биотозе

и дал несколько полезных советов. "Нужно предусмотреть все",

-  сказал он и минут за десять составил длинный список пред-

метов, необходимых на всякий случай. Он раскритиковал прибо-

ры и оборудование,  выбранное Эриком, и бытовую утварь, при-

обретенную Сергеем.  То,  что предлагал Карабичев, было ком-

пактнее и дешевле. За один вечер Сергей сделал с ним больше,

чем за неделю с Эриком.  "Я к вам туда еще заеду,  посмотрю,

как вы двигаете свое изобретение",  - сказал Карабичев. Сер-

гей почувствовал, что Карабичеву нравится их затея. На како-

ето время он, очевидно, отвлекся от своего горя...

   - Пойдем, - сказал Эрик, - нужно разобраться с вещами.

   Сергей встал,  потянулся  и  бросил  прощальный взгляд на

карьер.  Солнце начало спускаться к горизонту, и внизу стало

темно и мрачно.  В густых тенях котлована растворялись зеле-

ные барашки орешника,  исчез ручей.  Сергей зашагал  к  дому

вслед за Эриком.

   До позднего вечера они разбивали ящики,  вынимали аппара-

ты,  расставляли мебель и оборудование.  Больше всего хлопот

доставил алюминиевый домик,  рекомендованный Карабичевым. Он

был некомплектный, и Эрик долго сопел и поправлял очки, пока

разобрался в его деталях.  Наконец поздним вечером все  было

готово.  В  помещении биостанции негде было пройти:  на-полу

валялись обрывки  упаковочной  бумаги,  веревки,  проволока,

гвозди.  Во  дворе громоздилась искалеченная тара.  На траве

стоял новенький алюминиевый домик, где помещался гамма-облу-

чатель. Приборы были установлены и подготовлены к работе.

   - Хлам уберем утром,  - махнул рукой  Сергей,  и  друзья,

словно по команде, рухнули на свои пластмассовые ложа.

   На другой день свежий, выспавшийся Эрик с румяными заспа-

линами на лице оценивал обстановку:

   - Итак, мы хотим получать этот полимер в значительных ко-

личествах.  Как это сделать?  Прежде всего мы должны помнить

об особенностях биотозы, установленных нами раньше. Она рас-

тет в присутствии больших скоплений людей... Почему? Отчего?

Может быть, действовала повышенная концентрация углекислоты?

Но это не подтвердилось...  Мы выращивали нашу биотозу в ки-

нотеатрах, в метро, в залах заседаний и на танцплощадках...

   - Что  было  связано с некоторыми трудностями,  - заметил

полуголый Сергей,  лежавший на сырой и теплой от солнца тра-

ве. - Помнишь, как лопнул ящик с биотозой во время выступле-

ния этой знаменитости - Марицио  Колли?  Хлопок  был  такой,

словно  взорвалась  бомба.  Бедный  певец побледнел и пустил

первого в своей жизни петуха. Нас чуть не арестовали...

   - Да,  - сказал Эрик,  потрогав очки, - нo не отвлекайся,

пожалуйста. Мы с тобой заметили, что, достигнув определенно-

го  размера,  биотоза  начинает расти сама.  Очень медленно.

Очень-очень медленно.  Но все же растет. И в этой стадии для

нее важны воздух, свет, простор. Я думаю, надо поместить по-

лученные образцы биотозы на поверхности ручья,  закрепив  их

сетками. Ручей проточный, вода в нем свежая... Мы сможем на-

сыщать воду любой концентрацией нужных для роста биотозы ми-

неральных примесей, и тогда...

   - Все ясно! За дело, Цицерон, за дело! - закричал Сергей,

вскакивая на ноги.  - Пусть труд покажет всему свету, на что

способны мы и биотоза!

   С этого  часа для них потянулись удивительно однообразные

дни,  словно они смотрели кадры киноленты,  проворачивая  ее

вручную.  Человек делает и делает шаг и никак не сдвинется с

места...

   Сначала они расчистили дно котлована возле ручья, обнажив

апельсиновую глинистую почву,  и вырубили густой орешник, не

позволявший  подобраться  к  истокам ручья.  Затем принялись

очищать ручей от травы, густого и вязкого ила, затруднявшего

течение, обломков веток и мусора. Кучи грязи, добытые друзь-

ями,  засыхали и превращались в серые пирамиды. Ветер сдувал

с них пыль и разносил ее по котловану. Трава покрывалась се-

рым налетом,  и только частые дожди возвращали ей  привычный

блеск и свежесть.

   Несколько дней они стаскивали вниз ящики с биотозой, рас-

паковывали их и осторожно выкладывали нежно-розовую массу на

сетки,  погруженные в ручей. Ящиков было двенадцать, возни с

ними хватало,  и только через неделю над ручьем повисло две-

надцать ,  легко дрожавших сеток, покрытых черными лоскутами

материи, спасавшими биотозу от прямых лучей солнца.

   Там, где начинался ручей,  они поместили биоионитную  на-

садку,  обеспечивавшую  "витаминный"  режим питания биотозы.

Для этого пришлось тащить  ящики  с  адсорбентом  к  истокам

ручья.  Около  двух  тонн ионитов перенесли они по неровному

дну карьера, по его сыпучим склонам. Они измеряли концентра-

цию ионрв по длине ручья.  Это была кропотливая и нудная ра-

бота. Отбирались пробы воды сразу с нескольких глубин, затем

следовал анализ их на спектрографе Вита.  'Чтобы не тащиться

с каждой пробой наверх в лабораторию,  Эрик  перенес  прибор

вниз,  к  ручью.  Он разбил палатку и работал в ней часов по

двенадцать в сутки. Шмыгая носом, поправляя очки, роняя про-

бы и спотыкаясь, он умудрялся проводить до полутысячи анали-

зов за день.

   - К черту!  - сказал однажды Сергей. - Я хочу сладко пож-

рать, и мне наплевать на эту самую биотозу. Пошли наверх!

   Они поднялись на станцию,  побрились,  помылись, постояли

под электродушем, от которого тело горит и щекочет,'переоде-

лись в свежее белье и достали бутылку с густым темным напит-

ком "Асо".  Сергей вскрыл несколько банок с едой,  выплеснул

их содержимое на грелку, и через три минуты они ели и пили с

таким аппетитом, словно уже много лет этим не занимались.

   - Кстати,  я все забываю тебя спросить, - заметил Эрик, -

как обстоит дело с твоим умственным концентратором?

   - А  никак.  Ничего он не концентрирует.  Но нет худа без

добра. С помощью моего аппарата можно улавливать слабые био-

токи на расстоянии одногодвух метров.  Это очень удобно. Ер-

молову понравилось, он похвалил. Теперь на человека не будут

цеплять ворох датчиков-передатчиков. Вместо них рядом с объ-

ектом ставят мой аппарат и ведут запись биотоков. Вот и все.

Чисто и красиво.

   Эрик насмешливо покачал головой.

   - Какое достижение, скажите пожалуйста!

   - Ну,  нет, ты послушай! Совсем неожиданно мой концентра-

тор  оказался  пригодным для других целей.  Ты представляешь

себе, что такое дистанционное управление автоматами, облада-

ющими свободой передвижения? Автоматчики до сих пор топчутся

на месте. Это же чертовски сложно! Команда сначала кодирует-

ся, затем в виде радиосигнала поступает в робот.  Программи-

рующий узел-это сложное, громоздкое, неточно работающее соо-

ружение. Перевод мысли, желания в сигнал для автомата - дело

тяжелое, а с помощью моего излучателя все осуществляется до-

вольно просто.  Биотоки,  возникающие у программиста,  легко

улавливаются концентратором,  вмонтированным в приемное уст-

ройство автомата. Вот оно как!

   - Сергей, почему ты все же поступил к телепатам?

   - Черт его знает,  но мне почему-то показалось, что теле-

патия самая важная проблема на сегодня.  Пожалуй,  оно так и

есть. Взаимопонимание - вот чего нам не хватает. Люди должны

понимать друг друга до конца. Но когда я увидел, чем занима-

ются в этом институте...  Признаться, настроение мое здорово

упало.  Меряют,  записывают,  строят графики, сочиняют отче-

ты... Вот и все. А до практической телепатии им так же дале-

ко, как мне до великого открытия, о котором я мечтал в детс-

тве.

   Они отдыхали еще часа два, говорили о людях, науке и био-

тозе.  Потом, переодевшись, вновь спустились вниз, в карьер.

Эрик принялся за анализы воды,  уединившись в свою  палатку.

Сергей  возился  с биотозой.  Прошел час напряженной работы,

когда Эрик услышал какой-то шум.

   - Эри!  Эри,  эй!  - кричал Сергей, сложив грязные ладони

рупором.

   - Чего  тебе?  -  очки  Эрика сердито блеснули из темного

квадратного отверстия.

   - Давай сюда, давай скорей!

   Когда Эрдман подбежал, Сергей указал пальцем на розоватую

массу, лежавшую на сетке.

   - Смотри!

   - Ну?

   - Здесь две порции биотозы.  У меня не хватило сетки, и я

их  поместил  рядом.  Они растут в четыре раза быстрее,  чем

каждая в отдельности.

   - Как ты определил?

   - Взвешиванием,  непосредственным взвешиванием по способу

старика Лавуазье. Оно показало, что сдвоенная биотоза растет

в четыре раза быстрее всех остальных.

   Эрик задумался. Мысль его работала суетливо и судорожно.

   Он с нетерпением пошевелил пальцами:

   - Значит...

   - Значит,  надо свалить всю имеющуюся биотозу  в  кучу  и

посмотреть, что получится, - сказал Сергей.

   - Идет.

   - Только давай побыстрей,  а то вечер, да и дождь, кажет-

ся, будет.

   Эрик посмотрел  вверх.  На  краю карьера лежала маленькая

злая тучка.  Иссиня-темный низ тучи говорил о ее решительных

намерениях. Эрик представил холодные струи, льющиеся с неба,

потоки воды на крутых склонах котлована и зябко повел плеча-

ми.

   - Успеем?

   - Успеем, только быстро.

   Они вприпрыжку понеслись к сеткам,  натянутым по обе сто-

роны ручья. Сергей выдергивал колья, раслутывал нехитрые уз-

лы подвязок и передавал  концы  сетки  Эрику.  Тот  медленно

сплавлял нетонущую  биотозу вниз по течению.  Через двадцать

минут безмолвного труда желтоватые куски биотозы  были  объ-

единены  и уложены правильным многоугольником на трех сетках

в самом широком месте ручья.

   - Расти, голубушка, - сказал Сергей, набрасывая на цветок

покрывало.

   - Вовремя, - отозвался Эрик, стряхивая с лица первые кап-

ли дождя.

   Друзья окинули  прощальным  взглядом свое детище и броси-

лись вверх к домику биостанции.

   Потемнело. Черные  тучи  упали на землю и принялись изби-

вать ее гибкими прутьями струй. Все вокруг, насколько хватал

глаз, покрылось мутной пеной бессильного бешенства.

   - Ну и грозища! - сказал Сергей, распахивая окно.

   Вместе с  брызгами  в комнату влетел до слез острый запах

бури.

   - Не  сорвало бы биотозу,  - заметил Эрик и вдруг хлопнул

себя по лбу.

   - А спектрометр Вита?!  Ведь его зальет к чертовой бабуш-

ке!

   - Ничего с ним не будет. Палатка непромокаемая.

   Ураган еще долго подмигивал вспышками  молний,  угрожающе

грохотал и сердился, затем, наконец, обмяк, ослабел и затих.

   Наступила тишина. Только слышалось падение тяжелых капель

с  крыши  дома  да движение ветра,  лениво плывшего в ночной

степи.

   - Я схожу, - сказал Эрик. - Посмотрю, как там.

   - Брось, завтра пойдешь. Видишь, темень какая.

   Сергей лег спать. Эрик долго сидел у окна и вглядывался в

его чернильный проем.

   Среди ночи  Сергея разбудил толчок.  Ему показалось,  что

кто-то кричит. Голос доносился издалека.

   Сергей вскочил на ноги, нашаривая в темноте одежду. Он не

успел одеться, как вдруг что-то произошло. Темнота раствори-

лась,  и Сергей увидел перед собой ярко-красный пульт управ-

ления со множеством  циферблатов  и  дрожащих  стрелок.  Над

пультом находилась прозрачная пластмассовая стенка, за кото-

рой кренилась и летела куда-то темно-зеленая, в светлых пле-

шинах земля.  Сергей понял, что руки его держат рукоятку уп-

равления самолета, и он уверенно подал ее на себя. Он отлич-

но знал, что делает. Самолет выровнялся...

   Внезапно Сергей ощутил,  что лежит на раскаленном  песке.

Над ним густое темно-синее небо, какого он никогда не видел.

Слепящее солнце уставилось на него,  как глаз циклопа. Отку-

да-то доносился запах дыма и гортанный говор. Сергей припод-

нялся и посмотрел на себя.  Он увидел свое голое, совершенно

черное тело,  туго стянутые веревками ноги, выступающие реб-

ра,  рваные лохмотья на узких бедрах... Поздней ночью он ле-

жал  в  темной канаве на глухой улочке,  и его били коваными

башмаками.  Бившие говорили между собой по-итальянски,  и он

понимал их...

   Затем мелькнули и исчезли какие-то  незнакомые  нерусские

лица, автолеты, виноград, дом с прозрачными стенами и потол-

ком,  и все слилось в сверкающую карусель, где ничего нельзя

было разобрать.  Последним было ощущение,  что его держат за

ноги.  Сергей висел вниз головой, совершенно голый и мокрый,

и кричал.  Он отлично помнил,  что родился уже давно, и в то

же время не мог избавиться от чувства,  будто это  случилось

только что.

   Внезапно все исчезло. Сергей стоял в темной комнате биос-

танции и держал в руках брюки. Наплыв видений продолжался не

более секунды.

   Голова его кружилась,  в ушах трепетал далекий звон.  Все

мышцы тела странно напряглись,  словно  сведенные  несильной

судорогой.

   - Эри! Эрик!

   Звуки слов  утонули в черной тишине помещения.  Ответа не

было. Сергей снова позвал Эрика. Молчание. Он медленно натя-

нул одежду негнущимися пальцами и осторожно ступил вперед.

   - Эрик!

   Порыв прохладного ветра ворвался в открытую дверь. Сергей

вышел из дому.  Ночь была глухой,  темной,  остро пахло  сы-

ростью, в лужах валялись яркие звезды.

   - Эрик!

   Сергей сделал несколько шагов вперед. Как-то незаметно он

почувствовал себя совсем  хорошо.  Напряжение  спало,  стало

очень легко. Он глубоко дышал, посвистывая носом. Он удивил-

ся легкости своего тела: оно, казалось, ничего не весило. Он

заторопился к карьеру.  И странное дело, он не испытывал ни-

какого волнения.  Собственные ощущения очень сильно занимали

его.  Он не мог сосредоточенно думать о том; что случилось с

Эриком.  Его отвлекала то удивительная свобода  собственного

тела,  то  присутствие  необыкновенной силы в руках,  ногах,

груди - во всем теле.

   Спустившись по тропинке вниз, он на несколько секунд зас-

тыл в неподвижности. Даже в густой тьме южной ночи он разли-

чил, что котлован исчез. На его месте неясно белела какая-то

масса,  напоминавшая волны застывшего дыма.  Сначала  Сергей

подумал, что выпал снег. В августе? Потом он решил, что про-

изошло землетрясение и вспучило почву. Но гора, возвышавшая-

ся  перед  ним,  мало напоминала внезапный выброс.  Это было

скорее облако,  опустившееся на землю.  Под его матовой  по-

верхностью  горел слабый холодный свет.  Странный аромат на-

полнял воздух...

   Биотоза?!

   Сергей бросился вперед,  ощупывая  прохладные,  скользкие

изгибы полимера.

   - Эрик! Эрик!

   Он побежал вдоль границ биотозы,  вышвыривая из луж грязь

и звезды. В одном месте, где масса полимера немного отступа-

ла  от края котлована,  образуя черную щель,  ему послышался

легкий стон.  Сергей скользнул вниз и, разгребая вязкую мас-

су,  протиснулся  в  глубину.  Там он нащупал голову и плечи

Эрика, лежавшего на продолговатом ящике. Сергей медленно вы-

волок друга из-под липкой тяжести полимера.  Он с удивлением

заметил про себя,  как легко ему удается  преодолеть  вязкое

сопротивление биомассы.

   Эрик не шевелился.  Очевидно,  он давно был без сознания.

Сергей  взвалил  его  безжизненное тело на плечи и зашагал к

станции.

   Ярко освещенная голова Эрика с ввалившимися щеками и зак-

рытыми глазами повергла Сергея в ужас. Он поправил подушку и

положил руки Эрика поверх одеяла.

   Внезапно он ощутил странную слабость, комната поплыла пе-

ред его глазами,  и он должен был присесть,  чтоб не упасть.

Ему было очень плохо. Передохнув минуты две, он большим уси-

лием  воли  заставил себя встать и вышел в соседнюю комнату.

Там ему стало немного легче.

   Шприц и медикаменты лежали в холодильнике. Сергей включил

химический стерилизатор и через несколько минут вошел в ком-

нату  Эрика со всем необходимым для укола.  Эрдман лежал так

же недвижимо, мертвенно спокойно, как раньше.

   Сергей обнажил правую руку друга, смочил спиртом внутрен-

ний сгиб локтя и сделал укол в вену.  И  сразу  почувствовал

резкую боль в своей правой руке.  Он отложил шприц в сторону

и закатал рукав. На белой коже появилось темное пятнышко, из

него просочилась маленькая капелька крови. Сергей рассматри-

вал ее с недоумением и страхом.  Что бы  это  значило?  Ведь

укол был сделан Эрику? Почему же он тоже чувствовал боль?

   Слабость вновь охватила его.  Казалось,  на миг он прова-

лился в темную яму. Цепляясь за стенки, Сергей вышел во двор

станции...

 

                          ГЛАВА II

 

   Карабичев был человеком совсем другого склада,  чем пола-

гал  односторонний  и пристрастный в оценках людей и их пос-

тупков Сергей.  Его ясный ум не блуждал в потемках  ассоциа-

ций, отыскивая таинственные свойства вещей. Он видел явления

такими, какими они были на самом деле. И никто в мире не мог

бы заставить его думать о причинах и следствиях,  которых он

реально не ощущал.

   Встреча с Арефьевым у кинотеатра "Марс" произвела на него

определенное впечатление.  Но до конца понятным для него ос-

тавалось  только неприкрытое сочувствие Арефьева.  Сергей не

сказал ни одного слова утешения, но Карабичев понял все, что

он хотел сказать. Однако Сергей ошибался, думая, что Караби-

чев тогда  "кричал".  Это  было  просто  несвойственно  ему.

Арефьев, как всегда, судил о других по себе. Крик Карабичева

был нужен Сергею как подтверждение своих глубоко личных мыс-

лей о людях.

   В августе Карабичев тоже получил отпуск и уехал  отдыхать

на юг,  к родителям жены.  Городок Пронок стоял на маленькой

безымянной речушке с берегами,  заросшими ивняком. Карабичев

целыми  днями  пропадал в глухих ериках реки и возвращался к

вечеру с мизерной добычей,  усталый,  но довольный. Методич-

ный, спокойный Карабичев, у которого черви были подобраны по

росту и по цвету, а пойманная рыбл подвергалась особой обра-

ботке  под названием "супозиция",  мог сутками сидеть на том

месте,  где последний удачный клев случился около  полусотни

лет назад.

   В это утро Карабичев собирался к одному  зеленому  мыску,

уже  давно облюбованному и занесенному в особый список перс-

пективных мест сидения.  Там берег уходил в  реку  небольшим

желтоватым конусом и срывался вниз круто и неожиданно... На-

до было уже давно встать,  окинуть  беглым  взглядом  сумку,

проверить,  все ли на месте, выпить стакан холодного молока,

прикрытого сверху ломтем черного хлеба, и зашагать по росис-

той траве,  поеживаясь от холода,  но Карабичев никак не мог

проснуться. Откинув голову с подушки, выпятив тонкий розовый

кадык,  он храпел,  стонал и задыхался,  словно на его груди

работал бульдозер.  Что-то похожее происходило с его  женой.

Она  изредка  выкрикивала  сквозь  стиснутые зубы отрывистые

фразы и слова.

   Карабичев открыл глаза и сел,  с удивлением осматриваясь.

Он не узнавал спальни и,  казалось, не понимал, где находит-

ся.  Долго смотрел на кисти своих загорелых рук, щупал одея-

ло, прислушивался к бормотанию Марии.

   - Кошмар... - прошептал он, встряхивая головой.

   Затем встал и прошелся по комнате, впитывая босыми ногами

прохладную  свежесть  пола.  Остановился,  подумал  и сказал

вслух:

   - Я  - Андрей Анатольевич Карабичев,  я - Андрей Анатоль-

евич Карабичев...

   В утренней тишине голос прозвучал неожиданно громко.

   - Нужно... на воздух, - решил он.

   Спасительная мысль.  Резкими  четкими  движениями  собрал

приготовленные вещи и вышел,  не выпив  молока  из  стакана,

накрытого хлебом.  На улице было безлюдно. Городок еще спал.

Где-то далеко вставало солнце,  нахальные утренние лучи про-

лезали в щели заборов и сквозь листву.

   Карабичев шагал по пыльному асфальту и твердил себе,  как

ему  хорошо сейчас,  как легко и приятно и будет,  вероятно,

еще лучше...

   Впереди него шла женщина. Она несла на покатых плечах ко-

ромысло,  на нем раскачивались бидоны с молоком. Молодая, не

в  меру  полная,  очень спокойная,  она катилась по утренней

улочке колобком тихого и  теплого  счастья.  Поравнявшись  с

ней,  Карабичев  бросил быстрый взгляд на румяные щеки и от-

вернулся.

   Внезапно он  увидел  себя.  Ни в одном зеркале никогда до

сих пор не видел он самого себя так странно,  так  по-чужому

неожиданно,  как сейчас. Серо-зеленая спортивная куртка, вы-

сокие сапоги на молниях, рюкзак, удилища в правой руке, под-

сачникв  левой,  размашистая уверенная походка...  Он увидел

свою голову,  красивую и большую, на высокой шее, повернутую

в сторону резким энергичным движением.  Одновременно Караби-

чев ощутил,  что тело его разбухло,  отяжелело, на шею опус-

тился  пук мягких волос,  плечи согнулись под тяжестью коро-

мысла.  Ему почему-то вспомнилась совершенно незнакомая кух-

ня,  где  за  низеньким  столиком  сидел неуклюжий беленький

мальчик и счищал остатки каши  в  пухлый  открытый  воронкой

рот.  Мальчика  звали Владик,  и при этом имени у Карабичева

сладко заныло под сердцем и захотелось улыбнуться.  И в  это

же  время он вновь за доли секунды пережил весь ужас ночного

кошмара, только что мучившего его. Неожиданный испуг охватил

молодого  ученого.  Ему захотелось бежать,  мчаться прочь от

ужасного Карабичева,  надвигавшегося на него с удочками, по-

хожими на казачьи пики. Но длинная юбка мешала движению. Ка-

рабичев сделал шаг вперед...

   Наваждение исчезло. Тетка с бидонами осталась позади.

   Дойдя до поворота,  Карабичев оглянулся.  Женщина шагала,

покачиваясь в такт своей ноше.  Карабичев повернул на улицу,

ведущую к реке. Женщина, пройдя еще несколько шагов, остано-

вилась, поставила молоко на землю и долго смотрела вслед ис-

чезнувшему Карабичеву. Тяжело вздохнув и обтерев с лица нео-

жиданно, выступивший пот, она продолжала свой путь.

   Карабичев продрался сквозь густую заросль крапивы к реке.

Над  серой  поверхностью воды стлался голубой пар.  Тени де-

ревьев,  росших на  берегу,  разрывали  его  в  бесформенные

клочья. Сильно пахло сыростью и гниющей тиной. Карабичев, не

разматывая лески,  бросил удочки в мокрую траву и сел, опер-

шись спиной о рюкзак. Он молча смотрел на темную рябь реки.

   Солнце всплывало все выше над горизонтом. Карабичев чувс-

твовал его горячие лучи на своем лице, но не двигался с мес-

та.  Он смотрел вниз,  туда, где тени от травы и деревьев на

воде становились короче, пока не исчезли совсем.

   Наступил день. Знойный, ленивый, размаривающий, он выполз

на  землю и улегся на ней,  как хозяин,  подняв возбужденную

трескотню кузнечиков.  Солнце плыло и таяло в небесах.  Жара

усиливалась.

   Когда стало очень душно,  Карабичев  разделся  и  проплыл

несколько кругов в холодной воде.  Одеваясь, он на мгновенье

замер и произнес вслух:

   - Неужели я сошел с ума?

   И быстро осмотрелся по сторонам.

   Может, кто подслушивает?

   Домой он направился под вечер,  когда зной спал  и  степь

начала утихать.

   Подходя к городку,  он снова испытал  тревожное  чувство.

Ему не хотелось входить туда.  Неясный шум доносился из глу-

бины кривых улиц.  У Карабичева слегка кружилась голова,  он

целый день ничего не ел.

   Первым ему встретился малыш лет семи. Мальчик катил раке-

ту на колесах и горько плакал. Карабичев погладил его по бе-

лым завиткам волос,  хотел что-то спросить  и  вдруг  ощутил

страшную  обиду  на маму,  всыпавшую ему только что по попе.

Карабичев почувствовал,  что слезы сами потекли  у  него  из

глаз, а рот скривился смертельно обиженным крендельком. Он в

ужасе отпрянул от мальчугана. Испуганный Гога (Карабичев по-

нял,  что так зовут мальчика) унесся,  как ветер,  волоча по

земле видавшую виды ракету.  Карабичев с отчаянием  поглядел

ему вслед.  Он начинал бояться людей.  При появлении челове-

ческой фигуры он вздрагивал и быстро переходил на противопо-

ложную  сторону улицы.  Возвращаясь домой,  он выбирал самые

безлюдные и глухие улочки. Однако, шагая по мягкой и пыльной

земле, он чувствовал, что в городе творится что-то неладное.

Из темных дворов доносились выкрики, иногда смех, иногда ру-

гань. Где-то завыла женщина. Это было очень страшнопротяжный

человечий вой вырвался из темноты на свободу и унесся в  ли-

ловое небо.

   Карабичев побежал.  Ему захотелось побыстрей домой.  "Ма-

рия...  Ты поймешь меня.  Я, кажется, попал в большую беду".

Он с размаху влетел в группу юношей  и  девушек,  набежавших

откуда-то из темноты.

   - Ты наш!  Ты наш!  - закричали они  и  стали  вертеться,

взявшись за руки, вокруг него. Ослепленный Карабичев молчал.

Калейдоскоп невероятных ощущений кружился в его теле.  Как и

утром, он видел самого себя с рюкзаком, удочками, в сапогах,

но на этот раз он видел затылок и лицо,  спину и грудь, ноги

и руки, всего себя одновременно. Странное поразительное зре-

лище. Странное поразительное чувство:  он уже не был Караби-

чевым Андреем Анатольевичем.  Он исчез,  растворился в смею-

щихся лицах,  в юрких подвижных телах.  Ему захотелось  вер-

теться еще быстрей,  хотя он стоял неподвижно. Он чувствовал

боль на запястье от сильных рук соседа,  хотя его руки  были

свободны.

   Карабичев с глухим стоном  бросился  вперед  и,  разорвав

сплетение горячих рук,  оказался на свободе. Толпа хохочущих

ребят понеслась прочь.

   "Вот оно что, - подумал Карабичев, - значит, это действу-

ет только,  если люди рядом, совсем близко. А отойди на нес-

колько шагов - и как не бывало. Нужно запомнить. Нужно очень

хорошо запомнить".

   Он подошел к дому, когда уже совсем стемнело. Слава богу,

никого не оказалось ни во дворе,  ни на крылечке.  Карабичев

заглянул в окошко. В ярко освещенной комнате за столом сиде-

ла Мария, подперев голову руками. Ее взгляд задумчиво сколь-

зил  по  нехитрому узору скатерти.  Иногда она взглядывала в

зеркало,  стоявшее здесь же, и лицо ее искажала гримаса отв-

ращения.

   "Жена, самый близкий мой человек. Ты всегда меня понимала

и  сейчас поймешь.  Напрасно я сбежал от тебя сегодня утром,

твоя помощь мне бы здорово пригодилась.  Я был дурак. Но ни-

чего... Сейчас я..."

   Мария встала,  сделала несколько шагов, раскачивая бедра-

ми. Резким движением достала сигарету и закурила.

   Карабичев сначала не мог сказать,  в чем необычность про-

исходящего. Потом вспомнил. Мария никогда в жизни не курила!

Он бросился в комнату и наткнулся на  запертую  дверь.  Нес-

колько толчков плечом - дверь распахнулась.

   - Мария!

   Жена в испуге выронила сигарету на пол и молча уставилась

на него.  Лицо ее страшно поблеянело и напряглось, губы при-

открылись...

   Карабичев смотрел на нее. Лицо жены казалось ему незнако-

мым и чужим. От этого было страшно.

   - Мария!

   В глазах Марии скользнула тень замешательства, она повер-

нулась и растерянно сказала:

   - Ай донт ноу ю.

   Карабичев остолбенел. Слова завязли у него в горле. Мария

сказала  еще несколько фраз поанглийски.  Карабичев не знал,

что и думать.

   - Маша,  Маша, успокойся. Ты вспомни, я твой муж, Андрей,

- пролепетал он.

   Мария пристально посмотрела на него. В ее глазах мелькнул

было какой-то свет.  Она даже шепнула что-то знакомое и лас-

ковое.  И вдруг с возмущением заговорила еще быстрее и непо-

нятнее.  Лицо ее покрылось пятнами,  грудь вздымалась, такой

Карабичев ее не помнил. Между бровями Марии легла незнакомая

сердитая складка, округленный рот рассыпал слова звонким го-

рошком.

   Светила настольная лампа в перилоновом колпаке.  На стене

в  тонкой  рамке  сгрудились родственники Марии.  Недовольно

брюзжала муха,  застрявшая в оконной раме. Под окном коротко

тявкнула собака с бессмертным именем Тузик.

   Карабичев сделал шаг вперед и обнял жену.  Мария замерла.

Несколько секунд они стояли в оцепенении, склонившись друг к

другу.  Тишина окутывала их,  словно ватное  одеяло.  Кто-то

плакал в коридоре,  и Карабичев слышал глухие всхлипывания и

причитания.

   Затем словно ток пробежал по их телам. Они резко отпряну-

ли в разные стороны,  сердито глядя перед  собой.  Карабичев

выбежал, женщина осталась. Она упала на стул и заломила руки

с видом крайнего отчаяния.

   Карабичев вышел на крыльцо. В темноте он различил бесфор-

менную темную массу,  примостившуюся не ступеньках  крыльца.

Это была Евгения Николаевна.  Она глухо рыдала, утираясь пе-

редником. До Карабичева доносились горловые звуки, наполнен-

ные слезами:

   - Машенька, доченька моя бедная...

   Карабичев остановился и сказал вздрагивающим голосом:

   - Нет у вас больше дочери,  Евгения Николаевна.  Нет и  у

меня жены Марии. Есть миссис Дитти Браун, англичанка двадца-

ти трех лет от роду.

   Он осторожно  обошел  тещу  и  зашагал по неясно белевшей

тропинке.

   Звезды на  темном  небе казались чересчур крупными и неп-

равдоподобно яркими. Люминесцентные фонари качались и броса-

ли неровный свет на асфальт. Улица напоминала палубу корабля

в шторм.  Легкий ночной ветер нес тревогу и леденящее отчая-

ние.

   Карабичев прошел несколько улиц и остановился у маленько-

го  домика,  спрятанного  под  сплетением пыльных шелковиц и

акаций.  На старых дверях вместо экранчика с подсветкой тор-

чала обыкновенная кнопка электрического звонка.  Карабичев

нажал ее. В дверях появилась тетя Глаша, дальняя родственни-

ца  врача.  Петра  Михайловича Горина.  На вопрос Карабичева

старушка развела руками:

   - Что ты,  милый,  что ты!  В поликлинике он. Здесь такое

творится! Вся больница переполнена, врачи с ног сбились. Аль

у тебя тоже беда какая приключилась?

   Карабичев повел плечом:

   - Есть кое-что. Хотел с Петром Михалычем поговорить.

   - Ну,  что же,  - засуетилась тетя Глаша. - Проходи. Ты у

нас, чай, давненько не был. Все с рыбалкой своей никак расс-

таться не можешь. Иди, чайком угощу.

   Старушке явно требовался собеседник.  Карабичев, соблюдая

дистанцию, пошел за ней.

   - Как Машенька-то? - допытывалась тетя Глаша.

   Карабичев промолчал, наклонив голову.

   - Да,  да, - затараторила она. - Сейчас со многими разные

штуки происходят.  С сегодняшнего дня началось. Даже с ночи,

под утро.  Вон наш соседжена,  трое детей,  хороший человек,

работяга. И не пьет.  А сегодня скандал такой закатил,  если

бы вы сдышали. Кричит, не мои это дети, и все тут! Жену про-

гоняет, знать,  говорит, ее не хочу. Чужая, кричит, изменни-

ца.  Двадцать лет прожил, и на тебе - чужая! А насчет измен-

ницы, так это он нам всем как глаза открыл. Вот никогда б не

подумали.  Такая тихая, скромная женщина... Конечно, которые

люди религиозные,  они легче всякую суету переносят.  У  них

опора есть...

   - Как вы думаете,  когда придет Петр Михалыч?  -  спросил

Карабичев.

   - Не знаю,  батюшка. Ему больных отрядами сегодня достав-

ляют. Такое творится...

   Карабичев выпил стакан крепкого чая, полистал анатомичес-

кий  журнал  и задумался.  Невеселые мысли проносились в его

голове.  В передней раздался громкий голос: Петр Михайлович,

шестидесятилетний крепыш с румянцем и сверкающей плешью, ок-

руженной седым нимбом волос, вошел в комнату вместе со своим

ассистентом Анастасией Свешниковой.

   - Андрей Анатольевич!  Рад вас видеть.  Не здороваюсь  по

понятной вам причине. Сейчас быть вежливым означает быть не-

вежливым.  Садитесь, друзья мои. Сегодня тяжелый был день, и

он еще не кончен.  Я думаю, что ночь принесет нам свои сюрп-

ризы, не правда ли, Анастасия Филипповна?

   Девица серьезно  кивнула  головой,  и зайчики на ее очках

весело дрыгнули лапками. Карабичев спросил:

   - Объясните мне, Петр Михайлович, что происходит?

   - Сначала расскажите, что с вами, - ответил Горин.

   Карабичев рассказал.  Когда он говорил о себе,  врач сог-

ласно кивал головой,  словно все это было знакомо  ему  дав-

ным-давно.  Стоило  Карабичеву заговорить о жене,  как Горин

насторожился. Они переглянулись со Свешниковой и внимательно

дослушали сбивчивое повествование.

   - Такого случая мы сегодня еще не наблюдали,  - пробормо-

тала девушка.

   - Да,  это что-то новое,  - сказал Петр Михайлович, вста-

вая,- но сейчас все это не так уж важно. Сейчас главное дру-

гое...

   Он прошелся по кабинету, подошел к окну и поднял штору.

   - Вот,  дорогие мои,  городок,  пожалуй, самый спокойный,

самый  тихий  в нашей области.  Милый мой Пронок,  ты всегда

дремал,  лежа на берегах очаровательной Проны. Цивилизация и

техника,  автоматизация и прогресс лишь слегка затронули те-

бя.  Ты покупал телевизоры и автолеты,  но не  интересовался

добычей тяжелой воды. Ты поглощал супервитамины и не был ув-

лечен ракетной техникой.  Ты предпочитал животноводство  ки-

бернетике,  виноград - атомной энергии. Даже ядерные испыта-

ния не нарушили твой трудолюбивый сон.  Даже приземление ра-

кеты  с Венеры не перевернуло твоего упорного сельскохозяйс-

твенного мышления. А вот сейчас, посмотрите. Этот оазис спо-

койствия  бурлит,  как потревоженный улей.  Уже час ночи,  а

нигде не погашены огни.  Вы слышите эти голоса,  эти  крики,

смех,  плач и прочие странные звуки,  вы слышите все это?  О

чем все это говорит?  Пронок проснулся!  Ему  дали  здоровый

подзатыльник!

   Петр Михайлович сел в кресло.

   - Я не знаю, что происходит, - сказал он, тяжело вздыхая,

- но мне ясно,  что в мире сломалась или, наоборот, возникла

какая-то новая пружина. Всех людей на Земле, понимаете, всех

- в Москве, в Пронке, в Лондоне, Вашингтоне...

   - Неужели всех, неужели это везде?! - закричал Карабичев.

   - В том-то и дело,  голубчик,  что везде.  Неужели вы  не

слушали радио?  Правительства социалистических стран уже об-

ратились с воззванием к своим народам.

   - Меня не было...  я сбежал за город, я думал, что я один

сошел с ума.

   - Ха-ха-ха!  - рассмеялся Петр Михайлович.  - Этим психо-

зом,  которому еще нет названия,  объято  все  человечество.

Правда, в  разных местах он протекает по-разному.  Видели бы

вы сотни моих сегодняшних пациентов.  Но  самое  страшное  в

том, что они не больны. Они абсолютно здоровы. Им нечего де-

лать ни в поликлинике,  ни в больнице.  Я сказал нашему пар-

торгу,  что не стану их принимать.  На кой черт ко мне тянут

всех этих избитых жен,  отвергнутых  мужей",  родителей,  не

признающих  своих детей,  каких-то случайных любовников и т.

д.  и т. п. Он мне говорит, что вы, дескать, обязаны принять

всех, кто к вам придет. А я стал с ним рядом и чувствую, что

он врет,  а думает он так же,  как и я думаю.  Он понял, что

открылся, рассмеялся и говорит:

   "А что же делать,  дорогой Петр Михайлович,  что  же  де-

лать-то?" И тут я почувствовал,  какой это приятнейший чело-

век. Мне даже тепло стало, словно рюмку коньяку проглотил. А

ведь раньше,  кроме "зануда" и "формалист",  другой характе-

ристики для него я не знал.  Вот тебе, батенька, и заболева-

ние.  Если и заболевание, то не смертельное. Я говорю одному

оператору с мясокомбината, что жаловаться вам, молодой чело-

век,  не на что. Сердце как у быка, рефлексы в полной норме,

нервная система - позавидует астролетчик,  так что можете не

волноваться.  А он мне говорит,  что ему,  дескать, муторно:

"Моя жена все про меня знает,  и я все знаю про нее и уже не

пойму,  тде я, а где она. То мне охота на кухне возиться, то

за шляпку хватаюсь,  то какая-то  чертовщина  в  голову  ле-

зет..."

   - Я испытывал что-то похожее,  - смущенно пробормотал Ка-

рабичев.

   - Да,  - улыбнулся Горин, - случаи здесь попадаются самые

неожиданные.

   Он продолжительно посмотрел на Свешникову.

   - Но все же,  в чем природа этого... заболевания? - спро-

сил Карабичев. Старик пожал плечами.

   - Неизвестно.  Вон  американцы кричат,  что это эпидемия,

распространяемая советскими биологами.  Якобы выведен  такой

вирус,  который сразу всех кусает.  Чепуха, конечно. За нес-

колько часов никакой микроб не может обежать всю землю. Да и

что это за болезнь,  если человек совершенно здоров? Ни пси-

хических, ни физиологических расстройств не наблюдается.

   - Вот только "муторно" человеку,  - тихо заметила Анаста-

сия.

   - Да,  муторно, - подхватил Петр Михайлович, - но что это

за "муторно", еще нужно разобраться. Человек как бы спит на-

яву. Он остался самим собой, но в то же время превращается в

другого человека,  стоящего рядом.  Вое это  происходит  без

слов,  без каких-либо усилий со стороны людей.  Если человек

находится в толпе,  мир начинает двоиться,  троиться, четве-

риться. Происходит как бы наложение психических миров.

   - Или их сильное расталкивание.

   - Да. Или так. А на расстоянии в полтора-два метра эффект

взаимного наведения исчезает.  Человек становится самим  со-

бой.  Вот  и все.  Я советую пациентам:  находитесь подальше

друг от друга, и все будет хорошо.

   - Может, послушаем радио? - предложила Свешникова.

   Она включила  приемник.  Взволнованная  иностранная  речь

ворвалась в комнату.

   - Что же мне делать с Марией? - тихо спросил Андрей.

   Горин серьезно посмотрел на него.

   - Лекарств нет и рецептов нет.  Осталась  только  логика.

Пусть послушает радиопередачи из Лондона,  тогда она немного

уяснит ситуацию.  Поговорите с ней по-английски.  Если плохо

знаете язык, попросите кого-нибудь помочь. Постарайтесь воз-

будить какие-нибудь воспоминания, связанные с ее привычками,

чувствами: наряды, знакомые туфли, можно поцеловать.

   - Не могу,  это чужая, незнакомая женщина, - сказал Кара-

бичев.

   Петр Михайлович поднял вверх кустики бровей.

   - Пардон, но ведь это же ваша жена?

   - Ничего подобного.  Дитти Браун - и все тут. А где Маша?

Ее тело осталось здесь,  да и то это уже не ее тело,  но где

же Маша?

   Приемник заговорил по-немецки.  Карабичев знал этот языки

прислушался:

   - Говорит  Вена.  Передаем  обзор событий второй половины

суток 15 августа 19... года.

   - Сегодня ночью? - шепотом спросил Андрей.

   - Да, - ответил Горин, - сегодня ночью был ужас.

   - ...Люди оказались вне пространства и времени.  Все при-

вычные нормы нарушены и опрокинуты.  Пилот,  ведущий самолет

на большой высоте, чувствовал себя лежащим в ванне и начинал

искать губку с мылом,  выпустив рули управления.  За  десять

часов автолетов и автомобилей погибло больше, чем за все ис-

текшее пятилетие...  Люди выпускали из рук рычаги,  нажимали

опасные кнопки управления, дергали педали, тормозили на пол-

ном ходу, падали из открытых окон, шагали через перила лест-

ниц,  наносили себе смертельные увечья или отделывались лег-

кими ушибами.

   Мир общепринятых  представлений  в  каждом  человеке  был

взорван. Осколки логики и причинности черными хлопьями пепла

кружились в растерянных мозгах человечества.

   Это был всеобщий мираж, охвативший детей и стариков, жен-

щин и мужчин,  военных и гражданских,  идиотов и мыслителей.

Каждый человек за секунды неповторимого сна  переживал  дли-

тельное потрясающее путешествие по душам других людей.

   Бюрократ, в течение всей жизни не отрывавший глаз от  по-

лированной крышки стола,  лицезрел вулканическую лаву, пеня-

щуюся, с острым запахом, неумолимо подползающую к его ногам.

Молоденькая женщина становилась стариком, ребенок - взрослым

мужчиной,  мужчины превращались в детей, негрыв белых, белые

- в темнокожих,  атеисты - в попов.  Смерч мимолетных, отры-

вочных, часто неясных видений проносился через организмы лю-

дей. Австрийские ученые делают особое ударение на слове "ор-

ганизмы", так как все пережившие ночь 15 августа утверждают,

что они не только видели, но обоняли, осязали и слышали воз-

никавшие перед ними иллюзии.  Ощущение реальности было  нас-

только полным,  что многие из совершивших ночное путешествие

возвратились оттуда с "вещественными доказательствами". Бру-

но Б.  показал нам два кровоподтека,  якобы полученных в не-

большой уличной стычке гдето на мысе Доброй  Надежды.  Инже-

нер-химик  Иосиф  С.  не спал в ночь на 15 августа,  играл в

преферанс.  Перед утром он вдруг увидел себя на операционном

столе.  Ему делали резекцию желудка. Операция была мучитель-

ной.  Когда он очнулся,  перед ним снова были  карты  и  его

друзья. Видение продолжалось не более десяти секунд. Сильная

боль заставила Иосифа лечь.  Ощупывая живот, он обнаружил на

нем шов, которого там раньше не было.

   Похожих примеров приводятся тысячи.  К нам поступают све-

дения о подобных случаях, происшедших одновременно в Европе,

Америке,  Азии, Африке, Австралии. Одни факты смешны, другие

- печальны.  Но у всех сообщений есть общее, что дает ученым

надежду найти причину возникновения "большого сумасшествия".

Это общее - кратковременность воздействия ночного кошмара. В

отдельных случаях оно было настолько мимолетным, что его да-

же не заметили.  В других - продолжалось полторы-две минуты.

Кратковременность и единовременность больших видений  позво-

ляет  сконцентрировать усилия научных работников,  медиков и

биологов на узком участке фронта исследований.

   Дело в том, что кошмар не кончился и сейчас. Он остался в

нас в виде особого эффекта,  получившего  название  "эффекта

взаимонаводки" или "эффекта дубль-ве".  Есть указания на оп-

ределенные моральные трудности,  связанные с "эффектом",  но

они еще до конца не ясны.  Доктор медицины Станислав Самовяк

решительно   отвергает   эпидемиозную    природу    "эффекта

дубль-ве",  обоснованную американцем Паулем Джонсом. Никакой

вирус...

   - Что я говорил! - радостно воскликнул Горин. - Очевидная

вещь, никто ни минуты не сомневался, что здесь не вирусы ра-

ботают...

   Карабичев вдруг решительно встал.  Казалось, он нашел вы-

ход и решил действовать.

   - Я пойду, Петр Михайлович, - сказал он, делая шаг вперед

и протягивая руку старику. Он спохватился, но было уже позд-

но.  Перед ним в чистом виде возникла любовь. Сладко сжалось

сердце,  легкая грусть поползла к горлу,  по телу скользнула

истома.  Карабичев стоял растроганный  и  смущенный.  Словно

свежий дождь вылился ему на лицо. Он взглянул на Анастасию и

только сейчас заметил,  что она сидит почти рядом с Гориным,

гораздо ближе пресловутых двух метров.

   - Вот так, - дрогнувшим голосом сказал Петр Михайлович. -

Вот  так.  Кому горе,  а у нас с ней...  совсем другое дело.

Пять лет вместе работали и фактически в глаза друг друга  не

видели. А сегодня... вот увиделись.

   - Это...  хорошо, это очень хорошо, - пробормотал Караби-

чев, попрощался и быстро вышел.

   Он шел по темной улице упругими шагами, отталкивая от се-

бя землю вниз, в бездонную вселенную. Он шел, и движения его

становились все более  четкими.  Действовать,  сейчас  нужно

только действовать! Раньше, когда ему казалось, что он один,

он имел право заниматься самим собой,  теперь,  когда таких,

как он,  были миллионы, он должен был сделать все, чтобы по-

мочь и им и себе.

   Когда Карабичев подошел к разговорному пункту, там стояла

небольшая толпа.  Карабичев сразу  отметил  ее  особенность.

Никто  из  присутствующих  не стоял рядом.  Все держались на

расстоянии в два-три метра.

   "Вежливые", - подумал, улыбаясь про себя, Карабичев.

   Связаться с Москвой оказалось  нелегко.  Карабичев  долго

сидел в прозрачной кабине и смотрел на экран, который подми-

гивал и щурился.  В трубке телефона то и дело раздавался да-

лекий женский голос:

   - Подождите, линия перекрыта... Подождите... Подождите...

   Наконец что-то щелкнуло,  и экран озарился голубым пламе-

нем.

   - Включаю, - сказала за тридевять земель девушка.

   На экране возникло деформированное лицо Ермолова.  Он  не

стал слушать Карабичева, Его гулкий бас сразу наполнил каби-

ну.

   - Хорошо,  что связался.  Ты здесь здорово нужен. Выезжай

немедленно. Как дела у тебя?

   Карабичев с отчаянием махнул рукой.

   - С Марией плохо.

   - Вези ее с собой.  В Москве сейчас почти полный порядок.

Ночью и утром был сплошной кошмар,  а сейчас уже  ничего.  В

институте  организована  комиссия по изучению этого явления.

Масштабы его гигантские.  Ну да ты,  наверное,  уже  слышал.

Прочти обращение, там много важных указаний. Пока.

   Он исчез.  Карабичев с тяжелым чувством отправился домой.

Там царила тяжкая атмосфера. Никто не ложился, опасаясь пов-

торения ночного кошмара. Дитти Браун, она же Мария Карабиче-

ва,  сидела на кушетке. Андрей с удивлением заметил, что она

все меньше походит на его жену. Это была та же Мария, но ще-

ки ее ввалились, под глазами легли тени, пухлый рот сжался в

линейку, движения стали резкими и отрывистыми.

   Карабичев, поборов  желание  сбежать куда-нибудь подальше

от этого наваждения,  взял русскоанглийский словарь и  начал

разговор с миссис Браун. Диалог их был наполнен недоуменными

восклицаниями,  пожатиями плеч и саркастическими  взглядами.

Только  ему удавалось втолковать ей что-нибудь о возможности

психической трансмутации,  как она отрицательно мотала голо-

вой и говорила,  что ничего не понимает. Тогда он потащил ее

в комнату Евгении Николаевны, где стоял огромный старомодный

"комбайн".  Они поймали Лондон, и Мария преобразилась. Услы-

шав английскую речь,  она заплакала. Постепенно она станови-

лась все более грустной.  Удивительное потрясение, пережитое

человечеством, проникало в ее сознание.

   Карабичев успокаивал Евгению Николаевну, которая исходила

горючими слезами,  смотрел на Марию,  с восторгом  слушавшую

далекий Лондон, и думал о том, как все это дико, нелепо, не-

вероятно.

   Он вышел  на  крыльцо и прислушался к глухим звукам ночи.

Перед ним было цвета густого черного бархата  южное  небо  с

низкими звездами и спящая влажная земля. Но Карабичев не ви-

дел окружающего. Его тревожили другие картины.

   Все перепуталось. Возможное и невозможное. Падали небоск-

ребы.  Грудь мостовых поднималась к небу. Стекла окон больше

не пропускали света. Океанские лайнеры шагали на тонких нож-

ках по суше.  Можно было сорвать звезду с красных небес,  но

не было никакой уверенности, удастся ли зажечь простую спич-

ку...

   Кто-то тронул Карабичева за плечо. Перед ним стояла Дитти

Браун с заплаканными глазами. Стараясь говорить по-английски

возможно  внятней,  она извинилась перед Андреем.  Теперь ей

многое стало ясно.  Она немного понимает в  медицине.  Такое

горе.

   Карабичев вздохнул и предложил миссис Браун завтра вместе

с ним выехать в Москву. Та согласно закивала головой.

 

                         ГЛАВА III

 

   Ружена любила  свои приборы.  Они представлялись ей очень

нежными,  добрыми и покорными.  Миганье  лампочки,  дрожанье

стрелки, запах нагретой изоляции говорили девушке о внутрен-

нем состоянии умных машин больше,  чем могли бы сказать сло-

ва. Придя в лабораторию, она сначала наводила чистоту, потом

проверяла "здоровье" аппаратуры и только после этого начина-

ла собирать очередную исследуемую схему.

   Ружена любила свою работу.  Ей  нравилось  часами  лепить

микроскопические датчики паять концы,  навивать почти нераз-

личимые пружинки подвесок, пока из груды разбросанных разре-

занных  деталей  не возникало нечто напоминавшее абстрактную

скульптуру.  Во время опытов Ружена иногда надевала  большие

очки, и тогда внешний мир прекращал для нее свое существова-

ние.  Она вся уходила в работу.  Все знали, что очки на носу

Ружены - это символ полной отрешенности от действительности.

   В тревожные дни после 15 августа Ружена попрежнему  регу-

лярно  проводила исследования некоторых телепатических пара-

метров.  Она являлась к девяти и,  надев белоснежный  халат,

несколько  минут  рассматривала  предстоящее  поле сражения.

После отъезда Сергея очки все чаще восседали на ее маленьком

носике. Поправляя мощную темную оправу, она тихонько вздыха-

ла.

   Резкий, щелчок  заставил ее вздрогнуть.  На экране появи-

лось лицо Ермолова.

   - Миракова, сегодня собрание членов комитета. Присутствие

наших сотрудников обязательно.

   - Но...

   - Никаких "но", вплоть до выговора. Извольте быть к деся-

ти часам.

   Экран погас, словно в него плеснули чернилами. Ружена по-

жала плечами и сняла халат.  Работа на сегодня была сорвана.

Она спустилась вниз.  Там группа молодых телепатов проверяла

на самих себе возможности новых форм общения. Молодые люди и

девушки сидели кольцом на низеньких стульчиках,  то  сближа-

ясь,  то отодвигаясь друг от друга. Раздавался смех и выкри-

ки:

   - Вот здорово-то! Никогда б не подумал, что такое возмож-

но.

   - И все же кое-что улавливается плохо. Какая-то неясность

остается.

   - Потому что женщина.  А женщину даже сверхтелепатическое

устройство до конца не разгадает.

   Изредка кто-нибудь кричал:

   - Чур,  в обществе не ругаться! Сальности строго запреща-

ются.

   Ружена с улыбкой рассматривала их и не решалась присоеди-

ниться к их бурлящему веселью.

   В комнату вошел длинный сгорбленный парень и спросил тон-

ким голосом:

   - Что за бедлам?

   Увидев его, все заулюлюкали.

   - Ну-ка,  давай сюда,  несчастный теоретик! Мы тебе дока-

жем, что на свете нет антипатичных душ. Все люди симпатичны!

Иди,  иди сюда, сажай его в центре, пусть растворяется, чтоб

не зазнавался.

   Парня подхватили и потащили на середину круга.

   - Стойте,  эоловы дети, стойте! - закричал он пронзитель-

но. - Слово смертнику!

   - Дать, - решила масса.

   - Прежде чем вы подвергнете меня самой омерзительной каз-

ни, которой подвергался когда-либо человеческий интеллект, -

сказал парень,  присаживаясь на некотором расстоянии от воз-

мущенных телепатов (Ружена вспомнила его фамилию - Щапов), -

и заставите меня раствориться в тине ваших заплесневевших от

чванства и гордости душ,  я должен поведать вам историю, коя

стряслась с пресветлым Щаповым сегодня утром. Эта...

   - ...сказка про белого бычка.  Три минуты на сообщение, в

противном случае - расцентрифугируем.

   "Центрифуга" заключалась в том, что хоровод вертелся вок-

руг человека и тот постепенно полностью терял  ориентацию  и

способность что-либо соображать.

   - Минуточку!  - вскричал Щапов. - Выслушайте меня, на вас

снизойдет  благодать.  Так  вот,  сегодня  пресветлый Щапов,

восстав ото сна, в котором ничего греховного и скоромного им

наблюдено не было, направил свои стопы...

   Рассказ сводился к тому,  что по пути в  институт  Щапову

повстречался прохожий, еле державшийся на ногах.

   - Я не знаю,  по какой причине малый так упился,  но пьян

он был зело.  Я же, повинуясь внутреннему голосу, последовал

за ним.  Вначале я сохранял безопасную дистанцию, а затем...

затем  нарушил ее.  Я приблизился к его затылку почти вплот-

ную. Так мы прошли с ним, нога в ногу, пару автолетных оста-

новок.  К концу нашего путешествия я был пьян едва ли меньше

этого сангвиника.  Земля раскачивалась подо мной, в ушах шу-

мело. Я появился в институте, распевая "Песню маленького ту-

риста". Друзья мои,  я сделал великое открытие! Производство

спирта можно смело свести к минимуму.  Достаточно одного хо-

рошего пьяницы на город,  чтобы все жители  его  валились  с

ног.  Беспатентная  торговля алкоголем!  Никаких расходов на

закуску! Телепатическое опьянение - самое дешевое за всю ис-

торию человечества! Как одной рюмкой напоить пять тысяч жаж-

дущих?  Теперь эта величайшая проблема  цивилизации  решена.

Достаточно пожать руку...

   - Хватит,  хватит!  Качать Щапова!  Не  забудьте  уронить

изобретателя даровой выпивки! Чтоб неповадно было другим!

   - Тише, нытики, тише! Во мне еще сохранились бациллы опь-

янения.  Берегитесь, а не то придется вам распевать "Малень-

кого туриста"...

   Ружена, взглянув  на часы,  выскользнула из комнаты.  Без

трех минут десять. Она вошла в полупустой зал. Выбрав уютное

место  за голубой колонной,  Ружена забилась в мягкое и теп-

лое, как свежий пирог, кресло. Постепенно помещение заполни-

лось  сотрудниками  института.  До Ружены доносились обрывки

слов:

   - Туго  приходится товарищам женщинам.  Они привыкли хра-

нить многие тайны под семью печатями,  а теперь -  на  тебе.

Все печати сорваны, пломбы выброшены...

   - Это  Аркадий  Семенович  хватанул  насчет  уланов.  Мне

что-то не верится.

   - Сейчас все может быть. Следует ожидать еще худшего.

   - Ну, что вы, хуже быть не может...

   - Говорят, в Южной Америке...

   "Все почти как прежде и в то же время что-то очень сильно

изменилось,  - думала Ружена. - Люди насторожились и чего-то

ждут.  Ждут и опасаются.  Появилась очень заметная неуверен-

ность в словах, жестах".

   Ермолов с группой сотрудников прошел в президиум. Распря-

мив квадратные плечи и воткнув желтый взгляд  в  слушателей,

он сказал:

   - Наш институтский комитет является одной из секций  Объ-

единенного  совета  по исследованию "эффекта дубль-ве",  или

эффекта взаимонаводки,  как его называют у нас. Мы проделали

за эти дни значительную работу по сбору и обработке информа-

ции о распространении данного  "эффекта".  С  сообщением  по

этому вопросу выступит...

   Он назвал фамилию сотрудника института. Докладчик прокаш-

лялся и начал:

   - Обработанные нами данные показали,  что указанный  "эф-

фект" обладает повсеместной распространенностью.  К нам пос-

тупают сообщения из отдаленных уголков земного  шара.  Везде

происходит одно и то же.  Однако интенсивность взаимонаводки

различна.  В Южной Америке и Австралии этот "эффект"  стано-

вится  ощутимым  уже на расстоянии в тридцать-пятьдесят мет-

ров.  Фактически там люди уже сейчас находятся в  постоянном

непроизвольном  общении.  А  в Москве и средней полосе Евро-

пейской России взаимонаводка наблюдается только при  сближе-

нии  людей  на  семьдесят-девяносто сантиметров.  Полученные

данные позволили составить карту географического распростра-

нения эффекта взаимонаводки.

   Он подошел к карте мира,  на которой были  нанесены  кон-

центрические  окружности,  напоминавшие разбегающиеся волны.

Центральное,  самое маленькое колечко располагалось в  южной

части Тихого океана. Профессор ткнул в него указкой.

   - Здесь интенсивность самая большая.  Каждое кольцо охва-

тывает  районы  с  одинаковой интенсивностью.  Чем дальше от

центра,  тем меньше интенсивность.  Как видите, через Москву

проходит изотона с наименьшим показателем интенсивности, что

очень облегчает нам существование.

   Он еще долго перечислял географические названия, где слу-

чались оригинальные формы взаимонаводки,  приводил сообщения

зарубежных ученых, но взволнованная Ружена уже почти не слу-

шала его.  Она не отрывала глаз от маленького черного кружка

на голубом просторе Тихого океана.

   Еще не осознанная догадка взволновала девушку. Она нетер-

пеливо  заерзала  в кресле,  и не успел докладчик договорить

заключительную фразу,  как она вскочила с места и обратилась

с вопросом в президиум:

   - Не кажется ли вам, что в этом месте Тихого океана нахо-

дится источник излучения?..

   И здесь она заметила,  что все присутствующие в зале  од-

новременно с ней вскочили с мест и на разные голоса произно-

сят те же слова,  что и она,  обращаясь к кафедре, где стоял

профессор.  Мало того,  Ермолов, сидевшие с ним сотрудники и

сам докладчик также повторили вопрос  Ружены,  сохранив  его

нетерпеливую вопросительную интонацию.

   Наступила тишина.  Мысль,  возникшая сразу у  всех,  была

сформулирована предельно ясно...

   Сначала рассмеялся докладчик.  С кафедры,  очевидно,  все

выглядело еще смешней,  чем для сидевших внизу. Зал грохнул,

люди смеялись над нелепостью своего порыва.

   - Это была словно волна,  которая прокатилась по всем,  -

говорили они один другому, усаживаясь в кресла.

   - Довольно сильная, надо сказать, волна...

   Им было немножко неловко, и они с удовольствием вышучива-

ли друг друга.

   - Аркадий Семенович, в ваши годы и такая прыть? А? Откуда

только живость взялась?

   Ермолов поднял руку.

   - Дорогие товарищи,  - забасил он,  - очевидно, мы с вами

стали жертвой того самого "эффекта", который подлежит иссле-

дованию. Как видите, свойства этого "эффекта" еще не опреде-

лены с достаточной научной строгостью. То, что сейчас случи-

лось  с  нами,  может  быть названо проявлением коллективной

взаимонаводки,  происшедшей в творческой обстановке.  Ничего

плохого в конечном счете здесь нет.  Коллективное творчество

ученых - это наша мечта.  И вот  она  воплощается  на  новом

уровне,  правда  несколько  стихийным путем,  что для нас не

очень приятно.  Мы не знаем причину этого явления и, естест-

венно, беспокоимся. Таинственность в наше время очень неваж-

ная рекомендация надежности.  Мы  не  уверены,  что  "эффект

дубль-ве" не  выкинет  с нами еще какой-нибудь совсем неожи-

данной шутки. Поэтому вопрос о причине этого явления волнует

сейчас  все  человечество.  После ночи 15 августа прошла уже

неделя. К нам поступают сведения о самых парадоксальных слу-

чаях  взаимонаводки.  Полная  или  частичная  потеря памяти,

трансформация личности и так далее.  Ученые разных специаль-

ностей  и население всех стран мира пытаются отыскать источ-

ник этого поразительного "эффекта".  Гипотеза о заболевании,

вызванном особым видом вируса,  должна быть отвергнута,  как

не имеющая реальных оснований. Но вот только что мы услышали

интересное обобщение.  Оно проливает свет на многие загадоч-

ные стороны "эффекта дубль-ве". Кстати, я для простоты пред-

лагаю  сокращение.  Вместо эффекта взаимонаводки давайте ис-

пользуем аббревиатуру - ЭВН.

   Так вот,  из  доклада  Ивана Павловича ясно следует,  что

влияние ЭВН на народы земного  шара  подчиняется  интересной

закономерности,  причем имеется пункт с наибольшей интенсив-

ностью, расположенный неподалеку от мыса Горн.

   Товарищи, это очень важный факт. Я обращаю на него внима-

ние всех присутствующих. Если мы не вскрыли еще причину ЭВН,

не  нашли  сам  источник,  то сейчас с определенной степенью

достоверности мы можем указать место его вероятной локализа-

ции.  Вот  здесь.  - Ермолов подошел к карте и обвел пальцем

черный кружок в Тихом океане.

   - Мне думается, - продолжал он, - это послужит ответом на

тот вопрос, который был задан здесь сразу всеми присутствую-

щими.  Нужно  направить экспедицию в указанный район земного

шара, и мы это сделаем. Объединенный совет нам поможет, и мы

найдем источник ЭВН!

   - Я знаю,  что мы там найдем!  - раздался выкрик с места.

По  узкому проходу пробирался смуглый юноша.  Он начал гово-

рить, не дойдя до стола.

   - Простите, что я так внезапно... Просто я очень взволно-

ван сообщением Ивана Павловича.  Я  вас,  кажется,  перебил,

Иван Иванович? Извините меня. Так вот, товарищи. Сегодня ут-

ром по радио я услышал,  что наличие ЭВН,  как вы его только

что назвали, видный американский ученый Карлос Карлос объяс-

няет...  присутствием космических пришельцев  на  Земле.  Он

считает,  что  они уже прилетели и это они действуют на нас!

Они общаются с нами,  а мы их не понимаем.  А где же они? Да

вот здесь, в этом кружочке на Тихом океане!

   Поднялся ужасный шум.  Все заорали,  повскакивали с мест.

Ружена тоже вскочила,  сама себе удивляясь. Она кричала, ма-

хала руками и топала ногами.  Кто-то рядом с ней вопил, сло-

жив ладони рупором:

   - Неправда!  Неправда! Чехи считают, что дело в радиации.

Ра-ди-а-ци-я! Радиация!

   Ермолов исчез, за столом остался только смуглый парень, в

страшном  возбуждении  размахивающий руками.  Крик усилился.

Никто никого не слушал,  каждый старался  заглушить  соседа.

Ружена видела вытаращенные глаза докторов наук, профессоров,

кандидатов, лаборантов - почтенных старцев и безусой молоде-

жи. Она тоже размахивала руками, кричала и с испугом думала:

"Что это, что же это такое? Что происходит?.."

   Всеобщее возбуждение достигло предела.  Выкрики слились в

протяжный вой.  Двери зала то и дело приоткрывались,  в  них

возникали испуганняе лица и тотчас, втянутые неведомой силой

в беснующуюся толпу,  становились такими же яростными, как и

у всех остальных.

   Ружена постепенно перестала различать лица окружающих  ее

людей.  Они так тряслись и дрожали,  что превратились в зыб-

кую, трепещущую пленку. Стало очень светло, словно в помеще-

ние вкатилось солнце. Стена, потолок, кресла, люди - все ис-

чезло.  Яркий свет слепил глаза. Ружена ощутила бешеный, не-

укротимый прилив ярости. Нужно было что-то рвать. Ее пальцы,

сведенные судорогой, тянулись в искрящуюся завесу перед гла-

зами. Там они встречали такие  же жаждущие пальцы других лю-

дей. Ружена в испуге отдергивала руки.

 

   В этот день Карабичев только приехал в  Москву  со  своей

женой  Марией-Дитти  Браун и поэтому пришел в институт позже

обычного.  Ему сказали, что все ведущие научные работники на

заседании комитета.  Карабичев поднялся на третий этаж,  где

располагался конференц-зал института, и увидел, что опоздал.

Из  широко распахнутых дверей выходили последние сотрудники.

Мимо него,  не остановившись,  быстро прошел Ермолов, сделав

рукой приветственный жест. Мелкими озабоченными шажками про-

семенил Иван Павлович.  Карабичев задержал  Ружену,  которая

норовила проскочить незамеченной.

   - Ру,здравствуй!

   Девушка остановилась, чем-то смущенная. Карабичев обратил

внимание на красные пятна возле глаз и расширенные зрачки.

   - А-а, ты уже приехал. Это очень хорошо.

   - Возможно. Что у вас тут было?

   - Собрание. Заседали.

   - По какому вопросу?

   - Да вот, - девушка немного подумала, - письмо составляли

в Объединенный совет.  Вернее,  думали,  как получше  соста-

вить...

   - А о чем письмо-то?

   - Письмо?  -  удивилась Ружена.  - Письмо об этих...  Как

его,  "эффект дубль-ве"...  Ермолов знает,  он писал. Ты его

запроси.

   - Ну ладно,  иди,  - рассердился Карабичев на бестолковую

подчиненную.

   Он заглянул в конференц-зал, надеясь поймать еще кого-ни-

будь. Там было пусто. Карабичева поразил вид помещения. Нео-

севшая пыль носилась в воздухе густыми серыми облаками, ряды

кресел  сдвинуты,  несколько  сидений  сломано.  Карабичев с

удивлением прошелся по грязному паркету, на котором валялись

бумажки,  окурки.  "Да здесь не заседание, а побоище было, -

подумал он,  подходя к председательскому.  столу. - Странно,

очень странно".

   Он увидел на полу клочья бумаги, изорванные и старательно

затоптанные множеством ног.  Что-то заставило его склониться

и поднять один обрывок.  Распрямив его на ладони,  он понял,

что это кусок карты. На нем сохранилась жирная черная линия,

проведенная от руки.  Карабичев начал собирать все бумажки с

пола.

   Когда он вошел в кабинет Ермолова, тот стоял у окна, рас-

тирая виски руками.

   - Я рад,  что ты уже здесь, - сказал он Карабичеву, пока-

зывая на кресло. - Садись и рассказывай.

   Карабичев сел и молча закурил.  Ермолов нетерпеливо  про-

шелся взад-вперед.

   - Я должен что-то вспомнить,  - с раздражением сказал он,

- и никак не могу. Вот вертится, вертится, а что - не помню.

Тьфу,  пропасть!  Ну ладно! Так, значит, с твоей женой прои-

зошла трансформация.  Неприятная история.  Но сейчас это,  к

сожалению,  не единственный случай.  Кто она у тебя  теперь?

Англичанка?  Да, трудновато. Но ты не унывай, еще не все по-

теряно...

   - Иван Иванович,  - перебил его Карабичев, - какое письмо

вы составляли сегодня на заседании  комитета?  Мне  Миракова

говорила, но я так и не понял, о чем шла речь.

   - Письмо?  Какое письмо?  Ах,  да, действительно, там шла

речь о письме, но...

   Ермолов задумался.

   - Да,  право, позабыл. Кажется, Иван Павлович его состав-

лял...  Что-то не очень важное. Вообще удивительно бездарное

было заседание. Можно было и не собираться.

   - Говорят, шумно у вас было? - спросил Карабичев.

   - Шумно?  Да нет...  А хотя да. Нас здорово насмешил Иван

Павлович.  Он отмочил какую-то шутку...  вот позабыл,  какую

именно... Одним словом, весь зал хохотал.

   Ермолов поежился и задумчиво сказал:

   - Вот никак не вспомню...  А ведь вертится что-то в голо-

ве. Что-то очень важное...

   - А это вам не поможет вспомнить? - спокойно сказал Кара-

бичев, вставая с места. Он подошел к столу, сдвинул в сторо-

ну  телефоны  и  высыпал на стекло груду бумажек,  Ермолов с

удивлением посмотрел на него.

   Карабичев молча прикладывал обрывки один к одному, стара-

тельно разглаживая их, пока на столе не возникла карта мира,

у которой не хватало Северного полюса и кусочка Европы.

   - Что это такое? - спросил Карабичев, тыча пальцем в жир-

ные черные кольца,  рассекающие параллели и меридианы. Ермо-

лов молчал.  Карабичев взглянул на него.  Тот стоял  страшно

бледный и напряженный. Внезапно он бросился к Карабичеву.

   - Вспомнил, вспомнил! - закричал он. Никогда Карабичев не

видел у него такого растерянного лица.  Голова и плечи Ермо-

лова дрожали.  - Ох, если б ты знал, какой это был ужас! Это

мы изорвали карту.  Мы были вне себя. Сам Иван Павлович рвал

ее и топтал... Теперь я все вспомнил!

   Ермолов рассказал  Карабичеву  о  дикой  сцене  в  конфе-

ренц-зале.

   - Понимаешь,  это было как волна,  она несла нас, и мы не

могли сопротивляться, - говорил Ермолов.

   - Коллективный психоз? - спросил Карабичев.

   - Что-то в этом роде, Андрюша. Сначала коллективное твор-

чество, потом - непонятный безумный экстаз. Зачем-то порвали

карту... Я сегодня же отправлю письмо в Объединенный совет и

подробно опишу, что произошло на совещании.

   Наступило длительное молчание. Волновавшие мысли были та-

кими страшными, что они не решались высказать их вслух.

   - Неужели Миснатед прав?! - воскликнул, наконец, Ермолов.

   Карабичев молча пожал плечами.

   - Слушай,  Андрей, я тебя попрошу - пока никому ни слова.

Люди позабыли,  и ладно.  Не нужно подавать повода к панике,

понимаешь?

   Карабичев посмотрел в желтые зрачки Ермолова.

   - Но вы отправите сегодня письмо в совет,  Иван Иванович?

- спросил он.

   Тот покраснел и отвернулся.

   - Да, конечно, - глухо сказал он.

   Карабичев ушел от Ермолова с тревожным  ощущением  неуве-

ренности.

   Проходя по коридору,  он увидел Ружену,  подглядывавшую в

щель.

   - Ружена! - воскликнул он.

   Девушка отпрянула от двери.

   - Что ты делаешь?

   - О-о,  мне показывалось,  что там что-то есть. Карабичев

подошел и подергал ручку. Дверь была заперта.

   Это комната Арефьева. Он ее запирал перед отъездом. Кара-

бичев прислушался. За дверью царило молчание.

   - Чепуха!  Ничего  не слышно.  А если тебя интересует эта

комната, возьми ключи и открой. Кстати, что слышно о Сергее?

   Они пошли рядом.

   - Я получила несколько писем.  Он писал, что они с Эриком

добились большого успеха. Теперь метод может быть всунутым в

промышленность...

   - Внедрен,  -  поправил Андрей.  - А когда они собираются

назад?

   - У них еще много работы, и... тяжело заболел Эрик.

   Карабичев посмотрел на девушку.

   - Так почему же он не везет его сюда? Здесь ему помогут.

   Ружена пожала плечами.

   - Он пишет, что у них еще много дел.

   - Туда позвонить можно? Радиофон у них есть?

   - Я не знаю. Он мне не говорил.

   - Хорошо, я проверю.

   Расставшись с Руженой,  Карабичев развернул свою записную

книжку и записал в графу особо важных дел имя "Сергей" и ря-

дом  с  ним поставил вопросительный знак.  Кривая загогулина

объединяла несколько записей,  среди которых были и "Мария",

и "Ермолов", и еще какие-то.

   Придя домой,  Карабичев заметил в передней письмо, лежав-

шее на полке.  Очевидно,  его принесли еще вчера.  Карабичев

взял конверт и увидел на нем иностранную марку.  "Запад  нас

не оставляет", - почему-то подумалось ему. Адрес был написан

по-русски невероятно знакомым почерком.  Дрожащими руками он

распечатал письмо. Прочитал:

   "Любимый мой Андрюша!.."

   Дитти Браун,  услышав странный звук, отбросила крем и вы-

бежала из комнаты. Карабичев раскачивался на стуле и стонал,

словно  у него сильно болели зубы.  В его кулаке было зажато

письмо Марии...

 

                          ГЛАВА IV

 

   Это было плоское,  как чертежная доска,  поле.  Небольшие

холмики не нарушали ощущения бесконечности равнины. Огромный

курган, лежавший посредине этой зеленой сковородки, произво-

дил странное, неожиданное впечатление. Он не имел определен-

ного цвета и вобрал в себя все  лучи  и  краски,  рассеянные

вокруг.  В жаркий день, когда небо чисто и много сол.нца, он

напоминал сверкающий айсберг с глубокими голубыми тенями.  В

ненастье  холм  становился серым,  расплывчатым и походил на

грозовое облако,  отливающее стальным блеском.  Утром он был

оранжево-желтым,  а вечером пламенел, как костер, в закатных

солнечных лучах.

   - Она имеет форму цветка,  - говорил Эрик,  разглядывая в

окно искрящуюся гору,  у подножья которой  оказалась  теперь

биостанция.

   Он лежал на специальном помосте, сооруженном Сергеем. Тя-

желые шины опоясывали его грудь и плечи.

   - Ты слышишь меня, Сергей? Она похожа на цветок!

   - Да, да, - сказал Арефьев, входя в комнату. - Цветок ве-

сом в сто миллионов тонн.  Где та грудь,  которую можно было

бы им украсить? Где тот нос, который выдержит его аромат?

   - Найдутся,  найдутся...  А на что химическая  промышлен-

ность?

   - Должен тебя огорчить,  дорогой мой,  анализы показывают

низкую прочность биотозы. Не полимер, а кисель какой-то.

   Эрик долго молчит,  потом говорит глухо, словно сам с со-

бой:

   - Ты знаешь, мне иногда кажется, что перед нами совсем не

та биотоза, с какой мы сюда приехали. Да и вообще биотоза ли

это?

   Сергей сердито поднимает брови.

   - Элементарный состав тот же,  структура та же, минераль-

ных примесей столько же, какого черта нужно еще что-то выду-

мывать?

   - Понимаешь, - говорит задумчиво Эрик,- от той ночи у ме-

ня осталось странное воспоминание.  Я,  конечно,  многого не

понял, так как все произошло за доли секунды, но все же...

   - Да, ты рассказывал, - устало говорит Сергей, присажива-

ясь рядом с Эриком.  Он досадливо трет лоб, отгоняя докучли-

вые мысли.

   - У меня было такое ощущение, словно все это поднялось не

со дна котлована, а упало с небес. Может, мне так показалось

из-за  дождя  и большой скорости роста биотозы,  но ощущение

было именно таким: будто сверху упали облака твердого дыма и

погребли меня.

   - Субъективное впечатление,  - отмахнулся Сергей.  - Меня

заботит  только  одно:  каким образом она смогла так разрас-

тись? Дурацкое положение. Вырастить свыше ста миллионов тонн

полимера и не знать, как это происходит. Фактически мы оста-

лись на тех рубежах,  что и раньше,  хотя формально одержана

победа.

   - Почему ты твердишь о ста миллионах тонн? Откуда ты взял

эту цифру?

   - Очень просто,  я рассчитал объем котлована и холма, об-

разуемого  сейчас биотозой.  Удельный весизвестен,  он около

единицы.  Перемножь и получишь  сто  с  небольшим  миллионов

тонн.  Конечно,  расчет усредненный. Но дело не в абсолютных

цифрах,  а в порядке этой величины.  Каким  чудом  произошло

превращение нескольких килограммов в миллионы тонн?

   - Это как раз объяснить довольно просто.  Исходным сырьем

для реакций роста биотозы служит атмосфера, ее газы. Возмож-

ности здесь неограниченные.  Ну,  а скорость реакции зависит

от степени разветвленности процесса. В данном случае цепной,

сильно разветвленный процесс привел к бурному развитию  био-

тозы.

   - Тогда почему ее рост так внезапно оборвался?  - спросил

Сергей. - По моим наблюдениям, она больше не увеличивается.

   Эрик подумал.

   - Может, здесь дело в энергии? - сказал он, пошевелив за-

текшими пальцами.  - Не хватило тепла реакции из-за  больших

потерь в окружающую среду, а?

   - Может быть, - согласился Сергей. - Очень может быть.

   - Знаешь, Сергей, - сказал, подумав, Эрик, - у нас непра-

вильный подход к нашей биотозе.  Мы все время  ставим  перед

собой  узкоутилитарную  задачу  - получить прочный полимер и

передать его в промышленность.  И то, что произошло на наших

глазах, это настоящее чудо, мы оцениваем по старинке - толь-

ко бы побыстрей извлечь из него какую-нибудь пользу. По-мое-

му,  явление внезапного роста биотозы значительно сложней, и

мы, как ученые, должны в нем досконально разобраться.

   - Все это так, - ответил Арефьев. - Если б биотоза вырос-

ла c полгода назад, я сам бы с удовольствием копался в ней и

выяснял,  что же произошло, откуда такая прыть у этой дохлой

клячи.  Но времена изменились. Сейчас в мире происходят уди-

вительные события.  Откровенно говоря, мне хотелось бы в них

участвовать.  И эта гора вязкой жижи, которая оказалась сов-

сем не такой,  как нам представлялось, вызывает у меня разд-

ражение с примесью удивления.  Потом ты ранен, и ранен тяже-

ло, тебе нужны другие условия...

   - Я никуда отсюда не уеду, пока не выясню загадку, задан-

ную нам биотозой, - перебил его Эрик.

   - Но что ты можешь поделать?

   - Я буду лежать,  смотреть и думать.  А ты, мой друг, бу-

дешь помогать мне исследовать и анализировать нашу милую жи-

жу.

   Арефьев улыбнулся и подошел к Эрику.

   - Свинья ты, Эри, - сказал он. - Конечно, я, возможно, не

настоящий ученый.  Авантюрный бег идеи для меня дороже прак-

тической  пользы.  Я всю жизнь мечтаю заниматься большим де-

лом.

   - Сто миллионов тонн биополимера для тебя мало? - спросил

Эрик.

   - Это совсем не то.  Сто миллионов тонн биотозы, сто мил-

лионов тонн угля - величины и материалы одного уровня.  А  в

мире  сейчас  творится  что-то  невообразимое.  Один "эффект

дубль-ве" чего стоит! - Сергей в возбуждении забегал по ком-

нате.  - Ты что-нибудь понимаешь?  Взаимное психическое про-

никновение!  Телепатическая галиматья в действии!  Как, что,

почему?  Никто  не может дать ответа на эти вопросы.  Ученые

всех стран в растерянности. Правительства заседают уже неде-

лю,  пытаясь прийти к решению, как управлять обезумевшим че-

ловечеством.

   - Это  ты оставь,  - твердо заметил Эрик,  - никто еще не

сошел с ума,  но странности действительно наблюдаются. Поче-

му? Я не знаю, и сейчас они меня не интересуют.

   - Может, ты мне объяснишь, почему эти странности замечены

на всем земном шаре,  а мы с тобой им не подвержены? У нас с

тобой все как было,  так и осталось, а? Никаких телепатичес-

ких эффектов, а?

   - Я не могу ответить на этот вопрос, но тут дело не в нас

с  тобой.  Вон  доктор говорит,  что в их городе тоже ничего

особенного не наблюдается. Почти...

   - Но все же кое-что есть, есть?

   - Практически ничего.  Но вопрос даже не  в  этом.  Самое

главное - всегда знать, где твое место. Если ты можешь отга-

дать загадку ЭВН,  тогда езжай туда и действуй.  В противном

случае лучше заниматься биотозой.  Ну,  что ты можешь приду-

мать,  какие методы борьбы с наведенным состоянием ты можешь

предложить?

   - Не знаю,  - ответил Сергей,  - мне просто здорово хоте-

лось заняться этим делом.

   - Ну,  - протянул Эрик,  - одного желания  мало.  Слушай.

Приближается вечер, пора производить съемку.

   Арефьев сердито махнул рукой и вышел из комнаты. Он выка-

тил  во  двор биостанции передвижную кинокамеру-моменталку и

начал подготовку съемки.  Эрик видел  из  окна,  как  Сергей

быстрыми и ловкими движениями подсоединил к аппаратуре авто-

матическое устройство, регулирующее скорость движения ленты,

произвел наводку и включил пуск.

   - Сергей! - позвал Эрик.

   Арефьев приблизился.

   - А ты не прав,  что ЭВН у нас здесь не действует, - ска-

зал Эрик.  - Ведь сам рассказывал, что пятнадцатого августа,

ночью,  когда меня ранило, ты испытал какие-то странные ощу-

щения.  Помнишь?  И кровь на твоей руке,  когда ты мне делал

укол,  - все это может быть связано с  эффектом  наведенного

состояния.

   - Может быть, - согласился Арефьев. - Но... кроме той но-

чи, ничего странного мы больше не заметили.

   - Да. Смотри, какая красавица.

   Эрик показал глазами на гору,  или "биопик № I",  как они

ее прозвали.  Сергей покачал головой, и было непонятно, сог-

лашается он или осуждает Эрика за его слабость.

   Биотоза действительно напоминала гигантский  цветок  при-

чудливой формы.  Лучи солнца,  отражаясь от лакированной по-

верхности ее лепестков,  наполняли воздух мерцающим сиянием.

Нельзя было отличить, где кончается полимер и где начинается

расцвеченный тончайшими оттенками воздушный покров.  В глубь

массы убегали едва различимые красные и голубые линии, похо-

жие на зигзаги молний. Там, в глубине, они сливались в шеве-

лящийся  клубок,  непрерывно менявший свои очертания.  Каза-

лось,  что-то живое чудовищных  размеров  двигается  в  теле

цветка.  Но  если присмотреться,  становилось ясно,  что это

всего лишь игра теней и света.  Эрик сутками  мог  наблюдать

эту игру, она никогда ему не приедалась.

   Он впитывал всем своим существом прыжки  бликов  и  суету

красок  в  складках  биотозы.  Тонкий  ее аромат казался ему

сладчайшим в мире.  Сергей только фыркал, когда он предлагал

ему подышать биотозой:

   "Смесь мочевины с одеколоном",  - заявлял  он  строптиво.

Они были разные люди.

   - А вон и доктор! - крикнул Арефьев.

   Ежедневно из  соседнего  городка к ним прилетал врач Кар-

мин. Он контролировал состояние Эрика, делал ему уколы, наз-

начал новые лекарства и ругался. Однако Эрик твердо стоял на

своем: он не уедет отсюда, пока ему все не станет ясным.

   - Привет,  раки-отшельники!  - сказал Кармин, спрыгивая с

подножки автолета на землю.  - Когда будем пятиться назад? -

спросил он,  пожимая руку Арефьеву. Тот молча показал на ок-

но.

   - Да,  да, - сочувственно покачал своей высохшей головкой

доктор, - тяжелый случай, во всех отношениях тяжелый.

   Они вошли в дом.

   - Какие новости, Артем Ивановну? - улыбнулся Эрик,

   - Земля  полна  новостей,  она жужжит,  как потревоженный

улей. Но есть одна особая, специально для вас, молодой чело-

век. Если вы согласитесь уехать...

   - Ну,  Артем Иванович! - обиженно воскликнул Эрик и доба-

вил: - Вы же знаете, что я не транспортабелен.

   - Был, был, - быстро сказал доктор, - а сейчас уже можно.

Потом у нас чудесный транспорт.

   - Оставим это. Ладно, дорогой доктор? - сказал Эрик.

   - Ох,  и упрямец,  ну и упрямец! И что мне с вами делать?

Вы поймите,  сейчас в Москве врачи вовсю используют  "эффект

наведенного состояния".  Каждый врач, мягко говоря, влазит в

шкуру больного,  и ему доподлинно известно,  где болит,  что

болит и  как  болит.  Поэтому врачу становится понятен и сам

больной человек. С помощью этого "эффекта" диагностика силь-

но  шагнула  вперед.  А я не имею даже рентгеновского снимка

ваших костей. Как они там срастаются, что у вас болит...

   - Это и все ваши новости? - спросил Арефьев, внося поднос

с бутылками и вскрытыми консервами.

   - Да нет,  - ответил Кармин, - это вступление. Они выпили

по рюмке густой тягучей жидкости.

   - Прекрасная влага,  - сказал Сергей.  - Когда я пью, мне

почему-то вспоминается Лола.

   - А  мне она вспоминается,  когда у меня хорошее настрое-

ние, - улыбнулся Эрик.

   - Прекрасный парень эта Лолка! - резюмировал Сергей.

   - Да, чудесный, - подтвердил Эрик.

   - Простите, о ком идет речь? - спросил Артем Иванович.

   Друзья загадочно переглянулись.

   - Есть  такой  человек на свете,  - неопределенно ответил

Сергей.

   - Гм,  может быть,  - сказал доктор. - Так вот, новость в

том,  что на Землю прибыли мыслящие из других звездных  сис-

тем. От них и "эффект дубль-ве" и вся эта неразбериха.

   - Фью!  - пренебрежительно заметил Сергей.  - Да ведь это

те  же "летающие блюдца"!  Было время,  когда они были в мо-

де...

   - Не торопитесь с обобщением,  молодой человек. Наши уче-

ные выступили с заявлением, в котором указывается место, где

Может находиться этот космический разум. Где-то на юге Тихо-

го океана. Правда, они не говорят прямо о пришельцах из кос-

моса,  а  называют его источником наведенного состояния,  но

расшифровать нетрудно.  Уже отправлена экспедиция для обсле-

дования того района.

   - Вот оно что, - задумчиво сказал Сергей. - В Тихом океа-

не.  Значит,  до  нас  просто  не доходит.  Ну,  и нашли там

что-нибудь?

   - Пока неизвестно. В последних новостях ожидается сообще-

ние.

   - А вы сами, доктор, верите в это?

   - Кто его знает,  - уклонился от ответа Артем Иванович. -

С одной стороны,  вроде бы и нет.  Но тогда какое объяснение

можно отыскать всем этим чудесам? Как подумаешь, то поневоле

приходишь к аналогичному выводу. Ну, как поживает ваш курган

силоса? - заключил он, меняя тему.

   Эрик оживился. Ранее безучастный, он пошевелил пальцами.

   - А вот идите сюда, - сказал он. - Посмотрите в окно.

   Доктор выглянул. На фоне вечернего неба тяжелой неподвиж-

ной громадой вырисовывалась биотоза.

   - Ну и что? - спросил он. - По-моему, эта куча не измени-

лась и выглядит прекрасно не в пример ее создателям.

   - Вы присмотритесь,  - посоветовал Эрик. Доктор уставился

в темноту.  И здесь он заметил,  что под  пепельной  поверх-

ностью  биотозы  горят  бледные огоньки светлячков.  Слабые,

чуть тлеющие,  они,  казалось,  вот-вот должны погаснуть. Но

они не гасли, а с каждой минутой разгорались все ярче.

   - Мы обнаружили свечение биотозы давно,  вскоре после  ее

возникновения.  Она начинает светиться сразу же после захода

солнца.  Интенсивность свечения увеличивается с каждым днем,

- объяснял Эрик.

   - Смотрите, они движутся! - воскликнул доктор.

   - Да, они находятся в непрестанном движении. Это свечение

биотозы мы фотографируем на замедленную пленку. Сережа, при-

неси кинопроектор,  покажем Артему Ивановичу,  да заодно и я

хочу просмотреть вчерашнюю ленту.

   Сергей вышел. Доктор задумчиво стал вертеть ручки большо-

го приемника в синей пластмассовой коробке, стоявшего в углу

комнаты.

   - Какова же природа этого свечения? - спросил он у Эрика.

   - Люминесценция, - решительно заявил тот.

   Сергей внес аппарат и металлические диски с пленками. Ус-

танавливая экран,  он заметил, что доктор с напряженным вни-

манием ловит каждое слово передачи на иностранном языке.

   - Вы понимаете?

   - Да, кое-что. Очень интересно.

   - Переведите, пока мы подготовимся.

   Доктор пожевал губами и сказал:

   - Итальянцы... Они говорят... ЭВН изменил всю жизнь стра-

ны... Нормы взаимоотношений между людьми нарушены. Нет боль-

ше тайн. Скрытое стало явным. Обман возможен только на расс-

тоянии,  в письме или в телефонном разговоре... Судить и ле-

чить теперь могут совершенно необразованные люди...  Судья и

врач - самые легкие профессии. Что-то не понял... Ага... Са-

мое  трудное занятие - коммерция.  Множество фирм разорилось

из-за...  они называют это проявлением...  из-за проявления,

то есть непроизвольного разглашения деловых секретов...  Хо,

капиталистам приходится туго... Видный экономический деятель

Бароди заявил, что страна должна сосредоточить все усилия на

борьбе с этим дьявольским наваждением.  Он сказал,  что "эф-

фект" имеет явно коммунистический уклон...

   - Представляешь,  нельзя надувать друг друга,  честнейшим

образом пожимая руку и глядя в глаза.  Какая скорбь! - вста-

вил Эрик, на миг оторвавшись от мелькания кадров на экране.

   - Конечно, это неприятно, - согласился Сергей.

   - Члены парламента требуют нового помещения для работы. С

учетом новых условий.  Они хотят соблюдать между собой неко-

торое расстояние...  Корреспонденты собирают обильный урожай

сенсаций.  Неожиданные разоблачения видных деятелей правящей

партии...  Люди стали избегать каких-либо контактов... Сооб-

щение из Африки. Вчера возле столицы Там-Тама Лаурии состоя-

лось генеральное сражение правительственных войск с повстан-

цами.  С  той  и другой стороны участвовало около пятидесяти

тысяч человек.  Как передает агентство АТИ,  это было  самое

необычное сражение в истории человечества.  После первого же

выстрела, от которого пал сержант Марусс, все участники бит-

вы,  включая двор принца и генеральный штаб повстанцев, бро-

сились на поле сражения. Офицеры, солдаты, наблюдатели и со-

ветники тискали в объятиях своих врагов и плакали.  Все ору-

жие было немедленно уничтожено. Затем толпа, сгрудившись не-

обычайно  плотными рядами,  двинулась в Лаурию,  где ее при-

ветствовал обезумевший от счастья  народ.  Принц  объявил  о

своем отказе от власти.  Торговцы отдают товары даром.  Люди

не требуют оплаты за труд.  Оживление здесь достигло  высшей

точки. Наш корреспондент сообщает, что нигде он не видел та-

кого количества по-настоящему счастливых людей. Говорит, что

сам он также бесконечно счастлив, как и жители Там-Тама. Не-

обыкновенная легкость. Уверенность в другом человеке... Пол-

ная свобода...  Вместе с тем сохранены дисциплина и порядок.

Люди трудятся,  заводы и фабрики выпускают продукцию... Нами

руководит какая-то сила...

   - Сергей, дай, пожалуйста, счетчик точек, - быстро сказал

Эрик, включая мелодично жужжавший проектор.

   - Простите,  когда это у них там началось? - обратился он

к доктору.

   - Что-то около шести вечера. По их времени, разумеется. А

зачем это вам?

   - У меня появилась одна мысль, и я хотел бы ее проверить.

Будьте  добры,  передайте мне географический справочник,  он

лежит на верхней полке, - взволнованно сказал Эрик.

   - Да, в мире делаются дела... - протяжно сказал Сергей. -

А мы сидим здесь и нюхаем биотозу.

   - Можешь уехать,  но боюсь, из-за этих дел не пришлось бы

сюда же возвращаться,  - сказал Эрик, судорожно перелистывая

страницы.

   - Что ты хочешь этим сказать?

   - Пока ничего, ровным счетом ничего.

   Сергей зевнул.

   - Пойду возьму пробу биотозы,  - сказал он, вставая. - На

завтра.

   - Когда ты последний раз брал?

   - А я всего один раз брал.  На другой день после изверже-

ния биопика. Сейчас у меня вышел весь материал. Нужно попол-

нить, а то завтра нечего будет исследовать.

   Он вышел. На сочувственный взгляд Кармина Эрик улыбнулся.

   - Хандрит. Ему кажется, если он там будет бегать со всеми

по  улицам,  то найдет объяснение "эффекту наводки".  Будь я

здоров,  он давно бы уехал. А я не могу уехать. Биотоза ока-

залась на редкость интересной штукой. Как полимерный матери-

ал она ничего не стоит,  конечно.  Хотя, может, где-нибудь и

пригодится.  Но...  Вы видели светящиеся точки на ее поверх-

ности?  Я занялся их подсчетом и обнаружил  непонятную  пока

закономерность. Эти точки, или, как я их называю, лесные ог-

ни, распределены неравномерно.  В одном месте их  больше,  в

другом меньше.  Они иногда движутся,  иногда находятся в по-

кое.  Чаще - первое. Одни гаснут, другие загораются. Счетчик

позволил  подсчитать число точек на разных участках биотозы.

И вот здесь обнаружилась удивительная повторяемость, которую

я  пытаюсь  постичь.  На поверхности биотозы существует нес-

колько областей,  в которых число лесных огоньков одинаково.

Например, если в нижнем поясе вы засекли скопление в сто ты-

сяч точек, то вы его сможете найти и в среднем, и в верхнем,

и в самом верхнем поясах.

   - А сколько таких областей? - спросил Кармин.

   - Пока я насчитываю пять,  но это не совсем точно, потому

что существует целый ряд неясных переходных участков.

   - Чем же вы объясняете существование таких локальных воз-

буждений в биотозе?

   - Пока ничем не объясняю,  - ответил Эрик. - Меня завора-

живает сама закономерность.  Причем огоньки, как мне удалось

рассмотреть на фото,  различаются между собой. Одни поярче и

как бы почетче вырисовываются,  другие светятся немного сла-

бее, и очертания у них размытые, неправильные. Счетчик ведет

работу с точностью плюс-минус единица.  Огоньки движутся  по

самым разным направлениям.  Как правило, их движение ограни-

чивается локальной областью возбуждения,  иногда они переме-

щаются из одного скопления в другое. Но существует множество

огоньков и вне этих участков.

   - Да, интересно, - протянул Артем Иванович,

   - И вот сейчас, - возбужденно сказал Эрик, - я просматри-

вал вчерашнюю съемку одного участка биотозы и обратил внима-

ние на... Да вы сами посмотрите.

   Затрещал кинопроектор.  Душно  запахло перегретой лентой.

На экране запрыгали черные кадры.

   - Это общий вид,  - сказал Эрик, когда Кармин увидел све-

тящийся изнутри конус биотозы.

   - А вот поучастковая съемка с увеличением, - объяснил он.

   - Так ведь это небо, звездное небо! - воскликнул доктор.

   - Не правда ли, похоже? Но перед вами всего лишь биотоза,

или зловонная жижа,  как ее  называет  Сергей,  -  улыбнулся

Эрик.

   На экране мерцали звезды.  Большие и малые,  ослепительно

яркие  и  чуть  тлеющие,  они носились по запутанным кривым,

сталкивались,  исчезали, загорались вновь. Отдельные группки

звезд  отрывались  от  основного  скопления и укатывались по

темному полю в разных направлениях.  Навстречу им  двигались

новые  группки,  которые  вливались в общую массу и начинали

свой непрерывный бег. Только старательно приглядевшись, мож-

но было заметить,  что некоторое время часть звездочек нахо-

дилась на месте.

   - Великолепное зрелище!

   - Вот видите,  - сказал с укоризной Эрик.  - А вы  хотели

увезти меня прочь от такой картины,  к тому же еще не разга-

данной. А теперь обратите внимание на этот участок. Здесь, в

верхнем  углу,  расположено скопление,  для которого счетчик

показывает сто двенадцать тысяч огоньков.  Рядом с ним вчера

выросло новое. Видите, как из разных мест сюда стекаются все

новые огоньки?

   - Да, вижу, - сказал Кармин. - Но...

   - Вчера ночью,  когда производилась съемка, количество их

достигло  пятидесяти  семи тысяч.  И вдруг что-то произошло.

Они все слились в одну очень яркую точку.  Заметьте, на био-

тозе нет больше звезды такой же яркости. Вернее, не точку, а

клубочек.

   Кармин увидел, как сияющий клубочек поплыл кверху.

   - Он  соединяется  со  стодвенадцатитысячным   скоплением

звездочек, видите? - говорил возбужденно Эрик. - И все сразу

изменяется,  все разрозненные огоньки сливаются в одно боль-

шое пятно, видите? Отдельные центры возбуждения заменены од-

ним общим центром!

   - Интересно,  -  сказал доктор,  - хотя я не совсем пони-

маю...

   - А теперь,  как вы думаете, - почти закричал Эрик, - за-

чем я рылся в географическом справочнике?  Не знаете?! Я ис-

кал там число жителей Лаурии!

   Кармин непонимающе уставился на молодого человека.

   - Что вы хотите сказать? - спросил он.

   - Я хочу...  я хочу,  - сказал Эрик и,  внезапно откинув-

шись,  замолк.  Кармин  бросился к нему.  Синюшная бледность

волнами приливала к щекам Эрика.  Резко очерченные  голубыми

линиями, проступили крылья тонкого носа.

   - Я что-то разволновался,  и мне  нехорошо,  -  прошептал

Эрдман.

   Доктор взял его за руку и  тотчас  в  ужасе  выронил  ее.

Сильная боль обожгла ладонь, словно удар тока. Свет в комна-

те погас.  Тьма, наполненная мятущимися искрами, поплыла пе-

ред глазами. У Кармина было ощущение полета. Он с головокру-

жительной быстротой несся вперед,  рассекая неясные  видения

домов и улиц.  Время от времени он хватался за что-то, и оно

становилось то холодным камнем с  ноздреватой  поверхностью,

то гладкой рукояткой, то мягким человеческим телом. Внезапно

неистовый бег его души остановился.  Первое,  что он ощутил,

были тяжелые резиновые сапоги выше колен. Они были полны во-

ды.  Вода тихо плескалась у его ног, капала с темного антра-

цитового  свода,  выступала изо всех трещин пласта.  В забое

было жарко. Тускло горела шахтерская лампочка, вправленная в

козырек шлема.  Кармин знал, что находится в завале уже нес-

колько часов.  Надежды на спасение не было. С тупым отчаяни-

ем, вытирая капли пота с лица, он рассматривал тяжелые куски

угля,  преградившие выход.  В его воображении встали женские

лица. Одно полное, круглое, в светлой шапке волос, почему-то

связанное с именем Эльзы, другое - кокетливое, с живыми тем-

ными  глазами.  Вторую  женщину  звали  Джоан - это он давно

знал.  Но почему она здесь,  он никак не мог догадаться. Он-

махнул рукой, словно отрешаясь от навязчивых образов, привс-

тал и подошел к завалу.  Насыпь, образовавшаяся из рухнувшей

кровли, состояла из крупных камней и мягкой пыли, превратив-

шейся в грязь.

   - Их  не дождешься,  - пробормотал он,  и ухо его странво

резанули нерусские слова. Но он не очень удивился. Топая са-

погами по черной воде, он медленно перетащил несколько боль-

ших камней в угол забоя.  Туда же он  перегрузил  крупный  и

мелкий уголь  - свою часовую выработку.  Напряженно работая,

он за несколько минут очистил переднюю часть засыпи.  Дышать

было трудно, горячий воздух, казалось, пропитался влагой. Он

разделся,  оставил только каску с фонарем и  снова  принялся

разбирать завал.  Все,  что ему удавалось выбрать из насыпи,

он оттаскивал в сторону и складывал аккуратной стенкой. Пос-

тепенно перед ним образовалась брешь, но он уже совсем зады-

хался.  Пришлось сесть на мокрый камень и передохнуть.  Вода

прибывала  и  достигла  колен.  Он с отчаянием смотрел на ее

грязную поверхность,  где плавали пыль и  небольшие  кусочки

угля. Затем встал и вновь принялся за насыпь. Он работал ме-

тодично и спокойно.  Ему казалось, что обвал не так уж велик

и ему удастся выбраться в главный штрек. Там, наверное, тоже

завалило, но это не страшно. Главное, там должен быть воздух

и вода прибывает не так быстро. Он надеялся отсидеться в од-

ном из колен. Можно и сутки ждать, пока помощь не придет.

   Время от  времени  он  взглядывал  вверх  в надломившуюся

кровлю, похожую на вспоротое брюхо акулы. Трещина зияла, как

пасть дракона.  Он работал осторожно,  боясь потревожить на-

висшую над ним смерть. Периодически он мягко и нежно, словно

лицо любимой девушки,  ощупывал оскалившиеся края отверстия.

Дрожащие пальцы чуть касались влажно блестящих  слоев  угля.

Ему хотелось проверить,  насколько прочно держится верх,  но

он опасался нового обвала.

   Когда он  продвинулся на несколько метров в глубь завала,

сверху хлынула вода.  Сильная струя сбила его с  ног,  и  он

упал навзничь.  Он смотрел вверх и ждал, когда обрушится по-

толок.  Но кровля держалась.  Внезапно вместе с  водой  были

выброшены несколько камней,  и один из осколков угодил ему в

лицо.  Сильный удар пришелся от переносицы к виску, и он по-

терял сознание.  Забой, черные стены, журчащая вода и желтый

свет фонаря растворились во тьме...

   Сергей широко распахнул дверь.  Он задержался на пороге и

сказал растерянно и недоумевающе:

   - Эрик,  я не смог взять пробу.  Будь я проклят, если мне

понятно, почему я не смог этого сделать...

   Ему никто  не ответил.  В комнате царил хаос.  Вся мебель

была свалена у одной стены,  даже помост с  Эриком  оказался

передвинутым туда.  Под окном лежал Кармин,  широко раскинув

руки.  Сергей склонился над ним.  На бледном черепе  доктора

проступали  крупные капли пота,  его открытые глаза смотрели

сквозь Сергея невидящим взглядом.

   - Артем  Иванович!  Доктор!  - позвал его Сергей.  Кармин

молчал.

   - Эрик!  Что случилось? - он бросился к помосту. Эрик ле-

жал, не отрывая неподвижных глаз от какой-то точки на потол-

ке. Внезапно лицо его исказилось, и он глухо вскрикнул. Гри-

маса боли свела, судорогой мышцы рта. Сергей видел, как тем-

ная полоса пересекла его лоб. Из синей она стала багровой и,

прервавшись в нескольких  местах,  окрасилась  кровью.  Эрик

застонал и посмотрел на Сергея.  Зрачки расширились,  словно

кто-то рывком раздвинул,  диафрагму фотоаппарата.  Через них

хлынули сознание и вопросы. Под окном с оханьем сел Кармин.

   Сергей обернулся и увидел,  что лоб его рассечен так  же,

как и у Эрика, длинным красным рубцом.

   - Что здесь произошло?  - удивленно  спросил  он.  Кармин

прошелся по комнате и,  подойдя к Эрику,  стал прощупывать у

него пульс.

   - Что произошло?  - повторил он вопрос Сергея, рассматри-

вая свою руку,  покрытую водяными пузырями.  - Я просто убе-

дился в присутствии космических пришельцев на нашей земле. К

нам пожаловал могучий далекий разум,  который может делать с

нами все, что угодно.

   - Я не согласен,  - прошептал Эрик, с трудом шевеля губа-

ми.

 

                          ГЛАВА V

 

   - Не хочется мне тебя отпускать,  - сказал Ермолов, отод-

вигая заявление Карабичева. - У меня есть очень веские осно-

вания.  Во-первых,  ты нужен здесь.  Правительство принимает

экстраординарные меры,  чтобы вскрыть причину ЭВН. Организо-

вана делая армия ученых, занимающихся этим вопросом.

   - Пока безрезультатно, - заметил Андрей.

   - Вопрос  слишком сложен.  Мы оказались безоружными.  Все

оказались безоружными.  Ведь это  дьявольское  излучение  не

поддается никакой регистрации никакими приборами.

   - Кроме человека.

   - Да.  Но тем не менее нельзя терять уверенности. Мы най-

дем источник излучения. Для этого нам нужны такие специалис-

ты, как ты.

   - Я не могу, - тихо сказал Карабичев, глядя в одну точку.

- А кроме того, почему нужно работать именно здесь, ведь это

явление можно изучать в любой точке земного шара.  За  время

поездки я смогу...

   - Ничего ты не сможешь,  - перебил Ермолов.  - Во-вторых,

ну  что  там,  в этом письме?  Это же бред какой-то.  Ничего

конкретного.

   - Мы все сейчас как в бреду.

   - Ты даже не знаешь,  где ее искать.  По штемпелю на кон-

верте  ничего нельзя сказать.  Письмо может быть брошено где

угодно. Да и она сама пишет, чтобы ты пока не приезжал. Пос-

лушай моего совета, отложи на время.

   - Не могу.  Я знаю,  что ей очень плохо. Она может погиб-

нуть.

   - А что ты будешь делать с Машей здесь, в Москве?

   Карабичев невесело помолчал.

   - Я решил,  что поручу ее вашим заботам,  - сказал он.  -

Она  - интересный пример почти полной психической трансмута-

ции, и наш институт должен заняться этим вопросом.

   - Гм.

   - Лицо,  голос стали другими. Она теперь совсем не похожа

на мою Марию.

   - Косметика, диета? - спросил Ермолов.

   - Диета?  Да,  она похудела, осунулась. Но главное в дру-

гом:  это чужой мне человек. Характер, привычки, манера дер-

жать себя... Словом, худо.

   - Да!..

   Ермолов помолчал, поднял брови, потом вздохнул:

   - Да,  положеньице. Ну хорошо. Значит, решил ехать? Кате-

горически настаиваешь?

   - Да, - твердо ответил Карабичев. - Все равно вам придет-

ся посылать кого-нибудь на мыс Горн.  Вот и пошлите меня.  В

Бессано я долго не задержусь.  Одиннадцатого из Марселя ухо-

дит "Лангедок" в Буэнос-Айрес. Я уже все разузнал.

   - Ну что же.  Действуй,  как считаешь нужным... По-моему,

все это,  конечно,  глупость. Нужно сидеть в Москве и ждать,

пока не изменится обстановка,  но насчет  мыса  Горн  -  это

идея... Ты хоть язык-то знаешь?

   - В пределах допустимого.

   - М-да...  - промычал Ермолов. - Ну ладно... Только смот-

ри, чтобы одиннадцатого был в Марселе!

   - Обязательно!  Двадцать  второго в Буэнос-Айресе и двад-

цать пятого - на мысе Горн.

   Через неделю  Карабичев выгружался в порту Бессано.  Было

раннее утро. Солнце играло на мостовой, густо усеянной чешу-

ей рыб. Краснорожий великан грубо выхватил из рук Андрея его

ношу и помчался по ступеням,  ведущим в город.  Андрей  едва

поспевал за ним.  В его уши врывался торопливый говор порто-

вых рабочих, визг кранов, завывание моторов. Неправдоподобно

яркие южные краски слепили глаза.  Временами он ощущал чужие

души, горячие и тяжелые, как нагретые утюги.

   Носильщик вывел его на пустынную улочку,  обсаженную мир-

тами;  По пыльным камням пешеходной дорожки бродили  большие

тощие собаки и маленькие грязные ребятишки.  Утренний воздух

наливался зноем.

   Из открытых  окон через тонкую сетку доносился звон посу-

ды, восклицания, смех. Кто-то играл на гитаре, негромко себе

подпевая.  Женщина ругалась, выкрикивая гортанные проклятья.

По улице проехал автомобиль - явный  экспонат  исторического

музея.

   Возле гостиницы они остановились.  Небольшой  двухэтажный

домик  был  обвит плющом и обсажен деревьями так густо,  что

напоминал зеленый грот.  Карабичев  расплатился,  и  великан

ушел,  гордо  неся  могучую голову,  покрытую рваной грязной

шляпой.

   Только теперь,  разглядывая  из  окна своего номера крыши

соседних домов,  Карабичев понял тяжесть задачи,  за решение

которой он взялся. Найти Марию в таком большом городе, ниче-

го о ней не зная,  будет нелегко.  Бросив взгляд на  красные

тонкие и толстые трубы,  плывущие в солнечном мареве, Андрей

вздохнул и подошел к столу.  Он вынул конверт  с  письмом  и

принялся рассматривать уже много раз виденные строки.  Мария

писала:

   "...со мной  стряслась большая беда.  Мне стыдно и тяжело

об этом писать, я до сих пор не могу прийти в себя. Я думаю,

почти уверена, что это связано с появлением космических при-

шельцев,  о которых сейчас все вокруг твердят. Мое положение

ужасно,  и  меня  спасает только вера,  что оно не продлится

вечно.  Я хочу и не могу видеться с тобой,  находясь в  этом

состоянии. Поэтому прошу не разыскивать меня, не тратить сил

и здоровья.  Все равно помочь мне  нельзя.  Остается  только

ждать  и  надеяться.  Я бы никогда не рискнула написать тебе

письмо, если бы не надеялась..."

   Карабичев свернул  листок  треугольником и спрятал в кар-

ман.  Съев завтрак,  принесенный толстым кельнером, он вышел

из гостиницы.

   Карабичев шагал по незнакомому городу.  Все вокруг  каза-

лось удивительно новым и одновременно давно виденным. Здесь,

в центре Бессано,  было чище и уютней, чем в порту. Но уже в

ста  шагах от своей гостиницы Карабичев наткнулся на нищего,

сидевшего на асфальте. Безногий протягивал ему грязную запи-

сочку. Карабичев, не разобрав слов, нацарапанных на бумажке,

торопливо обронил монету в алюминиевую кружку.  Калека молча

проводил его взглядом багровых глаз.

   Мужчины и женщины торопливо  проходили  мимо  Карабичева.

Люди заходили в магазины и выходили оттуда,  пришвартовывали

автолеты к вышкам стоянок,  люди смеялись, изредка переруги-

вались.  Непривычный, мягкий говор раздражал Карабичева, су-

етливые жесты обитателей Бессано казались ему  театральными.

И  только изредка,  попадая в сферу влияния отдельных прохо-

жих, Карабичев чувствовал, что они такие же, как и он.

   Вскоре он  стоял  перед  домиком,  в котором было слишком

много стекла и прозрачного пластика.  А  металла  и  бетона,

ушедшего  на ограду,  хватило бы на небольшой завод.  Зелень

здесь не любили: посреди двора в песке рос чахлый куст эмэи.

Карабичев  нажал  входную кнопку и через несколько минут уже

находился в обществе хозяина дома.  Он протянул ему рекомен-

дательное письмо известного советского ученого.  Пока сеньор

Риоли разбирал каракули письма, Андрей рассматривал его. Хо-

леный,  худой, умный. Легким движением руки хозяин предложил

Карабичеву выпить густой темно-красной жидкости из  высокого

прозрачного сосуда. Андрей послушно проглотил ледяную влагу.

Сеньор Риоли заговорил. Продолговатое лицо его расцвело при-

ветливыми морщинками.  Изредка в свою речь он вставлял русс-

кие слова. Карабичев понимал его довольно легко.

   - Лахутин просит оказать вам содействие.  Но в чем? Здесь

написано весьма неясно. Может быть, вы будете любезны?..

   Карабичев рассказал.

   - В Бессано триста тысяч жителей,  - сказал Риоли,  -  из

них - сто восемьдесят тысяч женщин, старух и девочек. Вы по-

нимаете, что...

   У Риоли была привычка не договаривать фразу.  Это за него

должен был делать собеседник. Но Карабичев молчал, и профес-

сор заговорил снова:

   - Конечно,  мы сможем дать объявление по радио и в  газе-

тах. Нам пойдет навстречу администрация города. Сейчас такое

трудное время...

   - Мне  не хотелось бы поднимать шум и привлекать внимание

прессы, - вставил Андрей.

   Риоли удивленно взглянул на него.

   - Дело в том,  - замялся Карабичев,  - она будет  против.

Она не хотела, чтобы мы сейчас встречались...

   Профессор поджал губы.

   - Тогда все сложнее,  чем я предполагал,  - сказал он.  -

Ну, пока не будем принимать какого-либо конкретного решения.

Познакомьтесь с городом,  осмотритесь, поживите у нас, а по-

том,  может, что-нибудь и придумаем. Я в свободное от работы

время  буду  вашим  гидом  и помощником.  Миссия у вас очень

трудная, вы сами это понимаете...

   После разговора  с Риоли для Карабичева настали дни,  на-

полненные бесплодным поиском и разочарованием.  Консультации

в полицейском управлении ничего не дали. "Вы напрасно теряе-

те время,  сеньор Карабичев, - мягко сказал ему мэр, разводя

пухлыми  руками.  -  Если ваша жена сама не пожелает отклик-

нуться,  вам никто не поможет". Риоли собирал морщины вокруг

переносицы  и советовал не сдаваться.  И Андрей не сдавался.

Каждое утро выходил он из гостиницы и, бросив монетку безно-

гому калеке на площади, отправлялся на розыски. Целыми днями

бродил он по сиреневому от дыма городу,  расспрашивал и  ра-

зузнавал,  но...  люди улыбались, пожимали плечами в ответ и

уходили.  Карабичев хорошо изучил Бессано.  Чистый  чопорный

центр  с  улицами  богачей,  где  ультрамодные мамы с детьми

мелькали за решетками в тени густых аллей.  Шумный, оживлен-

ный  в  любое время дня и ночи торговый район,  расцвеченный

яркими красками реклам.  Тяжелый,  мрачный порт с  заводами,

холодильниками и массой озабоченного трудового люда.

   Его уже начали  узнавать.  Некоторые  раскланивались  при

встрече.  Знание языка мало помогало ему. В Бессано господс-

твовала какая-то невероятная смесь испанского  и  португаль-

ского, в которую усилиями многих поколений бессанских мореп-

лавателей были добавлены словечки и ругательства всех языков

мира. Если бы не возможность понимать людей без слов, Андрей

давно бросил бы свою затею.  Только с Риоли, владевшим лите-

ратурным языком, он мог кое-как объясняться.

   - Как видите,  - говорил ему профессор,  -  возникновение

"эффекта дубль-ве" на Земле сопровождается не только отрица-

тельными явлениями.

   Как-то они  сидели на веранде открытого кафе,  откуда был

виден спуск в порт и темное море.  Риоли только что вернулся

из-за города,  где находился его институт.  Он был в костюме

из матовой ткани, способной кондиционировать воздух.

   - Кстати, о космических пришельцах, - сказал он Карабиче-

ву.  - Экспедиция на Тихий океан вернулась с нулевым резуль-

татом.  Район,  указанный вашими учеными и американцами, со-

вершенно безлюден. Там ничего и никого нет.

   - Неужели? - в глазах Карабичева зажегся огонек. Тема бы-

ла научная и, следовательно, интересная.

   - Да,  - сказал Риоли, взмахивая руками, словно собираясь

взлететь.  Похоже, он был очень доволен провалом экспедиции.

-  Ну,  конечно,  сразу же нашлись новые объяснения.  Карлос

Карлос утверждает, что наши соседи по галактике сидят на дне

океана и выделывают свои штучки под водой. Для них, дескать,

глубина в пять тысяч метров - плевое дело. Может, это и так,

а может,  и нет.  Ясно одно:  обстановка в мире изменилась и

непрерывно меняется из-за наличия "эффекта дубль-ве".

   Риоли улыбнулся.  Мимо  неслышной тенью проплыл официант.

Море на горизонте почернело.  Зажглись желтые огни. Прохожие

за оградой кафе уже не торопились.  Ранее заглушенная и при-

давленная деятельным шумом дня,  зазвучала  музыка.  Сильнее

запахли цветы. Звонче застучали женские каблучки. Ясный свет

дня переродился в густо-фиолетовые сумерки.

   - Пойдемте, мне хочется пройтись, - сказал Карабичев.

   Таинственный приступ вечера нагнал на него тоску. Неясная

мысль, еще не явившись на свет, взволновала его.

   - С удовольствием, - сказал Риоли.

   Они вышли  из  кафе,  сохраняя  "дистанцию  вежливости" -

расстояние,  на котором человек не  подвергался  воздействию

соседа.  Гуляя  с Риоли,  Андрею часто хотелось нарушить эту

дистанцию,  чтобы проверить свое  мнение  о  профессоре.  Но

что-то ему мешало.

   - А мне кажется, - бодро говорил Риоли, шагая с Карабиче-

вым,  -  что  нет  никакого смысла разыскивать пришельцев из

космоса.

   - Почему?

   - Здесь много причин,  - сказал Риоли.  -  Во-первых,  их

нельзя найти, а во-вторых, их не следует находить...

   - Я вас не понял, - сказал Карабичев.

   - Могу  разъяснить,  если  вы меня будете слушать...  Эта

красавица никакого отношения к вашей жене не имеет. Она дав-

но работает в отделе мужской галантереи у Бриессу.

   Карабичев кивнул головой.

   - Да, да, я весь внимание, - сказал он со вздохом.

   - Чем порочны рассуждения Карлос Карлоса?  - спросил Рио-

ли,  рассекая тростью темный, пряно пахнущий воздух. - Своей

многозначностью.  Космические пришельцы могут сидеть на дне,

могут,  как микробы,  носиться в воздухе, быть невидимками и

так далее. И такие, с позволения сказать, теории уже есть...

Но где они, эти пришельцы? Кто их зафиксировал? Если это ма-

териальные объекты,  они должны попасть или  под  микроскоп,

или в радиоприемник,  или в колбу химика, или в прибор физи-

ка.  Но пока никто ничего не уловил. Ни один прибор, ни один

глаз их не засек.  Нет ничего, кроме странного каприза, наз-

ванного "эффектом дубль-ве". Но это все в людях, внутри них,

а не вне.  И поэтому я утверждаю, что на Земле нет космичес-

ких пришельцев, нет наших братьев по разуму, которые призем-

лились в Тихом океане или невидимками носятся по воздуху. Их

нет, понимаете?

   Риоли остановился, повернулся и в упор посмотрел на Кара-

бичева.

   - Хорошо. Ну, а что же? - с нетерпением спросил Андрей.

   - Итак, на Земле нет никого, кроме человека. Речь, понят-

но,  о мыслящих, - подытожил Риоли. - Теперь дальше. Что же?

Почему?  И так далее...  Видите ли, мне представляется такая

простейшая схема возникновения "эффекта дубль-ве".  Вспомним

некоторые эпизоды эволюции. Протоокеан жизни. Суп, в котором

началась варка белка. Кусочки студня, способные к обмену ве-

ществ.  Я говорю утрированно. Надеюсь, все ясно?.. Протокоа-

церваты,  коацерваты,  первая  клетка,  ассоциация клеток...

Стоп! Вот здесь водораздел. От клетки к организму. От едини-

цы к множеству. От кустарного одиночества к специализирован-

ному сосуществованию! Выгодно, понимаете? Природе выгодно! А

то, что выгодно природе, то закон. Вот и получилось так, что

был одинокий беспомощный протокоацерват,  который должен был

все сам делать - и переваривать пищу,  и реагировать на свет

и на звук и на присутствие ядовитых веществ, и... так далее.

А стал  -  могучий  подвижный ассоциат,  у которого возможна

специализация тканей и клеток,  развита система  управления,

отрегулирован обмен веществ. Природе оказалось выгодным объ-

единить разрозненные клетки в мощный живой организм,  и  это

произошло.  Возникло  непрерывно  развивающееся и самосовер-

шенствующееся древо эволюции, на котором эти ассоциации кле-

ток образовали много ветвей,  а человек, как он сам считает,

увенчал его верхушку.  Насколько мне известно,  у природы на

этот счет он мнения не спрашивал.

   - Так.  Дальше, - сказал Карабичев. Мысли Риоли отвлекали

его от невеселых размышлений.

   - В том-то и дело.  А как же дальше? Неужели природа пос-

тавила  крест на древе эволюции?  Неужели мы больше не будем

развиваться?  Похоже, что наши органы не меняются. Новых ви-

дов людей не возникает.  Мы становимся все слабее,  изнежен-

нее.  Да и животный мир тоже не создает новых видов. Значит,

придется засыхать древу эволюции?

   - Но... - начал Карабичев.

   - Погодите, - перебил его профессор. - Я скоро кончу. Су-

ществует железный закон биологии: то, что не изменяется, ма-

териально,  вещественно не изменяется,  - гибнет. Человек не

меняется материально. В течение тысячелетий он все такой же,

несмотря  на  его научные и технические успехи.  Следуя этой

биологической логике,  мы должны признать:  да, человек, как

единица живой материи, обречен на вымирание. Но природа доб-

ра и милостива. Возможности ее неисчерпаемы. Она подсказыва-

ет путь к спасению. Он - в человеческом обществе. Если чело-

век,  сам по себе,  как некоторая биологическая отдельность,

увядает, то общество в целом прогрессирует и развивается. Но

общество людей не стало единым организмом.  Это груда сырого

материала,  из которого еще предстоит слепить Большого чело-

века. И природа подбирается к нему, к этому Большому челове-

ку.  Ваш коммунизм - тоже своеобразная попытка создать орга-

низм из отдельных индивидуальностей...

   - Ну,  профессор,  так толковать коммунистическое общест-

во!.. Это прежде всего не организм, а...

   - Простите,  Андрей,  я  ни в коей мере не хотел касаться

политики.  Да и не в том дело:  природа ищет! Что мешает лю-

дям? Непонимание. Язык - не совершенный метод общения. Он не

выражает и миллионной доли наших состояний,  и люди остаются

непонятыми,  обманутыми, уходят в себя, возникает недоверие,

зависть, хитрость и т. д. - все пороки, характерные для сов-

ременной цивилизации.

   Для того чтобы человечеству объединиться, нужен новый ме-

тод  общения.  И вот он возник - это "эффект взаимонаводки",

или ЭВН. Как? Я не знаю. Но космос здесь ни при чем. По-мое-

му, дело в эволюции. Человечество достигло того этапа разви-

тия, когда возможно появление особого взаимопроникающего из-

лучения. Это излучение характерно для всех людей, независимо

от возраста, пола, интеллекта, национальности...

   Вот почему я говорю,  что его нельзя найти. Мы никогда не

найдем его,  потому что ищем его вне нас,  а  оно  заключено

внутри нас.

   - Значит,  по-вашему,  люди должны быть объединены в один

общий  организм  Большого человека,  как некогда протоклетки

объединились в первый многоклеточный организм? - спросил Ка-

рабичев.

   - Примерно да.

   - Но ведь это же чушь,  профессор! Человек не клетка и не

может ею быть. Когда вы говорите, что коммунисты стремятся к

созданию  такого  организмаобщества,  вы просто смеетесь над

нами! Вы пророчествуете полное уничтожение индивидуальности.

Заверяю  вас,  что я не хочу быть мочкой уха вашего Большого

человека.  Да в моей стране никто не захочет быть ею. Мы лю-

ди,  и наш девиз "Свободный в свободном".  Свободный человек

свободного коммунистического мира...

   - Ая-яй!  -  покачал головой Риоли.  - Какой темперамент!

Какая живость мышления!  Но... полное отсутствие логики и...

самокритичности.  Напрасно вы сердитесь. Вы уже давно клетка

с явно выраженной специализацией.  Вы ученый?  Значит, вы не

мочка  уха.  Вы  кусочек мозговой извилины будущего Большого

человека. Скажите, вам легче от этого? Дело в очень простом.

Специализация  и  дифференциация все больше разделяют членов

человеческого общества. Богатый не понимает бедного, рабочий

хозяина,  медик инженера, судья экономиста, артист математи-

ка. крестьянин рабочего и т. д. Люди разъединены, разделены,

разбросаны. А что же их объединяет?

   - У нас есть объединяющая идея. Коммунизм.

   - То у вас.  А у нас нет. Наше общество - это руки, ноги,

глаза будущего Большого человека.  Их нужно  еще  собрать  и

составить из них организм так.  чтобы он заработал.  Мне ка-

жется,  что "эффект дубльве" является первым этапом' синтеза

Большого человека.  Сначала полное взаимопонимание друг дру-

га,  а потом слияние всех людей  в  единую  общечеловеческую

систему.  - Карабичев фыркнул. Риоли рассердился. - А знаете

ли вы,  что именно СССР сейчас обвиняется в экспансии  своих

идей с помощью нового типа излучений? Что бы ни кричал Вати-

кан,  обещающий второе пришествие, а "эффект дубль-ве" рабо-

тает в основном на коммунистов. Из-за этого "эффекта" только

в Бессано обанкротилось около двадцати крупных  фирм.  Да  и

что в нем плохого? Не нужно представлять себе будущего Боль-

шого человека слишком примитивно.  Конечно,  люди не  совсем

клетки,  и они не будут лепиться друг к другу, хотя их физи-

ческое сближение не исключено.  Представьте себе тот момент,

когда число людей на Земле достигнет десятков и сотен милли-

ардов.  Тогда, наверное, люди окажутся прижатыми друг к дру-

гу,  как зерна в мешке. От человека никуда нельзя будет сбе-

жать.

   - Есть другие планеты и другие миры, - заметил Андрей.

   - Ерунда!  Там повторится то же самое. Наши способности в

этом отношении безупречны. Нет, сеньор Карабичев, что вы там

ни говорите, нужно объединяться. Объединяться не только про-

летариям,  но и всем людям независимо от каких-либо мерок, и

объединяться не только идейно, но и материально. Должен быть

создан  организм  - общество,  имя которому Большой человек.

Представим себе,  - разглагольствовал Риоли,  - такое совер-

шенно новое человеческое общество. Люди тесно связаны друг с

другом. Общество представляет из себя живое существо из нес-

кольких миллиардов клеток,  где каждая клетка - человек. Ка-

ково же место правительств в таком обществе?  Правительство,

управление,. регулирование - кибернетические функции нервной

системы.  Значит, мозг. По сути дела, сейчас наше правитель-

ство  также  выполняет  роль  мозга  в современном обществе.

Правда,  не всегда удачно. В Большом человеке все будет ина-

че.  Правители,  их будет тогда значительно меньше, окажутся

так тесно и непосредственно связаны с каждым человеком в от-

дельности,  что любое изменение в состоянии отдельного инди-

видуума моментально отзовется в нервах этого гигантского ор-

ганизма. Причем пассивных, равнодушных, себялюбивых клеток в

мозгу Большого человека не останется, так как их место будут

сразу же занимать активные добросовестные соседи. Осу^ щест-

вится мечта народов: чтобы власть предержащие на своей шкуре

испытали боль и тяжесть народной жизни.  Смертная казнь чле-

нов общества тогда станет для них ампутацией собственных жи-

вых тканей. Война - глупым самоубийством. Насилие - противо-

показанной мерой, ведущей к ослаблению...

   - Потрясающая  картина!  Кошмар,  который  не хотелось бы

увидеть во сне!  Это же диктатура похуже фашистской! - воск-

ликнул Карабичев.

   - Ничего подобного!  - вскричал профессор. - Допустите на

миг  подвижность клеток,  то есть переход с одной функции на

другую, и вы...

   - Как  я  могу допустить подвижность,  если вы только что

провозгласили их узкую специализацию и конкретную закреплен-

ность в каком-то одном месте? Разве клетки кишок могут стать

клетками глазной сетчатки?

   - В Большом человеке - могут, - твердо ответил Риоли.

   - Ну тогда...  - развел руками Карабичев.  - Вы  создаете

его из нереального материала.

   - Почему? На Земле нет людей незаменимых.

   - Неправильно, они есть.

   Они еще долго спорили, шагая по ночным улицам Бессано.

   Запахло морем и гниющей рыбой: они подошли к порту.

   - Может, я не прав, вернее, не совсем прав, - сказал Рио-

ли, - схема моя расплывчата и неверна, и я во многом заблуж-

даюсь, но я твердо верю в одно.

   Андрей внимательно посмотрел на морщинистый лоб,  под ко-

торым горели темные умные глаза.

   - Я верю в бесконечное и непрерывное развитие природы,  в

частности в эволюцию живого мира. Я не согласен, что человек

-  венец всего сущего на Земле.  Кто так говорит,  тот хочет

надеть не корону на человека,  а дурацкий колпак на природу,

на ее возможности. Я верю, что природа не остановится на че-

ловеке и пойдет дальше. Такие поиски неизбежны: в человечес-

ком  организме никаких радикальных изменений уже не происхо-

дит. Дальнейший источник сил человека - в обществе. Эволюция

постепенно  подводит человека к созданию новой формы общест-

ва. Ваш коммунизм потому так неодолим,  что в  нем  разгадан

один из последующих этапов эволюции.  И дело совсем не в его

справедливых и утешительных принципах,  как вы любите  гово-

рить.  Ваши  идеи  увлекают людей,  потому что они правильно

предвосхищают будущее. Вот. Предвосхищение будущего - в этом

сила  любой  идеи в науке.  Но не следует останавливаться на

полпути.  Большой человек должен быть создан самой природой.

И  "эффект дубль-ве" - первая ласточка на пути его создания.

Кстати, свои соображения относительно взаимонаведения с точ-

ки зрения эволюции живого мира я уже направил в Объединенный

совет по изучению этого явления.

   Карабичев только плечами пожал:  в рассуждениях Риоли все

было логично,  кроме бесчеловечных обобщений и  выводов.  Но

переубедить его безумно трудно: тут уже вступили в силу кон-

сервативное упрямство крупного ученого и предрассудки, выте-

кающие из его идеологии.

   Они шли по плохо освещенной улочке предместья. Из полуот-

крытых дверей  домов на улицы вырывались снопы света и голо-

са. Щелканье кастаньет сменялось заунывным пением. В пятнис-

тых  тенях  деревьев  прятались  женские фигуры.  За оградой

кто-то плакал.  Карабичев почувствовал  непонятную  тревогу,

ему хотелось осознать ее причину,  но мешал Риоли, Профессор

шагал по тротуару,  как цапля,  высоко поднимая ноги,  и все

говорил и говорил.

   На перекрестке темнела небольшая группа  людей.  Над  ней

возвышался  человек в сутане,  то вздымавший руки к небесам,

то прижимавший их к тошей и плоской груди, на которой елозил

большой серебряный крест.  Он торопливо выкрикивал слова,  и

Карабичев ничего не понял.  Риоли послушал немного  и  криво

улыбнулся.

   - Предсказывает второе пришествие, - сказал он.

   Карабичев рассмеялся.

   - Видите, вот и еще одно толкование "эффекта взаимонавод-

ки", - заметил он, обращаясь к Риоли.

   Они прошли еще  несколько  шагов  и  снова  остановились,

привлеченные странной сценой. Перед навесом сгрудились улич-

ные зеваки.  Освещенный ржавым светом лампы, по ковру ползал

человек. Тускло блестела обнаженная черная грудь. Запрокину-

тая голова мерно покачивалась в такт хриплой  речи.  Пронзи-

тельный взгляд черных глаз скользил по толпе, ничего не видя

и не понимая.  Изредка человек вскакивал и,  простирая  руки

вперед, выкрикивал слова, обозначавшие, по-видимому, приказы

и повеления. Толпа встречала их смехом.

   - Он совершенно нормальный человек - сказал Риоли. - Здо-

ровый,  умный... Я его знаю. Но горькая чаша ЭВН не минула и

его.  Тело его здесь, а чувственная информация к нему посту-

пает откуда-то из Индии.  Он там работает погонщиком слонов.

Наши  голоса  он слышит и одновременно слышит тех,  с кем он

работает.  Он видит нас и видит своих слонов,  лес, какую-то

реку.  Причем то, второе ощущение у него сильнее и ярче пер-

вого. Фактически он живет там, а не здесь. Соседи и бездель-

ники приходят послушать его,  иногда смеются... Он все время

рассказывает о том,что с ним происходит.

   - Вот еще один аргумент против вашего общества-организма.

И это только цветочки, - сказал Карабичев.

   Риоли не понял,  при чем тут цветочки, и Карабичеву приш-

лось длинно втолковывать ему русскую поговорку.  Они шли до-

вольно долго молча. Улицы становились все темней и уже, люди

попадались реже.  Встречавшиеся имели жалкий,  порой  просто

подозрительный вид.  Мужчины прятались в тени домов.  Там, в

темноте, их голоса раздавались угрожающе глухо. Женщины вели

себя вызывающе.  Их неприкрытое стремление выставить напоказ

остатки былой красоты навело Андрея на  страшную  мысль.  Он

понял,  что  эта догадка зрела в нем в течение всего вечера.

Потрясенный, он спросил у Риоли:

   - Скажите, в Бессано много публичных домов?

   Профессор, методично переставлявший свои тощие ноги,  ос-

тановился, будто наткнулся на невидимую стенку.

   - Я не понимаю,  почему...  - сказал он, растерянно уста-

вившись на Карабичева. Андрей молчал.

   - Вы думаете, что она там?! - воскликнул Риоли.

   Вот она,  догадка!  Сначала в человеке живет только пред-

чувствие ее,  а потом как-то сразу является она и все ставит

на свои места. Несвязанные концы сплетаются, намеки, недого-

воренность становятся понятными,  вывод поражает своей  оче-

видностью.  "Ах, какой я дурак, не видел этого раньше! А мо-

жет быть,  ошибка?.. Нет, слишком многое получило сразу свое

объяснение, слишком многое..."

   Риоли помолчал, потом церемонно сказал:

   - Я  не  могу  составить  вам компанию в этом рискованном

предприятии. Моя репутация...

   - Я  не требую от вас такой жертвы,  сеньор Риоли.  Но не

могли бы вы мне показать...

   Риоли огляделся по сторонам.

   - О,  мы так далеко забрели! Здесь я ничего не знаю. Пой-

демте в центр, - сказал он.

   Они быстрыми шагами двинулись прочь из темных, дурно пах-

нущих портовых улочек.

   - Я здесь живу! - воскликнул Карабичев.

   - Ну что же,  вам недалеко будет возвращаться..  - оскла-

бился Риоли, пожимая ему руку.

   Профессор ушел. Карабичев оглядел площадь. Одинокие фигу-

ры изредка  пересекали  ее  темно-серый  пятиугольник.  Было

поздно, и рекламы гасли одна за другой.

   Отсюда до гостиницы было совсем близко, и Андрей подумал,

что хорошо бы возвратиться в номер,  просмотреть "Голос Бес-

сано"...

   Внезапно он почувствовал,  что на него кто-то смотрит. Он

оглянулся и никого не увидел.  По правую руку,  под  фонарем

запертого кафе,  темнел мешок,  сброшенный прямо на тротуар.

Андрей подошел к нему и почувствовал,  что  "мешок"  смотрит

напряженным  взглядом  прямо ему в глаза.  Прежде чем Андрей

сообразил, "мешок" покачнулся и с глухим ворчанием покатился

прочь,  отталкиваясь от земли руками.  Это был нищий. Он уже

узнавал Карабичева, с удовольствием получал от него монетки,

но каждый раз с руганью уползал прочь.  Может, ему не нрави-

лась внешность иностранца,  отличавшая Карабичева от осталь-

ных жителей Бессано?  Вероятнее всего, это был просто недос-

таточно воспитанный бродяга...

   Карабичев пересек площадь и свернул на одну из пяти выхо-

дящих на нее улиц.  Он остановился перед домом,  на  который

ему  указал  Риоли.  Окинув прощальным взглядом изгибающуюся

верблюжьим горбом мостовую, нажал кнопку звонка. Ему показа-

лось,  что по серому тротуару ползет какая-то тень. Он хотел

разглядеть ее очертания, но дверь распахнулась и его впусти-

ли в дом.

   В большой светлой гостиной сидели трое мужчин и с ленивым

видом перелистывали альбомы с медными застежками.  В глубине

комнаты виднелась стойка, над которой возвышалась мадам. Пу-

таясь и краснея,  Карабичев изложил цель своего прихода. Ма-

дам подняла кверху черные, похожие на пиявки брови.

   - Русский?  Мария? Нет, такой не бывало. Я понимаю, я все

понимаю. Но ни одна из моих девушек не говорила, что она так

чувствует.  У них там разные... переживания. Но никто не го-

ворил,  что она стала русской женщиной. Такого не случалось.

Впрочем,  вы  сами можете переговорить с ними.  Есть свобод-

ные...

   Карабичев торопливо  отказался и пробкой вылетел из поме-

щения. Только на свежем воздухе он почувствовал себя уверен-

нее. "Не очень-то мы привыкли к подобным ситуациям", - поду-

мал он, смущенно улыбаясь про себя.

   Но нельзя было останавливаться на полпути.  Он должен был

либо изгнать страшное подозрение, либо подтвердить его. И он

пошел к следующему дому,  который находился в нескольких де-

сятках метров от первого,  указанного Риоли. Ему снова пока-

залось,  что  вслед за ним,  прячась в тени,  поползла серая

тень.  Он оглянулся,  остановился.  Движение и  шорох  сзади

прекратились.  Карабичев  махнул  рукой  и решил не обращать

внимания.

   Во втором  доме его встретили не очень любезно.  Пришлось

подниматься по лестнице на третий этаж. Там, в длинном полу-

темном коридоре,  сновали полуодетые мужские и женские фигу-

ры. Вопросов Карабичева никто не понимал, и он уже хотел бы-

ло сбежать,  когда появился хозяин этого "предприятия".  Ма-

ленький, аккуратно причесанный человечек очень развеселился,

услышав просьбу Карабичева. Ситуация казалась ему невероятно

смешной.

   - Ваша жена? Ваша жена? - переспросил он несколько раз. -

Но,  к сожалению,  ничего подобного у нас не происходило,  -

заключил он, приглаживая напомаженные усики.

   "К счастью.  К счастью,  сукин ты сын", - подумал Караби-

чев, притрагиваясь к шляпе.

   Выходя, он стал свидетелем отвратительной сцены. На лест-

ничной  площадке  какой-то  пьяный  верзила избивал девушку.

Запрокинув на перила голову,  она почти  не  сопротивлялась,

только изредка вскрикивала. Распущенные длинные волосы запу-

тались в крашеных прутьях.

   Не раздумывая, Андрей резким движением отшвырнул пьяницу.

Тот покатился вниз. Андрей помог девушке подняться. Она была

невероятно  тощей и жалкой.  Два объемистых синяка закрывали

пол-лица.  Униженно бормоча слова благодарности, девушка уш-

ла.  Андрей  огляделся.  Поле боя было свободным.  Противник

сбежал.  За это время не отворилась ни одна дверь. Очевидно,

здесь  это  было  в порядке вещей.  Андрей вздохнул,  ругнул

проклятый капитализм и зашагал вниз.

   Он вышел из дома и,  дойдя до перекрестка,  остановился в

нерешительности.  Куда идти? От фасада дома, рядом с которым

он  стоял,  кто-то отделился и стремительно метнулся к нему.

Андрей вздрогнул и застыл,  как парализованный.  В следующий

миг  он  ощутил  несколько  коротких и болезненных толчков в

правом боку.  На него пахнуло перегаром спирта и  застарелым

запахом рыбы.  Он упал и,  падая, услышал крик. Кричал напа-

давший на него верзила.  Андрей видел,  как он выронил  нож,

схватился  за  бок и рухнул на мостовую рядом с ним.  Андрей

закрыл глаза.  Увиденное не удивило его. Сейчас его ничто бы

не удивило.

   Забытье было прервано возгласом Марии:

   - Андрюша,  Андрюша, ты жив, мой мальчик?! - только голос

ее был по-незнакомому грубым и чужим.  Пальцы скользнули  по

лбу Андрея и,  задержавшись на глазах, осторожно подняли ве-

ко.

   Андрей не удивился тому, что Мария рядом с ним. Она долж-

на была быть рядом, раз ему так плохо. Он открыл глаза и ог-

ляделся.  Марии,  конечно,  не было. Неподалеку распластался

пьяный верзила.  Прямо над Андреем склонился безногий нищий.

По морщинистому лицу,  обросшему седой щетиной, текли слезы.

Андрей с ужасом видел, как толстые потрескавшиеся губы кале-

ки зашевелились и из них вырвались слова:

   - Андрюша, Андрюшенька...

   - Нет!  Нет! Только не это! - закричал Андрей, теряя рас-

судок и сознание.

   Сеньор Риоли проснулся с трудом. Видеофон roтов был взор-

ваться от возбуждения.  Сигнальные лампы вспыхивали и гасли.

Звонок трещая. Сдерживая зевоту, профессор включил аппарат.

   Через несколько минут из разговора с начальником  полиции

он понял,  что с Андреем случилась беда.  Да,  он,  конечно,

знает этого иностранца.  Да, рекомендательное письмо адресо-

вано именно ему. Это не подделка. Да, он сейчас выедет.

   - Самое странное во всем этом, дорогой профессор, - гово-

рил  судебный  медицинский  эксперт профессору Риоли,  - что

совсем не очевидно,  кто на кого напал. Ваш подопечный имеет

три ножевых ранения в правом боку, не смертельных, но доста-

точно тяжелых. Напавший на него бандит скончался от сильней-

шего  шокового состояния.  Причем он непрерывно жаловался на

страшные боли в правом боку,  в том же месте, куда был ранен

русский.  Произведенное только что вскрытие показало,  что в

районе печени у покойного образовались  тромбы  и  произошла

закупорка сосудов.  Таким образом, нанося удары ножом друго-

му, он убил себя.

   - Почему вас это удивляет?  - спросил Риоли.- У нас бога-

тая практика в этом отношении.  Сколько было случаев,  когда

избивающие ощущали всю боль наносимых ими ударов! Бандит на-

нес несколько быстрых ударов,  сработал "эффект взаимонавод-

ки", и напавший ощутил рану в своем боку. Наверное, там было

больное место,  и нервный импульс вызвал конвульсию, которая

привела к шоку и к смерти.  Попади он ножом в спину, возмож-

но,  для него все бы сошло гладко. Ничего, кроме боли, он бы

и не почувствовал...

   - Мы живем в справедливое  время,  -  насмешливо  заметил

эксперт.

   - Именно. Причем справедливость становится как бы матери-

альной. Ее можно пощупать руками.

   - Или ощутить в своем боку?

   - Возможный вариант.

   Риоли вошел в палату.  Карабичев лежал с плотно закрытыми

глазами,  заметно  оттененными  нездоровой синевой.  Изредка

вместе с прерывистым дыхакием из его рта  вырывались  слова.

Профессор  прислушался.  Речь  шла о жене Марии,  о каком-то

безногом с площади Святого Себастьяна и о... глупости. Кара-

бичев  даже в бреду ругал себя,  он не мог простить себе ка-

кой-то ошибки.

   Риоли вышел из клиники. Занималось утро. Теплый радостный

свет разливался по улице. Небо было чистым, воздух - свежим.

Риоли вздохнул и пробормотал:

   - Все будет хорошо. Справедливость и эволюция восторжест-

вуют!

   Внезапно он увидел человеческий обрубок, приютившийся под

оградой  больницы.  Не  тот  ли это нищий,  о котором бредил

русский?

   - Ну-ка, иди сюда, - поманил он пальцем калеку.

   Униженно кланяясь и заранее благодаря "доброго  сеньора",

тот заковылял к Риоли.

   - Ты знаешь сеньора Карабичева?  - спросил профессор. Ни-

щий недоуменно посмотрел на него и переспросил:

   - Каррабиччо?

   - Да, - кивнул Риоли.

   Щека у нищего дернулась,  по лицу побежали жалкие и горь-

кие  складки.  Он отвернулся,  и фигурка его сразу стала еще

меньше, будто его сразу придавило к земле. Раздвинув лакиро-

ванную листву олеандров, он пропал в иссиня-черной тени.

   - Андрей, Андрюша! - как слабый вздох донеслось до Риоли.

   Риоли с усилием зажмурился,  провел ладонью от глаз к но-

су, точно снимая невидимую паутину.

   Яркое свежее  солнце уже начало припекать.  Ослепительные

ракушечниковые стены хранили влажность  ночи.  Они  казались

голубоватыми. Грязный голубь клевал высушенный окурок...

   Профессор Риоли возвращался домой.  Проезд на Виа  Грассо

был перекрыт,  и шофер свернул в узкий переулок. Запахло жа-

реной макрелью, оливковым маслом. Ноздри защекотал чад улич-

ных жаровен. Полоски чистой голубизны и веревки с бельем де-

лали небо похожим на старый матросский тельник.

   Машина все петляла узкими темными улочками.  Наконец, она

выскочила на широкую мостовую, где ходили трамвай и автобус.

   Старый открытый трамвай дребезжал и раскачивался, как мо-

ряк в незнакомом порту.  Риоли здесь никогда не бывал.  Он с

живым интересом склонился к автомобильному стеклу. Когда Ри-

оли заметил в конце улицы толпу,  он не удивился. Ему только

на  миг  показалось,  что все стало зыбким и нереальным.  Он

опустил стекло.  Запах гниющих овощей сразу же забил все ос-

тальные.  Уличный  гам  тоже  стал отчетливее.  Гудки машин,

детские крики,  сварливая брань  женщин.  Постепенно  сквозь

этот шумовой фон начал прорезываться смутный,  быстро нарас-

тающий рокот.

   И тут  только  Риоли понял,  в чем заключалась та необыч-

ность,  которую он подсознательно почувствовал.  Она была  в

толпе,  вернее, сама толпа была ею. Риоли с удивлением поду-

мал,  что первый раз за все это время  он  видит  так  много

близко стоящих друг к другу людей.

   "Неужели все опять стало как прежде?  - подумал Риоли.  -

Нет  никакого  "эффекта дубль-ве" и опять можно безбоязненно

подходить к друзьям?"

   В ветровое  стекло  уже  видны были лица идущих навстречу

людей.  Они были спокойны и сосредоточенны. Замасленные ком-

бинезоны, пыльники с темными пятнами, яркие косынки, большие

береты,  черный глянец волос. Толпа заняла всю улицу от тро-

туара  до тротуара.  Трамвай стоял.  Пассажиры высунулись до

пояса из никогда не знавших стекол окон.  Кондуктор сидел на

подножке и ел белую булку с маслинами.  Шофер Риоли тоже за-

тормозил и вышел наружу.  Профессор остался в машине.  Толпа

раздалась,  обтекая, и вновь сомкнулась, как большая спокой-

ная река, которая легко и осторожно обходит камни, но гневно

сметает плотины и завалы,  кипя холодной водой.  Она,  каза-

лось,  закружила и понесла Риоли.  Он завертелся в водоворо-

тах, постепенно растворяясь и сливаясь с бегущим потоком.

   За то время,  пока мускулистые загорелые  люди  локоть  к

локтю прошли мимо Риоли, он понял все. Он стал каждым из них

и всеми ими сразу. Он приобщился к их силе и заботам. Ощутил

сам  -  именно ощутил,  потому что знал об этом и раньше,  -

убожество темных лачуг, плач неумытых детей, влажный жар за-

жатой в кулак монеты. Последней монеты.

   Как на испорченном телеэкране,  мелькали  смещенные  гро-

тескные кадры. Длинные очереди у биржи труда, сколоченные из

фанерных ящиков города,  высокие немые ворота завода, закры-

тый  шлагбаум порта,  лохмотья в темной арке моста.  Станки,

лопаты,  кучи мусора,  портальные краны,  пароходные  трапы,

гнущиеся  под  тяжестью  грузчиков,  - все проносилось мимо,

просачивалось сквозь сердце и мозг.

   Рабочие прошли.  Риоли  вновь стал самим собой.  Но в нем

еще жило ощущение единства и силы, которые минуту назад пол-

ностью поглощали его. Риоли долго искал подходящее слово, но

так и не придумал его.  Прозвенел звонок трамвая.  Кондуктор

завернул маслины в газету. Вернулся на свое место шофер.

   - Здоровые ребята, а, сеньор?

   Риоли не ответил.  Он искал нужное слово. Оно нашлось са-

мо, точно выскользнуло откуда-то и легло в нужную ячейку.

   - Солидарность, - неожиданно сказал Риоли.

   - Это уж точно,  сеньор.  Скоро эта штука перестанет  су-

ществовать. Люди смогут, наконец, спокойно жить.

   - Я не о том... Я о солидарности.

   - Да ведь и я о солидарности, сеньор!

   Риоли подумал,  что никакой "эффект дубль-ве"  или  любой

другой не смог бы разобщить этих людей. И, наоборот, вряд ли

бы он смог их спаять сильнее.  "Эволюция и революция  -  это

единый  процесс",  - подумал Риоли и вздрогнул.  Ему показа-

лось,  что эти слова кто-то внутри него произнес голосом Ка-

рабичева.

   Машина выскочила на прямую, как стальная линейка, автост-

раду. Запахло магнолией, лимоном, миртом. Как всегда, неожи-

данно открылось море.  Оно млело в серебряной  неге  жидкого

солнца, дрожащего на голубой зыби.

   Белая линия прибоя окаймляла пляж. Купающихся было немно-

го. Черная и серая галька казалась прохладной и влажной.

   "...За то,  что все сольются реки когда-нибудь в  морскую

гладь..." - вспомнил Риоли строки поэта.

 

                          ГЛАВА VI

 

   Уже не  раз,  возвращаясь  домой  и  проходя мимо комнаты

Арефьева,  Ружена замечала под дверью бледную полоску света.

Однажды, она остановилась и прислушалась. Ей показалось, что

в комнате Арефьева раздается негромкое жужжание.

   Ружена спустилась  вниз,  взяла  ключи и,  возвратившись,

открыла дверь в кабинет Сергея.  "Я была права,  там  кто-то

есть", - подумала она, входя в комнату. На пыльный, давно не

метенный пол падал рассеянный розовый свет, но в лаборатории

никого  не было.  Светился усилитель биотоков мозга,  задви-

нутьнй Сергеем в дальний  угол  комнаты.  Остальные  приборы

мертвой грудой лежали на темных столах. "Странно, - подумала

Ружена, - его же никто не включал?"

   Девушка выдвинула аппарат на середину комнаты и повернула

регулятор настройки.  Большой и малый излучатели засветились

еще ярче. Жужжание перешло в радостное гудение. "А ведь при-

бор работает без питания", - подумала Ружена, увидев небреж-

но  брошенные на пол провода.  От этой мысли ей стало жутко.

Она еще немножко покрутила рукоятку,  торчавшую на блестящем

пульте. Расплывчатый поток света превратился в густой лимон-

ный луч.  Гудение оборвалось.  В комнате зазвучала нежнейшая

музыка, печальная и далекая. Будто кто-то очень одинокий пел

о неизвестном мире.  Удивленная девушка привстала на цыпочки

и  заглянула  в  излучатель.  Неожиданное  чувство глубокого

удовлетворения и счастья охватило ее.  Тело стало  необыкно-

венно легким, почти невесомым.

   Девушка опустилась на стул, подставив лицо и грудь желтым

лучам, льющимся из рефлектора.

   - Как хорошо! - пробормотала она.

   Постепенно комната,  приборы и усилитель, волчком вертев-

шиеся перед ее глазами,  исчезли из поля зрения, из памяти и

сознания.  Исчезла и она, Ружена Миракова, аспирантка Инсти-

тута телепатии, двадцати трех лет от роду.

   Осталось только  удивительное непонятное чувство призрач-

ной легкости.

   Ей казалось, что миллиарды невидимых ниточек, прикреплен-

ных к телу,  тянут в разные стороны  и  она  становится  все

больше и больше. Было ясно, что сейчас произойдет что-то со-

вершенно удивительное.

   Прекрасный, чистый  восторг  наполнил душу Ружены Мирако-

вой.  Она увидела, - но это не то слово, которым можно пере-

дать  ощущения  Ружены,  - она познала за сотые доли секунды

жизнь своей планеты.  Познала одновременно все  многообразие

чувств и мыслей человечества,  весь его сложный и противоре-

чивый дух. Себе она казалась невероятно большой, раздутой до

чудовищных  размеров.  И  в  то  же время она понимала,  что

где-то,  в самой глубине, она остается прежней маленькой Ру-

женой,  но в ней кричали миллионы новорожденных детей и хри-

пели сотни тысяч умирающих,  толпы людей смеялись и плакали,

работали,  отдыхали,  думали, играли... Все они определялись

одним словом - люди, и все они жили в ней.

   Ощущать их в себе, в своей душе было большим неповторимым

наслаждением,  и оно убивало Ружену. Боль короткими молниями

пронизала ее тело, обнимавшее Землю...

   Длинный Щапов сердился и недоумевал.  Он хмыкал, тряс го-

ловой и пожимал плечами.

   - В чем дело, пресветлый? - спросила его маленькая пухлая

соседка по комнате.  Она на секунду оторвалась от микроскопа

и,  подняв очки, смотрела на Щапова усталыми бледно-голубыми

глазами.

   - Понимаешь, Тата, мне кажется, что я сошел с ума.

   - По-моему,  это произошло гораздо раньше, чем тебе стало

казаться.

   - Погоди, не остри, - он повертел в руках только что про-

явленную пленку и в сотый раз посмотрел сквозь нее на  свет.

- Знаешь,  вчера, отправляясь на съемку, встретил в коридоре

Миракову,  эту аспирантку Ермолова. У меня был с собой аппа-

ратик,  и я предложил ей сфотографироваться. Больно подходя-

щее освещение,  косые лучи, пятна света на полу. Она девушка

покладистая,  согласилась.  Уж я ее щелкал на все лады.  И в

фас, и в профиль, и на фоне окна, и в тени, и на солнце. Це-

лую пленку извел. А сегодня проявил - и... вот.

   Щапов протянул Тате  пленку.  Девушка  просмотрела  ее  и

удивленно спросила:

   - Ты фотографировал пустой коридор?

   - Вот именно!

   Девушка покачала головой.

   - Слушай,  Щапов, у меня есть знакомый, хороший психиатр.

Галлюцинации,  бред наяву - его специальность. Он тебе помо-

жет.

   - Иди сама к своему психиатру!

   В эти дни Ермолов сильно изменился.  Черные брови изогну-

лись еще стремительнее и круче, пытаясь сорваться и взлететь

со лба. Безумные желтые глаза прожигали собеседника нетерпе-

ливым пламенем.

   Три больших видеофона занимали четверть кабинета, и с них

не исчезали человеческие лица.  Ермолов говорил одновременно

с несколькими сотрудниками, сидевшими в комнате и на экранах

"видиков". Ермолов бурлил и пенился, как действующий вулкан.

   Сергей Артамонович,  старший инженер по оборудованию инс-

титута, долго не мог пробиться к Ермолову. Он уже было решил

пойти к директору, но внезапно у Ермолова выдалось несколько

свободных минут.

   - В чем дело,  Сергей Артамонович? - спросил Ермолов, за-

куривая и пуская синие кольца сквозь солнечный луч,  пересе-

кавший комнату.

   Инженер замялся.

   - Вот какое дело,  Иван Иванович,  - сказал он,  медленно

подбирая слова.  - Я хотел поговорить  с  вами  относительно

этой аспирантки, Мираковой...

   - А что такое?

   - Она работает по ночам.

   - Как?

   - Да уж не знаю как,  только работает. Вчера я был дежур-

ным и проходил по коридору. Вижу свет в сто восьмой комнате,

подергал ручку - закрыто, постучал - не отвечают. Вдруг поя-

вилась Миракова.  Она так внезапно вышла,  что я даже, приз-

наться, немножко испугался. "Что делаете?" - спрашиваю. "Ра-

ботаю, - говорит, - у меня непрерывный опыт". - "Какой опыт,

- говорю, - два часа ночи". - "Да вот так", - говорит. Нужно

сделать ей внушение.  А если есть необходимость работать  по

ночам, пусть получит специальное разрешение от дирекции...

   - Погоди,  Сергей Артамонович, - перебил старика Ермолов.

- Ты что-то путаешь.  Сто восьмая комната не Мираковой.  Это

помещение этого... как его... Арефьева. Он сейчас в отпуске.

   - Тем более,  - сказал инженер.  - И вообще я тебе скажу,

Иван Иванович,  эта девушка производит  какое-то  неприятное

впечатление. Что-то с ней такое...

   Старик повертел в воздухе пальцами, пытаясь передать свою

мысль яснее.

   - Постой, сейчас, - быстро сказал Ермолов, крутнувшись на

кресле. Он потянулся к одному из видеофонов и включил его. -

А вот и сто восьмая,  - сказал он.  -  И  там  действительно

что-то происходит.

   Они увидели излучатель Арефьева, наполнявший комнату жел-

тым светом.  Спиной к зрителю сидела маленькая девушка, зап-

рокинув голову на спинку стула. Виднелся чистый выпуклый лоб

и копна золотистых волос.

   - Миракова!  Ружена! - позвал Ермолов. Девушка не шевели-

лась, руки ее безжизненно висели вдоль тела.

   - С ней что-то...  - пробормотал Ермолов,  взглядывая  на

старика.

   Сергей Артамонович встал.  К этому времени в кабинете Ер-

молова уже набралось человек шесть народу. Все они с испугом

разглядывали изображение на экране.

   - Пошли, - быстро сказал Ермолов, выключая аппарат.

   Они не пошли,  а побежали по гулким коридорам  института.

Каково  же  было  их удивление,  когда они увидели Миракову,

медленно направлявшуюся по сверкающему пластику пола в  свою

комнату. Ермолов окликнул ее, но она уже прошла в дверь. Они

ворвались следом.

   В комнате царило молчание. Слой пыли лежал на всем. Руже-

на стояла и смотрела на безмолвные  приборы,  у  которых  не

светились шкалы и сигнальные лампочки.

   - Ружена!

   Девушка повернулась. Ермолова поразила бледность ее лица.

Казалось,  Ружена постепенно узнавала их,  и несмелая улыбка

тронула ее губы.

   - Что с тобой только что было? - спросил Ермолов.

   Брови, ее  недоуменно  поднялись,  губы  приоткрылись.  И

вдруг,  круто повернувшись,  Сергей Артамонович  выбежал  из

комнаты.  Повинуясь какому-то импульсу,  все бросились вслед

за ним. Последней вышла Ружена и медленно пошла за ними.

   Остановившись напротив комнаты с цифрой "сто восемь", Ер-

молов резким ударом ноги распахнул дверь.

   Из усилителя Арефьева лилось желтое сияние.  Напротив ап-

парата на стуле полулежала Миракова. Широко открытые голубые

глаза подернулись смертельной пеленой.

   Ермолов резким движением схватил  девушку  за  руку,  но,

ощутив ледяной холод трупа,  выронил ее.  Рука глухо стукну-

лась о дерево стула.

   - Она мертва,  - облизывая внезапно пересохшие губы, ска-

зал он.

   И тогда  все обернулись назад и,  предчувствуя что-то еще

более ужасное,  стали всматриваться в даль  длинного  инсти-

тутского коридора. Их искаженные лица будто одеревенели. Они

ждали.

   Сначала никого не было. Коридор как коридор. С левой сто-

роны - окна во всю стену,  с правой - двери  в  лабораторные

помещения.  Ослепительно белый потолок, пластик пола в розо-

вых крапинках.  За окном - верхушки деревьев, вентиляционная

вышка  и  подъемный  кран  для  мелких работ на институтском

складе.

   Но вот  на  повороте появилась женская фигурка и медленно

двинулась к ним. Это была она.

   Когда девушка подошла и они увидели, что перед ними Руже-

на Миракова,  у кого-то вырвался судорожный  всхлип.  Только

Ермолов,  бросив быстрый взгляд на тело,  лежавшее на стуле,

громко спросил:

   - Что это значит, Ружена?

   Девушка улыбнулась своей несмелой  улыбкой  и  зашевелила

губами.  И здесь все поняли, что они не слышат ее слов. Зву-

ков не было. Мысли Ружены проникали прямо к ним в мозг.

   - Я умерла, Иван Иванович. Я умерла три дня назад.

   С криком отчаяния и страха ринулись они к девушке. Их ру-

ки  встретились  в  воздухе.  Несколько секунд они сжимали и

ощупывали ладони и пальцы друг друга. Наконец Сергей Артамо-

нович не выдержал. Вскрикнув "о боже ж мой!", старик пробкой

вылетел из комнаты. Ермолов и другие последовали за ним. Они

бежали, как мальчишки,  спасаясь от кошмара,  ставшего явью.

Но вот бег сменился торопливым шагом. Возле кабинета Ермоло-

ва  они остановились.  До сих пор никто не сказал ни .слова,

Вокруг них постепенно образовалась толпа сотрудников.  Моло-

дежь  с интересом наблюдала странное поведение своих руково-

дителей.  Ермолов достал большой клетчатый платок и вытер со

лба капли пота. Кое-кто стал поправлять сбившиеся галстуки и

расстегнутые воротнички.

   - Немедленно...  совещание... всех научных сотрудников, -

выдохнул Ермолов и скрылся в своем кабинете.

   Толпа не расходилась. Передавался странный, нелепый слух.

Люди возбужденно переговаривались.

   - Видишь, Тата, - говорил Щапов крохотной блондинке с се-

рыми глазами,  - твой психиатр никак не может мне пригодить-

ся. Я не сомневался в научной объективности фотопленки и был

совершенно прав.

   Кто-то предложил  пойти  и  проверить,  как обстоит дело.

Толпа ринулась на третий этаж, где находились комнаты Арефь-

ева и Мираковой.  Но по распоряжению Ермолова вход в коридор

был перекрыт, и жаждущие сенсации остались ни с чем. Напрас-

но  всматривались  они в матовую поверхность дверных стекол.

Ни малейшего движения за ней не обнаруживалось.

   В это время в кабинете Ермолова шло бурное совещание. Ер-

молов обрел свой обычный деловой вид.

   - Конечно,  мы выглядели смешно,  - сказал он, - спасаясь

бегством от...  этой милой девушки.  Но у нас были основания

для тревоги.  Факт смерти Мираковой еще не нашел своего объ-

яснения.  Мне представляется,  что причина в этом  проклятом

излучателе,  который и посейчас работает в комнате Арефьева.

Так что наше бегство было своевременным. Иначе... иначе мог-

ло бы случиться несчастье,  размеры которого трудно себе во-

образить. Но мы ученые, и совесть ученого обязывает нас исс-

ледовать это загадочное явление. Однако проводить такое исс-

ледование надо осторожно, соблюдая, если можно так выразить-

ся,  основные правила техники безопасности, хотя нам, конеч-

но,  неизвестно,  какие меры  предосторожности  здесь  можно

предпринять.

   После долгих споров решили передать тело Мираковой  меди-

кам. Много противоречивых мнений вызвал излучатель Арефьева.

Одни предлагали немедленно уничтожить его,  другие -  помес-

тить  в изолированную камеру.  Не придя ни к какому твердому

решению,  договорились оставить все как есть,  но вызвать из

отпуска Арефьева. Пусть он сам разбирается в причудах своего

аппарата.

   Институт гудел,  как потревоженный улей. Люди не принима-

лись за работу,  до хрипоты обсуждая проблему призрака Мира-

ковой.  Некоторым  удалось  прорваться на третий этаж и уви-

деться с Руженой.  Они возвращались расстроенные и  молчали-

вые.

   ...Стены института рухнули,  и за ними обнаружился  прек-

расный  черный мир.  Камни выли звериными голосами,  а колба

Вюрца стала двоиться и троиться,  как  заурядная  хромосома.

Солнце  потухло,  словно его отключили от городской сети,  и

Земля заняла его место.  Люди чувствовали огонь под ногами и

поэтому  ходили  босиком.  Природа была распластана на столе

исследователя, подобно лягушке, и откупалась бриллиантами за

свое освобождение.  Счастье имело форму волчка, которым пре-

небрегали даже пеленашки...

   Сумасшедший день  Ермолова  на этом не кончился.  В конце

дня ему принесли письма от Карабичева.  Иван Иванович вскрыл

заграничный конверт и быстро заскользил по строчкам.

   Карабичев писал, что жену свою он отыскал в очень тяжелом

и жалком положении.  Подробности обещал рассказать по приез-

де. Винер Риоли, которого рекомендовал Лахутин, оказался чу-

десным  человеком.  Сейчас  Карабичев  заболел  и валяется в

больнице,  надеется скоро выйти.  Письмо он  пишет  с  одной

целью - ему хочется поделиться с Ермоловым очень важными со-

ображениями.

   "У меня сложилось твердое убеждение, - писал Карабичев, -

что наш  многоуважаемый  Иван  Павлович,  составивший  карту

распространения "эффекта дубль-ве", не прав. Дело в порочных

предпосылках.  Побывав здесь, в Бессано, я провел ряд наблю-

дений,  которые  навели  меня  на мысль о возможной ошибке в

рассуждениях Ивана Павловича. Как он рассуждал?

   Он считал,  что главным параметром, характеризующим взаи-

монаводку,  является ее мощность.  И эту мощность он измерял

расстоянием,  на  котором два человека начинали ощущать друг

друга.  Чем оно больше,  тем, дескать, и мощность больше. На

первый взгляд правильно.  А в действительности все наоборот.

В Бессано,  по расчетам Ивана Павловича,  "эффект  дубль-ве"

раз в пять больше,  чем в Москве.  И правда, здесь начинаешь

чувствовать другого на расстоянии в два-три метра, а в Моск-

ве только - с полуметровой дистанции.

   Но дело не в одном расстоянии.  Важна  еще  интенсивность

ощущения.  В Бессано эффект возникает на большом расстоянии,

зато он слабее московского ровно в пять раз.  Таким образом,

мощность  излучения следовало определить,  измеряя интенсив-

ность его, а не дальность действия. Это соображение застави-

ло меня пересмотреть карту Ивана Павловича.

   Дорогой научрук, я пришел к потрясающим выводам! Источник

излучения находится не в Тихом океане,  возле мыса Горн, как

думали мы раньше.  Он расположен на  юго-восток  от  Москвы,

примерно в полутора тысячах километров от нее..."

 

                         ГЛАВА VII

 

   Высоко вверху возник огромный диск. Он распался на тысячи

хрустальных,  вложенных друг в друга кругов.  В центре диска

родился огонь, ослепительный, сверкающий и нежный. Преломля-

ясь в бесчисленных гранях, он наполнился тончайшими оттенка-

ми невиданной красоты. Отраженные мириадами зеркальных плос-

костей лучи слились в единый радужный поток  света,  который

упал  на  Сергея,  подхватил  его и куда-то понес на упругих

теплых волнах.

   Он нес  его  к славе,  признанию,  безоговорочной победе.

Сергею грезились долгие часы совещаний и  обсуждений,  когда

стоишь на трибуне с поднятой головой,  скромный, горделивый,

все понимающий. Затем долгие месяцы снисходительного разъяс-

няющего  отношения  к другим,  долгие годы почета,  прочного

уважения, непоколебимого авторитета...

   Сергей взглянул  на Эрика.  По лицу того нельзя было ска-

зать,  слышит ли он фанфары славы,  гремевшие в ушах Сергея.

Вертикальная складка меж бровей показывала,  что Эрик чем-то

озабочен. Сергей вопросительно хмыкнул. После долгого молча-

ния Эрик поднял глаза.

   - Вообще это смешная штука, - задумчиво сказал он.

   - Ты о чем?

   - Ну посуди сам.  Это какая-то сложнейшая и вместе с  тем

простая,  как дважды два - четыре, система. Природа отражена

в человеке, она "записана", если позволительно так выразить-

ся, в виде чувств, мыслей, воспоминаний...

   - Не путай,  память и  мысль  -  категории,  свойственные

только живому. Мертвой природе они неведомы.

   - Ну хорошо, в форме ощущения. Природа отражена в челове-

ке, в его чувствах. Это как бы первая ступень. Человек отра-

жен в биотозе в виде импульсов, переданных каким-то субкван-

товым биополем. Это уже вторая ступень. Возможно, что...

   - У нас будет столько хлопот со второй ступенью,  что  до

третьей мы не доберемся, - беспечно отмахнулся Сергей.

   - Да,  конечно,  но ты меня не понял,  - сказал Эрик. Его

глаза, казалось, совсем растаяли на бледном лице. - Чем выше

ступень отражения, тем выше самостоятельность воспринимающе-

го объекта.  Вот в чем штука. Например, человек по отношению

к камню...

   Сергей напряженно всматривался в Эрика.

   - Для этого нужно,  чтобы биотоза была способна самостоя-

тельно перерабатывать информацию.  Кодировать сигналы,  пом-

нить, сравнивать и так далее, - сказал он.

   - А почему ты думаешь,  что она этому не может научиться?

- заметил Эрик.  Он говорил равнодушно и негромко; казалось,

все это очень мало его занимает. Только по странной прозрач-

ности глаз Сергей  догадывался,  что  его  друг  пробивается

сквозь какую-то мучительную умственную преграду.

   - А зачем ей это нужно? - подумав, спросил Сергей.

   - Такой вопрос не имеет смысла. Это то же, что спросить у

природы,  зачем она создала мыслящего человека. Здесь играет

роль автоматика необходимых и случайных процессов...

   Эрик помолчал.  Он смотрел в окно,  и Сергей смотрел туда

же. Там, как маяк, светилась биотоза. Сергею свечение биото-

зы казалось ослепительным, обжигающим, как лучи экваториаль-

ного  солнца.  Эрик смотрел и будто не видел мерцающего сия-

ния, проникавшего сквозь стекла.

   - Я боюсь, - сказал он, ворочаясь на своем ложе, - боюсь,

как бы биотоза не стала по отношению к человечеству...

   - Чем? - спросил Сергей.

   - Тем же, чем люди стали по отношению к мертвой природе.

   Доктор, утонувший в кресле и дыму, встрепенулся:

   - Возможно ли это?  Биотоза. создана людьми, и ее сущест-

вование определяется общим потенциалом напряжения вашего ги-

потетического биополя, генерируемого человечеством...

   - Люди  тоже созданы природой и живут на ее иждивении,  -

тихо возразил- Эрик,  - но это не мешает им  активно  вмеши-

ваться  в  дела мертвой и живой материи.  Биотоза,  если она

приобретет самостоятельность, тоже может захотеть что-нибудь

изменить.

   Сергей с сожалением посмотрел на Эрика.  Такой ясный глу-

бокий ум и... такая трусость мысли.

   "Время взлететь,  - подумал Сергей.  - Время оттолкнуться

от сырой земли и умчаться ввысь, глядя, как расплываются ли-

ца и слезы провожающих..."

   - Ладно, - сказал он, вставая, - я поеду.

   - Сейчас? - спросил Эрик.

   - Да, старик, нельзя терять ни минуты.

   - Может, подождать до утра? - неуверенно спросил Эрик.

   - Нет, надо торопиться. Биотоза развивается, каждое мгно-

вение можно ожидать нового фокуса.

   - Да, да, поезжайте, Сережа, - вмешался доктор, - расска-

жите всем там,  в чем дело,  и возвращайтесь побыстрее...  Я

побуду с Эриком.

   - А к семье не потянет?

   - Это  уже  не ваша забота.  Действуйте и за Хокай-Рох не

волнуйтесь. Здесь все будет в порядке. Сергей подошел к Эри-

ку и взял его руку.

   - Слушай,  Серж,  - сказал Эрик, поморщившись, - я еще не

знаю сам,  но...  Но мне не очень нравится эта штука... - Он

ткнул пальцем в окно.  - Я не хочу капать тебе  на  мозги  и

прочее.  Но нужно быть объективным.  Мы не должны переоцени-

вать наш успех. Понимаешь? Так что ты там не зарывайся, лад-

но?

   - Ладно,  ладно,  не тревожься,  дружище, - Сергей крепко

стиснул руку Эрика.

   Он быстро загрузил в багажник автолета папки с наблюдени-

ями, фотопленки, диапозитивы, магнитофонные ленты, сел в ма-

шину и вылетел в кромешную мглу.  Небо и  земля  были  почти

одинакового густого черного цвета.

   Автолет скользил над землей на  высоте  тридцати  метров.

Сергей  с нетерпением посматривал на стрелки,  вздрагивающие

на освещенных циферблатах.

   "Прежде всего сделать сенсационный доклад.  Раскрыть всем

глаза.  Это будет как взрыв бомбы!..  Большой ученый совет и

специалисты со стороны...  Затем - подать двенадцать авторс-

ких заявок по биотозе на наше с Эриком имя...

   Впрочем, сначала  заявка на открытие.  Ведь это открытие!

...Пару больших статей в центральной  прессе,  одно-два  ин-

тервью и...  Все будет отлично...  все будет хорошо... Нако-

нец-то настоящее,  подлинное открытие! Это вам не беспочвен-

ное исследование влияния бесконечных влияний...  Это настоя-

щее!  Великое! Ради этого стоило жить, мечтать, ошибаться...

Жила,  золотоносная  жила!..  Хватит ходить у науки в пасын-

ках!.. Держитесь, ползучие эмпирики!"

   Через четыре  часа  Сергей  подлетел к Москве,  Хотя было

раннее утро,  автолеты на главной трассе шли в три этажа,  и

Сергей,  с трудом пробился на нужную магистраль.  Он оставил

машину во дворе,  уложив ее тяжелое тело на влажный асфальт,

и бегом поднялся на свой этаж.

   Отца дома не было.  Квартира сохраняла теплый душный воз-

дух ночи,  запах табака.  Все окна были закрыты,  вентиляция

отключена.

   Сергей распахнул  окна,  включил  кондиционку и полез под

душ. Крупные холодные капли забарабанили по волосатой груди.

Смуглая кожа натянулась и затвердела.  Сергей сладко ежился,

сплевывая искристые фонтанчики.  Через десять минут он сидел

в кресле, приятно расслабленный, и прислушивался, как по те-

лу пробегают маленькие горячие молнии.

   Город уже  проснулся  и  заработал во всю свою миллионную

людскую и машинную мощь.  Похоже было,  что он  и  вовсе  не

спал. Сергей слушал- гремящие звуки жизни, врывающиеся в ок-

на, и думал о том, что вот он, маленький человек, одна деся-

тимиллионная часть энергичной подвижной массы, живущей и ра-

ботающей в городе,  через какой-нибудь час  станет  известен

всем. Всем, кто ходит, мыслит, понимает. Он представил себе,

как миллиарды людей в разных местах и в разное время  остав-

ляют  на миг свои дела - за станком,  в конторе,  в поле и в

лаборатории,  за рулем и на отдыхе - везде.  И все лишь  для

того, чтобы услышать его имя.

   Короткие и длинные радиоволны,  пульсируя, передадут сиг-

нал,  сообщение,  в котором будет его имя и имя Эрика.  Этот

сигнал помчится по земному шару, извлекая у людей вздох вос-

хищения.  Из этого города, из его неистребимой каменной, ма-

шинной и человеческой силы родится новая сила, новая мощь.

   И все это сделает он,  маленький человек, одна десятимил-

лионная клетка города, непризнанный деятель науки...

   Внезапно ему пришла озорная мысль.  А что, если он никуда

не пойдет и никому ничего не скажет?  Придет ли тогда в дви-

жение сложный механизм жизни?

   Сергей подумал и решил - придет. Тайна биотозы станет из-

вестна.  Не он, так Эрик, не Эрик, так кто-то другой. Люди в

конечном счете всегда решали проблемы, которые ставили перед

собой.

   Почему сбываются мечты?  Потому что мечта  -  это  первый

ориентировочный  план работы в интересующем человека направ-

лении.  И если люди составили план,  они начинают его выпол-

нять... не сегодня, так завтра...

   Внезапно до слуха Сергея донесся шум.  Кто-то звал на по-

мощь.  Сергей схватился за шершавые края кресла, но не сдви-

нулся с места.  Он прислушался.  Крики на мгновение  стихли,

потом вновь донесся всхлипывающий, причитающий голос. Где-то

стонала и плакала женщина.

   Сергей подхватил брюки и побежал к двери.  Одной рукой он

нажал кнопку замка,  другой -  попытался  натянуть  штанину.

Дверь распахнулась, брюки упали на пол. Сергей отшвырнул их,

выбежал на лестничную площадку.  Никого не было, звуки доно-

сились сверху, с четвертого этажа. Сергей возвратился, натя-

нул брюки,  накинул куртку и  побежал  наверх,  перескакивая

сразу через две ступеньки.

   У открытых дверей четыреста пятой квартиры стояла женщина

и  судорожно  втягивала воздух,  Плечи и грудь ее дрожали от

сдерживаемых рыданий.  Седые волосы,  завитые в замысловатые

букли,  повисли паклей.  Около нее суетились двое - старик и

девушка. Девушка держала в руках стакан с водой. Зубы женщи-

ны цокали о стекло,  выбивая громкую дробь. Вода тонкой пре-

рывистой струйкой текла по подбородку, срывалась вниз мелки-

ми блестящими каплями.

   - Что случилось? - отрывисто спросил Сергей.

   Старик, говоривший женщине что-то утешительное, посмотрел

на Сергея. В руке у него была зажата свернутая трубкой газе-

та, отчего лицо знаменитой актрисы на фотографии стало длин-

ным и удивленным.

   - Муж у нее умер, - объяснил он.

   - От чего? - машинально спросил Сергей.

   - От смерти,  - сердито сказал старик и повернулся к нему

спиной.  Сергей хотел подойти ближе,  но  побоялся  действия

"эффекта наводки". Ему не хотелось погружаться в топкие вол-

ны человеческой беды.

   - Да  уж  теперь время такое...  - неопределенно протянул

старик. - Ты уж не расстраивайся, милая.

   - Может, милицию вызвать? - быстро проговорила девушка со

стаканом, осторожно заглядывая внутрь квартиры.

   - А  сегодня  ночью  просыпаюсь и смотрю - а он у меня на

постели сидит...  - Женщина опять зарыдала, громко и обижен-

но.

   - Я пойду посмотрю,  - решительно сказала девушка и, про-

тиснувшись между женщиной и,  створкой двери, вошла в перед-

нюю.

   - Ты поосторожней там! - крикнул ей старик вдогонку.

   - А где ее муж? - тихонько спросил Сергей.

   - Сказано тебе, умер муж. Вчера схоронили.

   Сергей почувствовал, что голова у него идет кругом.

   - А о ком же она говорит?  - спросил он, собираясь с мыс-

лями.

   - Да о нем же, о муже! Фу, бестолковый! Видно, давно дома

не был?

   - Признаться...  - начал было Сергей.  Но в это мгновение

из квартиры пулей вылетела девушка.  Она размахивала  пустым

стаканом.

   - Кошмар какой-то!  - воскликнула она и застучала каблуч-

ками вниз по лестнице. - Покойник!

   - Как покойник? - удивился Сергей.

   Женщина с подозрением посмотрела на него.

   - А вы разве не слыхали? - осторожно спросила она.

   - Да он отсталый,  - вмешался старик, - ни о чем таком не

слыхал.

   Женщина помолчала.

   - Теперь такое бывает.  Не у всех, правда, редко, но слу-

чается. Муж умер, я его похоронила, поехала к сестре в Каши-

ру,  а вернулась домой и вижу его на том самом месте, где он

упал.  Что со мной было!..  Казалось мне, что я схожу с ума,

так порой страшно становилось.  И нет его,  и здесь он,  вот

под рукой.

   Сергей с ужасом смотрел на женщину.

   - В этом... нужно разобраться, - пробормотал он.

   - А что разбираться, жизнь дала трещину на всю планету, -

философски заметил дед.

   - Как я теперь жить буду, сама не знаю, - горестно сказа-

ла женщина, - мне в комнату зайти страшно.

   Сергей вздрогнул, представив весь ужас создавшегося поло-

жения. Он наклонил голову и быстро вышел из комнаты.

   В тот же день Ермолов подвергся темпераментной атаке Сер-

гея.  Арефьев  настаивал на созыве Большого ученого совета с

приглашением всех комиссий Академии наук и комитетов,  зани-

мавшихся вопросами взаимонаводки.

   - Я должен иметь какие-то реальные гарантии, что ваше со-

общение представляет собой высокий научный интерес, - холод-

но говорил Иван Иванович, рассматривая Арефьева.

   Парня словно  подменили.  Куда делись меланхоличная сдер-

жанность,  спокойствие, выдержка, таившая насмешку над собе-

седником? Сергей рвался в бой. Почему? Что случилось?

   - Единственная гарантия - совесть ученого. То, что я могу

сообщить, должно стать достоянием общественности...

   - Почему?  Почему бы нам сначала не заслушать вас в узком

кругу?

   - В узком кругу хорошо слушать анекдоты,  - грубо  сказал

Сергей.  -  А я буду говорить о вещах,  которые должна знать

вся наша страна, весь мир.

   Ермолов подумал.

   - Ну вот что, - сказал он, - у нас сегодня состоится рас-

ширенное  совещание  в Объединенном совете.  Будем обсуждать

методы борьбы с телепатическими явлениями  на  земном  шаре.

Там будут многие ответственные товарищи. Будет и академия, и

наши члены Ученого совета. В порядке исключения я тебя выпу-

щу. Только будь краток. Через двадцать минут выезжаем.

   Зал заседаний Объединенного совета  был  скучным  большим

помещением с обилием столов,  кресел и люстр. Сергей сидел у

стенки, у ног его стояли кинопроектор, заряженный пленкой, и

магнитофон,  на коленях лежала папка с докладом.  Он возбуж-

денно осматривался по сторонам.  Много лысин, золотых оправ.

Неторопливые движения.  Полные уверенности в себе люди.  Со-

лидно, крепко.

   "Сейчас вы у меня зашевелитесь", - злорадно думал про се-

бя Сергей.  Он не чувствовал страха, но пальцы его судорожно

мяли обложку доклада, а сердце гулко колотилось.

   После мучительно долгих  минут  объявления  повестки  дня

слово  предоставили  Ивану Павловичу,  профессору телепатии.

Старик вышел на эстраду и развернул давно знакомую всем кар-

ту  мира,  где  были  нанесены области с различной интенсив-

ностью "эффекта дубль-ве".

   Иван Павлович рассказал об идее Карабичева.  Профессор не

торопился,  тщательно закруглял фразы,  и Сергей чувствовал,

как в нем закипает желчь.

   - Итак,  если мы будем измерять мощность "эффекта взаимо-

наводки"  не расстоянием,  на котором он действует,  а силой

его действия, то максимум придется не на Тихий океан, как мы

ранее предполагали, а попадет вот в эту точку.

   Указка профессора скользнула на юго-восток  от  Москвы  и

очертила маленький кружок.

   - Сейчас этот район нами обследуется.  Найдем ли  мы  там

что-либо,  я  не  знаю,  но проверить гипотезу Карабичева мы

должны.

   Сергей встал. Голос его, хрипловатый и срывающийся, проз-

вучал неожиданно громко:

   - Я могу ответить на этот вопрос.

   Члены совета зашушукались. Арефьев вышел к столу президи-

ума и стал рядом с Иваном Павловичем.

   - Это наш следующий докладчик, - объяснил председатель.

   - Пожалуйста, товарищ... эээ... Арефьев.

   - Я постараюсь быть кратким, но тема большая и емкая. Ес-

ли надоем,  скажите - я сокращу свое выступление. Так вот, -

сказал он,  приближаясь к кафедре и наблюдая, как устанавли-

вают  проекционную  аппаратуру,  - чтобы не сбиться,  я буду

рассказывать все по порядку.

   Человечество стало свидетелем стихийного изобретения. Та-

кие вещи возможны в наше время,  когда изобретатели являются

узкими специалистами и не способны охватить изучаемый объект

во всем многообразии проявляемых им свойств.

   Два года  назад  Эрик Эрдман получил мутант морской водо-

росли,  который обладал способностью синтезировать  линейные

полимеры  из  кислорода и углекислоты воздуха.  Вы видите на

фотографии цветок. Он носит название биотозы. Это и есть му-

тант.

   Дальнейшую работу мы вели совместно - Эрдман и я.  Мы хо-

тели наладить промышленное производство биотозы,  но дело не

клеилось. Биотоза явно обладала ограниченными возможностями.

Нам никак не удавалось получить хороший привес.  Тему факти-

чески закрыли,  да мы и сами занимались ею спустя рукава. Но

однажды нам повезло.  В науке это бывает.  Изредка. Случайно

нам удалось найти оптимальные условия роста биотозы. Товари-

щи,  я  вижу  на ваших лицах вопрос и недоумение.  Вы вправе

спросить:  при чем тут полимеры,  биотоза? Я вас понимаю. Из

дальнейшего  вам станет ясна связь между "эффектом взаимона-

водки" и тем, о чем я говорю. Наберитесь терпения...

   Итак, мы  установили,  что биотоза растет в душном теплом

помещении, наполненном... людьми. Почему людьми? При чем тут

люди?  На эти вопросы мы тогда не могли ответить.  Сейчас мы

уже знаем правильный ответ.

   Но полгода назад нас интересовало одно: как вырастить би-

отозу в количествах,  достаточных для анализов,  проверки  и

промышленного  синтеза.  Уловив  способность биотозы расти в

непосредственной близости от скопления человеческих масс, мы

стали использовать это свойство.  Аквариумы с биотозой поме-

щались в кинопанорамы,  клубы,  залы заседаний. Там биотоза,

получив первый толчок, начинала путь самостоятельного разви-

тия. Дальнейший рост ее, как нам казалось, не зависел от на-

личия людей. Это подтвердилось в наших опытах.

   Набрав несколько килограммов биотозы, мы выехали на биос-

танцию Хокай-Рох.  И вот случшюсь чудо.  При соединении нес-

кольких кусков биотозы в один общий массив произошел как  бы

атомный взрыв в ее развитии. За несколько часов вес биомассы

достиг свыше ста миллионов тонн. Она заполнила огромный кот-

лован  и поднялась вверх на высоту около ста метров.  Вот ее

фотография.  Вы видите, что и сейчас биотоза сохраняет форму

цветка  с причудливой конфигурацией.  Это произошло ночью 15

августа сего года.  Прошу обратить внимание на эту дату, ду-

маю, что она вам уже хорошо знакома. Затем резкое увеличение

биомассы прекратилось. Сейчас она увеличивается в объеме, но

это происходит чрезвычайно медленно.

   В настоящее время в степи подле биостанции Хокай-Рох воз-

вышается  гора этого биополимера,  которую издали можно при-

нять за большой степной курган.  Кстати,  станция  Хокай-Рох

находится  в тысяче двухстах километрах от Москвы и попадает

как раз в центр того кружка, который очерчен на карте Иваном

Павловичем согласно гипотезе Карабичева.

   По вашему оживлению я вижу, что вам уже понятна та мысль,

которую я хотел высказать.  Именно так! Биотоза в ее настоя-

щем виде и есть тот таинственный давно разыскиваемый излуча-

тель, который морочит голову всему человечеству.

   Я не буду подробно останавливаться на том, как мы догады-

вались об этом.  Скажу только, что нам помогли ночные съемки

биотозы. Дело в том, что биотоза светится. На этих кадрах вы

видите сплошное сияние,  идущее от цветка. Ночью это велико-

лепное зрелище.  Но если внимательно вглядеться - лучше  это

сделать с помощью лупы,  - то под поверхностью биотозы можно

обнаружить миллиарды светящихся точек. Эти точки находятся в

непрестанном движении и взаимодействии.  Мы занялись статис-

тическим определением  светимости  биотозы,  короче  говоря,

подсчетом  числа светящихся точек на отдельных участках ее и

пришли к неожиданному открытию чудесных свойств этого  поли-

мера. Я не буду описывать ход наших умозаключений и экспери-

менты, подтвердившие их, а дам только выводы.

   Первое: полимер,  названный  биотозой,  обладает  способ-

ностью воспринимать и фиксировать в виде определенных светя-

щихся молекулярных ассоциаций все типы излучения, продуциру-

емые мозгом и нервной системой человека.

   Сергей наклонился и включил магнитофон.

   - Вы сейчас услышите,  что думает по этому поводу Эрдман,

- сказал он, обращаясь к залу.

   После минутного шипения пленки голос Эрика сказал:

   - О существовании единого биополя на земном шаре люди до-

гадывались давно. Сегодня прямые и косвенные факты распрост-

ранения телепатических сигналов являются объектом серьезного

научного исследования.  До настоящего  времени  была  неясна

природа этого явления.  Работа над биотозой дозволяет внести

некоторую ясность.  Мы предполагаем, что биополе носит субк-

вантовый характер.  Это означает, что передача сигналов соп-

ровождается субквантовыми переходами каких-то частиц и дырок

с одного энергетического уровня на другой. Такое расщепление

уровня порождает излучение, до сих пор не зафиксированное ни

в одном из приемо-передаточных устройств, изобретенных людь-

ми.  Только человеческий организм в целом и его мозг в част-

ности способны воспринимать такие волны.  Движение сигнала в

биотозе,  или,  как это еще называют, феномен-пси, имеет ряд

особенностей. Распространение сигнала происходит практически

мгновенно,  не зависит от материала среды и не ослабляется с

расстоянием,  а может быть,  даже увеличивается.  Впрочем, я

полагаю,  что на большом отдалении  от  источника  излучений

возможно  некоторое рассеивание.  Нами установлено,  что для

создания телепатического сигнала требуется ничтожная затрата

энергии. Это понятно, так как субквантовый переход составля-

ет одну десятитысячную от обычного перехода электрона с  ор-

биты на орбиту,  а во-вторых, при движении сигнала в биополе

происходит его усиление за счет резонансного наложения коле-

баний.  Понятно также, что такое усиление носит неправильный

флуктуационный характеры.

   Сергей отключил магнитофон. Все молчали.

   - Резолюция. Первый пункт, - сказал Сергей, - хочу только

повторить, что биотоза способна со скоростью света зарегист-

рировать все пси-сигналы,  излучаемые  человечеством.  Итак,

перехожу ко второму пункту.

   Его можно сформулировать так: биотоза сама является излу-

чателем второго рода. Получив сигнал, она возвращает его ис-

точнику усиленным или ослабленным.  Процесс этот немного на-

поминает отражение волн от препятствия.  Впрочем, такая ана-

логия слишком груба.  Дело в том, что биотоза способна к пе-

реработке информации. Полученный ею сигнал отражается обрат-

но не сразу,  а через некоторое время,  иногда в другом нап-

равлении. Это свойство биотозы названо нами неконтролируемой

обратной связью, хотя уже сейчас есть подозрение, что подоб-

ная характеристика ошибочна.  Таким образом, все, что проис-

ходит в биотозе,  немедленно отражается на людях. Она как бы

за невидимые субквантовые ниточки дергает молекулы, из кото-

рых состоят нервы людей...

   Пункт третий...

   Сергей передохнул. Он чувствовал на себе взгляды сидевших

в зале. Он смешался и замолчал. Зал ждал.

   - Остальные пункты, - сказал он наконец, - являются выво-

дами из первых двух.  Существует полимер,  называемый биото-

зой,  который способен воспринимать,  регистрировать и излу-

чать обратно по своим собственным законам все сигналы,  воз-

никающие в субквантовом биополе земного шара. Поскольку люди

являются приемо-передаточным устройством для таких сигналов,

все они оказались с момента возникновения биотозы  соединен-

ными  с  ней прямой и обратной связью.  Каждый человек и все

человечество вместе "записаны" на  биотозе  в  различных  ее

участках  в виде ассоциаций возбужденных молекул.  Геометри-

ческое перемещение человека  сопровождается  движением  этих

ассоциаций на биотозе.

   - Перемещается ли сигнал в биотозе, подобно тому как люди

перемещаются по Земле? - громко спросили откуда-то сзади.

   - Да...  То есть нет,  - Сергей улыбнулся и, собравшись с

мыслями,  продолжал:  -  Не  нужно уподоблять биотозу модели

Земли. Движение объекта и распространение импульса в биотозе

не могут быть адекватны. Но как-то они связаны.

   В зале постепенно нарастал шум.

   - Мгновенное  образование сотен тонн биотозы нарушает за-

кон термодинамики! - крикнул кто-то.

   - Объяснитесь яснее,  - попросил Сергей.  Товарищ, произ-

несший реплику, встал, покраснел, затем побледнел и, запина-

ясь, сказал:

   - Мгновенное образование сотен миллионов тонн биотозы  за

счет неорганических веществ,  а не из мономеров,  обладающих

необходимым запасом энергии, должно было вызвать катастрофу.

   - Биотоза  -  мутант  водоросли.  Мутант,  который быстро

размножается. Так размножаются микробы, за какие-нибудь сут-

ки  в  тысячи  раз увеличивающие свою живую массу.  Не нужно

смешивать жизнедеятельность биотозы с неорганическим  синте-

зом. Вы согласны?

   Юноша хотел что-то возразить, но в зале зашумели:

   - Вопросы потом! Пусть говорит! Не мешайте ему говорить!

   - С вашего разрешения я  продолжаю,  товарищи,  -  сказал

Сергей.  - Итак, биотоза одновременно воспринимает всю чувс-

твительную,  психологическую и  интеллектуальную  информацию

человечества, перерабатывает ее, хранит, сортирует и так да-

лее. В биотозе можно наметить пять больших зон, соответству-

ющих пяти чувствам человека.  Однако в ней же есть еще около

ста разных зон, значение которых для нас пока неясно. Эрдман

предполагает,  что это области подсознательного в человеке и

области неиспользованных возможностей человечества.  Товари-

щи! Биотоза - это мозг и душа человечества. В ней фиксирует-

ся одновременно вся многогранная жизнь людей. Там плачут но-

ворожденные,  прощаются умирающие, встречаются возлюбленные,

расстаются уезжающие в путешествие, работают, отдыхают, спят

и  веселятся миллиарды людей.  И все это регистрируется неп-

рестанным движением огоньков под ее  холодной  поверхностью.

Каждый  человек  как бы получил своего двойника,  живущего в

Душе.Мира.  Всякое изменение в человеке моментально смазыва-

ется на его двойнике в биотозе, и, наоборот, поведение двой-

ника отзывается на человеке порою самым странным образом.

   Как же объяснить все эти странности,  которые не дают лю-

дям покоя, принося им и радости и огорчения? Очень просто.

   При сближении людей на небольшое расстояние их двойники в

биотозе также сближаются.  Начиная с определенной  дистанции

молекулярные скопления в биотозе начинают обмениваться энер-

гией и как бы объединяются в общую структурную единицу,  об-

разуя сложный колеблющийся комплекс. Это сразу начинают ощу-

щать на себе живые люди.  Им кажется,  что сосед,  с которым

они находятся в контакте,  влез им в душу, в мозг, в тело. В

этом суть "эффекта дубль-ве", он объясняется простым замыка-

нием молекулярных ассоциаций в Душе Мира.

   Товарищи! Пятнадцатого августа наблюдались  из  ряда  вон

выходящие  вещи.  Их происхождение теперь понятно.  Когда мы

соединили куски биотозы в один, создав тем самым критическую

массу,  необходимую для цепной реакции роста, излучение всех

людей, существующих на земле, обрушилось на биотозу, как во-

допад.  Молекулярное возбуждение распространялось по биотозе

хаотично.  При  этом  происходили  столкновения  ассоциаций.

Энергия их взаимодействия была настолько велика, а излучение

так сильно, что в отдельных случаях живые объекты меняли ха-

рактеристику своего нервного излучения.

   У биотозы есть одна особенность. Воспринимаемое излучение

и излучение двойников зависят от расстояния.  Чем дальше на-

ходится человек от станции Хокай-Рох, тем более размыт ассо-

циат,  тем слабее обратный импульс.  Это значит, что по мере

удаления от Души Мира ее влияние на людей уменьшается,  хотя

радиус  воздействия увеличивается.  Как видите,  ошибочность

первой гипотезы получила свое окончательное объяснение.

   Несколько слов  о псевдовоскрешении...  Дело в том,  что,

когда человек умирает,  в Душе Мира сохраняется  запись  его

интеллектуально-эмоциональной   сущности.  Однако  поскольку

приток энергии со смертью прекращается,  эта запись остается

неподвижной,  то есть темной. Но если к месту смерти прибли-

жается живой человек, его двойник в биотозе возбуждает моле-

кулярную "душу" мертвеца, и та начинает выдавать обычное для

нее характеристическое излучение. Мертвец "воскрес". Но "жи-

вет"  он  только в сознании окружающих.  И вообще с течением

времени такая  "молекулярная  душа"  на  биотозе  постепенно

должна  исчезнуть,  так  как хаотическое воздействие соседей

приведет к разрушению структуры  ассоциата.  Можно  сказать:

мертвецам смертельно вредно общение с живыми людьми.

   Товарищи! Я вижу ваше нетерпение.  У вас,  наверное,  уже

готовы тысячи вопросов.  Отвечая на них, я объясню остальные

особенности Души Мира. В заключение, как один из изобретате-

лей Души Мира,  я хочу высказать следующее: наша эпоха полу-

чила великое приобретение. И мы должны его сберечь. Я верю в

Душу Мира!

   Сергей замолчал. Молчал и зал.

   Наконец кто-то спросил:

   - Каковы  подтверждения,  реальные  подтверждения   ваших

слов?

   Сергей улыбнулся и пожал плечами.

   - Я вам покажу кино,  - сказал он,  - дам наши результаты

опытов, расчеты и наблюдения. Если этого вам будет мало, по-

едем в Хокай-Рох и будем наблюдать вместе...

   - Погодите,  - перебил его Ермолов.  - Скажите, какой са-

мостоятельностью обладает Душа Мира,  я хочу сказать, что мы

можем от нее ожидать?

   - Я не знаю, - твердо заявил Сергей.

   - Всего, чего угодно, - насмешливо бросили реплику из за-

ла.

   - Тише, не мешайте! Пусть говорит.

   - Товарищи, - голос Сергея зазвенел, - не требуйте от ме-

ня невозможного.  Я рассказал все то, что нам удалось узнать

в результате кропотливой работы в Хокай-Рох. Все, что я буду

говорить дальше,  - только мои домыслы.  Они могут  осущест-

виться, но могут оказаться и в корне ошибочными и неправиль-

ными.  Мы считаем, что биотоза развивается. Мне кажется, что

по  сравнению  с людьми она обладает иными способами перера-

ботки информации. По-моему, она начинает приобретать элемен-

ты самосознания. Например, совсем недавно я пытался отрезать

кусок биотозы для анализа...

   - Душу Мира-то ножом!  Для этих ученых нет святынь, - за-

метил старичок ученый, ехидно покашливая.

   - Мне  не удалось взять пробу,  потому что биотоза...  не

захотела! Душа Мира воспротивилась насилию.

   По залу прокатился шепоток. Ученые качали головами.

   - У меня такой вопрос, - раздался глубокий сильный голос.

Его  владелец  смотрел  на Сергея спокойно и серьезно своими

небольшими серыми глазами.  - Как вы считаете,  представляет

ли  ваш полимер опасность для общества,  для жизни отдельных

людей,  для нашего строительства,  ну не сейчас, а, положим,

через  несколько лет?  Ведь вы только что сами сказали,  что

она развивается и прогрессирует.

   Сергей подумал.

   - Душа Мира сама по себе беспомощна,  - сказал он. - Сила

ее  заключается в способности влиять на отдельных людей и на

все человечество.  Моральные качества  биотозы  определяются

теми людьми, которые на ней "записаны". Я не думаю, что воз-

можен какой-либо антагонизм,  но... всего предвидеть нельзя.

Я верю в лучшие качества Души Мира. До сих пор она приносила

только благо.

   - Ну, это еще как сказать!

   Сергей возмутился.

   - Как вам не стыдно,  товарищи! Душа Мира объединила мил-

лионы людей,  исчезли недоверие,  обман.  Жить стало проще и

радостней. Разве это не счастье?!

   Мощный гул голосов покрыл его слова.  Они не слушали друг

друга,  эти  спокойные величавые мужи.  Они высказывали свою

реакцию непосредственно и эмоционально.  Стучали  по  столу,

жестикулировали,  смеялись. Ермолов повелительным жестом ус-

покоил зал.

   - Нужно изучить, нужно все детально исследовать, - сказал

он, - а затем мы подумаем, что делать с Душой Мира. Если все

так,  как доложил Арефьев,  придется созвать Всемирный конг-

ресс и на нем решать...

   Люди понемногу  успокаивались.  Начались  выступления от-

дельных членов совета по докладу Арефьева.

   Сергей не  слушал.  Он  словно выключился.  Ему казалось,

будто он много работал, очень устал и теперь сидит отдыхает.

"Не поняли, не оценили" - с тоской думал он.

   Домой он вернулся поздно,  вконец измученный.  Напряжение

спало,  осталось серое усталое равнодушие. "Если б рядом был

Эрик... Почему они так враждебно и холодно отнеслись ко мне?

Или это мне показалось? Но как все это непохоже на то, о чем

я мечтал...  Как все глупо!.." Внезапно Сергей  почувствовал

прикосновение к плечу. Сзади стоял отец. Лицо его было блед-

ным и усталым.

   - Я  слышал  тебя...  твое темпераментное выступление,  -

сказал он. - Что и говорить, учудили вы штуку! Здорово... Но

как ты сам ко всему относишься? - он неопределенно повел ру-

кой в воздухе. - Нравится ли тебе самому?..

   Сергей вскочил.

   - Очень нравится,  очень,  - сказал он порывисто.  - Ведь

это то, о чем мечтали люди. Единство, взаимопонимание, обще-

ние без лжи,  без обмана. Абсолютное доверие, никаких прег-

рад между людьми.

   Отец полулег в кресло и задумчиво смотрел на сына.

   - Ведь это же осуществление самых смелых мечтаний! - воз-

бужденно говорил Сергей.  - Возможен ли сейчас брак без люб-

ви, без полного взаимного проникновения человеческих чувств,

без совершеняого взаимопонимания?  Нет, невозможен. Возможно

ли сейчас то моральное одиночество, на которое физически об-

речен каждый человек? Нет, ибо в своих соседях он находит не

только слова, но и непосредственные чувства, которыми он мо-

жет жить так же,  как живет своими собственными.  Люди стали

неизмеримо богаче,  масштаб их чувств возрос от единицы - я,

до пятимиллиардного человечества - мы.  Покончено  с  извеч-

ной тоской,  с  лозунгом  "каждый умирает в одиночку".  Люди

стали братьями физически, материально, ощутимо.

   Сергей осекся. Он был в страшном возбуждении. Отец внима-

тельно смотрел на него, словно видел впервые.

   - Успокойся, - негромко сказал он. - Такие дела нужно об-

суждать с ясной головой.

   Сергей ухмыльнулся. Отец прошелся по комнате.

   - Ваша биотоза,  или Душа Мира,  как вы ее  называете,  -

сказал он, - с чем я в корне не согласен, ибо душой мира мо-

жет быть только общность людей,  занятых разрешением великой

и благородной задачи,  есть,  попросту говоря, биологический

автомат сложной конструкции. Этот автомат воспрининимает все

имеющиеся у человечества знания,  чувства, мысли и как-то их

там перерабатывает.  Он обладает материальной  и  логической

автономией,  что позволяет ему с помощью излучения корректи-

ровать деятельность отдельных людей и целых сообществ. Таким

образом,  люди нежданно-негаданно получили этакого контроле-

ра,  который вмешивается в их личные, глубоко индивидуальные

планы,  контролирует их эмоции и мышление. Мало того, оказы-

вается,  она,  ваша Душа Мира,  подвержена  своим,  присущим

только ей, особенностям развития. Она быстро эволюционирует.

Очень быстро.  Пойми меня правильно, я уже сейчас согласен с

теми, кто считает биотозу гениальным изобретением. Это вели-

чайшее достижение современной науки.  Но оно  стихийно.  Оно

неуправляемо. В этом его вред. Атомная энергия тоже была ве-

ликим достижением своего времени.  Но она могла принести лю-

дям и смерть,  ужасную смерть. Тогда она являлась стихийной,

неуправляемой силой.

   Наше общество  отличается  тем,  что мы строим его созна-

тельно.  Мы управляем нашим будущим.  Мы создаем его  своими

руками, и нам не нужна корректировка автомата, хотя бы и та-

кого умного и сложного, как ваша Душа Мира!

   - Но почему?  - воскликнул Сергей.  - Д. М. обобщает опыт

четырех миллиардов людей!  В ней заложены великие  моральные

принципы. Неужели она глупее и хуже какого-нибудь отдельного

человека? Почему ты думаешь, что...

   Он замолчал.

   - Договаривай,  - сказал отец.  - Я понял твою  мысль.  У

власти должен стоять человек. Только человек, а не сверхмощ-

ная кибернетическая машина или ваша биотоза.  Ибо только че-

ловек может понять свой народ,  его нужды и надежды.  Прави-

тельство меняется,  народ остается. Но всегда у власти будут

стоять люди с теплой человеческой душой, с красной кровью, с

верой в сердце, со всеми их недостатками и достоинствами.

   Они помолчали.

   - Ваше изобретение надо использовать, - продолжал отец. -

В нем много полезного и нужного людям.  Но,  до тех пор пока

это вещь в себе, она вредна. Недаром все наши силы, силы на-

ших предков и детей вложены в то,  чтобы будущее сделать уп-

равляемым.  Оно неизвестно и многозначно. Очень трудно прос-

мотреть  что-либо  достоверное сквозь темную завесу времени.

Нужно отдать жизнь за то,  чтобы оно было таким,  каким  его

видели герои прошлого.  А вы развязываете мешок с чертом,  и

он садится нам на шею!  В определенном отношении вы преступ-

ники. Вас извиняет только неожиданность, которая присуща лю-

бой научной работе. Но вы породили чудовище. Вам же надлежит

отыскать противоядие. Не исключено, что вам придется уничто-

жить свою Душу Мира и начать создавать что-то новое...

   - Нет! - крикнул Сергей. - Ни за что!

   Отец подошел к нему и взял его за руку.

   - Ты вот только что говорил с большим подъемом о прекрас-

ном воздействии "эффекта взаимонаводки" на людей, на челове-

ческое общество и т.  д. А Ермолов в своем выступлении дока-

зывает совсем обратное. Десятки тысяч семей оказались разби-

тыми из-за "эффекта дубль-ве".  Люди,  ранее любившие и ува-

жавшие друг друга,  не могут находиться рядом.  Ермолов  ут-

верждает,  что поскольку общение между людьми идет алогичным

путем,  исчезает возможность сознательного контроля над пос-

тупками. Люди потеряли уверенность в себе, в своих действиях

и реакциях.  В жизни появилось слишком  много  неожиданного.

Все это сказывается на производительности труда,  общей дис-

циплине и моральной атмосфере нашего общества.  Возьми  хотя

бы  это псевдовоскрешение!  Ведь оно всех вышибает из седла.

Невероятная путаница и хаос. Зачем нам нужны эти призраки?

   - Что вы все прицепились к призракам?  - закричал Сергей.

- Чего вы боитесь? Они же никому ничем не угрожают, не гово-

ря уже о том,  что они со временем деэволюционируют и исчез-

нут!

   - Моральная  атмосфера  общества,  в котором мы живем,  -

сказал отец, - не позволяет...

   Его перебил  щелчок видеофона в передней.  Сергей вышел в

коридор и увидел на экране лицо Ермолова.

   - Приезжай  немедленно в институт,  - сказал главнаучрук.

Глаза его были суровыми и далекими.

   Из кабинета  Ермолова  Арефьев  выбежал,  не дослушав его

объяснений. Он бросился на третий этаж.

   Сергей взбежал по ступенькам и,  оттолкнув дежурного, ши-

роко распахнул дверь в сто восьмую комнату.  Он  уловил  ка-

кой-то миг, когда комната была совсем пуста. Это было совсем

коротенькое мгновение,  но оно казалось бесконечным. Излуча-

тель  не  работал.  Из  него был вынут центральный кристалл.

Пыль серой кожей одевала столы.  Из щели в  шкафу  высунулся

лист бумаги и мелко дрожал под порывом воздуха, ворвавшегося

с Сергеем.

   А потом он увидел Ружену.  Она,  узнав его,  тихо улыбну-

лась.  Она будто только что отключила свои приборы и собира-

лась идти домой.

   Девушка провела руками по голове.  Волосы рассыпались  по

ее плечам. В комнате было сумрачно, рассеянный вечерний свет

слабо освещал предметы, а Ружена сверкала, озаренная дневным

солнечным светом.  "Еще один парадокс,  - машинально подумал

Сергей.  - Оказывается,  в этой Душе Мира время не  работает

синхронно с изображением".

   Он долго сидел,  обхватив  руками  колени.  Потом  поднял

страшные  воспаленные глаза.  Ермолов,  включивший видеофон,

увидел пустую комнату, посреди которой чернела фигура Арефь-

ева.

   - Я хочу обнять тебя, - сказал юноша хрипло. Комната мол-

чала.

   - Я хочу обнять тебя, - повторил Сергей. Ермолов вздохнул

и  отключил экран.  Когда Ермолов вновь включил видеофон,  в

сто восьмой никого не было.

   Потрясенный, ослепленный  Сергей шагал по вечерним улицам

Москвы.

   ...В небе распластался огромный зеленый дракон с распоро-

тым брюхом. Покрытые слизью кишки спускались на землю, обви-

вая шеи прохожих.  Люди корчились в конвульсиях, хватая ртом

воздух,  насыщенный ядовитыми испарениями. Почва морщилась и

собиралась в складки, как кожа гиппопотама. Города исчезали,

словно пылинки, сдуваемые ветром. Земной шар вспыхнул и сго-

рел.  От него осталось большое багряное облако. Кто-то боль-

шой осторожно взял огнедышащий клубок и опустил на дно  ста-

кана, наполненного холодной чистой влагой.

   Когда тепло превратилось в грязь,  его выплеснули во все-

ленную. Закружившись бесконечными спиралями, серый комок ма-

терии унесся в будущее...

   Сергей ничего не замечал вокруг себя. Он машинально отме-

ривал шаги по пустеющим мостовым Москвы.

 

                         ГЛАВА VIII

 

   День был жемчужным.  Солнце пробивалось  сквозь  туманную

дымку.  Лениво били фонтаны. Огненные канны подернулись чер-

ным налетом. Подстриженная трава газонов пожухла и побелела.

Лишь в густой тени платанов она казалась сочной и свежей.  В

стеклянных стенах огромного,  несколько старомодного  здания

замер призрачный сизый город.

   Эрик сидел на белой садовой скамейке и, щурясь от тяжело-

го рассеянного света,  задумчиво чертил прутиком по влажному

золотистому песку.  В числе других экспертов специальной ко-

миссии  ООН,  собравшихся  на этом конгрессе в Москве,  Эрик

должен был вынести приговор Душе Мира.

   Документация, связанная с деятельностью биотозы,  уже за-

полнила две комнаты.  Полки архивов прогибались под тяжестью

канцелярских папок. Каждые полчаса почтовые автоматы достав-

ляли тюки писем,  посылок,  телеграмм.  Вычислительный центр

едва успевал обрабатывать всю эту обильную информацию. Маши-

ны работали днем и ночью,  без перерыва,  отыскивая итоговый

алгоритм общественного мнения.

   "С одной стороны,  холодные,  спокойные и беспристрастные

машины,  - подумал Эрик, - с другой - горячие, пристрастные,

взволнованные люди!" Он вспомнил, какое впечатление произвел

на членов комиссии доклад биоморфолога Брастрема.  Швед выс-

тупил в первый же день заседаний. Говорил он тихо, спокойно,

но как-то уж очень весомо и убедительно. Время от времени он

включал эпитрон и иллюстрировал свою мысль графиками,  диаг-

раммами, всевозможными таблицами и сводками.

   - Известно,  - говорил швед,  - что содержание углерода в

живых  организмах  варьируется от 0,1 до 26 процентов живого

веса. Так, ряска содержит 2,5 процента углерода, колокольчик

-  10,2,  лишайник "Кладония" - 21,8,  пресноводная улитка -

1,70,  речной рак - 7,49, пчела - 12,30, мышь - 10,77, кошка

- 20,56 и т.  д. Содержание углерода может значительно изме-

няться в пределах одного вида в зависимости от пола,  стадии

развития и др. Так, личинка бабочки капустницы содержит 7,79

процента, куколка уже 9,41,  а взрослая форма -  19,40.  Для

растений  основным  источником  углерода является углекислый

газ воздуха, животные же получают углерод главным образом за

счет пищи - всевозможные белки, жиры, углеводы.

   Обратимся теперь к биотозе.  На сегодняшний день ее живой

вес  составляет свыше ста миллионов тонн.  Откуда же взялось

необходимое для создания такой массы биополимера  количество

углерода? К сожалению, мы не знаем, какое место занимает уг-

лерод в составе биотозы. Но если содержание углерода в водо-

росли Opaliinariaos medium, которое, как известно, составля-

ет около десяти процентов, не изменилось в процессе мутаций,

то мы получим чудовищную цифру:  десять миллионов тонн угле-

рода отняла биотоза у атмосферы.  В пересчете на  углекислый

газ это составляет свыше сорока миллионов тонн.

   Посмотрим, какие это будет иметь последствия.

   Прежде всего изменится климат.  Как известно, углекислота

атмосферы задерживает тепловые лучи, создавая тем самым теп-

личный эффект. Обедненная атмосфера вызовет снижение средне-

годовой температуры Земли. Растениям придется перейти на го-

лодный паек,  что неизбежно скажется на урожаях.  Одним сло-

вом, на Земле биотоза серьезно нарушает углекислотное равно-

весие и может повлечь за собой серьезные последствия.

   Когда швед кончил,  многие члены комиссии потребовали не-

медленного уничтожения биотозы.

   Эрик понимал, что они пришли сюда уже с готовым решением,

а  Брастрем  лишь укрепил его.  Даже Эрик был смущен сухой и

прямолинейной логикой шведа, хотя и видел, что тот преувели-

чивает.

   Выступил советский климатолог Поляницын.

   - Уважаемый председатель, уважаемые члены комиссии, това-

рищи,  господа,  - сказал Поляницын,  - мне бы хотелось нес-

колько дополнить содержательное выступление шведского колле-

ги. Насколько мне известно, в атмосфере содержится две тыся-

чи триста миллиардов тонн углекислоты. Поэтому весь углекис-

лый газ,  который отняла у атмосферы биотоза,  едва составит

одну тысячную долю процента ее первоначального запаса. Такая

ничтожная убыль никак не отзовется на углекислотном равнове-

сии,  мы даже не сможем ее зарегистрировать. Одно это сводит

на нет все опасения коллеги Брастрема.  Но с вашего позволе-

ния я несколько продолжу свою мысль.

   В настоящее время при одном только  сжигании  горючего  в

атмосферу  выбрасывается  шесть миллиардов тонн углекислоты.

Этого вполне достаточно для создания еще ста пятидесяти  та-

ких Душ Мира. (Смех.) Кроме того, два миллиарда тонн постав-

ляет  сельское  хозяйство.  Вот  вам  еще  полсотни  биотоз,

(Смех.)  Достаточно  одного  лишь извержения такого вулкана,

как Котопахи,  чтобы восполнить отнятую биотозой углекислоту

атмосферы.  Никаких климатических,  термодинамических, физи-

ко-химических и биологических потрясений Душа Мира не  вызо-

вет.  Вопрос  ее  существования - это прежде всего моральный

вопрос.  Так давайте и решать его как  моральный,  этический

вопрос, не отклоняясь в сторону. Благодарю за внимание.

   - Комплекс проблем,  которые поставила перед нами так на-

зываемая Душа Мира,  - сказал польский социолог Данишевский,

- вырастает в идею  биологического  коллективизма.  От  этой

идеи не так-то просто отмахнуться, ее нельзя отрицать огуль-

но. Только вскрыв источник развития, диалектическое единство

позитивных и негативных аспектов, мы можем либо принять, ли-

бо отвергнуть ее,  а тем самым и решить  судьбу  Души  Мира.

Растущее в человеческом обществе чувство коллективизма с од-

ной стороны вызывает стремление к полному взаимопониманию, с

другой  -  порождает  неизбежную противоположность:  желание

сохранить индивидуальность.  Эти же тенденции мы наблюдаем и

во  взаимоотношениях человеческого общества с Душой Мира.  Я

не ошибусь, если скажу, что требование уничтожить биотозу на

девяносто процентов вызвано теми психологическими эффектами,

которые она принесла своим появлением.  Но ведь  это  только

одна сторона проблемы! Биотоза же раскрыла нам и другую сто-

рону,  показав новые пути общения,  продемонстрировав  новые

аспекты творческого единства людей.

   Недавно в Варшаве в один и тот же день были зарегистриро-

ваны три авторские заявки на новый способ метеоритной защиты

планетолетов.  Все три заявки совпадают между собой до мело-

чей. Как показала проверка, авторы заявок даже не подозрева-

ли о существовании друг друга. Это не случайное явление. Би-

ополе, наведенное тремя работающими в одном направлении моз-

гами, отраженное и преломленное в спонтанных излучениях био-

тозы, объединило на какой-то момент изобретателей. Я не уве-

рен, что каждый из них в отдельности смог  бы  найти  нужное

решение.  А каких высот достигла теперь медицинская диагнос-

тика! И этим мы тоже обязаны Душе Мира. Вернее, прежде всего

врачам, которые вместо опроса пациента самоотверженно погру-

жаются в мир его ощущений.  Душа Мира вызвала к жизни синте-

тическое искусство.  Это ей мы обязаны нашим восхищением ше-

деврами современного творчества поэтов и  музыкантов,  музы-

кантов и художников, художников и ученых.

   Как видите,  проблема не так уж проста. Конечно, мы можем

уничтожить биотозу.  Но нам никогда не удастся забыть о том,

что она существовала.  Никакое искусственное забвение и  за-

малчивание  здесь  не помогут.  Человечество рано или поздно

вернется к биотозе.  Конечно,  на ином уровне  исследований,

чем сейчас, но вернечся. Не разумнее ли будет поэтому вообще

снять с повестки роковой вопрос:  быть или не быть?  Давайте

попытаемся оградить себя от вредных влияний биотозы, но сох-

раним все то ценное, что она с собой принесла. (Всеобщие ап-

лодисменты.)

   - Душа Мира - это знамение господне, - сказал фра Кариол-

ли, представитель Папской академии. - Люди, руководимые про-

видением,  принесли нам чудо.  Душа Мира зовет заблудившихся

под  сень  святой  матери римско-католической церкви.  Храмы

полны молящихся.  Те же,  кто в греховной гордыне  поднимают

меч на цветок господень, внемлют гласу сатаны. Не человечес-

ким рукам сокрушить Душу Мира.  Господь предупредил дерзких,

лишил их памяти и рассудка.  Так будет со всяким, кто посяг-

нет на промысел божий.  Еще в греховном Вавилоне... (Предсе-

дательствующий призвал фра Кариолли говорить по существу.)

   - Я далек от религии,  - начал свое выступление профессор

права  Саламанкского  университета Ортегос,  - но я хотел бы

получить объяснение многим странным явлениям,  которые имели

место в последний период.  Эти явления опрокидывают наши по-

нятия о причинности. Не буду голословным. Я зачитаю один по-

лицейский протокол.

   "17 апреля с.  г.  в 9 часов 30 минут в  полицию  явился

сеньор Карада,  директор ссудной кассы № 17 банкирского дома

Лопец,  и показал,  что прошедшей ночью проснулся в странном

беспокойстве.  Одевшись  и  выйдя в коридор,  он заметил под

дверью комнаты, в которой находился сейф, полоску света. Ка-

рада хотел було вернуться в комнату,  чтобы взять револьвер,

который всегда лежал у него под подушкой,  как дверь раскры-

лась. Карада, прижавшись в темный угол, увидел высокого уса-

того человека с глубоким шрамом на лбу. Человек держал в од-

ной руке фонарик, а другой запихивал за пазуху пачку банкно-

тов.  Когда вор прошел мимо Карады,  тот бросился в комнату,

схватил револьвер и быстро вернулся в коридор. Там никого не

было. Дверь комнаты была заперта. Карада открыл ее и бросил-

ся  к  сейфу.  Набрав одному ему известный шифр,  он отворил

сейф и с удивлением обнаружил, что все деньги на месте.

   Сеньор Карада допускал возможность галлюцинации, вместе с

тем убедительно просил на ближайшую ночь выделить для охраны

сейфа  караул.  Карада  мотивировал свою просьбу тем,  что в

сейфе в настоящее время находится крупная сумма,  которая до

ее сдачи в банк нуждается в усиленной охране. Учитывая выше-

изложенное, в дом сеньора Карады были направлены два караби-

нера. В ближайшую же ночь они задержали при попытке взломать

сейф высокого мужчину средних лет (брюнет,  цвет  глаз  жел-

то-зеленый,  нос  прямой,  особые приметы - глубокий шрам на

лбу). Задержанный оказался неким Хозе Капаско, ранее привле-

кавшимся к суду за торговлю героином.  На вопрос, посещал ли

он дом сеньора Карады прошлой ночью, Капаско ответил отрица-

тельно и привел веские доказательства своего алиби.  На воп-

рос,  бывал ли он вообще когда-нибудь в этом  доме,  Капаско

ответил утвердительно. У задержанного были обнаружены элект-

рический фонарь фирмы  "Уарлоу",  инструменты  для  вскрытия

сейфов и нож-наваха".

   Я бы мог,  - сказал  Ортегос  в  конце  своего  выступле-

ния,-привести  еще  ряд  подобных примеров нарушения причин-

но-следственных связей.  Очевидно, Душа Мира, читая преступ-

ные мысли, предупреждает заинтересованных лиц об опасности.

   - Ерунда!  - стукнул ладонью по столу доктор физики  Лио-

наль  Зото.  -  Хозе Капаско тщательно обдумывал предстоящую

операцию. Отраженная биотозой телепатема совершенно случайно

попала в мозг заинтересованного лица. Сотням людей, я в этом

уверен,  снился в ночь с шестнадцатого на  семнадцатое  сон,

что какой-то бродяга запихивает за пазуху пачку банкнот,  но

лишь сеньора Карада этот сон заставил вскочить с постели  и,

обливаясь холодным потом,  выглянуть в коридор. (Смех.) Био-

тоза делает тайное явным и заставляет людей  держаться  друг

от  друга  на почтительном расстоянии.  Незачем обожествлять

физико-химические процессы и курить мистический фимиам  вок-

руг  случайных флуктуации субквантового поля" Биотоза предс-

казывает будущее!  Душа Мира - вещая Сивилла!  Какая чепуха!

Биотоза предсказывает то, что сознательно или бессознательно

ей открыли люди.  Я знаю,  что много  разговоров  ведется  о

предсказаниях биотозой будущего. Якобы оно проецировалось на

каких-то особо одаренных людей. Я бы назвал их просто психо-

патами.  Я  не  верю в такие предсказания.  Но даже если они

имели место, то конструкции будущего, возникающие в процессе

экстрасенсорной деятельности биотозы,  суть неверная экстра-

поляция настоящего. У Души Мира нет души. Она не мыслит, как

не мыслит  электронно-счетная  машина.  Деятельность биотозы

вызывает смуту в психике отдельных людей,  она  мешает  нор-

мальной  жизни  общества.  Поэтому необходимо раз и навсегда

уничтожить эту пресловутую Душу Мира. И уверяю вас, господа,

ничего  мы от этого не потеряем.  Решительно ничего!  Меньше

будет на земле истеричек - и только. (Смех, аплодисменты.)

   Эрика не покидало ощущение,  что, несмотря на всю эту го-

рячую полемику,  судьба биотозы предрешена. Прокурор требует

высшей меры.  защитник настаивает на оправдании, судьи скло-

няются то в ту, то в другую сторону. И все знают, что подсу-

димый будет осужден.

   - Леди и джентльмены, - сказал престарелый английский фи-

лософ  Горальд Уэбст.  - Если позволите,  я зачитаю вам один

отрывок.

   "Я проснулся  в  1.00 и примерно до пяти непрерывно был с

доктором Оппенгеймером.  Конечно,  он чувствовал себя напря-

женно,  хотя  его ум работал со свойственной ему необычайной

ясностью. Я попытался скрыть от него явную озабоченность его

помощников  неопределенностью  метеорологических условий.  К

3.30 мы решили,  что нам,  может  быть,  удастся  произвести

взрыв  в  5.30.  К 4.00 дождь прекратился,  но все небо было

покрыто густыми тучами. С течением времени наше решение ста-

новилось все тверже.

   За две минуты до  установленного  по  расписанию  момента

взрыва все легли лицом вниз, ногами к месту взрыва.

   ...По радио стали объявлять,  сколько времени осталось до

взрыва, это делалось для другой группы наблюдавших испытание

и участвующих в нем.  Напряжение быстро возрастало  по  мере

приближения  назначенного  момента и перехода от минут к се-

кундам. Каждый в этом помещении знал об ужасных скрытых воз-

можностях,  которые, как они думали, не были исключены. Уче-

ные чувствовали,  что их вычисления должны быть правильны  и

что бомба должна взорваться,  но в душе у каждого была нема-

лая доля сомнения.

   Оппенгеймер почти не дышал.  Он держался за столб,  чтобы

сохранить равновесие.  Последние несколько секунд  он  прис-

тально смотрел .перед собой и затем,  когда человек,  объяв-

лявший время,  закричал "Время!" и все осветилось колоссаль-

ной вспышкой света, за которой вскоре раздался низкий раска-

тистый рев взрыва,  напряжение на его лице сменилось выраже-

нием огромного облегчения. Некоторые из наблюдателей, стояв-

ших сзади убежища, были сбиты с ног воздушной волной.

   Напряжение в  комнате разрядилось,  и все начали поздрав-

лять друг друга. Каждый чувствовал: "Вот оно!"

   В убежище  царило  чувство,  что  все имевшие отношение к

рождению этой новой силы,  посвятят свою жизнь  тому,  чтобы

она всегда использовалась во благо и никогда - во зло".

   - И менее чем через год эта безмерная и грозная сила была

использована  во  зло,  - старый худенький лорд задрал вверх

подбородок,  отчего жилы на сморщенной шее  резко  обозначи-

лись.  Он был похож на древнюю и мудрую рептилию.  Он замол-

чал, медленно обвел глазами зал.

   - Можно ли остановить бешено вращающийся маховик?  - тихо

спросил престарелый философ.  - История - это  маховик,  это

спиральная галактика с крутыми ветвями витков. Биотоза приш-

ла "по воле случая в наш мир.  Но случайность - это проявле-

ние необходимости.  Взорвав биотозу, мы не избавимся от нее,

как не избавились от водородных бомб,  перестав  их  испыты-

вать.  То, что приходит в мир, не уходит из него, прежде чем

исчерпает себя до конца.  И биотозе тоже еще суждено претер-

петь свою мучительную эволюцию.

   Я только что ознакомил вас с историческим документом.  То

было  грозное время,  когда человечество стояло на грани ка-

тастрофы. Но разве могло бы оно в тот момент повернуть назад

и  вычеркнуть  из  памяти годы напряженного труда и поисков?

Потомки выживших и переживших пикадон * хранят память о  не-

бе,  превратившемся в кратер, о людях, улетевших со светом и

превратившихся в тени. Люди не ответственны

 

   * Весь  комплекс  последствий   взрыва   атомной   бомбы.

(Япон.).

 

за прошлое,  но, живя в настоящем, они творят будущее. Какое

бы решение вы ни вынесли, помните, что творите будущее своих

детей.

   В наступившей тишине можно было уловить,  как поют элект-

ронные машины.  По их панелям перебегали разноцветные огонь-

ки,  группировались в созвездия, рассыпались, творя торопли-

вую и бесстрастную игру.

   Выступление Эрика было, пожалуй, самым коротким:

   - Мы  не имеем права сейчас физически уничтожить биотозу,

потому что никто не может предсказать последствий такого ак-

та. Мы связаны с Душой Мира обратной связью, и гибель биото-

зы может вызвать серьезное психическое потрясение всего  че-

ловечества. Поэтому путь к ликвидации нежелательного влияния

биотозы проходит через длительное исследование свойств и ха-

рактера развития этого биологического образования.

   ...Эрик взглянул на часы.  Перерыв  кончился.  Пора  было

возвращаться в зал. Он встал и, прихрамывая, зашагал к подъ-

езду.

 

                          ГЛАВА IX

 

   Эрик устал.  Устал  от  советов,  заседаний,   совещаний,

пресс-конференций.

   Надоела лающая,  воркующая,  шелестящая речь иностранцев,

осточертела большая дионная люстра во Дворце науки. Ее мето-

дичное покачивание нагоняло на Эрика  центробежную  дремоту:

все вокруг раскручивалось быстрей и быстрей,  пока не уноси-

лось прочь,  и Эрик оставался один в пустом темном  зале.  В

такие  минуты  только гулкий бас Ермолова мог извлечь его из

сонного оцепенения.

   И все же они приняли, наконец, решение. Пожалуй, они сде-

лали все,  что могли.  Но именно это,  по мнению Эрика, было

плохо.  Они  изложили свое решение на трех печатных листах и

постарались ничего не упустить.  Главный вывод был: отыскать

путь к ликвидации биотозы.  Правда,  делать это рекомендова-

лось лишь после предварительного исследования свойств и осо-

бенностей  удивительного полимера,  но так или иначе биотоза

была признана объективно вредной.  В специальную международ-

ную комиссию вошло около тысячи биологов,  химиков, физиков,

философов.  Эта армия с трудом понимавших друг  друга  людей

должна  была  подробно изучить биотозу и все возможные соци-

альные,  экономические и психические аспекты ее  существова-

ния.

   Эрик только головой покачал,  когда впервые увидел комис-

сию  в полном составе.  Зал был наполнен старыми и молодыми,

лысыми и кудрявыми,  черными,  белыми и коричневыми  людьми.

"Большому  кораблю  -  большое плаванье,  - подумал Эрик,  -

правда,  тихим ходом..." Эта мысль не выходила у него из го-

ловы  во  время затянувшихся выступлений по различным мелким

организационным вопросам.  Когда очередь говорить  дошла  до

него, Эрик сказал:

   - Мы потеряли слишком много времени на  оценку  ситуации.

Боюсь,  что это необратимо.  Биотоза развивается, и темпы ее

развития не имеют прецедента.  Она растет,  увеличивается  в

объеме, совершенствуется. Процесс ее развития не прекращает-

ся ни на минуту. Статистические данные показывают, что расс-

тояние,  на котором реализуются ЭВН, уменьшается, а сила ЭВН

возрастает. Это значит, что излучатель, в данном случае био-

тоза, все точнее и сильнее возвращает сигналы, полученные от

людей.  Развитие биотозы,  как показал опыт,  идет скачками.

Каков будет следующий скачок,  трудно представить,  он может

быть самым неожиданным.  Поэтому мы должны постараться  воз-

можно  быстрее  провести намеченные исследования.  Мы должны

либо найти способ изолировать биотозу,  либо применить обыч-

ные... средства ликвидации.

   Речь Эрика, казалось, произвела определенное впечатление.

Но затем последовало тридцать выступлений, в которых поддер-

живалось его предложение ускорить исследование,  и он  решил

сбежать от этой говорильни.

   Он жил возле бассейна.  Из распахнутого окна  была  видна

тонкая  пленка,  натянутая на алюминиевые штоки.  Сквозь нее

просвечивали зеленая морская вода, белые камни искусственно-

го пляжа, загорелые тела купающихся. По утрам Эрик усаживал-

ся на подоконник и усиленно тер электромассажной щеткой свое

распухшее  колено.  Кожа на сгибе ноги отливала багряным ру-

мянцем. Видеофон был давно отключен от сети, и можно было не

торопясь предаться приятной операции массажа.  Ласково-успо-

каивающе пофыркивал моторчик:  "Дж-дж-дж..." На уровне  окна

пролетали пестрые автолеты,  за их стеклами мелькали веселые

загорелые лица.  Мальчишка внизу бросил камешек  в  открытое

окно  первого  этажа  и прятался теперь в чахлом скверике от

гнева полной раскрасневшейся женщины.

   Жизнь шла обычной чередой. Казалось, что никто и не дума-

ет о биотозе. Даже он последнее время думал о ней реже. Био-

тоза  стала чужой,  она была раздета,  и ее наготу созерцали

тысячи посторонних глаз.  Не то чтобы Эрик был  тщеславен  и

ревнив,  но  почему-то  ему было неприятно думать о биотозе.

Словно биополимер в чем-то не оправдал возложенных  на  него

надежд, провалился на каком-то очень ответственном экзамене.

   Иногда Эрик заходил к отцу Сергея. После исчезновения сы-

на  Арефьев-старший  не очень изменился,  только немного по-

тускнел. Они молчали, пили кофе, курили. Иногда Эрик расска-

зывал  о работе комиссии,  о биотозе.  Арефьев-старший курил

трубку,  покачивал головой, и было непонятно, согласен ли он

с тем, что говорит Эрик, или, наоборот, осуждает.

   Эрика вызвал к себе Ермолов.

   - Комиссия готова к вылету в Хокай-Рох, - сказал он.

   Эрик кивнул.

   - Вы поедете с первой партией.

   - Хорошо.

   В радостном  настроении  он вернулся домой.  От тоскливых

состояний и раздумий не осталось и следа. Он приехал в аэро-

порт рано. День был холодным и серым. Пластиковые плащи чле-

нов комиссии отливали серебром и  чернью.  Но  настроение  у

Эрика было отличное.  Резкий сырой воздух казался ему бодря-

щим напитком, спутники - милыми славными ребятами.

   Ермолов, провожавший и напутствовавший ученых,  нахмурил-

ся, заметив возбуждение Эрика, и сказал:

   - Только не зарываться. Не будьте легкомысленны.

   Распрощались они сердечно. Автолеты поднялись в воздух...

   Хокай-Рох напоминал  укрепленный  район  времен последней

мировой войны.  Эрик громко расхохотался, когда увидел окру-

живший биотозу глубокий бетонированный ров, проволочные заг-

раждения, радарные установки, походившие на аэропланы первых

лет авиации.

   - У вас специализированное воображение,  - сказал он  ко-

менданту этого лагеря Хохрину. - Неужели вы думаете, что би-

отоза может куда-нибудь сбежать?

   - Чтобы предотвратить возможную агрессию...  - пролепетал

смущенный толстячок.

   Он был когда-то директором одного крупного зоопарка.  Для

Эрика навсегда осталось тайной, как такому человеку поручили

организацию обеспечения первых научных исследований биотозы.

Возможно,  у кого-то деятельность биотозы ассоциировалась  с

поведением диких медведей. Но нельзя же основывать админист-

ративную деятельность на таких шатких логических связях!

   Первая партия  исследователей  состояла  из  ста двадцати

ученых.  Из них человек пятнадцать Эрик знал по имени, чело-

век двадцать - в лицо,  с остальными был не знаком и никогда

ничего о них не слышал. Но его знали все, и это до некоторой

степени облегчило положение.

   - Где все они разместятся?  - спросил он  у  Заозерского,

молодого  известного  биохимика,  назначенного руководителем

первой партии.

   - О, не беспокойся! Все подготовлено. Смотри, - он указал

на строения,  разместившиеся у подножья биотозы. Эрик не уз-

нал  биостанции,  на  которой они с Сергеем пережили столько

волнующих минут.  Здание было достроено и ввысь и вширь. Те-

перь это был целый институт. Во дворе громоздилось множество

легких построек, увенчанных антеннами и трубами вентиляцион-

ных установок. Заглянув в окно такого строения, Эрик обнару-

жил там лаборанток в белых халатах, микроскопы и рентгеноап-

параты.  Эмалированные и хромированные доспехи науки салюто-

вали своему полководцу.  Эрик с осуждением поджал  губы,  но

ничего не сказал.

   Приезжие побросали элегантные чемоданы,  саквояжи и ящики

с  оборудованием  и  бросились к биотозе.  Эрик с Заозерским

немного отстали и медленно пошли вдоль рва.  Эрик шел, смот-

рел и думал, что биотоза, пожалуй, мало изменилась с момента

их последнего свидания.

   Разве что запах стал чуть резче. Что это за газ? Интерес-

но, догадались ли они исследовать его состав?

   - Душа Мира... - донеслось до него, - великолепно...

   Эрик с удивлением посмотрел на Заозерского. У того влажно

блестели глаза,  бледное лицо выражало неподдельное восхище-

ние.

   Биотоза была  действительно  прекрасна.  Великолепный ги-

гантский цветок лежал на  земле,  раскрыв  упругие  лепестки

навстречу  небу.  Он горел холодным мерцающим огнем.  И этот

огонь был живым.

   "Они все полюбили биотозу,  - подумал Эрик.  - Они все ее

полюбят. Ведь она так хороша. Но... как сказал этот толстяк,

директор зоопарка, мы все живем здесь как на вулкане".

   Он внимательно всмотрелся в биотозу и внезапно  понял,  в

чем она изменилась.  Его опасения были не напрасны.  Биотоза

не только выросла.  Она изменилась качественно. Исчезли рых-

лые неопределенные  комковатые  участки,  затянулись  темные

провалы на ее склонах.  Очертания Души Мира  приобрели  пре-

дельно четкую форму цветка.  В ней не осталось ничего лишне-

го,  казалось,  наступил момент полной гармонии содержания и

формы.

   После осмотра биотозы  ученые  возвращались  притихшие  и

смущенные.  Всем ясно стало, что действовать нужно осторожно

и обдуманно. Очень осторожно.

   - Этот  комендант  не  такой тюфяк,  как нам показалось с

первого взгляда, - сказал Заозерский, рассматривая протоколы

наблюдений.  - Он не сделал ни одной глупости по отношению к

биотозе. А это уже умно.

   - Так что же получается, все эти рогатки и барьеры сдела-

ны им для защиты биотозы от людей,  а не наоборот? - спросил

Эрик.

   - Точно. Он охраняет биотозу от птиц и грызунов, от насе-

комых и паразитов.  В засушливые времена он даже...  поливал

ее.

   - Вот как? Кто же его надоумил?

   - Собственная инициатива; впрочем, лучше спросить его са-

мого.

   Заозерский соединился с комендантом.

   - Петр Михайлович, кто вам посоветовал поливать биотозу?

   - Да знаете,  так как-то спокойнее,  а то,  когдл она  на

солнце сохла, больно на душе муторно становилось. А так и ей

свежо и людям легче.

   - Понятно. Благодарю вас.

   Эрик и Заозерский переглянулись. Эрик улыбнулся, а биохи-

мик только вздохнул.

   - Ладно, посмотрим, что здесь наука наработала.

   В течение пяти часов партия Заозерского обрабатывала дан-

ные,  полученные небольшой группой ученых,  поселившихся  на

Хокай-Рох  еще  до приезда первой партии.  Ими руководил со-

ветский биофизик Туторский.  Они успели собрать огромный ма-

териал по исследованиям свойств биотозы. Но их работа прохо-

дила как бы вокруг чего-то главного. Может быть, потому, что

комендант  не  разрешил поставить ни одного прямого опыта на

полимере. Он свято соблюдал семнадцатый  параграф  временной

инструкции по обращению с биополимером,  в котором категори-

чески запрещалась  постановка  экспериментов.  Причем  самое

удивительное заключалось в том,  что,  когда Эрик просмотрел

инструкцию, такого параграфа там не оказалось.

   - Туторский значительно облегчил нашу задачу. Нам не нуж-

но проводить кучу  нудных  экспериментов.  Завтра  установим

приборы и сразу приступим к основному, - сказал Заозерский.

   Благодаря работе группы Туторского им не пришлось изучать

динамику изменения объема, фотографировать флуктуации свече-

ния биотозы или определять  интенсивность  газообмена.  Зао-

зерский смог сразу же приступить к исследованиям биопотенци-

алов,  возникающих в полимере.  Опыт был простым. Восемь се-

ребряных пластин с припаянными проводниками накладывались на

разные участки биотозы.  Для более плотного контакта на каж-

дую пластину помещался небольшой груз. Эрик, устанавливавший

электроды, немного волновался. Но все сошло отлично.

   Вся измерительная  аппаратура была установлена за бетони-

рованным рвом.  Эрик сильно устал,  ползая по скользким  ле-

песткам биотозы.

   Отирая лоб, он сказал Заозерскому:

   - Страшная это штука, биотоза!

   - Почему? - удивился Заозерский.

   - Так. Страшная...

   Они помолчали.  Каждый о своем.  Однако раздумывать  было

некогда.  Эксперимент показал, что биотоза живет интенсивной

электрической жизнью. Величина токов для материалов подобной

структуры оказалась необычайно большой.

   - В живой материи не может быть таких токов, - сказал би-

офизий Суренога, разглядывая снятые с потенциометров кривые.

   - Такое впечатление, будто в ней проложены медные провода

и по ним пропускается ток,  - Добавил кто-то из присутствую-

щих.

   Феномен аномальных  биотоков заинтересовал ученых,  и они

углубились в его детальное изучение. Хохрин ходил вокруг би-

отозы,  следуя за очередным исследователем, закреплявшим се-

ребряные пластинки на поверхности полимера.

   - Ради бога полегче! - кричал он снизу и морщился, словно

электроды касались его обнаженного сердца.  - Эй,  вы, това-

рищ, мистер, господин! Не нажимайте так сильно!

   Эрик углубился в обработку данных.  Картина была интерес-

ной, но непонятной. Заозерского интересовал вопрос, как мож-

но связать биотоки Души  Мира  с  "эффектом  взаимонаводки".

Несмотря на большой статистический материал, эта связь оста-

валась неразгаданной, если она вообще существовала.

   - В чем дело? - спросил у Эрика Заозерский. Они стояли на

террасе и наблюдали, как итальянцы играли в пинг-понг. Самым

резвым  оказался  шестидесятилетний профессор Терма.  Он вел

двенадцатую партию без поражений.

   - Нужно решаться, - ответил Эрик. - Сначала анализ, потом

синтез. Биотозу нужно анализировать. Ее нужно резать. Только

поняв структуру этого полимера, можно надеяться, что мы пой-

мем его функции. Все остальное - пустая возня.

   - Но ведь уже была попытка? И кажется неудачная?

   - Да, попытка была. Но... там были особые обстоятельства.

Арефьев мог в конце концов ошибиться.

   - Это, наверное, очень опасно, - заметил Заозерский.

   - Я тоже это чувствую,  но никак не могу понять почему. В

конце концов чем это может повредить нам, людям?

   Вопрос остался без ответа. Заозерский молчал.

   - Чем это может повредить всем людям и нам в том числе? -

говорил на вечернем совещании Норка Дерди,  венгерский химик

и философ. - Мы должны попробовать. Если биотоза ставит экс-

перименты  над  людьми,  почему человек не может ответить ей

тем же? Имеем мы право на эксперимент или нет?

   - Дело не в праве,  - возразил Заозерский.  - Речь идет о

возможных последствиях  активного  воздействия  на  биотозу.

Разве мы знаем, с чем имеем дело?

   - Заколдованный круг! Для того чтобы узнать биотозу, нуж-

но ее анализировать. Но, для того чтобы анализировать, нужно

знать,  что такое биотоза! - рассмеялся Суренога. Разгорелся

спор. Эрику вспомнились бесконечные дебаты во Дворце науки.

   - Завтра мы попытаемся взять пробу, - внезапно сказал он.

   Это было неожиданно для него самого.  Но авторитет созда-

теля Души Мира был для всех непререкаем.  Заозерский с инте-

ресом посмотрел на Эрдмана.

   - Этот опыт имеет два аспекта,- сказал Эрик.-  Во-первых,

чисто  научный.  Нужно знать,  что представляет собой сейчас

биотоза.  Во-вторых,  социальный.  В этом случае речь идет о

пресловутой самостоятельности биотозы.  Действительно ли она

способна на самооборону, сопряженную с опасностью для людей,

или она, попросту говоря, всего лишь медуза, функции которой

связаны с гоносферой. Мы должны проверить.

   Категорическое заявление  Эрика  вызвало сначала недоуме-

ние,  а затем бурную дискуссию.  Но Эрик знал, что его слово

сняло  ответственность со всех присутствующих ученых,  в том

числе и с руководителя партии Заозерского...

   Под утро, задолго до рассвета, Заозерский зашел в комнату

Эрика.  Молодой ученый сидел перед раскрытым окном и смотрел

на светящуюся громаду биотозы. Одеяло на постели Эрдмана бы-

ло нетронуто.

   - Волнуешься? - спросил Заозерский.

   - Нет,  - спокойно сказал Эрик.  - Вспоминаю.  Оказалось,

есть что вспомнить...

   Запах дыма сигареты Эрика смешивался со  свежим  воздухом

утра, плывущего в окно.

   - А что Арефьев? Его так и не нашли? - неожиданно спросил

Заозерский.

   - Нет.

   - А  в  чем там дело?  Я ведь знаю только по слухам о ва-

ших... злоключениях.

   Эрик молчал. Было видно, что ему трудно говорить.

   - Не подумай, что я любопытствую... - заметил Заозерский.

   - Я  не  думаю,  - быстро прервал его Эрик.  - Просто так

вышло.  Сережа...  он был очень неровный.  Очень  сильный  и

очень слабый.  В той ситуации,  в которой он оказался, удары

пришлись по его слабым местам.

   Эрик помолчал, потом тихо заметил:

   - Мне иногда его здорово не  хватает.  Хотя  в  последнее

время мы сильно не ладили, но он...

   Эрик не досказал, Заозерский вежливо помолчал.

   - Так как же наш сегодняшний эксперимент?  - бодрым голо-

сом сказал Заозерский. - Может, отложим?

   Эрик посмотрел на него.

   - Нет, - сказал он, подумав. - Надо действовать. Все рав-

но этот эксперимент неизбежен.

   Надо действовать!

   ...Операцию должен был произвести робот АИ-27.  Маленький

легкий автомат напоминал школьный ранец, помещенный на узкие

металлические гусснииы. Ученые у пульта управления, установ-

ленного прямо в поле, со смешанным чувством тревоги и надеж-

ды наблюдали за движениями робота.  Когда-он тронулся,  Эрик

поднял руку,  словно хотел остановить машину,  и тут же сму-

щенно опустил ее.  Оператор, передававший команду, с удивле-

нием посмотрел на Эрдмана и отвернулся.

   Машина легко катилась по пыльной дороге, поблескивая хро-

мированными суставами металлических рук. Тусклое солнце лос-

нилось на ее оранжевом колпаке.  "В Москве сейчас уже глубо-

кая осень,  - неожиданно подумал Эрик,  - листопад.  А здесь

лето в разгаре".

   Он оглянулся по сторонам, словно боясь, что ктонибудь ус-

лышит его мысли. Но все молча наблюдали за движением робота.

Здесь собралась почти вся партия,  прилетевшая из Москвы, да

еще кое-кто из обслуживающего персонала.

   - Лезет, чертяка! - пробормотал Хохрин.

   Автомат вскарабкался  на биотозу и легко заковылял по за-

тейливым узорам полимера.  Машина добиралась до участка, на-

меченного программой.  Для проверки было выбрано место с са-

мой высокой интенсивностью биотоков.

   "А где же Кармин?  Где доктор? - вдруг подумал Эрик. - Ах

да,  он должен прибыть со второй партией,  вместе с  Ермоло-

вым".

   - Даю команду,  - глухо сказал оператор и надавил клавиш.

И тотчас упал со своего круглого сиденья.

   Эрик сначала услышал крик,  затем ощутил боль.  Но  перед

тем как пришла боль, была доля секунды, миг, в течение кото-

рого он успел увидеть,  как падали и бежали стоявшие рядом с

ним люди.  Искаженные лица, развевающиеся белые халаты, иск-

ривленные в судороге  тела  застыли,  повисли  в  воздухе  в

странных,  причудливых позах.  Вот Терма рвет на себе ворот-

ник, вот Заозерский, широко раскрыв рот, кричит пронзительно

и тонко. Хохрин крупными заячьими прыжками унесся в степь.

   Затем нахлынула боль. Эрик упал, потом встал, снова упал.

Теперь он уже никого не видел.  Когда он дополз до пульта, в

глазах его была мгла,  которая дробилась на тысячи солнечных

брызг.  Некоторое время Эрик не мог найти нужный клавиш.  Он

ударил сразу по всем кнопкам.  Робот должен был  взорваться,

но Эрик уже не слышал, как это произошло.

   Он был без сознания не больше двух минут.  Еще не  успела

осесть пыль,  поднятая ногами бежавших. Робота на биотозе не

было.  Эрик встал, опираясь на металлические поручни пульта.

Кто-то стонал.  Эрик увидел, как, кряхтя и охая, поднимается

оператор.  Из степи возвращались ученые,  усталые и грязные.

Двое несли на руках тело старого итальянца.

   - Терма умер, - печально сказал Хохрин.

   Эрик велел положить профессора на землю.  Послушал сердце

- оно не билось.

   Один за другим ученые уходили на станцию. Никто ничего не

говорил.  Приехали рабочие и увезли пульт на низкой  широкой

платформе.  Эрик рассеянно смотрел вслед машине. Он чувство-

вал себя неплохо,  совсем хорошо,  в его теле не осталось  и

следа недавней мучительной боли. Он думал о том, что ему по-

ра ехать.  Четкое и ясное желание уехать  всецело  завладело

им.  Он с удивлением оглянулся по сторонам. Что он здесь де-

лает?  Ведь он подводит коллектив отличных людей. Им так ну-

жен биохимик!  Ему нужно немедленно ехать. Он заторопился на

станцию, на ходу снимая с себя халат.

   На станции царило оживление.  Научные работники, лаборан-

ты, механики и рабочие с озабоченным видом сновали по двору,

готовясь в дорогу. В вестибюле станции громоздились чемоданы

и саквояжи всевозможных окрасок.  Откуда-то появились совер-

шенно незнакомые люди и, уложив тело профессора Термы в цин-

ковый гроб,  увезли его с собой. Соотечественники профессора

проводили  товарища до автолетной стоянки и,  вернувшись,  с

удвоенной энергией стали собирать свои вещи.

   Эрик уже кончил укладываться, когда пришел Заозерский. Он

долго наблюдал за торопливыми и точными движениями  Эрика  и

молчал.

   - Я остаюсь, - внезапно сказал Заозерский.

   - Здесь?

   - Да.

   Эрик молча запер чемодан и затянул ремни.

   - Ну, счастливо, - сказал он, пожимая руку Заозерскому.

   - Я рад был познакомиться, - сказал тот. Когда Эрик выхо-

дил, Заозерский окликнул его:

   - Послушай!

   Эрик вернулся.

   - А ты бы не хотел...

   - Остаться с тобой?

   - Ну да,  - Заозерский поморщился и погладил горло рукой,

точно что-то мешало ему дышать. Эрик улыбнулся.

   - Ты шутишь? Меня же ждут!

   Заозерский рассмеялся.

   - Ну да, конечно. Поезжай. Я пошутил.

   Машин не хватало,  и на автолетной  стоянке  образовалась

толпа.  Люди курили,  смеялись, болтали. Когда подлетел оче-

редной автобус, никто не тронулся с места. Машина пришварто-

вала к стойке, двери распахнулись, и водитель сказал:

   - Пожалуйста, садитесь.

   Тогда из толпы вышла группа людей и не торопясь двинулась

к трапу.  Эрик посторонился,  пропуская их.  Он знал, что им

надо  возможно  быстрее  уехать  из Хокай-Рох.  Их ждали еще

сильнее, чем его.

   - Следующий - через двадцать минут,  - сказал рядом моло-

дой веселый голос. Это был Суренога.

   - Вам далеко? - спросил Эрик.

   - Домой, в Бухарест.

   Когда подошел  следующий  автолет  и Эрик садился в него,

кто-то внезапно сказал, указывая на горизонт:

   - Смотрите, что это?

   Громада Души Мира лежала на земле в лучах вечернего солн-

ца тяжелым черным облаком.

   - Как что? - удивился Эрик. - Биотоза!

   После приезда в Москву Эрик, не заезжая на старую кварти-

ру, отправился в Кунцево. Он шагал по широкой оживленной ма-

гистрали, ярко освещенной лампами солнечного света. Проспект

назывался Лунным и вел к Москве-реке.  Не доходя до  широких

мраморных ступеней, спускавшихся к набережной, Эрик повернул

к высокому зданию,  спрятанному в глубине темного двора. Ог-

ромные окна на всех этажах здания наливались ровным молочным

светом.

   Эрик оставил  свой чемодан в вестибюле и поднялся на тре-

тий этаж. В большой светлой комнате его уже ждали люди в бе-

лых халатах. Молодая женщина провела его в комнату, сверкав-

шую снежной белизной умывальников,  зеркалами и никелирован-

ными кранами.  Эрик довольно долго мыл руки, потом смазал их

йодом. Когда он был готов, его одели в костюм, в котором не-

защищенными остались только глаза,  и повели по длинному ко-

ридору.

   - Это больной?  - спросил Эрик, указывая на продолговатый

предмет, накрытый простынями.

   - Да.

   Через пятнадцать минут Эрик сделал экспрессанализ  опухо-

ли.  Она оказалась доброкачественной. Эрик вышел из операци-

онной. Хирург начал сращивать рассеченную ткань.

   Эрик шатался от усталости,  и ему не хватило сил отбиться

от какой-то женщины,  которая набросилась на него в вестибю-

ле. Она лепетала слова благодарности, по щекам ее текли сле-

зы. Эрик сел в кресло и с удивлением посмотрел на нее.

   - Зачем вы все это говорите?  Я выполняю свой долг, да и,

кроме того, не я ведь делал операцию.

   Женщина подошла и сказала:

   - Мне хотелось, чтобы вам было приятно. Но...

   Она как-то  потускнела  и забилась куда-то в угол,  Эрика

отвезли на  отведенную  ему  квартиру.  Ему  очень  хотелось

спать,  и  сквозь  сладкую  дремоту он видел,  как рождается

прозрачный осенний день.  Люди озабоченно торопились к своим

машинам. Эрик провожал глазами яркие пятна их одежды, он ви-

дел голубой блеск луж и слышал веселый свист обгонявших  ма-

шин.  Он слышал дыхание своего провожатого, и чувство покоя,

глубокого удовлетворения охватило его.  Скорее даже, это по-

ходило на уверенное ожидание радости.

   Квартира Эрика была небольшой и удобной. Эрик почти мгно-

венно заснул на огромной постели.

   С этого дня жизнь Эрика потекла удивительно равномерно  и

однообразно.  Но он,  казалось,  не замечал,  что ему должно

быть скучно.  Каждый день он ходил на работу.  Присутствовал

при операциях,  анализировал препараты и с каждым днем делал

это все лучше и лучше.  Дома вечерами он много  работал  над

книгами по медицине и многому научился, встречался со многи-

ми людьми, занимался спортом, ходил в театры. Родителям сво-

им,  жившим  в Одессе,  он регулярно отправлял магнитофонные

телеписьма. От них приходили спокойные назидательные ответы.

Ему доставляло большое удовольствие, вставив магнитную плен-

ку с телеинформацией в аппарат,  смотреть на лица отца и ма-

тери,  слышать их голоса.  Старики,  как всегда, были чем-то

обеспокоены и хотели оградить любимого сына от всяких  дейс-

твительных и мнимых невзгод. Эрик стремился утешить их, под-

робно рассказывая о своей работе, о диссертации, которую на-

чал писать. Успехи Эрика на работе были значительны. Он раз-

работал новые оригинальные методы диагностики и  чувствовал,

что каждая победа пролагает путь к другим, еще более блиста-

тельным.

   Как-то произошло  событие,  которое  на время всколыхнуло

его будничное спокойствие.  Однажды ночью, перед самым расс-

ветом,  он вскочил с постели в страшном возбуждении.  Быстро

оделся и выбежал на улицу.  Неделю назад выпал первый  снег,

но было тепло,  снег подтаял.  В темноте на сером фоне сияли

черные раны луж.  Дул сильный влажный ветер. Огни солнечного

света,  притушенные на ночь, горели неверным тусклым светом.

Где-то над крышами высоких домов неслись рваные дымные обла-

ка, напоминавшие грязные тряпки.

   По улице бежали люди. Их было много, этих молчаливых чер-

ных фигур,  кое-как одетых,  но они не толкались,  не мешали

друг другу.  Они спешили деловито и целеустремленно. Челове-

ческая толпа быстро скатывалась вниз по мраморным ступеням.

   Эрик увидел багровый отсвет. На набережной горело большое

многоэтажное  здание.  Эрик знал эту образцовую школу-интер-

нат. Вскрикнув, он бросился бежать к школе.

   - Меня не удивляет,  что мы спасли детей,  - говорил Эрик

на другой день кому-то из соседей.  Он пристально рассматри-

вал свои изодранные в клочья домашние туфли.  - Но... почему

я не простудился, а? Девять часов с мокрыми голыми ногами...

   - Нервное возбуждение. На войне не бывает насморка.

   - Так-то оно так,  - протянул Эрик,  - но хотя бы  легкая

ангина должна быть, а?

   До этого случая ему часто хотелось уйти  в  серый  зимний

парк  и  долго  бродить  по холодным и мокрым аллеям.  Может

быть,  он сидел бы на набережной и смотрел, как спит свинцо-

вая Москва-река, закованная в красный гранит. Может быть, он

стоял,  бы на новом мосту,  и электробусы, проезжавшие мимо,

дышали б на него горячо и торопливо. Может...

   Но теперь ему захотелось ощущения резкого и неожиданного.

Вид бланков экспертизы, почерк главврача вызывали в нем смя-

тение. В нем возникло ощущение смутное, как сон, зыбкое, не-

устойчивое,  неверное.  Зубная  боль сердца,  она накатывала

волнами и уходила,  оставляя  сожаление  и  ожидание  нового

приступа.

   Эрик торопливо вышел из больницы. На улице автопогрузчики

собирали снег. Грязный асфальт, похожий на растерзанную шку-

ру леопарда,  блистал тысячами бриллиантовых блесток. В сол-

нечных  лучах  красным фонарем горел чудом уцелевший дубовый

лист.  Эрик слышал, как в хаосе звуков проскакивает знакомая

мелодия.  Просвистели  один  за другим три автолета.  Не то!

Кто-то похвалил погоду и щелкнул замком, складывая сферичес-

кий зонтик. Не то! На углу проспекта Чернышева стояли корзи-

ны с яблоками. Они пахли тонко, неуловимо, влекуще. Но и это

было не то!

   То была мелодия, безнадежно потерянная в рокоте и запахах

толпы, в шуме города, в блеске неба...

   Внезапно Эрик увидел  дверь.  Вернее,  здание,  а  в  ней

дверь.  Она  помещалась  как раз между Большим универсальным

магазином и стоянкой прогулочных автолетов.  Здания эти были

блестящие и современные, а дверь - старая и невзрачная, без-

надежно отсталая дверь.  Вдобавок ко всему  над  ней  висела

надпись,  сделанная масляной краской и покрытая стеклом. Это

было уж совсем смешно и трогательно.  Короткая  незатейливая

надпись "Кафе "Сардинка".  Эрик толкнул дверь и вошел.  Нес-

колько шагов по ступенькам вниз,  и через узенький проход он

попал в большое полутемное помещение. На забранных решетками

окнах неподвижно повисли длинные тонкие шторы с  рисованными

от руки рыбами,  креветками,  морскими звездами. Эрик присел

за столик и осмотрелся вокруг. Зал был оформлен в виде грота

на морском дне. По стенам ползали лангусты, у ног колыхались

водоросли, в которых плутала мелкая морская живность. На вы-

ходе  из  грота  расплывалось зеленоватое сияние - там,  как

призрак, застыл буфет, похожий на потонувший корабль, оброс-

ший ракушками,  затянутый илом.  Из угла комнаты послышалась

прозрачная стеклянная  музыка.  Ломались  хрупкие  сосульки,

дробился  свет  в  гранях белого кристалла.  Эрик был один в

этом странном помещении, и ему стало немного жутко.

   Он привстал со стула.

   - Не уходите, я сейчас, - раздался негромкий голос.

   Над входом  вспыхнул свет,  и рисованный осьминог зашеве-

лился.  Маленький человечек, белый, седой, с сероватой кожей

лица, подплыл к Эрику.

   - Что вам угодно заказать?

   Тон человечка  был нежный и умиленный.  Что-то просящее и

ожидающее заключалось в его голосе.  Мелодия прошлого, мело-

дия забвения снова зазвучала в ушах Эрика. Из руин, обломков

и пепла нужно было восстановить что-то очень знакомое и  до-

рогое. Это была мучительная противоестественная работа. Нас-

тоящее самоистязание.

   - Ладно, - наконец сказал Эрик. Он взмахнул рукой, словно

этим движением можно было прогнать мысли. - Принесите бутыл-

ку коньяку.

   Человечек радостно взметнулся.  Его синюшные щечки заале-

ли, глаза благодарно расширились. И он исчез.

   Эрик с некоторым удивлением посмотрел ему вслед. Тот сво-

ей энергичной экспрессией нарушил мир задумчивых покачиваний

и шевелений на льняных волнах. Но, может быть, так и полага-

лось поступать в этом Синем гроте, который почему-то назвали

"Сардинкой"?

   - Пойдемте, - человечек коснулся локтя Эрика.

   - Куда?

   - Туда,  где вы будете пить,  - он указал на заросший ра-

кушками корабль.

   Эрик поднялся и прошел через зал. На корабле оказался ис-

кусно декорированный бар.  Эрик сел на высокий стул, бутылки

и рюмки стояли прямо перед ним, на стеклянной доске стола.

   - Я отлучусь, - сказал беленький человечек, - а вы можете

начинать.  Здесь  найдется все для самого изысканного вкуса.

Благодарю вас.

   Он прошел  через заднюю дверь бара и скрылся в темном ко-

ридорчике.  Эрик взял бутылку в руки.  Она  была  пыльной  и

грязной. Эрик осторожно провел по ней пальцем. Этикетка осы-

палась темным коричневым порошком.  Эрик открыл бутылку ржа-

вым  штопором и налил в рюмку золотисто-коричневую жидкость.

Он выпил подряд три рюмки,  закрыл бутылку и поставил ее  на

прежнее место, среди таких же грязных и старых бутылок.

   Кто-то вошел в зал. Шаг его был размашистым и легким. Та-

кой  человек,  вероятно,  привык много ходить.  Эрик услышал

глубокое сильное дыхание.  Новый посетитель сел у стойки ря-

дом с Эриком.  Уверенным движением он взял одну из бутылок и

налил в стакан бесцветную жидкость.  Эрик  рассматривал  его

профиль, и мелодия утраченного прошлого загремела в нем, как

набат. Выпив, незнакомец повернулся к Эрику и сказал:

   - Тебя раньше здесь, не было. Откуда ты взялся?

   Эрик не сводил глаз с его лица,  ему казалось, что сейчас

остановится сердце.

   - Что же ты молчишь?  - сказал незнакомец и потянулся  за

следующей бутылкой. Этот жест был небрежным и грубым.

   Эрик, глядя ему в глаза, пробормотал:

   - Я тебя знаю.

   Незнакомец внезапно успокоился и,  с интересом рассматри-

вая Эрика, сказал:.

   - Вот как...  Хотя почему бы и нет?  Мы все сейчас  знаем

друг  друга.  Но скажи,  как тебя угораздило забраться в эту

дыру? Ее же никто не замечает?

   Напряжение Эрика ослабело. Мелодия утихла, она не умерла,

нет, но звучание ее стало слишком слабым и далеким.

   Незнакомец улыбнулся.

   - Вижу,  что случайно.  Бывает,  - отрывисто сказал он. -

Меня зовут Капитаном, и я хожу сюда почти каждый день.

   - Зачем? - спросил Эрик.

   Капитан подумал.

   - Я хожу сюда затем,  чтобы понять,  почему я сюда  хожу.

Это смешно...  глупо. Наконец просто софистика, элементарная

тавтология. Но... именно в этом вся суть. Когда я пойму это,

я пойму все остальное.

   Эрик мучительно вжал виски руками.

   - Но почему же...  ты мне кажешься таким знакомым?  Капи-

тан, скажи, а кем ты был... Как твое имя?

   - Мое имя...  Сергей Арефьев. А зачем оно тебе, разве оно

тебе о чем-нибудь говорит?

   Эрик покачал головой.

   - Нет.

   - То-то и оно. Я дорого бы дал, чтобы встретиться с чело-

веком, который меня знает.

   Из-за ракушек и снастей показался беленький старичок.  Он

приблизился к стойке и спросил:

   - Довольны ли мои посетители? Хорошо ли вам?

   - Ладно, ладно, - прервал его Капитан, - ступай.

   Старичок медленно поковылял прочь.

   - А тебя как зовут?

   - Эрик Эрдман. Зачем ты с ним так?..

   - Эрик...  Эрдман,  - повторил Капитан, покачивая рюмку в

пальцах.  -  Да,  это  имя  мне  знакомо,  как знакомы имена

Дон-Кихот или Эйнштейн.  Но в отличие от последних я не  на-

полняю его никаким содержанием. Оно пусто, как эта рюмка.

   Он еще подумал и тряхнул головой.

   - Нет,  не знаю я тебя, не знаю. А посему давай выпьем за

наше знакомство!

   - Нет. Я больше пить не буду.

   - Ну как хочешь, а я выпью.

 

                          ГЛАВА X

 

   Карабичев считал,  что с него довольно.  Он хотел  только

одного  -  попасть поскорее в Москву.  Он торопил и подгонял

врачей,  словно они могли ускорить заживление его раны.  Ему

удалось  настоять на своем - его выписали раньше срока.  Это

была ошибка.

   Первый же  прохладный  вечерний  бриз свалил Карабичева с

ног.  Андрей был доставлен в уже знакомую больницу с двусто-

ронним воспалением легких.  Денег почти не оставалось,  и за

него платил Риоли.  Этот высокий хладнокровный человек среди

своих  многочисленных  занятий находил время регулярно посе-

щать Карабичева.

   Когда Андрей,  начиненный антибиотиками по самую макушку,

понемногу оправился,  Риоли стал приносить ему,  кроме фрук-

тов,  еще и новости из Большого Мира.  Так Карабичев узнал о

рождении Души Мира,  о ее  творцах,  о  чрезвычайно  срочном

конгрессе  ученых,  посвященном биотозе.  Риоли приносил ему

фотографии Хокай-Рох, показывал портреты Арефьева и Эрдмана,

перепечатанные  местным  листком из советских,  английских и

немецких газет.

   Карабичев был еще слишком слаб,  чтобы разговаривать,  но

он с восторгом слушал неторопливую речь сеньора Риоли.

   - Я ошибся,  конечно, - говорил профессор, - но не в этом

дело. Появление этого изобретения не случайно. Ведь при соз-

дании биотозы были преодолены тысячи препятствий,  не правда

ли?

   Карабичев кивал головой.

   - А следовательно,  ее возникновение в какой-то  мере  не

случайно, а необходимо, не правда ли?

   Карабичев молчал.

   - Вы,  наверное, со мной не согласитесь, но я даже скажу,

что оно предопределено, - голос Риоли прозвучал неуверенно.

   Карабичев улыбнулся.

   - Предопределено всем ходом  развития  человеческого  об-

щества. Биотоза была нужна людям - и она появилась. Когда-то

людям была нужна паровая машина, и они ее изобрели, не прав-

да  ли?  А сейчас люди ставят эксперимент по проблеме "чело-

век-общество".

   Карабичев рассмеялся.

   - Как только встану, я вам на все отвечу.

   - Буду очень рад.  Вам известно мое основное положение? Я

повторяю.  Для того чтобы наше  общество  стало  человечным,

каждый член его должен измениться и во многом потерять черты

человека, во всяком случае так, как мы его понимаем сегодня.

   - Я помню, - хрипло говорил Андрей.

   Риоли уходил,  и Карабичев долго смотрел  ему  вслед.  Он

вспоминал  их  длинный  разговор о страшном безногом калеке,

который так поразил воображение Карабичева. Риоли убедитель-

но доказал ему, что в этом случае все попытки его что-то по-

нять будут бесплодны. Калека был психически неполноценным, и

никакая схема чужого интеллекта и эмоций не могла быть четко

отпечатана в этой сумеречной душе.

   - Я  предполагаю,  - сказал тогда Риоли,  - что ваша жена

раздробилась на несколько... как бы это сказать... осколков.

Она  передала слепок своей души многим людям,  в том числе и

этому калеке. Бросьте свои поиски. Возвращайтесь домой. Ког-

да все утихнет,  пройдет некоторое время, и материальная ос-

нова вашей жены сама восстановит ее прежний моральный и  ло-

гический облик. Вам нечего беспокоиться. Умейте ждать.

   Однажды вечером,  когда Андрей уже чувствовал себя совсем

хорошо и начинал потихоньку мечтать о выписке,  с ним что-то

случилось.  Он лежал в постели возле окна и со скукой  расс-

матривал узкие длинные листья неизвестных деревьев.

   Вдруг он ощутил мгновенную слабость и боль, Он испугался.

"Что  со  мной?  Рецидив?" Но боль,  ворвавшаяся в его тело,

нисколько не напоминала прежнюю унылую ломоту в  плече.  Эта

боль, как волна, накрыла его всего, и он завертелся в ее не-

видимых вихрях.  Потом она медленно соскользнула, оставив во

всем теле сладкую размагничивающую негу.  Пот, покрывший лоб

Карабичева,  высох, на щеках затеплился румянец. И вдруг Ка-

рабичев  с  ужасом ощутил,  что вместе с этой волной боли из

него уходит что-то самое важное,  самое главное в его жизни.

Вместе с ней уплывало его "я"; боль извлекла из каких-то та-

инственных глубин его сущность. А теперь на больничной койке

оставалось лежать нечто,  носившее имя Андрей Карабичев,  но

имеющее к нему самое отдаленное отношение.

   "Душа Мира? - мелькнула мысль. - Но почему?" Ужас охватил

Карабичева. Он вскочил с постели.

   - Я не хочу! - крикнул он.

   Голос его прозвучал в пустой комнате глухо и странно. По-

том ужас исчез. Карабичеву стало хорошо и спокойно. Разве он

болел, разве это он валялся на этой койке больше месяца? Ка-

кая глупость! Он должен идти. Карабичев оделся и вышел.

   Карабичев вышел из больницы и зашагал по улице.  Он  знал

ее название: Голубая Стрела, голубая - потому что она вела к

морю,  а стрела - потому что это единственная прямая улица в

Бессано. Ему захотелось курить, и он достал спички, но сига-

реты так и не смог найти.  Очевидно,  их вынули в  больнице.

Роясь  в карманах,  он неожиданно нашел паспорт,  машинально

открыл его и увидел свою фотографию.

   Он вспомнил Марию,  свою московскую квартиру,  старенький

видеофон в передней,  институт телепатии, Душу Мира, Ермоло-

ва,  Арефьева - все в красках,  движущееся,  живое. Было еще

что-то неопределенное,  но тоже милое,  близкое,  волнующее.

Карабичев  хотел было и это расплывчатое темное воспоминание

прояснить, но здесь на него снова нахлынула боль, неистовая,

свирепая. Его перекосило, повело на сторону, словно пьяного.

Болело все тело, кожа, глаза и даже, казалось, волосы. Скрю-

ченными дрожащими пальцами Карабичев спрятал паспорт и заша-

гал по Голубой Стреле. С Голубой Стрелы Карабичев свернул на

площадь и, обогнув муниципалитет, оказался в просторном ста-

ром дворе. Здесь уже было несколько человек, одетых в темные

потертые  одежды.  Странные фигуры,  подозрительные взгляды,

быстрые ловкие движения.

   Раздались чеканные  солдатские  шаги,  и  из  темной  ар-

ки-подъезда появился престарелый священник в сутане, а с ним

двое  молодых людей с ящиками на плечах.  Карабичев подошел.

Священник благословил их и начал проповедь.  Для Андрея  его

речь была как сон, она то и дело становилась непонятной.

   Священник говорил о высокой миссии, которая выпала на до-

лю присутствующих здесь людей, говорил о добре и мире, в ко-

тором живет сейчас человечество,  о законе  божьем,  который

стал всеобщим... "И если в это святое время вам поручают та-

кую тяжелую,  мрачную работу,  верьте - она нужна людям! Те,

кого  вам  придется убивать,  отмечены печатью дьявола.  Они

враги тела и духа человеческого. Пусть ваша рука будет твер-

да и душа не знает сомненья!"

   Разглядывая рядом стоящих, Карабичев подумал, что их душа

не знала, не знает и вряд ли будет когда-либо знать, что та-

кое сомнение.  Им вручили пистолеты и запасные обоймы. После

этого все разошлись, не прощаясь и не оглядываясь.

   Карабичев очень хорошо помнил,  что ему было приятно дер-

жать пистолет в руках,  ему нравился блестящий серый ствол и

черная рубчатая рукоятка.  Но все остальное  было  подернуто

дымкой забвения.

   Карабичев не помнил, где жил, когда выбросил ненужный ему

пистолет. Время для него остановилось.

   Однажды он брел темной кривой  улочкой.  В  лунном  свете

камни мостовой казались подернутыми масляной пленкой. Из ма-

ленького кафе вышло трое высоких мужчин.  О чем-то поговорив

и посмеявшись, они пожали друг другу руки и разошлись. Самый

высокий стал спускаться по лестнице,  ведущей к пристани,  и

скоро растворился в черной тени.  Лишь глухо постукивали его

подкованные башмаки.  Двое других  подошли  к  Карабичеву  и

спросили у него спички.  Карабичев постукал себя по карманам

и развел руками.

   Внизу прогремел выстрел.  Раздался приглушенный стон. Ка-

рабичев не успел опомниться,  как стоявшие около него  парни

повернулись и побежали туда,  где прозвучал выстрел. Караби-

чев пошел за ними.

   Он застал их наклонившимися над тем высоким, который ушел

один. Он сидел, прислонившись спиной к ракушечниковому забо-

ру. В пятнистой тени листьев было видно, как он крепко зажи-

мал левой рукой плечо.

   - Видал, что, гады, делают? А? Готовят фашистский путч...

- обратился к Карабичеву один из мужчин.  - Эта сволочь тер-

роризирует  весь  юг страны...  Теперь и до нас добрались...

Ну, мы им покажем!

   - Ему очень больно? - спросил Карабичев.

   - Запомни одно,  парень.  Пока тебе больно, ты человек! -

неожиданно сказал сидящий.

   Глядя в его искаженное  бледное  лицо,  Карабичев  словно

прозрел. Ведь этому парню действительно очень больно! Навер-

ное,  в тысячу раз больнее, чем ему, Андрею Карабичеву. И он

несет свою боль как знамя,  как невидимый гордый стяг.  Ради

чего?  Ради борьбы.  Вот оно что... Вот он, индикатор созна-

ния.  Боль!  До тех пор,  пока она пронизывает твое тело, ты

сохраняешь сознание,  ты мыслишь,  ты остаешься самим собой.

Сегодня бегство к радости и покою - это шаг к подлости.

   Боль - вот твой якорь спасения,  Андрей.  Держись за  нее

двумя  руками,  вцепись в нее зубами,  не расставайся с ней,

иначе... Иначе что-то неведомое закачает тебя на мелких вол-

нах благополучия и самодовольства, и ты перестанешь быть че-

ловеком.

   Карабичев шел  по раскаленным мостовым.  "Что я здесь де-

лаю?  Кто я?" Страх и страдание смешались в один мучительный

клубок.

   Все свои последующие переживания  Карабичев  разделял  на

две категории: прозрение и забытье. Прозрение сопровождалось

приступами боли, доводившей его до головокружения и обмороч-

ного  состояния.  Забытье - сладкой одуряющей ленью.  Первое

было полно ярких, острых впечатлений. Забытье для Карабичева

навсегда осталось загадкой. Это состояние сопровождалось по-

явлением чувства спокойной глубокой уверенности в себе.  Оно

почти граничило с радостью, но была в нем какая-то муть, не-

определенность..  Так смотришь сквозь залитое дождем стекло,

за которым несутся машины,  мелькают прохожие. Струи и капли

искажают очертания предметов,  уродуют линии и  краски,  все

размыто, размазано, не названо...

   В Хокай-Рох, наконец, пришла зима. Снег, липкий, тяжелый,

лег на землю и растаял.  Снова лег и снова растаял.  Горячая

живая земля сражалась с холодным небом,  и  от  этой  борьбы

растекались смолистые речки, в воздух поднимался плотный би-

рюзовый туман.

   - Эк  его развезло!  - говорил Карабичев своим спутникам,

жадным взглядом пытаясь пробить густые клубы серого  тумана,

заволакивавшего долину,

   Спутники молчали.  Бледные сосредоточенные мужчины, серь-

езные женщины, юноши и девушки, заполнявшие этот тяжелый ав-

толет дальнего следования,  были погружены в себя,  в напря-

женное состояние ожидания.

   - Ничего не видно,  - объявил водитель, - идем на посадку

вслепую.

   Они благополучно приземлились неподалеку от станции. Без-

молвное здание мрачно смотрело на них слепым взглядом темных

окон.

   - А биотозу не видно! - сказал кто-то из прибывших.

   - Да, - отозвался Карабичев, - туман сильный. Ну, пойдем-

те.

   Захватив свертки,  чемоданы и саквояжи,  они зашагали  по

грязи к станции.  Внезапно одна женщина остановилась и воск-

ликнула:

   - Смотрите, смотрите!

   Она указывала рукой на  свеженасыпанный  холм  земли.  По

глянцевым  бокам его тянулись черные струи воды.  На вершине

холма была воткнута палкя с неумело приколоченной дощечкой.

   - Могила... свежая...

   Карабичев склонился над могилой.

   - Ничего не пойму...  тушью от руки написано,  Все смыто.

Здесь лежит... Нет, непонятно. Ладно, пошли, там разберемся.

   Во дворе  станции было пусто и неуютно.  Двери в дом были

распахнуты.  На ступенях подъезда  валялись  обрезки  досок,

куски  проволоки.  В  углу двора стояло странное сооружение.

Оно напоминало большой радиотелескоп.  Решетчатый  рефлектор

диаметром в полтора метра,  смоченный мокрым снегом, поблес-

кивал тысячами красных бусинок, расположенных по спирали.

   - Да ведь это рубиновые кристаллы! - раздался восхищенный

голос. - Интересная штука, только зачем она здесь?

   - На ней недавно работали. Смотри, Андрей, вот зачищенные

концы,  - пожилой мужчина показал на кабель, прикрепленный к

распределительному щиту.

   - Да, Иван Иванович, и этот провод приведет нас к ним.

   Они вошли  в дом гуськом.  Их встретило молчание,  пустые

комнаты,  запыленное оборудование, плесень на мокрых стенах,

сор, обрывки бумаг.

   - Вы слышите?  - Карабичев остановился,  поднял руку. Все

замерли.   В   глухой   тишине   раздался  отдаленный  стук.

"Так-так-так-так..."

   - Движок! Энергия! - Карабичев уверенно пошел вперед.

   На втором этаже в одной из комнат горел  свет.  Карабичев

потянул ручку двери на себя. Дверь скрипнула и отворилась.

   В комнате не было окон.  Стены и потолок ее были  покрыты

длинными  рядами  свернутой  спиралью проволоки,  на которой

раскачивались крохотные рубиновые кристаллики.  Всюду в бес-

порядке валялась радиометрическая аппаратура, приборы, пане-

ли с кнопками,  батареи. У стен стояли три кровати, на одной

из  них  кто-то  спал.  Из-под одеяла торчали ноги в грязных

фрелоновых носках.  В  углу  комнаты  приткнулся  письменный

стол,  за ним сидел человек и писал. Настольная лампа проек-

тировала на стену в виде огромного косматого облака всклоко-

ченную шевелюру. Человек не слышал ни скрипа двери, ни тяже-

лого,  стесненного дыхания.  Рука его легко бегала по желтым

страницам лабораторного журнала.

   Карабичев кашлянул.  Человек вскочил. Он был в очках, ма-

ленький, небритый, бледный. В глазах его отразился ужас.

   - Олег! - хрипло, с отчаянием воскликнул он.

   Спавший на кровати зашевелился и сел.

   - Это кто? - спросил он, удивленно рассматривая Карабиче-

ва и его компанию.

   - Что вам нужно?!  - выкрикнул человек в очках. Карабичев

выступил вперед.

   - Простите нас за вторжение,  друзья.  Мы  появились  без

предупреждения...  но что поделаешь, нам нужно... хотя, быть

может, мы сначала познакомимся?

   Олег, оказалось, спал одетым. Он встал, сунул ноги в туф-

ли и сказал:

   - Отчего же, давайте знакомиться.

   Человек с журналом удалился в угол комнаты.  Очки его ис-

пуганно поблескивали из-за потенциометра.

   - А у вас здесь совсем другая атмосфера, - сказал Караби-

чев,  подходя к Олегу с протянутой рукой. - Как-то легчо ды-

шится, свободнее, что ли...

   Олег, отпрянув, сделал несколько шагов назад.

   - Только без этого!  - воскликнул он.  - Без рукопожатий!

Называйте свою фамилию так!

   Карабичев смутился и опустил руку.

   - Карабичев Андрей Анатольевич, - покорно сказал он.

   Остальные уже вошли в комнату и окружили его.

   За прибором послышалось движение.  Человек с журналом вы-

шел из своего укрытия и остановился в трех шагах от  Караби-

чева.

   - Кем вы сейчас работаете? - спросил он. Голос у него был

резким и повелительным.

   - Я нигде не работаю, - ответил Андрей.

   - Где и кем вы работали в начале этого года?

   - В Институте телепатии, старшим научным сотрудником.

   - Олег, слышишь, он все помнит! - радостно воскликнул оч-

карик, обращаясь к Олегу. - Я его знаю.

   - Зачем вы сюда прибыли? - последовал 'новый вопрос.

   Карабичев напряженно   молчал.   Взгляды   присутствующих

скрестились.  Казалось, сейчас сверкнет молния. И она сверк-

нула.

   - Эрик, это вы? - внезапно раздался хриплый бас. Из толпы

вышел немолодой седой мужчина.

   - Иван Иванович?! - изумился очкарик. - Вы тоже здесь?

   - Да,  милый, да. Мы совсем нормальные, здоровые люди. Мы

помним,  мы все помним и понимаем.  Правда,  это нелегко нам

дается. А как ты, что ты...

   Голос Ермолова дрожал.  Плотина прорвалась, и люди броси-

лись обнимать друг друга.  Это были  настоящие  человеческие

объятия. Восклицания, шутки, смех наполнили комнату.

   - А мы-то боялись! От нее не таких шуток можно ожидать...

Сейчас самому себе не доверяешь,  не то что незнакомому гос-

тю.

   - А я тебя сразу узнал, да только борода твоя в заблужде-

ние ввела...

   - Знакомьтесь:  Олег Заозерский,  биохимик,  единственный

устоявший против Души Мира.

   - Брось, Эрик, ей-богу, смешно!

   - Моя жена, Мария.

   - Мы приехали сюда, чтобы разнести твою биотозу в клочья!

   - Как?

   - Постойте!  - внезапно закричал Эрик. Все замолчали. - А

каким образом вы здесь? Как? Кто позволил?

   Ермолов подошел к Эрику.

   - Сначала боль,  потом через рефлекс к  сознанию.  И  все

равно нелегко. Все время находишься в чертовском напряжении.

А у вас здесь нам легче, - ответил Карабичев.

   - Это защита,  - сказал Эрик, указывая на спирали, усеян-

ные рубиновыми кристаллами. Он помолчал. Потом поднял листки

бумаги, исписанные неровным почерком.

   - А это план, план атаки...

   - Защита?  Идея излучателя Арефьева?  А где он сам? Так и

пропал? - обрушился с вопросами Ермолов.

   Эрик сжал челюсти так, что проступили белые желваки.

   - Это очень тяжелый и долгий разговор, - сказал он.

   - Ну ладно,  отложим, если долгий... А ведь я тебя, Эрик,

повсюду ищу... Присесть можно? - Ермолов сел на кровать.

   - Да,  рассаживайтесь,  пожалуйста, товарищи. - Эрик сму-

щенно развел руками. - Только у нас негде как будто...

   Он обвел взглядом стены, точно видел их впервые.

   Все рассмеялись. Легко, свободно, словно радуясь избавле-

нию от какой-то страшной ноши. Впервые за много дней люди не

ощущали боли,  которой непрерывно подстегивали себя. И впер-

вые за много дней можно было спокойно сидеть рядом с челове-

ком, не опасаясь быть втянутым в неожиданный психический во-

доворот.

   - Понимаете,  ребята,  какая штука получилась,  - Ермолов

развязал  шарф.  - Мы остались без специалистов.  После того

эксперимента все, кто имел хоть какое-нибудь отношение к би-

отозе, вышли из игры. Она их блокировала.

   - Этого следовало ожидать.  - Эрик уже обрел свое  разме-

ренное академическое спокойствие. - Мы с Олегом здесь разоб-

рались...

   - Ну и?.. - спросил Ермолов,

   - Сработал элементарный защитный рефлекс. Биотоза замкну-

ла определенные ячейки. Замкнула не думая, не мысля, как ав-

томат,  как счетно-решающая машина. Со всеми людьми она свя-

зана обратной связью. Нападение мгновенно показало ей, какие

ячейки должны быть выключены. Вот она и сработала.

   - Более того,  - пробурчал Заозерский, - она еще и допрос

произвела.

   - Какой допрос? - спросил Карабичев.

   - Наше сознание для нее открыто, - ответил Эрик.

   - Ну и что?

   - Странный вопрос,  - Заозерский пожал плечами.  - У меня

она узнала о вас, о Ермолове, о десятках людей, с которыми я

был связан психической связью.  Их она тоже допросила и бло-

кировала.  Так  она,  что называется,  обезвредила всю сеть,

прихватив тысячи людей,  никакого отношения  к  операции  не

имеющих: родственников, знакомых.

   - Мы приблизительно так и думали, - сказал Ермолов.

   - Кто это "мы"? - спросил Эрик.

   - Чрезвычайный комитет.

   - Есть такой комитет?

   - Эх вы,  кустари несчастные,  да неужели вы думаете, что

только вы тут,  одинокие и заброшенные, спасаете человечест-

во?  Бедное это было бы человечество, если бы его судьба за-

висела только от вашего энтузиазма... Мы так и подумали, что

биотоза механически выводит из строя людей.  Потом установи-

ли,  что влияние ее дальше биосферы Земли не распространяет-

ся... А дальше просто. Суточный спутник только и ждет прика-

за начать атаку.  Туда же и боеголовки завезли.  ООН единог-

ласно разрешила эту меру в виде экстренного положения. Вы бы

знали, что в мире творится! Я про подлецов говорю. И биотоза

тут ни при чем.  Столько нашлось любителей половить рыбку  в

мутной воде!.. Людям житья не стало, такое они творят.

   - Я знаю, я видел, - тихо сказал Карабичев.

   - Что  ты  там видел в своем Бессано!  Есть дела похлеще.

Так-то вот, ребята.

   - Почему  же вы медлите?  Разнести ее к черту!  - рубанул

воздух кулаком Заозерский.

   - Давно  бы раздолбили...  Да все не решаемся,  не знаем,

как это на психике  людей  отразится.  Специалистов  биотоза

блокировала.  Посоветоваться  не с кем.  Вот и ищем повсюду,

собираем наших людей.

   - Но не все же они...  Вот как мы с Олегом,  в... рабочем

состоянии, - сказал Эрик.

   - Ну,  это-то не беда!  - Ермолов махнул рукой.  - Были б

живы.  Мы их отправляем на спутник.  Там они быстро  в  себя

приходят!

   И опять все рассмеялись, дружно, счастливо и весело.

   - Значит, все, что мы тут сделали... было напрасно. - За-

озерский махнул рукой куда-то в угол.

   - Как  же это напрасно!  Да вы же замечательные люди.  Да

что я,  по себе не знаю, чего вам стоило остаться самими со-

бой!  Напрасно!  Вы же герои!,  Я уже не говорю про эту вашу

защиту.  Она еще,  ой,  как пригодится... Жаль, что Арефьева

здесь  нет.  Вот забрали бы его - и в Москву.  Там бы сообща

все обмозговали - и за дело.  Медлить больше нельзя.  Тут  у

нас еще кое-какие пути намечаются, но об этом после...

   - Так где же Сергей, Эрик? - спросил Ермолов,

   - Нет больше Сергея, Иван Иванович. Вот все, что осталось

от Сергея.  - Эрик достал из кармана небольшой ролик магнит-

ной проволоки.

 

                  МАГНИТНАЯ ЗАПИСЬ ГОЛОСА

                      СЕРГЕЯ АРЕФЬЕВА

 

   Две или три недели я не был дома.  Сначала я  ночевал  на

скамейках парков и в ожидальных залах аэропорта. Затем я уе-

хал за город.  Это спасло меня. Если б я остался еще некото-

рое время в городе, не знаю, что бы со мной было...

   Я сошел на станции Светлое.  Удачное  имя  придумали  для

этого места. Ровное зеленое поле с редкими березками открыто

солнцу и ветру. На горизонте - веселый лес, подернутый осен-

ней рыжинкой.

   Я спрыгнул в наполненный бурой сырой листвой кювет,  выб-

рался  из  него и зашагал к лесу.  Я шел быстро и энергично,

хотя торопиться мне было некуда.

   Почувствовав усталость,  я улегся на траве. Пахло свежес-

кошенным сеном.  Воздух был по-осеннему прозрачен и легок. Я

смотрел вверх. Небо казалось мне ситцевым шатром, а солнце -

черной дырой.  Я думал:  почему солнце освещает землю, зачем

оно это делает?

   Я услышал треньканье какой-то певчей птички.  Простенькая

мелодия  растворялась в солнечных лучах и пропадала.  Ветер,

прибегавший из леса, ласкал меня и что-то нашептывал. Напря-

гаясь,  я пытался понять его язык,  но он все время сбивался

на невнятное доброжелательное бормотание. Я обессилел и зас-

нул, и на лице моем было тепло солнца. Я спал долго и крепко

и проснулся только под утро,  когда небо стало едва  заметно

бледнеть и звезды растворились в нем,  как сахар в молоке. Я

продрог и долго не мог согреться,  бегая по лужайке и хлопая

себя руками.

   Все, что происходило со мной потом,  я помню плохо.  Было

много  ярких минут и острых ощущений,  но последовательность

их была стерта из моей памяти, и я никак не мог разобраться,

что было сначала, а что потом.

   Помню себя в лесу,  где царило грибное  изобилие.  Шляпки

подосиновиков краснели на полянке, как*капли крови, обронен-

ные сказочным чудовищем.  Я разрезал их толстые упругие тела

и следил, как медленно синеет на воздухе белоснежная мякоть.

Скромные коричневые  подберезовики  на  рябых  ножках  росли

группами по двое, по трое. Я находил их в тени старых сосен,

в густой траве,  на обочинах оврагов.  У этих грибов,  каза-

лось, не было излюбленного местожительства. На открытых мес-

тах, заросших мелколесьем и влажной густой травой, прятались

маслята.  Липкая лиловая кожица на их головках скрывала неж-

но-желтую упругую ткань,  напоминавшую пух только что  вылу-

пившегося цыпленка.  Сановитые беляки были эластичны и твер-

ды, как мокрая древесина.

   Особенно мне нравились опята, гроздьями облепившие старые

пни в местах порубок и пожогов. Их тонкие стебли легко лома-

лись,  источая неповторимый грибной дух. Когда мне очень хо-

телось есть,  я готовил себе грибное  ассорти.  Очищенные  и

мелко нарезанные грибы я заворачивал в листья,  облеплял сы-

рой глиной и закапывал в яму.  Потом я разжигал над ней кос-

тер. Минут через тридцать-сорок, разломив глиняную скорлупу,

я извлекал дымящиеся куски грибного мяса.

   Однажды я  наткнулся  на  старый-престарый  подберезовик,

мшистая шляпка которого выгнулась  вазой.  В  ней  скопилась

дождевая  вода,  на ее ртутной поверхности плавали хвоинки и

листья. Я пил воду и видел-облака у своих губ. Мне казалось,

что я пью само небо. Оно было безвкусным и прохладным.

   Время для меня остановилось.  Оно растворилось  в  темном

вечернем  воздухе,  в блеске звезд,  в сладком запахе лесных

полян. Я часами наблюдал, как раскачиваются верхушки двадца-

тиметровых  сосен,  как прокладывают себе дорогу кристальные

ручьи леса,  как поднимается веселое  теплое  солнце,  чтобы

согреть и напоить землю радостью...

   Потом в моей памяти наступали мучительные провалы,  когда

не хотелось ничего...

   Однажды я вышел к реке.  Как завороженный, смотрел я в ее

нахмуренное лицо. Была в ней тихая и чарующая раздумчивость.

Я спустился к воде и увидел себя.  Страшная физиономия с бо-

родой.  Безумные тоскующие глаза.  Помню,  что с отвращением

отвернулся.

   Я стал  осматриваться  по сторонам.  Я задумался над тем,

кто я и что я здесь делаю.  Мое прошлое, мои злоключения за-

мелькали  передо  мной,  как кадры в кино.  Я увидел себя со

стороны,  увидел Эрика,  Ружену, биотозу, совет, конгресс...

Припомнил все, и мне стало стыдно. Мне было стыдно не за се-

бя, обычного, слабого, не очень хорошего человека. Мне стало

стыдно за свои мысли, за свой интеллект. Высокие идеи, кото-

рым я поклонялся,  красивые идеалы, о которых мечтал, рассы-

пались  в прах от прикосновения корыстолюбивого эгоистичного

желания.  Я ничего не добился.  Я сдал в самый ответственный

момент, сбежал, как мальчишка, от упорной, тяжелой борьбы за

наше детище - за Душу Мира.  Случилось это потому,  что  все

мои силы были уже израсходованы ранее в многочисленных вооб-

ражаемых битвах. Они думают, что меня подкосила смерть Руже-

ны. В томто и беда, что нет! Гибель Ружены - это тот камень,

который обрушивает лавину. Но вначале лавина должна скопить-

ся, иначе нечему будет падать...

   Постепенно я превратился в заурядного бродягу.  Несложные

материальные потребности мои легко удовлетворялись.  Я пони-

мал,  что продолжаю катиться по дорожке одиночества и -отре-

чения. Мне сладко было катиться по этой дорожке...

   Но вот словно спала пелена с моих глаз.  Унылое безразли-

чие исчезло из моего тела. Я понял, чем мне надо заниматься.

Пройдя километров пятнадцать по  берегу  реки,  я  пришел  в

порт. На маленький пароходный буксир набиралась новая коман-

да. Я стал Капитаном. Работа у меня была несложная и нетруд-

ная: я перевозил небольшие баржи, груженные стройматериалами

или горючим,  в пределах своего  района.  Однако  работал  я

усердно и аккуратно.  Я был классным Капитаном, хотя обо мне

не писали в газетах.

   Все это продолжалось до знакомства с "Сардинкой".  Как-то

я гулял по Кунцеву и случайно наткнулся на старинную  дверь.

Я долго стоял перед ней, раздумывая, войти или не войти. Ка-

кое-то воспоминание, намек на что-то очень далекое и теплое,

шевельнулось  во мне,  и я вошел.  С тех пор каждый приезд в

Кунцево сопровождался основательным возлиянием в "Сардинке".

Прошлое  возвращалось  ко мне,  я становился прежним Серегой

Арефьевым. Капитанская личина спадала с меня, как карнаваль-

ная маска.

   Иногда в кафе бывали другие люди,  но,  как правило,  они

больше не приходили.

   Однажды вечером там оказался один парень.  Мы  познакоми-

лись с ним.  Когда я сильно опьянел,  я узнал его и он узнал

меня. Это был Эрик. Нас охватил такой ужас, что мы мгновенно

протрезвели. И сразу разбежались. Я - на буксир, он - в свою

больницу.

   Но на другой день мы снова встретились в "Сардинке",  Так

продолжалось до тех пор,  - пока мы не  научились  управлять

своим сознанием,  пока мы не стали уверенно держать память в

своих руках.  Вскоре мы отказались от помощи "Сардинки". Нам

уже  достаточно  было одного усилия воли,  чтобы наше "я" не

ускользало от нас. Нелегкая работа, но мы ее сделали. Никог-

да  бы  мне  не вырваться из плена,  если бы не Эрик.  Эрик!

Только тогда я понял, кто такой Эрик! Все это время не он, а

я светил отраженным светом...

   Особенно опасна была ночь.  Биотоза побеждала нас  ночью.

Приходилось  с вечера заготавливать на утро список напомина-

ний и дел,  которые возвращали нам память.  Хорошо,  что нас

было двое.

   Когда Эрик несколько дней не появлялся, я приходил к нему

домой  или в больницу.  Он смотрел отсутствующим взглядом на

меня и не узнавал.  Дьявольская сила разъединяла нас.  В его

жизни,  запланированной биотозой,  не было места для меня, и

он не помнил обо мне.  Это  была  отличительная  черта  того

страшного времени.  Мозг перерабатывал только "полезную" ин-

формацию,  то есть то,  что относилось к области  непосредс-

твенного "функционирования". Потеряв интерес к бесполезному,

исключив его из сферы своего внимания,  люди превращались  в

бездумных киберов.

   Я выволакивал Эрика из психического омута,  в который его

погружала Душа Мира, и мы опять принимались за тренировки. В

конце концов нам удалось разработать целый комплекс  мыслей,

ассоциаций  и  простых  физических движений,  обеспечивающих

нормальное состояние.

   Мы решили ликвидировать биотозу.  Задача казалась на пер-

вый взгляд почти невыполнимой.  Взорвать ее мы не могли. Это

было смертельно опасно и грозило страшным психическим потря-

сением всему миру. Эрик убедился на своем горьком опыте, что

значит  трогать  Душу  Мира.  Физическое уничтожение биотозы

могло,  сопровождаться мгновенной гибелью или  сумасшествием

всего человечества.  А время не ждало. Биотоза росла, совер-

шенствовалась,  развивалась. Она становилась сильней и силь-

ней.  Нужно было торопиться. Каждый час сознания давался нам

с огромным трудом.

   - Для  того чтобы уничтожить такого психического агрессо-

ра, каким является биотоза, - сказал Эрик, - мы должны выве-

дать ее слабые места. Нужно ехать в Хокай-Рох.

   В кратчайший срок наша экспедиция  была  экипирована.  Мы

взяли новейшее оборудование из брошенных,  пустующих лабора-

торий.  В Институте телепатии,  покинутом всеми сотрудниками

(уж  тут-то  Душа Мира постаралась!),  я взял свой усилитель

биотоков.  Эрик хотел приспособить его  для  каких-то  своих

экспериментов.

   Странно и дико было идти по пыльному грязному  полу,  не-

когда блиставшему чистотой,  странно было видеть сор, запус-

тение, хлам там, где каких-то три месяца назад толпились ве-

селые жизнерадостные люди,  что-то изобретали, о чем-то спо-

рили.

   Свой запыленный  и  слегка  поржавевший аппарат я нашел в

кабинете Ермолова. Запасные кристаллы были заперты в большом

сейфе.  Там  же  оказались два ящика с мелкими кристалликами

рубина. Очевидно, Ермолов что-то собирался с ними делать...

   Через несколько  дней  мы были в Хокай-Рох.  Там мы нашли

совершенно обезумевшего Заозерского, одного в пустой многоэ-

тажной станции.  Неделю мы "откачивали" его, пока не привели

в божеский вид. Затем втроем мы взялись за работу...

   И вот, наконец, мы поставили свой первый эксперимент... В

основу его легла идея моего усилителя биотоков. Эрик рассуж-

дал примерно так:

   - В нашем случае твой излучатель играет роль  экрана.  Он

должен  сконцентрировать рассеянное излучение биотозы и вер-

нуть его в виде прямолинейного пучка на тело  биотозы.  Этот

участок  Души Мира становится как бы замкнут на самого себя.

Он выключается из общего потока энергии, рассеиваемой биото-

зой. Так ли это, мы должны проверить.

   Опыт опасный, мы это знали. Но все, что ни делается с Ду-

шой Мира, опасно.

   Я сказал,  что буду проводить первый опыт.  Эрик долго не

соглашался,  но это пустое,  потому что никто не знает,  где

опаснее: стоять в стороне или находиться возле прибора.

   И вот наступил этот день. Выпал снег, но здесь еще тепло.

И он весь растаял. Эрик и Заозерский ушли, пожав мне руку. Я

нацелил  рефлектор  на биотозу.  Надел шлем со всеми штуками

для эмоционально-физиологической записи, пододвинул микрофон

поближе  и...  Я медлил.  Задача у меня простая:  проверить,

пропускает ли рефлектор излучение биотозы,  и подробно  опи-

сать свои ощущения. Магнитная проволока уже шуршит у меня на

коленях.  Вот хлопнула дверь.  Они ушли.  Я бросил последний

взгляд  на  туманную громаду биотозы и включил излучатель на

полную мощность.  Лимонный луч брызнул мне в глаза.  А потом

все исчезло...

   Я шел по земле,  где многое из того, что мы считали своим

будущим,  стало глубоким прошлым.  Я знал,  что давным-давно

прошагали по этой планете и капитализм,  и социализм, и ком-

мунизм,  и  множество других общественных формаций,  которым

еще нет названия в наших словарях.

   Почва была удивительно гладкой и плоской. Там, где я шел,

она напоминала ровный пол,  покрытый толстым ковром незнако-

мой мне,  пружинившей под ногами травы.  Светило солнце,  на

небе не было ни единого облачка.  Мне было ясно, что геомет-

рическая правильность окружающей меня природы вызвана ее ис-

кусственностью. Я шел очень долго, и ландшафт вокруг меня не

изменялся. Нигде я не встречал ни рек, ни оврагов, ни лесов.

Насколько хватал глаз,  тянулась однообразная зеленая равни-

на. Солнце уже клонилось к закату, но темнее не становилось.

С востока разливалось голубоватое сияние,  оно все  усилива-

лось,  и,  когда солнце скрылось, равнину освещал все тот же

ослепительный свет.

   Внезапно я увидел людей, парящих в воздухе. Они неслись с

огромной скоростью на высоте семи-восьми метров над  землей.

Их было трое.  Заметив меня, они резко отклонились от своего

курса и направились ко мне.  Они были далеко от меня, и я не

мог  различить  их лиц.  Страшное возбуждение овладело мной,

голова закружилась,  и я упал лицом в пряно пахнувшую траву,

под которой блестела вода.

   Я очнулся от резкого света, ударившего в глаза. Надо мной

склонились люди.  Сначала я подумал,  что они совершенно го-

лые,  потом увидел на их телах трудно различимую,  чуть поб-

лескивавшую  пленку.  Она напоминала рыбью чешую.  Люди были

как люди.  Высокие, статные, крепкие. Только совершенно без-

волосые. Без бровей, без ресниц. Они показались мне странны-

ми. Но я был бесконечно рад,  что и после  миллионолетий  на

Земле остались люди.  Меня поразили их необыкновенно малень-

кие рты.  Мужчины и женщины, окружившие меня, были очень по-

хожи друг на друга. Казалось, передо мной братья и сестры. В

них была какая-то еще непонятная мне красота.  Они не разго-

варивали, только изредка переглядывались и улыбались.

   Я застонал.  Все сразу ушли,  и надо мной склонился худой

мужчина, по-моему глубокий старик, хотя держался он как юно-

ша. Его проницательный взгляд скользнул по моему лицу, телу,

одежде.  Мне показалось, что он остался доволен осмотром. Он

улыбнулся мне. Резко очерченные маленькие губы раздвинулись,

и я увидел рот, лишенный зубов. Это было совсем не уродливо.

Я понял, что так и должно быть, что таковы люди далекого бу-

дущего.  Мне хотелось пить, и я сказал об этом. Старика, ка-

залось, поразил звук моего голоса. Он на секунду отодвинулся

от меня.  Затем осторожно провел рукой по моему лбу и щекам.

Ощущение жажды пропало.  По телу разлилась бодрость.  Я смог

сесть и оглядеться.

   Передо мной было длинное просторное помещение, напоминав-

шее ангар.  Сквозь стены проникал рассеянный свет.  На подс-

тилках, похожих на мою, лежали и сидели в самых разных позах

люди. Они безмолвствовали. По резким поворотам голов, движе-

ниям рук я понял,  что они общаются между собой  неизвестным

для меня способом. Присмотревшись, я заметил в них одну осо-

бенность. Никто не лежал на подстилке так, как я, прижимаясь

к ней. Они все висели в воздухе.

   "Антигравитация", - мелькнула у меня мысль.

   Я встал и пошел в конец ангара,  где белел квадратный вы-

рез выхода. Никто не удерживал меня, не обращал на меня вни-

мания,  только  старик,  которого  я про себя назвал врачом,

следил за мной.

   Я вышел.  Слева от меня выстроилось еще шесть ангаров.  Я

понял, что они спасают людей от яркого света небес, на кото-

рых  не было солнца и облаков.  Наверное,  тонкие стены этих

сооружений служили еще для каких-то целей. По их серебристой

поверхности прыгали крупные красные искры.

   Городок располагался на дне глубокой ложбины.  Прозрачный

ручей  лениво  петлял у моих ног.  Местность была совершенно

безлюдной. Вверху виднелись комья хорошо знакомой мне ядови-

то-зеленой травы. Она нависала над ущельем, как лава, словно

грозясь затопить его.

   Я увидел  двух человек.  Они появились над краем ложбины,

описали в воздухе полукруг и скрылись в проеме,  из которого

я только что вышел.  Я почувствовал, что должен следовать за

ними. Но будь я проклят, если это было сделано по моей воле.

   В ангаре царило оживление. Все повзлетали со своих мест и

собрались возле темного предмета,  напоминавшего стул. Я по-

дошел,  к нему и сел,  я понимал, что поступил правильно. На

лицо мне надели маску,  на голове закрепили блестящий метал-

лический обруч. Затем врач осторожно вложил в мои ладони два

холодных металлических стержня,  от которых тянулись тонень-

кие проволочки к поручням стула.  Ничего не произошло. Я си-

дел и держал эти палочки, а они смотрели на корону, украшав-

шую  мою  голову.  Они  сбились гурьбой,  и я внимательно их

разглядывал.  Теперь мне была ясна особенность  строения  их

тел.  У  них  не  было  привычных для меня округлых животов.

Грудная клетка внизу оканчивалась провалом,  переходившим  в

осиную талию.  И вновь я понял, что это не уродливо, а так и

должно быть.

   Вдруг они оживились.  Почти у всех широко раскрылись гла-

за. Странно было видеть на этих неподвижных лицах неподдель-

ное человеческое удивление. Они переглядывались между собой,

кивали и покачивали головами.  Казалось,  они поняли что-то,

непосредственно  касавшееся  меня.  Затем меня освободили от

маски и короны.  Стул куда-то исчез.  Все заняли свои  места

над подстилками.

   Врач приблизился ко мне и положил руку на плечо. Мной ов-

ладела сонливость. Я сел, потом лег и заснул. Сон был легким

и освежающим.  Когда я проснулся,  то увидел у своих ног со-

суд,  наполненный прозрачной жидкостью.  Я подумал,  что это

вода. Выпил и понял, что ошибался: я вдруг почувствовал, что

сыт, как после плотного обеда...

   Ангар был почти пуст.  Кроме врача, в нем никого не было.

Старик подошел ко мне и улыбнулся.  Признаться,  эти ухмылки

начинали меня раздражать. Если это все, на что способны люди

будущего, то это не так уж много.

   Я ткнул себя в грудь пальцем и сказал:  "Сергей".  Старик

улыбнулся  и кивнул головой.  Я немного растерялся.  Он взял

меня за руку и повел в угол ангара. Там стоял стул, на кото-

ром я недавно сидел.  Старик указал мне на металлический об-

руч.  Затем что-то тронул на стуле, и я увидел на обруче се-

бя,  Москву,  знакомые мне лица,  Эрика, Ружену, отца, Лолу,

какие-то непонятные волнистые линии вверху и внизу. Все нес-

лось и кружилось так быстро, что я не успевал следить.

   Они записали всю информацию, которую хранил мой мозг, они

знали обо мне все.  Но как мне узнать хоть что-нибудь о них?

Я их вижу, могу пощупать, но... Странные, необыкновенные лю-

ди будущего. В них есть необычная мягкость и ласковость. Мо-

жет быть, это впечатление вызвано их молчанием, непрестанны-

ми улыбками,  бесшумными движениями?  Не знаю,  но мне каза-

лось, что я участвую в какой-то очень сосредоточенной панто-

миме.

   Вдруг мой  старик  обеспокоился.   Метнув   встревоженный

взгляд на меня,  он поплыл к выходу. Я выбежал за ним. Горо-

док нельзя было узнать. Все население шести ангаров вылетело

наружу.  Люди сбились в толпу, если это выражение можно при-

менить к людям,  висящим в воздухе на разной высоте над зем-

лей.

   На горизонте появилось темное пятнышко.  Оно, росло, уве-

личивалось, и скоро я увидел группу из нескольких человек. В

их руках можно было  различить  комья  светлой  бесформенной

массы.

   Приблизившись, они сложили свою ношу на  светлую  пленку,

раскинутую  прямо  на земле.  Эти три куска неизвестного мне

материала почему-то приковали к себе всеобщее внимание. Люди

возбужденно  курсировали вокруг,  однако никто не переступал

границы голубого четырехугольника.

   Я подошел ближе и присмотрелся. Комья напоминали неудачно

освежеванную тушу животного.  На белорозовой кожице повысту-

пали капли крови. Размером эти комья были чуть больше росло-

го теленка.  Они находились в непрестанном движении,  однако

не могли сдвинуться с места. Странные отростки по бокам, на-

поминавшие щупальца,  беспомощно хлопали по упругому пласти-

ку.  Один из комьев неожиданно повернулся,  и передняя часть

его обратилась ко мне. Я ощутил ужас. На меня смотрели боль-

шие человеческие глаза.  Так это человек? Это люди?! Мне хо-

телось бежать, но ноги словно приросли к земле, а глаза жад-

но впитывали каждую деталь страшного зрелища. Огромная голо-

ва,  занимавшая половину тела, светлые глаза,  ушей нет, рот

едва намечен,  тело омерзительно неопределенной формы, с вы-

родившимися конечностями...

   К ним  приблизился мой врач и еще один из присутствующих.

Они принялись обмывать тела этих  обрубков  золотистой  жид-

костью.  До  меня донесся запах спирта.  Обрубки шевелились,

издавая звуки,  напоминавшие хрюканье. Я с содроганием смот-

рел на мягкие движения работающих. Мне казалось ужасным даже

прикосновение к этим эмбрионам,  обладающим  самостоятельным

бытием.  Люди из ангаров по сравнению с обрубками напоминали

греческих богов.

   Врач и его помощник стали одевать пришельцев. Они натяги-

вали на тела тонкий чешуйчатый покров. Кровотечение у обруб-

ков  прекратилось,  и  теперь они напоминали туго спеленатых

младенцев-переростков.  Их поставили стоймя, и они больше не

падали беспомощно вниз.  Очевидно, чешуя обладала антиграви-

тационными свойствами.

   Затем вся толпа, доселе безмолвно наблюдавшая за происхо-

дящим,  с улыбками подплыла к обручам.  В ответ  послышалось

неразборчивое ворчание. Дикие гримасы исказили лица этих ка-

лек. Возможно, это была ответная улыбка.

   Через некоторое  время в полном молчании комки были преп-

ровождены в ангар. Я остался один.

   Я пытался  постигнуть  происходящее.  Откуда прибыли нес-

частные? Что заставляло людей из ангаров, относиться к ним с

такой заботливой нежностью? Неужели вся цивилизация будущего

сосредоточилась здесь,  в этих шести помещениях из полупроз-

рачного материала?  Наверное, это было не так. Где-то далеко

отсюда шла неизвестная мне борьба, и сюда долетали ее слабые

отголоски. Но я решил до конца использовать ситуацию. Я вер-

нулся в ангар и попробовал наладить логический контакт с его

улыбчивыми обитателями. Это оказалось трудным делом.

   Улыбающиеся внимательно наблюдали за моими  потугами,  но

никак  не  реагировали.  Мои экскурсы в элементарные аксиомы

математики и биологии не вызвали  никакого  отклика.  Я  был

страшно далек от них. Самому себе я напоминал щенка, который

повизгиванием пытается передать свои чувства хозяину.  Снис-

ходительные улыбки не исчезали с лиц моих слушателей.  Я ус-

тал говорить, показывать на пальцах и замолчал.

   Я крепко спал,  когда меня разбудили самыми недвусмыслен-

ными толчками.  Рядом стояло несколько человек.  На них поб-

лескивали  темные маски,  закрывавшие лицо и голову.  С меня

сняли мои потрепанные одежды и обернули в чешуйчатое  покры-

вало. Пластик сам мгновенно прилип к телу.

   Потом мне показали на выход.  Я оттолкнулся от -  пола  и

взлетел, но двигаться так, как мои спутники, я не мог. Я ку-

выркался под потолком ангара, цеплялся за скользкие стенки -

и оставался на том же месте. Ко мне подвязали длинную бечев-

ку из желтого металла, и мы поплыли к выходу.

   По-прежнему был день, но теперь я увидел солнце. Оно сия-

ло на безоблачном небе,  и мне был приятен его ровный рассе-

янный свет.  Солнце оставалось таким,  каким я знал его дав-

ным-давно, миллионы лет назад.

   Мы вылетели из ложбинки и взяли курс на север.  С той не-

большой высоты, на которой мы летели, земля казалась гигант-

ской вогнутой сверкающей чашей. Ядовито зеленая трава, слег-

ка опалесцирующее небо - и больше ничего. Зрелище было очень

утомительным и однообразным.  Мне казалось, что за время по-

лета мы ни на шаг не сдвинулись с места. Только проплывавшие

внизу  спутанные холмы трав подтверждали факт нашего продви-

жения вперед.

   Мы летели очень долго.  Исчезло солнце,  мой единственный

друг в этом мире,  и мы теперь плыли под сводами светящегося

неба.  Периодически  один  из  спутников спускался на землю,

что-то делал и, поднимаясь к нам, передавал сосуд, наполнен-

ный  серебристой  влагой.  Я  пил  ее,  и это были моя еда и

питье.  Чем питались другие, я не знаю. Может быть, они нуж-

дались в пище меньше меня.  Кто их знает!  Они были добры ко

мне, эти улыбающиеся боги, но я их не понимал.

   Я летел  и думал.  Так вот какая ты,  сверхцивилизованная

Земля!  Человек очень хорошо приспособил тебя для своего су-

ществования.  Срыл горы и засыпал океаны...  И вдруг я поду-

мал,  что трава внизу является попросту неизвестной  породой

водоросли, а что там,  под ней, почва, вода ли, можно только

гадать.  Человек смахнул с небес облака и заставил светиться

атмосферу.  Он  выровнял сушу,  как футбольное поле,  сделал

климат всего шара одинаковым.  Наверное, и влажность воздуха

здесь  строго  отрегулирована в соответствии с потребностями

человеческого тела...

   В своем  неукротимом стремлении к однородности,  порядку,

управляемости люди превратили планету в большую  квартиру  с

одним  строго  выдержанным стилем.  Однообразие стиля навело

меня на мысль,  что и хозяин в  этой  квартире  должен  быть

один.  Кто же? Неужели мои улыбающиеся? Я посмотрел на них и

заметил перемену в выражении их лиц.

   Улыбки исчезли.  Маленькие  рты сжались в короткие риски.

Глаза горели от  возбуждения.  На  масках  прыгали  огромные

красные искры.  Улыбающиеся набирали скорость,  и мой буксир

туго натянулся.

   Откуда-то слева  и  справа подлетали новые группы улыбаю-

щихся и подсоединялись к нам. Я понял, что они, ожидая наше-

го прибытия, лежали внизу на траве. Они были похожи на моих,

но отличались либо цветом чешуи,  либо масками.  Среди вновь

прибывших я заметил несколько женщин. Все были взволнованы и

напряжены.  Полет убыстрялся, и я чувствовал, что мне стано-

вится жарко...

   Вдали послышался гул. Он напоминал раскаты грома. Я поду-

мал, что мы приближаемся к вулкану. И сразу же одернул себя:

какой вулкан на столь благоустроенной планете?!

   Мои спутники постепенно уплотняли ряды.  Расстояние между

членами отряда становилось все меньше. Мы летели теперь гус-

той тучей.

   И вот я увидел на горизонте легкое  розоватое  марево.  В

нем что-то блеснуло.  В зеленое поле внизу вдавались длинные

языки бело-розовой массы.  Дальше к северу они  сливались  в

сплошное клубящееся поле. Оно дымилось и рокотало.

   Мы спустились ниже.  Океан шевелящейся бело-розовой мате-

рии состоял из комков.  Каждый комок был плотно прижат к со-

седнему, меж ними намечались еле заметные разделительные ли-

нии.  Мы летели,  как мне казалось,  на предельно допустимой

скорости.  Зеленые мыски и острова травы скрылись  из  виду,

под нами осталась только ворчащая живая ткань.

   Я был уверен, что она живая, еще не имея для этого убеди-

тельных доказательств.

   На моих спутников было страшно смотреть.  Окаменевшие ли-

ца,  сведенные судорогой скулы,  напряженный,  взволнованный

взгляд. Тесно сбившись в кучу, мы неслись вперед.

   По-моему, прошло много времени.  Я очень устал и еле дер-

жался.  С меня сняли буксир, и я летел, сдавленный с четырех

сторон  крепкими  телами улыбающихся (сейчас им меньше всего

подходило такое название). Внизу тянулись все те же пенистые

красноватые волны. Кое-кто из летевших ниже меня переместил-

ся вверх,  и мне открылось более широкое поле  обозрения.  Я

мог видеть то, что находилось непосредственно подо мной.

   Комья, из которых состояла масса,  приобрели более четкие

очертания.  У них появились кое-какие дополнительные черточ-

ки, что-то в них встревожило меня... Мне показалось, что...

   Медленно холодея,  я  впился  взглядом  в волнистое море,

мелькавшее внизу.  Но мои спутники резко взмыли вверх,  и мы

долго летели на такой высоте,  откуда ничего уже нельзя было

различить. Я начал толкать своих попутчиков, показывая вниз.

Один из них осторожно провел рукой по моему лбу и щекам. Мое

волнение улеглось.  Но стоило нам спуститься вниз,  как  оно

вспыхнуло с новой силой.  По моей спине побежали мурашки ве-

личиной с кулак.

   Комья, из которых состоял живой океан,  были людьми! Подо

мной находились сотни тысяч, миллионы людей, плотно припрес-

сованных друг к другу. Теперь я уже явственно различал очер-

тания голов, глазные впадины, слабо развитые ушные раковины.

Некоторые из них шевелили отростками,  заменявшими у них ру-

ки. Некоторые ленивым поворотом головы провожали наш стреми-

тельный полет.

   Миллиардоголовый зверь,  или существо,  или  сверхсущест-

во... Я летел над человеческим морем, над обществом-организ-

мом,  обладавшим единым телом, и каждый был в нем всего лишь

клеткой. Страшный вскрик застрял в моем горле.

   События развернулись резко и неожиданно.. Наш полет круто

замедлился.  Улыбающиеся, а вместе с ними и я описали дугу в

воздухе,  мы прибыли. Посмотрев вниз, я, кажется, понял, по-

чему  мы прилетели сюда.  Наверное,  отсюда было недалеко до

центральной части, Хозяина планеты. Я рассматривал человечьи

головы внизу,  бесформенные,  рыхлые,  неопределенные, почти

без глаз, и меня мутило от гадливого чувства.

   Внезапно двое улыбающихся ринулись вниз. Они упали на че-

ловеческое море и начали возиться над одной из голов. Снача-

ла я не мог догадаться, что они там делают. Когда через нес-

колько минут они взмыли в воздух,  в их руках бился и визжал

кровоточащий комок.  Комок был немедленно подхвачен,  и двое

помчались с ним на юг.  Улыбающиеся снова  ринулись  вниз  и

повторили свою операцию.  Внизу, в шевелящейся плазме, обра-

зовался темный проем, где виднелась зеленая трава. Отряд наш

редел. Один за другим, по двое, по трое, улыбающиеся отправ-

лялись в обратный путь,  унося в своих  объятиях  трепещущие

тела людей,  оторванных от человеческого океана.  Оставшимся

приходилось туго.  По искаженным лицам под масками струились

крупные капли пота. Движения улыбающихся становились все бо-

лее нервными и суетливыми.  Маски и шлемы были объяты пламе-

нем. Потоки искр стекали с них на чешуйчатые тела улыбающих-

ся.

   Внезапно один  из участников этой странной охоты подлетел

ко мне и указал вниз.  Я понял,  что мне предлагают заняться

отрыванием жалких человеческих обрубков от бурлившей под на-

ми массы.  Я повиновался и, сделав несколько неловких движе-

ний,  опустился в образовавшуюся внизу темную воронку. Когда

я коснулся упругих стеблей зеленой  водоросли,  обнажившейся

из-под  вырванных  отсюда тел,  я почувствовал странную сла-

бость. Сначала ясно было только одно-полное отсутствие жела-

ний. Мне захотелось вытянуться, лечь, забыться сладким сном.

Затем сквозь дремотное чувство стали пробиваться неожиданные

и  непонятные  в  таких  обстоятельствах ощущения гордости и

счастья.  Я знал,  что это не мои ощущения. Они принадлежали

тому  океану жизни,  куда я попал.  Они были наведены единым

полем мирового разума,  который спаял миллиарды людей в один

организм.  Я  совсем забыл о цели своего спуска.  Я забыл об

улыбающихся.  Я забыл обо  всем.  Новые,  захватывающие  дух

чувства и мысли волновали меня.  Они были неясными, размыты-

ми, но очень сильными. Океан мысли медленно погребал меня...

   Я осторожно  двинулся вперед,  навстречу трепещущим обна-

женным телам,  которые уже не казались мне ни противными, ни

враждебными.  В это время вверху что-то произошло. Я посмот-

рел и увидел улыбающегося.  Раскинув вялые  руки,  он  падал

вниз. Приблизившись к земле, он медленно сдернул с себя мас-

ку и шлем.

   Я ринулся к нему. Несколько толчков вознесли меня над ро-

кочущими головами.  Я подлетел к улыбающемуся, но было позд-

но. Его уже засосало. Напрасно я дергал его за руки, тряс за

плечи. Он все глубже опускался в человеческое месиво. Он уже

сам не хотел оттуда уходить. Море голов довольно рокотало.

   Я огляделся и увидел удалявшиеся фигуры улыбающихся.  Они

уносили  на  себе несколько новых жалко повизгивающих комоч-

ков. Я полетел за ними...

   Наше возвращение было еще более тяжелым и длительным, чем

полет к Хозяину.  Утомление пронизывало каждую пору,  каждую

клетку  тела.  Какая-то невидимая сила все время задерживала

нас, мешала движениям, ослабляла внимание.

   Лица улыбающихся   из  бронзовых  стали  пепельно-серыми.

Словно автоматы, производили они те мелкие сложные движения,

которые обеспечивали им уверенный полет. У меня дело обстоя-

ло хуже, я с трудом осваивал технику полета: покачивания го-

ловы,  движения губ, улыбки. От этих гримас зависело положе-

ние тела и его скорость...

   К тому  моменту,  когда мы увидели ложбинку,  где к земле

прижимались шесть сверкающих на солнце ангаров,  я уже овла-

дел незамысловатым управлением полета.

   Нас встречало все население городка,  и вновь  состоялось

омовение привезенных человеческих тел.  Теперь я постеснялся

бы назвать их обрубками.

   Затем мы спали. По-моему, наш сон длился год, таким креп-

ким он мне показался.

   Когда я вышел из ангара,  то первыми, кого я увидел, были

люди из тела Хозяина. Их учили ходить. Мне бросилась в глаза

резкая  перемена  в их внешности.  У них появилась четкость,

конкретность в очертаниях,  определенность форм. Круглая го-

лова  поднялась  над плечами,  прикрытые глаза распахнулись,

словно маленькие голубые окна.  Розово-белая кожа стала тем-

неть.  Ее  покрыл бронзовый налет мягкого загара.  Они стали

походить на улыбающихся.  Даже их маленькие рты кривились  в

гримасе,  похожей на усмешку. И я подумал, не из этих ли ос-

колков, оторванных от человеческого океана, образованы лету-

чие отряды улыбающихся? Но кто такие улыбающиеся? Почему они

ведут жестокую непрерывную  борьбу  с  организмом-обществом,

населяющим  нашу  Землю?  Тысячи вопросов хлынули и затопили

меня. Я не мог ответить ни на один, но знал я одно: развитие

человеческого общества привело к созданию организма, в кото-

ром люди объединились на каких-то  сложных,  непонятных  мне

началах. Планета наша была так изучена, освоена и оборудова-

на,  что больше не осталось каких-либо  материальных  задач,

подлежащих разрешению. Давно прошел век неорганической мате-

рии, металла, аппаратуры. Земля стала биопланетой. Здесь все

решалось с помощью молекулярно-биохимических отношений.  Об-

щество-организм,  населившее Землю, обладало свойствами, ко-

торых я никак не мог понять. Я присутствовал при борьбе улы-

бающихся с этим океаном человеческого сознания,  и мне  были

непонятны ни цели, ни способы этой войны.

   Возможно, на моих глазах схлестнулись две ветви эволюции,

отличающиеся  тенденциями  своего развития?  Возможно...  Но

ведь я находился на таком уровне,  где задачи этих совершен-

ных  организмов  не  могли  быть даже как-то более или менее

четко сформулированы. Ведь сражения между человеком, общест-

вом  и улыбающимися происходили в совершенно неизвестных мне

сферах мышления. А что эти сражения происходили, я знал дос-

товерно.  Недаром на стенках ангаров непрерывно прыгали иск-

ры. Может, они сражались мыслями, как мы когда-то бились ку-

лаками? Я вспомнил улыбающегося, поглощенного Океаном жизни.

Странное дело,  но я теперь не испытывал отвращения  к  этим

волнам колеблющихся человеческих голов. Побывав среди них, я

понял, что это совсем другая жизнь, к ней с нашей ограничен-

ной меркой подходить нельзя.  Может быть,  они обрели леген-

дарное общечеловеческое счастье?  Но тогда почему же улыбаю-

щиеся не с ними? Или антагонизм и противоречие должны так же

неумолимо сопровождать самые высшие формы сознания,  как они

сопутствовали низшим?..

 

   - Только теперь понимаешь,  какая страшная штука эта био-

тоза, - сказал Ермолов, выключив магнитофон и вынув из гнез-

да ролик с записью.

   Тяжелое, гнетущее молчание нарушил Эрик.

   - Мы далеко не первый раз прослушиваем эту запись. Поэто-

му смогли кое-что обдумать... Мне... Лучше пусть вам расска-

жет Олег.

   Заозерский провел  ладонью по заросшей щеке.  Прошелся по

комнате. Потом сел на кровать.

   - Дело не только в том, что эта запись позволила нам заг-

лянуть в нутро биотозы...  Душа Мира дала в наши руки мощное

оружие.

   - Как вы думаете,  - перебил его Карабичев,  - что предс-

тавляет собой вся эта  фантасмагория?  Эйфорические  видения

Арефьева или результат воздействия биотозы?

   - Трудно сказать. Наверное, и то и другое. Участок биото-

зы, замкнутый сам на себя, обрушил на Сергея лучевой ливень,

несущий информацию о будущем.  Биотоза -  это  циклопическая

счетная машина, не обладающая собственной психикой, сознани-

ем. Информация о будущем создана чисто логической,  а потому

и  неверной,  экстраполяцией настоящего.  Созданное биотозой

людское море, в котором растворилась всякая индивидуальность

отдельной личности,  противоречит природе человека. Такое, с

позволения сказать,  будущее не только вызывает в нас отвра-

щение,  оно бессмысленно и поэтому невозможно. Об этом можно

и не говорить.  Тут все более или менее ясно.  Важно другое.

Почему  биотоза  выдала  в ответ на раздражение именно такую

информацию?!

   Если бы она обладала сознанием, разумом, ответить на этот

вопрос было бы трудно.  Ответ был бы многовариантен. Но Душа

Мира - это машина, живая логическая машина, связанная обрат-

ной связью с нашим сознанием. И нарисованная ею картина "бу-

дущего"  -  это не более чем ее примитивная защитная реакция

на физиологическое раздражение.  Она показала,  каким должно

быть человеческое общество,  наилучшее для нее, биотозы. Хо-

зяином планеты в таком обществе-организме выступала  бы  она

сама.  Люди должны были бы лишиться всякой индивидуальности.

И только тогда они создали бы единый,  спокойный фон излуче-

ния, наиболее благоприятный для развития биотозы. Ей нужно и

разъединить людей,  как она это сделала с нами, биологами, и

объединить  их,  покорных и пассивных,  в единую субстанцию,

дающую равномерный лучевой поток.  Только тогда ей не  будут

угрожать  покушения  на целостность ее массы.  И все это она

проделала автоматически,  на уровне  кибернетики,  а  не  на

уровне индуктивного и дедуктивного анализа.

   После такого разбора уже не трудно  было  прийти  к  идее

борьбы  с биотозой.  Мы должны противопоставить разъединению

объединение,  объединение людей,  поставивших своей  задачей

борьбу с биотозой. И чем больше нас будет, тем хуже придется

Душе Мира.  Она была создана за счет мозговой энергии  людей

всего мира.  Это были люди различных убеждений,  стремлений,

желаний.  Это они создали некий средний нивелировочный  фон,

который  оказался  таким благоприятным для роста биотозы.  А

если людей объединить? Если направить все их мысли на борьбу

с биотозой? Что тогда?

   - Тогда она погибнет,  - сказал Эрик. - Разъединенное че-

ловечество ее создало, объединенное ее уничтожит.

   - Да, объединенное человечество ее уничтожит,- Заозерский

поднялся  и вновь прошелся по комнате.- Объединенное челове-

чество! Не физически спаянное между собой в аморфное людское

море, а охваченное единой благородной идеей.

   - Сегодня такой  объединяющей  идеей  должна  стать  идея

борьбы с биотозой, - сказал Эрик.

   Ермолов рассмеялся.  Эрик и Заозерский с удивлением  пос-

мотрели на него.

   - Не обращайте внимания,  это я так...  своим  мыслям,  -

сказал Ермолов.  - Замечательные вы ребята,  вот что. Жалею,

что сразу вам не сказал.  По всему миру  ширится  и  крепнет

движение  против  воздействия  биотозы.  Ракеты  на суточном

спутнике - это на самый крайний случай.  Все мы  верим,  что

сумеем справиться  с  биотозой и без них.  Если бы вы знали,

сколько блокированных  биотозой  людей  научились  управлять

своей  волей!  Наша задача - направлять и организовывать это

еще не до конца осознанное движение.  Вести людей в  бой  за

будущее. За наше будущее!

 

   Я - всего лишь голос, навечно отлитый в звуках этой запи-

си.  Из столетия в столетие, от поколения к поколению я несу

людям рассказ о событиях,  непосредственным участником кото-

рых был сам.  Душа Мира ошиблась. Она не могла не ошибиться,

механически тасуя людскую память.

   Люди слушают меня внимательно и настороженно.  И они пра-

вы. Людям нужно знать не только то, что было или будет, но и

то, чего быть не должно. Я оживаю, когда ко мне приходят лю-

ди,  мои далекие потомки. Они приходят вместе с солнцем, ко-

торое желтым расплывчатым зайчиком скользит вдоль стен. Жар-

кое, счастливое солнце. Солнце счастливого мира, построенно-

го руками моих современников...

[X]