Леонид Евдокимов
КОЛОДЕЦ
В озере купалась Никта-ночь.
Ивы припали жадными губами к фиолету воды.
На берегу, где не всплеснет волна в темном омуте, смеялись русалки.
Они расчесывали фиалковые волосы и серебристые капли на их полупрозрачной
коже подрагивали от смеха, и мерцали, и слоили тонкие лучики лунного света
в невидимые человеческому глазу радуги. Они же видели окружающее товарок
радужное сияние и радовались, как умеет радоваться Вечная Юность. Как умеет
радоваться Красота. Потому что они сами были Красота.
Они смеялись. Или - вдруг, внезапно, - срывались с места и бежали
взапуски по лунной дорожке на глади воды. Кто резвее? Кто быстрее добежит
до тени камышей на той стороне лесного озерца? Кто первой обратно? Кому
достанутся поздравления, а кому утешительные поцелуи подруг? Казалось бы,
что звездам до ночных купальщиц?! Но и они были очарованы...
Из чащобы, завалов и буераков выкрадывалась лесная нежить и,
любопытствуя, подползала к берегу. А когда забег ночных шалуний кончался,
лешаки, ведьмаки и кикиморы взвывали и ухали радостно и ломились сквозь
заросли прочь. Они боялись насмешек купальщиц.
Стыдились собственного несовершенства. И призрачная тишина крошилась
скорлупками ореха под неловкой ногой.
Сонные утки бестолково косили глазами на русалок но слишком телесные,
слишком в заботе о потомстве - засовывали головы под крыло и предавались
привычной дреме.
Пучеглазые лягушки вздували свои мешки, но страшась напугать наяд,
молчали. А по-над озером алмазным звоном лились, то вспыхивая, то угасая,
русалочьи голоса.
Медвяные, выстоявшиеся травы вплетались в фиал ковые пряди и -
неслышно - шептали красавицам "Мы любим вас. Мы вас очень любим" -Соловей
спросонок выщелкнул пару коленец, прислушался и затих, подпав под магию
смеха Вечно Нагих. "Я еще успею. Потом, на заре", - подумал он и склонил
набок голову.
Час пришел - Никта-ночь растворилась в феерии лучей рассвета.
Ночные купальщицы нырнули - круги по воде. Травы распрямились гордо.
Квакнули лягушки, пробуя голоса. Сфальшивили, смолкли. И как-то разом взяли
стройным хором. Забасили, загудели пчелы.
Крохотными вертолетиками зависли в утренней сини стрекозы.
Очнувшийся соловей завел стремительную трель. Заполыхали радуги в
мириадах капелек росы, расцвечивая этот мир. Самый лучший из миров...
Брызнувший луч резанул человека по глазам. Человек поднял голову, но
веки не разомкнул: слишком короткая ночь не принесла отдохновения. Тело
слушалось неохотно. Ныли мышцы спины. Пальцы свела судорога - пришлось
разгибать их по одному.
Человек подтянул колени и с трудом выбрался из палатки.
Распрямился, надавливая кулаками на поясницу. Лизнул сухим языком
запекшиеся губы. Подвигал челюстями, сплюнул набившийся за ночь песок.
Помассировал осторожно глаза - полыхнула красная резь.
С отвращением натянул заскорузлую от пота рубаху, Поколебавшись,
достал из вещмешка флягу, болтнул.
Осталось на два глотка, не больше. Бросил в кружку остаток сухаря,
прежде разломив его надвое. Капнул из фляжки раз, другой.
"Будь что будет", - решился и вылил остаток влаги на два серых
кусочка. Слизнул каплю, повисшую на горлышке. Затем принялся сосать
подмокшие сухарики.
Обвел взглядом окрестности. Ничего не произошло и в эту ночь: голо,
песок до самого горизонта. Да и что могло произойти?
Пустыня. Осыпавшиеся берега озерца. Того, что должно было быть
озерцом, если его не обманывала память.
"Нет-нет, Это здесь, я не мог ошибиться. Детские впечатления не лгут.
Я верю, что это здесь," - убеждал он себя, шагая по высохшему давным-давно
дну огромной чаши. У самодельной лебедки поетоял" собираясь с силами,
разминая жесткие ладони. Начал спускаться в колодец.
На дне было темно. Но здесь витал залах влаги - запах надежды.
"Сегодня...Обязательно сегодня..." - думал человек, берясь за заступ и
налегая на него всем телом. - Вода близко, еще чуть-чуть терпения...
Капельку..." Он не мог с уверенностью сказать, точно ли провел здесь две
недели, а не два года, не два столетия. Он, казалось, уже разучился
говорить: не с мертвыми же барханами беседы вести. И имя свое он забыл:
зачем человеку имя, когда он один?! Может, он перестал и думать, а значит -
быть... Лишь изредка позволял себе поднимать голову - взглянуть на звезды.
Светившие всегда, вечно. По ним, с появлением кровавого Марса он
узнавал время...
"Аммонита должно хватить..." - он тщательно заделал шурф и поднялся
наверх. Удивился сумеркам: день незаметно скатился в воронку ночи. Выходит,
он пробыл внизу часов шестнадцать. Нажал кнопку. В глубине ухнул взрыв.
Взметнул лебедку и приспособление для опрокидывания бадьи с вынутой из
колодца землей. Выплеснул ввысь столб пыли и огня.
Когда дрогнула земля, у человека подломились колени, и он упал
навзничь, понимая, что дошел до своей последней черты. Ему больше не
подняться. Да и незачем: ни воды, ни пищи...
...Человек... Человек... Человек... - шелестели русалки, испуганно
поглядывая на распростертое тело.
- Он мертвый... Он мертвый... Нет, он просто спит. Бедненький...
Подталкивая друг дружку, они приблизились.
Прислушались к хриплому дыханию. Окружили его.
"Бедненький... бедненький..." Расселись вокруг него и стали отирать
влажными фиалковыми прядями его запорошенные песком глаза.
Сведенные судорогой руки. Полопавшиеся в кровь губы и ввалившиеся
щеки.
- Он такой большой, такой сильный. Человек. Мужчина, - они полоскали
свои волосы в воде и вновь принимались смывать с него многодневную грязь, и
соль, и усталость.
- Он улыбается... Улыбается... Сейчас проснется... Он еще совсем
мальчишка... Я помню, когда он был мальчишкой... И я... И я... Просыпается,
бежим! - И по-над полной чашей озера полыхнул искорками бриллиантовых
подвесок русалочий смех.
И они бросились наперегонки по лунной дорожке.
Кто первой успеет к другому берегу? Кто первой обратно? Кому улыбнутся
далекие колючие звезды?
НФ сборник "Необъятный двор"
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 13.08.2003 17:32