http://www.fenzin.org

     Любишь  фантастику?

 

 

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙД.

(цикл «Вечный», 4-ая книга)

Роман ЗЛОТНИКОВ.

 

 

Злотников Р. В.

3-68     Последний рейд: Фантастический роман.— М.: АРМАДА: «Издательство Альфа-книга», 2003.— 375 с.: ил.— (Фантастический боевик)

ISBN 5-93556-310-Х

 

На планете Тронный мир, где издавна правят женщины, готовит­ся заговор. Истинные организаторы заговора — посланники Могуще­ственных, возобновивших экспансию против человеческих миров.

Планы Могущественный срывает Ив счастливчик, он же Корн, он же Вечный…

 

 

ПРОЛОГ

 

Корабли вынырнули из-за второй луны и рину­лись вниз по такой глиссаде, что, какие бы на них ни стояли компенсаторы, у пилотов и всех, кто там находился, глаза должны были повылезать на лоб. Ну не существовало в природе компенсаторов, спо­собных снизить до приемлемого уровня перегрузки свыше 200 G. Максимум — 160. Все, что более, уже требовало совершенно другой физики, которую, ве­роятнее всего, использовали бы в первую очередь для конструирования новых двигателей, более мощ­ного силового поля, новых орудий, а уж потом то­лько для таких второстепенных вещей, как                  грави-компенсаторы. Но и выхлоп, и интерферентная кар­тина лучей, отраженных от силового поля, выдавали совершенно стандартные характеристики. А это означало, что двигатели и силовое поле этих мчав­шихся к поверхности кораблей совершенно обыч­ные. Ну, может, слегка помощнее (и, судя по спек­тру выхлопа, изрядно погрязнее; как видно, суще­ства, сидевшие в этих зловещих стальных коробках, не очень-то боялись радиации), но совершенно обычные. На поверхности планеты взвыли сирены.

Солдаты, выброшенные из коек их завыванием, суматошно натягивали  боевые комбинезоны и, смачно матерясь на всех известных им языках, мча­лись на свои места, определенные боевым распи­санием. А никогда не дремлющие искусственные интеллекты БИСов уже поднимали из канониров и разворачивали в зенит раструбы излучателей планетарных мортир, с лязгом загоняли в направляю­щие   транспортно-пусковые   контейнеры                  гипер-­скоростных ракет. На стартовых столах уже разво­рачивались в небо хищные стрелы аэрокосмических истребителей... Только все было напрасно. Они не успевали. Небо над военными базами взорвалось грохотом. Это означало, что неведомые налетчики уже ворвались в плотные слои атмосферы и до поверхности им осталось всего около тридцати кило­метров — при той скорости, которую имели атакующие, около восьми секунд полета. Впрочем, существовала некая гипотетическая вероятность, что пилоты, буквально размазываемые чудовищной пе­регрузкой по своим ложементам, совершат ошибку, и эти отчаянно, с дикими перегрузками тормозящие корабли не успеют затормозить и просто врежутся в поверхность. Конечно, при таком исходе обита­телям планеты тоже не очень-то поздоровится, но по сравнению с тем, что здесь начнется, если они приземляться… К тому же в эту вероятность никто не верил. Только одни существа во всей известной Вселенной способны были работать в условиях та­ких диких перегрузок. И их пилоты никогда не совершали ошибок…

 

Северо Серебряный Луч зло скривился. Рейдер только что завершил вертикальный маневр и сбросил боевой десантный модуль. В этот момент ощущаемая перегрузка скакнула за 140 единиц, что было уже ощутимо даже для Детей гнева. Впрочем... Боль есть благо. Боль взбадривает кровь и готовит к бою. Боль дает возможность оценить свои силы и дух. Боль ломает слабого и ярит сильного. Боль… Он не успел закончить. Лобовой щиток с лязгом отстрелился, открыв сотням и тысячам напряженных глаз стремительно несущуюся навстречу поверхность, а в следующую секунду нижняя платформа модуля с грохотом врезалась в эту самую поверхность, заодно смяв конструкции платформы планетарной мортиры, ажурные на вид, а на самом деле рассчитанные на удар в две тысячи тонн отдачи. Но для боевого десантного модули с массой покоя в двести десять тысяч тонн все это могучее великолепие было по­добно бумажному журавлику. От удара привязные ремни лопнули, и Северо выбросило из ячейки, чувствительно (так, что даже согнулась грудная бронепластина) приложило о землю, но он успел сгруппироваться и, пролетев кубарем по земле около по­лутора сотен метров, как ни в чем не бывало вскочил на ноги, напряженно ощупывая окружающее пространство сенсорами и сузившимися глазами (ко­торым доверял едва ли не больше, чем любым сен­сорам). Над плечами с легким жужжанием электрогидравлических приводов поднялись раструбы лучевиков пехотного и противотанкового калибров (а для рукопашной Детям гнева достаточно было и того, чем их одарили прародители, когда закла­дывали в генокод необходимые изменения).

Стволы с легким щелчком встали на фиксаторы боевого положения. Серебряный Луч на мгновение скосил глаза на блок тестовых ламп. Все горели зеленым. Не слишком мягкое приземление никак не отразилось на боевой готовности лат и встроен­ного вооружения. Впрочем, боевые латы Детей гне­ва изначально рассчитывались под подобные «мяг­кие» посадки. Тут слева взвыл чей-то лучевик стар­шего калибра, и Северо резко развернулся в ту сто­рону. Ага, проснулись... Между грибообразными зданиями базы замаячили грузные горбатые туши тяжелых  планетарных танков.   Серебряный Луч хищно оскалился и отработанным за сотни тысяч тренировок и не один десяток боевых операций движением  челюстей  переключился  на  частоту своей звезды:

— Двадцать семь-одиннадцать — тяжелые танки. Атакуем!

В наушниках раздались четыре щелчка языком, означавшие, что командиры пятерок приняли при­каз к исполнению, и все кругом наполнилось тре­ском — это десятки закованных в броню фигур на­прямую ломились через жесткий, колючий кустар­ник. Северо бросил быстрый взгляд в сторону вздыбившегося десантного модуля — сквозь разделявшую его и модуль полосу кустарника пролегали сотни прямых как стрела просек. Серебряный Луч хмыкнул: что ж, сегодня посадка получилась несколько жестче, чем обычно, но его ребятам это совершенно не помешало — и, небрежным движением когтя срубив торчавший перед ним прочный, как зака­ленная сталь, ствол колючего куста (обхватом почти пять сантиметров), бросился догонять остальных...

 

— Да скорее же! Что вы копаетесь?!

Самец Доверенное лицо испуганно втянул голову в плечи и замер, остановив ввод кода. Нависавший над ним могучий Низший еще сильнее оскалил клы­ки и зашипел:

— Это что, саботаж?

Самец мелко-мелко затрясся, совершенно поте­ряв голову (впрочем, место, где находился его мозг, очень сложно было назвать головой), и тут сзади раздался мягкий голос еще одного существа, втис­нувшегося в эту каморку:

— Усспокойтессь, воиннс, вы пугаете этогосс Полезногос, и от этогосс мы только теряемсс времяссс. Так что я могусс расценить какссс саботаж ВАШИ действияссс.

Низший сразу же поник и сжался, а голос про­должал:

— Продолжайтессс, Полезный, у нассс не так многоссс времени. Дикиессс ни в коемссс случае не должныссс получить келемитссс.

Низший нервно облизнул губы и поудобнее пе­рехватил увесистый блок фазовой мины. Этот При­ближенный был из расы змееподов, а про них на базе ходили странные и неприятные слухи, напри­мер, что Властелинам так и не удалось вытравить у их расы агрессивные наклонности или что у них так и не были удалены железы, вырабатывающие яд, поскольку это слишком пагубно отражалось на их физиологии. Так что раздражать этого Прибли­женного не следовало.

Его товарищи сейчас гибли наверху. Это была самая мощная военная база на планете. И она еще держалась. С остальными семнадцатью военными базами связь была уже потеряна, и это означало, что базы захвачены, а их гарнизоны уничтожены. Девятнадцать военных баз: почти двенадцать тысяч тяжелых танков, более сорока тысяч орудий, семь­сот тысяч бойцов, техников, операторов-аналитиков... Низшие, Полезные, Приближенные — все мертвы. И это всего через семнадцать минут после начала атаки. О Властелины, будьте вы прокляты за то, что создали этих чудовищ!

Над головой что-то громыхнуло, стены каморки вздрогнули. Полезный снова сжался и застыл в оце­пенении. Низший презрительно скривился, но тут же и сам опасливо покосился на броневую плиту, перекрывающую доступ в предвратную пультовую Хранилища. Неужели... нет, это невозможно. База располагалась на поверхности и на первых ста мет­рах подземных горизонтов, расположенных над Хранилищем. И была напичкана всеми последними разработками в области обороны, прячем во многом с учетом противостояния атаке именно этих жутких тварей. Вообще вся эта планета была обустроена как огромная ловушка. Эти твари были чрезвычайно опасным фактором, оказывающим самое негатив­ное влияние на все планы Властелинов, И единственным способом устранить это влияние было пол­ное уничтожение этих тварей. Что и было целью этой операции.

Операция была тщательно и аккуратно подго­товлена. Численность гарнизонов, уровень и осна­щение военных баз были детально продуманы. Эскадры боевых кораблей были отведены на такое расстояние, чтобы их никак не могли обнаружить, и укрыты полями отражения. А сведения о содер­жащихся здесь запасах келемита умело внедрены в информационную сеть Диких. Да и запасы келемита в Хранилище были собраны немалые. Это было необходимо. Келемит был слишком специфическим элементом, его влияние на различные виды излу­чений невозможно было никак экранировать, так что в Хранилище действительно было очень много келемита. Дикие никак не могли оставить без вни­мания такой лакомый кусок. Но предусматривалось, что, как только они начнут атаку, их ударные силы завязнут в глубоко эшелонированной планетарной обороне, подставятся под удар подтянувшихся к планете боевых кораблей и попадут в страшную мясорубку...

Однако мудрость Властелинов была столь велика, что они предусмотрели даже такой, практически невероятный, вариант, когда этих тварей все-таки не удалось уничтожить сразу. Однако предусматри­валось, что, даже если все тщательно разработанные планы провалятся, если Диким  удастся-таки захва­тить планету и отразить атаку флота, это все равно ничего им не даст. По самым пессимистическим расчетам, стодвадцатипятитысячный гарнизон основной базы и ее система инженерной защиты должны были задержать сколь угодно мощные силы Диких как минимум на пятьдесят пять минут. За это время фазовый заряд успеет превратить десятки тонн келемита, привезенного с тысяч рудников, из нескольких десятков звездных систем этого сектора, в никому не нужную свинцовую пыль. Так что даже при самом неудачном развитии ситуации подобный провал должен был навсегда отбить у Диких охоту атаковать хорошо защищенные Хранилища. Ну, может быть, не этот, а следующий или еще один, но когда-нибудь череда провалов должна была заста­вить Диких отказаться от бесполезных атак, заодно изрядно уменьшив их численность.

Словом, ловушка была хорошо подготовлена, и Дикие никак не могли не клюнуть. Вот только по этим, очень правильным и тщательным, расчетам, остальные базы должны были продержаться никак не менее получаса...

 

Стенки опять вздрогнули. Но, слава богу, По­лезный уже закончил вводить код и вставил ключ. Поэтому, когда после очередного удара он вновь скукожился, Приближенный просто протянул одну из своих псевдоподий и повернул ключ. Толстая, восьмиметровая броневая дверь начала медленно разворачиваться на своих чудовищных цапфах, от­крывая проход в Хранилище. Приближенный по­вернулся к Низшему, собираясь отдать ему приказ активировать фазовую мину, не дожидаясь, пока щель станет достаточно широкой для того, чтобы можно было пропихнуть заряд внутрь Хранилища (его и самого беспокоили эти мощные повторя­ющиеся взрывы), но именно в этот момент направ­ленный взрыв сосредоточенного заряда расколол броневую плиту, перекрывавшую вход в пультовую, и ее раскаленные осколки обрушились на троих обитателей камеры, навсегда погребя их под своими обломками. А спустя полминуты, когда улеглась поднятая взрывом пыль, в пролом просунулась го­лова в боевом шлеме, украшенном драконьим греб­нем.

Северо окинул взглядом изуродованные внутрен­ности предвратной пультовой, все еще продолжав­шую подниматься огромную бронедверь, довольно фыркнул, гибким движением поднырнул под чудо­вищную плиту и, броском преодолев восьмиметро­вый ступенчатый коридор, притормозил у огром­ного комингса и заглянул в Хранилище. Вот это да-а-а. Знатная добыча! Он радостно оскалился. По­хоже, все прошло удачно. Серебряный Луч довольно качнул головой и движением челюстей переклю­чился на канал командного пункта.

— Капитан Северо Серебряный Луч — полков­нику Ориану Злая Звезда.

— На связи.

Хриплый голос полковника Ориана отозвался в наушниках сразу же. Похоже, полковник ждал до­клада в надетой гарнитуре.

— Я в Хранилище. Келемит наш.

— Отлично, капитан. Наш народ радуется вместе с тобой. Установите периметр. Я подгоняю транс­порты под загрузку. Отбой.

Серебряный Луч удовлетворенно кивнул и оки­нул хозяйским взглядом теряющиеся в темноте ак­куратные штабеля келемитовых блоков. Да уж, тут есть чему радоваться. Когда Алые князья создавали расу Детей гнева, они позаботились о том, чтобы посадить свои создания на короткий поводок. Все Дети гнева были одного, мужского, пола и с чрез­вычайно коротким жизненным циклом. По всем расчетам выходило, что для окончательной победы над человечеством Алым князьям с их созданиями потребуется не более тридцати лет, после чего столь совершенные бойцы могли стать опасными и для своих создателей. Впрочем, на случай, если бы все пошло не так, Алые князья оставили некую лазейку. Маленькую и страшно дорогую. Чтобы жить дольше отведенного времени, Детям гнева необходим был келемит — самый редкий и дорогой элемент в из­вестной Вселенной. Его требовалось немного, около одной тысячной грамма на особь. Но ежедневно. Тогда процессы старения замедлялись настолько, что срок жизни отдельной особи увеличивался поч­ти до обычных человеческих двухсот — двухсот пя­тидесяти лет. Ну кто мог позволить этим уродцам пожирать чудовищно дорогой келемит, кроме самих Властелинов? Никто. Это было абсолютно ясно. И поэтому они взяли его сами.

 

 

Часть I.

МЯТЕЖ

 

1

— Итак, на этом и остановимся! Четыре милли­она с Рангуйака, два с Темпелонуса, и еще семьсот сорок тысяч специалистов выделит Императорский Эмперойнский инженерный корпус. — Тэра сжала кулачок, обтянутый бежевой перчаткой из тончай­шей лайки, и слегка отставленным пальцем ударила по серебряному гонгу. Под сводами палаты раздался мелодичный звон. Пэры зашевелились и начали подниматься со своих мест. В этот момент опять подкатило... Тэра стиснула зубы и замерла на троне, моля святую Еву дать ей силы удержаться. Пэры покидали палату неторопливо, исподтишка бросая на Тэру косые взгляды, но королева молча сидела на троне, гордо вскинув подбородок. Наконец по­следние пэры покинули палату. Тэра облегченно расслабила мышцы спины и совсем уже было со­бралась встать, но тут ее скрутило так, что верная Умарка едва успела подскочить и подставить пакет. Тэра качнулась вперед и, не в силах больше сдер­живаться, склонилась над мешком, извергнув в него содержимое своего почти пустого желудка (сегодня утром, зная, что ей предстоит председательствовать на заседании палаты пэров, она даже не позавтракала). Стоявшая вокруг трона охрана молча на­блюдала, как королева, судорожно давясь, извергает из себя остатки пары хлебцев и стакана апельси­нового сока. Наконец желудок Тэры и сам утомился от совершенно невозможного самоистязания, и она, обессилев, откинулась на спинку, утирая рукой рот:

— Ой, мамочка...

— Ну что уставились? — раздался слева голос Сандры.— Не видите, королеве нездоровится? Бы­стро паланкин. Быстро!

Умарка взмахнула рукой, но ее движение уже запоздало. Две стражницы, стоявшие у самых две­рей, торопливо высунулись наружу и зычно проо­рали в унисон:

— Паланкин королевы в палату!

Спустя мгновение в палату рысью влетели ше­стеро дюжих носильщиц и, пробежав по ковровой дорожке, резко затормозили у самого трона. Умарка склонилась в почтительном поклоне и торопливо протянула руку. Тэра поднялась, вымученно улыб­нулась Сандре и, опираясь на твердую руку верной Умарки, тяжело опустилась в паланкин. Похоже, сегодняшнее тяжкое утро наконец-то закончилось...

 

Сандра появилась в ее покоях уже под вечер. Отворив по своему обыкновению пинком дверь спа­льни Тэры, она ввалилась внутрь, мгновение постояла, обводя комнату хмурым взглядом, затем молча подошла и присела на край кровати. Тэра отшвырнула продолговатое зеркальце, в котором изучала свою осунувшуюся физиономию, и недо­вольно поморщилась. Сандра посмотрела на нее исподлобья, тяжело вздохнула и неожиданно лас­ковым голосом спросила:

— Как ты, девочка?

— А то ты не видишь, — ворчливо отозвалась Тэра, — блюю, дикая изжога, и вся рожа в пигмен­тных пятнах. — Она как-то тоскливо, со всхлипом вздохнула и горестно пробормотала: — Никогда не думала, что это будет так... тяжело.

Сандра понимающе кивнула. Они помолчали.

    А что говорит профессор Антема?

Тэра скривилась:

— Антема не обещает ничего хорошего. Знаешь, у меня такое впечатление, что она специально ни­чего не делает, потому что считает лучшим выходом аборт.

Они снова помолчали. Сандра, не поворачива­ясь, протянула руку и тихонько погладила изму­ченную Тэру по голове:

— А может, и вправду...

Тэра дернулась и, непроизвольным жестом при­крыв ладонями живот, уперла глаза в Сандру:

— Да как ты смеешь!

В ее глазах пылал такой гнев, что Сандра торопливо вскинула руки, бормоча:

— Ладно-ладно, перестань, я просто... ну... рас­сматриваю разные варианты. Ты же не будешь от­рицать, что мы стоим на пороге серьезного династического кризиса. Ладно еще если родится маль­чик, а если девочка...

Но Тэру было не так-то легко успокоить.

— Я тебе уже тысячу раз говорила: он — погиб, и этот ребенок... его ребенок, моя единственная память о том, что это было!

Сандра поморщилась:

— Ну я же сказала — все. И перестань на меня кричать, В конце концов, кто из нас вляпался в это дерьмо, ты или я? Подумать только — первый ребенок королевы, наследник и… внебрачный! И вот когда я ломаю свою глупую башку, что делать и как хоть что-то поправить, ношусь как угорелая, стараясь каким-то боком прикрыть твою соблаз­нительную задницу, ты еще позволяешь себе на меня орать. В конце концов, я тебя предупреждала — прежде чем бросаться очертя голову во все эти при­ключения, надо было вступить в династический брак. И если бы ты меня послушала, то нам сегодня было бы гораздо проще справиться со всей этой ситуацией...

С этим поспорить было сложно, поэтому Тэра лишь мрачно посмотрела на свою родную тетку и наставницу и молча отвернулась. В спальне неско­лько минут царила напряженная тишина, потом Тэра вдруг приподняла голову от подушки и, не поворачиваясь к Сандре, тихо, так, что та с трудом ее услышала, произнесла:

— Как ты не понимаешь, я должна родить этого ребенка. Чего бы мне это ни стоило...

Сандра протянула руку и осторожно коснулась пальцами обнаженного плеча королевы:

— Ты это ЗНАЕШЬ?..

Лишь очень немногим Приближенным было из­вестно, что иногда на юную королеву находило что-то вроде озарения, когда она совершенно точно ЗНАЛА, как следует поступить. Жаль только, эти моменты озарения приходили и уходили совер­шенно независимо от ее воли... Да и вообще, не­которые из так называемых озарений королевы были, на взгляд Сандры, не чем иным, как простым упрямством. Тэра дернула плечом, перекатилась на спину и, подтянув ноги, села на кровати:

— Да... и очень этого боюсь.

Сандра несколько мгновений молча вгляды­валась в осунувшееся лицо королевы. Ну еще бы. Никто лучше ее не знал, как тяжко приходилось этой девочке последние пару месяцев. И дело тут было совсем не в том, что королевство вновь стало активно заселять систему Форпоста...

— Почему? — тихо спросила она.

Тэра зябко охватила себя за плечи, бросила на Сандру все еще сердитый взгляд, вдруг ее красивое, но совершенно серое от усталости лицо сморщи­лось, словно она собиралась заплакать, и она еле слышно прошептала:

    Мне кажется, она меня убьет.

Сандра облегченно улыбнулась:

— Не бойся, девочка моя, мы все этого боимся. Особенно когда беременность протекает так тяжело, как у тебя...

Тэра сердито зыркнула на нее исподлобья.

— Тебе-то откуда это знать... — пробурчала она.

Сандра на миг замерла, затем, не говоря ни слова, резко встала и, развернувшись на каблуках, двинулась к выходу из спальни. Тэра проводила ее удив­ленным взглядом. У самого порога Сандра при­остановилась, вполоборота повернула голову, ше­веля губами, словно собиралась что-то сказать, но тут же резко вскинула подбородок и... выломилась из комнаты, будто бы даже и не заметив, что перед ней закрытая дверь. Тэра, ошеломленная, с минуту смотрела на распахнутую настежь дверь, качая го­ловой.

— Так вот какие скелеты водятся в ее шкафу… — пробормотала она себе под нос и, уже громче, с тоской проговорила: — О господи, какими же сволочами нас, баб, делает токсикоз!

 

На следующее утро она проснулась неожиданно легко — без рвоты и даже без тошноты, со свежей головой и… странной улыбкой на лице. Наверное, ей приснился какой-то хороший сон, но она его совершенно не помнила. Некоторое время она просто лежала в постели, наслаждаясь давно забытыми ощущениями здоровья и комфорта, хотя где-то внутри ворочался злобный червячок, шепчущий, что все это ненадолго, что все мучения скоро вер­нутся, может быть прямо сейчас, стоит ей встать или даже хотя бы пошевелиться... Но думать об этом совершенно не хотелось. Тэра лежала и, глупо улыбаясь, смотрела в потолок. В этот момент ма­ленький комочек, медленно растущий в ее животе, вдруг пробудился и мягко пихнул ее изнутри своей крошечной ножкой. И это движение вдруг будто спустило крючок — Тэра почувствовала, как на нее вновь накатывает тошнота. Она перевернулась на бок и свесилась над стоявшей рядом изящной «рвотницей» на высокой ножке, которая этой ночью, по     какой-то странной причине, впервые осталась пу­стой. Но тут ножка пихнулась еще раз, и... все вне­запно прошло. Тэра замерла и еще несколько мгно­вений нависала над «рвотницей», не веря, что тош­нота больше не вернется, а затем медленно отки­нулась на спину, прислушиваясь к ощущениям. Что-то родилось... в ней шевелилось что-то живое, а не просто набор аминокислот или комок бешено делящихся клеток. И это живое, проснувшись, уже испытывало к ней тягу и любовь. Пусть пока нео­сознанно, инстинктивно, но это ничего не меняло. Это существо любило ее... Тэра почувствовала, как на ее глаза навернулись слезы. Значит, все эти ме­сяцы отчаянной борьбы со своим организмом были не зря. Значит, она выстояла, и самое страшное позади. И у нее будет дочь! Тэра всегда точно знала, что будет именно дочь, хотя до сих пор не прошла никаких обследований. Да и вообще, беременность королевы все еще не была признана официально. Видимо, Сандра пока не потеряла надежду угово­рить ее согласиться на аборт или хотя бы на дина­стический брак. Второе представляло определенные трудности, потому как, что греха таить, семейств, готовых, ради того чтобы приблизиться к трону, прикрыть своим именем грех королевы, было не так уж и много.

Когда двери спальни наконец-то распахнулись и в комнату, как обычно, не вошла, а ворвалась ее неугомонная тетка, Тэра лежала на спине, уставив­шись в потолок, и глупо улыбалась сквозь слезы. Это было так странно, так разительно отличалось от того, что Сандра наблюдала все предыдущие че­тыре с лишним месяца, что полный адмирал и пэр королевства, уже давно не занимающая никаких постов в королевстве, но по-прежнему являющаяся самым влиятельным вельможей, резко затормозила у балдахина и несколько мгновений с недоумением рассматривала лежащую на кровати королеву. А за­тем осторожно примостилась на уголок кровати и, протянув руку, потрогала ее лоб:

— Что случилось, маленькая моя?

Тэра повернула к ней мокрое от слез лицо и, растянув губы в счастливой улыбке, тихо произ­несла:

— Она проснулась, Сандра, и она... меня любит.

В поведении Сандры не было ни малейшего на­мека на то, что вчерашние слова племянницы ее задели, и, когда она заговорила, голое ее звучал совершенно так же, как и раньше.

— Так вот оно в чем дело. Ребенок зашевелился. — Сандра покачала головой. — Милая моя, все это чепуха. Все мы, бабы, любим сочинять истории про свое пузо. Понапридумываем себе всякой ерун­ды, мол, то, что растет у нас в пузе, уже способно если и не думать, то уж чувствовать точно. А на самом деле все это чепуха. Пока у тебя внутри всего лишь безмозглая ящерка, которой обязательно нуж­но совершать рефлекторные движения, чтобы сти­мулировать развитие мышц.

Тэра посмотрела на тетку жалостливым взглядом, но промолчала. Вчера ей было так плохо, что она с чисто детской непосредственностью отводила душу на каждом, кто оказывался рядом, словно на­деялась найти облегчение, заставив окружающих страдать вместе с ней. Сегодня же все переменилось. Сегодня ей хотелось, чтобы всем вокруг было так же... радостно, как и ей.

— Сандра, прости меня за…

— Проехали, девочка.

В голосе сквозила резкость, ясно показывавшая, что больше затрагивать эту тему не следует ни при каких обстоятельствах. Поэтому Тэра тут же перескочила на другую:

— Кстати, который час?

Сандра машинально вскинула запястье к глазам, но, не закончив движения, подозрительно посмот­рела на Тэру.

— Я хочу покататься на лошади.

Тетка фыркнула:

— Вот еще, да ты посмотри на себя, чудо мое сине-зеленое. Последний раз ты садилась на коня четыре месяца назад, за два месяца ты покидала свои покои только девять раз, да и то в паланкине.

Тэра усмехнулась.

— Клянусь Евой, тебе пришлось немало поломать голову, придумывая, с чего это королева, слывущая большой любительницей конных прогулок, так долго пренебрегает возможностью покататься на Лэрос, и... — тут она бросила на Сандру насмешливый взгляд, — твои слушательницы наверняка по­портили тебе немало крови, в открытую насмехаясь над твоими неуклюжими отговорками.

Сандра удивленно посмотрела на Тэру и пока­чала головой.

— Да-а-а, похоже, тебе и впрямь стало лучше, девочка моя, но это еще не повод взгромоздиться в седло. Тебе лучше отдохнуть и набраться сил, пока... — Тут она оборвала речь, но Тэра и так поняла, что она хотела сказать. «Пока у тебя не на­чалось по новой». Тэра фыркнула про себя. Ну по­чему Сандра не верит, что все закончилось? На­всегда. Ее солнышко... ее доченька больше не допустит, чтобы маме было плохо... Впрочем, у Тэры был способ убедить Сандру разрешить ей впервые за столько месяцев оседлать Лэрос.

— Эй, госпожа пэр, а вам не кажется, что это хороший повод заткнуть кое-кому рот? Ты забыла? Сегодня среда, королевский конный пикник, самое большое сборище светских сплетников королевства, которое вот уже два месяца как проходит без ко­ролевы.

Сандра задумалась. В словах племянницы был свой резон. К тому же Тэра уж очень рвется оседлать свою любимую кобылицу, а ведь, несмотря на от­чаянную смелость, про нее никак не скажешь, что она обделена умом. Значит, она чувствует в себе достаточно сил, чтобы управиться с лошадью и... не подвергать опасности еще не родившегося ре­бенка.

— Ну хорошо, девочка моя, будем считать, что ты знаешь, что делаешь. Я сейчас позову камердинера и передам Умарке, чтобы приказала седлать Лэрос.

С этими словами Сандра, потрепав племянницу по щеке, развернулась и пошла к двери, изо всех сил стараясь не выдать себя. Дело в том, что в голове у нее поселилась одна мыслишка, как раз и заставившая ее так легко согласиться на эту аван­тюру, мыслишка гнусная, подленькая, но... Как бы все упростилось, если бы Тэра не справилась со своей своенравной Лэрос и... короче, если бы все окончилось выкидышем... несмотря на все ее оза­рения.

 

 

2

 

— ...Ну как ты не понимаешь, мама! Это же... нонсенс, дремучее средневековье какое-то! Даже вонючие мужики и те уже давно отказались от такого анахронизма, как монархия. Неужели мы настолько тупее их, что до сих пор не можем этого сделать?

Элирилл Антема, профессор военно-медицин­ской академии, личный врач королевы, внимательно посмотрела на разгоряченное личико своей старшей (и любимой) дочурки, затянутой в щеголь­ской парадный мундир гардемарина флота Ее Ве­личества, и с сомнением покачала головой:

— Ну, ты не совсем права, насколько мне изве­стно, в том мире осталось еще достаточно...

— Ай мама! — Юная Лоис Антема всплеснула ру­ками. — Все это чепуха! У них монархия — это или просто дань традиции, необременительная и ничего не решающая, что-то вроде украшения, от которого жизнь страны ни капельки не зависит, или атрибут самых отсталых и бедных государств. А вот у нас... — И она драматически закатила глаза.

Профессор наморщила лоб и задумчиво покачала головой:

— Милая, не надо так горячиться, это портит цвет лица...

— Ай мама, ну как ты можешь! Я говорю тебе про серьезные вещи, а ты... — От обиды на глаза гардемарина Антемы навернулись слезы, но она лишь судорожно сглотнула и взяла себя в руки. Перед ней стоит такая важная задача, а она как ребенок...

— Мама, — заговорила она уже спокойнее, — ты пойми, только республика может обеспечить гар­моничное развитие личности, участие каждого в управлении государством, развитие страны. Респуб­ликанская демократия тут же порождает в людях гражданскую ответственность, стремление к совершенству, заставляет становиться лучше и лучше...

Профессор нахмурилась:

— По-моему, девочка моя, ты идеализируешь... людей. Люди, при монархии ли, при республике ли, да и вообще независимо от формы государственности, разные, во все времена. Кто-то, кто дей­ствительно хочет совершенствоваться, добиться успеха в жизни, благосостояния, прекрасно делает это и сейчас. Такие люди получают образование, активно и упорно трудятся. И становятся досто­йными гражданами королевства. А те, кто не хочет или не может, просто ищут разные отговорки...

— Мама, ты не понимаешь!! КАК они могут чув­ствовать себя достойными гражданами королевства, если все самые высшие посты заняты одним со­словием — дворянством?

Элирилл покачала головой:

— Но это не так, милая моя, каждый, кто проявит достаточно упорства и таланта, может подняться высоко. Вот, например, Элмирилла, капитан твоего корабля...

— Перестань, мама! — Лоис зажала ладонями уши. — Как ты не понимаешь, пример капитана Элмириллы всего лишь исключение, которое только подтверждает правило! Во всем флоте таких капи­танов только двенадцать человек — все остальные дворяне!

— Но, доченька, разве это плохо — быть дворянином? Ведь и ты сама...

— Да! — Юная Антема вздернула подбородок, глядя пылающими глазами на мать. — Вот мы-то, дворяне, и душим народ. Мы считаем себя выше других, элитой, а между прочим — совершенно на­прасно. Мы не имеем для этого никаких оснований.

— Почему это?

— Да потому, что наше превосходство, если оно и есть, объясняется всего лишь более легким до­ступом к хорошему образованию, родственными связями и родовым состоянием. Стоит только все это у нас отнять, и мы ничем не будем отличаться от остальных сословий.

Профессор Антема покачала головой:

— По-моему, ты не совсем права, доченька. Во-первых, я не вижу особых препятствий ко всему вышеперечисленному ни у одного иного сословия, кроме, разве что, родовых состояний. Что касается доступа к хорошему образованию, то тут уж, извини, нет совершенно никакой дискриминации — либо плати и учись, либо докажи свой талант, завоюй право на королевскую стипендию и учись бесплат­но. А по поводу родовых состояний... насколько мне известно, среди первой десятки самых богатых семейств королевства уже лет пятьдесят нет ни од­ной дворянской... Естественно, за исключением ко­ролевской, но у монархов богатство, скажем так, особого рода. И я бы не сказала, что в торговом сословии, или среди финансистов, или у промыш­ленников родовые связи играли бы менее важную роль. К тому же представитель любого сословия, неустанно трудясь на благо королевства, может за­служить право на дворянство.

— Личное, мама, только личное!

— Да, но если три поколения одной семьи по­лучат личное дворянство, то оно становится потом­ственным.

— Вот видишь, мама, три поколения! А я, на­пример, получила дворянство просто по праву рож­дения. Разве это справедливо?

Профессор усмехнулась:

— За тебя поработали наши предки, дорогая. К тому же если взять наш пример, то среди оби­тателей нашего квартала только две дворянские се­мьи, и, согласись, с точки зрения родственных связей и родового состояния именно они выглядят са­мыми обделенными.

— Да, но зато я получу офицерский чин раньше, чем Лир Авенлин. Хотя она заслуживает этого ни­чуть не меньше меня.

— Ты права, доченька, но ведь даже тебе не дадут его просто так, за одно лишь происхождение. Ведь тебе пришлось немало потрудиться для этого?

Тут Лоис слегка смутилась, но лишь на мгнове­ние, а затем вновь задорно вскинула подбородок:

— Ну и что? Лир трудилась не меньше меня. Разве ей не будет обидно?

— А что, десятки поколений твоих предков, пре­данно служивших трону и народу и не жалевших головы во славу отечества, уже ничего не стоят?

— Но у Лир тоже могли бы быть десятки поко­лений. Разве она виновата в том, что ее прабабка родилась в семье мукомолов?

Профессор пожала плечами:

— На свете не может быть одинаковых людей и одинаковых судеб. К тому же, насколько я знаю, бабка Лир — Эриминия Авенлин на днях получит личное дворянство, да и ее матери до этого недалеко. Так что теперь все зависит от Лир. Вполне возмож­но, что ее потомки тоже будут получать офицерский чин быстрее, чем кто-то из однокашников... — Профессор примиряюще улыбнулась. Но Лоис сме­рила ее уничтожающим взглядом и фыркнула, как рассерженная кошка.

— Ты такая же, как все! Ты ни-че-го не пони­маешь! — Девушка круто повернулась и, кипя воз­мущением, вылетела вон из кабинета. Спустя не­сколько мгновений громко хлопнула входная дверь, и все стихло. Профессор тяжело вздохнула. Может быть, она не права, может, стоило хотя бы для вида согласиться с доводами девочки. Ведь юные всегда такие категоричные и непримиримые. С другой стороны, она ясно осознавала, что стоит дать хоть малейшую слабину, и ее любимая, но ах какая свое­нравная доченька тут же сядет матери на шею и начнет вертеть ею, как хочет. А у нее не хватит сил отказать. И этот путь может завести обеих очень далеко...

 

Все началось полтора года назад.

Большую часть из своих восемнадцати лет Лоис была практически образцовой дочерью. До десяти лет она свято верила, что подарки на Новый год приносит Святая Мать Мария, спускающаяся по каминной трубе на суровой нитке, воткнув в крышу штопальную иголку, пока ее ездовые кошки топ­чутся на заснеженной крыше. В десять лет она по­ступила на подготовительное отделение штурман­ского училища флота Ее Величества и в первый же день пришла зареванная. Оказалось, девочки из ее группы высмеяли ее за то, что она до сих пор верит в Святую.

В тринадцать она сорвалась с брусьев и сломала себе два ребра, но никому об этом не сказала и еще неделю ходила в училище, стоически терпя боль весь день и плача ночами. И только в воскресенье, когда дочь отказалась идти на каток, Элирилл за­подозрила неладное. Так что ночь на понедельник Лоис пришлось провести в регенерационной камере во дворце... Это было ее первое посещение дворца, и девочка вернулась оттуда совершенно потря­сенная. Следующие три года не было у молодой королевы более преданной сторонницы, чем юная Лоис Антема. А затем королева отправилась в свой вояж на Окраины (то есть это они так думали, что на Окраины), и... все рухнуло.

Элирилл тяжело вздохнула. Ладно, надо вставать и приниматься за домашние дела. Она сегодня взяла выходной. У младшей вечером школьный спек­такль, они ставят какую-то костюмированную героико-патриотическую дребедень из времен Сюзан­ны IV, и она обещала Тамаре помочь ей с костюмом. Да и постирушки набралось достаточно. С тех пор как умер супруг, все домашние заботы свалились на шею профессора. Хотя, стоит признаться, пока Лоис не увязла во всех этих новомодных веяниях, она неплохо ей помогала по дому. И чего этой мо­лодежи так неймется? Впрочем, когда-то и они были такими же. Правда, тогда юной Элирилл, только-только окончившей медицинское училище флота, мечталось о подвигах во имя короны или     каком-нибудь глобальном медицинском открытии, а нын­че молодым хочется вообще переделать мир...

 

Тут ее воспоминания о прошлом были прерваны самым бесцеремонным образом. Из кабинета раз­дался тон-гудок аппарата правительственной связи, и профессор, нахмурившись, торопливо просле­довала в кабинет.

Когда вспыхнул стационарный экран правите­льственной связи, у Элирилл засосало под ложеч­кой. Похоже, ее выходной накрылся медным тазом. С экрана на нее смотрела сама адмирал Сандра:

— Профессор, у нас проблемы. Не могли бы вы срочно прибыть во дворец?

Элирилл тяжело вздохнула (ну что за день се­годня!) и кротко кивнула:

— Да, конечно, адмирал.

— Прекрасно, дисколет за вами я уже выслала. Он будет с минуты на минуту.

а!.. — Профессор открыла рот, чтобы спро­сить, что случилось, но адмирал резко оборвала ее:

— Подробности по приезде. Жду,— и сразу же отключилась...

Через полчаса профессор Антема неловко пере­валилась через борт дисколета и поставила ноги на вымощенную мрамором площадку перед парадной ротондой главного дворца. Судя по тому что они сели не на посадочной площадке и даже не на плацу, дела действительно обстояли не очень. Впрочем, иначе и быть не могло, со всем ординарным вполне мог бы справиться и дежурный врач. Тем более что персонал у нее в медицинском центре был вполне квалифицированный. Хотя в обыденной жизни Ан­тема была излишне мягкой и доверчивой, почти классическим вариантом рассеянного профессора, все знали, что, как только дело доходит до профес­сиональных обязанностей, эта добрая и покладистая женщина становится сущей мегерой.

Адмирал встретила ее у лестницы. Причем не одна, а с Кетерспилом. Он сегодня был дежурным врачом. Элирилл поморщилась. Кетерспил был вполне квалифицированным урологом, но во всем остальном звезд с неба не хватал, и она держала его в центре в основном из-за его педантичности и старательности, да и все равно нужен же был хоть один специалист-мужчина — для обслуживания мужской части персонала, если вдруг случалось что-то экстраординарное и неотложное. Ну а любой ответственности Кетерспил боялся как огня. Вот и сейчас он буквально исходил потом, от чего адмирал невольно поморщилась...

— Идемте со мной, профессор, ваша пациентка уже в медицинском центре.

Пока они шли по коридору, профессор, чуть при­отстав, тихо спросила у Кетерспила:

— Что случилось?

У Кетерспила тут же задрожали руки. Антема нахмурилась, на ее скулах заиграли желваки. Это как будто привело мужчину в чувство, но все равно, когда он начал говорить, его голос дрожал и пре­секался:

— Королева… она с утра почувствовала себя луч­ше... и... она поехала на конную прогулку... а там... ее лошадь понесла...

Его путаные объяснения прервала адмирал, ко­торая, не оборачиваясь, строго бросила:

— Мне кажется, профессора больше интересует характер травм, а не обстоятельства, при которых они получены.

Вот так говорить с Кетерспилом не стоило. Он тут же запнулся, покраснел и принялся потеть так, что с его лба начали скатываться крупные и крайне вонючие капли. А из подмышек несло так, будто они шли мимо лошадиных стойл. Элирилл с трудом одолела соблазн зажать нос:

— Ладно, Кетерспил, успокойтесь и, действите­льно, дайте-ка полный анамнез.

— Ну-у-у, томографию я не делал...

— Как это? — изумилась профессор, но, заме­тив, что Кетерспила опять затрясло, тут же смяг­чилась и дружески сжала его локоть. — Впрочем, понятно, она сама не захотела.

Кетерспил облегченно закивал:

— Да-да... но, судя по осмотру, перелом шейки бедра и сильный ушиб груди.

— А-а... плод?

Кетерспил судорожно мотнул головой:

— Она не разрешила! Сказала, что с плодом все в порядке.

— В порядке?!

Кетерспил снова затрясся и мелко-мелко заки­вал:

— Ну-у-у, я не знаю, но сердцебиение плода в норме, и никаких выделений из гениталий не за­фиксировано...

Элирилл нахмурилась. Если все это правда, то это что-то невероятное. Судя по характеру повреж­дений, удар был достаточно силен, чтобы дело закончилось выкидышем, да еще таким, что пришлось бы поволноваться и за жизнь матери... Но они уже подошли к дверям медицинского центра, и профессор выкинула все сомнения из головы...

 

Через четыре часа профессор вышла из дворца, зябко кутаясь в пальто, и, бросив взгляд на часы, тяжело вздохнула. Спектакль у младшенькой уже подходил к концу, а она так и не удосужилась ра­зобраться с костюмом... Элирилл вздохнула: боже, какая чепуха лезет в голову! Профессор передернула плечами. До стоянки дежурных орнитоптеров было еще шагов двести по липовой аллее, но она нарочно отказалась от предложения адмирала отвезти ее на дисколете прямо из медицинского центра, чтобы пройтись и привести мысли в порядок…

То, что она сегодня увидела, было попросту не­возможно. Когда ей удалось-таки (с помощью адмирала и родной тетки королевы) заставить свою высокопоставленную пациентку пройти обследо­вание на томографе, то первые же полученные результаты поставили ее в тупик. Судя по тому что томограф действительно показал перелом шей­ки бедра, удар действительно был достаточно силен, но вот с грудью все было почти в порядке. То есть следы ушиба наличествовали, но цветовое картограммирование почему-то показывало как минимум трехдневный срок заживления. Что же касается дру­гих повреждений, то они отсутствовали напрочь. А самым удивительным было состояние плода. Оно было... идеальным. Более того, цветовая картина распределения повреждений отличалась совер­шенно необычной динамикой. Наверное, если бы не сегодняшнее падение, эта необычность была бы не столь заметна и профессор не обратила бы на нее внимания, но сейчас... При цветном картограммировании томограф не выдает точного и конкрет­ного характера повреждений каждого конкретного органа или группы тканей, он показывает полную картину состояния организма, зеленым цветом обозначая ткани и органы, практически не имеющие повреждений, а черно-фиолетовым — уже отмер­шие ткани и органы, естественная регенерация ко­торых невозможна. Весь остальной спектр показы­вает, насколько сильно поврежден тот или иной орган. Так вот, цветовая картограмма организма ко­ролевы давала четкую концентрическую (с поправ­кой на разную восприимчивость органов) картину, в которой матка сияла ярким зеленым цветом, а от нее во все стороны шло спектральное смещение. Естественно, для неспециалиста картина была не слишком понятна, поскольку разные органы полу­чают при воздействии разную степень повреждения, так что ни адмирал, ни Кетерспил (который, не­сомненно, был поражен практически идеальным со­стоянием матки) ничего не заметили. Но Элирилл все было понятно. То, что росло и развивалось в утробе их королевы, не могло быть обычным ре­бенком! И это означало, что у Элирилл не остается иного выхода, кроме как попробовать связаться с новыми друзьями Лоис...

 

Между тем в этот момент ее дочь, кусая губы, стояла навытяжку перед дородной, красномордой сержантом, которая, насупившись, в нарушение всех законов субординации сурово отчитывала гар­демарина Антему. При этом сержант сидела на поскрипывающем под ее тяжестью табурете, держа в одной руке полуначищенный сапог, а другой рукой с зажатой в ней сапожной щеткой поводя перед носом гардемарина.

— ...Вам было поручено чрезвычайно важное за­дание, для выполнения которого у вас имелись все необходимые предпосылки. И что же мы видим? — Сержант состроила нарочито страдальческую мину и промямлила издевательским тоном: — «Мне не удалось убедить ма-а-аму в нашей правоте». А если другие соратники будут так же относиться к пору­ченной им работе?

Глаза Лоис наполнились слезами:

— Соратник Тиграна, я прошу дать мне любое другое задание! Я клянусь...

— Отставить! — привычным зычным голосом рявкнула сержант, сокрушенно вздохнула и отложила сапог. — Ну скажите мне, соратник Антема, к чему мы придем, если каждый соратник будет делать только то, что ему нравится, а не то, что требуется для нашей борьбы? — Она вновь под­няла руку со щеткой и наставительно махнула ею перед носом Лоис. — Запомните, гардемарин, наша борьба только тогда сможет увенчаться успе­хом, когда каждый, ка-а-аждый будет старательно, не щадя своих сил, выполнять то, что от него требуется. Вам ясно?

Лоис молча, глотая слезы, кивнула.

— То-то же. — Сержант чуть сбавила тон. — Так вот, это — ваше задание, и никто лучше вас не сможет его выполнить. Вы ДОЛЖНЫ убедить мать принять предложение пообедать с герцогом Эсмеральдой. Тем более что это никоим образом никого не компрометирует. И как вы это сделаете, меня не волнует. Так что… забирайте свои сапоги и принимайтесь за дело. Родина надеется на вас. — С этими словами сержант сгребла пару начищенных парадных сапог, ткнула их в руки зареванной гар­демарину и, сурово сжав губы, наклонилась за сле­дующей парой. Ей некогда было рассусоливать — приближалось время вечернего парадного развода, а ей предстояло начистить еще не меньше двух де­сятков пар.

 

 

3

 

Орнитоптер заложил крутой вираж, ясно пока­зывающий, что за штурвалом этого красивого, вер­ткого, но крайне своенравного аппарата находится настоящий профессионал, на мгновение завис над посадочной мишенью, отстрелил посадочные лапы и мягко опустился практически в центре белого круга. Герцог Эсмеральда, которая наблюдала за маневрами аппарата, приложив ладонь козырьком к глазам и щурясь от яркого закатного солнца, опустила руку и шагнула вперед, стягивая с правой кисти черную лайковую  перчатку. Она вообще лю­била черный цвет. Бортовой люк орнитоптера распахнулся, и в следующее мгновение миру явила свой суровый лик адмирал Шанторин, старый рубака, герой битвы при Форпосте, за последние два месяца прочно утвердившаяся в массовом сознании жите­лей королевства как олицетворение настоящего во­енного. Адмирал была в повседневном мундире с орденскими колодками, над которыми тускло бле­стел единственный скромный орденский крест — знак кавалера Ордена святой Евы-заступницы пер­вой степени (ну еще бы, за все время существования королевства этим орденом были награждены всего двадцать семь человек). Волосы адмирала с пикан­тной седой прядкой у левого виска были уложены в безупречную прическу, а левая рука висела, про­детая в черную косынку, подвязанную на шею. Лицо Шанторин было мрачнее тучи, поэтому герцог, взглянув на нее, решила не рисковать и не протя­гивать руку, а просто приветствовала адмирала чет­ким «кавалергардским» поклоном, не ответить на который не мог себе позволить не только ни один военный, но даже ни один дворянин. Впрочем, это не слишком-то спасло ситуацию, поскольку адми­рал, ответив на приветствие, тут же досадливо сморщилась и раздраженно выдернула руку из своей чер­ной косынки:

— Все, хватит, мне уже надоело ломать эту ко­медию!

Герцог Эсмеральда насмешливо вскинула тон­кую, но четкую, будто прочерченную рейсфедером бровь и изогнула чувственные, хотя и немного тонковатые губы в насмешливой улыбке:

    Ну что вы, адмирал, не стоит так нервничать...

Адмирал насупилась еще сильнее:

— Ай, отстаньте! Ну кто поверит, что при со­временном уровне медицины за все те месяцы, что прошли после битвы при Форпосте, моя кость все еще не срослась?

Улыбка Эсмеральды еще больше стала напоми­нать насмешливую ухмылку.

— Адмирал, толпа не есть нечто разумное, по­винующееся законам логики. Толпа — амеба, которая руководствуется инстинктами. А рука бравого адмирала, которая, единственная из всего нашего флота, не пошла на поводу у этих грязных мужиков и повела бой по своему разумению, от чего потери ее эскадры оказались существенно меньше потерь остальных эскадр, не мо-о-жет зажить так быстро. Просто потому, что адмиралу некогда валяться по госпиталям и реанимационным камерам, поскольку ей пришлось взвалить на свои плечи восстановление флота и... кое-что еще, чем, по идее, должна была бы заниматься так некстати «разболевшаяся» юная королева. — Кавычки в слове «разболевшаяся» про­звучали настолько явственно, что Шанторин внутренне поежилась. Да уж, у этой молодой особы язычок острый, как бритва, не приведи господь по­пасть ей на этот самый язычок. Значит, ни в коем случае нельзя дать ей почувствовать свой страх. Эти мысли молнией промелькнули в голове у адмирала, она старательно изобразила презрительную усмеш­ку и произнесла:

— Вы полагаете, что кто-то поверит в эту чушь?

— Уже, адмирал, уже верят, — сказала Эсмера­льда. — За последний год королевство пережило слишком много потрясений. Представьте, каково это — узнать, что мы не пуп Вселенной и даже не лучшая и не большая часть человечества, а всего лишь... задворки. Отсталое захолустье с... ну, скажем так, с несколько оригинальным жизненным укла­дом, который почти у всех вызывает, в лучшем слу­чае, снисходительное недоумение. Вековые устои, считавшиеся незыблемыми, рухнули, нравственные нормы, по которым жили наши бабки и матери, оказались ложными. Люди растеряны, потрясены, напуганы. Им нужно за что-то зацепиться, нужно что-то такое, чтобы они могли верить, что они все еще чего-то стоят, что они не полное дерьмо. Им нужен... герой. — Герцог прищурилась. — Конечно, если бы с королевой не приключилась эта ма-а-аленькая неприятность, то место героя было бы, причем заметьте — совершенно по праву, оккупировано нашей юной негодницей. Но, на наше сча­стье, в настоящий момент наша королева «больна», а герой нужен немедленно. А какой же герой без шрамов и увечий? — Улыбка, расплывшаяся по лицу герцога, вызывала в памяти Чеширского кота из самой любимой детской книжки королевства — «Алиса в стране чудес».

Шанторин нахмурилась. Последний месяц у нее все больше крепло ощущение, что эта юная суч­ка, герцог Эсмеральда, делает из нее полную дуру. И черт ее дернул тогда согласиться на весь этот фарс...

 

Все началось четыре месяца назад. Тогда люди еще только-только начали отходить от эйфории, в которую ввергла королевство победа в битве при Форпосте. Уцелевшие благородные доны вернулись на свою временную базу на Лузусе, там на скорую руку подлатались и, получив свои деньги, тихо по­кинули пределы Империи. А понесший немалые потери, но, несомненно, сохранившийся как боевая сила флот вернулся на свои базы. Этой частью командовала адмирал Шанторин. Вернуться-то вер­нулись, но только денег на ремонт не было: бюджет был высосан подчистую еще при подготовке к штур­му Форпоста, остатки же ушли на то, чтобы рас­платиться с донами. А народ жаждал пообщаться с героями, сокрушившими грозного врага. Выход нашелся — большинство флотских офицеров, оставшихся не у дел, тут же закрутило в вихре балов, приемов, музыкальных парадов и карнавалов, по­священных Великой, Незабываемой, Славной в ве­ках Победе! Поначалу они ворчали сквозь зубы, что, дескать, в первую очередь надо привести в порядок корабли, да и боевой подготовкой заняться также не помешало бы. Битва все расставила по своим местам, и даже самые твердолобые консер­ваторы вынуждены были признать, что любой ко­рабль донов представляет собой куда более мощную боевую силу, чем даже более высокий рангом ко­рабль королевского флота. Причем настолько более мощную, что мог бы, не поперхнувшись, схрумкать пару-тройку таких кораблей. Впрочем, это было объяснимо, все — конструкция,  конфигурация бор­тового вооружения, толщина брони и мощность си­лового поля — отрабатывалось донами на протяже­нии полутора веков битвы с Врагом. Да и сами экипажи донов были сформированы по большей части из ветеранов с не менее чем сорокалетним боевым опытом... Но офицеры королевского флота совершенно не собирались и далее оставаться в та­кой ситуации, за время подготовки и самой битвы они многому научились. И вот теперь настала пора воплощать эти драгоценные знания в жизнь... а вме­сто этого они оказались втянуты во всю эту светскую круговерть...

Впрочем, основные силы флота под командова­нием адмирала Жермен убыли разбираться со вновь поднявшим мятеж Реймейком. И основательно там подзастряли. Королева приказала не лезть на рожон, а установить блокаду и спокойно дожидаться, пока мятежная планета сама не запросит пощады. Так что флотских в столице оказалось не так уж и много, да и эти в основном из эскадры Шанторин. А кому не понравится, когда возносят до небес именно твоего командира и твою эскадру? Тем более что и их первоначальное недовольство шумихой тоже принималось восторженно. Что же до «союзников», то упоминание о них стало дурным тоном, а вскоре как-то вроде бы сама собой эта тема стала табу, ну, например, как продукт деятельности кишечника. Не станет же нормальный человек говорить о нем на светском рауте или еще где-то. Вот так и «союзники» оказались в одном ряду с этим продуктом. В результате не прошло и трех недель, как всем (в том числе и самим флотским офицерам) стало казаться, что эту победу одержал именно флот королевства, а «эти вонючие мужики» только пу­тались под ногами, а затем просто выгребли денеж­ки и умотали. Правда, кое у кого, пока не потеряв­шего голову во всей этой праздничной шумихе, сло­жилось впечатление, что такое мнение возникло не вдруг, что оно создавалось намеренно, исподволь. Сначала один, за ней еще один голокомментатор бросила фразу-другую про бесполезных мужиков, «умотавших с деньгами королевства». Затем появи­лись три-четыре репризы на эту тему, раскрученные парой популярных комиков. Потом прошла одно­дневная   предупредительная   забастовка   диспет­черов, которые обвиняли правительство королевы в «неразумной растрате финансовых резервов», с соответствующими комментариями. И спустя пол­тора месяца все уже стали судачить о «роковой ошибке» или как минимум «о неразумном поступке нашей молодой королевы». А когда стало ясно, что причиной исчезновения королевы со всех голоэкранов и практически полного ее отсутствия на бо­льшинстве публичных мероприятий является вовсе не болезнь — авторитет королевы упал почти до нуля.

Но, как говорила герцог, общество не может без героя. И так вышло, что на роль героя вместо столь явно скомпрометировавшей себя королевы нашлась только одна-единственная кандидатура, а именно она, адмирал Шанторин. Поначалу это ее несколько озадачило, она терялась в догадках, чем это может быть вызвано. Да, ее эскадра понесла наименьшие потери среди соединений объединенного флота, но адмирал была слишком опытным флотоводцем, что­бы не понимать истинных причин этого. Она дей­ствительно отказалась наотрез терпеть рядом с со­бой каких бы то ни было советчиков, поскольку, во-первых, крайне не одобряла решения королевы и этой старой дуры Сандры пригласить на помощь «вонючих мужиков», а во-вторых, считала себя (как ей казалось, с полным правом) достаточно опытным командиром, чтобы справиться со всеми задачами без чужих подсказок.

На деле оказалось, что она несколько переоце­нивала свои силы. Первое же боевое столкновение кончилось тем, что ее эскадра смешала строй и едва не завалила весь левый фланг боевого порядка. Положение спасли как раз те самые «вонючие му­жики». Они приняли на себя основной удар и удер­живали фронт до того момента, когда Шанторин, перегруппировав силы, совместно с переброшен­ными Усатой Харей скудными резервами ударила с фланга. По правде говоря, исход этой атаки оста­вался неясен почти до самого конца, потому что, пока Шанторин производила свою перегруппиров­ку, корабли донов, приданные ее эскадре, были вы­биты почти подчистую, а уровень подготовки эки­пажей королевства (уж самой-то себе она могла в этом признаться) не шел ни в какое сравнение с тем, что был у донов. В результате до самого по­следнего момента, когда королева, захватив один из гигантских кораблей-монстров, сама остановила битву, атака Шанторин, проводившаяся ею в пол­ном соответствии со стандартными тактическими приемами, изложенными в Наставлении по боевому использованию флота, балансировала на грани между безрезультатной и полным разгромом. Что же до незначительности ее потерь, то это можно было объяснить скорее тем, что противник успел смешать боевые порядки ее эскадры еще в самом начале битвы, до того как она достигла наивысшего оже­сточения, а когда Шанторин вновь вступила в бой, все уже почти закончилось.

Но, похоже, среди политиков, журналистов, об­щественных деятелей и высших офицеров адмирал­тейства нашлось не так уж много людей, кто дал себе труд разобраться в истинных причинах прои­зошедшего. Те же, кто все-таки разобрался, сочли за лучшее промолчать. Тем более что открыто демонстрируемое Шанторин недовольство фактом присутствия в королевстве «вонючих мужиков» при­шлось по душе очень многим, а то, что адмирал и сама была ранена во время битвы, доказывало, что если уж не умения и опыта, то по крайней мере доблести ей не занимать. На этом фоне ее попытки откреститься от роли одного из главных действу­ющих лиц Великой Победы воспринимались боль­шинством как вполне объяснимая и похвальная скромность старого воина, не любящего суеты и шумихи. Так что, когда на горизонте появилась но­вая фигура — новоиспеченный член совета пэров герцог Эсмеральда, получившая эту должность по­сле того, как прежний член совета и пэр королевства сгорела в факеле фузионного взрыва вместе со сво­им линкором во время битвы, — Шанторин уже и сама была готова поверить в свой героизм. Иск­реннее восхищение и преданность, сиявшие в глазах юной герцога, изрядно польстили самолюбию ад­мирала и еще больше укрепили Шанторин в этом мнении. И лишь недавно до нее стало доходить, что все совсем не так, да и действительные причины того, что герцог Эсмеральда стала герцогом и пэром королевства, тоже совершенно иные...

 

Проводив Шанторин в покои, любезно предо­ставленные (или, как теперь считала Шанторин, скорее закрепленные за ней на время выполнения задачи) герою королевства в этом замке, герцог оки­нула безупречно убранную комнату придирчивым взглядом (надо признать, хозяйкой она была вели­колепной и персонал вышколила до состояния те­ней), развернулась на каблуках и, кивнув, двинулась прочь, на ходу напомнив:

— Ужин, как обычно, накроют в серебряной гостиной в восемь. Не опаздывайте, сегодня у нас ужи­нают барон Присби с супругом и сестры Энгеманн.

Шанторин проводила взглядом свою «радуш­ную» хозяйку и поморщилась. Эта стерва не удос­таивала ее теперь даже внешних проявлений поч­тительности. Что ж, этого и следовало ожидать, гер­цог явно перевела адмирала в разряд прислуги, со­ответственно и ведет себя с ней, как с любым другим слугой в этом замке. Утешало одно — судя по тому, что большинство слуг и кастелянов в замке были аппетитными мальчиками, герцог не придерживалась модной сексуальной ориентации. Так что хотя бы за свою честь можно было не опасаться. Впро­чем, на этом неприятности сегодняшнего вечера не оканчивались. Из всего круга лиц, в который ад­мирал оказалась вовлечена благодаря Эсмеральде, супруги Присби были в самом конце списка. Осо­бенно мужская половина — худосочный, похожий на глисту Годри Присби с бесцветными рыбьими глазами, вечно прилипшей к лицу улыбкой мертвеца и хищным, голодным блеском в глазах. Впрочем, что об этом говорить, если все равно от нее самой ничего не зависит...

 

Вопреки ожиданию, ужин прошел сносно. Чета Присби, к немалому облегчению адмирала, распо­ложилась на другом конце стола, а рядом с Шанторин  оказалась  вполне  привлекательная  юная особь мужского пола в скромненьком синем кос­тюмчике и с минимумом косметики на лице. Особь имела нежные фиалковые глаза, полные чувст­венные губы и трогательный пушок над верхней губой. Так что в продолжении всего ужина адмирал имела удовольствие слушать милое щебетание ма­льчика, пялившегося на нее совершенно восхи­щенными глазами. И хотя Шанторин была уже в том возрасте, когда на человека перестают дейст­вовать милые глупости вроде восторженного по­дросткового преклонения, это все равно было при­ятнее того, чего она с опаской ожидала. А сам ма­льчик был гораздо милее и невиннее мужской части семейства Присби (да и женской, впрочем, тоже), поэтому адмирал отнеслась к непосредственности соседа по столу со снисходительной благосклонно­стью. Насколько Шанторин поняла из его восторженного щебетания, он приходился каким-то да­льним родственником герцогу, и в Тронном мире появился только месяц назад. А до того все свои семнадцать лет воспитывался на Пируине, в даль­нем окраинном мире, о котором адмирал знала лишь то, что он существует. Впрочем, сейчас, по истечении времени, Шанторин уже перестала удив­ляться обширности родственных связей герцога.

После ужина герцог пригласила адмирала, су­пругов Присби и еще несколько человек в курите­льную комнату, чтобы «попробовать новые сигары, которые мне только что доставили с Эленийских островов». Что ж, занятие вполне достойное, хотя с точки зрения традиций присутствие в курительной лиц противоположного пола выглядело весьма со­мнительным. Впрочем, среди приглашенных не было никого, кто решился бы напомнить хозяйке дома о традициях. Хотя, если в том, что вслед за леди в курительную комнату последовал Годри При­сби, Шанторин не увидела ничего неожиданного, то присутствие там ее юного соседа по столу стало для нее несколько неожиданным. Впрочем, неожи­данностей в доме герцога всегда хватало...

 

Спустя полчаса, в течение которых адмирал по­лучила достаточное представление о флоре и фауне Пируина, а также о том, сколько коров у «тети Пермении из соседнего имения» и как часто «...тетя Гриффинула убегает от дяди Лорина в свой охот­ничий домик. А егерем у нее там Нумина по про­звищу Мама-Громила, которую боится даже дядя Лорин», до нее дошло, что, как видно, собрались еще не все гости, которых ожидала их гостеприим­ная хозяйка. То, что, несмотря на отсутствие гостя, они таки отужинали, показывало, что гость не слишком-то велик рангом, чтобы из-за него откла­дывать ужин. С другой стороны, то, что уже столь длительное время после ужина гости предоставлены самим себе, а герцог никак себя не проявляет и до сих пор не начала серьезного разговора, могло озна­чать только одно — гость столь важен для предсто­ящего обсуждения, что начинать без него не имеет смысла. Шанторин почувствовала себя неуютно.

Почему ее оставили в неведении? Она перестала вслушиваться в щебетание своего очаровательного соседа и исподтишка окинула взглядом присутству­ющих. Супруги Присби наслаждались сигарами с таким подчеркнуто безмятежным видом, что всем присутствующим сразу должно было стать ясно — уж они-то полностью в курсе происходящего. Но адмирал достаточно хорошо изучила эту парочку и ее повадки, чтобы понять — эта демонстрация еще ничего не означает. К тому же, даже если бы Присби и обладали информацией, то, прежде чем сказать хоть что-то Шанторин, они вытянули бы из нее все жилы. И опять же демонстративно, на глазах у всех, наслаждаясь каждой секундой этой пытки. Так что этот вариант отпадал. Шанторин с надеждой перевела взгляд на старшую из семейства Энгеманн, но, на ее счастье, в этот момент на пороге появилась герцог. Судя по ее торжествующему виду, их долгое ожидание наконец-то подошло к концу.

— Господа, я ждала еще одного важного гостя, и вот только что он, хвала Еве, наконец-то при­был. — С этими словами герцог сделала шаг в сторону и повернулась, открывая взору собравшихся свою новую гостью. Адмирал подалась вперед, напряженно вглядываясь в дверной проем. Что ж, дол­гое ожидание присутствующих было вознаграждено в полной мере. На пороге появилась... профессор Антема, личный врач королевы.

После того как профессор устроилась в «госте­вом» кресле (у большинства постоянных гостей в курительной были свои заранее определенные ме­ста, а остальные сидели на мягких диванчиках, оби­тых искусно выделанной кожей балеарской анти­лопы), герцог, занявшая место напротив гостьи, с почтительным видом протянула ей запечатанный пеналец с сигарой и по праву хозяйки задала вопрос, который, несомненно, вертелся на языке у всех с того момента, когда гостья появилась на пороге курительной:

— Как вы можете охарактеризовать состояние королевы, доктор?

Профессор благосклонно приняла пеналец, не­торопливо распечатала, извлекла сигару, размяла ее в пальцах, поднесла к носу, втянула воздух ноздрями и причмокнула:

— Да-а-а герцог, это, несомненно, «Черный Элиниум», причем, скорее всего, с восточных планта­ций... думаю, «Элиниум плагин» или «Элиниум гламо».

Антема все так же неторопливо распечатала све­жую гильотинку, аккуратно откусила кончик сига­ры, затем погрела ее над огнем, осторожно раску­рила и набрала в рот ароматного дыма:

— М-м-м-м-да, просто великолепно... что же ка­сается королевы, то... скажем так, ее состояние вполне естественно для женщины, находящейся в детородном возрасте, но беременность она перено­сит крайне тяжело...

Она действительно беременна?

А вам известно от кого?

— Говорят, от своего офицера связи, какого-то крестьянина...

— А как относится к ее беременности гвардия?

— А сколько у нее недель?

Вопросы посыпались со всех сторон, но про­фессор замолчала и принялась смаковать сигару, поэтому они мало-помалу прекратились, и все выжидательно уставились на Антему. Та еще где-то с полминуты демонстративно курила, затем отложила сигару на подставку и повернулась к хозяйке дома:

— Прежде чем я начну отвечать на ваши вопросы, я хотела бы обозначить свою позицию. Я не при­надлежу к аристократическому роду, но то, что я согласилась появиться здесь, вовсе не означает, что я придерживаюсь республиканских взглядов. Я по-прежнему верна короне, но... я не хочу, чтобы ко­ролевством правил прижитый неизвестно от кого ублюдок-полукровка.

Все пораженно молчали. Потом герцог свистя­щим шепотом задала главный вопрос:

— Значит... у нее девочка?

 

 

4

 

— Ну все, сладенький мой, иди... тетенька по­спит. Вот тебе за труды.

Толстая матрона с отвислой грудью небрежно сунула Лерою смятую полусотенную купюру, устало махнула пухлой пятерней, затем перевернулась на левый бок и, пару раз взбрыкнув задом, умостила мягчайшее пуховое одеяло между жирными колен­ками. Лерой послушно отодвинулся на край кро­вати, сел, нащупал ногами тапочки и поднялся. Осторожно, чтобы не потревожить клиентку, он сдернул со спинки стула тонкую шелковую, всю в кружевах рубашку, узкие обтягивающие панталоны, туфли, трусики и чулки и на цыпочках двинулся к двери. Не успел он пройти и половины расстояния, как стало ясно, что можно было особо и не осто­рожничать. Комнату огласил мощный храп, пря­мо-таки рык мистрисс Пелемогры...

Выскользнув за дверь, Лерой швырнул вещи на пол и стал одеваться. Спустя пару минут он закон­чил с облачением и, бросив взгляд в ближайшее зеркало (они на этажах были расставлены буквально на каждом шагу), привычным жестом поправил прическу и разгладил манжеты. Из зеркала на него смотрел изысканно одетый брюнет с гибкой, но мощной фигурой, большими, сильными руками с крупными ногтями, которые, если бы не маникюр, смотрелись бы страшновато, и едва заметными клы­ками, торчащими из-под верхней губы. Мистрисс Пелемогра была последней клиенткой, за окном уже светало, и сегодня больше никого не предви­делось. Лерой улыбнулся, обнажив жутковатые клы­ки, подмигнул своему отражению и, тряхнув голо­вой, пошел к лестнице, сопровождаемый громо­гласными руладами, доносившимися из номера, ко­торый он только что покинул. Это означало, что мистрисс Пелемогра полностью удовлетворена се­годняшним свиданием...

Внизу его ждал Роб. Лерой почувствовал его еще на втором лестничном пролете, вернее, он почувствовал, что мастер Труа не один, сразу же как вышел на лестницу, но то, что второй — Роб, понял только на втором пролете. И Роб ждал его. Иначе зачем бы ему торчать у стойки? Это означало, что что-то произошло.

Мастер Труа заметил Лероя, лишь когда он спустился в холл.

— А-а-а, Лерой, мальчик. — Старый сутенер блеснул маслянистыми глазками, голодным движе­нием провел языком по тонким губкам и тут же растянул их в сладенькой улыбочке. — Ну, как наши дела? Мистрисс Пелемогра довольна?

Лерой (он еще заранее скорчил дебильно-сла­щавую рожу, которая в этом борделе нравилась всем — от самого мастера и до клиенток) молча достал из-за пояса смятую купюру и протянул ма­стеру.

— А-ха-ха, а-ха-ха, — визгливо засмеялся Буримир Труа, — вот молодчина, вот умница. — Купюра исчезла в его пальцах так быстро, что какому-нибудь стороннему наблюдателю могло бы показаться, буд­то она просто втянулась под кожу ладоней. Но сто­ронних наблюдателей здесь не было. Уж за этим-то Роб следил строго. О том, что в этом деле на Роба вполне можно положиться, было отлично известно не только тем, кто жил в его борделе, но и всем обитателям улицы Двух лун, главной улицы сто­личного квартала Красных фонарей.

 

С того дня, когда уродливый горбун в поношен­ном крестьянском плаще и с лицом, изуродованным какой-то странной болезнью, от чего оно стало сильно напоминать морду ящерицы, впервые постучался в двери роскошного борделя мастера Труа, пользовавшегося довольно широкой популярно­стью в среде развращенной золотой молодежи сто­лицы, прошло всего полтора года. Шел сильный дождь, и старая привратница, отворившая дверь, не сразу разглядела, кто это сунул свой нос в эти шикарные двери, обитые тончайше выделанной шкурой алосского быка. Впрочем, в тот момент они были уже не такими уж и шикарными, ибо мастер Труа как раз испытывал некоторые трудности с кли­ентурой. Нет, его «Отель удовольствий» и тогда отвечал самым строгим стандартам и предлагал кли­енткам полный спектр необходимых услуг от эро-массажа и традиционного секса до голубых, розовых и садомазо-сеансов, а также коллективных оргий. Но подобные услуги на улице Двух лун предлагали еще добрых два десятка заведений, а если брать весь квартал, то и все полторы сотни. Кроме того, в квартале всегда присутствовали специализирован­ные салоны и индивидуалы разного пола, возраста и предпочтений, число которых в разные времена доходило до пяти, а то и до шести сотен. Так что конкуренция была страшно высока.

И ведь не всегда было так. Ах, какие славные раньше были времена!.. Работы хватало всем. Ну разве еще пять-семь лет назад могла какая-нибудь почтенная матрона или юная леди пропустить воз­можность время от времени выбрать часок-другой и завернуть в заведение, где смазливые разбитные мальчики в лепешку расшибутся, чтобы доставить уважаемым гостьям максимум удовольствия? Ведь если иногда не давать себе расслабляться, то от вечных мужских капризов можно и свихнуться. И каждой клиентке квартал предоставлял удовольствия по ее вкусу и кошельку. А на мелкие нарушения трудового кодекса и всякие бредни типа «нещадной эксплуатации беззащитных мужчин» никто не об­ращал внимания (а если и обращал, то все улажи­валось парой купюр, быстро перекочевывавших в карман полицейских или проверяющих). И всем было хорошо.

Но затем настали другие времена. Юная королева хорошенько проредила буйный и своенравный дво­рянский «огород», кое-кого лишив поместий,        кое-кого дворянства, а кое-кого и самой головы. И тут внезапно оказалось, что сии «удаленные» (тем или иным макаром) головы и составляли большую часть клиентуры наиболее дорогих борделей. А те, кого королева приблизила к себе и одарила землями, чинами и дворянством, имели совершенно другие интересы. Так что толпы щедрых женщин, сорив­ших деньгами направо и налево, сгинули в прошлое. И роскошные бордели, ранее распахивавшие свои двери только перед представительницами самой что ни на есть аристократии и презрительно захлопы­вавшие их перед нуворишами из числа простолюди­нок, теперь, наоборот, начали охоту за такими кли­ентками, Но таких было слишком мало.

Почтенные матроны из нового поколения тор­говых, банковских, промышленных семейств быст­ро учуяли, какой образ мыслей и какие предпочтения являются высочайше одобряемыми, и по бо­льшей части с головой ушли в бизнес и преумножение семейных капиталов, отодвинув сладостные извращения на самые дальние задворки. К тому же те из их числа, кто все-таки питал склонности к подобному времяпрепровождению, уже составляли традиционную клиентуру борделей рангом пониже, где для столь любимых клиенток обычно держали «эксклюзивный персонал», отвратить от которого этих матрон было не так-то просто. Так что к тому моменту, когда Роб постучался в двери «Отеля удо­вольствий», дела борделя шли не очень-то блестяще, как, впрочем, и у большинства его соседей по улице Двух лун...

 

Привратница сурово нахмурила брови и, окинув взглядом могучую фигуру ростом не менее шести с половиной футов (да и то потому, что эта фигура стояла, сильно сгорбившись), строго спросила:

— Чего тебе?

В ответ послышался надсадный кашель (только спустя некоторое время выяснилось, что Роб отнюдь не был простужен, просто болезнь настолько изуродовала его, что он любую фразу предварял прокашливанием), а затем хриплый голос с натугой произнес:

— Есть... е-е-есть...

Привратница насторожилась и, переключив руч­ной фонарь на узкий луч, направила его в лицо неожиданному посетителю, после чего ахнула, отшатнулась и торопливо захлопнула дверь. Так на улице Двух лун впервые открыто явился лик Роба...

На следующий день Роб появился вновь. Но на этот раз стоило ему постучаться в дверь, как она призывно распахнулась, и на пороге нарисовался сам мастер Труа. Вглядевшись в Роба, он крякнул и довольным голосом произнес:

— Действительно, натуральный урод, прям жуть берет. — Повернувшись к привратнице, он доба­вил: — Ну, твое счастье, Иглима, — если бы его успел перехватить кто-то еще, я бы тебе яичники вырвал.

Привратница Иглима, толстая сварливая бабища с крепкими кулаками, угодливо хихикнула, а хозяин отеля кивнул на Роба:

— Проводи его в заднюю комнату, пусть помо­ется, а то от него несет, как из помойного ведра, которое не выносили целую неделю, а затем приведи в мой кабинет.

Столь странное и неожиданное благоволение к этому уродливому бродяге объяснялось довольно просто. Мастер Семерик, владелец «Сада наслаждений», еще недавно испытывавший сходные труд­ности, в последний месяц сумел изрядно поправить свои дела, раскопав где-то в провинции мальчика с оригинальным уродством. Тот имел по шесть па­льцев на каждой руке и раздвоенный язык. И клиент пер на него со страшной силой. Так что теперь каждый хозяин борделя был озабочен поисками ка­кого-нибудь уродца...

Впрочем, с Робом ничего не вышло. Он был слишком громоздок, неуклюж, а при виде обна­женных женских прелестей впадал в полный ступор или (что еще хуже) в страшную панику. Но вот привратником он оказался великолепным. От его глаза или, вернее, нюха не могла укрыться ни одна визикамера, ни один полицейский глаз, а уж буянам достаточно было только взглянуть на его страшно­ватую физиономию и огромные когтистые кулаки величиной с лошадиную голову каждый, чтобы тут же прийти в состояние полной умиротворенности. Но, к счастью владельца «Отеля удовольствий», загадочная эпидемия, поразившая его деревню (ма­стер Труа так до конца и не разобрался, с какой из окраинных планет происходил Роб, впрочем, он и не особо старался разобраться) и изуродовавшая Роба, оставила свои следы и на его родственниках и односельчанах. Так что спустя всего полмесяца после того, как Роб постучался в двери отеля, на его пороге возник его гораздо более симпатичный племянник, на вид почти ничем не отличавшийся от обычного юноши. Однако его тело от шеи и до ступней было покрыто толстой кожистой чешуей (особенно пикантно эта чешуя смотрелась на ин­тимных деталях, но, как оказалось, сие совершенно не мешало этой части его тела выполнять порученную ей природой работу, а некоторые клиентки считали, что даже изрядно помогало), из-под вер­хней губы выпирали небольшие клычки, а ногти по размерам почти равнялись дядиным. Короче, он тоже оказался натуральным уродом, причем благо­даря своей юности и более изящному (только на фоне дядюшки) телосложению пришелся по вкусу гораздо более широкому кругу клиентуры. А кроме того, он был не один. К настоящему моменту в отеле имели честь пребывать уже трое племянников Роба, по имени Лерой, Тироль и Идрис, из-за чего заведение дядюшки Труа пользовалось бешеной по­пулярностью...

 

Как только купюра, попавшая в руки хозяина, втянулась ему под ногти, мастер Труа благосклонно кивнул Робу... дядюшке Робу, и тот захрипел и зашелся в кашле. Это означало, что он вот-вот разразится длительной, на     пять-шесть слов, речью. Но Лерой уже все понял сам:

— Дядя...

Роб наконец справился с кашлем и начал вы­стреливать слова:

— Тироль... письмо... тетушка... Магмара...

Лерой коротко кивнул и бросился по коридору к своей комнате.

Мастер Труа проводил его умильным взглядом. Ах, мальчик сегодня заработал ему почти шесть со­тен, ну что за душка! Хозяин так до конца и не понял, что произошло и о каком письме идет речь, но, судя по тем обрывкам, что достигли его ушей, вроде бы заболела какая-то родственница его уродцев. Ну и Адам с ней...

Однако через десять минут его настроение круто изменилось. Запершись в своем кабинете, он толь­ко-только приступил к приятнейшему занятию, которому предавался каждое утро (особенно после та­кой удачной ночи, как сегодняшняя), когда вдруг в дверь кабинета постучали. Мастер Труа на мгновение замер, затем торопливо захлопнул денежный ящик и ткнул пальцем в кнопку активации визи-камеры, чтобы посмотреть, кто это там ломится к нему в это святое (как это было известно всем оби­тателям борделя) время.

Экран показал развернутую картинку всех чет­верых земляков-уродцев, переодетых в уличную одежду и навьюченных вещмешками. Несколько мгновений Труа оторопело пялился на эту картину, грозившую пустить под откос все его финансовое благополучие, а затем решительно надавил на клавишу, открывающую электронный замок.

Через минуту все четверо выстроились у дальней стены его кабинета. Заговорил, как всегда, Лерой:

— Мы это... хозяин... нам надо уехать...

Мастер Труа, который в течение этой минуты продолжал с показной сосредоточенностью пере­считывать деньги, оторвался от своего занятия и сурово уставился на них. Несколько мгновений его маленькие свинячьи глазки бегали по их лицам в поисках признаков иронии (хотя еще мгновение назад он был совершенно уверен в том, что эти тупые выкормыши с окраинных миров в принципе не умеют шутить), затем его тонкие губы растяну­лись в подобии угодливой улыбки. О, он совер­шенно не собирался никак угождать этим провин­циалам, еще чего... просто это был условный реф­лекс, выработавшийся у мастера за долгие годы сто­личной жизни.

Столица — очень жестокий и подлый мир, где место под солнцем завоевывается в упорной схватке с тысячами других, тоже жаждущих этого места, где каждый готов вцепиться в глотку каждому и где даже самый мелкий и незначительный обитатель в любой момент может показать свои, у кого мелкие, а у кого и неожиданно крупные и опасные клыки. Так что, как только нос мастера Труа различал в воздухе угрозу его собственному благополучию, все его органы тут же рефлекторно приходили в боевое положение, то есть на губах появлялась угодливая улыбочка, голос приобретал лебезящие нотки, а шея тут же опускала голову на пару дюймов ниже и разворачивала таким образом, что вся фигура ма­стера Труа приобретала униженно-просящие очертания. А что делать? Возможность встречать угрозу, гладя ей в лицо и с гордо поднятой головой, всегда, во все времена, стоила в столице слишком дорого и для многих и многих ее обитателей была недо­стижимым удовольствием.

— Но... как же так, дорогие мои? Неужели вы хотите бросить старого дядюшку Труа? И это после всего, что я для вас сделал?

Лерой переступил с ноги на ногу и, вжав голову в плечи, угрюмо пробормотал:

— Простите, мастер, нам надо... тетушка Магмара помирает... и сарай надо матери отремонтировать…

Мастер Труа всплеснул пухлыми руками:

— О Ева-заступница, какие мелочи... — По из­менившимся лицам стоявших перед ним главных источников дохода он мгновенно понял, что так говорить нельзя, и сменил тон: — Нет-нет, мне тоже очень жалко вашу тетушку, я даже готов... — Тут его руки вновь торопливо погрузились в де­нежный ящик, лихорадочно отыскивая среди смя­тых бумажек купюры помельче. — Вот… возьмите, — толстые пальцы мастера вынырнули наружу с не­сколькими зажатыми между ними купюрами до­стоинством один и два кредита, — отправьте эти де­ньги тетушке, и она сможет купить на них дорогое лекарство (это была неслыханная щедрость, поско­льку предложенная хозяином сумма превышала ме­сячный заработок любого из стоящих перед ним). Так что вам совершенно незачем ехать самим... — Мастер Труа рассыпался довольным смехом. И на­прасно. Стоявшие перед ним уроды — гаранты его процветания, лишь угрюмо переглянулась и еще бо­льше нахохлилась. Похоже, их решимость покинуть «Отель удовольствий» была слишком твердой, чтобы ее могла поколебать такая сумма, как, наверное, и более крупная. Но мастер Труа попытался.

— Послушайте, вам совершенно незачем уез­жать. Вашей тетушке лучше поможет квалифици­рованный врач. А вы там будете только мешаться. Более того, здесь вы сможете заработать... причем больше, намного больше, чем раньше. Я согласен платить вам... — Тут мастер Труа запнулся, ибо сло­ва, что сейчас готовился произнести его язык, жгли огнем его сердце. — Вы будете получать… два-ад... нет, тридцать кредитов в месяц! — Хозяин борделя вздрогнул и зажмурился от подобной перспективы и едва не дал задний ход. Но... если эти трое уедут, то на его «Отеле удовольствий» можно поставить...

—Да! Я буду платить вам тридцать кредитов. — Хозяин решительно кивнул, тряся тройным подбо­родком и, распахнув глаза, гордо уставился на стоящий перед ним персонал. К его изумлению, даже столь чудовищная сумма совершенно не произвела на них никакого впечатления. Мастер Труа, все еще не пришедший в себя от собственной щедрости, оторопело вытаращился на них. О Ева-спаситель­ница, что же еще может их остановить? И тогда мастер Труа решился на отчаянный шаг. Он вновь запустил руку в денежный ящик и (буквально чув­ствуя, как скрипят и хрустят пальцы) вытащил от­туда две измятых полусотенных кредитки:

— Вот, вот, возьмите, отправьте тетушке, мате­ри... на это можно построить дюжину сараев.

Гаранты процветания переглянулись, Тироль по­качал головой:

— Да-а-а...

Ему в ответ кивнул Лерой:

    Двенадцать сараев! Это… о-о-о-о!

Следом покачал головой дядюшка Роб, а Идрису выпала честь закончить обсуждение.

— Да уж! — глубокомысленно заявил он. Но к протянутым Труа деньгам никто не прикоснулся.

Мастер нахмурился и тряхнул вытянутой рукой (деньги жгли ему пальцы):

— Ну же, чего вы стоите, берите!

Уроды снова переглянулись, Лерой вздохнул:

— Извините, мастер Труа. Но... нам не нужно столько сараев!

 

 

5

 

Большой парадный выезд герцога Эсмеральды, как и большинство подобных моделей других вы­сокопоставленных особ, был сконструирован на базе стандартного армейского десантного бота типа «Мотылек». Вообще-то ходили слухи, будто у гра­фини Эрлисии большой парадный выезд был собран на основе ходовой платформы типа «Гусь» (в про­сторечии «Большая буханка»), но это было уже нон­сенсом. «Гусь» имел сорок ярдов в длину и двенад­цать в ширину. А поскольку согласно традиции па­радный выезд передвигается только над наземными дорогами и на высоте не более одного фута от по­верхности, для подобного монстра оказывались не­доступными девяносто девять процентов наземных дорог. Он просто не вписался бы в первый же по­ворот. Так что даже если это и было правдой, то, скорее всего, этот парадный выезд графини никогда не покидал пределы ее поместья. Парадный же выезд герцога Эсмеральды был вполне стандартных размеров — десять ярдов в длину и три с половиной в ширину. И внешне он почти ничем ни отличался от классических образцов — высокий корпус с огромными зеркальными окнами, массивная сдвижная дверь, масса хрома и позолоты и пара двойных «стаканов» для лакеев в кормовой части. Конечно, открытые площадки с поручнями, по мне­нию герцога, выглядели бы шикарнее, но ей эта колымага досталась по наследству, и она решила ничего не менять. Тем более что, если все пойдет по плану, от нее все равно придется отказаться. Может быть, поэтому она так полюбила эти вечер­ние поездки по поместью. Настолько, что велела заложить парадный выезд даже сегодня, хотя с са­мого утра не переставая лил дождь... Впрочем, ско­рее всего, это был один из последних выездов. Со­общение профессора Антемы заставило резко фор­сировать планы, поэтому скоро все должно реши­ться. Скоро произойдут событий, которые вознесут ее, герцога Эсмеральду, на самую вершину власти... и заставят отказаться от маленьких радостей. По­этому она спешила пользоваться моментом...

 

Когда жаркая дискуссия в курительной начала понемногу иссякать, герцог незаметно выскользну­ла из комнаты и поднялась к себе в кабинет. Она едва успела разжечь жаровню, нагреть песок и вот­кнуть в него несколько джезв с ароматным содер­жимым, как дверь кабинета тихо открылась, и в комнату деловито вошли пять человек, которых она ожидала. Адмирал Шанторин была не в курсе того, что помимо того круга лиц, озабоченных судьбой королевства и изысканием возможности направить его развитие по пути свободы и демократии, к которому ныне принадлежала и она сама, существует еще один, гораздо более узкий круг. Причем мнение лиц этого круга весило гораздо больше, чем всех остальных сторонников изменений в государстве, вместе взятых. Ну, по поводу четверых из этого узкого круга у Шанторин, даже узнай она о его существовании, не возникло бы никаких вопросов. Потому что она считала этих четверых личностями, способными без всякого мыла пролезть в любое, даже самое узкое анальное отверстие. Но вот пятое лицо... Впрочем, адмирала Шанторин здесь и в по­мине не было, а в глазах герцога присутствие всех пятерых выглядело вполне оправданным. Поэтому Эсмеральда только слегка покосилась на вошедших, ни на мгновение не отрываясь от своего чрезвы­чайно важного и серьезного занятия, требующего полной сосредоточенности. В этом большом поме­стье, заполненном десятками и сотнями вышко­ленных слуг, не было ни одного человека, которому герцог доверила бы это дело. Впрочем, таковых не было и на всей этой планете, да и вообще в коро­левстве существовало только трое, кому Эсмеральда могла бы доверить, и то не очень охотно, завари­вание кофе. Причем один из них был уже мертв.

Наконец джезвы почти одновременно вскипели густой коричневой пенкой, после чего их содержи­мое было разлито по маленьким изящным чашечкам, которые тут же перекочевали в руки гостей. И герцог наконец позволила себе уютно устроиться в своем кресле:

— Итак, что будем делать?

Сестры Энгеманн переглянулись, затем старшая втянула губы и откинулась на спинку мягкого ди­ванчика, вновь, как и обычно, предоставляя млад­шей огласить их совместное мнение:

— Ждать больше невозможно. Акция должна быть проведена в течение недели.

Герцог насмешливо вздернула бровь:

    Это общее мнение?

Младшая Энгеманн скривилась.

— Разве это сборище болтунов способно выра­ботать какую-то общую позицию? Это наша пози­ция. — Она бросила выразительный взгляд на остальных присутствующих. Молчание супругов Присби было выразительнее всяких слов. Герцог мед­ленно кивнула:

— Годри, как там дела с рейтингами?

Глистообразный Годри Присби вялым движени­ем извлек из папки, с которой никогда не расста­вался, тонкие пластиковые листки распечатки. Пару мгновений он вглядывался в них, а затем скривил лицо в странной гримасе, которую окружающие могли расценить и как отвращение, и как брезгливое одобрение:

— Пока неплохо, но динамика мне не нравится. По-моему, начинается откат.

— А мы можем что-то сделать за оставшееся время?

Годри задумался. Его жена хранила молчание. Только очень информированные люди знали, что за последние десять лет Каролина Присби где под­купом, где угрозами, где прямым шантажом сумела получить негласный, но от этого не менее эффек­тивный контроль над тремя из пяти самых влиятельных головизиосетей королевства. Но это было еще не все. Действуя теми же методами, она смогла продвинуть в руководство профсоюза работников головещания Берту Железную Задницу, которая вот уже лет восемь как была у нее на содержании. И это назначение позволило ей накинуть удавку на свое­нравную и не признающую никаких видимых огра­ничений журналистскую вольницу. Ибо неугодные журналисты теперь довольно быстро оттеснялись от первых ролей. Нет, внешне все было прилично, никто не налагал никаких запретов, просто на тех каналах и у тех программ, которые выступали с позиций, неугодных Каролине Присби, внезапно начинались проблемы с персоналом.

Электрики,  осветители,  ассистенты  внезапно принимались выдвигать требования о повышении зарплаты, сокращении рабочего дня, улучшении условий работы, проводить предупредительные за­бастовки, пикетирование студий, сидячие бойкоты. Каналы лихорадило, студии срывали сроки подготовки программ, и так продолжалось до тех пор, пока руководство не сдавалось и не меняло про­граммную политику, отказываясь от услуг неугодных журналистов. В этом случае тоже все обставлялось вполне прилично. Руководители каналов и редак­торы программ на пресс-конференциях и в частных интервью жаловались на финансовые трудности, на необходимость сократить расходы, на проблемы с оснащением и иные причины. Так что выброшенные за ворота «звезды» независимой журнали­стики, привыкшие не только к независимости, но и к увесистым гонорарам, внезапно обнаруживали, что они больше не являются желанными гостями ни на одном сколь-нибудь крупном канале. И задумывались, почему это произошло. Многие при­ходили к правильным выводам, ну а рядом с теми, кто был недостаточно разумен и никак не хотел поверить в происходящее, как-то случайно оказы­вались один-два доброхота, которые и разъясняли им, деликатно, что и как.

Большинство молча сделало выводы и вскоре вернулось к своим местам в центре экранов и при­вычным гонорарам. Меньшинство же, не пожелав­шее поступиться принципами, было тут же «притоплено» еще ниже, на третьеразрядные каналы, к совсем уж смешным гонорарам, где многие тихо спились. Так что вот уже почти два года практически вся сеть головизиоканалов национального масштаба либо находилась под полным контролем Каролины Присби, либо чутко держала нос по ветру, настороженно ловя не просто предпочтения хозяйки, но даже оттенки этих предпочтений. Именно этим и объяснялось то стремительное изменение народных настроений и отношения к королеве, которое сто­ронний наблюдатель мог наблюдать за последние четыре месяца. Но сторонних наблюдателей здесь не было. Те же, что были, сами находились под воздействием кампании по промыванию мозгов, организованной подконтрольными Каролине Присби СМИ. Вот только никто не догадывался, что это вовсе не Каролина захватила контроль над головизиосетями и прибрала к рукам профсоюз. Все это было сделано по планам и под руководством ее крайне невзрачного на вид и внешне флегматичного супруга. Поэтому, когда Годри открывал рот, Ка­ролина предпочитала молчать.

— Не знаю... — Годри с сомнением покачал головой. — И без того вся кампания ведется на грани фола. Если «пережать», население вполне может «вспомнить», что оно любит королеву, и тогда...

    А как дела на финансовом фронте?

На этот раз вопрос был обращен к сестрам Энгеманн. Им принадлежал самый крупный по активам и развитию филиальной сети банковский хол­динг королевства. О чем были осведомлены прак­тически все граждане королевства. А также еще добрая   сотня   более   мелких   полукриминальных структур и тысячи ныне действующих и давно по­чивших в бозе фирм-однодневок, являвшихся про­фессиональными «прачечными» по отстирыванию криминальных финансовых ресурсов. О чем были осведомлены очень немногие. Причем обороты и, соответственно, доходность этой криминальной составляющей совместного бизнеса сестер Энгеманн заметно превышали обороты и, естественно, доход­ность легального бизнеса.

На этот раз ответила старшая:

— Неплохо. Мы увеличили свою долю до бло­кирующего пакета в «Эдисон найкуз» и «Блонди дайнемикс», что с предыдущими нашими приобретениями выводит нас на вторую позицию. Конечно, если бы ситуация развивалась более... плавно, мож­но было бы предпринять еще кое-какие полезные шаги, но, если королева сумеет восстановить свой контроль над деятельностью регистрационной па­латы, наши потери будут несоизмеримо выше воз­можных приобретений. Так что я — за безотлага­тельное проведение акции.

Герцог понимающе кивнула и обратила свой взор на последнего гостя:

    Ну а что скажешь ты?

Гость манерно скривил губки:

    Никаких проблем.

Герцог хмыкнула:

— Что ж, тогда... так и решим. Я думаю, что за оставшиеся несколько дней сумею подготовить на­ших... единомышленников (все присутствующие понимающе переглянулись, уловив интонацию, с какой герцог произнесла это слово) таким образом, что, когда ЭТО произойдет, они будут совершенно уверены, что все решили сами.

На этом и порешили...

 

Герцог тряхнула головой, отвлекаясь от воспо­минаний. Большой парадный выезд плавно при­тормозил и остановился. Герцог приподнялась на подушках и, вытянув шею, выглянула в окно. Вокруг все было спокойно, но в следующее мгновение мимо промелькнула пестрая ливрея. Это означало, что рева сирены и ругани пилота через полуоткры­тую форточку кабины оказалось недостаточно для устранения причины остановки. В таком случае на эту причину, пожалуй, следовало посмотреть по­ближе. Заодно и ноги размять. Эсмеральда хлопнула ладонью по сенсору разблокирования дверей и под­нялась на ноги. Дверь едва успела отойти в сторону, как у проема возникла запыхавшаяся лакей.

    Что там?

Лакей побагровела:

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, сей­час все будет...

Герцог досадливо сморщилась:

— Послушай, милейшая, я задала тебе вопрос, а не спрашивала твое мнение по поводу того, как быстро вы все устраните. Сказать по правде, только за то, что мы все-таки остановились, вы уже за­служиваете порки. Итак, что там произошло?

Лицо лакея последовательно сменило багровый, снежно-белый и      сине-зеленый тона, после чего она с натугой заговорила:

— Там это... крестьяне какие-то. Тупые неверо­ятно...

— С чего ты взяла, что тупые?

— Так это... мы их плетками лупим, а им хоть бы что...

Герцог заинтересованно вскинула подбородок:

— Ну-ка, ну-ка... — Одной из ее тайных страстей было коллекционирование людей с редкими урод­ствами или причудливыми извращениями психики. Правда, основная часть ее коллекции пока храни­лась далеко отсюда, но кое-какие экземпляры она привезла с собой. И возможность пополнить эту коллекцию ее страшно возбудила.

То, что она увидела, не слишком впечатляло. Прямо посреди дороги, в луже, уныло сидел здоро­венный самец (настолько огромный, что Эсмеральда даже цокнула языком, она еще никогда не видела такого самца). Рядом с ним в столь же бе­зучастных позах сидели еще три самца потоньше и помоложе. А вокруг них прыгали трое лакеев, остервенело охаживая всех четверых плетками. Гер­цог немного постояла, любуясь, потом достала из кармана свисток и резко дунула. Вышколенные ла­кеи тут же прекратили лупцевание и отпрянули на­зад. Эсмеральда подошла поближе и чувствительно пнула большого самца носком ботфорта. Тот никак не отреагировал. Герцог пнула сильней, так что от удара даже заныл большой палец ноги. Но результат остался неизменным. Герцог хмыкнула:

— Эй, ты...

В ответ самец разразился натужным кашлем, и герцог немедленно отодвинулась назад. Не хватало еще подцепить какую-нибудь заразу. Кто их разбе­рет, этих бродяг, чем они там болеют? Конечно, медцентр вылечил бы любую болячку за пару дней или за неделю, в зависимости от того, какой медкомплект использовать — стационарный или портативный, но у Эсмеральды как раз-то и не было этих двух дней. Сейчас счет шел уже на часы, и опоздание грозило полным крахом. Если все, что рассказала эта старая сучка Антема, — правда, то королева очень скоро окончательно очухается и тут же не преминет запустить обе руки в тот кисель, который удалось создать им с четой Присби и се­страми Энгеманн, а это означало полный провал. У этой молодой стервы острый глаз, да к тому же совершенно отсутствует патологическое мягкосердечие, присущее всем представителям ее ветви династии (за исключением, пожалуй, только адми­рала Сандры, но та приходится королеве родст­венницей скорее по боковой линии). То есть доб­роты у нее, конечно, не отнять (уму непостижимо, до какой степени раздут бюджет вспомоществова­ния отцам-одиночкам, вдовцам по случаю потери кормилицы, сколько было пооткрыто сиротских до­мов), но, увы, не к мятежникам...

Наконец урод прокашлялся и хрипло, с натугой проговорил:

— Мы... крестьяне... госпожа. Работали... в сто­лице... госпожа. Сейчас... домой... госпожа.

Герцог поморщилась, но не ушла. От этих сог­бенных фигур явственно веяло непробиваемой ту­постью. И перед ней внезапно забрезжило решение проблемы, которая подспудно занимала ее ум все последние дни, а именно проблемы верности. Дело в том, что большая часть слуг поместья были родом отсюда, с Тронного мира. И, несмотря на строжай­ший личный отбор, она все же сомневалась, оста­нутся ли они верны ей, если она поднимет мятеж. Надежных же людей, которых она переправила из родных мест и в верности которых нисколько не сомневалась, было не очень много, и в ближайшее время они должны были понадобиться в десятке разных мест. Конечно, такое положение должно было продлиться недолго — неделю, максимум две, а затем на Тронном мире высадились бы десятки и сотни тысяч верных соратниц, чье прибытие стало бы совершенно неожиданным даже для сестер Энгеманн и супругов Присби. Но этого надо было еще дождаться. Надо было не только продержаться, но и постараться взять под контроль наиболее важ­ные точки, чтобы обеспечить беспроблемную вы­садку прибывших подкреплений. И главным фак­тором успеха всего предприятия было — не упус­тить двух высокопоставленных пленниц. Ибо план всего мятежа (эти дуры, ее соратницы, все еще ду­мали, что участвуют в банальном мятеже) был по­строен на том, что никто, кроме узкого круга по­священных, до нужного момента не подозревает, что в королевстве происходит самый настоящий мя­теж. Приказы флоту и войскам должны были отдавать штатные командиры или официальные «исполняющие обязанности», назначенные в связи с болезнью командира, его отлучкой по семейным обстоятельствам или еще по какой-либо личной причине. Сетевые новости должны выходить в срок и быть самыми обычными, биржа — держать коле­бания индексов в обычных параметрах. Так что жизнь должна течь своим чередом до тех пор, пока...

Конечно, можно было бы, как предлагали сестры Энгеманн или мужская половина Присби, по-ти­хому придушить королеву и ее тетку, но Эсмеральда допускала это лишь на крайний случай. Потому что существовала большая вероятность того, что пленницы могут ей понадобиться на конечном эта­пе, в последние дня два из десяти дней ожидания подкреплений, если вдруг сестры Энгеманн или су­пруги Присби почуют ее двойную игру. Угроза вы­пустить пленниц, да еще и выступить на их стороне должна была дать пару дней форы, которые могли оказаться жизненно важными. А в случае совсем уж непредвиденного развития событий можно было действительно выпустить пленниц, объявив им, что она, Эсмеральда, действовала по принуждению… или, лучше, из искреннего убеждения в преиму­ществе республиканского пути, но разочаровалась в соратницах. А пока горящие ненавистью друг к другу мятежники и роялисты рвали бы друг друга в клочья, все бы уже закончилось... Но для этого надо было удержать пленниц.

Герцог окинула сидящих перед ней уродцев за­интересованным взглядом. Какая интересная мута­ция! Тупость только на руку, тупых труднее подку­пить и сложнее убедить. Да и дольше к тому же... Но сначала стоит проверить еще пару предположе­ний. Эсмеральда протянула руку к лакею:

— Шокер!

Та выхватила оружие и поспешно ткнула в руку хозяйке. Герцог большим пальцем передвинула ре­гулятор до максимума и, направив раструб на си­дящую в луже глыбу плоти, нажала на спуск. Глыба не шелохнулась. Герцог поочередно перевела рас­труб на три фигуры поменьше. Те уже отреагиро­вали... правда, всего лишь легким почесыванием. Оставался последний тест.

— Ошеломитель!

Лакей вздрогнула, но тут же опомнилась и мет­нулась к своему «стакану». Спустя минуту герцог подняла раструб ошеломителя и надавила на спу­сковой рычаг. Крупный самец взревел и прыгнул вперед, на обидчицу, а тех, что помельче, скрутило... что, однако, не помешало им откатиться в сторону, выходя из-под луча. Вышколенные лакеи, не успев ничего осознать, рванулись навстречу...

Через десять секунд герцог холодно улыбнулась в оскаленную... морду (назвать ЭТО лицом не было никакой возможности) и небрежно бросила:

— Я беру вас на службу. На десять дней. Оплата двенадцать золотых в день, — и, кивнув в сторону «стаканов», добавила: — Полезайте. — После чего повернулась и величественно проследовала в салон. Крупный самец поднял окровавленные лапы и уткнулся озадаченным взглядом в «стаканы». А один из тех, что помельче, тронул его за плечо и без предварительного кашля произнес:

— Пойдем, дядюшка Роб...

Тот опустил лапы, окинул пустым взглядом куски мяса, оставшиеся от мгновенно растерзанных че­тырех тренированных лакеев-охранниц, и, понуро опустив плечи, послушно побрел в сторону осво­бодившихся стаканов. В его голове звенела мысль: «Мы сделали это!»

 

 

6

 

Это утро началось просто великолепно. В об­щем-то, все последнюю неделю она просыпалась довольно рано и почти каждый день в хорошем настроении, но сегодня… сегодня все было нео­бычным. Тэра проснулась на рассвете и некоторое время лежала, положив руку на живот и чувствуя кожей ладони едва ощутимое биение крохотного сердечка. И этот едва ощутимый (а возможно, даже совершенно не ощутимый, а просто придуманный ею) ритм наполнял ее сердце чистой, незамутнен­ной радостью. «Ты не одна,— говорило ей это ма­ленькое сердечко.— Даже если ОН ушел навсегда, ты все равно не одна».

В восемь часов она впервые за последние четыре месяца вышла к завтраку. Встретившаяся ей по пути молоденькая дворцовая служанка разинула рот, уви­дев причесанную и аккуратно накрашенную коро­леву, бодрым упругим шагом спускающуюся по ле­стнице в малую столовую. И это изумление еще больше подняло Тэре настроение. Похоже, ее уже списали со счетов все, а не только политики. Что ж, тем неприятней будет для всех ее неожиданное выздоровление...

Сандра появилась уже к концу завтрака. Задер­жавшись в дверях, она окинула взглядом уютную столовую, Тэру, с аппетитом уплетающую фруктовый десерт, криво усмехнулась, шагнув вперед, по­додвинула ногой, обутой в парадный ботфорт, крес­ло и опустила в него свой сухопарый зад:

— Вижу, милая моя, тебе явно полегчало.

Тэра старательно облизала ложку и бросила ее в вазочку из-под десерта, окинула взглядом разгром, учиненный ею на столе, и вздохнула:

— Да уж, не могу представить, что еще пару дней назад меня с души воротило при виде всей этой вкуснятины.

Сандра рассмеялась:

— Ну, слава Еве-спасительнице... в таком случае, милая моя, нам пора идти в твой любимый кабинет.

— Ну, это мы всегда с удовольствием, — хмык­нула королева, с некоторым затруднением выбира­ясь из-за стола. С тех пор как Сандра ушла с поста регента, у нее не было официального кабинета во дворце, как, впрочем, и официальной должности. Однако, когда королева вплотную занялась подготовкой нападения на Форпост, в связи с чем Сандра вновь переселилась во дворец, она заняла те же самые апартаменты, которые были у нее во время регентства. И хотя это не было никак закреплено официально (ни даже устным распоряжением ко­ролевы), никто и не подумал возражать. На следу­ющий же день после того, как Сандра разместилась в своих старых апартаментах, мажордом доставила в ее старый кабинет прежнюю мебель (которую, как оказалось, она заботливо сохранила в своих кла­довых, запретив кому бы то ни было ее растаскивать), а через день начальник узла связи дворца уже установила там ЗАС-терминал. Так что, когда Тэра через пару дней появилась в кабинете Сандры, она ошеломленно замерла на пороге, а затем весело рассмеялась. Ей показалось, что она вернулась в почти беззаботное детство. И все те месяцы, пока шла подготовка к штурму Форпоста, это ощущение было ее маленькой тайной. Иногда она даже спе­циально придумывала себе причины, чтобы лишний раз вырваться из холодно-официальных, запол­ненных стерильным кондиционированным возду­хом помещений Главного штаба флота или помпезных дворцовых зал и появиться в этом кабинете. Все для того, чтобы вновь погрузиться в то время, когда маленькая королева Тэра сидела, забравшись с ногами, в большом черном кресле, стоящем в самом углу кабинета регента рядом со старомодным книжным шкафом и, посасывая карамель на палочке, таращилась на склонившуюся над бумагами тщательно завитую макушку самого регента. Поэ­тому сейчас, после стольких месяцев мучений, когда она практически не покидала своей спальни, ей было особенно радостно вновь окунуться в то без­заботное время (пусть для кого-то со стороны оно и не казалось столь уж беззаботным).

Войдя в кабинет, Тэра тут же направилась к свое­му любимому креслу. Однако, как оказалось, усе­сться так, как ей хотелось, на этот раз как-то не получилось. Мешал пусть и не слишком заметный, но уже явно увеличившийся живот. Но по сравне­нию с пережитыми мучениями это была такая ме­лочь, что Тэра лишь улыбнулась.

Сандра с размаху шмякнулась в свое старое, из­рядно потертое кресло и, по своей старой привычке вскинув ноги в ботфортах на мраморную столешницу, протянула руку к терминалу ЗАС. Терминал был запрограммирован на сканирование папиллярных линий на всей площади ладони; спустя мгновение после того, как рука оказалась в поле сканирования, над столом должен был вспыхнуть двусторонний экран. Однако ничего не произошло. Сандра нахмурилась:

— Адам побери... опять у них что-то сбоит...

    Мы кого-то ждем? — осведомилась Тэра.

Сандра досадливо поморщилась:

— Ну да, мой Усачок страшно желает нам что-то сообщить... а, ладно, позвоню так. — И она извлекла из кармана свой комкомп.

Через минуту Сандра оторвала от уха комкомп и с недоумением уставилась на него.

— Что такое? — лениво осведомилась Тэра, ко­торую после обильного завтрака слегка разморило в кресле.

— Не знаю. — Сандра пожала плечами. — Похо­же, и мобильник вырубился. Поле исчезло. Куда смотрит эта засранка Имага (полковник Имага была комендантом дворца)?

Но развить эту тему она не успела. В кабинет ввалился Усатая Харя. Окинув взглядом присутству­ющих, он расплылся в улыбке, которая тут же сменилась озабоченным выражением:

    Девочка моя, как ты себя чувствуешь?

Тэра озорно хмыкнула:

    А то ты не видишь, старый хрыч.

Старый дон облегченно расхохотался:

— Вот теперь вижу, маленькая буянка. — Но тут же посерьезнел. —Ладно, хватит веселиться, нам предстоит обсудить не очень-то веселые вещи. Кста­ти, завтрак я приказал подать сюда. На троих.

Сандра фыркнула:

— Ну, после того, что наша маленькая проказ­ница устроила в малахитовой столовой, я не думаю, что она к нам присоеди...

— Ну почему же, — промурлыкала Тэра, — я не наелась десерта. Клубника со сливками сегодня была чудо как хороша.

Через десять минут, когда прислуга, споро на­крывшая на стол, наконец удалилась, они присту­пили к набиванию животов. Спустя пятнадцать Уса­тая Харя, успевший быстро прикончить сковороду отличного омлета с беконом и изрядно уполовинить кувшин, отодвинул от себя тарелку:

— Вот что, девочки, пока вы были заняты своими женскими проблемами, вокруг начали твориться ка­кие-то странные дела.

Сандра, уже поднесшая ко рту вилку с порцией икры, чернеющей на маленьком язычке сливочного масла, замерла:

    Что ты имеешь в виду?

Усатая Харя тяжело вздохнул:

— Я хотел бы ошибиться, но... — Он пожал плечами и начал рассказывать...

Пятнадцать минут спустя Сандра с каменным лицом встала из-за стола, подошла к терминалу ЗАС и вновь попыталась включить связь. Затем все с тем же застывшим выражением на лице вернулась на свое место, извлекла из кармана комкомп и на­жала на кнопку активации:

— Что ж, в свете всего того, что ты мне только что рассказал, я боюсь, мы опоздали.

Усатая Харя нахмурился:

— Ну, я не думаю...

Но договорить ему не дали. Двери распахнулись, и в кабинет ввалилась дюжина личностей. Одеты они были в униформу дворцовых слуг, но в руках у них вместо подносов и ажурных подсвечников было оружие — ручные игольники и лучевики. По­зади всех маячила фигура с армейским плазмобоем, правда, устаревшего образца.

Усатая Харя среагировал первым. Он взревел:

— Мятеж! — и, рывком выдернув из-под себя тя­желое кресло, швырнул его в приближающихся на­летчиц. Двух, вооруженных дальнобойными охотничьими лучевиками, вынесло наружу вместе с оконной рамой. Благородный дон прыгнул на стол, схватил увесистый подсвечник и следующим ударом опрокинул массивную налетчицу, с трудом впих­нувшую свои телеса в мундир лакея-коридорной. В этот момент в бой вступила адмирал. Когда две налетчицы попытались схватить ее за руки, она от­толкнулась ногами от пола, так что кресло, в ко­тором она сидела, начало опрокидываться на спинку, а затем резко раскинула ноги в стороны, при­бавив к силе своих мышц инерцию падающего крес­ла. Обе налетчицы опрокинулись навзничь. Адмирал перекатилась назад и взревела:

— Мятеж! Гвардия — ко мне!!

Королева тоже не осталась безучастной — схва­тив со стола пару вилок, она метнула их в толпу. Одна из них, похоже, оставила только синяк на взвизгнувшей фигуре, а вот вторая вошла точно под правую надбровную дугу налетчице с худой ло­шадиной физиономией и горящим взором, со сби­той набок поварской наколкой на голове, от чего кабинет тут же заполнился отчаянным визгом. Этот пугающий звук вкупе с удачным ударом Усатой Хари, ловко опустившим массивный подсвечник на затылок еще одной налетчице, от чего та без звука рухнула на пол, забрызгав суетившихся рядом с ней товарок своими мозгами, заставил налетчиц откатиться назад к двери, где они и замерли, бестолково теснясь и размахивая оружием. Похоже, весь их арсенал был предназначен для запугивания, и они не собирались пускать его в ход, очевидно решив, что двое ветеранов и предводительница флота, только что разгромившего чудовищную армаду Врага, при виде десятка ручных стволов тут же под­нимут лапки вверх.

Некоторое время стороны молча пялились друг на друга. Сандра скривила губы и презрительно бро­сила:

— Тоже мне, мятежники... уроды, только сиськами перед мужиками трясти умеете.

В этот момент в проеме двери появилась стройная фигура, закутанная в темный плащ и вздернутой полой его прикрывавшая лицо. Остановившись на пороге, женщина окинула взглядом кабинет — поваленную мебель, выбитое окно и три неподвижные фигуры на полу — и вскинула руку, делая знак     кому-то за своей спиной. Сандра фыркнула, наме­реваясь высказать появившемуся главарю налетчи­ков (а это, несомненно, была она) все, что она думает о таких адамовых подстилках (в том, что мятеж провалился, у нее не было никаких сомнений, ведь вот-вот в библиотеку должны были во­рваться верные гвардейцы), как вдруг в проеме две­ри показалось новое лицо. На этот раз не скрытое никакими масками или полами плащей. Это была... профессор Антема. Сандра ахнула:

— О святая Ева, профессор, вы?

Личный врач королевы подслеповато прищури­лась и пошевелила губами, но не успела ничего сказать, так как фигура в плаще откинула полу и тоже обнажила лицо.

— Да, мой милый адмирал, это она. — Герцог Эсмеральда ослепительно улыбнулась и, повернувшись к профессору, нежно проворковала: — Ну же, профессор, я долго буду ждать?

Профессор суетливо завозилась, и через пару мгновений в ее руках возник тускло поблескиваю­щий полицейский ошеломитель. Повисла зловещая тишина. Все присутствующие прекрасно знали, что королева беременна, а полицейский ошеломитель было категорически запрещено применять против беременных женщин именно потому, что он вы­зывал неминуемую гибель плода. И вот это оружие появилось в руках врача...

— Профессор... — Голос Сандры дрогнул, и тут ее перебил взволнованный, торжествующий голос герцога:

— Подождите, мой друг. Сначала я уберу вот это.

Эсмеральда шагнула вперед и, выдернув плазмобой из рук потерянно переминавшейся с ноги на ногу налетчицы, отточенно-привычным жестом вскинула приклад к плечу. Усатая Харя взревел и отпрыгнул в сторону, поэтому первый заряд плазмы прожег дыру в стене, обдав всех находившихся в комнате нестерпимым жаром. Королева жалобно вскрикнула и схватилась за живот. Герцог злобно выругалась себе под нос и вновь взяла прицел. Ад­мирал донов громко чертыхнулся, отпрыгнул по­дальше от королевы и замер, свирепо уставившись на смотревший прямо ему в лицо раструб плазмобоя. Герцог надавила на спуск.

Но за мгновение до этого Усатая Харя извернулся и, скрипнув зубами от натуги, швырнул навстречу заряду плазмы валявшееся на полу кресло, на котором сидела прежде Сандра. В комнате полыхнуло, стоявшая рядом Сандра отлетела к стене и, прило­жившись о нее, рухнула на пол, но потери были не только у обороняющихся. Трое налетчиц, ока­завшиеся слишком близко к той точке, где заряд плазмы столкнулся с массивным креслом, с воем и визгом катались по полу, стараясь сбить пламя и царапая себе обожженные глаза. Герцог швырнула плазмобой на руки подвернувшейся мятежнице, снова зло ругнулась и кивнула профессору:

— Давайте же скорее, а то на нас действительно откуда-нибудь свалятся гвардейцы.

Та суетливо вскинула ошеломитель и, зажму­рившись, нажала на спуск…

 

Сандра очнулась от чувствительного удара по реб­рам.

— Ну ты, вставай!

Сандра открыла глаза. Над ней нависала чья-то рожа, более похожая на творение пьяного столяра, чем на человеческую физиономию. Адмирал несколько мгновений вглядывалась в это убогое творение природы, затем снова закрыла глаза и застонала.

— Вставай, я сказала, хватит, покатались!

Это заявление вновь было подкреплено болез­ненным ударом, на этот раз под дых. Сандра скрип­нула зубами. Да что же это такое! Как они смеют так обращаться с ней... но в этот момент откуда-то сбоку послышался раздраженный голос:

— Капра! Ты долго будешь там копаться? Пока ты возишься, я тут успею зачать и родить!

И тут Сандра вспомнила все...

Их выволокли наружу из бота и бросили к ногам герцога (адмирал едва не воткнулась носом в изящные, украшенные инкрустацией носки ее ботфорт). Тэра все еще была без сознания. Верхняя рубашка королевы была расстегнута, а на ее животе видне­лись синяки и кровоподтеки. Стервы! Подонки! По­хоже, пока их везли, конвоиры поразвлекались, об­бивая носки своих сапог о ее живот. Сандра стис­нула зубы и тихо зарычала. О Ева, если бы у нее были свободны руки... В этот момент торчащий прямо перед ее глазами носок ботфорта приподнялся, чуть отодвинулся назад и аккуратно, но чер­товски больно заехал ей в нос. Сандра, не выдержав, тихо простонала.

— Прекрасно, — удовлетворенно констатировала герцог, — одна очнулась. Что ж, не будем ждать, волоките их за мной.

Чьи-то грубые руки подхватили Сандру под лок­ти и потащили сначала по мягкому газону, а затем по твердым каменным плиткам. Через сотню шагов плитки кончились, и перед взором Сандры пред­стали уходящие вниз ступеньки узкой лестницы. Минута, и они оказались перед толстой дверью, обитой ржавым железом. Дверь отворилась, на Сандру пахнуло сыростью и холодом. Сопящие конво­иры, или, вернее, носильщики, заволокли ее внутрь и остановились,

— Поднимите ей голову!

Кто-то схватил адмирала за волосы на затылке и грубо задрал голову. Герцог стояла прямо перед ней, все в том же плаще, и демонстративно неторопливым жестом стягивала с руки черную пер­чатку. За ее спиной начиналась густая тень двер­ного проема, в котором маячили еще какие-то фигуры.

— Вот, познакомьтесь, эти... самцы будут вашей охраной. — Герцог сделала шаг вперед и, развернув­шись на каблуках, величественно повела рукой. Те, кто прятался в темноте, приблизились к пленницам и сноровисто, что говорило либо о большом опыте в подобного рода делах, либо о хорошей подготовке, перехватили у охранниц-носильщиц их залом­ленные руки. Охранницы, в свою очередь, отпус­тили пленниц и, повинуясь следующему величе­ственному жесту (герцог вообще все делала вели­чественно), коротко поклонились и исчезли в тем­ноте. Герцог несколько мгновений выжидательно смотрела на своих пленниц, по-видимому надеясь увидеть на их лицах признаки страха и отвращения, затем разочарованно скривилась. Королева все еще была без сознания, а Сандра, похоже, не заметила в своих новых охранниках ничего неожиданного. Что ж, в таком случае стоило заострить на этом внимание специально:

— Я бы посоветовала вам получше приглядеться к этим самцам. Я завела их специально для столь высокопоставленных пленниц...

Следующие пять минут герцог детально распи­сывала особенности и склонности своих специаль­ных охранников, но, заметив наконец, что плен­ницы как-то слабо реагируют на ее старания, обо­рвала речь и властным жестом указала на двери камер:

— Отведите их. Я займусь ими чуть позже, — пос­ле чего повернулась и двинулась вверх по лестнице. Но не успела она сделать и трех шагов, как ее оста­новил хриплый голос Сандры:

— И все-таки, зачем тебе это? У тебя нет ни права крови, ни даже права рода. Ты еще даже не пэр, ведь палата не успела утвердить твои полно­мочия. Тебе никогда не занять трона.

Эсмеральда остановилась, величественно-нето­ропливо повернулась и бросила надменный взгляд на скрученную, стоящую на коленях Сандру:

— Значит, ты считаешь, что мне НИКОГДА не стать королевой?

Сандра дернулась, но эти чудовищные твари держали ее в своих лапах крепче, чем бетон, по­этому она смогла лишь скривиться и смачно сплю­нуть.

Герцог усмехнулась:

— Ну что ж, значит, в этом государстве больше не будет королевы вообще.

После чего повернулась и, с трудом сдерживая смех, двинулась дальше. Эта баба думает, что ее интересует это маленькое королевство, располо­женное на дальних задворках миров людей. Вот дура-то!

 

 

7

 

Сначала раздался кашель... Усатая Харя оторвал щеку от кулака и прислушался. Кашель был какой-то необычный, нервно-подхаркивающий, с прихле­бом. Затем хриплый голос с натугой заговорил:

— Эй... адмирал!

Усатая Харя скинул ноги на пол и сел на нарах. В тусклом окошке, забранном толстой решеткой, что-то маячило. Усатая Харя рывком поднялся на ноги и, сделав шаг вперед, приник к окну. Пару мгновений он напряженно вглядывался в громоз­дкую фигуру, стоявшую с той стороны решетки, потом тихо ахнул:

— Дети гнева...

Это было невероятно! С той стороны двери на него смотрел «гранитный носорог», тяжелый штурм-боец десантного легиона Детей гнева... От­куда он мог взяться здесь, на другом конце обита­емой части галактики, так далеко от Светлой? И тем не менее он был здесь.

— Кто ты? — хрипло спросил Усатая Харя мгно­венно севшим голосом.

— Штаб-майор Раабе Большой Топор. Первый десантно-штурмовой легион.

Усатая Харя судорожно вздохнул. Неужели у них есть надежда?

— Сколько вас?

— Здесь, на поверхности — четверо. Но осталь­ные трое — «ночные ящерицы».

На физиономию Усатой Хари наплыла разоча­рованная гримаса — «ночные ящерицы» были ве­ликолепными рейнджерами, но в прямой боевой схватке они не могли составить конкуренцию «гра­нитному носорогу» — и тут же исчезла. Нет, ко­нечно, «гранитные носороги» — лучшие бойцы Вселенной, но того, на что способны «ночные яще­рицы», с лихвой хватит на пару местных десантных взводов. К тому же в случае прямого столкновения со всеми вооруженными силами королевства с де­лом не справились бы и четыре «носорога».

— Откуда ты взялся, майор?

Но «носорог» молча протянул ручищи и, ухва­тившись за угол стального листа, которым была обшита дверь, напряг мышцы. Пару мгновений ни­чего не происходило, затем сталь заскрипела и лоп­нула. С деревянным основанием двери майор рас­правился еще быстрее, и спустя минуту Усатая Харя уже протискивался в широкую щель, открывшуюся в мощной тюремной двери.

— Пошли! — Могучая фигура легионера отвер­нулась, адмирал еле успел ухватить его за бицепс... ну, за рукав.

— Постой, надо найти...

Но майор не дал ему договорить:

— Королева и ее тетка уже у нас. Пошли, время...

Из подвала они вышли через узкую дверь, около которой Усатая Харя разглядел в темноте что-то похожее на человеческое тело. Он нервно хмыкнул, представив, что сделали с охранницей когти леги­онера (поговаривали, что «гранитный носорог» спо­собен в одиночку, голыми руками справиться с казгоротом, хотя Усатая Харя в это не очень-то верил, ну разве что двое...), и поспешно отвернулся.

Они прошли шагов двадцать, когда шедший впе­реди легионер свернул налево и с неожиданным для столь громоздкого тела проворством нырнул в заросли колючего багряного шишковника. Усатая Харя на мгновение замешкался, он был почти го­лый, а шишковник был весь усыпан длинными и острыми шипами, но тут впереди послышался ка­шель, и адмирал поспешно рванул вперед...

 

Минуты через три они вывалились на небольшую поляну среди зарослей. Увидев в дальнем ее конце две сидящие женские фигуры, Усатая Харя с облегчением выдохнул и остановился. Сандра подняла голову, рывком вскочила на ноги и бросилась на­встречу. Она с разбега прижалась к дону всем телом и спрятала лицо у него на груди:

— Ты... живой...

Усатая Харя смущенно хмыкнул и нежно погла­дил ее по волосам:

— Ну вот еще, сырость развела... что со мной станется? Чай не впервые в морду из плазмобоя получаю. Шкура уже дубленая, так просто не во­зьмешь.

Сандра подняла к нему влажное от слез лицо, несколько мгновений разглядывала его, потом об­вила руками его шею и еще крепче притиснула к себе...

Они опомнились, лишь когда за спиной Сандры послышался ворчливый голос королевы:

— Может, мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

Усатая Харя (с немалым трудом) оторвался от Сандры и подскочил к королеве:

— Боже мой, девочка, что с тобой... как ты... ты не ранена?.. Как ты себя чувствуешь? — Его руки торопливо ощупывали ее плечи, запястья, бедра, пытаясь отыскать следы ран и порезов. Тэра некоторое время терпеливо ждала, когда это кончится, потом капризно двинула плечиком.

— Адмирал... Усачок, ну сколько можно меня лапать?

Дон Крушинка резко, словно обжегшись, отдер­нул руки, смущенно хмыкнул, подкрутил ус и кач­нул головой:

    Ну, я вижу, с вами, ваше величество, вроде как все в порядке.

Тэра хихикнула:

— Я это уже сто раз говорила, а твоя жена никак не хочет поверить... Так что происходит? Кто эти... люди?

Усатая Харя насупился:

— Забери меня шайтан, я и сам не очень-то по­нимаю... То есть кто они, я знаю. Их у нас называют Дети гнева. Но кто их послал... — дон Крушинка пожал плечами, — ума не приложу. Детям гнева ни­кто не указ. Разве что... — Усатая Харя на мгновение задумался, потом решительно мотнул головой. — Да нет, чепуха.

— Что?

Адмирал донов махнул рукой:

— А-а-а, чепуха. Лучше расскажите, как вы... — Он осекся и, посмотрев вокруг, настороженно спро­сил: — Кстати, а чего мы ждем?

Сандра недоуменно пожала плечами:

— Не знаю. Наши спасители исчезли, ничего не сказав. А что тебе объяснил твой?

Усатая Харя сморщил нос и выразительно скри­вил губы.

— Понятно, — сказала Сандра.

— Кстати, — спохватился дон Крушинка, — а как они оказались в вашем секторе? Насколько я понял, там у этой сучки Эсмеральды была какая-то особая охрана.

— Эти ребята как раз и были особой охраной. То есть не только они одни, но они были, так ска­зать, главным пугалом. Эта стерва герцог Эсмеральда представила их нам как наш самый жуткий кошмар на ближайшие двадцать лет. Они-де уроды с Окраин, с какой-то жуткой радиоактивной пла­неты, притом настоящие каннибалы, поскольку при их метаболизме без свеженького человеческого мяс­ца никак нельзя, и ко всему прочему они предпо­читают сырое мясо. Причем пищу поглощают с чув­ством, с толком, с расстановкой. То есть не забивают на мясо сразу всю тушу, а, так сказать, едят посте­пенно. Сегодня — пару пальчиков, завтра кусочек лодыжки, послезавтра приглашают гостей на левую ягодицу. Причем от воплей поедаемых они испы­тывают особый кайф...

Дон Крушинка некоторое время с оторопелым видом слушал это описание, наконец не выдержал и захохотал. Сандра запнулась, сердито посмотрела на него — и тоже заулыбалась.

— Ну а дальше что? — спросил Усатая Харя, не­много успокоившись. Сандра скривилась:

— А дальше было вот что. Эта сука Эсмеральда думала, что они на ее стороне. Только она сильно ошибалась. Когда наступил вечер, эти самцы просто порвали всю остальную нашу охрану, порвали на куски, выломали дверь нашей камеры. — Она по­качала головой. — О Ева-спасительница, когда они вели нас по коридору, я боялась, что меня стошнит. Нельзя так поступать с людьми, какими бы уродами они ни были... — Сандра зябко поежилась и обхва­тила плечи руками. Но тут послышался голос Тэры:

    Они сами выбрали свою судьбу.

Сандра хмыкнула:

— Ой, девочка моя, ничего они не выбирали. Это только кажется, что каждый человек выбирает свою судьбу. А на самом деле... ты думаешь, у простолюдинов этого... да и любого другого манора большой выбор жизненного пути? Все решает се­ньор, а простолюдинам ничего не остается, как сле­довать за ним по выбранному им пути.

Тэра упрямо вскинула подбородок, явно соби­раясь спорить, Сандра взмахнула рукой, останав­ливая ее, и торопливо продолжала:

— Думай что хочешь, нам все равно сейчас не до споров... Ну и вот, они вывели нас из казематов, привели на эту поляну и приказали ждать. А через пару минут появился ты. — Сандра бросила взгляд на огромный силуэт легионера, смутно различимый в густой тени, и закончила: — Так что, милый, если хочешь знать, что нам делать дальше, лучше тебе поинтересоваться у твоего провожатого.

Усатая Харя на мгновение задумался, решите­льно тряхнул головой и двинулся к штаб-майору. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как из сумрака вынырнули три гибкие тени. В тот же момент грузная фигура легионера зашевелилась, и после короткого приступа кашля трое бывших пленников услышали свистящий шепот:

— Нам пора идти.

 

Первые несколько сот ярдов они продирались через кусты шишковника. Впрочем, продирались — слишком сильно сказано. Впереди скользили сквозь переплетения ветвей три «ночные ящерицы», а сле­дом за ними по разведанному маршруту дорогу про­кладывал «гранитный носорог». По пробитому им туннелю можно было идти, даже не пригибаясь, но, когда они остановились передохнуть на небо­льшой полянке, дон Крушинка заметил, как про­битый легионером туннель на глазах вновь затяги­вается переплетением колючих ветвей.

Минут через пятнадцать они вывалились из за­рослей у какого-то пруда, и штаб-майор взмахнул рукой, призывая бывших пленников замереть и не шевелиться. «Ночных ящериц» уже нигде не было видно. Сандра, пригнувшись, высунула голову из-за плеча дона Крушинки. Заросли кончились. Впере­ди, насколько хватало глаз, простиралась равнина. Сандра хмыкнула. Она слабо представляла себе окрестности замка герцога Эсмеральды, но, судя по расположению лун, они двинулись к востоку, а с этой стороны поместья начинались Великие Аргеносские равнины, огромное пустынное про­странство с редкой растительностью и еще более редкими озерцами солоноватой воды. Миль через триста эти равнины, гигантским гребешком охва­тывающие Альдильерский хребет, плавно перехо­дили в каменистую пустыню. Укрыться здесь было совершенно негде, даже просто от внимательных глаз, не говоря уж о хомодетекторах. Да и с орбиты их можно было бы обнаружить обычным оптиче­ским датчиком. Впрочем, сколько она ни огляды­валась, виден был только легионер. А где остальные трое? Наверное, равнина не такая уж и плоская... или она недооценила их способности, что более вероятно.

Не прошло и пяти минут, как рядом с грузной фигурой легионера словно ниоткуда выросли три гибкие тени. Все четыре головы склонились друг к другу (хотя штаб-майору, естественно, пришлось наклоняться гораздо ниже), и до бывших пленников донесся тонкий раздражающий зуд.

— Что они делают? — шепнула Сандра на ухо мужу.

Усатая Харя, скосив губы, тихо ответил:

— Разговаривают. — Словно почувствовав затыл­ком ее недоумение, он повернул голову. — У них особенный коммуникационный аппарат. Они могут разговаривать в инфра- и ультразвуковом диапазо­не, кроме того, ультразвуковой диапазон исполь­зуют для ориентации в полной темноте. И это вдо­бавок к тому, что диапазон их зрения перекрывает также инфракрасную часть спектра. — Дон Крушинка мгновение помолчал. — Да, еще, я слышал, они способны переговариваться на длинных волнах.

Сандра удивленно покачала головой:

— Надо же, а по ним не скажешь, что они такие уж заядлые говоруны.

Дон Крушинка пожал плечами:

— Ну, на своем языке они болтают, как и мы. Это с нами они немногословны. Им по-нашему просто трудно говорить, очень напрягаются связки. Ты же сама слышала, «гранитный носорог» по пол­часа откашливается, прежде чем сказать хотя бы пару слов. У нас говорят, их специально лишили диапазона, в котором общаемся мы, люди. С «ночными ящерицами» легче, они изначально создава­лись как диверсанты, поэтому у них гортань не так изуродована.

— «Гранитный носорог»... «ночные ящерицы»... ты должен поподробнее рассказать мне о них, Усачок, — задумчиво произнесла Сандра. Усатая Харя с удивлением подумал, что его жена, оказывается, совершенно ничего не знает о Детях гнева.

Освободители закончили совет и повернулись. На этот раз заговорил один из «ночных ящериц»:

— До рассвета полтора часа. За это время мы должны преодолеть десять миль. Вы сами так бы­стро передвигаться не сможете, поэтому мы вас по­несем.

Сандра изумленно ахнула:

— Десять миль за полтора часа! Да еще с нами на горбу!! Нет, ты должен как можно скорее рас­сказать мне о них, Усачок.

В следующее мгновение Усатая Харя почувство­вал, как какая-то сила подбрасывает его в воздух... а очухался уже на загривке легионера. Причем легкое покачивание показывало, что его необычная «лошадка» уже набрала скорость...

 

Восток только-только порозовел, когда они сва­лились в небольшой овраг, на дне которого побле­скивало озерцо с белесыми от соли бережками. У импровизированных «лошадок» не было заметно никаких следов усталости, чего нельзя было сказать о женщинах, которые выглядели измученными. Особенно Усатая Харя волновался за королеву. Ис­пытания этой ночи нелегко было выдержать и здо­ровому мужчине, а уж беременной женщине... Но, к его удивлению, Тэра выглядела едва ли не свежее Сандры. Штаб-майор волок дона Крушинку на хреб­те всю дорогу, а «ночные ящерицы» менялись каждую милю, и при последнем пересаживании Сандра чуть не свалилась с загривка свежей «лошадки»...

Овражек оказался довольно протяженным, и в его дальнем конце обнаружился узкий лаз, при виде которого дон Крушинка перевел взгляд на громад­ную фигуру легионера и с сомнением покачал го­ловой. Однако все, как оказалось, было предусмот­рено. Их быстро спустили на землю (Усатая Харя чуть не застонал, почувствовав под затекшими но­гами твердую землю) и пропихнули в лаз. Следом пролезли и трое «ночных ящериц», а штаб-майор остался снаружи. В пещерке обнаружилось неско­лько спальных мешков, десятилитровая баклага с водой, упаковка саморазогревающихся армейских рационов и мешок с разнокалиберной одеждой. И если с рационами, водой и спальниками все было в порядке, то одежду явно подбирали совершенно бестолковые в этой области люди. Сандра хмыкну­ла, но это и все — она заползла в спальник и мгно­венно отрубилась. Дон Крушинка и королева от­стали от нее буквально на пару минут...

 

Проснулся Усатая Харя уже под вечер. В тесной пещерке было душновато. Сквозь узкий лаз про­бивались лучи заходящего светила. Похоже, никто не собирался его будить, а значит, можно было поспать еще немного. «Если не будят — спи про запас» — первое правило донов. Кто его знает, ког­да и сколько придется поспать в следующий раз. Дон Крушинка уже прикрыл было глаза, но тут до его ушей донесся негромкий голос жены:

— ...значит, его зовут Гору?

— Нет, не так.

— А как?

— Нельзя говорить.

— Почему?

— Он не хочет.

— Но вы называете его Гору?

— Да.

Дон Крушинка повернул голову. Сандра сидела в дальнем конце пещерки и беседовала с одним из «ночных ящериц».

— Так это он приказал вам спасти нас?

— Он не приказывает.

Последовала довольно долгая пауза, затем голос Сандры, уже не так напористо, тихо спросил:

— А кто приказал вам спасать нас?

— Никто.

— Тогда почему вы это делаете?

— Это нужно Самому старому.

— Ага, новая личность... — В голосе Сандры по­явились довольные нотки. — Значит, этот Самый старый и попросил Гору, чтобы он приказал вам спасти нас?

— Гору не приказывает, он говорит, что ему хо­телось бы, чтобы мы сделали.

— И?

— И мы делаем, когда можем.

— А если не можете?

— То не делаем.

— И часто вы... не делали?

— Пока ни разу.

— А Самый старый?

— Кто может не сделать того, что захочет Самый старый?

— Значит, он самый главный среди Детей гнева?

— Самый старый не из Детей гнева. Он — Самый старый.

За этим заявлением вновь последовала долгая пауза, потом голос Сандры разочарованно произ­нес:

— Адам меня разбери, если я хоть что-то пони­маю.

Усатая Харя улыбнулся и открыл рот, чтобы ска­зать жене, мол, не ломай голову, с Детьми гнева всегда так — никогда не поймешь, что они в действительности имеют в виду. Вот, помнится, после Нововашингтонских соглашений Комитет восьми отправил им меморандум с призывом воздерживаться от агрессии против Алых князей, как там было сказано, «...во избежание подрыва дипломатических усилий, направленных на установление мер доверия между воюющими расами». Те прислали ответный меморандум, в котором было написано тоже что-то такое высокопарно-непонятное. Ну, и эти умники из Комитета прочитали и решили, что это выра­жение полного согласия. Сколько чиновного люда себе орденков понавешало... Только не прошло и двух недель, как Светлую покинуло целых шесть­десят эскадр Детей гнева, причем отправились они в известном направлении и явно не по грибы. Когда полуосипшие от возмущенного визга дипчиновники из Комитета добрались до Светлой и попытались закатить скандал, им с искренним удивлением было заявлено, что Алые, в чем Дети гнева уже не раз убедились и с этого их не свернуть, понимают то­лько силу кулака. И что именно меморандум Ко­митета стал толчком к тому, что шестьдесят самых боеспособных эскадр спешно закончили доковые работы, загрузили снаряжение и припасы и трону­лись осуществлять «дипломатитеские усилия, на­правленные на установление мер доверия между воюющими расами». А когда чиновники попробо­вали протестовать, им предложили немедленно по­кинуть «сектора обстрела мортирных батарей во из­бежание случайного поражения при оборонитель­ном залпе».

Но дон Крушинка не успел ничего сказать, по­тому что с той стороны лаза послышалось уже ставшее привычным откашливание. И это озна­чало, что время отдыха кончилось. Пора было собираться в дорогу...

 

 

8

 

Дисколет заложил крутой вираж и, резко затор­мозив, завис над лужайкой, отстрелил опоры и ак­куратно, но довольно жестко опустился на повер­хность. Откинулся боковой люк, на изрядно по­топтанную траву лужайки опустилась изящная нога, затянутая в ботфорт... Герцог выбралась на поляну и остановилась, окидывая открывшуюся перед ней картину тяжелым взглядом. Все пространство лу­жайки, кроме пятачка, на который опустился ее дисколет, было укрыто большим навесом на стойках и растяжках, под которым прежняя хозяйка поме­стья очень любила устраивать барбекю на тысячу приглашенных. Однако на этот раз ничто тут не напоминало о былых праздниках, все пространство под навесом представляло собою огромный госпиталь. На мягко покачивавшихся плоских а-матрицах, наспех застеленных чем пришлось, корчились, стонали, охали и причитали почти две сотни чело­век. Еще столько же суетливо носились между этими импровизированными ложами и между шатром и особняком. Прямо по курсу нарисовалось лицо дво­рецкого с белыми трясущимися губами. Дворецкий открыла рот, пытаясь что-то сказать, но поперх­нулась и, приложив героические усилия, выдавила:

— Моя госпожа...

Герцог брезгливо поморщилась — ну вот, только мужской истерики нам здесь не хватало — и чуть повернула голову. У плеча выросла верная Сауртана. Вот это и отличает настоящих... Пока дворецкий топталась рядом и, старательно закатывая глаза и поднося к носу надушенный платочек, демонстри­ровала, как ужасно она расстроена тем, что здесь творится (своей собственной безалаберностью — вот чем, подумала герцог, и от этой мысли челюсти у нее свело так, что, казалось, вот-вот треснут и раскрошатся зубы), Сауртана занималась своим де­лом. Однако, стоило только Эсмеральде повести гла­зами, как капитан ее личной охраны тут же оказа­лась рядом.

Герцог без слов, одним быстрым взглядом спро­сила о главном и по тому, как на какую-то долю мгновения посуровел взгляд Сауртаны, поняла от­вет. Что ж, основное понятно. Остается делать хо­рошую мину при плохой игре. Ну что же, игра при нулевых шансах — ее основное занятие в последние полгода, но, о Ева-спасительница, как же она устала этим заниматься...

Эсмеральда повернулась к пришедшей наконец в себя и вовсю сыпавшей словами дворецкому, пару минут постояла, делая вид, что внимательно слушает, потом согласно кивнула:

— Значит, вы считаете эту диверсию происками реймейкцев?

Голова дворецкого часто-часто задергалась.

— Однозначно! — радостно закричала она. — Конечно, можно было бы подумать на сепаратистов с Окраины или, скажем, террористов из «Голубого потока», но... у них просто не хватило бы ресурсов. Здесь явно работало как минимум около сотни на­летчиков. Собрать, оснастить и тайно переправить столько профессионалов… нет, это могли сделать только реймейкцы. Я в этом уверена.

Герцог снова кивнула. Что ж, эта версия ей под­ходит.

— Хорошо, тогда надо немедленно связаться с Министерством охраны трона. Займитесь этим. И побыстрее.

Дворецкий обрадованно затрясла трехслойным подбородком и потрусила исполнять приказание. Эсмеральда проводила ее насмешливым взглядом и повернулась к Сауртане. Они, не сговариваясь, пе­решли на антерлинк.

— Значит, они ушли?

— Да, госпожа.

    Как такое могло произойти?

Сауртана поежилась:

— Я сегодня выставила охрану из числа местных...

Герцог кивнула. Это было сделано по ее собст­венному распоряжению, завтра ее острозубым суч­кам предстоял тяжелый день.

— ...правда, утроила внешний караул. А внутри оставила этих...

Герцог снова кивнула. Все так, как они обсуж­дали. Вернее, почти. Она не давала команды уве­личить число караульных. Но Сауртана поступила совершенно правильно. Чем больше караульных, тем сложнее провернуть втихаря какой-нибудь из­меннический план (местные не были посвящены в то, кого они охраняют, но мало ли...), да и при попытке силового освобождения лишняя дюжина игольников всегда пригодится. Вот только на этот раз все это не помогло... Хотя показывало, что Са­уртана не потеряла нюх:

— В двенадцать я проверила посты — все было в порядке, а в четыре часа утра, когда пошла про­верить караул, все караульные были уже мертвы, а двери камер — нараспашку.

— Всех?

Сауртана кивнула, но герцог все-таки пере­спросила:

— И там, где держали этого самца?

    Ее просто вынесли.

Герцог скрипнула зубами:

— Потери?

— Семнадцать.

— Всего?

    Нет, всего сто сорок шесть.

Герцог удивленно расширила глаза:

    Как это произошло?

Сауртана зло скривилась:

— Ловушка. Эти деревья... я же говорила, что давно пора расчистить пояс безопасности... Они расщепили сосну и забили в расщеп плазмобой, установив переводчик огня в непрерывный режим, а к спусковому рычагу привязали веревку, которую перекинули через ветку и закрепили на входной двери. Саму дверь тоже подперли дрыном, но не сильно, а так, чтобы потихоньку поддавалась. Так что, когда первая из этих полубезмозглых шлюх, что здесь считаются охранниками, начала колоти­ться в дверь плечом, остальные не нашли ничего лучшего, как столпиться у нее за спиной...

— И наши тоже? — недоверчиво переспросила Эсмеральда. Сауртана кивнула.

— Ну и вот, как только дверь вылетела наружу... — Заканчивать она не стала. Впрочем, Эсмеральда и сама представляла, что делает с хрупкими и водянистыми человеческими телами сотня сгустков высокотемпературной плазмы, вылетевших из рас­труба плазмобоя.

— Ну, и еще человек сто посекло осколками са­модельных мин. — Сауртана криво усмехнулась. — Оказывается, стекло, из которого тут делают бу­тылки для шампанского, содержит соли металлов, да еще и изготавливается с внутренним напряже­нием. И вот результат — при подрыве даже небо­льшого количества самопальной взрывчатки бутыл­ки дают адамову тучу осколков, острых, как бритва. Кстати, вместо запалов эти ребята использовали обычные хлопушки... Слава Еве, заряды были со­всем небольшие, поэтому трупов от их самодельных мин не так много — дай бог, десяток наберется. Но и этого оказалось достаточно. Я внезапно ока­залась без единого солдата. Все оказывали самоот­верженную помощь пострадавшим. Так что... — Сауртана умолкла. К ним подбегала запыхавшаяся дво­рецкий:

— Госпожа! Госпожа! Вам пришел закрытый вы­зов из дворца.

Эсмеральда скривила губы в злой улыбке. Ну вот, стоило ей только дать разрешение снять поле подав­ления, включенное Сауртаной, как шпионки сестер Энгеманн или супругов Присби (а может, и тех и других) нашли способ информировать своих хозяек. И (боже, как это все примитивно и известно наперед) компаньоны по революции тут же наложили в штаны и теперь названивают, не терпится, чтобы их успокоили. Что ж, можно и успокоить. Тем более что на ее собственных планах побег королевы и ее соратников особо не отразится. Наоборот, серьезная заварушка вроде гражданской войны только помо­жет...

— Хорошо, я сейчас буду. Идите в центр связи и прикажите установить мой личный канал. Код 1277. — Она отвернулась от дворецкого и отрывисто спросила у Сауртаны на антерлинке: — Сколько было нападавших?

Капитан замялась:

— Тут все затоптано... это стадо скрыло все сле­ды...

Глаза Эсмеральды расширились:

    То есть... ты хочешь сказать...

Сауртана мрачно кивнула:

— Да. Мы не нашли следов нападавших. Везде — на сломанных дверях, на стволе дерева, на прикладе плазмобоя, на осколках бутылок, на обрывках шну­ров от растяжек — следы только четверых... твоих протеже.

Эсмеральда почувствовала, что задыхается:

    Но... кто же они?

Сауртана подняла глаза:

— Ты... сама знаешь.

Герцог несколько мгновений сверлила Сауртану взглядом, словно ожидая, что та опровергнет ее по­дозрения, потом с недоуменным видом втянула го­лову в плечи.

— Но ведь этого просто не может быть! Они же­… на другом конце ареала. Отсюда до Светлой почти год полета... да и через Форпост их не пропустят... нет... нет, этого не может быть! — Она зло засме­ялась и тут же оборвала себя: — Надо немедленно сообщить Сестрам...

В это мгновение со стороны герцогского дворца донесся гулкий звук взрыва. Обе собеседницы резко повернулись. На третьем этаже левого флигеля, как раз там, где находился узел связи, из окон выры­вались языки пламени. Сауртана неслышно, на гра­ни инфразвукового диапазона, присвистнула:

— Значит, они успели побывать и там.

Эсмеральду передернуло при мысли, что было бы с ней, если б она находилась в узле связи. По­хоже, этим тварям удалось каким-то образом узнать код ее личного канала. Конечно, в отличие от цифр личного кода, это не было таким уж большим сек­ретом, однако сам факт означал — то, что прои­зошло, не удачная импровизация, не действия на авось, а тщательно подготовленная операция. И это подталкивало к очень неприятным выводам... Хо­рошо хоть это не дошло пока до Сауртаны, что, впрочем, неудивительно — ее специализация силовые операции. Иное дело эскадра, которая скоро прибудет. Уж там-то специалистов-аналитиков в до­статке. Итак, что из всего этого следует? Судя по всему, самым разумным будет держать Сестер как можно дольше в полном неведении.

Герцог сощурилась, на ее скулах заиграли жел­ваки. Это должно было означать, что она с трудом сдерживает гнев.

— Так. И что насчет поисков?

Сауртана, которую долгое молчание Эсмеральды заставило еще с минуту назад оторваться от созер­цания пламени и обратить взгляд на ее сердитое лицо, ответила без промедления:

— Поиск не проводился. У меня не было людей, большинство охранников погибло, много раненых, уцелевшие оказывали им первую помощь. Единст­венное, что я сделала, это выставила секреты на Альмиральской и Террьенской дорогах и выслала патруль с охотничьей сворой к опушке леса.

Герцог мотнула головой:

— Все дисколеты и топтеры в воздух. Поиск по квадратам. Я хочу через пару часов иметь возмож­ность задать прямые вопросы этим тварям, — она недобро улыбнулась, — и получить на них про­странные и развернутые ответы...

 

Поиск по квадратам ничего не дал. Хомодетекторы дисколетов, будучи составной частью систем наведения оружия, были предназначены для обнаружения людей, а не их слабых следов, а на топтерах вообще не было хомодетекторов, только инфрак­расные камеры-обнаружители. Да и то не на всех, а только на тех, что использовались в качестве охот­ничьих. К тому же с наступлением сумерек боль­шинство топтеров вернулись в ангары. Они не были оборудованы всепогодной системой управления и могли летать только днем или по стандартным мар­шрутам. Поэтому к полуночи Эсмеральда собрала Малый хурал. Из полусотни Сестер, которые успели прибыть на Тронный мир до начала событий, в замке герцога находились всего шестеро (естест­венно, если не считать тех, чья сожженная плазмой плоть сейчас «озонировала» воздух в замковой ча­совне). Эсмеральда кратко обрисовала ситуацию и откинулась на спинку кресла, выжидательно глядя на Сестер. Первой молчание нарушила Аглая, не­высокая, крепко сбитая Сестра, которую на первый взгляд можно было принять за крестьянку из ка­кого-нибудь окраинного мира. Вот только эта «крестьянка» могла ударом ладони расколоть любой че­реп, а рывком руки — напрочь оторвать ногу зазе­вавшемуся противнику. С интеллектом у нее было похуже. Но от Сестер атаки ума особо и не требо­валось.

— А флоту сообщили?

Эсмеральда мысленно поаплодировала самой себе. Все шло так, как она и рассчитывала. Вопрос задан, причем именно тем, от кого она этот вопрос и ожидала услышать. Хотя они с Аглаей выросли в одном прайде, Эсмеральда никогда не любила Сестру по роду. Аглая была слишком прямолиней­ной, занудной и любила читать нравоучения. Самое тяжкое было то, что, когда Аглая впадала в морализаторский раж, всем остальным приходилось тер­пеливо сидеть и ждать, когда же ей надоест наконец играть роль Матери-наставницы. Ибо Аглая нео­бычайно рано набрала вес и мышечную массу, и самым легким, что ожидало ослушницу, была хлесткая затрещина, от которой у ее менее крепких Сестер потом целый час гудело в голове.

— Нет.

Лицо Аглаи приняло задумчивое выражение. Это было довольно-таки потешное зрелище — брови, напряженно сведенные к самой переносице, желваки, гуляющие по скулам, и капли пота на висках.

— Почему?

— Не вижу смысла. Побег королевы ничего не меняет. Более того, некоторая свара перед самым вторжением будет нам только на руку. А поскольку планы не меняются, я не вижу никакого смысла докладывать.

Аглая снова замолчала, зримо демонстрируя окружающим, как это невыносимо трудно — ду­мать. Наконец грубые, массивные шестеренки ее мозгов провернулись, и Аглая, разинув рот, выдала результат:

— Все равно...

— Что? — вежливо поинтересовалась герцог.

— Надо доложить.

— Зачем?

— Положено.

Герцог согласно кивнула:

— Ну что ж, раз ты настаиваешь... Как ты знаешь, Сестра, наш узел связи с аппаратурой ЗАС выведен из строя. Больше аппаратуры, позволяющей связаться с флотом по закрытому каналу, причем почти стопроцентно гарантировать, что это действительно закрытый канал, на поверхности планеты нет. Един­ственная возможность связаться с эскадрой — это вывести из ангара «Возмездие Властелинов», под­няться над плоскостью эклиптики системы и попытаться добить до эскадры направленным лучом. Если ты настаиваешь на том, чтобы непременно сообщить эскадре, я готова предоставить тебе полномочия на взлет и передать шифровальную карту. Действуй.

Аглая вновь крепко задумалась. Эсмеральда слег­ка напряглась. Это был критический момент раз­говора. На то, чтобы вывести генераторы корабля в рабочий режим, требовалось около полусуток, а сам полет к точке передачи занял бы еще часов шесть-семь, да столько же и обратно. Но «Возмездие Властелинов» ровно через сутки должен был начать переброску штурмовых групп для захвата жизненно важных объектов. Достаточно было малейшего сбоя, чтобы корабль задержался в пути, а это могло при­вести к срыву всей операции. Так что даже самая тупая Сестра атаки в конце концов должна была сообразить, что рисковать успехом всей операции ради того, чтобы выполнить то, что «положено», нельзя. Но тут мог возникнуть вопрос — если вре­менной промежуток стал критическим именно сей­час, почему Эсмеральда ничего не предприняла для доклада часов десять-двенадцать назад, когда вре­мени на доклад было предостаточно? В принципе, все присутствующие, кроме нее, были Сестрами ата­ки силовой специализации, но у Сауртаны и еще пары Сестер коэффициент мыслительной активно­сти находился на грани младшего аналитика. Так что кто-то из них вполне мог задать этот совершенно неуместный вопрос. И это был бы очень неприят­ный вопрос.

Однако обошлось. Эсмеральда готова была по­клясться, что этот вопрос мелькнул-таки во взгляде Сауртаны, но, когда герцог, улучив момент, попыталась повнимательнее всмотреться в глаза своего капитана личной охраны, ее взгляд встретила спо­койная безмятежная синева...

 

Спустя час они с Сауртаной вышли из душного помещения. Малый хурал закончился так, как и рассчитывала Эсмеральда. Хурал подтвердил ее пол­номочия. И это было понятно. Иначе она бы и не стала созывать хурал. Да, тщательное расследование могло бы показать, что Эсмеральда была не совсем искренней с Сестрами. Но это не имело никакого значения. Если они проиграют, то ее уже не будут волновать никакие расследования, а если выиграют — победителей не судят (возможно, Сауртана тоже так думает, потому и промолчала). Нет, ну почему ЕСЛИ выиграют... КОГДА выиграют! Так что, как бы там ни было, единогласное подтвер­ждение ее полномочий Малым хуралом означало только одно — до того момента, когда этот мир наконец-то займет уже давно предназначенное ему место в ожерелье миров Властелинов, осталось всего несколько дней. А что может произойти за несколь­ко дней?

 

 

Часть II

ПРИЛИВ

 

1

 

Фехтовальный автомат взвыл роторным приво­дом и выбросил вперед левую среднюю трехсуставчатую руку, увенчанную трехгранным стальным шипом. Ив перенес тяжесть на левый каблук и качнулся вправо, уходя от укола. Но дрянная машина не дре­мала. Десятки разбросанных по передней панели датчиков контроля вовремя засекли движение, и тупой процессор, не способный ни на что большее, кроме как давать команду исполнительным меха­низмам, заменяющим этой груде уже изрядно по­калеченного железа мышцы, привел в действие од­новременно левую нижнюю двухсуставчатую конеч­ность, вооруженную остро отточенным серпом, и правую верхнюю четырехсуставчатую (длина рук и число суставов на них у этой модели возрастали на каждой паре рук снизу вверх), в которой было за­креплено остро отточенное секирообразное лезвие. Ив чертыхнулся про себя и, скрипнув зубами, вы­писал своим телом сложную фигуру, поймав тупой автомат на том, что наличие на одной руке всего одного соединительного шарнира, а на другой це­лых трех создавало слишком большую разницу во времени реакции (никак не меньше 0,1 секунды). Но автомат не сдавался. Снова взвыв роторным приводом, он выбросил вперед левую верхнюю и правую среднюю руки, вооруженные соответственно эспадроном и шпагой, и тут уж Иву пришлось сблокировать один из выпадов левой ладонью. Он произвел блокировку грамотно — хлопком по бо­ковой поверхности полотна, но все равно рука вспыхнула острой болью. Этот автомат имел загрубленный демпфер привода и на сорок процентов более мощные мышцы, чем предыдущие, поэтому Ива приложило очень чувствительно. Впрочем, ва­лить все на автомат тоже не стоило, сам виноват — подставился. К тому же досталось и самому авто­мату — к вою роторного привода и свисту рассека­емого воздуха прибавился громкий лязг, производимый колотящейся о корпус и конечности машины шпагой, согнутой у гарды. Удар ладони Ива едва не переломил ее в двух пальцах от крестовины. Ив чертыхнулся опять — ну вот, загубил такую хоро­шую машину. Впрочем, автомат проработал не в пример дольше предыдущих. Ни один фехтоваль­ный автомат не выдерживал более семи-восьми ми­нут боя, а этот продержался целых двадцать, так что не зря все-таки он приобрел эту новую модель. Она заставила его неплохо попотеть. Но теперь при­шла пора кончать с удовольствиями, тем более что грохот и лязг уже начали раздражать. Ив уклонился от уже не очень-то ловких уколов (согнутая шпага слегка нарушила баланс) и аккуратно перебрал ос­трием своей тренировочной рапиры цветовые ша­рики в последовательности кода отключения — си­ний, красный, желтый, еще раз синий и фиолето­вый. Едва он успел уколоть последний шарик, как автомат взвыл приводом на самой высокой ноте и одновременно выбросил вперед все свои шесть рук. Ив отчаянно крутанулся на месте, умудрившись сблокировать два укола рапирой и один отбить уже сильно болевшей ладонью, но остальные прошли. Его вынесло спиной вперед и со всего маху при­ложило о стену.

Минуты через две Ив с трудом поднялся, поко­сился на себя в зеркальную стену, сделанную из идеально отполированных стальных плит с сереб­ряным напылением (только полному идиоту могло бы прийти в голову делать зеркало в фехтовальном зале из обычного стекла), и горестно покачал головой. Ну и видок... и нагрудник погнулся от уда­ра — похоже, железный болван на издохе достал-таки серпом. Да-а-а, на этот раз ребята из «Дженерал меканикс», чьим творением и был этот фехтоваль­ный автомат, превзошли сами себя. Такого ковар­ства он от них не ожидал. Что ж, они всего лишь выполняли пожелание клиента. Хотя, конечно, если об этих «невинных» отступлениях от стандартов бе­зопасности, принятых при производстве товаров для спорта, станет известно Торговой палате, от этой фирмы, созданной пятнадцать лет назад тремя молодыми и дико талантливыми механиками в ста­ром гараже, а сегодня выросшей в уникальную кор­порацию с полутора сотнями сотрудников и полу­миллиардным годовым оборотом, мокрого места не останется. Впрочем, «ребят» это не особо волновало. Они по-прежнему остались все теми же бесшабашными двадцатидвухлетними пацанами, только что с отличием окончившими свои престижные университеты и решившими не запродаваться богатеньким дяденьками, а рискнуть и начать все с нуля. Хотя сейчас всем троим уже было под сорок, они были готовы и к более серьезным нарушениям. Во всяком случае, если бы их об этом попросил Ив... или Брендон. «Дженерал меканикс» вообще специализировалась на уникальной технической продукции. Выпустить сто миллионов наручных компов или хотя бы десяток реактогенераторов — это не для нее, а вот изготовить один, причем такой, который будет обладать мощностью в 300 гигаватт, а иметь вес и габариты     10-гигаваттника, — это по­жалуйста. Правда, стоить он будет как двадцать обычных сходной мощности. Но тут уж ничего не попишешь: хочешь получить уникальную вещь — будь готов заплатить за нее. Впрочем, и такая работа для снобов из «Дженерал меканикс» считалась «ширпотребом». Они с большим удовольствием бра­лись за вещи совсем уникальные, часто на грани фола. Достаточно было просто прийти и более-ме­нее четко сформулировать свои желания...

 

Когда Ив вышел из душа и движением пальца активировал камеру обзора, установленную в при­емной прямо над дверями его кабинета, Брендон уже сидел, ожидая его, и листал какой-то потре­панный журнал. Ив усмехнулся про себя. Вот ведь... Брендон уже давно превратился в солидного джен­тльмена с явно обозначившимся брюшком, пред­почитающего строгие английские костюмы от Бе­недикта, но внутри этой внушительной оболочки, уж это-то Ив знал точно, прятался все тот же ша­лопай, который с потрясающим хладнокровием вы­потрошил счета клана Свамбе, тот, кто под огнем сотни охранников и трех «конусоид» спокойно скачал три сотни гигабайт информации через портал резервного пульта управления ГИЦ «Вселенская благодать», успевая при этом переругиваться с командиром наемников, знаменитым капитаном Лаберже, который кричал ему, что пора уходить. Из-за упрямства Брендона (или упорства, смотря как посмотреть) капитан Лаберже тогда потерял две трети своего отряда, а это, надо сказать, были очень неплохие люди. У каждого из них за плечами было не менее чем по пятьдесят лет бойни. При отходе пришлось оставить с десяток «своих» трупов, а это было не в обычаях капитана Лаберже. Вот почему, когда они прибыли на базу, Лигур Лаберже, скинув шлем, полез на Брендона, намереваясь снести ему голову, и только появление Ива в облачении Чер­ного Ярла разрядило ситуацию, хотя Лаберже до сих пор терпеть не может Брендона. Сейчас Лигур Лаберже именуется графом де Отрей, он властитель графства, занимающего весь северный материк на Золотом Лангедоке, и все благодаря тем деньгам, которые получил за ту нехитрую операцию. Пого­варивают даже, что он мог купить и весь южный материк, гонорара бы хватило, но он почти поло­вину потратил на розыски родственников всех до­нов, погибших в той экспедиции, и на финансовое обеспечение их будущего. Вот из-за такого-то от­ношения, да еще потому, что каждый из наемни­ков-донов, работавших на него, мог быть уверен (ну, почти), что его не бросят, посчитав убитым, капитан Лаберже никогда не знал недостатка в же­лающих служить под его началом.

Когда Ив вышел из кабинета, Брендон захлопнул журнал, бросил его на столик рядом с диванчиком, поднялся и насмешливо посмотрел на Ива, демонстративно задержав взгляд на заметной ссадине у него на лбу, синяке на левой скуле и красной ца­рапине на тыльной стороне правой ладони.

— Ну что, господин директор, достаточно намя­ли себе бокa, мы можем отправиться спокойно по­ужинать? — ехидно поинтересовался финансовый директор. Ив с усмешкой кивнул и неторопливо пошел к двери. Брендон последовал за ним.

Уже в лифте он небрежно поинтересовался:

— И когда это закончится?

— Что? — невинным тоном переспросил Ив.

— Ну вот это... самоистязание и систематическое превращение дико дорогого продукта фирмы «Дже­нерал меканикс» в груду металлолома.

— Батюшки (это русское выражение прицепи­лось к Иву уже давно, но до сих пор вызывало у Брендона гримасу сродни той, что появляется на лице человека, услышавшего завывание бормаши­ны)! Брендон, да ты никак собрался взять на себя еще и заботу о том, как мне лучше проводить свое свободное время?

Как Ив и ожидал, Брендона сначала перекосило, но вот то, что последовало за этим, застало его врасплох.

— Да нет, проводи его, как хочешь. Просто... мне кажется, это твое самоистязание неспроста, и как только ты его прекратишь, то снова куда-то смоешься, а меня оставишь затыкать дыры в нашем бюджете, которые и образуются-то как раз из-за этих твоих отлучек. — Брендон запнулся и добавил каким-то жалобным тоном: — Если хочешь знать, я боюсь, что ты однажды не вернешься из своего вояжа.

Ив мысленно присвистнул. Да-а-а, пожалуй, зря он тогда разрешил Брендону появиться на трени­ровке... В тот день он еще только осваивал автоматы ребят из «Дженерал меканикс», поэтому скорость контакта всего лишь в три-четыре раза превышала обычную человеческую. Но Брендону хватило и того, что он увидел...

 

Они вышли из здания банка, которое распола­галось теперь в большом парке, занимавшем больше ста гектаров дико дорогой земли городского центра. Впрочем, обитатели окрестных домов не жалова­лись. Ну еще бы! Это              по-прежнему был район офи­сов, и теперь его многочисленные обитатели могли в обеденный перерыв, выйдя на улицу, через не­сколько сот ярдов скинуть ботинки и побродить босиком по мягкой травке или поваляться на ней, уставившись мечтательным взглядом в нависающие над головой ветви деревьев, шелестящие изумруд­ной листвой. Брендон молча шел рядом, то ли все еще ожидая реакции босса и друга, то ли уже ничего не ожидая.

Лимузин ждал их в конце липовой аллеи, которая вела от центрального подъезда до красивых чугун­ных ворот, за которыми начиналась общедоступная часть парка. Полеты над парком были запрещены, но наземная техника могла передвигаться по неко­торым дорожкам, обозначенным броскими указа­телями, потому что дорожки эти были покрыты не гравием, не плиткой и не чем-то еще, а той же травой. Естественно, не простой, а специальной, генетически модифицированной, чрезвычайно густой и стойкой. Впрочем, для обычных трасс с ин­тенсивным движением она все равно бы не подо­шла — как правило, ею засевали лишь дороги, по которым проходили не более сотни машин в день. Поэтому доступ наземного транспорта в парк также был сильно ограничен. Сказать по правде, по этим дорожкам ездили в основном только клиенты «Ершалаим сити бэнк».

Вообще-то идея насчет парка полностью при­надлежала Иву. Парк этот, кроме того что радовал глаз окружающих и босые подошвы молодых клер­ков, выполнял и еще одну, особую функцию. Мало того что «Ершалаим сити бэнк» уже давно приобрел репутацию банка миллиардеров, он был известен еще и тем, что его клиентом мог стать далеко не каждый миллиардер. Хотя стремились очень мно­гие. Это был своего рода закрытый клуб для изб­ранных. На того, кому удавалось стать клиентом «Ершалаим сити бэнк», все сразу начинали смотреть как на истинного джентльмена, у которого, соот­ветственно, и друзья, и, что очень немаловажно, враги тоже из круга истинных джентльменов, а не какая-то там шушера... А окружавший банк обшир­ный парк тоже был частью этой легенды. Да, он придавал банку солидности и привлекательности. Но замысел был шире. Кому-то могло показаться, что, если банк окружен со всех сторон такой массой зелени, а от того места, где останавливается лиму­зин, клиенту до центрального подъезда надо еще пройти несколько десятков ярдов пешком, любому, даже не слишком квалифицированному, киллеру ничего не стоит сделать всего лишь один меткий выстрел и... Тем более что никаких видимых ограничений доступа в парк не существовало. И все источники в самом «Ершалаим сити бэнк» нена­вязчиво подтверждали, что да, мол, так оно и есть — доступ открыт любому желающему. Приходи и де­лай что хочешь. Вот только в действительности все было совсем не так...

 

Не успели они усесться в лимузин, как запищал терминал кодовой связи. Ив протянул руку и кос­нулся пальцем идентификационной клавиши. Как видно, статус сообщения был не слишком высок, потому что система доступа не затребовала допол­нительных паролей, а сразу развернула головидео-панель. На панели возникла озабоченная физио­номия старшего дежурного Службы охраны:

— Мистер Корн, мы засекли попытку видео­наблюдения.

— За кем наблюдают?

— Похоже, за вами.

Ив слегка удивился. За последние двадцать лет у него как-то поубавилось врагов, и, слава богу, в основном по естественным причинам. А те, что остались, давно уже поняли, что попытки силового противостояния с «мистером Корном», как прави­ло, выходят себе дороже.

— Это точно?

Старший дежурный дернул плечами.

— Вероятнее всего. У меня в журнале отмечены попытки наблюдения в квартале Рафаэль в про­шедшую субботу (это был живописный зеленый квартал частных домов, в котором располагался и особняк Ива), во время следования в клуб «Парадиз лайм» вчера вечером и... вот сегодня. — Он посмот­рел на Ива виноватыми глазами. — Как только я занес в журнал факт обнаружения кратковременного включения аппаратуры в парке, система тут же выдала рекомендацию по форме три, и я сразу же связался с вами.

Ив одобрительно кивнул. В форму три было за­несено все высшее руководство банка, десятка три ведущих сотрудников, а также полторы сотни наи­более ценных клиентов. Сия форма означала, что, как только по любому из этого списка будет замечено и занесено в журнал наблюдения три любых тревожных факта, Служба охраны обязана была тут же ставить а известность лично президента «Ершалаим сити бэнк». Это не означало, что, пока таких фактов не наберется три штуки, тревожить прези­дента было строжайше запрещено, но тут уж служба безопасности вольна была действовать по собственному разумению: если это был клиент — ставили в известность его собственную Службу безопасно­сти, если кто-то из внесенных в список сотрудников — разбирались сами, но, как только в разделе журнала дежурной смены Службы охраны «Ершалаим сити бэнк» появлялась запись под номером три, имеющая отношение к одной и той же фами­лии, компьютер автоматически высвечивал реко­мендацию «Доложить президенту».

— Хорошо, где сейчас наблюдающий?

— Мы... его не обнаружили, сэр.

— Как это?

— Ну-у, за минуту до нашего разговора подпоч­венные сенсоры засекли в южной части парка, у развилки, кратковременный пакетированный им­пульс. Судя по частоте и конфигурации кодовых строчек, импульс содержал видеоинформацию. Однако когда в указанную точку были сфокусированы камеры видеонаблюдения, там уже никого не ока­залось.

Ив понимающе хмыкнул. Да уж, похоже, дей­ствительно работал профессионал. Одноразовую ка­меру с широкоформатным фокусируемым объекти­вом и заранее указанным и размеченным кодсилуэтом установили еще днем. Причем скорее всего камера была упакована в изолирующий кожух. Камера включилась, как только его, Ива, силуэт попал в поле зрения объектива, записала все, что было нужно, и, как только силуэт Ива вышел из поля зрения (или скрывался за каким-то препятствием дольше заданного временного промежутка), тут же передала все записанное в эфир и самоуничтожи­лась. А изолирующий кожух заблокировал все следы микровзрыва. В результате Служба охраны засекла лишь короткий импульс, который, скорее всего, был узконаправленным, и, если бы не густая сеть под­почвенных сенсоров, засечь его было бы вообще невозможно. Все осталось бы шито-крыто.

— Хорошо. Задайте видеоконтроллеру режим по­стоянного наблюдения в радиусе пятнадцати метров от точки передачи сигнала. Возможно, завтра      кто-нибудь придет проверить, как прошло самоуничто­жение, или даже подобрать использованный изо­лирующий кожух. И сообщите Краммеру.

В принципе, Краммеру можно было и не сооб­щать. Новый начальник Службы охраны занимал эту должность недавно и еще не успел войти в курс дела. Ив был знаком с ним не очень хорошо, да, честно говоря, особо и не стремился познакомиться. Бизнес уже лет сорок как отошел для него на второй, если вообще не на задний план. А учитывая последние сведения, которые удалось добыть Смотрящему на два мира, с ним вообще надо было потихоньку заканчивать. По существу, «мистер Корн» доживал последние дни... Так что максимум, на что можно было рассчитывать, так это личное прибытие начальника в дежурную комнату, да еще вызов пары дисколетов с нарядами быстрого реагирования из Пабл-костинш (это была большая сельскохозяйственная ферма, расположенная в сельве и принад­лежавшая, наряду с несколькими другими, одной из компаний, подконтрольных банку), с восточного плато. Восточное плато представляло собой бедное сельскохозяйственное захолустье, в котором к тому же имелось немало резерваций для лиц с временным поражением в правах. Так именовались отсидевшие свое преступники, у которых во время отсидки ад­министрация исправительного учреждения не за­метила каких-либо признаков раскаяния. Так что «лихого» народа, способного ничтоже сумняшеся «приватизировать» все, что плохо лежит, там всегда хватало. И поэтому непременной принадлежностью подобных ферм были сильные отряды охраны. На «свои» фермы Ив, как правило, набирал преста­релых донов. Для рукопашной старые вояки уже были не очень-то годны, но еще долгие годы со­храняли меткий глаз и верную руку, что, в общем-то, и требовалось на этой работе. К тому же с этой слежкой не стоило особо мельтешить. Нельзя было исключать, что ею занимались официальные струк­туры. За последние двадцать лет у Ива редко когда отношения с хозяевами Белого дома складывались удачно. Впрочем, он сам умудрился их испортить, заявив однажды, что-де смутно представляет себе, как человек с полномочиями всего на четыре года может управлять сообществом людей со средней продолжительностью жизни в сто семьдесят лет, и в один момент превратился в ненавистника демо­кратии и хулителя священной коровы, а именно — Всегда Великой и Вечно Мудрой, Принятой Раз и Навсегда Американской Конституции. Впрочем, он совершенно не переживал по этому поводу.

Когда лимузин тронулся с места, Брендон тихо спросил:

— А ты не боишься, что сейчас по нам саданут ракетой или концентлучом из базуки?

Ив усмехнулся:

— Да нет, если те, кто наблюдал, и в самом деле планируют покушение, то наблюдение — это толь­ко самое начало операции. А раз они ведут его в разных местах, значит, план покушения пока не утвержден, если они его действительно планируют, и даже не решено, какое оружие будет применено во время этого покушения. Так что не волнуйся, пока нам ничего не грозит.

И он был совершенно прав, во всяком случае в отношении плана действий людей, замысливших по­кушение. Он ошибался в одном — видеокамера в изо­лирующем кожухе была установлена в парке рядом с банком не людьми...

 

 

2

 

— Давай, детка, покажи мне это! — Толстый му­жик в полурасстегнутой рубашке и галстуке, бол­тающемся на жирной складке, которая заменяла этому трясущемуся куску сала шею, перегнулся через ограждение подиума. Левая пола рубашки вы­просталась из расстегнутых брюк и едва прикрывала нависавшее над поясом брюхо, которое сделало бы честь самому Молоху.

— Ну давай же, детка! — Мужик засунул в рот два пальца и надул щеки, наверное собираясь за­свистеть, как когда-то в далеком детстве, но из-под обмусоленных пальцев вырвалось только сипение, во все стороны полетели брызги слюны. Камея хищ­но улыбнулась. Что ж, похоже, этот тип как раз то, что ей надо, он уже почти на грани. Она качнула бедрами и, заведя руку за спину, расстегнула за­щелку бюстгальтера. В тот момент, когда туго на­тянутые резинки разлетелись в стороны, она чуть качнулась назад и повела плечами влево. Бюстгаль­тер взмыл вверх и, взмахнув чашечками, будто ба­бочка крыльями, приземлился точно на горящую маленькими сальными глазками физиономию тол­стяка. Того точно кулаком ударило по ноздрям запахом разгоряченной, возбужденной женщины, и это стало последней каплей. Мужик взревел, сунув руку вниз, ухватил себя за пах и, рухнув на стул, задергался всем своим жирным телом. Камея чуть скривила губы в довольной усмешке и прошлась по краю подиума томным, скользящим шагом, едва заметно покачивая бедрами и заставляя освободив­шиеся из плена бюстгальтера соски слегка вздра­гивать. Зал восторженно заревел. С ближних сто­ликов потянулись десятки потных мужских рук с зажатыми в них смятыми купюрами. Камея развер­нулась на каблуках, обдав ближайших к ней зри­телей дуновением воздуха от взметнувшихся волос, и двинулась в обратную сторону, слегка выдвинув вперед крутое бедро. Мужики висли на ограждении, тянулись к ней, торопливо запихивали под резинку трусиков свои влажные купюры, до пути норовя тиснуть ее за грудь и ущипнуть за ягодицу, но Камея привычными быстрыми и легкими движениями вы­скальзывала из скрюченных пальцев, оставляя по­зади рев разочарования, вырывавшийся со слюной из перекошенных ртов. Еще четыре шага, резкий разворот, руки захватывают шест, ноги взметнулись вверх, гибкое тело изогнулось и замерло… затем со­скользнуло вниз, пальцы нащупали ворох сброшен­ной одежды, эффектный соскок с переворотом, и гибкое женское тело выскользнуло из светового луча...

Сопровождаемая неистовым ревом и свистом, Камея легко сбежала вниз по узкой лестнице и вле­тела в гримерную. Дверь хлопнула, отсекая или приглушая посторонние звуки, и все находившиеся в гримерке обернулись и уставились на вошедшую. Камея на мгновение притормозила, наслаждаясь этой волной неприязненных взглядов, от которых по коже возбуждающе бегали иголочки и приятно холодило под ногтями, горделиво вскинула подбо­родок и прошествовала к своему трюмо, на ходу демонстративно вытаскивая из трусиков смятые ку­пюры. Нет, этот мир имел свою прелесть...

 

Камея появилась в стриптиз-баре недавно. Се­годня как раз исполнился месяц с того дня, когда она ступила на порог заведения. Для всех присутствующих она была всего лишь молоденькой ду­рочкой, решившей подзаработать с помощью того единственного, что дала ей природа, — собственного тела. Ведь это так просто — выйти и раздеться. Нужно всего лишь запрятать поглубже природную стыд­ливость. Впрочем, у большинства девиц, выходив­ших к шесту, ее давно уже не было. Одна лишилась ее под хрипло сопящим насильником, встретившим испуганную малолетку в темном проулке, другая — в компании дружков, накурившись ароматной и «абсолютно безопасной» травки, третья — в собст­венной постели, под тушей допившегося до белой горячки отца или его не менее пьяных дружков, а какая-то вообще считала, что это непозволительная роскошь, доступная только богатеньким, а ей надо пробиваться наверх, и легче и быстрее всего это сделать, работая передом, задом и ртом... Впрочем, они таки пробились... во всяком случае, в ЭТОМ баре платили уже не только жратвой, но и деньгами, которых вполне хватало на то, чтобы снять небо­льшую комнатку и даже оплачивать сиделку для прижитого между делом ребенка, к тому же здесь не требовалось оказывать клиентам ДРУГИХ услуг, ну разве что иногда и не всем...

 

— Господи, и чем она их берет, ну никакого вида — кожа да кости, только сиськи свешивают­ся, — зло прошипела Сандрина, задастая толстуха с крашеными волосами и накладными ногтями тош­нотворного                бирюзово-бордового цвета и неверо­ятной длины. Сидевшее рядом с ней наглядное по­собие по устройству женского скелета, нагло при­своившее себе имя героини древнегреческого эпоса «Аргонавты» Медеи, картинно затянулось сигарет­кой со старой доброй марихуаной и, щегольски вы­пустив струйку дыма через ноздри, добавило, кривя губы:

— Да брось ты, подруга, у нее и талии-то нор­мальной нет, один жир. А вот грудь и правда от­вислая. Бр-р-р.

И обе, высокомерно фыркнув, демонстративно отвернулись. Что ж, этого следовало ожидать. За последние несколько дней Камею заметили, даже появились клиенты, которые приходили именно на нее. А подобное всегда опасно, потому что женщина вообще не терпит рядом с собой соперниц. А если «эта выскочка здесь без году неделя, а уже так много о себе мнит» — жди беды. Впрочем, все это было просчитано заранее...

 

Камея села перед зеркалом, насмешливо улыб­нулась самой себе и потянулась к большой пудре­нице. У нее сегодня был ещё один выход, и следовало слегка обновить макияж. Она уже набрала пудры на пуховку, как вдруг глаза кольнули едва заметные непонятные искорки в пудре. Камея замерла, протянула руку, развернула левую лампу так, чтобы свет падал прямо вниз, и, затаив дыхание, поднесла пуховку поближе к глазам. Вот стервы! Пудра была безнадежно испорчена. Кто-то подме­шал в нее мелко толченное стекло. Что ж, отлично, кое-кто уже давно заслуживал примерной трепки, а теперь у нее есть полное право это сделать. Камея медленно поднялась и, отведя вбок руку с пуховкой, обвела присутствующих внимательным взглядом. Нет, это не Сандрина с Медеей, обе пялились на нее хоть и неприязненно, но с недоумением, Курешту тоже... Аглая что-то знала, но тоже не она, а вот Лулу... Лулу сидела к ней спиной, но эта спина, напряженно застывшая, словно кричала: «Это Я, Я, Я!!!» Камея усмехнулась и пошла в угол, где стояло трюмо Лулу.

— Эй, Лулу...

— Что, дорогая? — Лулу медленно повернулась, изо всех сил стараясь сохранить царственное спо­койствие, но у нее этого не получилось. Как только тщательно выписанное кукольное личико Лулу ока­залось на одной линии с придвинутой к самым губам Камеи пуховкой, та сильно дунула...

Гримерку огласил отчаянный визг. Мелко тол­ченное стекло имеет свойство забиваться в нос, рот, под веки, и человек, с которым это произошло, чувствует себя соответственно — мелкие кристал­лики стекла полосуют роговицу, небо, язык, заби­вают и кровят ноздри...

Громко бухнула боковая дверь, и в гримерку вва­лился Бак, охранник. Все знали, что он был тайным воздыхателем Лулу, и их связь тщательно скрыва­лась от хозяйки заведения. Это было некоей «се­мейной тайной», которая всех устраивала. Лулу по­лучала от Бака мелкие услуги и уговаривала его закрывать глаза на небольшие прегрешения оста­льных. А Сандрина с Медеей, кроме того, считали, что эта маленькая тайна дает им какую-то власть над Лулу. Впрочем, Камея уже вычислила, что эта тайна для хозяйки заведения тоже давно уже не тайна — и она просто делает вид, что ничего не знает. Что ж, ее мотивы для Камеи тоже были аб­солютно ясны. Подобные заведения представляли собой промежуточную ступеньку между «прилич­ными» стриптиз-клубами             Нью-Вегаса и совсем уж дешевыми припортовыми забегаловками, в которых стриптизерши прямо с подиума отправлялись в лапы похотливых клиентов. Причем большинство дево­чек отправлялись по этой «ступеньке» вниз, а не вверх. И хотя хозяйка всегда могла спокойно вы­швырнуть «приевшуюся» публике стриптизершу за порог, не приводя никаких обоснований своему поступку, это все-таки проходит намного легче и без­болезненней для остающихся, когда такие основа­ния находятся. Так что хозяйка просто ждала удоб­ного момента, чтобы избавиться от Лулу. Но это так, к слову. А пока Бак, хотя и не блистал умом, с ходу врубился в обстановку и, взревев, ринулся на обидчицу своей пассии. Гримерка испуганно за­мерла. В принципе, Камею не любил никто. По общему мнению, она была, во-первых, редкостной стервой и, во-вторых, типичной выскочкой. Так что эта молодая выскочка вполне заслуживала хорошей взбучки. Но Бак несся, как атакующий слон, а это было уже страшно...

Он был уже в каких-то трех шагах от Камеи, когда она, все это время с безмятежной улыбкой наблюдавшая за агонией Лулу, внезапно шагнула в сторону и крутанулась на каблуках, выбросив в сторону правую руку. За то время, пока ее рука описывала синусоиду вокруг тела, Бак успел сделать шаг, другой, вытянуть руки к этой стерве и совсем уже почти дотянулся до ее обнаженного плеча... как вдруг описавший дугу кулачок этой выскочки хлестко приложил его по затылку, и Бак кувырк­нулся вперед и обрушился на громко стонавшую Лулу. Рев, звон стекла, визг Лулу под тяжелой тушей Бака смешались в такой впечатляющей какофонии, что это донеслось даже до зала стриптиз-бара, за­ставив забивших его самцов слегка притихнуть и прислушаться. А виновница всего это переполоха ме-е-едленно подняла левую руку с зажатой в ней все той же пуховкой и, улучив момент, когда баг­ровая рожа Бака оказалась всего в паре сантиметров от нее... вновь сильно дунула! Рев Бака вознесся до немыслимых высот...

Спустя минуту в гримерку ввалилась сама Кон­фетка Юс, которую все в баре звали хозяйкой, хотя всем было известно, что все заведения подобного рода на Юго-Западе принадлежали либо Клопу Каманчу, либо Веселому Каццоне. Вероятнее всего, и они, в свою очередь, делились еще с какой-то «семьей», но это было уже знание такого порядка, которое делало существование обладавшего им ин­дивида небезопасным. Так что по этому поводу слу­хов особо не ходило. К тому же, пока заведение приносило стабильный доход, Конфетка Юс во всех своих решениях оставалась совершенно свободной.

Конфетка Юс была фигурой крайне колоритной. Когда-то она тоже была стриптизершей. И в те по­крытые седой стариной времена Конфетка, навер­ное, полностью соответствовала своему прозвищу. Иначе откуда бы оно появилось? Однако сейчас от той соблазнительной симпатяшки, какой она, оче­видно, была, не осталось и следа. Всякому, кто имел честь ныне наблюдать «хозяйку» стриптиз-бара, но­сящего в народе прозвище «На углу», приходило на ум сравнение с бегемотом или скорее бегемотихой. Причем кормящей бегемотихой. Размер пе­редних «буферов» Конфетки Юс большинству окружающих, кроме совсем уж двинутых на почве секса, навевал мысль о том, что, конечно, большая жен­ская грудь лучше маленькой, но ведь всему же есть предел... На платье хозяйки пошло, наверное, столько искусственного кинелакса, что если бы эту красивую, но прочную ткань пустить на парашюты, то их хватило бы для того, чтобы десантировать с орбиты пару самоходных гаубиц осадного калибра. А ее тумбообразные ноги были обуты в тапки такого размера, что они могли бы изрядно поправить дела общественного детского парка, где их можно было бы использовать для катания детворы по искусственному прудику. Нет, конечно, это некоторое пре­увеличение, и все же... Ко всему прочему, Конфетка была известна своим скандальным характером. Ска­зать по правде, Конфетке Юс не нужен был никакой охранник или вышибала, но положение обязывало...

Мгновение полюбовавшись на царивший в гримерке разгром, Конфетка Юс медленно обвела взглядом всех присутствующих и остановила его на спине Камеи, к тому моменту уже вернувшейся к своему трюмо и с совершенно невозмутимым видом тщательно подкрашивавшей длинные накладные ресницы:

— Эй ты, новенькая...

Камея осторожно провела кисточкой по реснице, затем чуть откинулась назад и критически оценила полученный результат. Что ж, результат получился что надо, вот только если слегка подкрасить вот здесь, в уголке, у самого века...

— Ну ты, образина, я к тебе обращаюсь!

Да, совершенно верно, штришок у самого века был просто необходим, да и здесь, в уголке глаза тоже не помешает добавить немного туши...

Конфетка Юс скрипнула зубами и, сердито вско­лыхнувшись всеми своими необъятными кило­граммами, двинулась к этой зарвавшейся выскочке. Все замерли. Конфетка Юс обогнула поскуливающую парочку, небрежным движением бедра опрокинув попавшуюся на пути уже начавшую подниматься Лулу, злым движением руки отшвырнула возникший на пути стул, так что тот чуть не разбил голову Сандрине, врезавшись в стену всего в паре дюймов от ее головы, и наконец-то добралась до своей цели. Камея к тому моменту уже закончила с ресницами и принялась, все так же невозмутимо, подкрашивать губы.

— Ты, маленькая сопливая шлюшка! — Тут хо­зяйка размахнулась, намереваясь нанести еще боль­ший ущерб своему заведению путем разбивания хрупкого зеркала дешевого трюмо лбом этой своенравной сучки, но ударить не успела... Никто так и не понял, что произошло. Замах Конфетки Юс, сопровождаемый сиплым хеканьем усталого лесо­руба, увидели все, а вот что было потом... Эта мо­лодая выскочка как-то непонятно качнулась, и в следующее мгновение гримерку огласил отчаянный вопль Конфетки, которая неторопливо и величе­ственно, будто выходящая из стартовой шахты баллистическая ракета, взмыла в воздух спиной вверх, а затем плавно и могуче переместилась в сторону только-только вставших на четвереньки Бака и Лулу. Полет был просто завораживающим, но при­земление было не менее впечатляющим. Первой туша Конфетки Юс вошла в соприкосновение с Лулу, и, судя по тому, что мгновением позже про­изошло с Баком, эта последовательность сопри­косновений спасла ей жизнь. От удара Лулу отшвырнуло ярдов на десять, а вот на Бака туша Кон­фетки обрушилась всей массой. Послышался хруст, мучительной стон Бака, туг же перешедший в булькающие звуки, означавшие, что у него кровь по­шла горлом, а затем раздался треск, который все присутствующие расценили как хруст ломающегося позвоночника. К счастью, это оказалось не так. Бар был расположен в цокольном этаже здания старых портовых пакгаузов, которому давно уже зашкалило за сотню лет. И хотя перекрытия в пакгаузах дела­лись из пластолетовых плит, материала, один квад­ратный метр которого свободно выдерживал нагруз­ку в полторы-две тонны, процессы старения были властны и над ним. Тем более что компании — производители строительных материалов, затрачи­вая большие усилия на обеспечение стабильных га­рантированных характеристик материалов в гаран­тийные сроки, по поводу эксплуатации материалов за пределами этих сроков голову себе не забивали. И даже наоборот. Ходили слухи, что немалая доля средств, отводившихся на исследования и разра­ботку новых строительных технологий, тратилась на то, чтобы ЗА пределами гарантийных сроков строительные материалы быстро превращались в полное дерьмо. А что? Вполне разумно. Если старое здание или строение разрушается — волей-неволей приходится строить новое, для чего вновь требуются «новейшие», «абсолютно надежные», с «уникаль­ными характеристиками» строительные материалы. Поэтому все произошедшее выглядело совершенно логично. Совместная масса тел Конфетки Юс и Бака, помноженная на приданное плоти Конфетки ускорение, оказалась слишком тяжелым испыта­нием для подгнившего поли, гарантийный срок эк­сплуатации которого закончился лет сорок назад, и выглядевшая такой незыблемой пластолетовая плита стандартных размеров три на шесть ярдов треснула. Гримерка была ввергнута в полный хаос. От удара пол заходил ходуном, со всех трюмо по­сыпались цилиндрики помады, коробочки с тенями, баночки с кремами, пудреницы, стаканчики с пу­ховками и косметическими кисточками, от чего по всей гримерке стали возникать отчаянно вонявшие ароматическими отдушками облачка, тут же заста­вившие людей отчаянно чихать и кашлять. Кто-то из стриптизерш ломанулся к выходу, кто-то — к лестнице, ведущей на сцену... как вдруг над всем эти хаосом раздался холодный голос виновницы всего этого бардака:

— Сандрина, ты куда это собралась? А ну марш к шесту.

Все застыли. Сандрина испуганно обернулась. Силуэт этой твари едва просматривался сквозь ма­рево из пудры, но от нее веяло каким-то неестественным спокойствием. И это спокойствие подав­ляло...

— Ну! Я кому сказала!

Сандрина как-то странно дернулась, будто вздрогнула, и, не издав ни звука и как-то механи­чески переставляя ноги, двинулась вверх по лест­нице. Камея перевела взгляд на Медею:

— А тебя что, столбняк хватил? Протяни руку и включи вытяжку.

— Но... — начала Медея и умолкла. Однако всем было понятно, что она хочет сказать. Вытяжка тут осталась еще со времен пакгауза, и ее производительность была рассчитана на то, чтобы обеспечить замену воздуха во всем объеме этого немаленького здания. Так что во время работы бара вытяжка не включалась. Ибо, во-первых, рев приводов вполне мог заглушить любую музыку, а во-вторых, низ­кочастотные вибрации воздуховодов создавали инфразвуковую волну, от которой у всех находящихся в здании тут же начинали ныть зубы. Поэтому вы­тяжка никогда не включалась, если в баре все еще оставались посетители.

Камея растянула губы в холодной пренебрежи­тельной улыбке. Как все сумели разглядеть что-то в этом тусклом мареве, через которое пробивались лучи нескольких оставшихся целыми ламп, было просто непонятно, однако эту улыбку разглядели все.

— Ничего, пять минут потерпят. Когда у шеста работает такая куколка, как Сандрина, мужики за­бывают не только о зубах, но и о том, что мозги у них должны располагаться в голове, а не в яйцах. — Камея сделала многозначительную паузу и вкрад­чиво закончила: — Если я, конечно, в ней не оши­баюсь.

Медея, словно сомнамбула, подняла левую руку и ткнула пальцем в пакетник. В то же мгновение из-за стены послышался дикий рев вентиляторов. Камея удовлетворенно кивнула.

— Хорошо, а теперь... Курешту, отползи во-он за тот столик и займись макияжем. В ближайшие полчаса, пока мы тут немножко не приберемся, вам с Сандриной придется работать вдвоем. А оста­льные — быстро за тряпками. Пока я поднимусь и вызову карету «скорой помощи» для этого дерьма. — Она презрительно повела подбородком в сторону трех постанывающих тел. — Чтоб все здесь убрали. Я не собираюсь долго терпеть этот свинарник. — Камея спокойно повернулась и пошла к лестнице, ведущей в притаившийся у самого потолка кабинет Конфетки, вся боковая стена которого, выходившая в зал бара, представляла собой прозрачную зерка­льную панель. Только там имелся стационарный телефон, а мобильники в баре не работали. Стрип­тиз-бары, как и большинство других увеселитель­ных заведений, заботились о том, чтобы никакие бдительные жены не могли отвлечь их клиентов от процесса приятной траты денег на свои «невинные» развлечения.

Когда дверь за ее спиной закрылась, девушки ошарашенно переглянулись, потом Аглая с натугой спросила:

— А чего это она?

Медея насупилась, открыла рот, собираясь, на­верное, что-то сказать, но лишь обреченно махнула рукой и двинулась к лестнице, ведущей на сцену. Там в закутке под лестницей уборщицы хранили свои тряпки и ведра.

И тут все окончательно осознали, что у их бара сменилась хозяйка. Правда, никто и подозревать не мог, чем им это грозит...

 

 

3

 

— Господин! Вам сообщение,

Страусообразный сауо, принесший это известие, замер, ожидая ответа или знака удалиться. Смот­рящий на два мира отвернулся от огромного панорамного проектора, изготовленного в виде огромного окна размером девять на одиннадцать ярдов, и легким движением ресниц отпустил сауо. Тот сло­жил крылья, раздвинул ножные когти в жесте по­клонения и преклонения и тихо исчез. Смотрящий на два мира тихонько вздохнул. Он — Высший, Гос­подин, Гуру или Гору, как называют его эти крутые ребята со Светлой. Могущественные постарались исковеркать психику подчиненных рас таким образом, чтобы они чувствовали себя комфортно, лишь служа какому-нибудь Господину. Впрочем, разве люди так уж сильно отличаются от них? Люди тоже считают счастьем посвятить свою жизнь слу­жению монарху, вождю или Господу (что уже близко к слову Господин и с точки зрения семасиологии, и этимологически, не правда ли?). Нет, конечно, неплохо, если это служение еще и приносит какие-нибудь дивиденды — деньги, власть, славу... но это совершенно не обязательно. История человечества знает миллионы примеров, когда люди отвергали все мыслимые блага и шли на смерть во имя Вождя или Идеи, то есть в конечном счете во имя Госпо­дина. Всем нужен Господин... И этот Господин дол­жен не только многое знать и уметь, но и вести себя строго определенным образом. Смотрящий на два мира вздохнул еще раз. Конечно, положение высшего существа имеет свои плюсы, но... как же это скучно! Жаль, Счастливчика давно не было. Только с ним можно было вести себя как с равным...

 

Когда Смотрящий на два мира вошел в рубку связи, весь персонал поднялся со своих мест и скло­нился в глубоком поклоне. Основную массу техни­ческого персонала корабля составляли каемо и тоноакуокаренатэ, из касты Полезных. Приближенных страусообразных сауо было всего около десятка, а Низшие были представлены всего лишь тридцатью экхими, или, как называли их люди, троллями. Впрочем, от того корабля, который достался ему в наследство от Алого, погибшего в поединке со Сча­стливчиком, мало что осталось. Корабль был осно­вательно перестроен на верфях, принадлежащих Корну. Вернее, даже не перестроен, а по существу построен заново. От старого корабля тут остались лишь внутренние помещения всех каст, да и те были изрядно перестроены и расширены, ну, и элементы системы управления с кодами опознавания, а все остальное — корпус, вооружение, генераторы — были совершенно другими. Теперь корабль был спо­собен годами путешествовать от звезды к звезде, оставаясь полностью автономным. В случае чего он мог самостоятельно отбиться от эскадры в де­сяток-другой «скорпионов» или мобильной крей­серской группы любого из людских флотов, а если его зажмет что-то более могучее — просто оторва­ться. Двигатели корабля способны были сделать это. Но, слава богу, пока всеми их возможностями пользоваться не приходилось.

Естественно, в соответствии с возросшими раз­мерами и возможностями увеличился и экипаж. Так что теперь большую его часть составляли люди, изувеченные Врагом еще в материнской утробе и ныне являющиеся его самыми неукротимыми против­никами. Дети гнева — так называли их другие люди. В отличие от строго ранжированных по функциям Низших, Полезных и Приближенных, Дети гнева, так же как и люди, встречались во всех функциональных отсеках корабля, и в абордажных кубриках, и среди технического персонала, и в офицерских кают-компаниях. Вообще-то, Смотрящий на два мира уже давно понял, что его корабль — это, по существу, очередной эксперимент Счастливчика (или, вернее, Вечного) с целью проверить, смогут ли касты после ликвидации Могущественных или их устранения каким-либо иным путем научиться сосуществовать без заложенного ими искусствен­ного разделения по функциям и обязанностям. Эк­сперимент этот, похоже, был на пути к успеху, но, к сожалению, не мог считаться полностью коррек­тным. Потому что, во-первых, рядом с Низшими, Полезными и Приближенными, буквально пропи­тывая поры их маленького мирка, находились люди, вернее Дети гнева, а, во-вторых, сам эксперимент осуществлялся под контролем высшего существа или того, кого все участники этого эксперимента считали таковым, то есть его самого, Смотрящего на два мира...

 

Смотрящий добрался до кресла с высокой спин­кой, установленного в центре рубки, на широком, метра три в диаметре, подиуме, и, заняв его, приказал:

— Выведите сообщение на мой экран.

Подиум тут же подернулся легкой голубоватой дымкой изолирующего поля, а прямо перед ним возник в воздухе широкий прямоугольник. Спустя мгновение прямоугольник растекся по сторонам, и перед Смотрящим возник... Счастливчик.

— Привет, малыш, это запись, так что не торо­пись рассыпаться в уверениях по поводу того, как ты рад меня видеть. — По лицу Счастливчика ско­льзнула улыбка. И исчезла. — Значит так. Наши усилия начали приносить плоды. Дело не терпит от­лагательства. На сторону людей только что перешли несколько «звездных уничтожителей». Командуют ими твои любимые сауо. Вся проблема в том, что человеку, которому сауо поклялись в верности, сей­час грозит опасность. Ее преследуют другие люди. И если они добьются успеха, то все пойдет псу под хвост. Более того, сауо могут навсегда объявить лю­дей безумной расой. — Счастливчик немного по­молчал, со значением глядя в глаза Смотрящему, и закончил: — Так что поторопись. События раз­виваются как раз в той системе, в которую ты по моей просьбе отправил группу глубокой заброски. Точные координаты базирования «уничтожителей» я тебе сейчас дать не могу — определишься на месте. Действуй.

Когда экран потух, Смотрящий некоторое время сидел молча, глядя невидящими глазами в точку, где только что находился центр изображения, потом откинулся на спинку. Это кресло было сделано та­ким образом, чтобы рудиментарные крылья, кото­рыми наградили его Создатели, не мешали опираться спиной о спинку. В корабле было не слишком много таких кресел, штук двенадцать, наверное, но все они были предназначены только для одной зад­ницы, носитель которой сейчас довольно мрачно размышлял над своими перспективами. «Звездные уничтожители»... да, это серьезно. О подобных кораблях они узнали не так давно, лет пять назад. Причем, как подозревал Смотрящий, единственно потому, что Счастливчик достаточно точно представлял себе, что надо искать и как это выглядит. Но Смотрящий за долгие годы тесного общения со Счастливчиком уже так привык, что тот знает и умеет столько, что и вообразить себе невозможно, что, когда его посетило это подозрение, ни малей­шего волнения он не испытал.

Эти корабли были вершиной технической и во­енной мысли Могущественных. Причем, судя по тому, как быстро они не просто создали один такой корабль, а построили сразу целую серию кораблей, проект этого корабля был разработан давно. И его наиболее важные узлы и агрегаты были уже испы­таны. Скажем, двигатели работали в качестве гене­раторов заряженных частиц в системе Церраса, энергетические установки снабжали энергией подземные города Антауалана, выжженного взорвав­шейся звездой его системы, а силовые поля защи­щали от солнечного ветра планеты Эрминум, чья атмосфера была начисто лишена озонового слоя. А в их огромных корпусах явно просматривались очертания орбитальных крепостей людей. Что ж, как Смотрящий теперь уже знал, это была обычная практика Могущественных...

 

Свое первое путешествие в ареал Могуществен­ных Смотрящий на два мира предпринял еще не­сколько десятилетий назад. Началось все просто и буднично. В тот день Счастливчик прилетел на своем боевом корабле, на котором он передвигался в личине Черного Ярла. Смотрящий тогда только начал привыкать к своему кораблю. Корабль всего несколько месяцев назад покинул верфь, на которой занимались то ли небольшой его модернизацией, то ли скрупулезным изучением технологий Могу­щественных. Конечно, в тот момент он еще ничем не напоминал сегодняшнего красавца и при любом ракурсе оставался типичным образчиком продук­ции военных верфей Алых князей. И все внесенные в него изменения были тщательно заретушированы, чтобы не слишком выделяться на общем фоне. Смотрящий так и не понял — то ли это было сделано специально, то ли инженеры секретных верфей еще одной ипостаси Счастливчика — мультимиллиардера Корна — просто хотели посмотреть, как будут работать технологии людей и Могущественных в одной упряжке, однако факт остается фактом — в тот раз в конструкцию корабля были внесены ми­нимальные изменения. И тогда, как помнил Смотрящий, он был довольно сильно удивлен этим об­стоятельством.

Он получил корабль с экипажем за много лет до этого, и все это время был предоставлен самому себе. Нет, он, естественно, не был брошен на про­извол судьбы. Ибо одиночный корабль Могуще­ственных в ареале расселения людей не мог бы долго продержаться. Где бы он смог пополнять запасы, менять регенерационные патроны и давать отдых команде? Поэтому Счастливчик оборудовал неско­лько баз снабжения, расположив их на астероидах в холодных, пустынных и потому не представляю­щих никакого интереса ни для людей, ни для Мо­гущественных системах красных гигантов. Но вза­мен он не требовал ничего. Он вообще предоставил Смотрящего самому себе. Бывало, он не выходил на связь месяцами. То было очень... скучное время. Конечно, Смотрящий не терял его даром. Корабль был под завязку забит инфокристаллами, и Смот­рящий днями не вылезал из проекционной и часами валялся в мнемококоне. А еще он много беседовал с экипажем. Приближенные, Полезные, Низшие... они были такими разными и... чем-то напоминали друг друга. Отпечаток Могущественных лежал на них всех. Сначала это его раздражало, потом начало бесить. Да и могло ли быть иначе, если даже Господин временный капитан, умница и интеллектуал сауо Эуол Лойонтол, стоило только его спросить о Могущественных, тут же впадал в состояние щенячьего восторга и начинал лепетать что-то про Ве­ликих, Мудрых, Несравненных... И достаточно было Смотрящему состроить мало-мальски скептическую мину, как взгляд сауо становился жало­стливо-снисходительным, мол, что с него взять, бед­ного. Как будто Смотрящий на два мира в своей жизни был обделен чем-то очень важным...

И Смотрящий знал, что тот имел в виду. Он и сам часто вспоминал своих учителей, с которыми провел первые несколько лет... Что самое интерес­ное, при этом Лойонтол не допускал и мысли об измене, и, случись кораблю столкнуться в полете с каким-нибудь кораблем Могущественных, весь экипаж головы бы положил, отчаянно защищая своего нынешнего хозяина. Впрочем, это тоже была заслуга Могущественных. И Счастливчика. Подчи­ненные расы империи Могущественных просто не могли существовать, не даря свою верность       како­му-либо Хозяину, и дарили ее без остатка. В этом и было их основное отличие от людей. А Счаст­ливчик доказал, что он является Высшим Хозяи­ном... Хозяином Хозяев. Поэтому ни у одного члена экипажа, от Низших до Приближенных, не могло возникнуть и мысли о том, чтобы его ослушаться. Ну а Смотрящий на два мира стал для них... Младшим Хозяином. И отсюда проистекали все проб­лемы. С одной стороны, он был не совсем Хозяи­ном. Нет, все его приказы выполнялись молние­носно и со всем рвением, но в отношении к нему сквозила некая... снисходительность... нет... он не мог дать этому точного определения... В то же время он не был и одним из них — чело… вернее, разумным, с которым можно постоять, поболтать о том о сем, выпить кружечку эля или ароматной исрики. Даже когда он приглашал за свой стол Господина временного капитана, совместное поглощение пищи со спиртным, которое, как он знал, довольно часто облегчает сближение двух разумных, превра­щалось в некий фарс.

Нет, капитан, повинуясь воле Господина, вел себя за столом довольно свободно, иногда даже шу­тил, но Смотрящий ясно видел, что в каждом его движении постоянно сквозит подспудное желание максимально точно выполнить волю Господина, ве­сти себя свободно, но не перегнуть палку, шутить, но в меру, суметь вовремя согласиться, а там, где Хозяин ждет возражений — возразить. Он делал это фантастически талантливо, и, если бы Смотрящий сам не был создан и обучен как будущий руково­дитель и контролер целой расы, он бы никогда не заметил этого. Однако он это замечал, и от этого было грустно…

 

В тот раз Счастливчик прибыл не один. Вместе с ним прилетел еще какой-то маленький, плюгавый старикашка. Впрочем, заглянув в глаза этого неряшливого на вид, какого-то взъерошенного чело­вечка, Смотрящий понял, что первое впечатление было обманчивым. В них светился ум и еще... одержимость, та особенная одержимость, благодаря ко­торой человек и становится великим. Они как раз завершали доковые работы на одной из устроенных Счастливчиком астероидных баз. Вернее, в тот мо­мент, когда пришло сообщение от Счастливчика, они уже их завершили, но Счастливчик попросил задержаться на базе и подождать его.

Счастливчик, как обычно, прибыл в своем бое­вом скафандре с затемненным забралом. Поздоро­вавшись со Смотрящим, он и его спутник тут же исчезли в необычайно большом для такой малень­кой базы                    медико-биологическом секторе. Смотря­щий уже давно заметил это несоответствие. На двух других базах медико-биологические сектора также были немаленькими (естественно, в сравнении с теми, что имелись на базах людей), но это как раз было объяснимо. Хотя все разумные, составляющие экипаж корабля, были выходцами из кислородных миров, типы их метаболизма были слишком разные, чтобы их всех мог удовлетворить стандартный набор медицинских аппаратов и медикаментов, разрабо­танных для разумного вида «люди». Поэтому Сча­стливчику пришлось не только с самого начала заложить в проект увеличенные помещения, но и по­стоянно напрягать Смотрящего медицинскими и биологическими тестами. Сказать по правде, до сих пор участие в медико-биологических тестах и ис­следовательских программах было основным заня­тием как самого Смотрящего, так и всего экипажа корабля. Впрочем, результат был налицо. При каж­дом заходе на астероидные базы они обнаруживали в медико-биологических секторах новую аппаратуру и новые медикаменты... Но даже по меркам их баз, медико-биологический сектор этой был просто огромен...

Через час Счастливчик вышел на связь и попро­сил Смотрящего подойти в медико-биологический сектор. Одного.

Когда он вошел, спутник Счастливчика сидел перед большим монитором кваркового томомикроскопа и бормотал себе под нос:

— Очень интересно, оч-чень интересно... а вот это банально... ну, как скрутить эту спиральку, и я догадался... а вот здесь они молодцы, просто молодцы... — Профессор оторвался от монитора микроскопа и окинул Смотрящего восхищенным взгля­дом. — Да вы — само совершенство, молодой чело­век! Гений! Вот только тририбонуклеиновую по­следовательность они вам задали не ту. Да и нейрогерная цепочка настроена на послушание. — Тут он повернулся к Счастливчику. — А может, не трогать? Если мы все приведем в порядок, он станет чрезвычайно строптивой личностью. Гении, они та­кие... своенравные и самолюбивые. А оно вам надо?

Счастливчик усмехнулся:

— Ничего, профессор, потерплю. Лучше пусть будет строптивым и своенравным, чем из-за... как ты там сказал, настроенной нейрогерной цепочки тут же поднимет лапки, стоит только когтю Алого показаться на экране.

Смотрящий на два мира замер. Нет, это не было для него таким уж открытием. Он предполагал, что его создатели предусмотрели некий «резервный ме­ханизм» контроля над ним. В глазах Могуществен­ных это отнюдь не было свидетельством какого-то недоверия или унижением. Такие механизмы были встроены в мозги любой особи, любой касты их цивилизации. Кроме, естественно, самих Могуще­ственных. Так почему же он сам должен быть иск­лючением? Но степень этого контроля...

Счастливчик, как обычно, мгновенно понял, о чем он подумал, и, снова усмехнувшись, произнес:

— А чего ты хотел, мой мальчик? Ты — один из первых экспериментов над новым разумным видом. Причем это эксперимент уникальный, не предусматривающий тиражирования. Не думаю, что даже они, со всем их опытом, уверены в том, что смогли учесть все нюансы и вероятности. Так что... — Он развел руками.

— Да вы не волнуйтесь, молодой человек. Мо­гущественные, конечно, гении, но и мы кое-что могем, — снисходительно произнес профессор и вновь уткнулся в монитор. От этого заявления Смот­рящему стало еще хуже. Счастливчик молча кивнул на дверь в соседнее помещение.

Когда они расположились в стоявших друг на­против друга креслах (одно из которых, естественно, было приспособлено для Смотрящего), Счаст­ливчик спросил:

— Не надоело бездельничать?

Смотрящий мог бы многое сказать по этому по­воду, но все эти слова несли в себе больше эмоций, чем информации, а значит, были непродуктивны. Поэтому он просто ответил:

— Да.

Счастливчик на некоторое время замолчал, на­верное размышляя, с чего начать, затем вновь за­говорил:

— Понимаешь, судя по той информации, что мне удалось насобирать, выиграть эту войну невоз­можно. Никому. Потенциал обеих цивилизаций та­ков, что уничтожение одной приведет к неминуе­мому уничтожению другой. Мы равны, на каждый рывок одной цивилизации другая тут же отвечала еще большим рывком. Вспомни, как развивался конфликт. После захвата Звороса, Магдебурга, Карраша и других окраинных планет люди ответили каперством, перерезав растянутые линии снабже­ния. В ответ Могущественные создали базу на Карраше и продолжили атаку, захватив Симарон и пла­неты внешнего радиуса Келлингова меридиана. Люди ответили изобретением многолучевых ору­дий, и потому на этот раз захваченная область со­ставила едва ли четверть от той, что была взята под контроль Могущественными во время первой вол­ны наступления. Затем последовали атака на Карраш и битва за Светлую. Сегодня кажется, что Мо­гущественные оказались на грани поражения. Но заметь, все это время конфликт протекал на тер­ритории людей.

То есть Могущественные действовали вдали от своих баз снабжения и с максимально растянутыми коммуникациями. И, по моим сведениям, пока Могущественные не задействовали и четверти своих ресурсов. Я думаю, до схватки на Зворосе мы вообще сражались всего лишь с экспедиционным корпусом мирного времени. И лишь сейчас они приступили к военной мобилизации ресурсов своей цивили­зации. Я хочу знать, что они задумали и как можно прекратить эту бойню. — Он замолчал, уставив на Смотрящего испытующий взгляд. Тот молчал. Что ж, все было ясно. Ему предстояло стать глазами и ушами Счастливчика в ареале Могущественных. Вот почему в корабль были внесены минимальные из­менения, а сам факт его существования так тща­тельно скрывался ото всех. Вот для чего нужны были тайные базы в пустынных звездных системах. Что ж, он получил, что хотел, — убежище и возможность самому определять свою судьбу. Естест­венно, насколько это возможно... Ведь никто не может быть абсолютно свободным в своих поступках, даже Могущественные.

— Итак, каково будет твое решение? — негромко спросил Счастливчик.

— А разве я могу отказаться?

— Да, можешь. — Счастливчик кивнул. — При­чем тогда ты станешь максимально свободным. У тебя сохранится корабль, на эти базы завезут столь большие запасы, что вам хватит их лет на триста, и все, в том числе я, забудем о твоем существовании. Ты сможешь жить так, как захочешь...

Смотрящий на два мира вскинул руку, прерывая Счастливчика:

— Ты знаешь, кто меня создал и для чего. Твой профессор сказал, что... мои параметры и потенциал очень высоки. Так подумай еще раз, разве я могу отказаться?

Счастливчик усмехнулся:

— Вот и ладушки.

— Скажи... модификации подвергнут только меня?

Счастливчик мотнул головой:

— Нет. Это было бы бессмысленно. Если моди­фицировать только тебя, то, как только корабль окажется в зоне действия артефактных способ­ностей Могущественных, экипаж мгновенно пре­кратит сопротивление. Так что... через пару дней экипаж станет у тебя заметно более строптивым и неуживчивым. И чтобы сохранить его в виде эф­фективно действующей системы, тебе понадобятся все твои способности.

Смотрящий усмехнулся:

— Твой очередной эксперимент. Что произойдет с цивилизацией Могущественных, когда они ис­чезнут?

Счастливчик усмехнулся в ответ:

— Скорее не когда, а ЕСЛИ они исчезнут...

И только теперь Смотрящий на два мира начал догадываться, ЧТО Счастливчик имел в виду, когда произнес «ЕСЛИ».

 

 

4

 

— Прыгай!

Брендон вздрогнул от крика, раздавшегося у него над ухом, но лишь еще сильнее вжался в теплый дюрапласт. Нет, это не могло относиться к нему. Твари, которые зажали их на крыше, стреляли с убийственной точностью. Поэтому любая попытка высунуть макушку из-за бортика была бы равно­сильна самоубийству. Черт, их зажали очень про­фессионально. Брендон понял это по тому, что Ив, несколько раз пытавшийся приблизиться то к лиф­товой шахте, то к пожарной лестнице, то к аварий­ному окну с а-гравитационным аварийным спуском под ним, каждый раз был вынужден уходить на следующий этаж, поднимаясь все выше и выше. Брендону в этой сумбурной мешанине была отведена трудная, но почетная роль приложения к во­ротнику своего пиджака, за который Ив вытягивал его из-под возникавших буквально отовсюду пото­ков стремительно летящих игл.

А как здорово начинался вечер....

 

В ресторан «Звездная лагуна» они приехали за полчаса до одиннадцати. Вообще-то Брендон не очень любил этот ресторан. Большинство его посетителей были совершеннейшими снобами, хотя и на свой, особый лад, но сегодня была пятница, а пятницы в «Звездной лагуне» были известны не только по всему Нью-Вашингтону, но и по всему Келлингову меридиану. Дело в том, что первое сло­во в названии этот эксклюзивный рыбный ресторан получил отнюдь не в честь физических тел, дающих свет и тепло окружающим их планетам, а в честь тех, кто выступал в нем каждую пятницу. Пятницы были днем звезд, вернее ЗВЕЗД! О, «Звездная ла­гуна» отнюдь не отличалась такими уж высокими гонорарами. Наоборот, за два часа в «Олимпике» или «Волверстон-холле» можно было заработать раз в пятнадцать больше, чем за четыре часа пятничного вечера (иди, вернее, ночи) в «Звездной лагуне». Бо­лее того, пятницы в ресторане были «клубным днем» (это означало, что в этот день в ресторан допуска­лись только люди, оплачивавшие ежедневный заказ столика независимо от того, собирались они сегодня посетить «Лагуну» или нет), так что случалось, звез­ды выступали перед залом, заполненным лишь на треть. Но эта треть того стоила...

Если бы нашелся кто-то, достаточно информи­рованный, и если бы он к тому же поставил бы себе целью сложить и посчитать суммарный капитал всех тех, кто ежедневно оплачивал личный столик в «Ла­гуне», то полученный результат перекрыл бы кон­солидированный бюджет всего Содружества Американской Конституции, может, даже в несколько раз. И такая публика давала нечто более важное, чем деньги. Она давала статус. Каждый артист знал — что бы о тебе ни говорили и как бы тебя ни оценивали раньше, как только ты появишься на сцене «Лагуны», твои гонорары автоматически взлетят вверх, будто ракета, а самые престижные залы, вроде того же «Олимпика», примутся забра­сывать тебя видеограммами с приглашением вы­ступить. Впрочем, те, кто выступал в «Лагуне», и так уже имели и бешеные гонорары, и самые ле­стные предложения. И единственное, в чем они по большому счету нуждались, было еще одно доказательство того, что они все еще The best! — лучшие, несравненные, самые-самые. А самым убедитель­ным доказательством этого было выступление в «Звездной лагуне». Поэтому никто из звезд, высту­павших в «Звездной лагуне», и не рассчитывал на сколь-нибудь серьезный гонорар. Более того, если бы прошел слух о том, что право на выступление можно купить, то у дверей управляющего рестора­ном тут же выстроилась бы огромная очередь желающих заплатить за него любые деньги. Однако такого быть не могло, потому что не могло быть никогда.

Сегодня в «Лагуне» должна была засветиться новая восходящая звезда — Палома Телл. Ее фишкой были перепевы классики в современной аранжировке. Серьезные музыковеды разделились на два непримиримых лагеря. Одни ее яростно ненавидели за то, что она «извратила и испохабила величайшее достояние человечества», а другие, не менее яро­стно, ею восторгались, резонно замечая, что она заставила миллионы и миллионы вновь слушать Верди, Моцарта, Бетховена и Шостаковича. Впро­чем, и те, и другие отмечали, что у нее великий голос. По самым скромным прикидкам, он пере­крывал не менее трех с половиной октав (хотя восторженные поклонники настаивали на четырех). И она умела пользоваться им просто вирту­озно.

Выступление обычно начиналось около полуно­чи. Причем в программе пятницы так и значилось: «около полуночи». И это было одним из образчиков местного снобизма. Мол, всякие там концертные залы могут назначать точное время выступления, а нам этого не надо. Когда захотим, тогда и начнем. Но для постоянного посетителя «мистера Корна», имеющего свой собственный оплачиваемый столик в «золотом секторе» совсем рядом со сценой, и его частого спутника мистера Брендона это означало, что до начала концерта они еще успеют поужинать.

Заказанные блюда принесли через пятнадцать минут. В принципе, ни одно из них не успели бы приготовить так быстро, ведь в «Звездной лагуне» признавали только традиционную кухню — откры­тый огонь, чугунная, медная или бронзовая утварь, столовое серебро и исключительно натуральные продукты. Даже соль, которую здесь использовали, доставлялась всего с трех соляных приисков, расположенных на прародительнице Земле. Но меню на «клубные пятницы» составлялось заранее, так что Иву достаточно было просто позвонить и со­общить примерное время прибытия. Что он и сделал еще из лимузина. Поэтому к моменту их появления в зале заказанный Ивом тигровый омар и бронзовый карп Брендона уже почти дошли до кондиции.

Когда официант, сопровождаемый придирчивым метрдотелем, под чьим неусыпным оком и был сер­вирован стол, удалились, Ив откинул тяжелую кованую серебряную крышку большого блюда и раз­дувшимися ноздрями втянул ароматный пар. Пахло действительно божественно. Ив ловко перехватил щипчики указательным и средним пальцами и на­давил на внутренние поверхности рычажков. Пан­цирь тигрового омара коротко хрустнул, а затем медленно разошелся в стороны, обнажая розовую сочную плоть. Брендон завистливо покосился на Ива. Он не умел так ловко разделывать тигрового омара, поэтому не осмеливался заказывать эту ко­варную морскую животину в «Звездной лагуне».

В большинстве других рыбных ресторанов города можно было доверить разделку омара профессио­налу, но в «Звездной лагуне» собиралась особая публика. Это был ресторан истинных гурманов. Людей с самым изощренным вкусом, ревностно относившихся как к искусству лучших рыбных поваров столицы, работавших в «Звездной лагуне», так и к соб­ственному искусству разделки и поглощения со­зданных ими изысканных блюд. И стоило кому-то только намекнуть, что, мол, было бы хорошо, если б то-то и то-то разделали, чтобы человек этот стал изгоем общества и услышал произнесенный высокомерно-холодным тоном совет метрдотеля посе­тить какой-нибудь другой ресторан. Здесь собира­лись люди, считавшие высшим шиком мгновенно, не хуже заправского официанта, располосовать на куски шртри-олала, блюдо из трекейской рыбы-луны, фаршированной гречкой, томленной с лосо­севой и слекониевой икрой. На первый взгляд ничего особенного, если не знать, что в процессе при­готовления внутри шртри-олала создается давление почти в две атмосферы, поэтому, чтобы при раз­делке шртри-олал не лопнул, обдав неумеху фон­таном из горячего пара и шматков икры и гречки, необходимо овладеть искусством особого разреза. Быстрого, легкого, не слишком глубокого, чтобы только надрезать тонкую и прочную шкуру трекей­ской рыбы-луны, из которой первые поселенцы на Трекее когда-то шили не только сапоги и перчатки, но и даже оболочки футбольных мячей, но и не слишком мелкого, чтобы горячий сжатый пар сумел просочиться сквозь надрезанный эпидермис и об­дать весь ресторан невероятным ароматом этого блюда (ну, а заодно сбросить и излишнее давление). К тому же эти надрезы надо было делать быстро, с каждым разом немного углубляя новый. Ибо если замешкаться, то уже сделанные надрезы могут не выдержать и лопнуть, а если не углублять, то, опять же, первые, уже разошедшиеся под давлением пара, также могут взять да и лопнуть.

Особым шиком считалось, чтобы выходящий из надрезов ароматный пар «на последнем издыхании» все-таки порвал какой-нибудь из надрезов, вывалив из разошедшегося бока на тарелку небольшую гор­сточку начинки, но таких умельцев было немного. И Брендон к ним явно не относился. Он вообще отваживался заказывать в «Лагуне» только земную фугу и таирского бронзового карпа, в отличие от земного, являвшегося не рыбой, а водяной змеей со страшно ядовитыми железами. Но Ив считался в «Лагуне» настоящим мастером. Вот и тигрового омара вскрыл любо-дорого смотреть, совершенно не повредив тончайшую пленку, предохранявшую нежную плоть омара от соприкосновения с возду­хом. Если ее повредить, то этот сочный розовый кусок на глазах потемнеет и начнет отвратно вонять, оповещая весь ресторан о том, что в зале сего элит­ного и обладающего незыблемыми, хотя и весьма экстравагантными традициями заведения находится жалкий неумеха. Но Иву это не грозило. Он отложил щипчики, ловким движением лопатки и плоского рыбного ножа выудил кусочек аппетитной плоти из тисков раскрытого панциря, макнул его в соус и отправил в рот. Брендон тяжело вздохнул, пред­ставив, что сейчас ощущают язык и небо Ива, и вернулся к своему бронзовому карпу...

 

Десерт оба решили не брать. Не стоило слушать несравненную Телл на набитый желудок. Поэтому ограничились тремя традиционными «С» (coffee, cognac, cigars, или кофе, коньяк, сигары). Причем Ив по старой памяти предпочитал настурианскую черную крепкую, Брендон же, как истый денди, отдавал предпочтение продукции земного острова Куба.

Глотнув ароматного дыма, Брендон откинулся на спинку кресла и задумчиво произнес:

— И все-таки я не понимаю, что такое серьезное может произойти в ближайшее время, из-за чего ты так себя истязаешь. С твоими-то возможностями...

Ив нахмурился:

— Знаешь, я недавно выяснил, все это время я, возможно, ошибался.

— В чем? — недоуменно спросил Брендон, для которого Ив на протяжении всех лет их знакомства был живым и действующим примером человека, никогда не делающего ошибок.

— Во всем, — глухо ответил Ив, — например, в том, что человечество может выиграть... вернее, мо­жет не проиграть эту войну.

— То есть? — насторожился Брендон.

— Понимаешь... — начал Ив, но тут же замолчал, с минуту раздумывал над чем-то, выгоняя дым через нос, а затем внезапно спросил: — Как ты думаешь, зачем Алые вообще начали эту войну?

Брендон уставил на Ива внимательный взгляд, потом усмехнулся:

— Вообще-то, по логике, сейчас предполагается, что я буду высказывать общепринятую точку зрения по поводу порабощения человечества и включения его в поливидовую цивилизацию Врага, но, судя по твоему вопросу, ты нашел какой-то другой ответ. Так что давай обойдемся без вступлений. Говори.

Ив криво усмехнулся:

— Ну, я представлял продолжение беседы имен­но так. Причем я совершенно не имел в виду, что общепринятая точка зрения совершенно не верна. Все так — и включение в поливидовую цивили­зацию, и, что естественно, серьезная генная моди­фикация. Вот только... судя по моей информации, никто не собирался делать из людей тупых имбецилов-Низших типа троллей, работоголиков-флегматиков типа Полезных, ни даже талантливых, но изнеженных Приближенных.

Он замолчал. Брендон несколько мгновений об­думывал его слова, затем осторожно произнес:

— Не понял…

Ив вынул сигару изо рта, развернул, поднес ды­мящийся кончик поближе к носу, втянул воздух, удовлетворенно кивнул и, отправив сигару обратно в рот, вновь повернулся к Брендону:

— Понимаешь... сначала люди показались Мо­гущественным просто подарком судьбы. Могуще­ственные пришли в восторг, встретив столь разви­тую и обширную цивилизацию. Эта встреча пока­залась им зримым воплощением их веры в логику Творца. Дело в том, что мультивидовая цивилизация Могущественных уже несколько тысячелетий не­уклонно двигалась в тупик. Одним из базовых прин­ципов цивилизации Могущественных являлся принцип «Одна раса — один мир». То есть ни одна из подчиненных рас не имела права занимать более одной планеты. И, пока их цивилизация насчиты­вала ограниченное количество рас и миров, этот принцип приносил только пользу. Но, как только число рас и миров превысило некие критические значения, оказалось, что данный принцип начинает работать во вред. Выяснилось, что империя Могу­щественных выстроена из слишком разных кирпи­чиков и... «цементу» в виде самих Могущественных приходится испытывать слишком сильное напря­жение для сохранения гармонии и медленного, но поступательного и неуклонного развития своей Им­перии.

Все-таки самих Могущественных было слишком мало. Поэтому Могущественные пришли к выводу, что им нужен новый «цемент». Причем к моменту контакта Могущественных с людьми необходимость в этом «цементе» стала настолько острой, что Мо­гущественные были готовы образовать новую касту. С чрезвычайно широкими возможностями и пол­номочиями. Если воспринимать Могущественных в виде этаких «сержантов» при разуме, то новая каста должна была получить права «ветеранов-еф­рейторов». Так что в обмен на согласие поступиться частью своего суверенитета и войти в их мультивидовую цивилизацию, признав Могущественных господствующей расой, эти новые «ефрейторы» по­лучали невиданную прежде свободу и автономию. И это было совершенно оправданно. Ибо ни одна раса, модифицированная в соответствии с требо­ваниями имеющихся каст, не могла бы выполнять столь специфичные функции с необходимой эф­фективностью. Вот почему, произойди первый кон­такт людей и Могущественных немного    по-другому или хотя бы вместо тупых фанатиков со Звороса Могущественным повстречался корабль Содруже­ства или таирцев, все могло бы пойти совсем иначе.

Брендон медленно покачал головой:

— Ты говоришь это так, будто считаешь, что люди неизбежно должны войти в цивилизацию Мо­гущественных.

Ив вздохнул:

— Я и сам не знаю. Возможно, это был бы наи­лучший выход, но только не на тех условиях, на которые мы можем рассчитывать сейчас. Дети гнева показали, что сейчас нас воспринимают всего лишь как основу для модернизации пушечного мяса.

— Но тогда мы перестали бы быть людьми!

— С чего ты взял?

— Но... как же...

— Мы уже сейчас настолько далеко влезли в свои гены, что понятие «человек» чрезвычайно расши­рено, даже внешность... посмотри, что творят с со­бой неопанки или, скажем, крипнеры. Да и Детей гнева большинство воспринимает именно как лю­дей. К тому же, возможно, в этом случае у нас появится шанс... А-а, ладно — не буду забивать тебе голову, время еще есть...

Но договорить Иву не дали. Дальний угол сцены осветился, лучи скрестились на высокой арке и нис­падающей из нее лестнице, зал зашелестел сдер­жанными аплодисментами. Брендон досадливо сморщил лоб. Его «работодатель», как он иногда в шутку называл Ива, только-только пришел в бла­годушное расположение духа, в каком он обычно и обрушивал на Брендона самые невероятные от­кровения, и тут пожалуйста — нарисовалась эта Телл... Но все оказалось совершенно не так, как он предполагал. Не успела стройная женская фи­гурка, затянутая в тугое концертное платье и чер­ную, ушитую жемчугом накидку, нарисоваться на фоне сверкающей арки, как из-за спины послы­шался свистящий шепот Ива:

— Брендон, уходим, быстро!

— Что? — озадаченно вякнул Брендон, но силь­ная рука «работодателя» ухватила его за воротник и сдернула со стула. А в следующее мгновение послышался свист игольников...

 

— ...Твою мать, прыгай, кому говорю!

Вот дьявол, похоже, эти слова все-таки относятся именно к нему. Брендон с трудом расцепил стис­нутые зубы и сдавленно спросил:

— К-куда?

    Черт, Брендон, чем ты слушал?

Брендон клокотнул горлом и выдавил:

— Я не слушал...

    Понял...

Голос стал на полтона ниже и теперь явно иден­тифицировался как голос мистера Корна, мультимиллиардера, Председателя совета директоров «Ершалаим сити бэнк», кавалера ордена «Бронзового сердца», почетного члена... вот дьявол, если начать перечислять все его должности, регалии и личины, то их прикончат раньше, чем Брендон закончит.

— Повторяю еще раз. В шаге от тебя пролом в крыше. Внизу стоянка общественных топтеров. Прыгаешь вниз, в пролом. Там тебя явно ждут, поэтому тут же ужом в ближайший топтер, кредитку в приемник и ходу наружу. Прямо через прозрачную стену. Это просто, крайний ряд как раз стоит носами наружу, так что нащупаешь слева от пилотского кресла рукоятку газа и сдвинешь ее до отказа вперед.

Брендон вздрогнул:

— Но я не умею водить...

— Знаю, — оборвал его Ив, — а тебе и не надо. Как проломишься через стену — сразу выйдешь за пределы поля подавления. Так что держи наготове мобильник. Как заработает — тут же вызывай Краммера. Убей меня бог, если он не вызвал уже пару дисколетов с дюжиной ребят. Они мне здесь очень пригодятся. А за себя не бойся. Такой маневр сразу вызовет блокировку ручного управления, топтер тут же развернется и на автомате доставит тебя к дверям ближайшего полицейского участка. Где с тебя сдерут агромадный штраф, дабы неповадно было портить общественное имущество.

Та-ак, «мистер работодатель» начал шутить. Если вспомнить, что с того момента, как выстрел из иго­льника вдребезги разнес спинку кресла, на которую за мгновение до попадания опиралась его спина, мистер Корн выражался исключительно матом, причем русской его разновидностью, можно заклю­чить, что ситуация стала менее острой. Во всяком случае, если он, Брендон, сумеет точно выполнить все, что от него требуется.

— О дьявол, я думал, что после «Вселенской бла­годати» никогда больше не вляпаюсь в подобные неприятности... — пробормотал Брендон и, собравшись с духом, на мгновение приподнял голову, что­бы разглядеть пролом, о котором ему было сказано. Едва он спрятал голову назад, как верхний край дюропластового шва, длинным бугром выступа­ющего над ровной поверхностью крыши, за кото­рым он прятался, полыхнул яркой вспышкой.

— Ага, у них есть еще и ручные лучевики, — удов­летворенно произнес голос над ним. Брендон хмык­нул — нашел чему радоваться, — а затем коротко вдохнул и, резко оттолкнувшись руками от дюропласта, бросился вперед, точно развернувшаяся пру­жина. В принципе, это было самоубийство. Где-то недалеко торчал десяток очень неплохих (судя по последнему выстрелу) стрелков, уже держащих на мушке его скудное убежище, и в то самое мгнове­ние, когда его макушка покажется над швом, на ней должны были скреститься траектории полета полудюжины игл и неизвестно скольких лучей. Но все дело в том, что «мистер работодатель» сказал «джамп», и потому надо было прыгать. За столько лет работы с этим человеком Брендон усвоил одно святое правило: раз Ив сказал, то пусть даже его слова кажутся тебе верхом абсурда или совершенным безрассудством — делай. И все будет о'кей. Если же нет — струсишь, заколеблешься, пойдешь на поводу у собственного здравого смысла — пиши пропало. Поэтому он просто стиснул зубы и прыг­нул вперед. В то же мгновение над ним с гулом пронеслось несколько каких-то предметов. Причем он с трудом уловил, что их несколько, сначала вроде как просто какой-то протяжный гул над головой, и уже в полете, услышав какое-то сочное чмоканье, понял, что Ив чем-то швырнул в медленно подхо­дившие к ним фигуры с лучевиками и игольниками наизготовку...

А в следующее мгновение он влетел в пролом и понесся к полу, отстоявшему от него на четыре метра вниз. Удар был чувствительным, сказать по правде, из Брендона вышибло дух, и он совсем уже было собрался закатить глазки и спокойненько от­дохнуть до того момента, пока «работодатель» не разберется со всеми проблемами, когда раздавшееся в десятке метров шипение игольника несколько по­колебало его уверенность в ближайшем будущем. Брендон, кряхтя, вытолкнул изо рта комок сваляв­шегося во время полета воздуха, тряхнул головой, разгоняя поплывшие перед глазами круги, и, протянув руку, надавил на ручку дверцы ближайшего топтера, буквально ввалившись в его салон. Едва он захлопнул дверь, как прозрачный пластик заднего окна зашипел и заискрился от выстрела лучевика. Брендон дернулся и, рывком дотянувшись до панели, судорожным движением втолкнул в при­емный паз кредитку, другой рукой отчаянно давя на рычаг, который нащупал рядом с пилотским креслом, и моля Бога, чтобы это как раз и оказался «газ». Ему повезло. Стоило «считывателю» топтера идентифицировать его карту, как рукоятка, до того момента стоявшая строго вертикально, точно ча­совой у знамени, мгновенно провалилась вниз. Топтер взвыл приводом и с грохотом проломил тонкую внешнюю стену. Брендон торопливо выдернул из внутреннего кармана мобильник. Прямая связь с начальником Службы безопасности у всего руко­водящего персонала была на третьей «горячей» кнопке, поэтому Брендон просто надавил пальцем на цифру 3 и... отрубился. С сознанием выпол­ненного долга.

 

 

5

 

— ...О-о-о Создатели! — Камея заскрипела зуба­ми, дернувшись всем телом, перевернулась на жи­вот, подтянула колени к животу и резко села, стиснув пальцами виски. — Как же больно... — Но в сле­дующее мгновение боль отошла на второй план. Она сидела на полу в небольшой прямоугольной комнате без окон. Стены комнаты были сделаны из металла, в ее торце была врезана дверь, тоже металлическая. Камея несколько мгновений смот­рела на стены, дверь и потолок, потом виски вновь пронзила резкая боль, от которой она застонала и снова рухнула на дол.

Спустя пять минут она уже смогла сесть, не дер­жась за виски. О Создатели, куда она попала? И как это произошло? Ведь все складывалось так удач­но...

 

Они появились на планете около шести месяцев назад. Инфильтрация прошла неожиданно легко. Первыми на поверхность прибыли Сестры атаки силовой специализации. Конечно, на первый взгляд разумнее было бы сначала высадить аналитиков, но Камея уже не раз убеждалась, что решения, ка­жущиеся абсолютно логичными на первый взгляд, на самом деле зачастую являются несусветной глу­постью. Вот и сейчас появление на планете трех десятков здоровых бабищ, своей внешностью ба­лансирующих на грани уродства, не привлекло осо­бого внимания. Все их ляпы и проколы не вызвали никаких подозрений, а лишь убеждали окружающих (в том числе и тех, кому по должности было по­ложено с подозрением относиться ко всему нео­бычному), что бабы с такой внешностью изначально тупы и безмозглы. Зато собранная ими информация помогла избежать досадных проколов при высадке основной группы. Так что спустя полтора месяца Камее удалось достаточно прочно легализоваться самой и развернуть серьезную сеть из полутора со­тен Сестер.

Сказать по правде, все было несколько не так, как ей представлялось. Нет, Создатели не лгали, все, что они рассказывали, до последней мелочи, оказалось правдой. Но там, на расстоянии, эта правда выглядела совершенно отвратительно. А здесь, вблизи, она вдруг приобрела необъяснимую привлекательность.

На­пример, власть самцов. Все верно, подавляющее большинство их составляли совершенно тошнот­ворные экземпляры. Но иногда они удивляли. Тот же Бак — урод уродом, но как он метнулся защи­щать Лулу! А тот же Бинча Слон, здоровенный индус, работавший рубщиком мяса в лавке Кривого Хмая? Несмотря на все свое слабоумие, он-таки догадался, что на полуразрушенной кровле дальнего пакгауза могут расти вискарики, мелкие бледно-розовые цветочки. И не только догадался, но еще и умудрился забраться наверх и нарвать целую охап­ку. А потом приподнять раму в ее комнатушке и вывалить всю охапку ей на тумбочку. Вот ведь идиот. Она чуть не разнесла ему череп, когда он, сопя, просовывал внутрь сквозь узкую щель свою толстую лапу. А как, скажите, может отреагировать Сестра атаки, если в полпятого утра кто-то пытается вы­ломать окно в ее спальне? Камея потом еще минут пять не могла поверить, что вся эта суматоха была затеяна Слоном только для того, чтобы возложить на ее тумбочку худосочный пучок уже начавших увядать вискариков...

Приказ выследить и ликвидировать некий «объ­ект» пришел по коду шесть дней назад. В принципе этот приказ был совершенно абсурдным. Сеть создавалась отнюдь не для охоты за каким-то одним индивидуумом и даже не для сбора разведыватель­ной информации. Нельзя создавать разведыватель­ную сеть, состоящую из одних только внедренных агентов. Ни одна разведывательная сеть не может быть эффективной без привлечения местных сил. А для них присутствие местных жителей не просто в составе, но и даже просто поблизости, было бы равнозначно провалу. Уж слишком бросались в гла­за другие привычки, манера поведения, взаимо­отношения, а особенно беспрекословная дисцип­лина. После того как Камея захватила контроль над баром Конфетки, она в течение недели вышибла оттуда весь старый персонал. Никого постороннего рядом быть не должно. До самого часа «Ч».

Инкогнито Сестер атаки должно было быть рас­крыто только в тот момент, когда штурмовые транс­порты повиснут на орбите планеты. И их задачей было как раз обеспечить, чтобы эти транспорты приземлились, понеся минимальные потери. Поэ­тому приказ активизироваться для того, чтобы отыскать и ликвидировать объект, выглядел чем-то не­вероятным. Из-за одной личности, какой бы она ни была, подвергнуть угрозе весь план операций?! Это было верхом безрассудства. Но Сестры атаки не привыкли обсуждать приказы Властелинов. А в том, что это было решение именно Властелинов, а не Координационного исполнительного центра, ни у кого не было сомнений. Уж слишком оно было нелогичным. Аналитики высшего уровня, состав­лявшие ядро КИЦ, никогда бы не пошли на по­добное. А вот Создатели... кто может понять их логику? И кто знает, чего они действительно хотят?

Впрочем, на первый взгляд задание было дово­льно простым. «Объект» был личностью, хоть и не афишировавшей себя, но в определенных кругах весьма известной. Да и жизнь вел хоть и несколько беспокойную, но вполне респектабельную. Так что, когда Камее, которая только что вернулась с подиума (до самого часа «Ч» бар должен был функционировать в прежнем режиме, а Веселый Каццоне бесперебойно получать оговоренную сумму), доложили о результатах этапа предварительного накоп­ления информации, она со спокойной душой отдала приказ перейти к этапу непосредственного наблюдения. И тут все пошло наперекосяк. Во-первых, непосредственное наблюдение было засечено прак­тически мгновенно. То есть первые две попытки пришлось просто прервать, а после третьей Служба охраны клиента не только оповестила подопечного, но еще и приняла меры к резкому повышению плотности охраны, вызвав подкрепление с одной из баз. Это настолько не укладывалось в квалификацион­ные рамки, составленные на основании информа­ции этапа предварительного накопления, что Камея поняла — они серьезно прокололись. Подобная ре­акция означала, что клиент не совсем то или, вернее, совсем не то, чем они его ранее считали. И значит, весь примерный план операции, который она уже набросала, никуда не годится. Нет, остановить Сестер атаки не смогло бы никакое подкрепление, будь оно даже вдесятеро сильнее того, что вызвала Служба охраны. Да и кто вообще может остановить Сестер атаки... кроме, конечно, Создателей (...и предателей)?

Но «объект» мог просто скрыться, покинуть пла­нету или спрятаться в одном из своих поместий. Конечно, и в этом случае он не ушел бы от них, но, если бы «объект» покинул планету, его поиск мог бы занять слишком много времени, а в том случае, если бы он под усиленной охраной укрылся в поместье, его ликвидация могла бы привести к неоправданным потерям или даже раскрытию сети. Так что наиболее логичным выходом из сложив­шейся ситуации Камее казалась немедленная акция, или, как называли этот вид активных действий Со­здатели, «слепая атака».

Установить местонахождение «объекта» удалось довольно быстро. Камея быстро сымитировала ава­рию вентиляции в баре и, выгнав посетителей и оставив двоих Сестер на связи, лично выдвинулась к ресторану. На акцию она взяла весь свободный наличный состав — семнадцать Сестер. Этот стран­ный «объект» уже сумел спутать ей все карты, по­этому Камея больше не хотела рисковать. Семнад­цать Сестер атаки способны были преодолеть любое мыслимое сопротивление, которое могли оказать местные силовые структуры.

К ресторану «Звездная лагуна» они прибыли око­ло полдвенадцатого. У задней двери ресторана как раз остановился длинный наземный лимузин (отчего-то пользование подобными допотопными средствами передвижения считалось у местных Ди­ких особым шиком). «Слепая атака» характерна тем, что в гораздо большей степени, чем что-либо иное, зависит от умения ловить удачу, использовать лю­бой подвернувшийся шанс. Поэтому Камея сделала знак, и спустя несколько мгновений Дикая, при­бывшая в лимузине, ее охрана, а также все встре­чающие были распластаны на керамомалахите. Ка­мея окинула критическим взглядом открывшуюся картину и удовлетворенно кивнула. Что ж, самый слабый и непредсказуемый элемент плана можно было считать разрешенным. План ресторана, под­ходы, планировку столиков они успели изучить за­ранее, но вот как быстро идентифицировать «объект» среди нескольких десятков других Диких, занимающих столики в затемненном зале? Конечно, Сестрам атаки для идентификации нужно было не­измеримо меньше времени, да и сумрак, царивший в зале, представлял для их глаз гораздо меньшую проблему, но несколько минут могли понадобиться. Причем чрезвычайно важно было за это время не возбудить никаких подозрений у объекта. А теперь проблему идентификации  можно  было  считать практически разрешенной. Камея кивком указала на Дикую, прибывшую в лимузине:

— Эту — поднять!

Через пять минут Камея окинула себя придир­чивым взглядом — платье сидело как влитое. Она покосилась на умело связанную бывшую владелицу, изо всех сил пытавшуюся поплотнее стиснуть ко­лени, чтобы прикрыть свои обнаженные гениталии, что, естественно, у нее совершенно не получалось. Поза инкрайя представляет собой наиболее безо­пасную и удобную позицию для связывания, по­зволяя не только полностью обездвижить «клиента», но и совершенно свободно проводить визуальный осмотр и полный обыск (в том числе и внутренних полостей организма). Камея фыркнула. Она сама не видела ничего предосудительного в обнажении тела, а если эта Дикая считала иначе, ей не стоило надевать платье на голое тело. Верхняя одежда такая вещь... никогда не знаешь, когда можешь ее лиши­ться. Камея развернулась и, кивком приказав всем Сестрам, кроме пары охранниц, следовать за собой, двинулась ко входу в ресторан. Все должно было закончиться в течение ближайших десяти минут. Несмотря на отсутствие нижнего белья, эта Дикая скорее была певицей, а не стриптизершей. Камея испытывала большие сомнения по поводу того, что    кто-то из Диких мог быстро и эротично сбросить такое платье. Но она сама петь не собиралась. Вряд ли ей потребуется больше трехсот секунд, чтобы выявить «объект».

Что произошло в зале, она так и не поняла. Сто­ило Камее появиться в проеме арки, через которую проникали на сцену те, кто собирался выступать в этом зале (очень удобная позиция, сверху, с хоро­шим обзором), как в зале возникло какое-то дви­жение. А в следующее мгновение Сестра Ирма и Сестра Магди, перекрывавшие выход к пожарной лестнице, начали ме-е-едленно (как показалось Ка­мее) заваливаться на спину. И в ту же секунду за­шипели перепускные клапаны игольников. Камея рванула вперед, но тут же запуталась в длинном шлейфе концертного платья. Она на мгновение остановилась, захватив в руку большую часть по­дола, резким движением оторвала всю нижнюю часть платья чуть ли не до паха и помчалась дальше. А в голове молоточками стучали бубны тревоги. Все опять складывалось не так. Но она еще даже не подозревала, до какой степени...

 

В этот момент дверь ее камеры медленно откры­лась и на пороге возник силуэт самца. Да-а-а, это был очень неплохой экземпляр. Высокий, с узкой талией и тяжелыми, сильными плечами. Может, несколько грузноват в верхней части тела, но... от такого можно ожидать не только здорового потомства, но и... удовольствия в процессе. Во всяком случае, Властелины иногда выдавали отличившимся Сестрам подобных самцов в награду. Правда, они долго не выдерживали... Впрочем, какой самец может долго выдерживать темперамент Сестры? Самцы так слабы, и трусливы! Но этот самец был один. И, похоже, он не боялся. Вот тупица. Камея подобралась. Этот глупый самец не закрыл дверь, зна­чит...

— Не стоит...

Камея замерла. Что он имеет в виду? Неужели ее намерения так явственно написаны на ее лице, что понятны даже самцу? Между тем самец нето­ропливым движением выудил из кармана серебри­стый пеналец, открутил крышечку, вытащил из нее толстенький цилиндрик, который Дикие называли сигарой, покрутил между пальцами, разминая, а другой рукой одновременно доставая из кармана пиджака гильотинку. Камея несколько мгновений послушно пялилась на то, как этот тип аккуратно отрезает кончик, затем раскуривает сигару и, слегка втянув ароматный дым, ловко выпускает изо рта колечко, и стремительно метнулась к распахнутой двери...

Когда она пришла в себя, голова болела не так сильно, как в первый раз. Дверь была по-прежнему закрыта, а в камере (а она теперь уже совершенно не сомневалась в том, что это камера) было абсо­лютно пусто. И если бы не легкий запах табака, то Камее показалось бы, что самец ей привиделся. Но запах — вот он, никуда не делся. Значит, самец был. Древнее проклятие, что же это ее так прило­жило? Она бросилась к распахнутой двери, а затем... Самец не мог успеть перехватить ее рывок. Вообще ни один Дикий не смог бы это сделать. Для их восприятия она была слишком быстрой. Хотя кто-то же был там на крыше?  Кто-то, швырявший куски дюропласта (а это материал, совершенно не приспособленный для того, чтобы его швырять) с такой убийственной силой и точностью, что большинство Сестер атаки даже не успели ничего понять.

В этот момент дверь снова медленно открылась. На пороге стоял все тот же самец. Без сигары. В руке он держал легкий стул из гнутых металлических труб с пластиковым сиденьем. Окинув ее спокой­ным взглядом, он вошел внутрь и, демонстративно сделав три шага в сторону от двери, поставил стул спинкой вперед и уселся на него верхом, сложив руки на спинке:

— Ты можешь попробовать еще раз, но... в этом случае ты меня сильно разочаруешь.

Камея воткнула в него напряженный взгляд. Не­ужели?.. Она облизала враз пересохшие губы. О древнее проклятие! Неужели все легенды ОБ ЭТОМ были правдой?

— Кто ты?

Саме... (о Создатели, у нее как-то язык не по­ворачивался назвать его самцом), сидящий перед ней, пожал плечами.

— Откуда я знаю, как меня называют в ВАШИХ сказках? А вот ваши... Создатели обычно зовут меня Пришедший После. Естественно, те из них, кто верит в то, что я существую. — Он усмехнулся. — Впрочем, сегодня верят уже все.

— П-п-очему? — Камее с трудом удалось задать этот вопрос, потому что ее губы одеревенели. Это было... невероятно. Древнее проклятие — не только ругательство! Оно существует!! Все, о чем ей говорили учителя и воспитатели, то есть те, кого она и ее сестры считали почти богами, просто ей лгали...

— Потому что четыре месяца назад мой инвани в честной схватке уничтожил пятнадцать ингомана.

Камея вздрогнула. Нет, ее поразил не столько сам факт, что сидящий перед ней... (кто? как его именовать?) уничтожил пятнадцать(!) Создателей, сколько то, что он воспользовался для объяснений словами языка Создателей. Инвани — предыдущее воплощение, или, скажем так, молодая и сильно отличающаяся от меня сегодняшнего ипостась ны­нешнего, ингомана — всемогущая и неуничтожи­мая, боевая ипостась Создателей. Сама эта фраза несла в себе парадокс. Ингомана — всемогущие и неуничтожимые. Как можно уничтожить неунич­тожимое? А для того, чтобы говорить о себе про­шлом как об инвани, надо прожить сотни или ско­рее тысячи сол-циклов. Но она почему-то чувство­вала, что сидящий перед ней говорит правду. О-о, сейчас она это чувствовала очень хорошо. Древнее прок... о, нет, теперь никак нельзя употреблять это ругательство, потому что его зримое воплощение — вот оно, сидит прямо перед ней, облокотившись на тощую спинку стульчика, и прищурясь смотрит на нее:

— Ну что, поговорим?

Камея осторожно подтянула ноги к животу, пе­рекатившись на бок, села и обхватила колени ру­ками.

    Что вы хотите узнать, господин?

Самец слегка поморщился:

— Я не господин тебе.

Камея согласно наклонила голову:

— Это так, но вы равны по статусу моим госпо­дам, и я обязана оказывать вам необходимое ува­жение.

— Кому?

Камея замерла. Глаза сидящего перед ней смот­рели спокойно и даже слегка насмешливо.

— Я не поняла, господин?

    Кому необходимо твое уважение? Тебе самой?

Камея озадаченно помолчала, затем осторожно кивнула:

— Д-да, господин.

— Ну тогда можешь оказывать, — милостиво раз­решил собеседник. — Итак, ты готова отвечать на мои вопросы?

Камея напряглась:

— В той мере, в которой это не будет испытанием моей верности.

Собеседник негромко рассмеялся:

— Боже мой, не говори мне, что ты никогда не слышала об исирати.

Камея поникла. Исирати — искусство познания истины. Низший для Высшего суть открытая книга. Для того чтобы познать истину, совершенно не обя­зательно, чтобы Низший правдиво отвечал на за­данные ему вопросы. По большому счету, не обя­зательно даже, чтобы Низший вообще отвечал. Если ты умеешь правильно формулировать вопросы, то всегда можешь получить на них необходимые от­веты. Для этого достаточно отследить реакцию Низ­шего — потоотделение, частоту дыхания, тремоляцию век и пальцев рук и еще    многое-многое другое. Сама Камея могла отслеживать двенадцать пара­метров, а рядовая Сестра атаки — не менее пяти. Впрочем, подобный метод требовал достаточного времени, большого опыта и особого таланта, так что рядовые Сестры им не особо злоупотребляли, предпочитая обычные пытки.

    Итак, ты рискнешь мне врать?

Камея опустила голову:

— Нет, господин.

— Тогда первый вопрос...

Спустя полчаса Камея в полной мере осознала, что ощущает долька лимона, которую тщательно выжали в чашку с чаем. Сидящий перед ней не дал ей ни единого шанса сохранить верность Власте­линам. Любая попытка... нет, не солгать, а просто недостаточно точно ответить на вопрос или при­крыться незнанием вызывала мгновенную реакцию. Несмотря на то что за все время допроса он не притронулся к ней и пальцем, Камея почти физи­чески ощущала, как он выкручивает ей руки и сжи­мает голову в тиски, заставляя с каждым ответом все больше и больше предавать Властелинов.

— Как давно вы высадились на планету?

— Ваша задача?

— Сколько вас?

— Где ваша база?

— Какое имеется снаряжение и вооружение?

— Где можно найти остальных?

— Сколько еще подобных групп направлено в ареал расселения людей?

— Куда они направлены?

Вопросы падали будто булыжники. А в тот мо­мент, когда она упрямо стиснула губы, решив во­обще не отвечать, допрашивающий мастерски пе­решел на второй уровень исирати.

Ваша база расположена на севере от места столкновения?.. На юге?.. На востоке?.. Далеко?.. Больше километра?.. Больше пяти?.. Меньше трех?.. Это жилой дом?.. Магазин?.. Тоже ресторан?.. Воз­можно, бар?.. Это рядом с портом?.. Стриптиз-бар?.. — Тут он на мгновение замолчал и растянул губы в улыбке. — Вот видишь, твое сопротивление бесполезно. Ты все равно отвечаешь на мои вопро­сы. Просто поиск ответов занимает чуть больше времени. И вообще, высшие уровни исирати ока­зывают слишком тяжелое воздействие на психику допрашиваемого, так что давай не будем заниматься глупостями...

Наконец все закончилось. Ее собеседник рас­прямился на стуле и с ленцой, явно давая понять, что это последний вопрос, спросил:

    А кто отдал приказ убить меня?

Камея вытаращила глаза:

— Вас, господин? Никто не собирался убивать вас. Нам было приказано ликвидировать объект по имени Брендон Игемона.

О-о-о, в этот момент она почувствовала насто­ящий восторг. Это существо вдруг вскочило на ноги, и в следующее мгновение только легкий порыв ветра напоминал о том, что кто-то сидел на стуле напротив нее. Что ж, ее собеседник дей­ствительно в совершенстве владел исирати, все дело было в том, что надо уметь задавать вопросы не просто правильно, но и своевременно. И оче­редь ЭТОГО вопроса как раз была первой. Камея прикрыла глаза и успокоенно откинулась на спи­ну. Она была отмщена.

 

 

6

 

Первые признаки чего-то необычного появились на экране дальнего обзора через сорок часов после прохождения коридора. Они уже вышли из зоны действия радаров сплошного контроля Первого Форпоста, когда вдруг оператор ДРО обнаружил на экране серию мерцающих меток. По правде говоря, он заметил это случайно. Не будь подключена зву­ковая сигнализация да не приди на ум оператору включить на контрольный прогон режим полного контроля пространства, никто бы ничего и не за­метил. И в самом деле, ну кто включает режим ПКП на маршруте? Да еще на полном ходу? Если сделать такую глупость, то ходовая рубка будет со­трясаться от предупредительных сирен каждые пят­надцать-двадцать секунд. В режиме полного конт­роля пространства искусственный интеллект БИЦа полностью устраняется от селекции целей, иденти­фицируя любой булыжник или обломок как потен­циальную угрозу. Да и потом, чтобы засечь эту груп­пу даже в режиме полного контроля пространства, нужно было иметь систему ДРО не менее чем се­дьмого класса. А седьмой класс — это значит как минимум тяжелый лидер, а то и авианосец. А такие корабли не ходят в одиночку. Кроме того, если б оператор ДРО был человеком, он, скорее всего, про­сто ругнулся бы себе под нос и, в лучшем случае, потер бы экран пальцем, да и забыл, что видел. Ну откуда здесь, в этом медвежьем углу, может взяться столь многочисленная флотилия? Так что те, кто крался сейчас неподалёку от главного фарватера, могли быть совершенно уверены в том, что их никто и никогда не увидит. Но... иногда самая выверенная логика, самые тщательно продуманные планы дают сбой. Именно это и произошло.

Во-первых, корабль Смотрящего на два мира представлял собой удивительную помесь десантного транспорта, равелина, авианосца и дальнего раз­ведчика, почему на нем и стояла система ДРО класса восемь-плюс (да и это название было придумано лишь из-за того, что общепринятая классификация заканчивалась восьмым классом, а девятого как бы не существовало вовсе).   Во-вторых, техническая группа закончила юстировку компаунд-контура системы ДРО буквально за несколько минут до того, как на экране появились эти странные метки, а согласно инструкции перед переключением в де­журный режим систему требовалось гонять в ре­жиме полного контроля не менее получаса. Ну и, в-третьих, за пультом ДРО сидел не человек, а                          по­слушно-педантичный сауо. Так что, как только на мониторе вспыхнула россыпь размытых отметок, а звуковая сигнализация противно рыкнула, оператор ДРО привычным жестом перекинул тумблер внут­ренней связи дежурной смены и коротко, как по­ложено по уставу, доложил дежурному навигатору:

— Цель, множественная, маскирующаяся, неопознанная, вектор 66-43, удаление 27.

Дежурный навигатор тоже был не человеком, а сауо. Поэтому спустя мгновение во всех отсеках корабля тревожно завыли баззеры боевой тревоги. А затем весь корабль заполнился грохотом каблуков, глухим лязгом надеваемой боевой брони, свистом пролетающих лифтов, треском захлопываемых бронелюков и забрал боевых шлемов.

Смотрящий прибыл в боевую рубку всего через полторы минуты после того, как дежурный навигатор включил баззеры боевой тревоги. Но капитан Эуол Лойонтол уже был на своем месте. Выслушав доклад, Смотрящий задумался. В принципе, это происшествие не имело к нему никакого отношения. У него была совершенно конкретная задача, более того, эта задача не терпела никаких отлага­тельств. И вообще, это происшествие было совершеннейшей случайностью, и самое большее, что он, по идее, мог предпринять, — это сообщить служ­бам контроля пространства королевства о неизве­стных отметках в данном секторе пространства. Од­нако из своего пусть и не очень богатого, но чрез­вычайно разнообразного жизненного опыта Смотрящий знал, что бывают такие случайности, от которых не так-то легко избавиться. Можно, ко­нечно, сделать вид, что ты ничего не заметил, да только проку от этого не будет — чем дольше ты будешь изображать слепого и глухого, тем хуже будет потом. И что-то подсказывало ему, что ЭТА случайность из разряда именно таких.

— Благодарю вас, капитан, будьте добры, при­кажите снизить ход до среднего и дайте команду звену штурмшипов обследовать сектор.

Капитан сауо согласно склонил голову и поднес к клювообразному рту коммуникатор. Смотрящий откинулся на спинку. Спустя несколько мгновений огромная туша корабля едва заметно вздрогнула. Это два штурмшипа разомкнули магнитные захваты и, отстрелив коммуникационные мачты, отделились от тела корабля. Корабль Смотрящего был насто­ящим шедевром. Если бы не чудовищная стоимость, то, вполне возможно, корабли подобного типа впол­не могли бы появиться в составе флотов других людских государств. Впрочем, вряд ли. Для подоб­ных кораблей в современном флоте просто не существовало задач. Задачей этого корабля были сверхдальние исследовательские рейды во враждеб­ном пространстве. Рейды, во время которых иногда возникала необходимость высадки десанта и огне­вого подавления сопротивления планетарных сил. А также прорыва рубежей перехвата и отражения атаки мобильных сил противника. Поэтому корабль Смотрящего был, во-первых, оснащен силовым по­лем высшего класса (более мощные поля, пожалуй, имели только равелины русского императорского флота).

Во-вторых, в качестве главного калибра на нем были установлены две батареи орбитальных мортир. В-третьих, на нем базировались две эскадрильи (двадцать шесть машин) многофункциональных ударных                истребителей-пятидесятитонников и три звена (шесть единиц) штурмшипов с массой покоя в семьсот пятьдесят тонн. Подобной смешанной авиагруппы не имел на борту ни один авианосец. Кроме того, корабль нес десантный наряд числен­ностью в триста штыков, который сваливался на поверхность с помощью десятка упрятанных в трю­мы десантных ботов. Ну а когда всей этой мощи оказывалось недостаточно для того, чтобы отбиться от наседающего врага, ходовые генераторы корабля чаще всего легко, а иногда с некоторой натугой уносили его подальше от назойливых посетителей.

И вот сейчас звено, состоявшее из двух штурмшипов, небольших, но сильных и скоростных кораблей, по мощности силового поля не уступавших «скорпиону», а по огневой мощи равных людским эсминцам (кораблям с массой покоя почти в три раза большей, чем у штурмшипа), мягко снявшись со швартовых, развернулось и стремительно унес­лось навстречу неизвестности, тщательно ощупывая своими сенсорами сектор пространства, в котором, если оператором ДРО был правильно вычислен век­тор движения, должны были     вот-вот появиться не­известные цели. А ему оставалось только ждать...

 

Контакт состоялся уже через четыре минуты.

Хотя вся информация, засеченная сенсорным комплексом штурмшипов, тут же высвечивалась на экране, командир звена по флотской традиции вы­шел на связь и лично доложил:

— Наблюдаю флот. Более семисот вымпелов. Тип кораблей не идентифицируется. Принадлеж­ность не идентифицируется. Система опознавания не идентифицируется. На автоматический запрос не отвечает.

Капитан Эуол Лойонтол, бросив быстрый взгляд в сторону Смотрящего, певуче приказал:

— Произвести облет эскадры.

— Принято.

На большом панорамном экране, расположен­ном прямо по центру рубки чуть выше пультов опе­раторов генераторной смены, разворачивалась па­норама большого флота. Флот двигался шестью кильватерными колоннами, каждая из которых, в свою очередь, также состояла из шести колонн. И в этот момент у Смотрящего екнуло под ложечкой...

— Капитан, штурмшипам немедленно прекра­тить облет и вернуться на матку. Экипажу — полная готовность к ускорению в условиях силового давления противника.

Капитан молча кивнул, его тонкие, длинные па­льцы быстро запорхали над пультом, устанавливая конфигурации силового поля, залпа и необходимых для них режимов генераторов. Дублировать команду штурмшипам не было необходимости, капитаны штурмшипов находились на прямой связи с рубкой, а слово Господина есть слово Господина. К тому же куда торопиться? Хотя корабли не идентифици­рованы, но, судя по их размерам и маршевой ско­рости, это обычные транспортники. Так что вре­мени на любой маневр хватит с лихвой. Но Смот­рящий просто кожей ощущал, как падают послед­ние секунды, за которые еще можно попытаться хоть что-то изменить. Он всем телом качнулся впе­ред:

— Штурмшипам — полный форсаж! Сожгите ге­нераторы в пепел, но чтоб через минуту были на месте. Капитан — поле на полную! Немедленно!

На птичьих лицах сауо и каменных мордах Детей гнева, заполнявших боевую рубку, на мгновение мелькнуло удивление. Господин еще никогда не был таким взволнованным, однако привычка к беспре­кословному повиновению сделала свое дело. Штурмшипы буквально прыгнули вперед, а освещение рубки на миг притухло, ожидая, пока синхрониза­торы не отрегулируют все составляющие силового каркаса. Но Смотрящий внезапно понял, что они уже опоздали...

Левая колонна, еще мгновение назад пред­ставлявшая собой пучок из шести четких, будто прорисованных пунктирных линий, внезапно начала быстро рассыпаться сонмом мелких блескучих искорок, которые тут же закручивались в некий снежный вихрь, быстро превращающийся в глубокую воронку. И тут до всех дошло, что эта колонна (а может быть, и все остальные) состояла отнюдь не из огромных и неуклюжих транспортников, а из десятков и сотен групп намного более мелких кораблей, укрытых одним общим полем отражения.

Огромная воронка тут же начала со всех сторон обволакивать стремительно улепетывавшие штурмшипы. Ускорение, которое демонстрировали эти корабли, разительно отличалось от того, которое должны были иметь транспортники. В этот момент раздался тихий голос капитана:

— Эскадре прикрытия — взлет! Генераторы — форсажный режим!

Голос капитана по-прежнему был мягок и ме­лодичен, но Смотрящий почувствовал, как у него защемило сердце. Эуол Лойонтол принял не только единственно верное, но и единственно возможное решение. Неожиданная опасность оказалась слиш­ком велика, причем пока еще (пока неизвестные корабли не открыли огонь) никто не мог даже пред­положить НАСКОЛЬКО. А долг любого члена эки­пажа — защитить Господина. Поэтому эскадра прикрытия должна была задержать противника любой ценой, не дать ему прорваться к кораблю Госпо­дина, пока эта громоздкая махина не наберет ход. В том, что генераторы его корабля способны унести Господина от любой опасности, сомнений практи­чески не было, но невозможно одновременно быстро разгоняться и отдавать львиную долю мощно­сти генераторов силовым полям.

Штурмшипы, услышав приказ капитана и поняв, что оторваться от преследования не удается, сла­женно заложили зеркальные виражи и будто взорвались, одновременно открыв огонь из всего бор­тового оружия, а за кормой корабля-матки стреми­тельно разворачивались в атакующий порядок эс­кадрильи многофункциональных ударников и два оставшихся звена штурмшипов. Лучшая защита — нападение, а отдельные прорвавшиеся корабли уг­розы для корабля такого класса не представляют, с ними вполне справятся бортовые батареи... Вроде все верно, все тактически грамотно, но Смотрящий почему-то чувствовал, что что-то неправильно. Что-то они не предусмотрели, чего-то не увидели...

— Капитан, дайте анализ величины боковых ускорений противника при маневрах уклонения... — Смотрящий еще не успел закончить фразу, как уже осознал — вот оно. Вот та угроза, которую они не учли в своих расчетах. Противник все еще не от­крывал огонь, но массированный огонь двух штурмшипов был неожиданно малорезультативен. Впро­чем, теперь это было объяснимо. Для того чтобы современным системам наведения с требуемой вероятностью поразить цель, необходимо занести в программы систем наведения несколько базовых показателей, в том числе максимально допустимую скорость перемещения цели, а также продольное и поперечное ускорения. Иначе прицельные автома­ты станут ошибаться с поправками и упреждениями, от чего эффективность огня резко упадет. Но все системы наведения на самом корабле и эскадре при­крытия были выставлены по показателям, харак­терным для кораблей людей или «скорпионов» и иных кораблей Врага. А корабли атакующей эскад­ры показывали совершенно сумасшедшую и для своих размеров, и даже для технических возмож­ностей компенсационных систем маневренность, до сего дня характерную только для кораблей Детей гнева. Но Дети гнева могли так пилотировать по­тому, что благодаря своим физиологическим осо­бенностям были в состоянии выдерживать едва ли не на порядок большую перегрузку, чем люди. Кто же пилотировал ЭТИ корабли?

— Внимание все...

— Капитан, — прервал Смотрящий своего капи­тана, — не торопитесь. Видите, они до сих пор не открыли огня. Они явно готовят абордаж, который начнется, как только атакующая эскадра прибли­зится к кораблю-матке на необходимое расстояние. Причем, судя по всему, они собираются атаковать сразу все наши корабли. — Он сделал паузу, давая возможность всем осознать смысл своих слов, и продолжил: — Прекратить огонь, переключить по­дачу энергии на орудийные накопители, внести по­правки в прицельные автоматы, тактической группе рассчитать конфигурацию оборонительного поряд­ка с учетом огня главным калибром.

Мгновение стояла напряженная тишина, а затем все, кто находился в боевой рубке, — сауо, Дети гне­ва, — поднялись со своих мест и склонились в глубоком поклоне перед Смотрящим, а тот в ответ величе­ственно склонил голову, разведя крылья, — жест, ха­рактерный для Могущественных. Он понимал, что означает исполненный уважения поклон. Только что, сломав все каноны эскадренного боя, он нашел, наверное, единственную возможность сорвать поч­ти уже увенчавшиеся успехом планы нападавших...

 

Томительно потекли минуты. Все во главе с капитаном с головой погрузились в расчеты наиболее выгодной конфигурации залпа и наилучшего мо­мента открытия огня, многофункционалы и штурмшипы эскадры прикрытия продолжали все так же вертеться между кораблем и преследователями, вре­мя от времени освещая космос залпами из бортовых орудий. Но теперь интенсивность огня существенно упала. Смотрящий прикрыл глаза и откинулся на спинку. Уж больно резала взгляд картинка, которую показывал большой обзорный экран, и он опасался, что не выдержит. А это значит, что все тщательные расчеты БИЦа пойдут прахом, поскольку расчеты — это одно, слово Господина есть слово Господина, и, если Господин говорит: «Jump!» — надо не раз­думывать, а прыгать. Наконец Смотрящий почув­ствовал, как едва слышное, на пределе ощущения басовитое гудение климатических установок слегка подутихло (подобное изменение тона обычное че­ловеческое ухо уловить просто не могло, но его ухо это различало). Это означало, что интенсивность работы вычислительных контуров резко упала, а значит, расчеты закончены. Все находившиеся в рубке замерли, ожидая команды. Смотрящий от­крыл глаза, окинул взглядом склонившегося перед ним капитана и коротко кивнул.

— Отсчет... — Голос капитана был по-прежнему спокоен. В левом верхнем углу возник цветной круг, разделенный на радужные сектора. Сначала погас красный, затем оранжевый, желтый... Штурмшипы заложили зеркальные развороты, уходя выше и ниже секторов обстрела нижней и верхней батарей главного калибра, а многофункционалы продолжали крутить все ту же круговерть, усыпляя бдительность противника. Зеленый... голубой... Отмет­ки многофункционалов бросились врассыпную, как стайка рыбок от опущенной в воду руки. Синий... Смотрящий почувствовал, как корабль слегка вздрогнул — это батареи главного калибра уточняли наводку. Фиолетовый! Огромный корабль ощутимо тряхнуло, а палуба под ногами завибрировала мел­кой дрожью. Батареи главного калибра открыли бег­лый огонь. Смотрящий прищурил глаза. Хотя ви­деофильтры большого экрана слегка смягчили нестерпимое сияние, разливавшееся за кормой, все равно смотреть на него было немного больно. В левом верхнем углу тут же вспыхнули и начали бы­стро меняться цифры и индексы пораженных целей. Смотрящий чуть не вскрикнул. Они были неожи­данно, чудовищно велики. Похоже, силовое поле у атакующих едва достигало уровня второго класса. На что же они рассчитывали? На умопомрачитель­ную маневренность? И тут до него дошло...

    Капитан, каково курсовое склонение эскадры?

Эуол Лойонтол шевельнул изящным рукокрылом над своим сенсорным пультом и тут же доложил:

— Расчетный ареал накрывает семь обитаемых планет, и в списке трех наиболее вероятных — Трон, столица этого региона.

Смотрящий медленно кивнул:

— Капитан, передайте на широкой волне — к Трону приближается эскадра легких десантных крейсеров. Численность определите сами. Эскадре прикрытия — к матке.

Капитан едва заметно вздернул клювообразные челюсти — когда дело касалось безопасности Гос­подина, он был готов спорить с самим Господи­ном, — но Смотрящий остановил его легким дви­жением руки.

— Перестаньте, мы для них слишком сильная цель. Они и на атаку-то решились, посчитав нас всего лишь незнакомым типом легкого авианосца и совершенно не подозревая, что у нас есть главный калибр. Тем более такой главный калибр. К тому же они, скорее всего, как только перехватят нашу передачу, сразу же рванут на всех парах к Трону. — Смотрящий на мгновение замолчал, задумчиво гля­дя перед собой, и тихо добавил: — Если я правильно вычислил, кто пилотирует эти корабли, то для них невыполнение задачи является прямым путем к чему-то вроде сепукку, а мы лишим их фактора внезапности. Так что, если они хотят сохранить хоть какой-то шанс, им придется очень поторо­питься.

Спустя пятнадцать минут, когда корабль качнуло последний, шестой раз (сие означало, что послед­ний, шестой штурмшип занял свое место в магнит­ных захватах), капитан повернулся к Господину и коротко поклонился. Все произошло так, как и обе­щал Господин. Все корабли эскадры прикрытия, которым удалось уцелеть в дикой круговерти, под­нявшейся в тот момент, когда корабль открыл огонь батареями главного калибра, заняли свои места, и из них выползали их измочаленные экипажи. А не­известный флот, сломав строй шести колонн (основной задачей которого, похоже, было обеспе­чение максимально возможной скрытности передвижения), с сумасшедшей скоростью устремился по направлению к Трону. Все вышло так, как и говорил Господин. А как гласит известная посло­вица, «Счастье заключается в том, чтобы достойно служить Господину, но самое совершенное сча­стье — служить мудрому и совершенному Господи­ну». И все находившиеся на корабле сегодня имели еще один случай убедиться в том, что им выпало как раз такое счастье.

 

 

7

 

— И что теперь?

Брендон, сгорбившись, навалился на стол, упе­рев локти в старую исцарапанную столешницу, а голову возложив на кулаки:

— Что делать-то?

Ив, откинувшись на спинку привинченного к полу стула, молчал, методично шаркая по лезвию шпаги куском абразивного камня. Когда чистишь шпагу, нельзя отвлекаться. Шпага — второе «я» лю­бого дона, его боевая соратница и последний шанс. Как можно отвлекаться, занимаясь таким серьезным делом?

— Да оставь ты этот свой дурацкий дрын! — ряв­кнул Брендон. Ив удивленно вскинул бровь. Чего-чего, а подобной невыдержанности он от Брендона не ожидал. Похоже, события последних двух дней основательно выбили его из колеи. Впрочем, этого следовало ожидать. Когда на твой собственный дом, который всегда казался тебе неприступной крепо­стью, вдруг нападает целый эскадрон злобных фурий и в один момент его захватывает, а ты просто чудом остаешься жив — это любого лишит душев­ного равновесия. Тем более что спасение пришло в последний момент. Ив попал в кабинет Брендона без хитростей — пробив крышу собственным телом, что, однако, не помешало ему разрубить на куски двух налетчиц, уже наставивших на Брендона свои любимые игольники. А уж после того, что они услы­шали от пленницы, носящей красивое имя Камея, Брендон впал в настоящую панику. Впрочем, Ив его понимал.

Человеку свойствен эгоцентризм. Каков он ни есть — талантливый и притом сознающий свою талантливость, заурядный и понимающий свою заурядность, самовлюбленный, самоуверенный тип, или циник, или даже склонный к самоуничиже­нию, — человек все равно, сознательно или подсознательно, считает себя пупом земли и центром мира. И потому нам больно и неприятно, когда мы стал­киваемся с очередным свидетельством того, что мы не так уж много и значим на весах мироздания. Даже самые успешные и талантливые из нас. А Брендону внезапно открылось нечто большее, чем собственная незначительность. Он неожиданно осознал, наско­лько мелко все человечество — эта разумная раса, в своем неуемном стремлении сумевшая вырваться за пределы своей планеты и достигшая звезд. При­чем не только достигшая, но и научившаяся обу­страивать их под свои гнездовья, обжившая и оби­ходившая их. Раса, столкнувшаяся с другим, гораздо более могущественным видом, который поработил сотни и тысячи иных разумных видов, но сумевшая отразить его атаку. Более того, вроде бы поставившая цивилизацию поработителей почти на грань поражения, и вот пожалуйста...

Что ж, реакция Брендона была вполне объяснима. Наверное, точно так же отреагировал бы могу­щественный индейский вождь, предводитель силь­ного и многочисленного племени, имеющего почти сотню воинов и десятилетиями ведущего неприми­римую борьбу с поселением белых, когда от захва­ченного федерального почтового служащего он вдруг узнает, что это поселение вовсе не все белые, с которыми могут столкнуться его воины, и даже не их значительная часть, а всего лишь малая капля того многомиллионного прибоя эмиграции белых, что накатывает на девственные леса и прерии кон­тинента, которому эти белые дали странное назва­ние Америка. Впрочем, нет, вождь просто не по­верил бы россказням дрожащего от страха пленника, его мозг просто не был способен оперировать по­добными величинами. Иное дело мозг Брендона...

— Ну что ты молчишь?

Ив последний раз провел точильным камнем по боковой поверхности лезвия (само келемитовое лез­вие точить было совершенно не нужно), неторопливо отложил камень, взял шпагу за рукоять и, вы­тянув руку в сторону светильника, прищурился. Ве­ликолепная сталь тускло блеснула вычурной булат­ной волной. Ив удовлетворенно кивнул. Добре. Он аккуратно вложил шпагу в ножны и повернулся к Брендону:

    А чего ты суетишься?

Брендон насупился:

— Я не понимаю твоего спокойствия. После того, что мы узнали...

— А что мы такого нового узнали?

— Но как? — опешил Брендон.

— Посуди сам, — спокойно заговорил Ив, — мы ведем войну с огромной поливидовой цивили­зацией, причем цель этой поливидовой цивилизации отнюдь не уничтожение человечества, а всего лишь полноправное его включение в свои ряды и полное устранение возможности агрессивных проявлений со стороны той части человечества, которая останется вне этой цивилизации. Что такого нового ты узнал?

— Но... но... — Брендон задохнулся от возмуще­ния.

Ив невозмутимо пожал плечами:

— Да, как оказалось, эту тяжелую и долгую войну ведет против нас всего лишь одна из сотен и тысяч... как это лучше выразиться... ну, скажем, провинций. Но для меня это тоже не новость. К тому же это ничего не меняет. Более того, мне кажется, у нас наконец-то появился шанс...

— То есть как не меняет? — вскинулся Брендон. Ив усмехнулся.

— Вот так. — Взяв ножны со шпагой, он поднялся на ноги. — Извини, мне надо идти.

Брендон, вскочив, ухватил Ива за рукав:

— Нет, подожди, какой шанс?

Ив терпеливо вздохнул. Ну что ты будешь делать?

— Ладно, попробую объяснить. Как ты думаешь, зачем нужно было нападать именно на тебя?

— Ну-у-у... — Брендон наморщил лоб, расте­рянно глядя на Ива. — Не знаю...

— Вот именно, — усмехнулся Ив, — а мне кажет­ся, что я знаю.

    И зачем?

Ив вздохнул:

— Кончай паниковать. Это же лежит на повер­хности. Подумай, ну... Брендон задумался:

    Ты считаешь, что это...

Ив кивнул:

— Конечно. Это сигнал. Мне. Ты стал объектом нападения именно потому, что находишься ближе всех ко мне. И я не мог не обратить внимания не только на сам факт нападения, но и на то, кто и как это сделал. — Ив усмехнулся. — Они подали мне сигнал, ясный и недвусмысленный, я прямо как будто слышу их крик: «Тупица! Разуй глаза!»

— И о чем же они сигнализируют?

— Да о многом. Например, о том, что сообщество Могущественных не столь монолитно, как мы счи­тали. И полторы сотни лет Конкисты не прошли даром. Похоже, ересь Относящегося пустила среди Могущественных иных каст неожиданно глубокие корни. И это дает нам шанс. Только я пока не знаю, как его использовать. — Ив, вздохнул и, по­качав головой, добавил: — А сейчас, извини, мне надо идти... — С этими словами он повернулся и вышел, оставив ничего не понимающего Брендона в полном одиночестве.

            В рубке связи, как обычно, царил полумрак. Ив вошел и коротко кивнул оператору:

— Как дела, Агриппа?

Молодой таирец, которому до сих пор не вери­лось, что ему выпало счастье служить в команде самого Черного Ярла, подскочил с кресла и, по­жирая глазами своего командира, лихо выпалил:

— Канал установлен, сэр!

Ив кивнул:

— Хорошо, переключи на мою каюту.

Он едва успел устроиться в своем кресле, как стена перед ним исчезла... вернее, скакнула метров на пятнадцать дальше и стыдливо укрылась роскошным туркменским ковром, а перед ним выросло кресло, в котором сидел плечистый моложавый че­ловек с седыми висками, одетый в элегантный френч медового цвета и светло-бежевые сапоги тон­чайшей кожи.

— Добрый день, князь, прошу простить, если я оторвал вас от утренней конной прогулки.

Человек на экране некоторое время пытливо вглядывался в его лицо, затем его губы расплылись в радушной улыбке:

— Рад вас видеть... мистер Корн.

Ив почувствовал, что тоже невольно улыбается. Этот русский всегда производил на него такое впе­чатление. Невзирая на то, что после битвы за Светлую адмирал Томский стал известен всему циви­лизованному миру (впрочем, на большинстве пла­нет его предпочитали именовать Великим князем Михаилом Константиновичем, титулы испокон века действуют на людей магическим образом), он не превратился в монументальный памятник само­му себе, как можно было бы ожидать, а остался все тем же жизнерадостным и неуемным в своей любознательности офицером, каким Ив увидел его в первый раз на борту флагмана русского флота. После той легендарной битвы за Светлую русские, заполучив в свои границы Детей гнева, резко со­кратили армию и флот. Насколько Иву помнилось, нынешняя численность вооруженных сил Русской империи составляла едва ли пятую часть от того, что русские имели к моменту битвы за Светлую. Но качество этих войск и флота было намного выше, чем даже у кичащихся традиционно высокой вы­учкой и стойкостью британцев. И командовал всем этим человек-легенда, смотрящий сейчас на Ива с экрана.

— Как ваши дела? — Князь улыбался. — Я не спрашиваю о финансах, да и покушение, как я вижу, нисколько на вас не отразилось. Вы бодры и здо­ровы, как всегда. Может, какие-нибудь изменения на личном фронте?

Ив усмехнулся. Русская разведка, как всегда, на высоте.

— Передайте мое самое горячее восхищение гра­фу Маннергейму. Что же касается изменений в лич­ном плане... — Ив сделал многозначительную пау­зу. — Кто знает...

Русский рассмеялся. Когда Ив сказал так в пер­вый раз, русский чуть не подпрыгнул до потолка, но на этот раз не принял это всерьез, хотя именно сейчас эти слова, ставшие уже почти традицион­ными, были, как никогда, близки к правде...

— К сожалению, — сказал Ив, переходя на серь­езный тон, — причина, почему я решил с вами свя­заться, довольно тревожна.

Русский вежливо склонил голову, давая понять, что внимательно слушает.

— Речь пойдет о... женщинах.

Нет, князь не вздрогнул, не подался вперед, у него не дрогнуло даже веко, но Ив уже слишком давно нес на себе бремя Вечного, чтобы не уловить...

— Возможно, у вас есть что мне сказать по этому вопросу?

Князь едва заметно повел головой вправо-вле­во:

— Не сейчас, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Ив сжато изложил все, что ему удалось узнать от пленницы. Как только он умолк, князь, все так же пристально продолжая смотреть на Ива, поднял руку:

— Прошу прощения, не могли бы вы несколько минут обождать. Я должен отдать кое-какие рас­поряжения. — Не дожидаясь ответа, он стремительно поднялся с кресла и выскочил за пределы рас­тровой развертки системы связи. Ив усмехнулся. Что ж, он предполагал, что если спецслужба какой-то из великих держав и сумеет засечь факт ин­фильтрации, то, скорее всего, это будут птенцы гнезда графа Маннергейма.

Люди начали когда-то объединяться в племена и государства, понужда­емые необходимостью обеспечивать свою безопас­ность, поэтому целостность и жизнеспособность государства в первую голову зависят от того, наско­лько хорошо оно справляется с этой своей специ­фической функцией. Конечно, современному государству, хочешь не хочешь, приходится балансировать между возмож­ностями эффективного обеспечения этой самой бе­зопасности и личными свободами граждан и сво­бодой ведения бизнеса. Но этот баланс каждое го­сударство выстраивает в соответствии с предпочте­ниями собственных граждан. И русские, то ли в силу своего менталитета, то ли еще по каким-то причинам, в извечном балансе между свободой и безопасностью частенько склонялись больше в сто­рону безопасности, некоторым образом пренебрегая нормами свободы и демократии. За что их поруги­вали в «свободной» прессе. Однако пираты, терро­ристы всех мастей и иные прочие из тех, кто обычно не испытывает особого трепета перед законом и судом, не раз покрывались холодным потом при мысли, что то или иное их деяние, от которого в той или иной степени пострадают граждане либо интересы Империи, может быть расценено русски­ми как «оскорбление императора». Ибо в этом слу­чае на карьере любого удачливого пирата или пла­менного идейного борца можно было со спокойной душой поставить жирный крест. Уж очень щепе­тильны были русские во всем, касавшемся того, что они именовали «честью императора».

И люди либо структуры, осмелившиеся покуси­ться на эту святыню, очень быстро заканчивали свой земной путь. Ив даже слышал несколько историй, как некие излишне умные личности пыта­лись организовать «подставы», стараясь навлечь не­удовольствие русских на головы своих врагов, кон­курентов или неудобных соратников, но в подавляю­щем большинстве случаев эти аферы закончились для их многомудрых организаторов весьма плачев­но. Русские раньше ли, позже ли, но докапывались до истинных виновников. Признаться откровенно, он и сам как-то раз попытался провернуть что-то подобное. Но этот единственный раз отбил у него всякую охоту продолжать в том же духе. Нет, все прошло просто блестяще, тот, кого он хотел «под­ставить», навсегда исчез с его горизонта, вот только через пару недель частный курьер доставил ему ста­ромодный бумажный конверт с короткой запиской без подписи. В записке выражалась надежда на то, что «...мистер Корн доволен качеством и своевре­менностью оказанной ему услуги», а далее говорилось, что было бы желательно, чтобы в дальнейшем он выражал свои пожелания «более традиционно». Ив прочитал записку, криво усмехнулся и решил больше не рисковать. Не то чтобы он так уж опа­сался старого финна, но излишняя самоуверенность до добра не доводит. Как говаривали гордые бритты: «Не все, что ты можешь делать безнаказанно, сле­дует делать».

Князь вернулся спустя полчаса. Он устроился в кресле и устремил на Ива спокойно-безмятежный взгляд. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Первым заговорил русский.

— Мистер Корн, я должен выразить вам свою глубокую благодарность. Информация, которой вы столь любезно поделились, позволила нам избежать некоторых крупных ошибок. — Он немного помед­лил и продолжал: — Дело в том, что мы сумели установить факт инфильтрации на нашу террито­рию организованной группы, состоящей исключи­тельно из представительниц женского пола. — Князь взял со столика изящный бокал с темно-ру­биновым вином, сделал глоток. — Сказать по правде, именно этот факт и привлек в первую очередь внимание наших компетентных органов.

 

Ив понимающе кивнул. В феминистской прессе русских частенько поругивали за то, что русские женщины «до сих пор не добились подлинного рав­ноправия». И, по большому счету, это действительно было правдой. Русская империя оставалась в целом и главном вотчиной мужского самомнения. Число женщин в армии, полиции, во властных структурах высшего уровня было на порядок мень­ше, чем, скажем, в Содружестве Американской Конституции. Впрочем, насколько Иву было изве­стно, русские женщины не слишком-то страдали но этому поводу. Так что все попытки распростра­нения феминистского мессионерства, не раз пред­принимавшиеся мощными феминистскими органи­зациями «свободного мира», одна за другой оканчивались ничем.

Более того, Иву было известно как минимум о десятке случаев, когда ярые феминистки, проведя три-пять лет в отчаянной борьбе за права «забитых и угнетенных» русских женщин, как-то неожиданно резко меняли взгляды, подавали прошения о при­нятии русского подданства, выходили замуж и превращались в совершенно добропорядочных домо­хозяек. С одной из таких дам он был знаком лично. И когда он, деликатно подведя разговор к интересующему его вопросу, наконец задал его, бывший пламенный борец за права женщин, известная всему свободному миру как «Неукротимая Бруки», мягко рассмеялась и, ссадив с колен младшенькую дочурку Светлану (седьмого ребенка), легонько шлепнула ее по мягкой попке:

— Иди, милая, поиграй с братьями, — а затем по­вернулась к Иву.

— Понимаете, мистер Корн, я просто однажды... повзрослела, что ли... Дело в том, что весь этот наш неистовый феминизм от нереализованности. Хочешь стать кем-то, а тебе не дают, потому что есть... конечно, предубеждения, конечно, мужской шовинизм, но и детский инфантилизм... неуемное желание получить именно эту конфетку и именно сейчас, а не завтра, когда папа или мама получат зарплату... А, поживя здесь, вдруг понимаешь, что в этих предубеждениях и мужском шовинизме есть и другая сторона. И тебе начинает нравиться то, что даже незнакомые мужчины встают, приветствуя тебя, когда ты входишь в комнату, уступают тебе место в общественном транспорте, открывают перед тобой дверь, дарят тебе цветы при встрече, выхватывают из рук чемодан или тяжелую сумку, и все лишь потому, что ты женщина.

Умилительно смотреть, как они спешат напере­гонки это сделать. Потому что в этой системе ко­ординат по-другому нельзя, здесь мужчина — за­щитник и опора, глава и столп. А конфетка... Как оказалось, она мне совершенно не нужна, ибо у меня есть то, чего нет и никогда не будет ни у одного мужчины, какого бы размера яйца ни бол­тались у него между ног (Ив усмехнулся, эта фраза сразу же выдала происхождение графини Молочининой, ни одна урожденная русская никогда бы не произнесла ничего подобного), — способность ро­жать детей и быть матерью. Русские, они так при­вязаны к своим матерям. И это гораздо важнее того, сколько процентов женщины составляют в армии и в высшем чиновничестве государства. Мужчины, занявшие эти места, которые, возможно, могли бы принадлежать женщинам, ведь тоже чьи-то мальчики, и они тоже привязаны к своим мамам. Так что русские сами не подозревают, насколько они фе­минизированное общество. В их обществе женщины играют не менее, а, пожалуй, более важную роль, чем мужчины, просто... немножко по-другому.

В этот момент в гостиную, где они сидели, влетел мальчик лет семи. В руках его был игрушечный эсминец, собранный из детского конструктора.

— Мама, мама, смотри, я сделал папин «Неуго­монный»!

Графиня Бруки Молочинина ласково улыбнулась:

— Молодец, он у тебя совсем как настоящий. Ты у меня такой умница, вот папа порадуется.

— Ага. — Малыш живо закивал и, не в силах сдер­живать переполнявшую его радость, помчался к дру­гой двери, крича на ходу: — Кирюшка, посмотри, какой у меня корабль получился!..

 

Между тем князь продолжал рассказ:

— Сначала наше внимание привлекла одна такая группа. Затем было выявлено еще несколько. Все имели характерный набор особенностей —        во-пер­вых, состояли исключительно из женщин, во-вто­рых, были необычайно замкнуты и закрыты для внешних контактов, и, в-третьих, составляющих их женщин можно было разделить на две неравные группы. — Князь усмехнулся. — Не слишком при­влекательные внешне, но мощные, физически раз­витые бабищи, каковых в составе группы было око­ло восьмидесяти пяти процентов, и внешне чрез­вычайно привлекательные женщины с класси­ческими пропорциями танцовщиц и балерин, составляющие около пятнадцати процентов числен­ности групп. Причем главенствующая роль явно принадлежала второй группе и совершенно не оспа­ривалась представительницами первой, что выглядит странно с точки зрения женской психологии. К настоящему моменту нами выделено и иденти­фицировано почти сорок таких групп, большинство из них на территории столицы. Скрытное наблю­дение за ними позволило предположить, что эти группы являются диверсионной сетью, предназна­ченной для обеспечения поддержки десанта. Поэ­тому было принято решение о проведении специ­альной операции по их обезвреживанию и задер­жанию. И ваши сведения о том, что эти... женщины по своим физическим кондициям очень близки к Детям гнева, позволили нам до начала операции серьезно скорректировать ее план, избежав если не провалов, то неожиданных потерь. Вследствие чего император просил выразить вам его искреннюю признательность.

Ив благодарно кивнул:

— Передайте императору, что мне очень прият­но.

Князь, кивнув в ответ, бросил на Ива испыту­ющий взгляд:

— Извините, мистер Корн, могу ли я задать вам не совсем деликатный вопрос?

Ив согласно наклонил голову:

— Конечно.

— Правительство Содружества в курсе происхо­дящего? И если да, то в какой мере?

Ив усмехнулся:

— Вот как раз об этом я и хотел просить вас. Дело в том, что мои отношения с действующей администрацией далеки от идиллических. Поэтому к информации, исходящей с моей стороны, они отнесутся с... недостаточным вниманием. А положение настолько серьезно, что нам... я имею в виду — всем нам придется приложить все возмож­ные усилия, чтобы... удержаться. — Он замолчал, но оба знали, что за этой временной недоговоренно­стью скрывается нечто настолько важное и... страш­ное, что основной разговор еще впереди.

 

 

Часть III

 

ВСТРЕЧА

 

 

1

 

Они были в пути уже четвертые сутки.

Ночь провели, как обычно, в заранее подго­товленном схроне. На этот раз он располагался в небольшом овражке, совсем рядом с наземной до­рогой для сельхозтехники. Первое время Сандра просто диву давалась, как удалось этим странным существам развернуть такую систему схронов и убе­жищ под самым носом графа Эстерномы. Похоже, граф со всеми своими подчиненными просто ослеп­ли и оглохли. Впрочем, позже, по зрелом размыш­лении, она поняла, что была, пожалуй, излишне сурова к графу. «Ловчие лисицы» (как обычно называли подчиненных графа) просеивали мелким си­том дворянское сословие, за долгие годы заговоров и мятежей привыкнув, что самая большая опасность трону исходит именно оттуда. Кроме того, в по­следнее время в среде студенчества и молодых офи­церов появились новомодные веяния по поводу «де­мократии», так называемой «власти народа». Наив­ные, неужели так сложно осознать, что, как бы ни называлась власть — правят всегда немногие? Про­сто при демократии эти немногие чаще выставляют на всеобщее обозрение своих марионеток, время от времени меняя их, чтобы выпустить пар из котла народного недовольства и создать у народа иллю­зию, будто от него что-то зависит. Они делают это совершенно спокойно, прекрасно понимая, что на новых выборах люди все равно выберут кандидатов из той обоймы лиц, которую они им предложат.

А того или этого — не все ли равно... Однако эти новомодные веяния отвлекали на себя значи­тельные силы и средства, из-за чего «ловчие лиси­цы» совершенно забросили контроль над тем, что происходило в низших слоях общества. Впрочем, граф Эстернома и прежде не очень-то интересова­лась, что занимает умы сельского люда. Для этого существовала полиция и стражники суда сеньора. Вот почему таким профессионалам, как штаб-майор и его подчиненные (а Сандра не могла не отметить их высочайшего профессионализма), было не слиш­ком сложно провернуть свои дела. Тем более что деятельность группы штаб-майора никоим образом не затрагивала ни военные секреты, ни экономи­ческую безопасность, ни государственные устои ко­ролевства, следовательно, никаким боком не каса­лась ведомства графа. Но все равно, уровень орга­низации и чистота исполнения вызывали глубокое уважение.

Первые двое суток после ночных марш-бросков Усатая Харя, Сандра и королева просто валились с ног от усталости, было не до разговоров, но на третий день Сандра почувствовала, что втянулась в эту странную жизнь и к рассвету больше не падает на землю как подкошенная, ноги, хоть и дрожат, но держат. Нет, все равно было очень тяжело, при­чем не столько из-за скорости движения и расстояния, которое надо было покрыть за ночь, сколько из-за самой манеры движения — час почти сприн­терского бега, потом полчаса сидения под маски­ровочной накидкой посреди голой степи или, в луч­шем случае, на дне какого-нибудь овражка, потом еще часа полтора бега — и снова накидка. Это из­матывало не только физически. Сандра все время напряженно размышляла, откуда штаб-майору уда­лось раздобыть график работы сканеров на спут­никах контроля поверхности. Ведь, судя по всему, Большой Топор был прекрасно осведомлен не то­лько об орбитах и времени пролета низкоорбитальных спутников, что не составляло особой тайны и было вполне доступно с любого общественного терминала, но и был детально ознакомлен с про­граммой смены степени разрешения.

Дело в том, что обычно спутники сканировали поверхность с разрешением не более трех ярдов, что позволяло отслеживать все движущиеся объекты, кроме отдельных людей. Но каждый спутник согласно единой программе раз в час переключал сканеры в режим детального сканирования с уров­нем разрешения один фут, а при желании даже и в один дюйм. С таким уровнем разрешения остаться незамеченными могли только насекомые и мелкие грызуны или... люди под маскировочными накид­ками. И, судя по всему,     штаб-майор прекрасно знал, когда именно проходящие над их головой на низких орбитах спутники переключаются на столь высокий уровень разрешения. И был уверен, что заговор­щики, захватившие королеву и адмирала Сандру, не рискнут перенастроить программу сканирования. Впрочем, Сандра тоже сомневалась, что заговорщики рискнут это сделать. При столь высоком разрешении системе ничего не стоило не только засечь бегущих по ночной равнине людей, но и, автоматически перейдя в режим идентификации, идентифицировать их. А это означало, что инфор­мация о том, что королева и первый адмирал куда-то бегут ночью по Великим Аргеносским равнинам, а, что самое главное, кто-то пытается выследить их с помощью орбитальной группировки контроля по­верхности, станет достоянием общепланетной Сети. Пусть и в закрытой ее части.

А сведения подобного рода из числа тех, которым стоит только появиться в Сети, как тут же, немед­ленно, срабатывают анализирующие программы на доброй тысяче компьютеров в самых высокопос­тавленных кабинетах, как раз и имеющих доступ к закрытой части Сети. Не говоря уж об ушлых журналистах, которые, случалось, окольными путями добывали пароли доступа к закрытой части Сети и потихоньку сосали оттуда конфиденциальную ин­формацию. А уж ТАКАЯ сенсация вряд ли прошла бы мимо их чутких ушей. Короче, спасители вы­зывали у Сандры жгучее любопытство. Вот почему, проснувшись однажды незадолго до заката, она при­слушалась к себе и, с удовольствием отметив, что спать больше не хочется, а тело ломит не так уж сильно, растормошила Усачка. Тот сначала немного поворчал по поводу «бестолковых баб, которые, вместо того чтобы отдыхать и набираться сил перед ночными собачьими бегами, не только сами не спят, так еще и не дают отдохнуть уставшим людям», но скоро сменил гнев на милость и согласился рас­сказать об их спасителях поподробнее.

— Понимаешь, я и сам знаю о них не слишком много. — Усатая Харя задумался, будто припоминая что-то, потом заговорил снова: — Они появились на свет в результате страшного эксперимента Врага, который использовал генетический материал людей с захваченных планет, чтобы создать           солдат-мон­стров. Об этих экспериментах узнал Черный Ярл, и Алым пришлось отказаться от своих планов. Их вывезли на Светлую, планету, которая дважды становилась ареной чудовищных битв. Сказать по правде, после того, что там творилось, назвать ее планетой земного типа можно только с большой натяжкой. Все, кто работает там по контракту, если выезжают на пикник, вставляют в нос дыхательные фильтры и натягивают полевые комбинезоны. Впро­чем, на Светлой это развлечение совершенно не популярно, а работой ребята вполне довольны.

— По контракту?

— Ну да, дело в том, что вся обслуга: ремонтники, операторы строительной техники, большая часть инженерного персонала, а также медики, повара и так далее — работники по контракту, прибывшие с других планет. Сами же Дети в подавляющем бо­льшинстве бойцы и командиры.

— Очень странно. У них что же, нет ни сельского хозяйства, ни промышленности?

— Нет, — кивнул головой дон Крушинка. — По­нимаешь, у них экономика насквозь милитаризо­ванная. На планете производится только то, что имеет непосредственное отношение к поддержа­нию боевой готовности и боеспособности флота и десантных сил. Все остальное они просто по­купают.

    Интересно, на какие шиши?

Усатая Харя пожал плечами:

— Не знаю, ходят слухи, что на Светлой столько келемита, что если его весь выбросить на рынок, то цена так упадет, что он будет стоить дешевле песка. Откуда они его взяли и каким образом по­полняют запасы — никто не знает. Но по контрак­там Дети гнева расплачиваются аккуратно и не ме­лочатся. Так что никто особо не дергается.

— Очень странная экономика, — покачала голо­вой Сандра. — А как все это получилось?

Усатая Харя хмыкнул.

— Ну, сначала ими занялся Международный ко­митет. — Дон Крушинка подвинулся поближе к Сандре. — Это такая бодяга, когда собирается туча бездельников в безупречных костюмах и с папками под мышкой, и вот они садятся и с умным видом решают, как тратить чужие деньги на высокоморальные цели, естественно не забывая и себя. После того, как детей вывезли с Звороса и разместили на Светлой, на шикарном горном курорте одной из роскошных курортных планет собралась тусовка от­ветственных государственных мужей, чтобы ре­шить, что с ними дальше делать. И, естественно, первым делом учредили специальный фонд и Меж­дународный комитет по его трате. Ну и вот, стали они думать, как, — адмирал хмыкнул и заговорил тягуче, явно кого-то передразнивая, — «избавить де­тей от той ужасной участи, на которую обрекли их эти страшные существа».

Сандра криво усмехнулась:

— И кто же это сказанул?

Адмирал донов с довольным видом прищурился:

— Что, нравится? Да есть такое сборище поло­умных баб в Содружестве Американской Консти­туции под названием «Комитет защиты разумной жизни галактики от насилия». Больше всего они прославились тем, что во время атаки на Симарон устроили настоящую бучу на Нью-Вашингтоне, тре­буя сдать планету без боя, потому что, дескать, «во время штурма дети могут подвергнуться немоти­вируемому насилию».

— Дети?

Дон Крушинка досадливо поморщился:

— Под детьми они имели в виду студентов, бо­льшинство из которых к тому моменту было выве­зено с Симарона, а те, кто остались, уже давно прошли военную подготовку и собирались драться.

Сандра некоторое время сидела, напряженно размышляя над полученной информацией, потом осторожно спросила:

— А ты мне все точно рассказал? Неужели люди могут быть такими идиотами?

Адмирал донов пожал плечами:

— Ну... не знаю. Еще они активно выступали за принятие закона, запрещающего каперство, и за судебное преследование донов «как лиц, провоци­рующих насилие».

Сандра коротко выругалась:

— Иногда я спрашиваю себя: а есть ли вообще мозги в некоторых головах? А, ладно, не о них речь. Продолжай.

Дон Крушинка протянул руку к фляге, лежавшей у него с правого бока, открутил крышечку, сделал шумный глоток, проворчал:

— Ну почему бы этим ребятам не заныкать не­много доброго рома? — и вновь повернулся к Сандре.

— Естественно, из этих попыток ничего не вы­шло. Дело в том, что Алые создали их очень узко­специализированными. Да, высокая живучесть, сила, скорость реакции, высокий уровень психоэ­моциональной устойчивости. Все это качества, тре­бующиеся не только бойцу, но... у них несколько иное строение речевого аппарата, внешний облик — сама видишь, немногие согласятся работать рядом с этаким... да и лапы приспособлены не для всякого инструмента. Впрочем, — тут Усатая Харя задумчиво почесал подбородок, — может, все дело было в том, что никто особо и не старался. А что, циничное, но вполне разумное решение. Ребята займутся тем, для чего их и создавали, а у этих умников всегда под рукой будут огромные запасы дешевого пушеч­ного мяса. Так что, если где-либо следующий заскок тупоголовых политиков или дуболомных адмиралов обернется очередной бойней, общественность пе­ренесет это намного спокойней, чем если бы в мя­сорубку попали граждане, скажем, того же Содру­жества или Британской империи... Как бы там ни было, создать полноценную экономику на Светлой как-то не получилось. И ребяток стали учить тому, для чего они и предназначались. — Дон Крушинка приложился к фляге. — Уж не знаю, как эти ребята из Комитета там все планировали. Похоже, они собирались постепенно превратиться в этакое бюро по найму и стричь купоны, продавая подопечных то одним, то другим, но мальчики со Светлой ока­зались совсем не промах. Или тут поработали русские парни этого хитрого финна? Чего не знаю — того не знаю... Короче, все пошло не совсем так или, вернее, совсем не так, как планировали эти умники из Международного комитета. Нет, сначала все вроде как развивалось по их сценарию. Первые несколько заказов их подопечные выполнили на «ура». Умники из Международного комитета уже потирали ручонки, заявив, что Комитет ставит за­дачу постепенно перейти на самофинансирова­ние, — тут он снова заблеял, — «и приглашает всех заинтересованных лиц принять участие в финан­сировании данного проекта». А потом один из этих молодых парнишек, ставший лидером одной из на­емнических эскадр, вдруг объявил, что прекращает сотрудничество с Комитетом и предлагает свои услуги «в соответствии с кодексом наемника и ка­перской лицензией».

Для ребят из Комитета это был шок. Сначала они попытались объявить его «лицом, незаконно владеющим вооруженным судном», то есть попро­сту пиратом. Но парень предъявил каперское сви­детельство, выданное русскими. Тогда ребятки по­пытались наехать на русских, мол, выдали капер­ское свидетельство «лицу без гражданства». Однако они попали в собственную ловушку. Дело в том, что еще в начале деятельности, опасаясь, что рус­ские рано или поздно попытаются взять мальцов в свое подданство (что было совершенно реально, поскольку Светлая являлась территорией Русской империи, а ребятки явно собирались пребывать там долее установленного ценза оседлости в пять лет, да и к тому же были обучены языку и рано или поздно должны были стать «лицами, обладающими статусом экономической состоятельности»), эти умники из Комитета объявили их не «лицами без граж­данства», каковые вполне просто могли бы стать гражданами любого другого государства, а «лицами с неустановленным гражданством». В этом случае, прежде чем становиться гражданином другого государства, данное лицо должно было отказаться от предыдущего, А какое у них предыдущее, никто не знает. Такой вот финт ушами. И вот теперь этот финт обернулся против них. — Усатая Харя доволь­но хмыкнул. Видно было, что эти самые ребятки из Международного комитета (а вернее, все и вся­ческие ребятки из всех и всяческих подобных Меж­дународных комитетов) вызывали у него отвраще­ние и ему доставляло несказанное удовольствие вспоминать о том, как эти ребятки сели в лужу.

— Ну так вот, ребятки потрепыхались-потрепыхались, да и решили отступиться. Ну подумаешь, один выскочка с несколькими тысячами бойцов! У них под ногами на планете копошились миллионы новых кандидатов в пушечное мясо. Вот только надо было на будущее обезопасить себя от подобных вы­крутасов. А вот это-то оказалось как раз и непросто. Дело в том, что Светлая по-прежнему оставалась территорией русских, и у этих ребяток из Комитета во многом были связаны руки. Впрочем, они быстро нашли, как все обстряпать. То есть это им так ка­залось. Я-то считаю, что тут не обошлось без старого финна... — Адмирал донов довольно зажмурился и захохотал. Ему явно доставляло удовольствие вспо­минать, как все случилось.

— Короче, эти ребятки быстренько организовали «свободные демократические выборы» и избрали среди своих подопечных Комитет самоуправления, который от имени всех «беженцев» заключил договор с русскими об аренде Светлой на срок 99 лет. То есть русские, конечно, заартачились, как я сейчас понимаю, больше для виду, чем на самом деле, но остальные организаторы Международного комите­та, в первую очередь эти чванливые янки из Со­дружества, на них надавили, и тем вроде как при­шлось согласиться. Я думаю, русский император не упустил случая и под это дело выторговал там себе чего-нибудь, на что остальные в других усло­виях ни за что бы не согласились, он парень хваткий, но это так, к слову, точно мне ничего не известно. Ну, в общем, русские согласились, и власть на Свет­лой формально перешла к этому самому Комитету самоуправления. А чтобы привязать этот Комитет самоуправления к себе, ребятки из Международного комитета тут же навыдавали им кучу кредитов, впол­не справедливо полагая, что, поскольку отдавать эти кредиты Детям гнева будет нечем, те окажутся в полной от них зависимости. Ведь ничего не при­вязывает прочнее, чем деньги. И поначалу все вроде как складывалось по их плану. Комитет самоуправ­ления тут же принялся по-глупому тратить деньги. В первую очередь закупая вооружение, корабли, системы связи и совершенно не заботясь о создании ремонтной базы, верфей, заводов по производству боеприпасов.

Ребятки только потирали руки, видя, как стре­мительно растет капитализация их бизнеса, ведь одно дело продавать контракты           наемников-абордажников, а другое — уже сформированных эскадр и десантных соединений со всем тяжелым вооружением. Того, что Комитет самоуправления решит сам заняться продажей контрактов, они не опаса­лись. Состав этого Комитета самоуправления был тщательно отобран, в него попали только самые послушные и управляемые подопечные, к тому же срок погашения кредитов близился к концу. Так что, даже вздумай подопечные взбрыкнуть, первые же деньги, которые Комитет самоуправления дол­жен был получить за проданные контракты, тут же перекочевали бы в лапы ребяток из Международ­ного комитета. Вот так все и шло.

Хотя эскадры Детей гнева к тому моменту на­считывали более десяти тысяч боевых кораблей, а в составе десантных соединений находилось почти пять миллионов штыков, ребятки совершенно ни­чего не опасались и спокойно ждали момента, когда обслуживать всю эту прорву закупленной техники окажется не на что и Комитет самоуправления при­ползет на брюхе просить еще деньжонок. Но в один прекрасный день девяносто процентов кораблей снялись с парковочных орбит и... пропали. В Меж­дународном комитете поднялся переполох. А рус­ские еще подсунули им ежа под задницу, заявив резкий протест по поводу «несанкционированных передвижений огромных масс боевых кораблей в суверенном пространстве Русской империи, что мо­жет нести серьезную угрозу безопасности мирных планет и подданных императора, а также является вопиющим нарушением суверенитета». Ребятки из Международного комитета накинулись на своих по­допечных из Комитета самоуправления, и тут вы­яснилось, что те не такие уж и послушные, как они думали. Во всяком случае, на все вопросы им туманно отвечали, что боевые эскадры отбыли куда-то для выполнения задания «в интересах всех соотечественников, забота о каковых, как это следует из Уложения о Комитете самоуправления, и явля­ется основной и единственной задачей Комитета». Так что все настойчивые попытки севших в лужу ребяток из Международного комитета разузнать, куда это умчались десятки тысяч кораблей и мил­лионы лучших бойцов известной части Вселенной, окончились ничем.

А спустя полтора года эскадры вернулись и при­везли с собой почти пятьдесят тонн келемита. Даже трети этого хватило, чтобы выплатить все получен­ные кредиты, отремонтировать корабли, закупить утраченное в жарких боях вооружение и снаряже­ние, да еще и заключить сотни контрактов на строительство не только новых кораблей, но и орбита­льных крепостей, ремонтных верфей, заводов по производству боеприпасов, складов, госпиталей, ре­абилитационных центров, короче, всего того, из-за чего сегодня Светлая является той самой Светлой, которую мы знаем...

В этот момент снаружи послышалось привычное покашливание, а затем хриплый голос произнес:

— Пора. Сегодня последний переход. К утру бу­дем на месте подбора...

 

 

2

 

Сигнал пришел в три часа ночи по широте су­меречного меридиана. Северо Серебряный Луч про­снулся от нудного гудения динамика и рывком сел на ложе, которое отозвалось еле слышным скрипом. В принципе, эти ложа были рассчитаны на нагрузку около пятнадцати тонн, поскольку абордажники при разгоне или маневре уклонения располагались на них как в противоперегрузочных ложементах, но при резком движении столь массивного тела, как у него, срабатывал момент инерции, и мощные пружины противоперегрузочного буфера легким скрипом выражали свое неудовольствие. Динамик системы связи продолжал занудно гудеть. Скорее всего, это означало, что сигнал к началу операции наконец-то получен, но времени пока более чем достаточно. В противном случае пробуждение была бы еще неприятнее — от воя сирены срочного вы­зова либо оглушительного звона баззеров боевой тревоги. Северо мрачно зевнул и, протянув лапищу, легонько стукнул по клавише подтверждения. Эк­ран на двери засветился, на нем возникло сухощавое лицо капитана корабля каперанга Ирнума Черного Молота:

— Поднимайте своих, майор, пришел сигнал. Де­сантирование через час.

Северо Серебряный Луч кивнул:

— Понял, капитан.

Экран погас. Северо еще несколько мгновений сидел, тупо глядя на погасший экран, потом рывком поднял свое тяжелое тело с ложа, снова отозвавшегося недовольным скрипом, и шагнул к двери.

Через полчаса вся абордажная группа в полном составе и в полной боевой броне уже переминалась у вроде бы абсолютно гладкой стены, перегоражи­вавшей узкий отсек какой-то неправильной, не при­нятой на кораблях конфигурации. Дело в том, что на всех кораблях отсеки, как правило, имеют со­отношение длины и высоты больше единицы, то есть длина любого отсека всегда больше (причем чаще всего значительно) его высоты. В этом же отсеке все было наоборот. Впрочем, всех, кто здесь находился, эта необычность отсека не слишком бес­покоила. Поскольку они были прекрасно осведом­лены о ее причинах.

Наконец личные внутришлемные экранчики за­светились, и возникшая на них крохотная голова капитана Ирнума заговорила:

— Внимание всем! Через десять минут абордаж­ная группа высадится на поверхность планеты, имея задачей обеспечить эвакуацию с поверхности специальной группы штаб-майора Раабе Большой То­пор, завершающей выполнение особого задания. В составе группы будут находиться несколько нормалов, поэтому операцию эвакуации придется про­водить с поправкой на это обстоятельство.

Северо пару мгновений переваривал информа­цию, потом легкий треск в наушниках показал, что капитан Ирнум перешел на закрытый канал:

— Майор, координаты высадки — JW 27-4411 Q. Группа штаб-майора должна отыскать вас сама, но на всякий пожарный посматривайте там... Прикры­тия с орбиты не будет, так что действуй сам. Раабе сообщает, что пока у него вроде как хвоста не на­блюдается, но... Короче, посмотришь.

— Понял, — буркнул Северо. У него перед десан­тированием всегда было плохое настроение. Просто никакое. Так повелось еще со школы. Во время первого учебного десантирования у Северо страшно разболелся левый нижний клык, поэтому все время до начала выброски он просидел в десантном отсеке, хмурясь, злясь и время от времени тыкая пальцем в клавишу автоматической аптечки, чтобы вкатить себе очередную порцию обезболивающего. Несмот­ря на то что их десантный бот представлял собой полудохлую таирскую рухлядь, группа выбросилась без сучка без задоринки, а вот следующая группа сверзилась с орбиты по баллистической траектории и еле успела покинуть бот на высоте около полутора километров от поверхности. Как показало служеб­ное расследование, бот должен был развалиться еще десяток полетов назад, и почему он прожил так долго, никто понять не мог. Впрочем, все его одногруппники тут же сделали «правильный» вывод, и с того момента перед каждой учебной (а затем и боевой) тревогой все старались привести Северо в максимально отвратительное настроение. Северо сначала злился, а потом привык, что уж тут поде­лаешь — примета есть примета...

 

Вообще школы на Светлой довольно сильно от­личались от таковых на любой другой планете че­ловеческого сектора. Это было вполне объяснимо. Миллионы их учеников были созданиями, чья спо­собность к наукам и искусствам была довольно огра­ниченной. А вот с точки зрения физических кондиций даже самые младшие школьники этих учеб­ных заведений вполне могли бы поспорить со мно­гими именитыми спортсменами. Еще бы, эти существа представляли собой расу, модифициро­ванную в лучших солдат...

Когда битва или, вернее, бойня на Светлой за­кончилась, перед теми, кто приютил миллионы Де­тей гнева, встал вопрос: что же дальше? Всех этих детей надо было чем-то кормить, во что-то одевать и обувать и... чем-то занять. Изрядно обескровлен­ной Русской империи было не под силу тянуть этот груз в одиночку. К тому же целая планета мутан­тов-солдат, специально выведенных такими масте­рами генных трансформаций, какими были Алые, вызывала ОЧЕНЬ большие опасения у других го­сударств. Поэтому для спасения Детей гнева (как их стали называть гораздо позже) был организован специальный Международный комитет. Русские от­неслись к этому не только подчеркнуто положи­тельно, но и со всем возможным облегчением. Воз­можно, у русского императора и вертелась в голове мыслишка, что было бы неплохо прибрать к рукам будущих супервоинов (а у кого бы на его месте она не возникла?), но, надо отдать ему должное, он сумел правильно оценить ситуацию и максимально ограничил участие государственных структур в этом Комитете. Впрочем, как сказать... Большинство вос­питателей, учителей, технической и иной обслуги были набраны из числа подданных русского импе­ратора. Может, поэтому теперь, когда Дети гнева вошли в полную силу, они были столь подчеркнуто лояльны к нему. Сложно идти против того, что тебе втолковывали самые близкие люди с самого раннего детства...

Все ведущие державы, оказав разовую помощь и проведя на руководящие посты Комитета своих представителей, умыли руки. А Комитет принялся азартно собирать деньги, проводить тендеры, раз­рабатывать учебные и исследовательские програм­мы, то есть переливать из пустого в порожнее, чем подобные Комитеты, как правило, и занимаются. И все были довольны. Русские — тем, что не им одним нести это бремя. Содружество Американской Конституции — тем, что им, как обычно, удалось рассадить своих представителей на все самые гром­кие посты еще в одной международной органи­зации. Таирцы — тем, что заполучили еще один ры­чаг в своих стараниях внести раскол в отношения между державами. А также тем, что время от времени (не так часто, конечно, как представителям Содру­жества, что было неудивительно, потому что основ­ным финансовым донором Комитета являлся бан­ковский пул, возглавляемый «Ершалаим сити бэнк» с Нью-Вашингтона) им удавалось продавливать че­рез Комитет решения о закупке оборудования, освобождая свои склады и пакгаузы от всего устаревшего и некондиционного.

В течение первых пяти лет различные программы исследований выявили, что приспособить Детей гнева к чему бы то ни было кроме того, для чего они были предназначены, означает одно — развить в них комплекс неполноценности. Нет, в принципе они были неплохими инженерами и ремонтниками, но наиболее уникальной их чертой в ЭТОМ качестве была способность заниматься ремонтом в условиях резко скачущего давления, большого перепада тем­ператур и тому подобного, а вот точности им не­сколько не хватало. Ну не были их лапы приспо­соблены дли тонких и точных действий. И так везде. Из них получались сильные и неутомимые пахари, выносливые металлурги, крепкие столяры, но все, что они делали, выходило хуже, а стоило дороже, чем если бы это сделали обычные люди (или, как они стали их называть, нормалы), вследствие чего о рентабельности не могло быть и речи. Вот почему спустя некоторое время Международный комитет скрепя сердце принял решение готовить из них во­инов. Впрочем, сожаление по этому поводу было неискренним. Великие державы, патронировавшие деятельность Комитета, восприняли его решение с нескрываемым одобрением. Еще бы, человечество получало в свои руки этакий многомиллионный Иностранный легион, причем у этих «легионеров» ни в одном из миров по обеим сторонам Келлингова меридиана не было никого, кто мог бы потребовать проведения расследования в случае неудачной во­енной операции или организовать митинги и кам­пании в прессе по поводу неоправданных потерь. И в школьные программы были внесены необхо­димые изменения...

 

Бот рухнул вниз по синергической траектории. Если бы не специальная зашита, все находившиеся внутри неминуемо превратились бы в пепел, но толстую шкуру этого кораблика прогрызть было не так-то легко. К тому же кроме тепловой защиты на борту десантного бота были установлены и такие экзотические приборы, как генераторы деионизации. Сама по себе тепловая броня, представляв­шая собой мелкие керамические соты с бактелитовым наполнителем, служила очень неплохой защи­той от радаров. Лучи локаторов буквально вязли в этом шершавом на вид, а на самом деле почти иде­ально гладком материале. Но когда какое-либо тело входит (или, вернее, вламывается) в атмосферу на приличной скорости, позади него образуется огром­ный шлейф разорванных атомов, то есть так назы­ваемый ионный след. И тут уж маскируйся — не маскируйся, а этот след столь заметен, что стано­вится совершенно не важно, насколько слабо от­ражает лучи локаторов обшивка самого катера. Ионный след выдаст тебя с головой, если... не изба­виться от ионов. Нет, совсем избавиться от них невозможно — как ты ни старайся, а что-то да оста­нется, — но мощности генераторов деионизации хватало, чтобы снизить концентрацию ионов в следе настолько, что любой детектор квалифицировал след катера как след от падения метеорита с орби­тальной массой около сотни граммов. А таковые на поверхность большинства планет ежедневно па­дают сотнями и тысячами. Поэтому все детекторы и локаторы уже изначально были настроены так, чтобы игнорировать суборбитальные объекты с по­добной массой.

Северо висел в противоперегрузочном коконе от­сека десанта и хмуро пялился на внутришлемный экран, в левом нижнем углу которого сплошным потоком бежали цифры, показывавшие расстояние до поверхности. Пожалуй, пилот слишком разошел­ся, это же не боевое десантирование, когда нужно максимально быстро преодолеть эшелоны пораже­ния систем противокосмической обороны. Ну да это не его дело, достаточно того, что на этот раз им не придется обрушиваться на поверхность в бо­евом десантном модуле или впечатываться в повер­хность подошвами боевой брони, на ходу сбрасывая лямки БМП, блока мягкой (ха, «мягкой», как же!) посадки.

Внутришлемный экранчик мигнул, и в следую­щее мгновение на нем появилось расплывшееся от перегрузки лицо пилота.

— Стали на «привод». Десять секунд до каса­ния. — И после короткой паузы: — Терпите, тормо­зить буду на ста сорока…

Северо зло хмыкнул. Ну вот, допрыгались, по­хоже, пилот, увлекшись спуском, чуть не проскочил «коридор», в котором только и можно было засечь узконаправленный луч «привода», и теперь вынуж­ден тормозить и разворачиваться с максимально возможной перегрузкой. Ну что ж, он, майор Северо Серебряный Луч, всегда подозревал, что в пилоты десантных ботов идут только личности, склонные к суициду, причем из тех, что любят прихватить с собой десяток-другой посторонних людей, хотя... насколько он слышал, среди пилотов ходили по­добные байки в отношении десантников.

На плечи и грудь навалилась невероятная тяжесть, майор почувствовал, как его щеки, покрытые толстой, местами чешуйчатой кожей, больно вда­вились в изолирующий воротник шлема, и мыс­ленно с досадой поморщился: ну вот, опять кровь с подкладки оттирать... Однако спустя пару секунд все кончилось, и бот с грохотом, слышимым даже внутри десантного отсека, ударился о землю. Северо привычным жестом хлопнул по расположенному на левом боку замку амортизационной системы и прыгнул на отстрелившуюся аппарель...

 

Их ждали. Не менее десятка стволов дружно уда­рили в проем загрузочного люка, сея внутри бота смерть и разрушения. Вот только те, кто их ждал, совершенно не ожидали, что ошалело вываливаю­щийся (а как, скажите, кто бы то ни было может еще вываливаться из только что приземлившегося бота после столь «мягкой» посадки?) десант будет облачен в полные боевые латы. Четыре почти одновременно вонзившихся в грудную пластину иглы должны были бы опрокинуть любого бойца... но только не «гранитного носорога». На беду нападавших, те, по кому они стреляли, как раз и были «гранитными носорогами». Северо жестко приложило о борт, но по сравнению с тем, как прикла­дывало на боевом десантировании, эти попадания были лаской... Во всяком случае, он начал стрелять еще в процессе движения к стене. А спустя долю мгновения заговорили лучевики пехотного калибра всей его группы. Северо чертыхнулся про себя и взревел:

— Бить только под выстрел! Минимальной мощ­ностью! И осторожнее, группа штаб-майора может быть где-то поблизости.

Впрочем, если засада «села» прямо на маяке «привода», то, скорее всего, с момента захвата груп­пы прошло уже достаточно времени, чтобы успеть переправить штаб-майора и всех, кого он должен вывезти, достаточно далеко отсюда. Хотя чем черт не шутит...

Мимо него наружу молниеносно метнулись три тени. Северо прищурился — ага, Радужный Кис­тень, Злой Пудель и Рык Радуги. Он ухмыльнулся: вот что значит ветераны... и скомандовал:

— Группа — веером, номера с шестого по один­надцатый — направо, остальные — влево. Зачищаем коробочку. И еще — мне нужны минимум три язы­ка. — Он перевел дыхание. — Работаем!

Через три минуты все было кончено. Оказалось, что всего нападавших было около двух дюжин. Ох­ранная служба какой-то шишки, туповатые ребя... вернее, девульки в легкой броне с лучевиками ар­мейского типа, ждавшие стандартный суборбита­льный катер, а нарвавшиеся на тяжелый десантный бот Детей гнева. Любой здравомыслящий командир при подобном раскладе тут же приказал бы своему подразделению закопаться в землю на два метра и усиленно изображать из себя дождевых червей, моля Бога, чтобы Дети гнева побыстрее убрались восво­яси, не поинтересовавшись, насколько крупные в этой местности дождевые черви, а эти... Впрочем, откуда здесь, на этой глухой окраине им вообще знать, как выглядит десантный бот Детей гнева? Их счастье, что его ребята вовремя поняли, с какими дилетантами столкнулись, и прекратили огонь, про­сто оглушив оставшихся «засадниц» ударами бронеперчаток по затылкам. Так что языков у Северо оказалось более десятка.

Выбрав одну — на вид самую хлипкую и испу­ганную, — Северо кивнул своему заму Бриганту Ра­дужному Кистеню и, указав на приглянувшуюся ему персону, отогнул два пальца. Тот понимающе кив­нул, шагнул вперед, ухватил указанную девульку и ее соседку за торчавшие из-под легкой бронекирасы воротники полевых комбинезонов и, без напряже­ния оторвав обеих от земли, поволок в кусты. Северо дождался, пока Бригант с грузом скроется из вида, а затем развернул раструб пехотного калибра в три сросшихся липы и куцей серией импульсов срезал их таким образом, чтобы они рухнули прямо на оставшихся пленниц. Те заголосили. Северо грозно вскинул руку и добавил пару залпов поверх голов. Пленницы тут же смолкли. Северо довольно кивнул. Все получилось просто на «отлично». С таким «музыкальным» сопровождением Радужный Кистень должен был получить нужную информацию в крат­чайшие сроки.

Бригант появился через десять минут. Судя по тому, что настроенные внешние микрофоны Северо за это время не уловили никаких воплей, допрос пленных произошел без дополнительного физиче­ского воздействия. Северо поймал взгляд зама и, коротко кивнув бойцам, двинулся к откинутой ап­парели бота. За его спиной послышалось несколько глухих шлепков. Бойцы отработанным движением вырубали пленниц. Убивать их никто не собирался, брать с собой тоже, а в обычном связывании толку было мало. Вполне возможно, у какой-нибудь из пленниц в черепные кости был вживлен микрофон. Пока действовало поле подавления, индуцируемое ботом, он был бесполезен, но стоило им отлететь на пару километров, как информация о том, кто они, в каком составе и что делали, ушла бы в эфир. А уж по этой информации вычислить, куда они направляются и что собираются предпринять, — раз плюнуть.

Когда они оказались внутри прочного корпуса бота, Бригант придвинул забрало своего шлема к шлему Северо и заговорил:

— Их увезли в Эштораль, небольшой городок, милях в трехстах     северо-западнее отсюда. Но я не уверен, что они все еще там. За ними собирались прислать конвой из дворца. — Бригант по своей при­вычке пожевал губами и добавил: — Сдается мне, группа штаб-майора должна была вывезти с повер­хности местную королеву.

Северо нахмурился:

    С чего ты так решил?

Радужный Кистень пожал плечами:

— Просто эти девчушки были уверены, что за­хватили опасную преступницу, пытавшуюся выдать себя за настоящую королеву.

    Это она им так сказала?

Бригант кивнул:

— Точно. Но их заранее проинструктировали. Так что они ей не поверили.

Северо задумался. Это все осложняло...

— Ладно, а где их собирались разместить в Эшторали?

— Она не знает, но реальных вариантов всего два — мэрия и полицейский участок. Рядом с обо­ими строениями есть посадочные площадки.

Серебряный Луч кивнул:

— Что ж, у нас в лучшем случае две попытки. После того как мы совершим налет на городок, информация начнет распространяться стремительно. Так что, если штаб-майора и остальных уже увезли, мы сможем предпринять еще только одну попытку, а потом противодействие возрастет настолько, что придется уносить ноги. — С этими сло­вами он переключил канал на частоту связи с пи­лотом и коротко приказал: — Пилоту — курс на городок с названием Эштораль. Скачай информацию из местной сети и рассчитай точки сброса у мэрии и полицейского участка. После сброса поднимешься повыше и прикроешь обе группы с воздуха. — Се­веро снова повернулся к Бриганту. — Возьмешь чет­верых. Твоя задача — прочесать полицейский уча­сток. И работай помягче. Это не Враг.

 

 

3

 

Сандра очнулась со страшной головной болью. Несколько мгновений она не могла сообразить, где она и что с ней произошло, потом со стоном закрыла глаза. Они все-таки попались...

Похоже, их ждали. К точке подбора они добра­лись около трех часов пополуночи. Штаб-майор тут же извлек из-под раскидистого куста объемистый баул и принялся распаковывать маяк. Усатая Харя пристроился рядом и с интересом следил за ним. Он уже все уши прожужжал Сандре, расхваливая технику и электронику у Детей гнева: дескать, у них все по высшему разряду. Но за все время пе­рехода в схронах не обнаружилось ни одной вещи с эмблемой десантных частей или флота Детей гне­ва, так что его любопытство могло быть вознаграж­дено только сейчас. Ну а Сандра с Тэрой просто уселись под ближайшим кустом, вытянув ноги и отдыхая после утомительной дороги. Судя по всему, их долгий пеший марш наконец-то закончился. Од­нако самое главное у них было еще впереди. Сандра потерла натруженную долгим переходом поясницу и, повернувшись к Тэре, только-только открыла рот, чтобы в очередной раз рассказать, как, по ее мнению, можно подавить неожиданный переворот, как вдруг... Что это было за «вдруг», Сандра уже не помнила. Судя по всему, ее чувствительно при­ложило широкополосным лучом станкового ошеломителя, причем, похоже, она оказалась как раз на оси фокусировки.

Сандра некоторое время лежала, глядя в низкий дощатый потолок, потом осторожно согнула колени и, подтянув ноги к животу, попыталась нежно, стараясь не пошевелить перекатывавшийся в голове чугунный шар, перевернуться на бок. Но он все-таки перекатился, так больно ударившись в виски, что Сандра, не выдержав, застонала сквозь стисну­тые зубы.

— О Ева, Сандра, ты наконец очнулась!

Сандра подождала, пока исчезнут звездочки, за­стилавшие поле зрения, потом, собравшись с духом, повторила добровольную пытку еще раз. Когда она закончила, ее спина расположилась вертикально, а ноги свесились на пол с узких деревянных нар, на которых, как оказалось, она и валялась. Тут ее воспаленных губ коснулось что-то прохладное и влаж­ное. Сандра скосила глаза. Тэра присела рядом на краешек нар и поднесла к ее губам ковшик с водой. Сандра жадно глотнула.

— Где мы?

— Насколько я поняла, в полицейском участке небольшого городка под названием Эштораль,

Сандра прикрыла глаза. Это название ей ни о чем не говорило. Вокруг королевских охотничьих парков располагалось довольно много городков и поселений, над которыми королевские транспорты и глидеры проносились, не снижая крейсерской скорости, поскольку в них не было ничего такого, что могло бы заинтересовать самих царствующих особ или их гостей. Обычная глухомань. Наверное, Эштораль был одним из этих городков.

— А где?..

Тэра пожала плечами:

— Не знаю. Я пришла в себя уже здесь. Ни твоего Усачка, ни остальных здесь не было.

Сандра мигнула, показывая, что поняла, и при­крыла глаза.

— Долго я?..

— Не знаю, прошло часа три, по-моему, как я очнулась, а сколько мы здесь всего...

Сандра глубоко вздохнула, протянула руку, взяла ковш у Тэры, сделала глоток, а потом опустила в него пальцы и стряхнула капли воды на лоб и виски.

— Злые?

— Эти? — Тэра кивнула в сторону решетки, ко­торой была забрана одна стена камеры. За решеткой виднелось длинное помещение, в противополож­ном конце которого просматривалась стойка и чья-то голова, торчавшая из-за нее. — Да нет. Вот, даже воды принесли. Они нас, похоже, зацепили совер­шенно случайно. Они нас даже не узнали. Просто местный шериф обнаружила схрон и сообщила местному барону. А та устроила там очень грамот­ную засаду и, промаявшись пару недель в ожидании, укатила в столицу. Поэтому нас перевезли сюда, а те, кто устроил засаду, остались поджидать тех, кто должен был нас подобрать. Ну а шериф сейчас трез­вонит во все концы, выясняя, что же ей делать со свалившейся на нее добычей.

Сандра машинально кивнула, от чего у нее вновь стрельнуло в висках, и со злостью пробормотала:

— Что ж, придется успокаивать себя тем, что у тебя в королевстве обнаружился хотя бы один бди­тельный шериф. Если бы их было побольше, возможно, не было бы мятежа... Вот только если наши попутчики ДЕЙСТВИТЕЛЬНО настолько круты, как мне расписывал мой Усачок, почему они-то не засекли засаду?

Тэра пожала плечами:

— Не знаю... вроде как они больше бойцы поля боя, чем розыскники, хотя те трое вроде как рейн­джеры...

Тут Сандра спохватилась и, испуганно уставив­шись на Тэру, с тревогой спросила:

— Ты-то как?

Тэра мягко рассмеялась:

— Не волнуйся. Я же тебе говорила — ОНА мне помогает. Я и  очнулась-то гораздо быстрее тебя именно из-за того, что она мне помогла.

Сандра досадливо сморщилась. Ну вот, опять эти предродовые фантазии...

    Ладно, что будем делать?

Тэра наморщила лоб:  

Мне кажется, надо попробовать узнать, куда шериф девала твоего Усачка и остальных, и что со­бирается с нами делать.

    А ты не хочешь представиться?

Тэра отрицательно мотнула головой:

— Нет, если уж те не поверили... судя по всему, по сети не прошло никакой информации о мятеже, так что представляться полицейским тем более не стоит. Мне кажется, ОНИ просто промолчали либо объявили, что королева не может исполнять свои обязанности вследствие травмы или внезапной болезни. И, вполне возможно, по закрытым каналам прошло сообщение, что где-нибудь может появи­ться самозванка, пытающаяся выдать себя за коро­леву. А такие указания, как правило, сопровожда­ются подробными инструкциями, как поступать с лицами, указанными в ориентировке, буде такие обнаружатся. Так что, если я объявлю, что я королева, они тут же поступят со мной по инструкции, сообщат куда надо, и мы мгновенно попадем в лапы тех, от кого пытались убежать.

Сандра несколько мгновений напряженно раз­думывала над ее словами, потом согласно кивнула:

— Да, девочка моя, ты абсолютно права. Извини, у меня голова еще не очень хорошо работает.

Тэра ласково погладила тетку по щеке:

— Ничего... у меня есть надежда, что шериф в своем служебном рвении нарвется на кого-то из офицеров, непричастных к заговору. Тогда можно будет открыться ей.

    Ну и что? Ты думаешь, она тебе поверит?

Тэра пожала плечами:

— Кто знает... Но посуди сама — королева ис­чезает с экранов, проходит слух или кто-то получает полуофициальную информацию о том, что она яко­бы больна, и тут же появляется распоряжение о розыске самозванки. Разве это не вызовет подозре­ний, если уж не среди деревенских шерифов, то в ведомстве графа Эстерномы? Или я сильно разо­чаруюсь в этом ведомстве.

Внезапно дощатые стены провинциального по­лицейского участка вздрогнули, раздался оглуши­тельный взрыв. Женщины на мгновение оцепенели, потом Сандра прошептала:

— А вот и кавалерия...

Полицейские за стойкой вскочили и бросились к двери. Но та предупредила их желание и услужливо разлетелась в щепы вместе с косяком и частью сте­ны. Ну еще бы! Туша, вломившаяся в полицейский участок сквозь пролом, в дверь бы просто не про­тиснулась.

— Вот это да-а-а... — прошептала Сандра.

Да уж, зрелище было еще то. Несколько фигур в боевой броне крайне необычного вида, ввалив­шиеся в помещение, действовали четко и слаженно. Двое, не обращая внимания на плотный огонь из полицейских станнеров и игольников, принялись, не открывая огня, ловить всполошенных полицей­ских и успокаивать их банальными хлопками бро­невых рукавиц по затылкам, а третий бросился впе­ред, к решетке, на ходу аккуратным выстрелом раз­валив дальний угол камеры и вышибив решетку.

Когда над ними нависла громадная фигура, Сан­дра невольно отшатнулась. Однако фигура преду­преждающе подняла чудовищную правую конеч­ность, которую можно было назвать рукой с очень большой натяжкой.

— Вы знаете штаб-майора Раабе?

— Да, — ответила Тэра, которая пришла в себя раньше тетки.

— Где он?

— Мы не знаем.

— Вы были с ним?

— Да, но нас было трое... вместе с нами был мой муж, — опомнившись, вставила Сандра.

Фигура медленно кивнула и замерла, похоже прислушиваясь к какому-то сообщению. Тут за ее плечами выросли двое других, тех, что утихомири­вали полицейских.

— Ваш муж обнаружен. Уходим.

— Куда? — Сандра, запрокинув голову, с досадой посмотрела на склонившуюся над ней огромную фигуру. Адам побери, появление этих ребят в боевой броне все усложняло. Побег от мятежников, пусть даже и с помощью неких неустановленных лиц (а она вовсе не собиралась кричать на каждом углу, КТО и КАК помог им бежать) — это одно. Тут ко­ролева в полном своем праве. А вот тот же побег, но с помощью иностранных солдат — это уже со­вершенно другое. Тут можно повернуть дело так, что мятеж был не против королевы, а против ПРЕ­ДАТЕЛЬСТВА королевы.

Но их спаситель не дал им времени на раздумья. Он присел, согнулся, ухватил обеих женщин под колени, легко вскинул их себе на плечи, развернулся и рысью бросился наружу. Кто-то из его бойцов парой выстрелов услужливо расширил дыру, чтобы восседавшим на бронированных плечах боевого скафандра женщинам не надо было даже нагибать голову.

 

Усачок ждал их у мрачной громады десантного бота. Он выглядел слегка помятым, но, похоже, так же как и они, не из-за проблем со стражей, а от не слишком аккуратных действий освободителей. Когда обе женщины все с той же несколько неук­люжей осторожностью были возвращены на землю, дон Крушинка окинул Сандру тревожным взглядом, но все вроде было в порядке, и он успокоился.

— Пошли. Быстрее.

Да что за спешка? — поморщилась Сандра.

— Не совсем понял, но ТАМ что-то происхо­дит. — Адмирал донов ткнул пальцем вверх. — Вроде бы какой-то корабль засек целую эскадру, а может, даже и флот. Он движется к планете, и эти ребята хотят поскорей убраться с поверхности.

— Эскадру? Что за эскадра? — всполошилась Тэра.

Усатая Харя пожал плечами:

— Не знаю и, если честно, пока не собираюсь выяснять. Не время.

    А как же штаб-майор?

Дон Крушинка вздохнул:

— Кто его знает... Когда я очухался — их уже не было. Дело в том, что шериф, — он кивнул в сторону дородной женщины, которая сидела на земле, по­глядывая вокруг ошалелыми глазами, у разворочен­ной стены здания, до появления в Эшторали Детей гнева вполне справлявшегося с обязанностями ратуши, — меня узнала. Вот и решила поинтересовать­ся, что это я делаю в компании двух подозрительных дам и неких субчиков необычного вида и непри­личных манер. — Он скривился. — Эх, если бы я очу­хался чуток пораньше…

Тут из пролома, по пути обрушив с десяток кир­пичей, выбралась еще одна фигура в боевой броне и подошла к ним.

— Я — командир группы, майор Северо Сереб­ряный Луч. Кто был с вами еще, кроме группы штаб-майора Раабе?

— С нами? — Усатая Харя наморщил лоб, вду­мываясь в вопрос, но Тэра уже поняла, что у майора Северо не было информации ни о составе, ни даже о численности группы. Похоже, штаб-майор дей­ствовал на планете практически автономно.

— Никого, только мы трое.

— Хорошо. — Он махнул рукой в сторону бота. — Загружаемся.

— Постойте, майор, а как же Раабе и его люди?— подала голос Сандра.

Майор, уже двинувшийся к откинутой рампе, приостановился:

— Штаб-майора и его людей увезли отсюда пол­часа назад. На транспортнике типа «летающее кры­ло». Судя по данным полетной карты, их везут на запад, в место под названием Сторч. Сейчас мы попытаемся догнать транспортник и отбить их.

Сандра изумленно уставилась на него:

— Как? Вы собираетесь принудить к посадке стратосферный транспортник с помощью этого не­уклюжего десантного бота?

Майор мгновение помолчал, видимо, раздумы­вая, стоит ли что-то объяснять этой женщине, затем нехотя пояснил:

— У нас нет времени ждать, пока он сядет. Мы должны уйти с орбиты не позднее чем через шесть часов. — Он отвернулся и пошел к рампе. Странное объяснение, которое ничего не объяснило...

 

Стратосферник они догнали через сорок минут. Впрочем, Сандра поняла это только по тому, что майор Северо, до того сидевший неподвижно, будто каменная статуя, внезапно повернулся к своим и вскинул руку в броневой перчатке с растопырен­ными пальцами. Дети гнева вскочили и со стреми­тельной для столь огромных фигур грацией, к ко­торой Сандра все никак не могла привыкнуть, мет­нулись к задней рампе. Майор загнул один палец... второй... третий... Как только он согнул последний, рампа медленно поползла вниз, а в приоткрывшу­юся щель с воем ворвался тугой, будто спрессован­ный воздух.

— Что они делают? Они что, с ума сошли? От­крывать рампу на двух М! Да их же снесет... — Сандра с трудом растолкала языком тягучий, сгустившийся воздух и проорала эти слова скорее для себя, поскольку услышать ее в этом реве все равно никто бы не услышал.

— Ну, не знаю. — Дон Крушинка, который ско­рее догадался, о чем она спросила, чем услышал, мотнул головой. Между тем огромные и слегка горбатые фигуры в боевой броне, цепляясь за обшивку и гидроцилиндры приводов рампы, свесились на­ружу. Несколько мгновений ничего не происходи­ло, а затем четыре фигуры внезапно исчезли из вида. Сандра ахнула, но, судя по тому, что остальные Дети гнева никак не отреагировали на это исчез­новение, все проходило по какому-то заранее раз­работанному плану. И тут до нее дошло... О Адам, они не собирались САЖАТЬ транспортник, они собирались БРАТЬ ЕГО НА АБОРДАЖ! В атмосфере!! На скорости в два с лишним Маха!!!

— Ах ты, мать твою...

Сандра обернулась. Усатая Харя отвернулся от полуоткрытой рампы и восхищенно уставился на экран, который вспыхнул на переборке, отделявшей десантный отсек от пилотской кабины. На экране был четко виден       транспорт-стратосферник «летаю­щее крыло», на белоснежной обшивке которого, будто кляксы на бумаге, распластались четыре зна­комых силуэта. Сандра не могла себе представить, как вообще можно удержаться снаружи какого бы то ни было летательного аппарата на такой скоро­сти, не говоря уж о том, чтобы вылететь из одного движущегося объекта и точно попасть на другой на скорости два Маха, однако они это сделали. За спи­ной почти слитно два раза глухо рявкнуло крупным калибром, и на белоснежной обшивке стратосферника внезапно появилась пара аккуратных отвер­стий. Стратосферник шарахнулся — похоже, пилот от испуга резко дернул штурвал, — фигурки качнуло. Сандра прикрыла глаза, представив, как этих ребят приложило об обшивку... Когда она открыла глаза, фигурки уже ожили и медленно ползли по обшивке к дырам. Изображение слегка приблизилось, и стало видно, что каждая фигурка болтается на двух теса­ках, воткнутых в обшивку по самую рукоятку. Передвигались они, подтягивая попеременно то одну, то другую руку, выдирали из обшивки один из те­саков, выбрасывали руку вперед и с силой вонзали тесак в обшивку, затем подтягивались снова. Сандра стиснула зубы, представив, каково это — занима­ться такой эквилибристикой на скорости в два Маха, и взмолилась Еве, прося ее спасти и сохранить этих безбашенных ребят.

Наконец первая фигурка достигла дыры, за три долгих минуты преодолев целых два ярда обшивки, и, перевалившись через край, исчезла внутри. Се­кунд через десять следующая исчезла во второй дыре, а затем бот вздрогнул и, задрав нос, резко снизил скорость. Изображение на экране дернулось и пропало, сменившись крупными ярко-алыми цифрами. Бот еще сильнее замедлил ход и задрал нос, рампа вздрогнула и поползла вниз, а оставшиеся в боте десантники начали осторожно спол­зать вниз по практически открывшейся рампе, цеп­ляясь за что попало. Еще несколько секунд ничего не происходило, а затем в поле зрения медленно вплыла белая спина транспортника. На столь близ­ком расстоянии дыры уже не выглядели такими аккуратными, да и сама обшивка, исполосованная тесаками, топорщилась и противно гудела в струях воздуха. Бот еще больше замедлил скорость и как бы слегка присел, тяжело грохнув концом откину­той рампы о спину стратосферника. В ту же секунду, будто этот удар был каким-то условным сигналом, из ближайшей дыры, оказавшейся где-то в футе от конца рампы, высунулась чья-то голова без шлема. Сандра охнула, представив, каково приходится сей­час этому парню. Даже заметно снизив скорость, бот и стратосферник делали сейчас уж никак не меньше двухсот миль в час, а скорее всего, и на­много больше. Однако долго сетовать ей не дали. Висящий на самом конце рампы десантник протя­нул руку, ухватил высунувшегося человека за шиворот (или что там у него было), выдернул его из дыры и, перебросив через себя, швырнул в десан­тное отделения бота. Тот кубарем покатился по ребристому полу, но тут его поймал следующий де­сантник и легким толчком отправил в закуток, где, скукожившись, сидели они трое. Первым прибыв­шим оказался Лерой. Видно было, что ему изрядно досталось: всю левую половину лица заливала гус­тая, до синюшности, краснота, в правом углу рта виднелась чуть запекшаяся кровь, на левом пред­плечье сквозь разодранную куртку просвечивала со­дранная кожа.

— Где это тебя так? — прокричала Сандра. Сей­час, когда бот снизил скорость, стало возможным расслышать друг друга.

Лерой мотнул головой:

— Сейчас...

Но поговорить им не дали. Спустя пару мгно­вений в их теплую компанию врезался запущенный умелой рукой Идрис, затем настала очередь Тироля, а последним к ним присоединился сам штаб-майор Раабе.

Через пять минут бот, захлопнув рампу, круто задрал нос, и на пассажиров навалилась знакомая тяжесть. Сандра устало прикрыла глаза. О Ева, с жуткими приключениями, но они таки вырвались не только из плена, но и с планеты. Вот только что делать дальше, она по-прежнему не представляла.

 

 

4

 

— Адмирал, вторая верхняя батарея практическо­го калибра замолчала...

— Адмирал, отметка эсминца «Этуаль» исчезла с планшета контроля...

— Адмирал, из рубки связи сообщают, что связь с Главным штабом флота полностью потеряна...

Адмирал Шанторин зло оскалилась и выругалась сквозь зубы. Что ж это такое?! Ни одной хорошей новости за последние тридцать часов. На Троне творилось что-то невообразимое... Все началось с сумасшедшей попытки группы сопляков, гордо именующих себя «Национальным фронтом борьбы за свободу и республику», захватить здание госу­дарственного сетевого канала вещания. Попытка глупая и безалаберная, но, вот поди ж ты, вопреки всякой логике, она увенчалась успехом. Впрочем, какая тут могла быть логика... Когда Шанторин, которую в связи с ясно обозначившейся недееспособностью королевы Тэры Совет пэров назначил временным главой кабинета министров, доложили, что группа юнцов с боем прорывается к аппарат­ным, адмирал презрительно скривила губы и уже открыла было рот, чтобы отдать приказ флотскому спецназу прибыть на место и разогнать зарвавшихся щенков, как вдруг в ее кабинет ввалилась эта обе­зумевшая сучка профессор Антема с перекошенным от ужаса лицом и принялась вопить, что в составе той группы находится ее дочь и она ни за что не позволит «применять военную силу против детей». К тому моменту, когда эту обезумевшую бабу смогли наконец оторвать от Шанторин, эти детки уже по­ложили семь человек из числа охраны канала и еще неизвестно сколько из числа обслуживающего пер­сонала и прорвались к аппаратным студиям сетевого вещания.

Все охранницы имели переговорные устройства (и не имели никакого вооружения, кроме порта­тивных парализаторов, идиотки), поэтому гибель своих засекали сразу же, а что касается остальных, то пока было обнаружено только одиннадцать тру­пов. Детки ничуть не стеснялись применять силу, оправдывая себя тем, как это принято у любых идей­ных предателей и подонков, что делают это во имя высоких целей. Так что, когда Шанторин смогла наконец отдать приказ о выдвижении флотского спецназа, «борцы за свободу и республику» уже вовсю вещали в эфире. А затем начался полный бардак!

Во-первых, рота флотского спецназа так и не добралась до здания государственного сетевого ка­нала. Она попала в засаду и была полностью уничтожена. Сто семнадцать элитных бойцов, выехавших на операцию с одним лишь ручным оружием и в легкой броне, были в упор расстреляны из плазмобоев неизвестными лицами. Затем пришли со­общения о нападениях на полицейское управление, транспортную инспекцию, центральный космопорт, здание правительства. Высланные для подав­ления мятежа армейские части неизменно натыка­лись на хорошо организованные засады и были вы­нуждены вступать в тяжелые уличные бои. Да и сами места дислокации этих воинских частей, ко­торые оставались под охраной только внутренних караулов и суточного наряда, тоже стали объектами нападений. Нападавшие умело подавляли оборону немногочисленных защитников и, ворвавшись в расположение, тут же устремлялись к ружейным паркам и местам хранения тяжелого оружия и бо­евой техники. Так что несколько попавших в засаду воинских подразделений были с тыла атакованы неизвестными, прибывшими к месту боя на собст­венной боевой технике этих подразделений.

К исходу первых суток до Шанторин, которой с трудом удалось вырваться из подвергшегося на­падению дворца и добраться до висевшей прямо над дворцом на геостационарной орбите орбита­льной крепости Мэй (важнейшей опоры короны еще со времен мятежа Карсавен), начало посте­пенно доходить, что, хотя весь этот бедлам творится под непрерывные завывания оголтелых юнцов, ве­щающих на всех каналах, до которых они смогли дотянуться, о «свободе», «борьбе с тиранией» и «де­мократических ценностях», на самом деле все это не более чем дымовая завеса, умело используемая кем-то еще. И на планете происходит что-то совершенно иное, гораздо более страшное. Возможно, предупреждение, посланное неизвестным кораб­лем, о том, что к Трону приближается какой-то неизвестный флот, было вовсе не шуткой     какой-то идиотки, как они решили, не обнаружив в указан­ной области пространства никакого флота. Но к тому моменту, когда во ВСЕ войска столичного гар­низона и орбитальные крепости прикрытия ушел приказ о приведении частей соединений в боевую готовность степени «военная опасность», в систему уже ворвались эти твари...

— Начальник штаба, доложите обстановку!

Капитан первого ранга Элизабет оторвала свое серое измученное лицо от планшета контроля и несколько секунд тупо пялилась на адмирала. Шан­торин терпеливо ждала. Они все здесь устали, очень устали, сутки без сна, и какие сутки...

— Простите, адмирал, — заговорила наконец глу­хим, надтреснутым голосом каперанг Элизабет. — Вторая легкая эскадра — контакт потерян, эскадра адмирала Бритни — потеряно семьдесят процентов состава, отходит в направлении Униры. Крепость Элиомен — контакт потерян, крепости Орлан и Туэвиль — подавлено до шестидесяти процентов ба­тарей, докладывают об инфильтрации десанта про­тивника и абордажных схватках на внешних галереях. Отмечена высадка десанта противника на по­верхности в квадратах 223-457, 317-440 и 775-413... — Элизабет замолчала, ожидая дополни­тельных вопросов или распоряжения детализиро­вать доклад, но Шанторин молчала. Что уж тут де­тализировать? Все и так ясно. Она просрала пла­нету...

В этот момент откуда-то из-за консоли послы­шался смертельно усталый голос оператора:

— Адмирал, запрос с неизвестного судна.

— Какого судна?

— Гражданский транспортник, название «Кориолан», регистрационный номер...

Шанторин поморщилась:

— Оператор, вы что, с ума сошли? Какого черта меня должны волновать запросы с какого-то Евой забытого гражданского транспортника?

— Адмирал, запрос идет адмиральским кодом.

— Что?! Ну... соединяйте...

Мгновение спустя Шанторин удивленно воззри­лась на заполнившее экран лицо адмирала Сандры. Та сердито зыркнула на суету в боевой рубке орбитальной крепости и рявкнула:

— Ну, вы еще долго будете держать меня на парковочной орбите?

И по всему БИЦ прошелестело: «Стальные Че­люсти, Стальные Челюсти...»

 

Через пятнадцать минут Сандра, а за ней ее не­изменный Усачок и несколько мужчин (судя по слишком уж большим фигурам) в боевых латах необычного вида ввалились в боевую рубку.

— Ну, докладывайте, что вы тут навоевали... за­щитнички, забери вас Адам!

Шанторин зло скривилась, собираясь достойно ответить этой престарелой стерве, но тут в БИЦ вошла еще одна персона, при виде которой адмирал тут же проглотила все слова, готовые было сорваться с ее языка, а почти все находившиеся в рубке мигом повскакивали со своих мест, чтобы тут же рухнуть на левое колено.

— Ваше величество...

Шанторин оглянулась. О Ева! Люди, которые еще несколько часов назад если и не поддерживали полностью своего адмирала в действиях, явно направленных не на пользу короне (кого сейчас можно обмануть заявлением о том, что королева-де не спо­собна выполнять свои обязанности исключительно из-за проблем с течением беременности), то, во всяком случае, не слишком ее осуждали, сейчас со слезами на глазах приветствовали свою королеву. Нет, что бы там ни вещали осипшими (за столько-то часов) голосами эти захватившие канал молодые дуры, монархия — душа народа. Всегда, когда стра­на оказывается на грани катастрофы, когда кажется, что гибель уже неминуема, люди сплачиваются во­круг династии, будто вокруг знамени, и ждут чуда. И это чудо непременно происходит, потому что оно должно произойти! Вот только сама Шанторин уже вышла из того возраста, когда верят в чудо... но ее ноги сами собой подогнулись, и спустя мгно­вение адмирал обнаружила, что тоже опустилась на левое колено.

Через десять минут адмирал Сандра оторвалась от планшета контроля и зло выругалась. Сказать, что ситуация была катастрофической — это ничего не сказать. Она была безнадежной...

— Нет, ну надо ж быть такими тупицами! С тем, что творится на планете, еще можно было бы что-то сделать, но почему вы допустили в оранжевую сферу эти корабли?

Шанторин окрысилась:

— А кто знал, что это за корабли? По габаритам — типичные каботажные транспортники. Кто же знал, что это всего лишь камуфляж, модификация поля отражения, укрывающая сразу несколько идущих кучно кораблей. К тому же когда стало ясно, что они вошли в зону с агрессивными намерениями, — те развернули широкий луч и принялись вещать, что, мол, «идут на помощь сестрам, положившим свои жизни на алтарь свободы и республики». И нам опять пришлось терять время, уточняя, кто ДЕЙСТВИТЕЛЬНО прибыл на этих кораблях.

— Зачем? Ведь уже было ясно, что они мятеж­ники как минимум!

В ответ Шанторин вывела на экран список тер­рористок, захвативших здание государственного ка­нала. Первые десять строчек занимали фамилии, скорее уместные в Книге древних родов или пред­ставлении на Высочайшее имя на соискание сте­пени Королевской академии наук. И Сандра поня­ла, ЧТО хотела сказать Шанторин. Если бы на борту кораблей приближавшейся эскадры оказалась еще сотня-другая подобных фамилий, то, даже если бы им удалось справиться с ситуацией и отстоять пла­нету, сразу за этим они получили бы вендетту со стороны сотен самых влиятельных семей королевства. И тут внезапно раздался голос королевы:

— Свяжите меня с ними.

— Что? — не сразу поняла Шанторин.

— Свяжитесь с ними и сообщите, что с ними хочет говорить королева.

Шанторин помрачнела, а Сандра сварливо огрызнулась:

— Ты думаешь, племянница, что они захотят с тобой разговаривать?

Тэра твердо посмотрела на тетку:

— Им придется... и вообще, подумай, Сандра, мы оказались в таком дерьме еще и потому, что из-за утраты Главного узла дворца и Центра связи Главного штаба флота не можем вызвать на под­могу основные силы флота, застрявшие у Реймейка. А, как мне представляется, сейчас большинство офицеров флота сидят у сетевых терминалов и пя­лятся в экраны, заключая друг с другом пари по поводу того, сколько еще часов продержатся на эк­ране эти молодые дурочки. Так что это наш един­ственный шанс достучаться до флота, — она усмех­нулась, — тем более что большинство офицеров не­бось уже по нескольку раз проиграли свои пари.

— И вы думаете, они будут вас слушать? — не­доверчиво протянула Шанторин. — Я, например, уверена, что попытка мятежа и вторжение — звенья одной цепи. И те, кто забаррикадировался в здании канала, не просто мятежники, а изменники...

Она не договорила.

— Будут! — с усмешкой перебила ее Сандра. — Еще как будут!! Хотела бы я посмотреть на человека, который осмелится не слушать мою племянницу, ког­да она ТАК СИЛЬНО хочет, чтобы ее послушали...

 

Через пятнадцать минут Тэра уже сидела в при­винченном к полу кресле в изолированной от всех внешних воздействий рубке связи ЗАС. Спустя мгновение перед ней возник голубой прямоуголь­ник экрана, тут же покрывшийся радужной рябью, обозначавшей, что система связи перешла в защи­щенный режим. Таре вспомнилось, как Ив однажды рассказывал ей, что в том, большом, мире уже изоб­ретены и достаточно широко используются системы, создающие полный эффект присутствия, как будто твой визави находится в этой же комнате, но в королевстве пока таких систем не было, о чем стоило только пожалеть.

Через несколько секунд на экране появилось изображение одной из аппаратных государственно­го сетевого канала. С экрана на нее смотрело пять измученных, но светящихся торжеством лиц. Тэра окинула их внимательным взглядом, и у нее екнуло сердце. Одно из лиц было не столько торжествую­щим, сколько настороженным. И именно это лицо насторожило и ее саму, причем не только и даже не столько выражением, сколько... общей структу­рой, формой черепа, какими-то тонкими, не сразу уловимыми нюансами. Короче, Тэре показалось, что на нее смотрит сильно очеловеченный, женский вариант     штаб-майора Раабе.

— Я... хочу говорить со всеми.

— С кем? — Сидевшая в самом центре девушка в слегка порванной и измятой форме гардемарина, очень похожая на профессора Антему, недоуменно огляделась по сторонам.

— Я знаю, что вас в здании не пятеро. Я гаран­тирую, что во время нашего разговора никто не попытается напасть на вас. Можете оставить на постах боевое охранение, но все остальные должны выслушать меня.

Женский вариант Раабе нахмурилась:

— Не думаю, что нам стоит идти на поводу у узурпаторши и тирана, товарищи. Мы не должны ни на секунду терять бдительность.

Но Тэра не дала ей развернуть ситуацию в свою пользу.

— Вы смеете сомневаться в слове королевы? — Ее голос взлетел на две октавы выше, а весь ее вид ясно показывал, как сильно она оскорблена. И впитанное с молоком матери почтение к трону, по­множенное на остатки былой восторженности по отношению к юной королеве (она всегда была по­пулярна в молодежной среде, испытывавшей на­стоящее чувство преклонения перед своей ровес­ницей, так круто расправлявшейся с высокомер­ными тетками, многие из которых были полными копиями их властных матерей), взяло верх. Четверо из пяти побагровели и гордо вскинули головы, давая понять, что и им не чужды понятия чести. Королева кивнула:

— Вот и хорошо.

Женский вариант Раабе предприняла еще одну попытку взять в свои руки контроль над ситуацией:

— Мы не собираемся разговаривать с вами ни о чем ином, кроме вашей капитуляции и отречения.

Тэра усмехнулась. Несмотря на некоторую внеш­нюю схожесть, женский вариант майора явно не обладал его объемом умственных способностей и талантом воздействия на подчиненных. А может, дело было в том, что остальные продолжали наивно верить, что здесь нет никаких начальников и под­чиненных, а только товарищи по борьбе...

— Нет, ну каким же надо быть наивным, чтобы думать, будто я способна отречься от трона всего лишь из-за какой-то сумбурной, хотя, должна при­знать, вполне удавшейся попытки группы лиц об­народовать свои воззрения в публичных сетях. — А сейчас немножно лести, подумала Тэра. — Не ка­жется ли вам, — проговорила она, — что уже одно то, что королева желает говорить с вами, можно считать большим достижением?

Юный отпрыск профессора Антемы вскинула руку, призывая необычную девицу к молчанию.

— Перестань, сестра, когда мы планировали нашу акцию, мы не могли даже предполагать такого успеха. Мы вещаем на все королевство уже более суток. А сейчас с нами собирается вступить в пе­реговоры сама королева. — Успокоив (как ей пока­залось) соратницу, гардемарин повернулась к Тэре. — Мы согласны пригласить на нашу встречу большинство наших соратников. Ждите, мы свя­жемся с вами через несколько минут.

Едва экран погас, как Тэра вскочила на ноги и, подхватив руками живот, ринулась наружу из рубки.

— Сандра, быстро найди мне майора Северо и штаб-майора Раабе... — Не успела она договорить, как две огромные фигуры надвинулись на нее, возникнув словно из ниоткуда.

— Отлично. Штаб-майор, вы слышали что-ни­будь об экспериментах по превращению женских особей в какое-то подобие Детей гнева?

Оба бога войны крайне звероватого вида пере­глянулись и недоуменно покачали головами. Все Дети гнева были сконструированы только на основе мужских особей, а технологией преобразования лю­дей в подобные существа обладали только Алые... Тэра торжествующе усмехнулась. Она разгадала загадку:

— Похоже, те, кто нас атакует, пришли из тех же лабораторий, что и вы.

В БИЦе повисла напряженная тишина. Боль­шинство ничего не понимало и лишь недоуменно таращилось на королеву, у Сандры и дона Крушинки был ошеломленный вид, а растерянные глаза Детей гнева как-то странно светились, точно они не верили тому, что услышали, но только им очень хотелось в это поверить. Молчание длилось недолго.

— Майор, — заговорила Тэра, — за какое время вы можете опуститься на поверхность?

— Мы — за полторы минуты, но в точке посадки возникнет взрывная волна баллов в шесть-семь.

Королева на мгновение задумалась.

    Нет, так не пойдет, нужно максимум два.

Северо наморщил лоб, затем осторожно произ­нес:

— Тогда минут пятнадцать, если точка призем­ления будет находиться внутри окружности поса­дочной глиссады.

— Подойдет.

Северо покачал головой:

— Извините, королева, но это МЫ. Вы не вы­держите наших перегрузок.

— А какие будут перегрузки?

— Не менее сорока единиц, а временами до се­мидесяти.

— Выдержу.

— Но... — попыталась вмешаться Сандра, но Тэра не дала ей договорить:

— И ОНА тоже выдержит. Все. Обсуждение за­кончено! Майор, оставьте мне парочку ваших ребят, боюсь, после того, как там начнется бойня, у нас будет всего полчаса на то, чтобы спуститься и пе­редать в эфир мое выступление. А я не смогу пе­редвигаться с требуемой скоростью, так что им при­дется нести меня до шлюза с ботом. Сандра, я отключу аппаратуру ЗАС. Включи запись, нам нужно запастись свидетельствами того, что это не мы уничтожили этих молоденьких дурочек... — Круто раз­вернувшись, Тэра бросилась к двери в рубку связи.

Не успела она занять кресло, как экран вновь засветился. Спустя мгновение на экране возникло изображение все той же аппаратной. На этот раз ее ожидало почти два десятка юных террористок.

Тэра окинула их взглядом и, набрав в грудь воз­духа, заговорила:

— Я вижу, здесь собрались почти все. Что ж, можете быть совершенно спокойны: не говоря уж о том, что я дала свое слово, столичный гарнизон полностью уничтожен.

— То есть?

— Как это?

— Почему?

Тэра, не отвечая, ждала, и не зря. Женский ва­риант Раабе не выдержала и вылезла:

— Не слушайте ее, соратницы, узурпаторша и тиран готова обрушить на нас любую ложь, лишь бы заставить нас плясать под ее дудку.

Тэра усмехнулась: что ж, все верно, полемика явно не была сильной стороной этой твари.

— А по-моему, одна из ваших соратниц просто боится того, о чем я собираюсь вам рассказать. И не она ли настаивала, чтобы ваше выступление состоялось именно сегодня и именно в то время, ко­торое указала она? Хотя большинство из вас счи­тали, что лучше подгадать налет к вечерним ново­стям.

Тэра не знала, так ли все было на самом деле, но, судя по реакции на ее слова, она угадала.

— Не слушайте ее, сестры, — завопила раабеподобная, — я же оказалась права. Все получилось, мы контролируем эфир уже больше суток. Разве вы могли ожидать подобного результата?

— Да, вы контролируете эфир, — возвысила голос королева, — потому что в настоящий момент пла­нета захвачена вражеским десантом, а вражеский флот добивает последние очаги сопротивления на орбитах. И вы послужили дымовой завесой этому вторжению. Потому что флот в тысячи единиц во­рвался в систему Трона, вещая на всех волнах о том, что они «идут на помощь сестрам, положившим свои жизни на алтарь свободы и республики». По­этому наши корабли не сразу открывали огонь, со­бираясь попробовать сначала усовестить глупых ду­рочек, и тут же получали в корпус главным калиб­ром. Так что на вас их кровь! Кровь сотен и тысяч тех, кто уже погиб и кто продолжает гибнуть под залпами плазмобоев, пытаясь защитить от врага свой дом и свою планету!

В рубке возникла напряженная тишина. На мгно­вение Тэре показалось, что еще немного — и она сумеет развернуть ситуацию таким образом, что все обойдется без кровопролития или хотя бы удастся свести его к минимуму. Еще немного, пару секунд — и ошарашенные происходящим молодые дурочки пришли бы в себя, и тогда, вполне возможно, этой раабеобразной твари пришлось бы самой уносить ноги. Но та не дала им даже мгновения. Она взревела и, выхватив абордажный тесак, ринулась вперед. Первая срубленная голова еще летела в воздухе, разбрасывая кровавые брызги по всей аппаратной, когда Тэра, выбежав из рубки, прыгнула на сплетенные руки двух Детей гнева, и те рванули вперед с таким ускорением, что у нее екнуло под ложечкой. Счет пошел на секунды...

 

 

5

 

— Сестра, у меня какие-то странные отметки в верхней зоне оранжевой сферы.

Герцог Эсмеральда отвлеклась от сводки и под­няла голову. Сестра, стоявшая у огромного план­шета контроля пространства, который занимал дальнюю стену большого оперативного зала Главного штаба флота, настороженно уставилась в дальний верхний угол.

— Сколько? — лениво переспросила герцог.

— Непонятно. То ли четыре, то ли шесть, а мо­жет, и больше... очень похоже на корабли под вы­сококлассным полем отражения.

— Далеко?

    На пределе.

Эсмеральда усмехнулась:

— Забудь о них, а если не хочешь — свяжись с патрульной эскадрой, пусть вышлют десяток ко­раблей и наведут порядок.

Ну чем могли помешать шесть, ну пусть даже и десять кораблей? Герцог откинулась на спинку стула и, разведя руки, с наслаждением, до хруста лопаток потянулась. Что ж, она имела все основания быть довольной собой...

Через два часа после того, как группа молодого «мяса», ведомая Сестрой атаки Тиграной, захватила здание государственного сетевого канала, осталь­ные отряды последовательно взяли под контроль дворец, Главный штаб флота, полицейское управ­ление и остальные ключевые пункты столицы. По­лиция и войска, возглавляемые этой дурой Шанторин и сбитые с толку продолжавшимися истери­ческими призывами этих юных дурочек, убежден­ных, что они ведут свой народ «к свободе и республике», постоянно отставали на один-два шага. Даже когда в систему ворвался флот остальных Сестер, флотское командование все еще пребывало в полном недоумении, что, соответственно, сказы­валось и на эффективности противодействия. Так что флоту Сестер удалось практически уполовинить флот прикрытия столицы еще до того, как корабли королевства начали отвечать главным калибром.

Эсмеральда чувствовала себя на седьмом небе. Дело в том, что это была первая операция Сестер атаки против людей. Конечно, программа обучения и боевого слаживания Сестер включала и масштаб­ные операции по установлению контроля над пла­нетой, но до начала инфильтрации в миры людей Сестры еще ни разу не сталкивались со столь се­рьезным противником. До сих пор Алые масштабно использовали Сестер атаки только для усмирения двух планет сауо (сауо были слишком ценным ре­сурсом цивилизации Властелинов, поэтому им было дозволено увеличить потенциал размножения до одиннадцати планет) и по одной — змееподов и довров, расы Низших, жизненная сила которых была уже настолько подорвана служением Могуществен­ным, что те уже давно не использовали их в при­вычном для клана Низших амплуа солдат. С по­следними пришлось изрядно повозиться. За столе­тия безвозвратных потерь в войнах и мутаций, вызванных воздействием космических излучений, довры настолько обескровили свой генетический по­тенциал, что рождение здорового ребенка среди них теперь было таким редким событием, что сразу же становилось поводом для общепланетного торже­ства. И никакие технологии Могущественных уже не могли этого исправить. Но Могущественные не оставили своих обессилевших детей. Хотя довры больше не представляли никакого практического интереса для их мультивидовой цивилизации, напротив, требовались колоссальные расходы на но­вейшие медицинские аппараты и дорогостоящие ле­карства, при помощи которых только и можно было поддерживать жизнь несусветного числа особей с признаками генетических уродств, все это исправно поставлялось на их планету. Однако довры не су­мели оценить по достоинству все, что для них де­лалось, и подняли восстание. И если сауо удалось усмирить довольно быстро — понадобилось лишь высадить десанты во всех крупных городах и про­вести ритуалы Наказания и Прощения — а змееподы сдались сразу же, как только после недельного ожесточенного штурма были захвачены все три сот­ни инкубаторов (в том числе и девяносто восемь секретных, тайно выстроенных змееподами в ска­льных основаниях безжизненных островов, распо­ложенных в приполярных областях планеты), то до­вры устроили Сестрам настоящую кровавую баню. Их планета, естественно, не имела ни флота при­крытия, ни сколько-нибудь серьезных орбитальных крепостей, хотя довры предприняли небезуспешную попытку превратить в таковые два орбитальных тер­минала. Потери флота Сестер на подходе к планете объяснялись скорее поспешностью, с какой была предпринята атака. Однако стоило Сестрам выса­диться на поверхности планеты, как довры ясно показали, что не зря на протяжении почти один­надцати столетий считались лучшими бойцами Мо­гущественных. Они сумели превратить в крепость каждый дом, каждый офис, каждую больницу, а в оружие — каждый кар и транспортник и даже ин­валидные тележки. Если б не подавляющее превос­ходство Сестер в огневой мощи и, главное, в бронезащите, то на этой планете их история и закон­чилась бы. Сопротивление было настолько ожес­точенным, что погиб даже один из трех Алых Властелинов, командовавших операций по умирот­ворению довров. Причем эта история до сих пор не закончилась. Когда участь довров уже была прак­тически предрешена, с секретной базы на южном полюсе планеты стартовал огромный флот кораб­лей, тайно выстроенный доврами. Как потом уда­лось выяснить из допросов жалкой горстки выжив­ших, он унес в пространство почти миллион особей с наименьшими генетическими отклонениями.

Никто не знал, куда они отправились, что собой представляют эти корабли, как они вооружены и какой обладают дальностью полета, насколько хо­рошо эти корабли защищены от убийственных кос­мических лучей, так исковеркавших предков ны­нешних довров (довры никогда сами не строили космические корабли, и даже Властелины пребы­вали в растерянности и удивлении, как они смогли это сделать), но факт оставался фактом — до сих пор где-то в далеком космосе неслись сквозь про­странство десятки и сотни тысяч неизвестных кораблей, команды которых состояли из горящих жаждой мщения остатков некогда могучей и непо­бедимой расы довров.

Что же до людей, то Властелины постоянно пре­дупреждали Сестер, что они, хотя и являются су­ществами низшего порядка, намного более опасны, чем даже довры. И потому следует действовать максимально осторожно и быть постоянно настороже, чтобы выполнить свое Предназначение и не дать застигнуть себя врасплох этим злобным и чутким тварям, от которых, при всем при этом, они вели свое происхождение. Да уж, невысока честь быть в родстве со столь злобными и тупыми тварями (будь у них хоть крупица разума, разве стали бы они из десятилетия в десятилетие отталкивать муд­рую и благосклонную руку Властелинов?), однако еще более глубокий гнев и презрение Сестры испы­тывали по отношению к другим существам. К тем, кого, как и Сестер, тоже создали Могущественные, причем тоже на основе генетического материала людей. А они предали своих прародителей...

Вопреки предостережениям Властелинов (хотя не исключено, что именно благодаря им) инфиль­трация Сестер на эту планету прошла неожиданно гладко и легко. Возможно, потому, что Властелины, создавая Сестер атаки, на этот раз постарались со­хранить максимальное сходство с самками людей. Пусть и несколько в ущерб боевым качествам. А в этом государстве людей, в отличие от большинства остальных, ведущую роль играли именно женские особи. К тому же оно было расположено крайне изолированно и обособленно, отрезано от осталь­ного человечества сильно ограничивающими скорость кораблей областями туманностей и крайне сложными для судоходства скоплениями нейтрон­ных звезд. Так что в случае установления контроля над этим королевством оно стало бы идеальным плацдармом для новой волны экспансии Могущественных, да к тому же практически неограничен­ным источником генетического материала для но­вых генераций Сестер. Впрочем, Сестрам помогла случайность. Один из боевых десантных транс­портов-невидимок перехватил и взял на абордаж яхту одного из Великих домов, на которой с дальней окраины везли в столицу претендентку на титул пэра королевства, молодую герцога Эсмеральду. Могущественные мгновенно оценили открывшиеся возможности. Одна из Сестер, приняв имя Эсмеральды, легко, будто нож в масло, вошла в полный интриг и зависти мир высшей аристократии коро­левства. И сейчас королевство пожинало плоды это­го...

 

— Сестра, на связи сестра Тиграна.

— Тиграна? Соединяй. — Эсмеральда удивленно покачала головой. С этой стороны она не ждала никаких проблем. Тиграна выходила на связь около часа назад и доложила, что полностью контролирует ситуацию. Что там могло случиться?

На экране возникло изображение сестры Тиграны. Она выглядела не очень-то хорошо — форма порвана, левое плечо залито кровью, запекшаяся кровь виднелась и в уголке рта. У герцога екнуло под ложечкой. Рассказывая о людях, Властелины особо подчеркивали, что сила людей во многом заключается в их непредсказуемости, в отвратитель­ной привычке ломать все самые точные и тщательные расчеты, превращать в полный хаос самые детальные и скрупулезно разработанные планы. Не­ужели началось?..

— Что случилось, сестра?

Тиграна с всхлипом вздохнула и, сплюнув сгу­сток крови, хрипло произнесла:

— Она... появилась.

— Кто?

— Она... эта молодая сучка...

— Какая? — непонимающе переспросила Эсмеральда.

— Ну... королева этого мира. Появилась... и все испортила. Это «мясо» слушало ее развесив уши... я пыталась, но… — Сестра Тиграна закашлялась. Когда она наконец умолкла, весь экран оказался заляпан сгустками крови. Эсмеральда стиснула зубы. Среди Сестер атаки не было принято инте­ресоваться самочувствием раненых, считалось, что таким образом интересующаяся как бы выражает сомнение в способности раненой позаботиться о себе, терпеть боль. Но тут и не требовалось задавать вопросы, все было ясно и так. Поэтому герцог спро­сила только:

— Ты уничтожила аппаратуру?

Сестра Тиграна отрицательно мотнула головой:

— Еще нет... решила, что сначала надо доло­жить... сейчас займусь и этим.

— Не надо, сестра. — Эсмеральда вскинула руку. — Подожди, я пошлю тебе звезду. Они окажут тебе помощь и все закончат.

Сестра Тиграна открыла рот, собираясь, видно, возразить, но вместо этого задрала голову вверх, словно прислушиваясь к чему-то.

— Что такое? — встревоженно спросила герцог. Сестра Тиграна попыталась пожать плечами, но снова закашлялась, от чего едва не рухнула на пол. Когда она наконец смогла на мгновение прерваться, то, задыхаясь, прохрипела:

— Похоже на рев посадочных двигателей како­го-то бота... Пойду посмотрю. — И она, пошаты­ваясь, исчезла с экрана.

Эсмеральда нахмурилась. Зоны посадки кораб­лей и десантных ботов находились вдали от городов. Она специально сделала это, чтобы прибывшие Се­стры, хотя бы сначала, на первом этапе, воспри­нимались горожанами как свои, местные, только-только прибывшие из каких-нибудь отдаленных го­родов и селений. Чему немало способствовали про­должавшиеся вот уже более суток истерические призывы «мяса», которые обеспечивала сестра Тиг­рана. Многим казалось, что началось что-то вроде социальной революции, и отряды Сестер — это по­встанцы из отдаленных местностей. А благодаря за­ботам супругов Присби рейтинг королевы сегодня упал до неприлично низкого уровня. Поэтому боль­шинство решило остаться дома и просто посмот­реть, как эта, как ее уже в открытую называли на большинстве каналов, «подстилка вонючих мужи­ков» будет выкручиваться. Хотя подспудное недо­вольство происходящим уже зрело... Герцог повер­нулась к Сауртане, которая все это время исполняла обязанности начальника ее личного штаба.

— Быстро пару звезд к зданию государственного сетевого канала. Задача — вывести из строя всю пе­редающую аппаратуру.

Сауртана кивнула и склонилась над пультом. Эсмеральда досадливо сморщилась. Вот незадача! Ну что стоило заранее перебросить несколько Сестер атаки в помощь Тигране? Впрочем, до этого про­исшествия все шло нормально. «Демократические» завывания молодых дурочек все это время только помогали течению операции, и герцог делала все, чтобы у них не возникло и мысли о том, что их кто-то использует. Поэтому она приказала ни од­ному подразделению не появляться вблизи здания государственного канала, а Тигране — настроить подопечных на немедленное открытие огня при малейшей попытке контакта. Откуда ей было знать, что это неугомонная сучка — местная королева вы­лезет так не вовремя? До сих пор то, что она на­ходилась где-то на свободе, только помогало ей, поскольку отнимало практически все силы и внимание ее подельниц. Когда подельницы после по­бега королевы устроили ей бурную сцену, Эсмеральда в ответ сделала вид, что оскорблена до глубины души, и заявила, что если соратники считают, что она бездарно провалила выполнение ЭТОЙ задачи, то пусть действуют сами, она готова отстраниться. Чем супруги Присби и сестры Энгеманн все это время и занимались, совершенно не мешая ей. Эсмеральда закусила губу и покачала головой. Ладно, остается надеяться, что это будет самой большой неприятностью в столь масштабной операции, про­веденной ею с таким блеском. К тому же «мясо» уже все равно исчерпало свой ресурс.

Судя по доступным рейтингам, обыватели уже порядком устали от сбивчивого и путаного моно­лога-призыва, непрерывно тянущегося уже более суток. Эти молодые дуры явно не рассчитывали на то, что сумеют продержаться так долго, да и не было среди них профессиональных ораторш. Самое большее, на что они были способны, так это про­износить короткие зажигательные речи перед еди­номышленницами, когда горячность и общие идеи куда важнее и аргументированности, и связности изложения. Но людям приходилось слушать их, что­бы получить хоть какую-то информацию, потому что все остальные каналы транслировали только заставку «Вещание прервано по техническим при­чинам». Эсмеральда с самого начала взяла под кон­троль не только все узлы связи на планете, но и редакции всех мало-мальски значимых сетевых ре­сурсов и основные серверные банки. Так что су­пругам Присби оставалось только кусать локти, на­блюдая, как та, которую они считали всего лишь послушной исполнительницей своих гениальных замыслов, так подло обманув их, обделывает свои собственные делишки. Впрочем, герцог предостави­ла им не так уж много возможностей для наблю­дения — много ли увидишь сквозь зарешеченное окно камеры?

Эсмеральда тряхнула головой и потерла ладонью лицо. Предел выносливости Сестер атаки был много выше, чем у обычных людей, но за последние двое суток она не спала ни часа, да и ела урывками.

— Сестра Сауртана, я спущусь в буфет, чего-ни­будь перехвачу.

Та молча кивнула, принимая эстафету.

Возможно, если бы Эсмеральда не покинула опе­ративный зал и не потеряла бы несколько драго­ценных минут, чтобы вернуться обратно, ситуация могла бы развернуться чуть по-иному, не столь ка­тастрофично, но... впрочем, что сейчас гадать. Гер­цог выбралась из кресла и неторопливым шагом двинулась к лифтовому холлу...

Она успела спуститься на шесть этажей и уже дошла до дверей буфета, когда под потолком взре­вели баззеры тревоги и громовой голос Сауртаны проревел:

— Сестра Эсмеральда, немедленно прибыть в оперативный зал! Чрезвычайная ситуация! Чрезвы­чайная ситуация!!

 

Когда Эсмеральда влетела в зал, на большом эк­ране горело осунувшееся, все в точках лопнувших сосудов, с красными воспаленными глазами лицо этой молодой сучки, а из динамиков лился ее сип­лый, дрожащий от гнева голос:

— ...это не просто мятеж, сограждане! Это пре­дательство. Наш мир захвачен Врагом. Сотни и ты­сячи кораблей опустили на поверхность планеты вражеский десант. Эти люди воспользовались не­знанием, неопытностью, близорукостью некоторой части нашей молодежи и, подвигнув ее на попытку государственного мятежа, под ее прикрытием ри­нулись в атаку на Трон. Столичный гарнизон унич­тожен, эскадры прикрытия практически тоже. Из четырех орбитальных крепостей — три захвачены. Всюду кровь и пепел! А когда у тех, кого они подло использовали, открылись глаза — они не пощадили и их. — Тут лицо королевы исчезло с экрана, а вме­сто нее появилось изображение аппаратной, запол­ненной трупами тех, кто, сменяя друг друга, вот уже более суток вещал по государственному сете­вому каналу...

Эсмеральда хищно ощерилась:

— Так, пять, нет, десять звезд к зданию!

— Уже сделано,— отозвалась Сауртана.

— Мы можем их заглушить?

Сауртана отрицательно мотнула головой:

— Нет, у них собственный серверный банк и излучающая станция.

— А, ссаракеш! — выругалась герцог и воткнула горящий ненавистью взгляд во вновь появившееся на экране лицо королевы.

— ...К оружию, сестры! Еще никогда за время существования нашей страны нога захватчика не ступала на поверхность столицы. И вот это произошло! Защитим нашу планету от жестоких захват­чиков! Вышвырнем их туда, откуда они пришли!

Эсмеральда в отчаянии заскрипела зубами. На­сколько она помнила из аналитической справки, которую запросила сразу же, как только вошла в состав Палаты пэров, население планеты насчиты­вало более полутора миллиардов человек. Из них более ста двадцати миллионов имели ту или иную степень военной подготовки. Причем около сорока пяти миллионов входили в достаточно хорошо ор­ганизованную систему сил территориальной обо­роны, которые имели на вооружении легкое ручное и тяжелое стрелковое оружие военного образца, а также легкую броню. Все это вооружение и защита хранились на сотнях и тысячах небольших военных складов, расположенных таким образом, чтобы лю­бое подразделение сил территориальной обороны могло быть приведено в полную боевую готовность в течение максимум четырех-пяти часов. Этих скла­дов было так много, что герцог сразу же отказалась от мысли взять их под контроль. Тех четырехсот сорока тысяч Сестер атаки, что прибыли вместе с флотом, едва хватало для контроля над основными узлами связи и управления и военными гарнизо­нами, а также для подавления сопротивления. Кро­ме того, на руках у населения имелось еще около ста миллионов охотничьего и гражданского оружия. И вот теперь все это было готово обрушиться на головы ее сестер. Но и это не было самым страшным. В конце концов, основные узлы связи и управ­ления оставались под контролем Сестер, поэтому вероятность крупных операций исключалась, а одиночные нападения или атаки мелких подразделений не представляли особой угрозы. В ближнем бою каждая Сестра атаки стоила десятка противников. Самым страшным было другое...

— Ее может слышать флот?

Сауртана медленно кивнула.

Эсмеральда, не выдержав, вскрикнула, О Могу­щественные, ну почему так, почему?! Она подго­товила и провела самую блестящую и масштабную операцию из всех, что были подготовлены и про­ведены самими Сестрами. Она захватила эту пла­нету. Эта операция должна была вывести ее в лидеры среди командиров-Сестер, не только дать ей власть над этим окраинным государством с десятком оби­таемых планет, но и поставить ее во главе будущих легионов, которые ринутся на завоевание всего че­ловечества, ибо кто, кроме нее, мог еще претен­довать на это?.. И вот теперь, в момент ее наивыс­шего триумфа все идет под откос!

И тут снова раздался встревоженный голос Сауртаны:

— Сестра...

Герцог резко повернулась. Лицо Сауртаны было перекошено ужасом.

— Они уничтожили все двенадцать звезд.

— Что-о-о?! Но как?!!    

— Две звезды, что ты отправила на помощь Тигране, успели войти внутрь здания, а затем их коман­дир передала, что они столкнулись с неизвестным противником, причем облаченным в тяжелую бое­вую броню неизвестной конфигурации. А остальных расстреляли еще на подлете из лучевиков тяжелого, чуть ли не противотанкового калибра. Во всяком случае, боты горели, как спички.

Эсмеральда замерла. Это было серьезно. Такого калибра у сил территориальной обороны быть не могло. Такого калибра не могло быть даже у коро­левского десанта. Она быстро переглянулась с Сауртаной и с натугой растянула губы в небрежной усмешке:

— А, ладно, все, что они могли сделать, они уже сделали. Вышли еще десяток звезд — пусть уста­новят периметр. Сейчас самая главная проблема — флот королевства у Реймейка. После этого выступ­ления королевы они наверняка сняли блокаду и уже мчатся на всех парах к Трону. Слава Создателям, у нас есть еще около суток, пока он доберется до Трона — не слишком много, но все-таки...

Она даже не подозревала, как сильно ошибалась. У нее не было и нескольких минут, потому что самая главная проблема уже готовилась обрушить на ее голову гнев небес...

 

 

6

 

Смотрящий стоял на обзорной галерее своего корабля и смотрел на висевшие перед ним пять огромных шаров. Величественная, заполненная мириадами звезд пустота и гигантские размеры самих кораблей скрадывали расстояние, и поэтому каза­лось, что эти шары совсем рядом, сразу над толстым прозрачным пластиколем обзорного окна, на рас­стоянии вытянутой руки. Но он знал, что это не так. Просто эти монстры были столь громадны, что даже его отнюдь не маленький корабль рядом с ними казался весельной шлюпкой под боком у круизного океанского лайнера.

Сзади неслышно подошел капитан. Смотрящий еще пару мгновений полюбовался величественными громадами, потом слегка повернул голову, показы­вая Эуолу Лайонтолу, что он заметил его присут­ствие.

— Господин, капитаны ждут.

Смотрящий молча кивнул и, шурша рудимен­тарными крыльями, направился к выходу с обзор­ной галереи. Пора было приниматься за дело.

Когда он вошел в подготовленный для совеща­ния большой тренажерный зал, в котором обычно проходили коллективные тренировки и комплек­сные учения абордажных команд, по рядам сидев­ших там капитанов и старейшин кланов «звездных уничтожителей» прокатился вздох изумления. Смотрящий мысленно усмехнулся. Конечно, вбли­зи его трудно было спутать с Могущественными, но издали... да еще вот так, внезапно... Присутство­вавшие в зале члены его команды встали со своих мест и склонились в глубоком поклоне перед своим Господином. После некоторого замешательства их примеру последовали и все остальные, к этому мо­менту уже осознавшие, что, несмотря на очень близ­кое сходство, вошедший в зал не является Могу­щественным. Но их поклон был совсем не таким глубоким. Что ж, Смотрящий и не ожидал иного. Разговор только еще должен был начаться...

 

Информация о том, что люди столкнулись с не­виданными ранее и просто чудовищными по своей разрушительной мощи боевыми кораблями, достиг­ла основного ареала расселения человека в тот мо­мент, когда корабль Смотрящего уже подходил к Первому Форпосту. И произвела эффект разо­рвавшейся бомбы. За последние десятилетия, когда армады Врага перестали появляться у планет людей, все как-то привыкли к мысли, что война вроде как сошла на нет и если не окончена, то прекратилась очень надолго, а может, и навсегда. Государства принялись тут же кидаться друг в друга диплома­тическими нотами, пакостить друг другу таможен­ными пошлинами и торговыми квотами — короче, занялись всем тем, чем обычно занимается предо­ставленное самому себе человечество. Люди поне­многу привыкали к мирной жизни, появились по­литики, делающие себе карьеру на громогласной кри­тике «раздутых военных расходов» или «недопусти­мой милитаризации общественной жизни». И тут такое! Оказывается, Враг все еще не побежден. Бо­лее того, он строит корабли, способные разрушать звезды! А это означало, что оборона планетных си­стем практически лишалась смысла. Можно защи­тить планету — собрать мощный флот, расположить на орбитах могучие орбитальные крепости, создать глубоко эшелонированную, практически непробиваемую оборону, опирающуюся на огром­ные ресурсы, накопленные на поверхности такого гигантского склада, ремонтно-восстановительного завода и гигагенераторной станции, каковой явля­ется промышленно развитая планета. Но защитить звезду... Если подходить к обороне звезды с мерками планеты, то любая, даже самая маленькая звезда потребует сотни тысяч, если не миллионы, орби­тальных крепостей, а на ее поверхности не разме­стишь складов и ремонтных верфей, да и батарей планетарных мортир тоже. Защитить звезду невоз­можно... А это значит, что любой человек на любой планете во Вселенной мог однажды утром поднять глаза к небесам и не увидеть своего светила. На этом фоне как-то потерялась информация, что два таких корабля были-таки уничтожены каким-то канони­ром из числа донов, который в этот момент нахо­дился за пультом управления огнем линкора окра­инного королевства, о котором большинство людей до того момента и слыхом не слыхивали. А весть о том, что команды пяти таких кораблей перешли на сторону людей, привела к тому, что лидеры го­сударств тут же ввязались в дикие дрязги по поводу того, кому и каким образом контролировать эти корабли. Все это закончилось тем, что после не­скольких недель, плотно забитых дрязгами, интри­гами, подковерной борьбой и неоднократными по­пытками напрямую договориться с капитанами ко­раблей, «звездные уничтожители» внезапно исчезли. И из эфира, и с мониторов кораблей королевской эскадры, оставленной рядом с «уничтожителями» «для осуществления связи». А все попытки вновь отыскать их привели лишь к тому, что перед пус­тившимися на их розыски кораблями «связной» эс­кадры зажглось маленькое солнце...

 

Подойдя к своему креслу, Смотрящий остано­вился, привычным движением отвесил поклон всем присутствующим и с величественным видом опус­тился на предназначенное ему место.

На эскадру «уничтожителей» он наткнулся почти случайно. Впрочем, в любой случайности есть своя закономерность. Он знал, что эскадра вряд ли покинет окрестности Второго Форпоста. Им просто некуда было идти. К тому же, насколько он был уведомлен о ситуации и разбирался в этике Приближенных, те вручили свою верность не просто человечеству, а конкретно двум людям. То есть, признав за людьми право быть новыми Могущественными, они вручили судьбу конкретно своих кораблей только двум из них — юной королеве и какому-то благородному дону, И потому все попытки представителей иных государств, выходив­ших на связь с капитанами по закрытому лучу, всту­пить в торги и убедить их привести свой корабль в ту или иную точку суверенного пространства этих государств и передать корабли и их команды под их опеку, были совершенно бессмысленными и, бо­лее того, привели к совершенно противоположным результатам. Капитаны считали себя вправе гово­рить только с ДВУМЯ из десятков миллиардов лю­дей, и им было совершенно наплевать, какие имен­но чины и должности были у этих двух в людской иерархии. Поэтому поиск эскадры Смотрящий на­чал именно у Второго Форпоста. И предпринял его по своему собственному ноу-хау, не столько разыскивая что-то, сколько транслируя на широком луче картинки из собственной рубки, где рядышком, плечом к плечу, за соседними пультами сидели как страусообразные сауо, так и очень или не очень напоминающие людей представители Детей гнева. Это сработало. На четвертый день поисков с его кораблем связался сауо, попросивший разъяснить транслируемую картинку. Смотрящий, не появля­ясь в кадре, поручил Эуолу Лайонтолу ответить на все вопросы и договориться о встрече. И вот сейчас она началась.

Едва он успел занять кресло, как левый подло­котник едва заметно завибрировал. Губы Смотря­щего тронула чуть заметная улыбка. Ну еще бы, как сегодняшняя встреча могла обойтись без Сча­стливчика? О том, что удалось договориться о встре­че, Смотрящий сообщил ему сразу же, как только выслушал доклад своего капитана и отдал распо­ряжения по подготовке большого тренажерного зала. Счастливчик молча выслушал его и удовлетворенно кивнул.

— Отлично. — Он на мгновение задумался. — Ты не возражаешь, если я буду, так сказать, держать руку на пульсе?

Смотрящий вопросительно вскинул брови.

— Ну, когда ты будешь общаться с капитанами «уничтожителей», я свяжусь с тобой по закрытому лучу, и ты ретранслируешь мне вашу встречу. — Сча­стливчик улыбнулся уголками губ. — Может, я смогу тебе чем-то помочь...

Смотрящий молча склонил голову...

И вот теперь, не успел он усесться, как мелкая вибрация подлокотника сообщила ему, что Счаст­ливчик уже объявился и рубка связи запрашивает разрешение на открытие закрытого ретрансляци­онного канала. О-о, его кресла умели многое, очень многое, и, кроме самого Смотрящего, никто не знал, на что он способен, когда сидит в одном из своих кресел. Ну, естественно, не считая Счаст­ливчика...

 

Разговор начался с велеречивого, как это принято у сауо, представления капитанов «уничтожителей» и прибывших с ними старейшин кланов. В ответ Эуол Лайонтол представил членов своей команды. Затем слово взял Смотрящий:

— Я приветствую капитанов Сауала Нейотола, Алаула Аолойла, Элиана Толеола, Сайлоана Инотойла и Толайла Эолонла. Не потерпели ли вы ущер­ба или притеснений на моем корабле?

— Нет... Господин многих, — за всех ответил капитан-сауо по имени Элиан Толеол. То ли он был старшим и пользовался таким авторитетом среди капитанов, что его лидерство не вызывало сомне­ний, то ли капитаны просто заранее решили, что он будет Голосом сауо на этой встрече. Смотрящий на мгновение замер, пробуя на вкус прозвище, дан­ное ему капитанами «уничтожителей». А что, до­вольно точно. И очень близко по смыслу к имени Гору, под которым он был известен среди Детей гнева. Гору — человек, властвующий над многими, но... не надо мной конкретно, то есть человек, которого следует уважать и даже стараться выполнять его желания, но не в ущерб себе и своему роду. Великий Властелин, но не наш, а, скажем, соседей. Ибо он являлся Господином только для команды своего корабля. Хотя те из людей, кто слышал о его существовании, отчего-то считали Гору именно Великим Властелином Детей гнева... Однако ритуал следовало продолжать.

— Были ли вам оказаны необходимые почести?

— Да, Господин многих.

— В достаточной ли мере было удовлетворено ваше любопытство?

— Да, Господин многих.

— Достаточно ли были ублажены ваши желудки?

— Да, Господин многих.

Смотрящий сделал паузу и произнес следующую фразу:

— Что еще мне должно сделать, чтобы вы при­знали меня одним из своих властелинов?

На этот раз ответом было молчание. Некоторое время над залом висела напряженная тишина, затем послышался голос Эуола Лайонтола:

— Вы видели, что команду нашего корабля со­ставляют все кланы Могущественных.

— Да, это так, — подтвердил Элиан Толеол.

— Вы также видели, что они не живут каждый в своем секторе, а их помещения располагаются рядом друг с другом по всему кораблю.

— И это верно, о Голос сауо этого корабля.

— Кроме того, вы можете видеть, что рядом с кланами так же мирно и свободно живут и люди, и те, кого мы все называем Детьми гнева, поскольку они сами приняли для себя это имя.

— Мы видели и это, — вновь подтвердил Элиан Толеол.

— И все это стало возможным именно под рукой нашего Господина.

— Только те, кто долго идет рука об руку, могут говорить о своей жизни с должной правдивостью. — Ответ Элиана Толеола отличался учтивостью и эле­гантностью.

— Разве это не то, к чему вы стремились, когда приняли решение отдать свою верность новым Мо­гущественным?

— Твои речи мудры, а мысли текут теми же пу­тями, что и наши.

— Могу ли я узнать, почему тогда вы не ответили на предложение моего господина?

На этот раз Элиан Толеол держал паузу не так долго:

— Помнишь ли ты, носящий славное имя рода Лайонтол, до сих пор наши традиции?

— Я помню их, — с достоинством ответил Эуол Лайонтол, — помню и чту. Но должен заметить, что, если ты хочешь точно следовать традициям, ты дол­жен отказаться от намерения что-либо изменить в своей жизни. А если ты готов к переменам, то ты должен быть готов и к тому, что как-то изменится и то, что считали незыблемым твои отцы и деды. Разве я не прав?

На этот раз задумались капитаны сауо. И их мол­чание длилось довольно долго. Затем вновь заго­ворил Элиан Толеол:

— Да, ты прав, капитан из рода Лайонтол, но даже те изменения, на которые мы должны будем согласиться, не должны нести в себе бесчестия для сауо.

— Что есть честь? — возразил Лайонтол. — Разве то, что мы живем не просто рядом, а ВМЕСТЕ с Полезными и даже Низшими, согласно нашим традициям не есть бесчестие?

На этот раз пауза длилась чуть меньше.

— И опять ты прав, капитан из рода Лайонтол. — В голосе Элиана Толеола прозвучали нотки удов­летворения. — И я хочу просить тебя и твоего Гос­подина, чтобы он позволил тебе сказать нам все, что ты хочешь сказать, о том, какой ты видишь нашу будущую судьбу и чего нам следует опасать­ся. — Он замолчал, повернувшись к Смотрящему, отвесил учтивый поклон и закончил: — А потом мы ответим твоему Господину.

Смотрящий молча склонил голову. Пока все шло так, как он и планировал. Эуол Лайонтол в свою очередь отвесил поклон и, повернувшись к сауо с «уничтожителей», заговорил:

— Вы поступили мудро, мои благородные собра­тья. Несмотря на то, что прежние Могущественные правили нами мудро и благосклонно, за тысячи лет их власти сауо лишились многого из того, чем об­ладали до появления Могущественных на их пла­нете. И хотя многие из этих потерь есть благо для сауо, но часть из них, тоже немалая, — это горе и печаль. Люди же не столь всевластны, и, признав их власть, мы сможем двинуться по многим путям, которые раньше были для нас закрыты. Не все из них приведут к величию, на некоторых из них мы встретим смерть и унижение. Но это будет НАШ выбор, НАШИ ошибки и НАШИ смерти. — Он за­молчал. По рядам сауо прошелестел еле слышный звук, это топорщились крыльевые перья, и Эуол Лайонтол понял, что его слова затронули умы и сердца его соотечественников.

— Однако я должен предостеречь вас, собратья. Люди не совсем то, к чему мы привыкли. Они... разные, причем настолько, что это покажется вам невероятным. Каждый из людей обладает своим собственным статусом. Одни из них, как и ваши прежние Могущественные, действительно могут повелевать тысячами подданных, другие же не спо­собны распоряжаться и собственной жизнью. Слово одного из них не является обязательством для дру­гих. Более того, иногда получить помощь и под­держку другого можно, только нарушив слово, дан­ное первому.

По рядам сауо пролетел изумленный шелест.

— Да, это так, — продолжал Лайонтол, — но вы не должны этому удивляться. Дело в том, что люди САМИ, внутри своей расы, составляют все кланы сразу. Среди них есть и Низшие, и Полезные, и Приближенные, и Могущественные. Они есть ВСЕ, и они являются ВСЕМ. И вам надо будет научиться отличать человека-Могущественного от человека-Низшего, ибо только тогда вы не совершите ошибки и сумеете сохранить честь, вручив свою верность достойному...

После того как Эуол Лайонтол закончил, в зале некоторое время царила полная тишина. Затем вновь заговорил Элиан Толеол:

— А что ты можешь сказать о тех, кому мы УЖЕ вручили свою верность?

Эуол Лайонтол отрицательно мотнул головой:

— Нет. В этом я вам не советчик. Решайте сами. Не говоря уж о том, что я не видел их, это должно быть именно ВАШЕ решение, Только должен ска­зать вам, что люди-Могущественные не всегда сразу становятся Могущественными, иногда им прихо­дится начинать свой путь, ничем не отличаясь от Низших.

В зале вновь воцарилось молчание, потом Элиан Толеол заговорил вновь:

— Одна из тех, кому мы вручили свою верность, молода, но уже является главой многочисленного народа. В ней есть сила и достоинство. И она выполнила все, что нам обещала. Другой — простой воин, но воин, способный сразить Могуществен­ного из клана Алых... — Он повернулся к Смотря­щему. — Прости, Господин многих, но, похоже, мы уже выбрали, и выбрали правильно. Мы сожалеем...

В этот момент подлокотник кресла Смотрящего вновь завибрировал, и в ухе забился голос Счаст­ливчика:

— Переключи меня на большой экран!

Смотрящий за столько лет общения со Счаст­ливчиком твердо усвоил одно — когда тот говорит ТАКИМ тоном, ему следует подчиняться не только беспрекословно, но и максимально быстро. Поэ­тому он шевельнул кистью, и... Элиан Толеол за­пнулся на полуслове. Счастливчик пару мгновений молча сидел, как будто давая всем находящимся в зале привыкнуть к своему присутствию, а затем за­говорил:

— Я благодарю благородных сауо за верность и честь. И готов поручиться за то, что мой друг, коего вы имели честь именовать Господином многих, смо­жет в полной мере исполнить долг Могуществен­ного для вас.

Тут все сауо из команд «уничтожителей» подня­лись со своих мест и отвесили Счастливчику бла­гоговейный поклон. А тот добавил:

— Но я прошу вас пока отложить церемонию, ибо жизнь той, которой вы вручили свою верность вместе со мной, сейчас находится под угрозой. И ей срочно требуется помощь...

 

 

7

 

«Звездные уничтожители» возникли над плане­той как кара господня. Пять чудовищных кораблей вынырнули из-за полей отражения в полумиллионе километров от планеты и сразу же открыли огонь. И корабли Сестер атаки мгновенно оказались в та­ком же положении, в какое попали прежде корабли эскадр прикрытия королевства. Над нижними па­лубами еще звенели баззеры боевой тревоги и раз­носился дробный грохот каблуков матросов и ка­нониров, мчавшихся на свои места, предусмотрен­ные боевым расписанием, а верхние палубы и бро­невые переборки уже плющило залпами чудовищных батарей главного калибра кораблей-монстров. Ко­рабль Смотрящего шел почти в центре ордера «со­звездие», чуть сзади, и Счастливчик, который также наблюдал за сражением по закрытому каналу, свя­зывавшему его с кораблем Смотрящего, невольно содрогнулся, увидев эти умопомрачительные резу­льтаты. Да-а, им тогда крупно повезло, что капи­таны «уничтожителей» имели приказ взять флагманский линкор флота на абордаж. В огневом бою с ними было бы покончено после первого же залпа.

Корабли Сестер атаки по обводам напоминали каботажные транспортники и, по существу, таковыми и являлись — вооруженные транспорты для скрытного проникновения в ареал расселения Диких. Правда, с гораздо более мощными двигателями и гравикомпенсаторными установками, приспособ­ленными для резких маневров, а также с оборудо­ванием, выдерживающим переменные ускорения от минус 50 до плюс 70 G (даже с использованием гравикомпенсаторов). И именно эти параметры да­вали им огромное преимущество в схватке с обыч­ными боевыми кораблями, а не мощь бортовых ба­тарей, довольно скромная, и еще более скромные бронезащита и мощность силового поля.

Диапазон ускорений увода был столь велик, что прицельные системы противников прямо-таки ды­мились, пытаясь рассчитать, где окажется корабль Сестер в момент залпа. Это все работало достаточно хорошо... но только не в том случае, когда пятно залпа перекрывает пятьдесят-семьдесят диаметров корпуса. Даже при запредельных для обычных ко­раблей ускорениях увода корабли Сестер все равно не успевали выскочить из распределенного фокуса залпа «уничтожителей», а залп подобного монстра был способен разнести на атомы даже корабль, об­ладающий защитой на пару, а то и тройку рангов повыше. Так что против «уничтожителей» у них не было никаких шансов. Поэтому больше всего «уничтожители» сейчас напоминали касаток, ворвавшихся в густой косяк сельди.

 

Эсмеральда металась по оперативному залу как раненый зверь.

— Адам их раздери, откуда взялись эти чудовища и ЧТО они такое?

Вся операция пошла псу под хвост. На орбите вокруг планеты барражировало почти две трети фло­та. Эти корабли уже были без десанта, сброшенного на поверхность в десантных ботах. Но боевые эки­пажи на кораблях Сестер сохранялись полностью, потому как с самого начала учитывалось, что к пла­нете могут подойти основные силы королевского флота, задействованные для блокады Реймейка, ко­торый, как выяснилось после битвы за Форпост, обзавелся неплохой планетарной обороной, вклю­чавшей в себя даже пару орбитальных крепостей, до момента подхода флота успешно маскировав­шихся под обычные разгрузочно-погрузочные тер­миналы. В принципе несколько сотен кораблей, отличавшихся невероятной маневренностью и не таким уж слабым вооружением, должны были стать крепким орешком для любого флота. Тем более что план обороны предусматривал размещение части кораблей между заблокированными на парковочных орбитах несколькими сотнями гражданских судов королевства, что еще более ограничивало воз­можности королевского флота.

Кроме того, герцог отдала приказ насколько воз­можно привести в боевое положение вооружение трех захваченных орбитальных крепостей. И если бы все намеченное удалось выполнить в срок, то даже основные силы флота, значительно превос­ходящие флот Сестер и по мощности залпа, и по уровню защиты, вряд ли смогли бы существенно изменить ситуацию. Тем более что продержаться надо было не так уж долго. Через шесть-восемь дней в пространство королевства должны были под­тянуться основные силы Сестер — более двух тысяч кораблей, почти семьсот из которых настоящие бо­евые единицы уровня эсминец-линкор, несущие на своих палубах почти пять миллионов Сестер атаки. Далее следовало взятие под свой контроль обоих Форпостов, и тогда отдаленное королевство оказы­валось полностью под контролем Сестер. С плане­тами, хоть и обладающими достаточно сильной планетарной обороной, но лишенными прикрытия флота, можно было разобраться позже, по очереди.

Все начало сыпаться, когда на экране государ­ственного сетевого головизиоканала появилась сбе­жавшая из тюрьмы молодая королева. Герцог про­шла слишком хорошую подготовку, чтобы не по­нять — вся ее кампания по дискредитации королевы рухнула. Негативное отношение к королеве (и, опосредованно, к монархии вообще) было результатом искусного манипулирования общественным созна­нием. А подобные кампании имеют одну, если мож­но так выразиться, ахиллесову пяту — неустойчивость результата. Да, общество отвернулось от ко­ролевы, однако не было никаких сомнений в том, что неприязнь к ней, созданная подобными мето­дами, не могла продержаться долго, и общественное мнение в ближайшие месяц-два развернулось бы на сто восемьдесят градусов. Но для исхода опера­ции это уже не имело бы никакого значения, потому что через две, максимум три недели королева была бы низложена, монархия ликвидирована, а сама Эсмеральда приняла бы «предложенный освободив­шимся народом» пост Матери нации или Верхов­ного президента (кто его знает, как назовут должность диктатора склонные к поэтике подданные королевства) и себе в помощь призвала бы «новых сестер», ранее никому не известных, но «пришед­ших на помощь свободе и республике» и «своей героической вооруженной борьбой доказавших пре­данность новым прогрессивным идеалам». Так что если бы насильно оттянутый маятник обществен­ного мнения качнулся тогда в обратную сторону — это уже было бы не важно, потому что к тому вре­мени Сестры контролировали бы уже все. Но вы­ступление королевы спутало все карты. Маятник качнулся слишком рано.

А информация о том, что все это происки врагов нации, и кадры расправы над «мясом» сестры Тиграны придали ему дополнительное ускорение. Эта молодая сучка оказалась талантливым манипулято­ром. Объявив все произошедшее происками врагов и захватчиков, тайно обосновавшихся на планете, она перебросила своим подданным мостик само­оправдания через реку вины и раскаяния, которыми наверняка были полны их души. Мол, это не они предали ее, их ЗАСТАВИЛИ это сделать. И это только усилило их гнев и стремление к действию. Герцог готова была дать руку на отсечение, что даже те, кто последний раз держал в руках оружие в виде пластмассовой детской игрушки, сейчас ры­лись в чуланах, откапывая доставшийся в наслед­ство от суровой бабки охотничий ствол, или про­дирались сквозь кустарник к складу сил террито­риальной обороны с твердым намерением вытре­бовать себе тяжелый ручной армейский лучевик. Впрочем, чего еще ждать от твари, которая взобралась на самую вершину власти в нежнейшем детском возрасте, когда ее сверстницы приходили в восторг от новой куклы или красивой ленточки, да притом сумела удержаться на этой вершине, и это в стране, элита которой напоминала скорее банку с пауками. Но даже и это еще не было катастрофой.

Да, конечно, пришлось бы напрячь все силы, но они все же сумели бы и отбить атаку основных сил флота, и удержать контроль над планетой до того момента, когда подтянутся основные силы Се­стер. А потом не составило бы особого труда удер­живать контроль над королевством по системе же­сткого подавления. Конечно, это потребовало бы гораздо больше сил и средств, да и доступ к ресурсам был бы намного более ограничен, но еще через десять лет подросла бы новая, гораздо более мно­гочисленная генерация Сестер атаки, а спустя два­дцать их общее число приблизилось бы к миллиарду, и тогда миры человечества упали бы к ее ногам! И тут, откуда ни возьмись, появились эти чудовища...

 

Тэра отпрянула от окна, привалившись спиной к стене, привычным движением ладони вышибла из гнезда горячий блок опустевшей батареи и тут же замерла, неловко вытянув левую ногу. Доченька тяжело заворочалась внутри, будто выражая неудо­вольствие тем, что маме приходится так долго находиться в такой неудобной скрюченной позе. Нет, ты подумай, эти твари словно обезумели. Вот уже почти пятнадцать минут (о Ева-спасительница, неужели прошло всего пятнадцать минут!) они лезли напролом с перекошенными обезумевшими лица­ми, не считаясь ни с какими потерями.

Первый час прошел почти спокойно. Когда они ворвались в здание государственного сетевого канала, их попыталась остановить всего лишь одна раненая. Та самая, как ее про себя называла Тэра, раабеобразная. Майор Северо даже не стал ее уби­вать. Он просто подошел вплотную, слегка вздра­гивая и запинаясь всякий раз, когда в грудную пла­стину его лат вонзался очередной выстрел из ее лучевика, перехватил занесенный ею абордажный тесак и успокоил коротким хлопком по затылку. А спустя десять минут, пока она, Тэра, отыскав не­сколько запертых на нижних этажах здания инже­неров, лихорадочно готовилась к выходу в эфир, на крышу здания приземлились два десантных бота с несколькими десятками разнокалиберных тварей, большинство из которых представляло собой все тех же раабеобразных. Тех Северо тоже пощадил, заманив в одну из самых больших студий, где Дети гнева и успокоили их тем же макаром, что и первую.

Эти твари имели на вооружении только ручное стрелковое оружие и были одеты лишь в легкую броню, так что противопоставить боевым латам и мощным лапам бойцов Северо им было совершенно нечего. А вот следующие десять ботов, закруживших карусель над зданием, снисхождения не дождались. Бойцы Северо просто расстреляли их из противо­танкового калибра, даже не дав ни одному призем­литься. Тэра в тот момент находилась в студии, поэтому наблюдала только конец потехи, но обо всем увиденном не преминула сразу же сообщить тем, кто ее видел. А по словам старшей из инже­неров, ее сейчас видело почти девяносто пять про­центов населения королевства, во всяком случае, такую информацию выдали встроенные счетчики рейтингов, имеющиеся на каждом головизиоканале. И это радовало.

Затем наступило затишье. Тэра еще несколько раз выходила в эфир, сообщая людям информацию, полученную от Сандры и Шанторин, оставшихся в крепости, а потом Сандра вышла на связь и с совершенно круглыми от изумления глазами сооб­щила, что над планетой откуда ни возьмись воз­никли те пять кораблей-монстров, которые они со Счастливчиком захватили в плен и принудили к сдаче, и принялись рвать в клочья флот захватчиков. Что у них получалось прямо-таки блистательно. От­куда они взялись и каким образом смогли добраться до планеты так быстро, ведь «связная» эскадра потеряла их в районе дальнего Форпоста? Впрочем, что они знали о тактико-технических данных этих кораблей и о том, где они действительно скрыва­лись? Правда, в середине ордера маячил еще ка­кой-то непонятный корабль, но он не принимал непосредственного участия в сражении, скорее вы­полнял функцию наблюдателя... И Тэра едва успела сообщить подданным радостную весть о появлении у них столь могучей поддержки, как этих тварей будто прорвало.

Они бросились в атаку одновременно со всех сторон. В первую минуту сосредоточенным огнем бортового вооружения едва ли не полусотни ботов была уничтожена передающая антенна. Правда, Дети гнева не оставили без внимания столь наглую выходку, изрядно уполовинив висевшие в воздухе машины, но потом стало уже не до них. К зданию бросились густые цепи нападавших. Сказать по правде, в тот момент Тэра даже на мгновение залюбовалась ими. Женщины в сидящей по фигуре боевой броне с распущенными волосами, стреми­тельно бегущие через площадь... они двигались на­много быстрее обычных людей, и это завораживало. Бойцы Северо не сразу открыли огонь. И лишь когда они наконец стали стрелять, Тэра поняла по­чему. Здание, в котором они засели, насчитывало почти шестьдесят этажей. Они расположились на шестом из них. Поэтому при стрельбе требовалось выцеливать каждую бегущую фигуру отдельно. Но бойцы Северо, как только началась атака, просто спрыгнули на первый этаж через лифтовые шахты и там заняли позиции, при которых все те, кто бежал через окружавшую здание площадь, оказа­лись в коридоре превышений с границами в три­дцать — сорок сантиметров. Поэтому, когда внизу раздался вой лучевиков пехотного калибра, Тэра невольно отшатнулась. Вместо мчащихся стреми­тельных фигур по площади полетели куски окро­вавленного и паленого мяса. Однако столь ужасающие потери ничуть не охладили пыл нападающих. На смену погибшим упорно лезли другие.

Фронт атаки даже расширился, уцелевшие де­сантные боты, прорвавшись через одиночный огонь (поскольку для поражения ботов бойцам Северо приходилось переключать прицелы на противотан­ковый калибр, а снизить интенсивность противо­пехотного огня можно было только в крайне узких пределах), высаживали десант на крышу либо, про­сто протаранив боковую стену здания, на любой из этажей. Поэтому Тэра и инженеры, которые по­сле разрушения передающей антенны остались со­вершенно не у дел, разобрав трофейные лучевики, вступили в схватку в узких коридорах. Большинство инженеров погибли в первые же минуты боя. Нападавшие были СЛИШКОМ хорошими бойцами, чтобы необученные гражданские могли быть им          сколь-нибудь серьезным противником. Тем более что почти половина из них была мужчинами, только сегодня увидевшими лучевик вживую. Однако Тэра, к своему удивлению, не получила ни царапины. Хотя сама если и не убила, то чувствительно при­ложила как минимум шестерых нападавших...

 

Тэра неловко, стараясь не потревожить живот, повернулась и, выудив из плечевой сумки новую батарею, вогнала ее на место. В этот момент над ее головой что-то со свистом рассекло воздух, и на волосы королевы сверху полилась кровь. Тэра оце­пенела, но тут прямо над ухом завыл лучевик, а голос Северо прорычал, перекрывая его вой:

— Они пытаются захватить вас, королева. Уходим.

И тут до Тэры дошло, почему она еще цела. Что ж, прекрасный ход. После своего выступления она не только вернула себя на место истинной королевы, настоящей главы своей страны, она, по существу, стала ее символом. А имея на руках такую заложницу, герцог еще могла бы очень о многом поторговаться...

— Но... как? Мы окружены!

Северо мотнул головой и растянул губы в жутком оскале, который, как она уже знала, обозначал у Детей гнева торжествующую усмешку.

— Гору здесь. Он пришлет корабли... Уже при­слал. Он ждет вас. — Северо ткнул лапой куда-то влево вверх. Тэра не успела ничего сказать, как вдруг откуда-то сверху послышался дикий грохот орудий крупного калибра. И спустя мгновение на площадь начали падать куски здания размером в          пару-тройку этажей. У королевы сердце чуть не вы­прыгнуло из груди, но она не показала виду, лишь поморщилась и ворчливо заметила:

— Я выставлю вашему Гору счет за уничтожен­ную аппаратуру.

Оскал Северо стал еще шире, и он, не говоря ни слова, подхватил ее на руки и рванул наружу...

Спустя десять минут она и оставшиеся в живых пятеро бойцов Северо уносились ввысь, укрытые броней и силовым полем боевого корабля, который назывался несколько режущим слух странноватым словом «штурмшип». Тэра, которую бегом втащили в шлюз непрерывно извергающего огонь корабля, приземлившегося на площади перед зданием кана­ла, разрушенным почти до основания, и тут же вих­рем вознесли на пару палуб выше, где и уложили на большое мягкое кресло, обессиленно откинулась на подушки. Неужели все? Она и не подозревала, что главное потрясение для нее еще впереди.

 

Смотрящий вышел лично встречать гостью в бо­льшой шлюз. Во-первых, ему было интересно, как она отреагирует на его внешность, а во-вторых, его разбирало любопытство, как беременная женщина смогла спуститься по синергической глиссаде, где перегрузки достигали почти семидесяти G, и при этом не только сохранить достаточно энергии и сил, чтобы сделать все то, что она смогла сделать, но еще и не потерять ребенка. Он немного посчитал, смоделировав гидродинамику поведения плода и околоплодной жидкости во время перегрузок, и ока­залось, что даже на втрое меньших перегрузках ее должно было бы просто разорвать. Да и вообще, после того, ЧТО он узнал о ней за последние несколько часов, эта женщина вызывала у него жгучий интерес.

Массивные бронестворки нижнего люка разо­шлись, медленно и величественно опустилась мас­сивная рампа. Через пару мгновений двери внутреннего шлюза штурмшипа раздвинулись, и на вер­хнем конце рампы появилась она... Королева на мгновение замерла, вглядываясь в фигуру встречающего, затем медленно двинулась вниз.

Когда она достигла конца рампы, Смотрящий шагнул ей навстречу и с изящным поклоном про­тянул руку:

— Рад приветствовать вас, госпожа, на борту мо­его корабля.

Королева величественно склонила голову:

— Благодарю вас за гостеприимство...

— У меня несколько имен, но я предпочитаю, чтобы меня называли Смотрящий.

— Смотрящий?

— Да, такое имя дали мне Создатели, вернее, полностью мое имя звучит так — Смотрящий на два мира.

Она несколько мгновений разглядывала его, по­том проговорила скорее утвердительно, чем вопро­сительно:

    У вас и Детей гнева одни Создатели.

Смотрящий растянул губы в учтивой улыбке:

— И да, и нет... Детей гнева все-таки создал че­ловек, хоть и под прямым руководством Могуще­ственных, а я — полностью их создание. — Он повернулся и изящным жестом указал на внутренние двери. — Прошу, я взял на себя смелость распоря­диться насчет завтрака.

— Завтрака... — Она как будто растерялась, но быстро пришла в себя. — Извините, Смотрящий, я совершенно потеряла ориентацию во времени.

Пока он вел ее длинными коридорами, в голове у него крутились несколько путаные, но вполне конкретные мысли. Королева его не разочаровала. Наоборот. Она явно не была обычным человеком, но кто и как создал ее... или изменил? Например, когда она около трех часов назад выходила в эфир, ее лицо было покрыто красной сеткой разорвавших­ся капилляров, а сейчас ее кожа была чистой и сияла здоровьем. На руках и открытой шее тоже не было никаких повреждений, и это после почти часового боя в разрушающемся здании. Да и на его, прямо скажем, неординарную внешность она отреагировала довольно спокойно. Конечно, это можно было бы объяснить тем, что за последнее время ей пришлось не только вплотную столкнуться с десятком различных разумных рас, но и с самими Алыми князьями. Именно во время той встречи как раз и погиб благородный дон, чьего ребенка она носит под сердцем. И это тоже говорило в ее пользу. Если королева столь пренебрежительно от­неслась к сословным различиям, так, может быть, она сможет не слишком зацикливаться и на внеш­них? Да, это стоило обдумать как следует, позже.

Когда они уже подходили к столовой, королева спросила:

— Как идет сражение?

— Для нас — успешно. Мои корабли практически уничтожили вражеский флот вокруг планеты и установили полную блокаду. Высаживать десант я по­считал излишним, ваш флот на подходе, и, мне кажется, будет более корректным, если порядок на поверхности планеты станут наводить ваши люди. — С этими словами он отодвинул кресло и помог ко­ролеве сесть за роскошно и романтично накрытый стол.

— Ваши корабли? — с сомнением произнесла ко­ролева.

— О-о, прошу прощения, — усмехнулся Смотря­щий, устраиваясь в своем кресле напротив, — ко­нечно же, ваши... — В этот момент подлокотник кресла настойчиво завибрировал. Смотрящий мыс­ленно поморщился. СЕЙЧАС он не хотел присут­ствия рядом никого постороннего (пусть хотя бы и виртуального), даже Счастливчика. У него уже сложились серьезные планы на это скромное за­столье. Поэтому он проигнорировал вызов и про­должал все тем же светским тоном:

— Просто мне удалось убедить их на некоторое время принять мое... лидерство. Признаюсь, во мно­гом мне помогло то, что вы в этот момент оказались в сложном положении и вам срочно требовалась вся возможная помощь.

Подлокотник вновь завибрировал. На этот раз Смотрящий поморщился уже не только мысленно. Но королева не заметила этого, погруженная в свои мысли.

— Странно, насколько я смогла понять их этику, УБЕДИТЬ их принять чье-либо, как вы сказали, лидерство, смогла бы только я или... м-да, того, другого человека уже нет в живых.

Подлокотник продолжал вибрировать, и Смот­рящий понял, что от Счастливчика ему просто так не избавиться. Но он решил не устанавливать закрытый канал. Возможно, если Счастливчик уви­дит, что он не один, то быстрее отвяжется…

— Сказать по правде, я убеждал их не один. Мне помог один мой старый, очень старый друг. У него... редкий дар убеждения. Я не видел и, если честно, даже не могу себе представить никого, кто смог бы противиться его дару. — Он сделал паузу. — Кстати, он сейчас настойчиво вызывает меня, так что, если вы не против, я бы провел с ним короткий сеанс связи.

Королева благосклонно кивнула:

    Нет-нет, не беспокойтесь. А как его зовут?

Смотрящий улыбнулся.

— О, у него много имен, но самые близкие друзья обычно зовут его Счастливчик... — Он замер, уви­дев, как побледнело ее лицо, но перед этим успел движением кисти дать команду на открытие канала. Поэтому спустя мгновение дальняя стена отодви­нулась (это помещение было оборудовано наиболее передовой системой связи с эффектом присут­ствия), и перед их глазами возник Счастливчик. Он был одет в какой-то дешевый, донельзя поношенный камзол невероятного покроя, а через плечо протянулась перевязь его шпаги. К Смотрящему он даже не повернулся. Его взгляд тут же воткнулся в лицо королевы. Пару мгновений он всматривался в нее, потом тихо произнес:

    Здравствуй, я вернулся...

Королева тихо всхлипнула и, запрокинув голову, сползла по спинке стула.

 

 

Часть IV

 

РЕЙД

 

 

1

 

У нее под головой вместо мягкой подушки ле­жала жесткая и рельефная мужская рука, а другая булыжником навалилась на грудь. Но эта твердая тяжесть совершенно не мешала ей, напротив, осоз­нание того, что это за тяжесть и почему она нахо­дится в ее кровати, наполняла ее ощущением тихого счастья... Это ощущение было настолько непри­вычным, что сначала она даже испугалась его и первые несколько дней старательно подавляла, от­гоняла, делая вид, что его нет и быть не может. Но потом Сандра, которая всегда первой замечала, что с ней что-то происходит, улучив момент, посове­товала:

— Не страдай, через это проходит любая из нас. Конечно, если нам попадается настоящий...

Муж тихо вздохнул во сне и повернулся, убирая руку с ее набухшей накануне родов груди. Тэра тихонько приложила обе ладони к животу, и тут же изнутри пришел короткий мягкий толчок, от которого на сердце сразу стало тепло-тепло. Она погладила живот и тихо прошептала:

— Уже скоро, доченька...

 

Человек, который появился на Троне полтора месяца назад, был совершенно не тем Счастливчи­ком, которого она знала. Вернее, не так... он был и тем, и не тем. Когда он спустился по трапу своего корабля и, подойдя к ней, взял ее руки в свои, каждая клеточка ее тела завибрировала, закричала ей: ЭТО ОН, ОН ВЕРНУЛСЯ!!! И она еле сдержа­лась, чтобы не повиснуть у него на шее, презрев все церемонии. И он почувствовал это! Его глаза, в которых, как и тогда, где-то в глубине таилась затаенная робость деревенского увальня, ярко вспыхнули, и он как-то по-простецки шумно вы­дохнул, его губы дрогнули и разошлись в улыбке, по-детски простодушной и оттого немного глупо­ватой. Она открыла рот, чтобы спросить, как он выжил, ведь она же сама видела, как бортовой зал «уничтожителя» превратил в озеро лавы площадь в три квадратных километра, но он не дал ей заго­ворить.

— Я выжил, но это чудо. Только, знаешь, давай отложим разговор о чудесах на потом.

И это был, наверное, единственный миг, на ко­торый он стал тем, прежним доном Ивом Счастливчиком. А затем дон Ив Счастливчик исчез. И появился кто-то другой. Совершенно другой. Тот, рядом с которым она внезапно почувствовала себя маленькой девочкой, чья мама еще даже и не собиралась на ту самоубийственную битву у только что захваченного неизвестным врагом Второго Фор­поста. Она просто физически ощущала, что на плечах ЭТОГО Ива лежит невероятная, немыслимая тяжесть знания и ответственности, этакая гранитная плита толщиной в километр, способная, перевались она вдруг на ее плечи, раздавить ее до слоя в пару атомов толщиной. А ЭТОТ Ив ее будто и не замечал. Рядом с тем, к чему она невольно, просто оттого, что оказалась рядом с ним, прикоснулась, все ее проблемы с мятежом, десантом Сестер атаки на Трон, мятежным Реймейком и дворянской вольни­цей показались чем-то вроде клякс в тетради пер­воклассницы. Да, для нее самой это проблемы, бо­льшие и трудные, но на самом деле... Причем Ив так к ним и отнесся. Как только он оказался рядом с ней, все эти проблемы как-то сразу начали рас­щелкиваться с легкостью ореховой скорлупы в щип­цах орехокола.

Все началось на первом же заседании Палаты пэров, на которое она пришла вместе с Ивом, последовав совету Сандры, заявившей без обиняков:

— Сейчас ты на коне, ты — спасительница ко­ролевства, поэтому ни на кого не оглядывайся и сразу, пока они не опомнились, устанавливай те правила, которые будут тебе удобны.

Сначала пэры недовольно заворчали:

— Мужчина в палате! Неслыханно! Попрание традиций! Даже регент не осмеливалась на столь открытый вызов!

И это было действительно так. Усачок, хотя он и проторчал за регентским троном Сандры почти три года, никогда не выставлялся, действовал ин­когнито. А после того как при очередном покуше­нии на Сандру это вышло наружу, Сандра убрала-таки его из палаты в обмен на согласие пэров установить перед входом в палату контрольный портал, способный отследить наличие любого вида оружия, кроме холодного. Впрочем, холодное он отслеживал тоже, но, согласно древнему регламенту, пэр имела право иметь при себе шпагу при ЛЮБЫХ обстоя­тельствах и лишалась ее только в случае осуждения на смерть перед самой казнью, когда королевский эдикт лишал ее дворянского достоинства. И вдруг эта «юная заносчивая дрянь, забрюхатевшая на сто­роне», приперлась в палату вместе с тем, «кто ее обрюхатил». Все вышло так, как говорила Сандра, — пэры были просто готовы лопнуть от злости, но ни одна не осмелилась высказать это открыто, наоборот, все демонстрировали такой прилив верноподданни­ческих чувств, что Сандра пробормотала:

— Еще немного, и меня стошнит от этих при­торно медовых речей.

Ив сидел в легком кресле, установленном на сту­пеньку ниже королевского трона, и с нескрываемой иронией посматривал на выступающих. Первый раз он открыл рот, когда палата перешла к обсуждению, что делать с мятежным Реймейком. Когда пэры на­чали выспренно обличать ренегатов, он приподнял руку... и Тэра даже удивилась, как очередная ора­торша мгновенно стушевалась и уставилась на этого мужчину, будто кролик на удава.

— Прошу прощения у достойного собрания, но я, похоже, чего-то не понимаю. Эта планета под­нимает мятеж против центральной власти уже дай бог сколько поколений, так?

Тэра кивнула.

— Она имеет какое-то стратегическое значение либо обладает запасами уникального сырья?

— Нет.

— Тогда зачем она вам?

— Вы не понимаете! — вскочила со своего места барон Ириния. Во время битвы за Форпост ее из­рядно обожгло, и она на три месяца угодила в реанимакамеру, а потом почти два месяца судилась со своей сводной сестрой, которая за это время оттяпала солидный кусок ее собственности и пе­ревела основной капитал семейного дела на свои счета, так что ни о каком мятеже она даже не слы­хивала. А о том, что в королевстве что-то неладно, узнала только после звонка дочери, которая сооб­щила, что возглавляемая ею иррегулярная дивизия сил территориальной обороны полностью отмоби­лизована и готова к действиям. Правда, после этого она быстро врубилась в ситуацию и проявила себя вполне достойно. Поэтому, не зная за собой ника­кой вины, она, едва ли не единственная, чувствовала себя в палате совершенно как в прежние времена. И не преминула влезть:

— Это вопрос сохранности государства. Если остальные провинции увидят, что мятеж приносит освобождение от обязательства соблюдать законы королевства, то не пройдет и десяти лет, как мы получим десяток реймейков во всех концах коро­левства. И захлебнемся в крови.

Ив пожал плечами:

— Так я и не говорю, что они должны получить свою независимость в результате мятежа, но уж за столько-то поколений можно было решить этот вопрос так, чтобы и королевство не потеряло лицо, и Реймейк больше не висел камнем у него на шее. Скажем, даровать ему независимость в знак при­знания верности, доблести в какой-нибудь битве, подвига в освоении новых планет или еще чего-нибудь. Причем постепенно, сначала, скажем, пре­доставить автономию, потом придумать какое-ни­будь свободно ассоциированное объединение — в общем, сделать так, чтобы Реймейк стал не гноя­щейся раной, а образцовым примером верности и чести и... вознаграждения за них.

Пэры ошарашенно молчали. Ничего подобного никогда в этой палате даже не обсуждалось. Реймейк поднимал мятеж, его усмиряли, затем примерно на­казывали, чтоб больше никому неповадно было, а спустя какое-то время Реймейк поднимал новый мятеж. Общее мнение выразила Сандра:

    Но что вы предлагаете сегодня?

Ив слегка расширил глаза:

— А в чем проблема сегодня?

— В том, что они у нас под носом построили себе мощную систему планетарной обороны, — про­бурчала Сандра, — а наша королева не желает жер­твовать своими солдатами ради ее разгрома.

Ив поднялся со своего места и, повернувшись к королеве, склонился в крайне элегантном покло­не:

— Дозволено ли мне будет, моя королева, ис­полнить вашу волю и привести Реймейк к пови­новению?

Тэра и бровью не повела, лишь царственно кив­нула головой.

Счастливчик вновь глубоко поклонился и быст­рым шагом вышел из палаты.

На Троне он появился спустя две недели. Рей­мейк лежал у его ног.

Он появился над Реймейком с пятью «звездными уничтожителями» и, зависнув ордером «этуаль» напротив первой из орбитальных крепостей, вышел на связь с ее командованием:

— Меня зовут Корн, я ваш будущий консорт и командующий эскадрой, которую вы видите перед собой. У вас есть пять часов, чтобы организовать эвакуацию и покинуть терминал. Потом я его унич­тожу.

С терминала, перестроенного под орбитальную крепость, ответили матом, пройдясь по королеве, ее тетке, будущему консорту и всем их родственни­кам до пятого колена.

Ив усмехнулся и, демонстративно поднеся к гла­зам наручный коммуникатор с экраном в режиме показа времени, произнес:

— Время пошло, — после чего отключил связь.

Ровно через пять часов «уничтожители» тремя совмещенными залпами разнесли терминал-кре­пость на атомы. Спустя полчаса они в том же ордере нависли над вторым терминалом, где Счастливчик выдал ту же тираду, правда, сократив время ожида­ния до четырех часов. Начальник этого                   термина­ла-крепости оказался немного поумнее, так что спу­стя полчаса из шлюзов вынырнул первый транс­портник и устремился к поверхности планеты...

Через четыре часа в небе над Реймейком на не­сколько секунд вспыхнула вторая рукотворная звез­да, после чего эскадра рассыпалась над планетой, выискивая планетарные батареи, замаскированные генераторные станции локальных щитов, заводы, на которых собиралось тяжелое оружие, казармы, склады сил территориальной обороны. Персоналу каждого объекта давалось от двадцати минут до часа, чтобы покинуть территорию объекта, после чего на него с орбиты обрушивался огненный смерч. Общее число погибших за время подавления мятежа со­ставило около пятнадцати с половиной тысяч че­ловек, из них почти пятнадцать в первом терминале. И НИ ОДНОГО из числа солдат и офицеров ко­ролевства.

И пэры еще посмели ворчать, что, дескать, усми­рив Реймейк только руками «чужаков», он лишил славы воинов королевства! Впрочем, Счастливчик достойно ответил на эти обвинения, заявив, что Реймейк — территория королевства, а в усмирении собственных граждан флот чести не наживет. Что же касается эскадры «уничтожителей», то они те­перь ТОЖЕ часть флота королевства, причем ее, королевы, ЛИЧНАЯ часть. А когда перешли к тому, как и чем наказать виновников и зачинщиков мя­тежа, внезапно предложил не наказывать их совсем.

— То есть как? — опешила Сандра.

— Да просто. — Ив пожал плечами. — Объявить, что королева принимает на себя вину за мятеж, поскольку оказалась непростительно близорука, слаба и мягкотела. А граждане Реймейка все пого­ловно подпадают под амнистию.

— И что же — никто так и не будет казнен? — возмущенно воскликнула барон Ириния.

— А разве раньше, во время предыдущих мятежей никого не казнили?

— Ну как же! — встрепенулась Ириния. — После Маросского мятежа казнили восемь тысяч человек, а после того, как реймейкцы поддержали притяза­ния Карсавен на трон, было казнено полторы ты­сячи. — Ириния даже вскользь не взглянула на ко­ролеву, но интонация, с какой она произнесла последнюю цифру, явно показала, как неодобрительно барон относится к столь явной «мягкотелости».

— И что, — поинтересовался Ив, — в результате мятежи прекратились?

Барон только возмущенно фыркнула и отверну­лась. Счастливчик усмехнулся:

— Вот именно. А сейчас... простите. Да, еще дай­те денег на восстановление.

— Должна вам доложить, что казна королевства пуста, — ядовито пробурчала Ириния.

Ив на мгновение задумался.

— Ну что ж, это поправимо, — сказал он. — На бла­гое дело деньги найдутся.

    У вас? — не сдавалась барон.

Ив улыбнулся:

— Я могу за два часа мобилизовать финансовые средства в размере ста триллионов таирских креди­тов. Это, если я не ошибаюсь, порядка двадцати го­довых бюджетов королевства. — Он помедлил, весело оглядывая ошеломленные лица присутствующих (ко­ролева, по правде говоря, тоже остолбенела, но ее лица он не видел, поскольку она сидела за его спи­ной), и добавил: — Но дело не в этом. Вы КАЗНИТЕ если не всех, то большинство виновных. Но... позже.

— Как это? — оторопело спросила барон Ири­ния, все еще не пришедшая в себя после преды­дущего заявления.

— Очень просто. Люди, которые сейчас находят­ся у власти на Реймейке, — это крепко спаянная команда сепаратистов. Они впитали склонность к мятежу с молоком матери, а то, что они называют «свободой», — их мечта, сладкий сон, смысл всей их жизни. А теперь представьте — они остались совершенно безнаказанными, да еще и получили де­ньги «на восстановление Реймейка». На что ДЕЙ­СТВИТЕЛЬНО они их будут тратить? — Ив замол­чал, глядя, как лица пэров проясняются — до них наконец дошло.

— А через два года мы их казним... — пробор­мотала барон.

— Как казнокрадов, растративших деньги, кото­рые королевство с ВЕЛИКИМ трудом, наделав дол­гов, изыскало для восстановления нормальной жиз­ни реймейкцев, а не как героев и борцов за свободу планеты, — закончил эту мысль Счастливчик и с усмешкой добавил: — У них, наверное, есть и некое святое место, обелиск там или стена, на которой занесены имена тех, кого вы уже казнили.

— Стена героев у Дворца бурь, — буркнула Сан­дра и прыснула. — Нет, это ты славно придумал, консорт. Пожалуй, нам всем не помешает держать ухо востро, а то кое-кто из присутствующих тоже может оказаться не мятежницей, а казнокрадом или, скажем, прелюбодейкой, и закончит свои дни на плахе именно в таком виде...

По Палате прокатился несколько принужденный смех. Но Счастливчик даже не улыбнулся. Когда смех затих, он обвел Палату холодным взглядом (от этого взгляда у некоторых пэров заломило в висках, а по спине пробежал холодок) и спокойно произнес:

— Возможно... Кто знает, как повернется жизнь. — Он немного помолчал, потом заговорил снова, понизив голос: — Но я могу дать совет, как исключить малейшую вероятность такого исхода. Воспитать в себе абсолютную верность. Верность королевству и королеве. Не слащавое лизоблюдство, не верноподданнические страсти по праздникам да в моменты триумфа, а ту верность, что останется с вами навсегда — в Палате и в бою, во славе и в унижении, на дыбе и на плахе. И которая не по­мешает вам возразить королеве, если вы считаете, что ее действия пойдут в ущерб королевству и ей самой.

После этого до самого конца заседания Палаты он не произнес ни слова. Но когда пэры уходили, они очень старательно отводили взгляд от легкого креслица, на которым сидел этот крупный мужчина с легкой улыбкой на губах. После его первого по­явления в Палате многие озаботились узнать о нем побольше, и то, что они узнали, отнюдь не при­бавляло им хорошего настроения. И всем было ясно, что этот человек не шутил...

 

Тэра чуть повернула голову и вгляделась в слабо различимые в темноте черты мужа. Когда он спал, тяжесть, возложенная на него, как будто уходила куда-то, и его лицо снова становилось прежним, спокойным и простым лицом дона Ива Счастливчи­ка, которому только и надо-то было в жизни, что набить брюхо, хорошо выспаться, да еще чтобы рука не подвела и шпага не переломилась... Но сейчас, по прошествии полутора месяцев, она уже вошла во вкус произошедшей перемены, и ей нравилось быть женой ДРУГОГО Ива, который может парой как бы невзначай брошенных фраз или одним ко­ротким звонком решить проблему, казавшуюся и ей и всем остальным неразрешимой в принципе. Наверное, те, что раньше обвиняли ее в мужеподобии, все-таки были правы. Она действительно испытывала удовольствие от того, что рядом есть мужчина, который САМ принимает решения...

 

Церемонию бракосочетания провели в центра­льном кафедральном соборе Святой Евы неделю назад. Поскольку мужем королевы не мог быть простолюдин, Сандра самолично посвятила его в дво­ряне, а титул и земли перешли ему в наследство от самозваной герцога Эсмеральды. Она с Сестрами позаботилась, чтобы на этот титул не осталось на­следников ни первой, ни второй очереди. А те, кто имел хотя бы теоретические права претендовать на титул, узнав, КОМУ он предназначался, сочли за благо не выдвигать никаких претензий. Единствен­ное условие, которое поставил Ив, было передать ему всех захваченных в плен Сестер атаки. Но по­скольку ни Тэра, ни Сандра, ни вся Палата пэров в полном составе так и не смогли придумать, что делать и куда девать несколько сотен тысяч пленных (после того, как «уничтожители» разбили в пух и прах эскадру, а флот надежно прикрыл подходы ко Второму Форпосту, оставшиеся в живых Сестры атаки прекратили сопротивление и сложили ору­жие), это условие было принято даже с радостью.

Ив стоически вытерпел пятичасовую церемо­нию, спокойно перенес даже пять ритуальных уда­ров кнутом, произведенных невестой, дабы муж знал, кто есть и пребудет истинным хозяином семьи, под громогласный возглас первосвященницы: «Да убоится муж жены своей!» Затем был четырехчасо­вой пир, где слегка подпившие пэры изрядно ото­рвались, изощряясь в остротах, возглашая тосты «за образец скромности и кротости» и советуя королеве «держать мужа в строгости» и не потакать «извечной мужской тяге к нарядам и сладостям». В принципе, это были обычные свадебные здравицы, но применительно к человеку, сидевшему сейчас по левую руку от царственной невесты, в устах пэров они звучали как мелкая месть.

Перед самой спальней, когда Тэре по традиции полагалось взять мужа на руки и внести внутрь, он внезапно остановился и, улыбнувшись, произнес:

— Ну, уж здесь-то я сделаю все по-своему. — По­сле чего сам подхватил ее на руки и, пинком рас­пахнув дверь, вошел внутрь. Положив ее на кровать, он прислонился ухом к ее животу и, погладив его рукой, прошептал:

— Эй, как ты там?

И Тэра почувствовала, как дочка мягко и ласково толкнулась изнутри, как будто ответила, что все в порядке...

 

За окном светало. Тэра прикрыла глаза. О Ева, неужели она наконец-то дождалась своего женского счастья, она, та самая девочка ростом с мизинец, которая всегда знала, что ее судьба — держать спи­ну. Потому что если согнешься хоть на секунду, хоть на самое малое мгновение — сожрут. Тэра счастливо вздохнула и смежила веки. Пожалуй, стоит хотя бы немного поспать.

И когда она уже почти провалилась в дрему, на поверхность всплыла мысль, которую она отчаянно гнала от себя, изо всех сил делая вид, что ее нет и быть не может. Это была мысль о том, что все это — ненадолго. Потому что люди, способные нести на своих плечах гранитную плиту, обычно бы­вают нужны в очень многих местах...

 

 

2

 

Корабль Смотрящего висел над Светлой. До сих пор это была единственная планета людей, на ко­торую он отваживался ступать. На севере, в Кондарских горах, за которыми начиналась ледяная пу­стыня, в небольшой долине было обустроено об­ширное поместье — три больших дома или скорее не очень больших дворца, один из которых напо­минал парижский дворец    Пале-Рояль, другой — Киотский замок, а третий представлял собой соо­ружение в стиле делийского Красного форта. Вокруг них было разбито два парка — один в английском, регулярном стиле, а другой японский, с садом кам­ней, — постепенно переходящие в ничем не зарегу­лированное буйство зарослей. Это место было ре­зиденцией Гору. Он сам проектировал и дома, и парки, сам рассчитывал, на сколько поднять горные пики хребта, прикрывавшего долину от ледяных се­верных ветров. Это было очень уютное место. И она бы его обязательно полюбила...

 

Когда Смотрящий впервые направился на Свет­лую, он следовал прямым маршрутом, пройдя через Келлингов меридиан почти под прямым углом. Его корабль еще никогда не забирался так глубоко в ареал расселения людей. Естественно, появление столь большого корабля в суверенном пространстве любого государства не могло надолго оставаться тайной для служб контроля пространства. А как только его обнаружили бы и идентифицировали, ни о каком инкогнито уже не могло бы быть и речи. Но характеристики паразитных излучений и формула выхлопа его корабля не были внесены в базы данных флотов и справочники Ллойда, так что системы идентификации, если вдруг засекали корабль, автоматически определяли его как случай­ную помеху либо, если контакт происходил на слишком близком расстоянии, на котором системы обнаружения однозначно определяли его шумы как имеющие искусственное происхождение, принима­ли за какой-то иной корабль, схожий по конфигу­рации и структуре паразитных излучений и близкий по массе покоя. Насколько Смотрящему было из­вестно, его короткий проход по окраинам Ниппона даже спровоцировал серьезный дипломатический конфликт между сегунатом и султанатом Регул. Ниппонцы объявили, что засекли авианосец султаната в своем внутреннем пространстве.

Крупные государства имели в своем пространст­ве достаточно густые сети пассивных датчиков об­наружения, представлявших собой крайне примитивные, движущиеся по баллистическим траекто­риям мельчайшие сенсоры величиной чуть ли не с пылинку и способные засекать крайне ограничен­ное число параметров. Но от них и не требовалось подробностей. Задачей этих сетей было всего лишь сообщить на ближайший пункт контроля про­странства, что нечто, таких-то размеров и массы, проследовало мимо них в таком-то направлении и с такой-то скоростью. Так что, если ориентирова­ться только по их показаниям, то принять корабль Смотрящего за регуланский авианосец было вполне вероятно. Слава богу, столь плотные системы кон­троля пространства имели только крупные и бога­тые государства. Хотя эти сенсоры были крайне дешевы, средний срок службы каждой их партии не превышал трех-четырех лет. Затем они либо вы­ходили за пределы действия своих маломощных пе­редатчиков, либо поле сенсоров по разным причи­нам (из-за инерциального рассеивания или из-за того, что существенная часть сенсоров сгорала в полях отражения пролетающих сквозь поле кораб­лей) становилось слишком разряженным, чтобы вы­полнять свою функцию с требуемой надежностью. Так что одной из наиболее распространенных задач боевых кораблей в мирное время была как раз до­ставка и выброс в заданных точках контейнеров с сенсорами. А конфигурация, плотность и структура рассеивания сенсорных полей являлись одной из самых наиболее тщательно охраняемых тайн.

Но подобные путешествия сквозь обитаемые пространства для Смотрящего были скорее исклю­чением из правила. Тем более что сейчас он шел во главе целого флота...

 

Когда королева и Палата пэров королевства с явно читаемым на лицах облегчением отдали во­еннопленных Сестер атаки в распоряжение новоиспеченного герцога, он связался со Светлой и вы­звал целый флот транспортников под конвоем мощной эскадры сопровождения. Что он собирался де­лать с Сестрами на Светлой, Счастливчик на Троне не объяснял. Да там особо и не интересовались. Хотя самые кровожадные и горластые (и, соответ­ственно, самые недалекие) «представители обще­ственности» и требовали казнить всех пленных до единого в назидание будущим возможным захват­чикам, большинство, будто по некоему молчаливо­му сговору, полностью вычеркнуло эту тему из об­суждения. И действительно, не говоря уж о том, что подобные массовые казни всегда крайне нега­тивно влияют на общественное сознание, даже чис­то технически сделать это было чрезвычайно слож­но. Для того чтобы достаточно быстро лишить жиз­ни полторы сотни тысяч человек, пришлось бы со­здавать целую промышленную отрасль по умерщвлению. Так что все рассуждали так: что там новый герцог собирается делать с пленницами — его дело, лишь бы побыстрее убрал их с глаз долой.

Флот прибыл на Трон как раз к моменту воз­вращения Счастливчика после умиротворения Реймейка. Около двух тысяч больших транспортников, зафрахтованных на самых разных мирах, и почти семьсот кораблей эскорта, от тяжелых мониторов подавления и до самых распространенных у Детей гнева рейд-крейсеров. Эскадра произвела фурор. Как дошло до Смотрящего, когда адмирал Шанторин, покаявшаяся и прощенная (а за мужество, про­явленное при защите столицы, еще и награжденная именной шпагой, но отнюдь от этого не поумнев­шая), с удовлетворением заметила, что ни один из прибывших кораблей не может соперничать по раз­мерам и мощи с линкорами королевства, Счастливчик мило улыбнулся и пояснил, что не слишком громоздкие мониторы подавления — это корабли, специально разработанные для подавления мощных систем планетарной обороны и изоляции района боевых действий. А потому они имеют мощность залпа, сравнимую со «звездными уничтожителями», «в чьей силе милая адмирал уже имела случай убе­диться». Ну а рейд-крейсера, несмотря на свои ма­лые размеры, несут батареи пятилучевых бомбард и силовое поле пятого класса, да к тому же обладают и способностью к маневрам уклонения уровнем до 80 G. Так что одиночный линкор королевства для них все равно что бумажная лодочка в весеннем ручейке. А когда ошарашенная Шанторин спроси­ла, как удалось добиться сочетания столь грозных боевых свойств в столь небольшом корабле и не может ли многоуважаемый герцог поспособствовать кораблестроительной промышленности королевст­ва в получении доступа к подобным технологиям, Счастливчик ответствовал, что, увы, для обычных людей, или, по определению Детей гнева, нормалов, подобные технологии недоступны. Поскольку ни­какой нормал не может    сколь-нибудь длительное время существовать в помещении, переборки которого изготовлены из обедненного урана-538 или чего-то еще более радиоактивного, да и существен­ная часть деталей и механизмов тоже…

Когда погрузка была закончена, Смотрящий со­брался отчалить в сторону Второго Форпоста. По его разумению, ему сейчас было самое время скрыться куда подальше и подождать, пока все утихнет. То, что теперь, после столь триумфального появ­ления над Троном во главе эскадры «уничтожите­лей», параметры его корабля станут широко изве­стны, его не особо волновало. В БИЦах кораблей Детей гнева эти параметры были и так, а о кораблях королевства должен был позаботиться Счастливчик. Но Счастливчик внезапно предложил ему возгла­вить эскорт. Оба, и Смотрящий, и Счастливчик, прекрасно понимали, что, после того как эскадра пройдет сквозь Келлингов меридиан, ни о какой скрытности не может быть и речи. Смотрящий задал только один вопрос:

    Зачем?

Счастливчик вздохнул:

— Понимаешь, пора кончать с этой нескончае­мой войной.

Смотрящий удивленно вскинул крылья:

    А у нас есть шанс?

Счастливчик пожал плечами:

— Мне кажется, да, правда, не совсем такой, на который все надеются. И политики никогда не со­гласятся на мое предложение, если прежде не по­казать им, что мир намного сложнее, чем им ка­жется...

Смотрящий усмехнулся:

    Значит, я буду одним из наглядных пособий.

Счастливчик в ответ кивнул и усмехнулся:

— Да, и постарайся в этом качестве выглядеть поубедительнее...

 

Что ж, Счастливчик мог быть доволен. При пе­ресечении любой границы Смотрящий лично вы­ходил на связь с пограничными и таможенными службами и запрашивал разрешение на проход, ино­гда даже давая возможность операторам увидеть ма­кушки сауо и Детей гнева, работающих за сосед­ними пультами в ходовой рубке. Сказать, что его появление произвело фурор, означало бы не сказать ничего. И таирцы, и Содружество Американской Конституции вывели на сопровождение каравана едва ли не весь объединенный флот. Ну еще бы, кто такие сауо и какую роль они играют в структуре вооруженных сил Могущественных, было известно уже давно. А появление неизвестного корабля, у которого не один элемент конструкции явно носил следы технологий Могущественных, капитаном был некто обликом почти повторяющий Алых князей (хотя и имеющий окрас, не совпадающий ни с одним известным кланом), а в команду вместе входят и сауо, и Дети гнева — как считалось, самые за­клятые враги Могущественных, — вызвало настоя­щий шок. Сейчас, когда они наконец добрались до Светлой, Смотрящий должен был признать, что за­думка Счастливчика полностью удалась. Все госу­дарства людей — и те, через которые проследовал конвой, и те, к которым он даже не приближался,— пребывали в ажиотаже...

 

Когда они прибыли на Светлую, пространство за пределами орбиты внешней планеты системы — промерзшего до самого ядра карлика диаметром около полутора тысяч километров, вращавшегося вокруг светила на расстоянии почти в два раза бо­льшем, чем то, на котором Плутон бежит вокруг Солнца, — кишмя кишело кораблями. Здесь были дипкурьеры доброго десятка наиболее влиятельных держав, транспортники, зафрахтованные крупней­шими международными и межпланетными головизиосетями, пассажирские лайнеры, набитые жур­налистами, круизные лайнеры туристических компаний, тут же вышедших на рынок с предложением «лично наблюдать незабываемый миг прибытия са­мого могучего и загадочного военного конвоя в ис­тории», а также сотни и тысячи личных яхт тех, кто сам решил устроить себе такой круиз.

К моменту прибытия конвоя все смирно барра­жировали на предписанном расстоянии от оси ор­биты. Однако, как, беззлобно скалясь (для привыч­ных, конечно, потому как кого-нибудь более впе­чатлительного эта гримаса запросто могла вогнать в ступор), рассказал оператор контроля пространст­ва, для этого пришлось немного поработать. Боль­шинство вполне лояльно восприняло объявленную Детьми гнева границу зоны безопасности, но не­которые, в большинстве своем из числа тех, кто привык гордо именовать себя «свободными граж­данами свободной страны», решили, что все эти запреты не про них. Однако после того, как пат­рульные прострелили двигатели нескольким десят­кам частных судов и еще некоторому количеству кораблей побольше, а затем просто отбуксировали потерявшие ход суда за границы зоны безопасности, все присмирели. Нарушители, правда, попытались было протестовать, крича о возмутительном «об­стреле мирных судов военными кораблями» и о «вы­ходящем за рамки всех и всяческих законов и международных норм» неоказании помощи судам, тер­пящим бедствие. Но Дети гнева в ответ заявили, что согласно ИХ законам любое судно, нарушившее установленный периметр зоны безопасности, счи­тается однозначно вражеским и подлежит НЕМЕД­ЛЕННОМУ УНИЧТОЖЕНИЮ. Так что, если не прекратится засорение эфира, капитанам патрулей будет отдан приказ завершить начатое СОГЛАСНО ТРЕБОВАНИЯМ ЗАКОНА.

Разгрузка транспортов завершилась быстро. Ког­да Смотрящий узнал, какое место решено избрать для размещения Сестер атаки, он невольно восхитился. Дети гнева указали в качестве района раз­грузки огромную ледяную равнину, начинавшуюся сразу за Кондарскими горами. Сезонные темпера­туры там колебались в пределах минус семьдесят зимой и плюс шесть летом. Поскольку Светлая, учитывая ее ресурсы и ресурсы системы, планиро­валась как промышленная планета, при терраформировании эту территорию изначально отфор­мовали под задачу утилизации и сброса тепла. Жиз­ни там практически не было. Да и не могло там существовать ни одно высокоорганизованное живое существо, кроме, разве что, вот таких созданий ген­ных лабораторий Могущественных. Да и им ничто не предвещало легкой жизни. Несколько сотен ты­сяч человек сразу же попадали в полную зависи­мость от внешних поставок абсолютно всего — от пищи до батарей для печек и одеял. Короче — иде­альный концлагерь с минимальными затратами на охрану. Но, насколько он понял, у Детей гнева были несколько иные планы в отношении Сестер, чем просто показать им кузькину мать. И что это были за планы, ему еще предстояло выяснить...

 

— Господин, шаттл готов.

Смотрящий коротко кивнул и, сложив крылья за спиной, двинулся к шлюзу.

На заседание палаты адмиралов, высшей власт­ной структуры Детей гнева, он не успел. Когда его личный шаттл перешел на посадочную глиссаду, траектория которой упиралась в небольшую поса­дочную площадку рядом со зданием палаты адми­ралов, с пилотом связался оператор контроля про­странства и приказал изменить курс на основное посадочное поле № 2. Это означало, что заседание палаты уже началось. Потому что какие-либо огра­ничения на полеты в атмосфере Светлой вводились только на время заседания палаты и только в радиусе ста миль от ее резиденции.

До палаты Смотрящий добрался только через два часа. Судя по тому, что на площади перед зданием толклось около полусотни «гранитных носорогов» в полной боевой броне, заседание все еще продол­жалось. Здание палаты никогда не охранялось, то есть у него никогда не было специальной охраны, просто часть Детей гнева, которые по тому или иному случаю находились в столице, попеременно надевали боевую броню и торчали на площади. Кто и как организовывал их и распределял смены, Смотрящий так и не понял, однако, в какой бы час дня и ночи ему ни случилось быть на площади перед палатой, там всегда скучало некое количество гро­моздких фигур с торчащими над плечами стволами пехотного и противотанкового калибра. И Смотря­щий не мог себе представить лучшей охраны. Как-то на его глазах шестеро «гранитных носорогов» прямо с поверхности в течение пяти секунд «ссадили» с низкой орбиты «скорпиона». Все пятеро сумели так совместить лучи своих стволов противотанкового ка­либра, что по воздействию на этот мощный боевой корабль их залпы очень напоминали выстрелы из пятилучевого орудия... Но обычно на площади тол­клось не более десятка добровольных охранников, и лишь на время заседания палаты их число воз­растало в несколько раз.

— Приветствую тебя, Гору, — прорычала одна из фигур в боевой броне и откинула забрало шлема. Смотрящий улыбнулся — говоривший обратился к нему на боевом сленге, но речевой аппарат Смот­рящего был приспособлен для того, чтобы извлекать и гораздо более сложные звуки.

— Я тебя не узнал, Ориан Злая Звезда... о, да тебя можно поздравить, контр-адмирал!

Ориан обнажил жутковатые клыки — у Детей гнева это называлось добродушной улыбкой.

— Да, последний рейд был удачным.

— А почему ты не в Палате?

— Там и без меня народу хватает — Рнур, Аглар и остальные из первой сотни. Я уж лучше здесь поторчу.

Смотрящий покачал головой. Да уж, даже он, считавший себя почти экспертом по Детям гнева, все время открывал для себя какие-то особенности их обычаев и традиций. Например, ему даже в голову не могло прийти, что охрану Палаты наряду с ря­довыми бойцами несут и адмиралы. Нет, он предполагал, что в толпе как бы без дела слоняющихся охранников непременно должен быть кто-то стар­ший, но максимум, на кого у него хватало фанта­зии, — это на капитана, ну в крайнем случае майора.

— Да уж, собрание представительное. Но отчего такая спешка? Почему Палата собралась так срочно?

Ориан перекривил морду, наверное, эта мимика что-то означала, но Смотрящий не очень понял.

— Когда у народа появляется надежда, чаще все­го у него тут же кончается терпение.

— Надежда?

— А разве твой друг Самый Старый тебе ничего не сказал?

Самый Старый... так они называли Счастливчи­ка. Смотрящий на два мира снова улыбнулся. У него накопилось ОЧЕНЬ много вопросов к Счастливчи­ку, но тот пока даже не намекнул, что собирается когда-нибудь на них ответить. Смысла же просто сотрясать воздух вопросами без шанса получить на них ответы не было никакого. Ну а он за столько лет общения со Счастливчиком хорошо усвоил, что лучшей политикой любой команды, которая хочет добиться успеха, является полное доверие к лидеру. Тем более сейчас, когда, как Смотрящий ясно по­нимал, пошла игра такого уровня, что в результате ее должны были в любом случае измениться не только человечество, но и вся галактика. Вот имен­но — ВСЯ, независимо от того, выиграет в ней Сча­стливчик или проиграет. А он, как член команды Счастливчика, очень хотел, чтобы она выиграла...

    Похоже, тебе стоит повторить это еще раз.

Ориан гоготнул:

— Ну, я не настолько умен, просто... ну, ты зна­ешь, что мы все — Дети гнева — мужского пола...

Смотрящий кивнул, уже начиная потихоньку до­гадываться, о чем пойдет речь. В свое время он сам руководил серией скрупулезных исследований организма Детей гнева и, по правде говоря, удивился, зачем создатели Детей гнева сохранили им полный аппарат воспроизводства. Причем не только сохранили, но еще и добавили степеней защиты. Насто­лько, что теперь для Детей гнева практически не существовало такого понятия, как радиационное поражение генов. Зачем все это, если Дети гнева создавались всего лишь как «одноразовые» (в смыс­ле на одну войну) солдаты? Да еще и с коротким сроком жизни, увеличить который можно было то­лько страшно дорогим и необычным способом...

— Значит, женщины, говоришь... — задумчиво произнес Смотрящий, выслушав десяток рубленых фраз адмирала Ориана, из которых кто-нибудь не столь поднаторевший в общении с Детьми гнева вряд ли что понял бы. В этот момент огромные двустворчатые двери распахнулись, и на верхней площадке лестницы появилась толпа адмиралов. За­седание Палаты закончилось...

 

 

3

 

— Знаешь, я должен уехать...

Тэра уже давно ждала, когда он это скажет. И все-таки, когда фраза была произнесена, Тэра вздрогнула. Она ждала ее... более того, уже с утра она знала — сегодня... Обычно Ив просыпался ни свет ни заря, тут же усаживался перед экраном свое­го компьютера и начинал с невероятной скоростью листать страницы тысяч каких-то документов, впи­ваясь глазами в графики и диаграммы, скользя взглядом по сеткам звездных карт, вчитываясь не­известно который по счету раз в пожелтевшие ку­сочки выделанной кожи какого-то существа, по­крытые странными значками, будто бы выдав­ленными когтем. Сегодня все было иначе. Он встал, умылся, оделся и, подойдя к окну спальни, уста­вился на дождь, тусклой, размытой пеленой зана­весивший вид на фонтанную лестницу и огромный парк. Низкие тучи накрыли великолепную панора­му горных вершин, открывавшуюся с верхних эта­жей дворца. В тот момент, когда он произнес эти слова, Тэра сидела у трюмо и расчесывала волосы. С того самого дня, как в ее спальне поселился ее супруг, никакие слуги сюда больше не допускались (вообще-то дворцовым этикетом для консорта предусматривалось наличие отдельных апартаментов, но она сразу поняла, как недолго он будет с ней радом, и походя сломала и эту традицию). Поэтому сейчас они были одни. Тэра опустила руку с гребнем и через зеркало посмотрела на мужа. Его голос про­звучал спокойно, даже несколько отстраненно, но спина... похоже, эта фраза тоже далась ему нелегко. Вот он шевельнулся и, так и не поворачиваясь, продолжил:

— Я понимаю, тебе нелегко это принять, но я должен...

— Нет, — Тэра положила гребень и повернулась к нему, — я ждала этого.

Ив тоже повернулся и посмотрел на нее. Минуту он вглядывался в нее, и по лицу его было видно — он уже понял, что Тэра собирается сказать, но она все равно заговорила:

— Ты изменился, дон Ив Счастливчик. В тебе всегда было что-то такое... какой-то... даже не стер­жень, а скорее некая железная руда. — Она замол­чала, пытаясь подобрать подходящие слова. — Мне трудно это выразить достаточно внятно, но... есть люди, которых испытания закаляют, делают тверже, уверенней в себе, а тебя... тебя они не просто за­калили, а... ВЫКОВАЛИ. Да, именно так. Я не знаю, как ты смог выжить и что с тобой было за пять месяцев, прошедших после того, как ты остался там, чтобы защитить МЕНЯ от Алых, но ты... ты стал другим, Ив. Совершенно другим.

Ив слушал, не отводя глаз. Когда королева за­молчала, он тихо спросил:

— Это плохо?

И в этом простом вопросе вдруг прозвучала такая боль, что Тэра не выдержала и, вскочив на ноги, бросилась к нему и обвила его руками за шею.

— Нет, глупый мой, нет, конечно же нет… ты стал тем, в кого я мечтала тебя превратить, только... еще сильнее, намного сильнее. Мне просто немного обидно, что это произошло без меня... И еще ты стал таким сильным и могучим, что... уже не мо­жешь принадлежать только мне... нам... — она по­гладила себя по животу, — и я ревную тебя к тому, чем ты стал. — Она всхлипнула. — Знаешь, любая из нас, наверное, в душе мечтает о прекрасном принце на белом коне, который придет и увезет ее от всех забот. Но мы все время забываем, что принцы не выпекаются, как булочки, и не подносятся на блю­дечке мечтательным дурочкам. Так что если кому-то из нас повезет, и в жизни ей действительно встре­тится принц, то да, он посадит ее на белого коня и увезет в роскошный дворец, где, наверное, у них будет волшебная ночь, но утром, проснувшись, он вскочит на своего белого коня и помнится дальше — завоевывать земли, распахивать целину, строить за­воды или увеличивать размеры своей финансовой империи, а может быть, просто завоевывать новых принцесс... А чтобы твой избранник всегда был ря­дом, ему лучше быть не принцем, а горшечником. Но мы, наивные, мечтательные дурочки, продол­жаем грезить о принце, причем часто даже тогда, когда уже встретили своего горшечника...

Ив погладил ее по волосам и покачал головой:

— Знаешь, ты все время меня удивляешь, лю­бимая. Я думал, что...

— Что в мире, где властвуют женщины, все не так?

Ив осторожно кивнул. Тэра криво усмехнулась:

— Я тоже, милый, я тоже... но все оказалось так же, как и везде. Да, стоит прозвучать полковому горну, и многие из нас вскочат на ноги, схватятся за шпаги и... но, когда шпаги отложены в сторону, нам точно так же хочется принца, причем только для себя одной.

Она прижалась лбом к его груди.

Ив замер, не зная, как ему быть. Ему казалось, что за прошедшие полторы сотни лет он очень хорошо изучил удивительное существо, носящее видовое имя «человек». Уже давно для него не было особым секретом, что и как будут говорить и в чем будут его убеждать его партнеры по бизнесу, конкуренты, сотрудники, да и просто случайные собеседники. Но сейчас он впервые за столько лет почувствовал растерянность. Эта женщина и тогда, полторы сотни лет назад, и теперь, когда он прожил с ней бок о бок полтора месяца (даже спал в одной постели) и, казалось, с его-то опытом за такой срок должен был бы раскусить ее, по-прежнему оставалась для него загадкой. То есть нет, не так, она по-прежнему его удивляла.

— Когда ты отправишься?

    Завтра. — Ив замолчал. Она подняла лицо и посмотрела ему в глаза:

— Что ж, значит, за сегодняшний день мне надо успеть переделать уйму дел.

Что-то в ее тоне заставило Счастливчика насто­рожиться:

— Что ты хочешь этим сказать?

Тэра одарила его безмятежным взглядом:

— Я еду с тобой.

— Что?!

Но Тэра, не дав ему больше сказать ни слова, резко подалась назад и, развернувшись на каблуках, быстро пошла к двери. Уже на пороге, взявшись за кованую бронзовую ручку, покрытую позолотой, она повернула голову и, улыбнувшись так, что Ив понял — спорить совершенно бесполезно, сказала:

— Ты задал мне непростую задачу, милый, мне нужно сегодня же провести заседание Палаты пэ­ров, чтобы утвердить регента, а ты представляешь, каково это — за несколько часов собрать всех пэ­ров. — И дверь закрылась за ее спиной.

 

К исходу дня, выдержав настоящий бой в Палате пэров и (что было намного страшнее) бурю с тор­надо и тайфуном в одном лице, разразившуюся в кабинете Сандры, на плечи которой она опять воз­ложила регентство, Тэра появилась наконец во дворце. Уточнив у прислуги, где находится консорт, Тэра поднялась на верхнюю обзорную площадку, по пути заскочив в бар и захватив бутылку очень старого, стопятидесятилетней выдержки, тэмарионского бренди. Счастливчика она отыскала сразу, безошибочно угадав, что он выберет самую дальнюю скамейку, за маленькой резной башенкой. Услышав ее шаги, Ив повернул голову. Тэра плюхнулась на лавочку и откинулась спиной на руку мужа:

— Ну что, весь день готовился к речи?

— Какой? — с деланным удивлением спросил Ив.

— В которой ты должен убедить меня, что я не­пременно должна остаться.

Счастливчик вздохнул. Она была совершенно права.

— Пойми...

Она мотнула головой.

— Нет, милый, ТЕПЕРЬ ты от меня больше не отвяжешься. Я знаю, что ты... — она запнулась, под­бирая слава, — короче, ты можешь немножко больше, чем обычный человек. Я сама видела это. Так вот, я теперь тоже способна на многое. Твой ребенок об этом позаботился.

    То есть?!..

Тэра усмехнулась.

— Если бы ты пообщался со штаб-майором Раабе или майором Северо, то узнал бы, что твоя бере­менная жена вместе с ними спустилась с орбиты по синергической траектории, выдержав перегрузки почти в семьдесят G. — Она зажмурилась. — Если че­стно, то не хотела бы я еще раз перенести что-нибудь подобное. Временами мне казалось, что внутрь меня затолкали огромное чугунное ядро, которое при каждом ускорении или торможении ломает мне то таз и позвоночник, то ребра, не говоря уж обо всем остальном, что находится между ними... — Тэра расхохоталась. — О Ева, какой же ты забавный!

Вид у Счастливчика действительно был крайне уморительный. Он уставился на жену, вытаращив глаза и разинув рот, а когда немножко пришел в себя, закрыл рот так, что стукнули зубы, и расте­рянно пробормотал:

— Я не знал, что это заразно...

Тэра прижалась к его груди и тихо прошептала:

— Глупый, пойми, ТЕПЕРЬ мы обе сможем все время быть с тобой. Куда бы ты ни отправился... а теперь давай выпьем этого бренди. Я думаю, если нашей дочке не помешали подобные перегрузки — не помешает и это.

Но Счастливчик поспешно отобрал у нее бутылку:

— Не надо. По себе знаю — ЭТО может подей­ствовать.

 

На следующий день они покидали дворец. Ни­какой особенной церемонии не было. Просто на завтрак собрались все те, кого Тэра считала самыми близкими людьми.

Когда в стоявший на лужайке перед дворцом бот уже погрузили вещи, Сандра улучила момент и, ухватив Ива за воротник, притянула к себе:

— Послушай, Счастливчик, я не знаю, что ты будешь делать, но чтоб моя племянница вернулась домой целой и невредимой. А то я тебя на том свете достану. Понял?!

Ив осторожно обнял ее и прижал к груди:

— Я тебе обещаю, мой грозный адмирал.

Сандра полупридушенно хмыкнула и, с трудом вывернувшись из железных объятий Ива, провор­чала:

— Ты и сам там смотри... мне как-то не хочется видеть ее вдовой. Иначе она устроит нам тут такую веселую жизнь... уж я-то знаю.

Усатая Харя ничего не сказал. Он просто обнял Счастливчика, поднес к его носу здоровенный кулак и внушительно посмотрел ему в глаза.

 

Сначала они сделали остановку на Нью-Вашингтоне. То есть «Драккар» доставил их на Тор, где Ива и Тэру встретил Брендон. Когда Ив представил Тэру Брендону, тот окинул ее взглядом, на долю секунды задержав его на ее животе, затем добро­душно пробурчал:

— Что ж, миссис, могу вас поздравить. Вам уда­лось то, о чем последние пятьдесят лет мечтали очень и очень многие предприимчивые особы из самых лучших семей. Для женщины стать миссис Корн — это... выигрыш самого главного приза в самой главной лотерее.

Тэра улыбнулась:

— Спасибо за столь высокую оценку, но я не играю в лотерею.

Они уже поднялись на борт роскошного шаттла, когда Тэра тихо спросила:

Кто этот пожилой мужчина и почему он назвал меня миссис Корн?

Счастливчик усмехнулся: ну вот, дожили, Брендона уже называют пожилым...

— Этот человек — финансовый гений и моя пра­вая рука, а что касается миссис Корн, то в этой части галактики женщина часто берет фамилию мужа, а меня здесь знают под именем мистер Корн.

На Нью-Вашингтоне они провели три дня. Ив назвал это свадебным путешествием. Он познако­мил ее с некоторыми компаниями, которые счита­лись хребтом его финансово-промышленной импе­рии. Самое большое впечатление на Тэру произвела центральная диспетчерская принадлежащей Иву компании «Корн транспасификал инк.». Одну из длинных стен огромного зала высотой в три этажа занимал гигантский экран с панорамой обитаемого космоса по обе стороны Келлингова меридиана. А все пространство перед ним и двухъярусные бал­коны по противоположной стене и двум боковым были уставлены консолями с аппаратурой, за ко­торыми сидели диспетчеры.

— Сколько же народу здесь работает?

— Около восьмисот операторов-диспетчеров. Кроме того, порядка двухсот восьмидесяти человек управленческого и обслуживающего персонала. Но это днем, ночью остается только дежурная смена операторов и человек шестьдесят обслуги.

    А сколько у тебя судов?

Ив улыбнулся:

— Каждый диспетчер обслуживает примерно се­мьдесят судов.

Тэра изумленно покачала головой. У ее мужа больше судов, чем у всех крупных транспортных компаний королевства, вместе взятых.

— И это только одна из твоих компаний? А ско­лько их всего?

Счастливчик пожал плечами:

— Такого уровня — одиннадцать, а сколько все­го — не знаю, Брендон их постоянно покупает и продает.

— Зачем?

— Ну... я же не зря получил прозвище Счаст­ливчик. В деловом мире, между прочим, тоже су­ществуют суеверия, и одно из них такое: считается, что те компании, которые побывали в моих руках, непременно ждет рыночный успех. Так что стоит мне только купить какую-то компанию, как ее сто­имость сразу же подскакивает. Кроме того, у Брендона есть свора молодых ребят, очень похожих на него самого в молодые годы. И они натасканы бы­стро выворачивать компании наизнанку, приводя в порядок их финансы и снижая издержки. Это добавляет к цене еще больше. Так что точное число моих компаний суть явление виртуальное. Сейчас их может быть столько, а спустя минуту на пару меньше или больше.

Потом они слетали на принадлежавшие Иву сель­скохозяйственные плантации на Восточном плато, посетили традиционный осенний карнавал в Пуэрто-Кавалья, курортном городке в южном полу­шарии, и провели ночь в президентском номере принадлежавшего ему восьмидесятиэтажного отеля «Океанская игла». Он был выстроен на одинокой скале, возвышавшейся посреди океана в сорока милях от восточного побережья Северного континента.

В последний вечер они посетили оперу. В ант­ракте, когда Ива отозвал в сторону какой-то до­родный господин, к Тэре подошла дама с ухоженной кожей, прекрасно причесанная, но со злыми, об­дающими холодом глазами. На даме было крайне безвкусное, кричащее платье, усыпанное таким ко­личеством бриллиантов, что Тэре, чтобы сшить себе нечто подобное, пришлось бы опустошить коро­левскую сокровищницу. Окинув Тэру высокомер­ным взглядом, она презрительно скривила верхнюю губку и прозудела:

— И что Корн в тебе нашел? Типичная простуш­ка из «грязи».

Тэра мило улыбнулась и, ухватив собеседницу за локоток (так, что та чуть не заверещала от боли), ласково посоветовала:

— Об этом вам лучше спросить у моего мужа. А если вы, мисс, еще раз появитесь в поле моего зрения, я вам вырву яичники. — Она отпустила ло­коток и равнодушно отвернулась.

Посрамленная конкурентка на руку мистера Корна (а в том, что это была одна из них, Тэра нисколько не сомневалась) поспешила удалиться, шипя сквозь зубы:

— Вот уж не знала, что Корну нравятся муже­подобные дамы.

Услышав это, Тэра с трудом сдержала смех. Дома недруги тоже, бывало, называли ее «мужеподоб­ной», но они имели в виду совершенно другое.

— Что тебя развеселило, любимая? — спросил, подойдя, Счастливчик.

— Лингвистические различия, милый, — ответи­ла ему Тэра и засмеялась.

Завершением вечера стал ужин в ресторане «Ле­генды гаэлов». Это был фешенебельный ресторан, расположенный в самом центре огромного реликтового лесного массива-заповедника. Он пред­ставлял собой серию небольших полянок, на кото­рых стояло всего по одному столику, причем каждая полянка имела свою изюминку — родник, бьющий из-под камня, огромное замшелое дерево, малень­кий водопадик или еще что-то в этом роде. Вокруг порхали бабочки, из густого кустарника доносились звуки волынки, а обслуживающий персонал был одет в костюмы эльфов, гномов и лепреконов. Тэра пришла в восторг:

    Что это за чудное место?

Ив улыбнулся:

— Это сказка. Я специально купил золото лепреконов, чтобы привести тебя сюда.

    Золото лепреконов?

Ив, улыбаясь, кивнул.

— Да, вот смотри. — Он достал из кармана не­сколько небольших желтых дисков. — Это настоя­щие золотые монеты. Здесь можно расплачиваться только ими. Так что, для того чтобы прийти сюда, нужно сначала купить эти монеты. А владельцы этого ресторана не всем его продают.

Тэра задумалась.

— Значит, просто человек с улицы не может при­лететь сюда, чтобы поужинать в этой сказке?

— И да и нет. Просто так не сможет, но если он задастся целью привести сюда свою любимую, чтобы подарить ей эту волшебную ночь... то в этом нет ничего невозможного. Нужно только очень за­хотеть, но ведь трудности только укрепляют любовь, если она, конечно, настоящая.

 

На следующий день «Драккар» стартовал к Светлой.

На подходе к системе их встретил Смотрящий. Его корабль принял «Драккар» в большой нижний трюм. Когда Счастливчик спустился по трапу, Смотрящий встретил его словами:

— Ты не торопился. Я уже устал отбиваться от армии... — Смотрящий осекся, заметив Тэру. Не­сколько мгновений он смотрел, как она осторожно, придерживая руками уже округлившийся живот, спускается по трапу, затем повернулся к Иву и гнев­но спросил:

    Зачем?

Счастливчик хмыкнул:

— Ты думаешь, от меня что-то зависело? — Он повернулся к трапу и протянул руку жене, а Смотрящий ошеломленно уставился ему в спину. До сего момента ему и в голову не приходило, что на свете может найтись что-то (или кто-то), что Счастливчик не сможет контролировать. Когда Тэра наконец ступила на палубу, Счастливчик повер­нулся к Смотрящему и спросил:

— Ну, сколько пылающих негодованием дипло­матических акул нас ожидают?

— Семьдесят две души, — мрачно ответствовал Смотрящий.

Счастливчик усмехнулся и повернулся к Тэре:

— Что ж, милая, вот и кончился наш короткий отпуск…

 

 

4

 

— И сколько же еще нам ждать? — Смотрящий прошелся по комнате, нервно вскинув крылья, но, дойдя до стены, резко развернулся и застыл на месте. Счастливчик с аппетитом уплетал фруктовый десерт. Оторвавшись от сего чрезвычайно важного занятия, он снисходительно посмотрел на нервничающего Смотрящего:

— Остынь.

— Но почему они медлят? После всего, что ты рассказал...

— Разве? — Счастливчик аккуратно набрал пол­ную ложку фруктового десерта, поднес ее к носу и, сдвинув глаза к переносице, некоторое время внимательно рассматривал ее содержимое. Затем, удовлетворившись увиденным, отодвинул ложку от носа и отправил в рот.

— Вот удивительно,— голос Счастливчика был задумчив и даже несколько меланхоличен,— как это Детям гнева с их отвращением ко всему, что они считают излишеством, удается делать грибковые ку­льтуры, которые так точно передают вкусовые ощу­щения самых роскошных блюд.

Смотрящий покачал головой. Похоже, сегодня Счастливчика совершенно не тянуло говорить на серьезные темы. А когда дело обстояло таким об­разом, вызвать его на разговор было совершенно невозможно. Поэтому Смотрящий только досадли­во насупил брови и с неохотой поддержал затронутую тему:

— Ну, пожрать наши ребята любят.

— Вот-вот, — оживился Счастливчик. — Пред­ставляешь, из всех смертных грехов они оказались подвержены только одному — чревоугодию.

    Ну уж, — хмыкнул Смотрящий, — а гордыня?

Счастливчик сделал задумчивую мину:

— Да, пожалуй, и это тоже. Но, согласись, со­вершенно по праву. — Счастливчик наклонил креманку, тщательно выскреб ложкой дно и отправил остатки фруктового десерта по прежнему адресу, затем окинул пустую креманку сожалеющим взгля­дом и откинулся на кресле.

— Жаль...

— Что?

— Кончился... я считал, что у таких здоровых ребят порции должны быть несколько побольше.

Смотрящий еле сдержался, чтобы не сказать что-то язвительное.

— Ладно, — произнес Счастливчик, поднимаясь с кресла, — пошли посмотрим, как там двигаются наши дела.

 

Арсенал напоминал муравейник. Тысячи и ты­сячи Детей гнева копошились внизу, перегружая огромные тюки, ящики и контейнеры с подъемников на АГ-платформы и, облепив их подобно муравьям, волокли к лифтам. Основное посадочное поле № 2 было не самым большим на планете, но оно было ближайшим от столицы, поэтому его ар­сенал, как правило, был наиболее богатым. Неуди­вительно, что при подготовке к серьезным рейдам оно обычно было забито под завязку. Но того, что творилась здесь сейчас, стены арсенала еще не ви­дели...

Смотрящий повернулся к Счастливчику:

    Какой флот ты собираешься увести?

Счастливчик пожал плечами:

— Не знаю, не меньше пяти тысяч вымпелов. Мы пойдем в самый центр их цивилизации, на пла­нету, которую они называют Первый мир.

Смотрящий изумленно вскинул брови. За время своих дальних рейдов он успел собрать немало све­дений об этом легендарном мире, и все они просто вопили о том, что попасть на Первый мир невоз­можно. Этот мир был расположен в центре газовой туманности плотностью до 5,5 ауркены, которая, по некоторым сведениям, была создана искусственно. Преодолеть газовую туманность подобной плотно­сти можно было только на досветовой скорости. Корабли же самих Могущественных преодолевали ее по проходам, пробиваемым в туманности гиган­тскими кварковыми орудиями, направленными перпендикулярно плоскости эклиптики. Причем области входных диаметров контролировались це­лой сетью гигантских орбитальных крепостей и базирующимся на них мощным флотом. Как только корабль, на котором находилось лицо, имеющее право просить о доступе на Первый мир, прибли­жался к газовой туманности, его останавливали, и данное лицо переходило на другой корабль — там проводился его досмотр, проверка полномочий и затем его переправляли на первую орбитальную кре­пость. Где вся процедура повторялась еще раз, а потом соискателя права посетить Первый мир на три дня оставляли в храме крепости для молитв и очищения. То же происходило на третьей, четвер­той, пятой и так далее. И лишь спустя месяца пол­тора его усаживали в специальный корабль и давали сигнал на         станцию-орудие, расположенную с внут­ренней стороны газовой туманности. Оно произ­водило залп, и на семнадцать часов в газовой ту­манности открывался проход, по которому корабли могли идти со стандартной скоростью. Затем эрозия газового облака приводила к тому, что плотность материи внутри прохода снижала скорость наполо­вину, затем на три четверти, и спустя два дня плот­ность газа в проходе восстанавливалась почти до первоначальных величин.

Конечно, за семнадцать часов по образовавше­муся проходу можно было бы попытаться провести нехилый флот, но вся беда была в том, что этот проход располагался по оси выстрела гигантского орудия, а его накопители позволяли делать по вы­стрелу в минуту. Ну а мощности выстрела хватило бы, чтобы уничтожать по десятку линкоров за залп. Так что любой флот, двинувшийся по проходу, был бы уничтожен прежде, чем сумел бы ввести в дей­ствие свои орудия. Даже если бы ему удалось преодолеть оборону системы орбитальных крепостей и уничтожить флот, контролирующий входной диа­метр. А кроме того, на самом Первом мире их еще ждали Хранители. Кто это или что это, им узнать до сих пор не удалось. Все источники Смотрящего наотрез отказывались вести разговор на эту тему. Не помогали ни гипноз, ни наркотики, ни пытки. Они терпели, сколько могли, а затем умирали. И причиной этого дикого упрямства был воис­тину первобытный ужас перед теми, кто именовался Хранителями...

— Как ты собираешься это сделать?

— С помощью флота, друг мой, причем чертов­ски большого флота, — с улыбкой сказал Счаст­ливчик, и Смотрящий понял, что и на этот раз он не получит никакого внятного ответа. Поэтому он с каменным лицом отвернулся и еще раз окинул взглядом массу копошившихся внизу людей.

— Что ж, тут, похоже, все в порядке. — Смотря­щий в нерешительности помедлил, потом все-таки сделал еще одну попытку получить ответ хоть на какой-нибудь из мучивших его вопросов. — Нет, но я все же не понимаю твоей безмятежности. Встреча с посланниками состоялась почти полторы недели назад, и с тех пор они будто воды в рот набрали. Сидят в своих кораблях на парковочной орбите — и ни ответа, ни привета.

Счастливчик пожал плечами:

— Все верно.

— Что верно? Информация, которую ты сооб­щил, слишком важна, чтобы вести себя подобным образом. Неужели они не понимают, что у челове­чества нет ни единого шанса?

— Как сказать...

— То есть? — Смотрящий удивленно воззрился на Счастливчика. — Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас есть шанс противостоять цивилизации, включающей в себя, по твоим же собственным под­счетам, около полумиллиона обитаемых планет?

Счастливчик усмехнулся:

— Все-таки ты, несмотря на свой экзотический внешний вид, типичный человек.

Смотрящий подозрительно уставился на него:

— И что я такого сказал, что ты сделал такой вывод?

— Ну, мы же с тобой выяснили, что только люди и Могущественные обладают такой способностью к этноидентификации.

Смотрящий сердито дернул крыльями:

— Послушай...

Но Счастливчик не дал ему развить тему.

— Понимаешь, иногда не нужно выигрывать бит­ву, ни даже войну, надо просто НЕ СДАВАТЬСЯ. И уже в этом будет победа... — Он повернулся и пошел прочь с обзорной галереи арсенала, оставив Смотрящего гадать, что он имел в виду.

 

Сообщение о приближении двух авианосных групп Содружества Американской Конституции пришло к вечеру. Причем это были группы во главе с «Авраамом Линкольном» и «Франклином Рузве­льтом», двумя самыми крупными и могучими ко­раблями флота Содружества. Спустя два часа служба контроля пространства сообщила о приближении трех мощных эскадр Таира...

К утру на парковочных орбитах вокруг Светлой висело уже около десятка эскадр, и служба контроля пространства сообщала о приближении все новых и новых.

— Ну и что все это значит? — вопросом встретил Счастливчика Смотрящий, когда тот спустился по­сле завтрака.

— А что тебя удивляет? — недоуменно спросил Счастливчик. — Ты так беспокоился, почему они никак не реагируют — так вот тебе реакция. Очень явная и беспокойная. Так что все в порядке.

— Да уж, — пробурчал Смотрящий. — Когда на орбите появляется столько ударных кораблей, я на­чинаю чувствовать себя на поверхности очень неу­ютно.

Счастливчик рассмеялся:

— Не беспокойся. Все идет по плану.

— Если бы я еще представлял, что это за план...

Счастливчик, не ответив, подошел к огромному стрельчатому окну и окинул взглядом посадочное поле № 2.

    Похоже, сегодня уже поменьше...

Смотрящий молча ждал продолжения.

Счастливчик повернулся к нему:

    Знаешь, по-моему, я совершил ошибку...

Смотрящий продолжал молча смотреть на него.

— Конечно, последние несколько десятилетий ты в основном мотался по окраинам провинции Таринг и руководил научными исследованиями... но тебя ведь готовили в лидеры целой разумной расы. Неужели ты не можешь уловить вполне оче­видные взаимосвязи? — Счастливчик покачал го­ловой. — Дано: первое — раса, разделенная на не­сколько десятков крупных конкурирующих социа­льно-политических конгломератов, обладающих военным потенциалом. Второе — на расу оказыва­ется серьезное внешнее давление, которое, однако, до сих пор не вызвало даже более-менее серьезных попыток к объединению ресурсов для противосто­яния агрессии. Третье — на определенном этапе лидеры конгломератов выясняют, что группа рас, ока­зывающая внешнее воздействие, обладает в десятки, а вернее, в сотни раз большим потенциалом, чем использовала до сих пор, чему имеются подтвер­ждения у всех спецслужб, которые воспользовались информацией, либо переданной мной, либо подброшенной ребятами хитрого финна, и на ее осно­вании нейтрализовали группы Сестер атаки. Чет­вертое — цейтнот, противник решился задейство­вать для воздействия на расу существенную часть своего потенциала, более того, начал действовать. И, наконец, пятое — имеется некто, у кого, предположительно,  есть вариант решения,  способного предотвратить вроде бы неминуемую катастрофу. Твои выводы?

Смотрящий замер. В таком изложении все вы­глядело не сложнее шахматной задачки-трехходовки для шахматистов-любителей, и уверенность Счастливчика становились вполне обоснованной. Но почему он сам до сих пор этого не увидел?

    Может, ты объяснишь это МНЕ, милый?

Голос раздался настолько неожиданно, что оба — и Смотрящий, и Счастливчик — резко повернули голову к двери. Там стояла Тэра.

Последние не­сколько дней она почти не покидала апартаментов, отведенных им со Счастливчиком. Дело в том, что Дети гнева любили очень просторные помещения, даже в кладовках частных домов потолки у них редко бывали меньше пяти-шести ярдов высотой, не го­воря уж о парадных помещениях Дома гостей. Здесь потолки были ОЧЕНЬ высокие, до некоторых из них средний человек вряд ли добросил бы камень. А лифты входили в список того, что Дети гнева счи­тали излишеством. Так что королеве, которой уже подходил срок разрешиться от бремени, было дово­льно трудно передвигаться по крутым лестницам со своим огромным животом.

И тут до Смотрящего на­конец дошло, в чем причина его непонятливости и необычного возбуждения, преследующего его все по­следние дни. Он старательно отгонял от себя эти мысли, но они все равно сидели глубоко в подсоз­нании, затуманивая разум и отнимая возможность мыслить холодно и цельно. Смотрящий БОЯЛСЯ! Это ощущение было настолько ново, что он не сразу его осознал. Он боялся за нее! Еще пару мгновений Смотрящий ошеломленно смотрел на причину своего скудоумия, развернулся и вышел из зала.

Тэра проводила его спокойным взглядом, потом, тяжело переваливаясь (что, однако, каким-то не­объяснимым образом в ее исполнении выглядело исполненным грации и элегантности), подошла к Счастливчику и заглянула ему в глаза:

— Ну, любимый, тебе не кажется, что настала пора тебе многое мне рассказать?

Счастливчик обнял ее за плечи и тихо спросил:

— Что?

Тэра высвободилась из его объятий и уставилась на него с вызовом.

— Все! Когда мы встретились в первый раз, ты говорил мне, что тебе чуть больше девяноста, что ты сын фермера с Пакрона и что большую часть своей жизни ты провел среди донов. Ты гибнешь, а затем появляешься, выжив в озере плавящейся и кипящей планетной коры. Потом вдруг выясняется, что ты один из самых богатых и могущественных людей в этой части Вселенной. А сегодня я разго­ворилась с епископом Плорой Костяным Кулаком, и тот с нескрываемым восхищением и уважением поведал о твоей давней дружбе с его учителем, ныне покойным фра Таком, которую вы пронесли че­рез, — она выделила голосом, — «почти через сто тридцать лет испытаний». — Тара замолчала, уста­вив на Ива требовательный взгляд. Тот молча смот­рел на нее. Она опустила ресницы, и вдруг Ив уви­дел, как из-под них выкатываются слезинки.

— Между нами не должно быть тайн, Ив, осо­бенно таких. Пришло время рассказать о чуде.

Счастливчик взял ее руки в свои и поднес к губам:

— Что ж, ты хочешь услышать о чуде... только, прости, это будет... разное чудо — чудесное и страш­ное, возвышенное и грязное и липкое, как глина Алдосской равнины, которая способна оторвать подметки от сапог... садись и слушай.

Они присели на диванчик, и Счастливчик начал рассказ...

 

Он рассказал ей все — о своей встрече с Твор­цом, о том, как тот дал ему митрилловый клинок, вернее, превратил в него его шпагу, и как потом выяснилось, что это совершенно не делает его Веч­ным. О Симароне и Университете. О том, как его заживо сожгли на Варанге, и о том, как он познакомился с Таком. О жизни в штольнях Рудоноя и о Старом Упитанном Умнике. О Свамбе и о рейде на Карраш... Короче, о том, о чем он до сих пор не рассказывал НИКОГДА и НИКОМУ.

Когда он закончил, она ошеломленно покачала головой и прошептала:

— Бедный мой, через сколько же тебе пришлось пройти...

Ив устало усмехнулся. Пока он рассказывал, он будто сам прожил все это еще раз. Некоторое время они молчали, потом Тэра тихо спросила:

    И что теперь?

Ив вздохнул:

— Не знаю. Есть несколько идей, но все они на грани фола.

    Ты не знаешь? — Тэра изумленно уставилась на него. — Но ты же...

Ив покачал головой:

— Понимаешь, я ТОЧНО ЗНАЮ, что худшая политика — сидеть и ничего не делать. Мы ДЕЙ­СТВИТЕЛЬНО в положении мышки, с которой играет кошка. Они могли бы раздавить нас еще пер­вым натиском, полтора столетия назад, и даже если они тогда ошиблись и не рассчитали силы сопротивления человечества — почему эта ошибка по­вторяется еще и еще? Мы насчитали девять волн, каждая из которых должна была просто смести человечество, если бы кто-то все время не оставлял нам каких-то лазеек, позволяющих путем напря­жения всех сил удержаться и отодвинуть крах, не давал нам неких подсказок, зажигавших впереди свет, и так далее. Кто? Творец? Не думаю. Значит, кто-то из числа самих Могущественных. Зачем? От­ветить на этот вопрос можно только там, — Ив ткнул пальцем вверх, — и поэтому я собираюсь пойти и найти этот ответ. — Он запнулся, глубоко вздохнул и тихо закончил: — И тогда, возможно, я смогу сно­ва стать горшечником...

Какое-то время оба молчали, потом Тэра тихо спросила:

— А что ты собираешься говорить тем, перед кем ты предстанешь сегодня вечером?

Счастливчик усмехнулся:

— Ну-у-у, тут никаких проблем. Аббат Ноэль про­шел отличную школу. Редко где можно увидеть сто­лько лицемерия и обмана, как у подножия Святого престола. Так что насчет этого не беспокойся. Эти люди стоят на вершине власти в человеческом мире, но они напуганы и готовы ухватиться за соломинку. Так что они проглотят все, что я им скажу.

— А потом?

— А потом я соберу флот и отправлюсь в рейд.

— А я?

— А ты... ты останешься здесь, под охраной са­мых лучших бойцов в этой части Вселенной. — Ив наклонился и поцеловал жену в лоб. — Вернее, вы, ведь наша дочь появится на свет очень скоро. Может быть, даже сегодня.

В этот момент в зал вошел Смотрящий. Неско­лько мгновений он молча смотрел на обнявшихся Счастливчика и королеву, потом глухо произнес:

— Они садятся...

 

 

5

 

Звезда рейд-крейсеров адмирала Ориана Злая Звезда шла на дистанции двадцати минут подлета от передового охранения. Это охранение составляла эскадра в сорок три вымпела под командованием легендарного адмирала Аглара Роя Клинков. Еще через сорок минут подлета шли основные силы, насчитывавшие почти шесть с половиной тысяч вы­мпелов. Из них корабли Детей гнева составляли более двух третей — около пяти тысяч кораблей, но основную их часть составляли рейд-крейсера, корабли класса                «эсминец-рейдер», а остальные дер­жавы предоставили по большей части тяжелые ко­рабли. Одних авианосных групп в составе флота насчитывалось сорок три, а линкоров вообще около шестидесяти. Они были сведены в пять тяжелых дивизий огневого подавления.

Флот был собран в рекордно короткие сроки. Конференция на Светлой, в которой приняли уча­стие семьдесят лидеров всех сколь-нибудь значимых (и не слишком значимых) держав, в гробовом мол­чании выслушала короткий спич, произнесенный Счастливчиком. Затем было задано три вопроса, из которых Счастливчик ответил только на один. По­сле чего лидеры отбыли на свои планеты, а на парковочные орбиты вокруг Светлой все продолжали и продолжали прибывать корабли...

 

Тэра проснулась оттого, что Тэя заворочалась во сне. Она села и пару мгновений смотрела перед собой, пытаясь сообразить, где она и что здесь делает, потом наклонилась над широким углублением, в котором, раскинув ручки и ножки, спала ее малышка. Тэя лежала на спинке и, причмокивая, посасывала соску, изготовленную в мастерской по ремонту фокусирующих кристаллов арсенала поса­дочного поля № 2. Вспомнив об этом, Тэра улыбнулась. У ее малышки все так — пеленки и распашонки, нужда в которых возникала не так уж часто, поскольку колыбелька малышки была оборудована гиперопленочной системой очистки и деодоратором, были изготовлены в реммастерских боевой брони того же арсенала из подкладочной ткани. Бутылочки для водички, чашка и тарелочки — там же, из купуларового пластика, на котором грубая рука «гранитного носорога» нанесла простоватые, но такие трогательные рисунки — маленьких чело­вечков, напоминавших своими очертаниями штурм-легионеров в боевой броне, кораблики, по виду типичные рейд-крейсера, и тут же звездочки, море, деревца — полная идиллия. Тэя безмятежно спала, чуть приоткрыв свой маленький ротик и вре­мя от времени морща носик.

Воды отошли как раз в те минуты, когда Сча­стливчик произносил свою речь. На всей Светлой не было ни одного акушера, но епископ Плора ког­да-то служил в небольшом приходе на окраинной планете Дальняя Катенька, находящейся под рус­ским подданством, и там была большая колония этнических поляков. Вообще в русских мирах Дети гнева чувствовали себя гораздо свободнее, чем в любых иных. Слишком много русских прошли через Светлую. Они служили там поварами, врачами, дя­дьками-воспитателями, учителями и строителями. Многие из них были из числа тех солдат, что защищали Светлую от налета, поэтому Дети гнева воспринимались на очень многих планетах русского подданства совершенно по-иному, чем во всей остальной части человеческого космоса. И благодаря этому послушники и монахи монастырей, распо­ложенных на Светлой, впоследствии время от времени становились священниками в католических приходах русского подданства. И Плоре как-то при­шлось пару раз присутствовать при сложных родах, помогая акушерке, а один раз даже принимать роды у прихожанки самому. Поэтому он тут же развил бурную деятельность — Тэру уложили на ближай­шее ложе, приволокли горячей дистиллированной воды со станции заправки жидкостями, целый ворох обработанных высокотемпературным паром кусков высокогигроскопичного инохлопка, и... все обо­шлось.

Родила она на диво быстро, всего за четыре с половиной часа. Для первых родов почти рекорд. Может быть, сказалось то, что у нее были тренированные мышцы фехтовальщицы и наездницы, а может, просто девочка уже заждалась (еще полторы недели назад закончился срок, назначенный профессором Антемой, где-то сгинувшей во время мя­тежа и нашествия), однако все прошло на удивление хорошо. Когда страшные когтистые лапы «гранит­ного носорога» подхватили маленькое тельце, де­вочка открыла глаза, пустила пузырь изо рта и… обдала епископа тонюсенькой струйкой. Тот радостно загоготал, отчего Тэра вскинулась, испугав­шись, что этот дикий рев перепугает ребенка, но спустя мгновение из огромных лапищ епископа по­слышался тоненький голос новорожденной. Девоч­ка смеялась...

 

Первый раз они столкнулись с кораблями Мо­гущественных в конце первой недели полета. Отряд из семи «скорпионов» пересек курс флота почти под прямым углом и начал удалятся, однако их скорость была всего в две трети крейсерской. Похоже, они занимались патрулированием про­странства, а не просто следовали по какому-то мар­шруту, и это означало, что они не успеют уйти на достаточное расстояние, прежде чем мимо пройдут основные силы флота. И их радары буквально за­вибрируют от той какофонии паразитных излуче­ний, которую обрушат на них шесть с половиной тысяч кораблей с суммарной массой покоя в десятки миллиардов тонн. Поэтому эти семь «скорпионов» должны были исчезнуть ПРЕЖДЕ, чем это прои­зойдет. Ориан передал условный сигнал и развернул свою звезду вслед отряду «скорпионов». Капитаны рейд-крейсеров поставили свои корабли ровно на струйный след вражеских, и корабли прибавили ход. Канониры с легкой ленцой разворачивали сенсор­ные пульты и надевали прицельные шлемы (руки с когтями не очень-то подходили для кнопок), а по трапам все так же подчеркнуто неторопливо собирались у отсеков абордажных ботов уже одетые в боевую броню громоздкие фигуры штурм-легио­неров. Дети гнева готовились заняться тем, для чего их и предназначали их создатели, а именно — об­рушиться на головы врагов как гнев Господень.

На свете есть вещи, ужасные по своей сути, но настолько прекрасные по исполнению, что сторон­ний наблюдатель, буде ему выпадет случай наблю­дать их, замрет в восхищении. Конечно, если он сам не будет объектом сего исполнения. А если у него в руках внезапно окажется камера, а в его душе будет хотя бы крохотная божья искра, то потом эти вещи будут восхищать и заставлять трепетать сердца многих и многих. Таковы, например, цуна­ми, извержения вулкана или лесной пожар. Всякий, кто видел абордажную атаку звезды рейд-крейсеров Детей гнева, безоговорочно отнесет это зрелище к вышеизложенному перечню.

Звезда Ориана обрушилась на «скорпионы» бук­вально за пару мгновений до того, как оператор дежурной смены БИЦа головного корабля открыл рот, чтобы доложить старшему смены о том, что радары дальнего обнаружения засекли что-то не­понятное, но ОЧЕНЬ подозрительное. Поскольку «скорпионов» было на два больше, чем рейд-крей­серов, а шли они строем «розетты», Ориан решил атаковать семерку ордером «песочные часы». При таком построении левая и правая пары рейд-крей­серов врывались в строй атакуемого отряда над и под центральным кораблем построения, одновре­менно атакуя абордажными группами по тройке вражеских кораблей. А центральный «скорпион» удостоился чести быть атакованным лидером.

У кораблей Детей гнева были очень хорошие поля отражения, а заметить корабль, идущий прямо в струе выхлопа (конечно, если он не подошел настолько близко, что оказывает влияние на саму струю), вообще достаточно сложно, поэтому, когда дьявольские силуэты рейд-крейсеров, с сумас­шедшим ускорением выпрыгнув из выхлопных струй, возникли на экранах «скорпионов», в первые несколько мгновений их экипажи охватила оторопь. А затем делать что-то оказалось уже поздно. Рейд-крейсера накрыли «скорпионы» полем подавления, а на их обшивку уже посыпались злобные демоны в боевых латах, прыгавшие на обшивку «скорпио­нов» безо всяких абордажных ботов и двигателей коррекции. Через несколько секунд они оказались уже внутри стальных коробок, наполненных ревом баззеров боевой тревоги, топотом ног и лап, лязгом натягиваемых лат, испуганным визгом и грохотом суматошно захлопываемых переборок. Но было уже поздно. Смерть уже вступила в свои права...

 

Звезда вернулась на курс спустя полтора часа. За это время конвой существенно продвинулся, и Ориану пришлось догонять эскадру Аглара, обходя основные силы по широкой дуге. Его место во главе конвоя уже заняла другая звезда, а ему теперь было отведено место в боевом порядке эскадры Аглара. Флот мчался в пространстве, будто сдвинувшаяся с места туманность. Мириады одинаковых огоньков рейд-крейсеров, чуть крупнее, но числом помень­ше — тяжелые мониторы подавления, затем туши линкоров, бочкообразные корпуса авианосцев и пять чудовищных туш «звездных уничтожителей». Один из них должен был, если этому флоту суждено погибнуть, стать последним кораблем, до которого дотянется огонь врага. Ибо на его борту находился первый ребенок, который был рожден на Светлой после того, как во владение ею вступили Дети гнева. Это был ИХ первый ребенок...

 

Планы, как сделать так, чтобы остаться (вернее, отправиться) вместе со Счастливчиком, Тэра начала строить почти сразу, как только смогла вновь ходить. То есть на второй день после родов. Она по­нимала, что это полное безумие, и очень надеялась, что Счастливчик решит так же. Но она ЗНАЛА, что им с дочкой НЕОБХОДИМО отправиться вме­сте с ним. Потому что, если в самый решающий момент их не окажется рядом, все пойдет прахом. Она ЗНАЛА это совершенно точно.

Слава Еве, все получилось.

Заваленный работой по подготовке рейда и слегка пришибленный новыми ощущени­ями молодого отца, Ив явно поглупел и почти не возражал, когда она принялась его уверять, что, дескать, негоже дочери королевы и одного из самых богатых людей человеческого космоса довольство­ваться почти спартанскими условиями Светлой. И когда она начала собираться, он подумал, что она готовится вернуться на Нью-Вашингтон, где их обеих ожидали просто фантастические условия жизни. Вечерами, взяв малышку на руки, от чего та мгновенно просыпалась (пусть даже только что заснула) и, как-то умудрившись выпростать ручон­ки из пеленок, ухватывала папку за палец и при­нималась деловито его слюнявить, он, расплывшись в совершенно глупой улыбке, принимался фанта­зировать, как им следует обустроиться в его огром­ном поместье на плато. В ход шли совершенно ба­нальные аргументы о прекрасном климате, свежем воздухе, благотворном влиянии морского бриза и прочей чуши — короче, обо всем том, о чем вещают новоиспеченные папаши, знающие о воспитании детей только из популярной литературы. Тэра сми­ренно слушала его, временами удачно поддакивая. Так что к тому моменту, когда она была готова, он уже совершенно уверился, что она следует на Нью-Вашингтон. Управляющему поместьем были от­правлены все необходимые распоряжения, в поме­стье и городском доме (молодой маме тоже следует иногда развлечься) нанят целый штат нянек, куха­рок, закуплены лучшие сорта детского питания и тонны всяческих пеленок-распашонок-чепчиков-пинеток и тому подобного.

Настал день отлета. По «странному» стечению обстоятельств он совпал с днем отлета в район со­средоточения эскадры «звездных уничтожителей». Впрочем, «звездные уничтожители» отправлялись не одни. Число кораблей на парковочных орбитах вокруг Светлой все росло и росло, поэтому было решено большую часть кораблей, уже готовых к походу, перевести в районы сосредоточения за пре­делами орбиты крайней планеты системы. Скрыть столь огромный флот было невозможно, а в спо­собностях Могущественных собирать информацию все уже убедились хотя бы по тому, как быстро и оперативно были внедрены группы Сестер атаки. Так что для прикрытия истинных целей рейда была разработана целая кампания по дезинформации.

Официально флоты собирались на беспрецеден­тные совместные учения. Однако большинству тех, кто в любых официальных структурах именуются особо посвященными, было объявлено, что столь огромный объединенный флот собирается для во­енной кампании по возвращению ранее захва­ченных у человечества планет — Симарона, Нового Магдебурга и иных. Еще более узкий круг лиц был проинформирован, что все это так, атака на миры будет, но больше отвлекающая, поскольку удержать эти полуразрушенные и лишенные структур плане­тарной обороны планеты практически невозможно, а истинной целью будет еще более дальний рейд по уничтожению укрепленной планетной системы, которая после разрушения Карраша служила тыло­вой базой экспансии. Ну а о том, куда ДЕЙСТВИ­ТЕЛЬНО пойдет флот, было известно всего полу­дюжине людей во всей галактике. Сам же маршрут знали только Счастливчик и Смотрящий, причем Смотрящий в основном из-за того, что этот маршрут был составлен по большей части на основе его же маршрутных карт. Так что одновременно с эскадрой «звездных уничтожителей» и роскошным круизным кораблем, которому ради столь важной пассажирки дали «добро» на остановку возле Светлой, с парковочных орбит отбывало еще около полутора тысяч кораблей. Поэтому неразбериха была страшная.

И Счастливчик не успел к отправлению бота и попрощался с Тэрой, когда она уже была на борту «Куин Элизабет», огромного шестипалубного круизного лайнера, названного так в память об одном из легендарных морских судов прошлого. Тэра тяж­ко повздыхала в экран, приподняла мирно сопящую дочку, махнула ручкой и, дождавшись, когда посе­ревший от недосыпа и перегрузок лик любимого исчезнет с экрана, приказала убрать все эти тряпки, которыми были задрапированы стены, пол и мебель ее каюты, дабы создать иллюзию роскошных ин­терьеров «Куин Элизабет», к адамовому дедушке. Капитану «Куин Элизабет» сообщили, что высоко­поставленный пассажир, ради которого его допус­тили к Светлой, передумал, и тот отбыл восвояси, сияя от счастья, поскольку факт захода «Куин Эли­забет» на орбиту Светлой мгновенно вызвал ажи­отажный спрос и, соответственно, взвинтил цены на билеты всей круизной компании. За что ему теперь полагалась солидная премия. Управляющему поместьем также было сообщено, что «миссис Корн изменила решение и отправилась домой», а сама Тэра принялась деятельно обживать и обустраива­ться в подготовленных для нее апартаментах в самом сердце «звездного уничтожителя», капитаном кото­рого был сауо Элиан Толеол...

 

Во второй раз вражеский отряд наткнулся на эскадру к началу четвертой недели полета, когда она уже вошла в зону глубокого тыла. Это был отряд «жуков» численностью в пятьдесят вымпелов. Судя по ордеру, которым следовали «жуки», это были обычные упражнения на групповую слетанность, хотя, конечно, отрабатывать их таким количеством вымпелов... да еще на однотипных кораблях... По­хоже, Могущественные ДЕЙСТВИТЕЛЬНО готовились к чему-то серьезному. Отряд вышел крайне неудачно, он шел пологим сходящимся, но почти параллельным курсом, поэтому боковое охранение заметило его слишком поздно, когда сенсоры «жу­ков» уже засекли основные силы флота и «жуки» уже практически завершили разворот, собираясь ра­зобраться, а что же это такое обозначилось на их экранах. Звезда контр-адмирала Эрмона Звенящего Боя, совершив молниеносный разворот, обруши­лась на отряд, навязав ему маневренный бой на встречных курсах (пытаться одной звездой взять на абордаж ПЯТЬДЕСЯТ кораблей было чистым бе­зумием), а спустя полчаса на сорок с лишним «жу­ков» (Эрмон успел изрядно проредить ряды напа­дающих), увлеченно наседавших на жалкие пять          рейд-крейсеров,   обрушились   еще   шесть   подо­спевших звезд. С отрядом было покончено в пят­надцать минут, но у Счастливчика появилось опа­сение, что на этот раз сохранить полное инкогнито не удалось и хоть кто-то из этого отряда да успел передать информацию о появлении в этом районе                  рейд-крейсеров Детей гнева. Правда, оставалась слабая надежда, что информация об истинной чис­ленности и тем более о составе флота не попала в чужие руки.

 

К исходу второй недели полета Тэя уже начала поднимать головку и изо всех сил тянуться, будто собираясь сесть. Тэра чутко следила за развитием малышки, не позволяя ей особо многого, но вни­мательно присматриваясь к ее ДЕЙСТВИТЕЛЬ­НЫМ возможностям. А все буквально кричало о том, что девочка развивается необычайно быстро. Епископ Плора, настоявший на своем присутствии на корабле Элиана Толеола, дабы, как он говорил, «наставлять язычников в вере и благочестии», но на самом деле чтобы приглядывать за крестницей (ну разве он мог устоять перед соблазном и не окре­стить девочку на третий день после рождения?), смотрел на ее старания и покачивал головой. Он был одним из ОЧЕНЬ немногих Детей гнева, ко­торые разбирались в вопросах развития ребенка, чему причиной было его священничество на Даль­ней Катеньке, ну и немалая личная заинтересован­ность. И этот ребенок удивлял и его. Впрочем, он относился к этому с заметно большим спокойствием, чем Тэра, поскольку это был ПЕРВЫЙ РЕБЕ­НОК ДЕТЕЙ ГНЕВА. Ему и полагалось быть не­обычным.

В два месяца Тэя села, причем сама. Когда ей исполнилось три недели, она перестала просыпа­ться для ночного кормления, а утром, проснувшись, частенько играла сама с собой, пуская пузыри и тихонько что-то напевая на своем чудесном мла­денческом языке, которого никогда не понять взрослому, но от которого у любого взрослого сердце заходится от нежности и счастья. Тэра, есте­ственно, просыпалась, когда просыпалась и Тэя, но затем опять слегка задремывала, купаясь в этом ощущении счастья и ласки, которое дает доброе воркование маленького и совершенно счастливого существа, радующегося самому факту своего суще­ствования и факту существования этого чудеснейшего из миров. И девочке не было никакого дела до того, что ее колыбелька установлена в самом сердце самой чудовищной машины разрушения, придуманной разумом. Что ж, в мире случаются парадоксы и покруче, так что Тэра старались об этом не думать, а просто лежала и нежилась, не­много жалея Счастливчика, который был лишен самого удивительного чуда на свете — возможности проснуться под пение и смех своего ребенка...

Вот в одно такое утро все и произошло. Когда Тэя, по своему обыкновению, проснулась и запела, Тэра приоткрыла один глаз, улыбнулась дочке и вновь задремала. И вдруг ей заехала по лбу детская соска. Тэра вскинулась на кровати. Малышка сидела в своей уютной выемке и, улыбаясь во весь рот, махала ручками...

Как ей это удалось, выяснилось спустя несколько часов. Тэра как раз выскочила из душевой, где она наскоро, боясь, что шустрая малышка повторит свой подвиг без нее, ополоснулась после трена­жерного зала (во время ее отсутствия за Тэей следил Плора, нагло манкировавший остальными своими обязанностями). Тэя проснулась, окинула взглядом свое вроде бы такое уютное гнездышко, глубоко, по-взрослому, вздохнула и насупилась, затем упер­лась ножками и, тихонько покряхтывая, начала подниматься, упираясь спиной в стенку выемки. До­стигнув верхней точки, она сосредоточилась и, кач­нув вперед большой головкой, оторвала спинку от стенки. Пару мгновений она с крайне сосредото­ченным видом балансировала на еще слабеньком позвоночнике, а затем, найдя точку равновесия, об­легченно расслабилась и... громко пукнула. Тэра не выдержала и рассмеялась, а спустя мгновение к ее серебристому смеху присоединился и веселый то­ненький голосок дочки. Ее девочка, похоже, совершенно не умела плакать...

 

К исходу одиннадцатой недели полета, когда до цели оставалось всего около тридцати часов полетного времени, стало ясно, что произошло чудо. За все прошедшее время флот ни разу не столкнулся с серьезным сопротивлением. Так, десяток мелких стычек, во время которых ни разу не пришлось задействовать основные силы флота. Вполне хва­тало эскадр боевого охранения. Впрочем, чуда во всем этом было немного. Просто маршрут, выбран­ный Счастливчиком, был проложен столь иезуит­ски, что все это время Могущественные отчаянно готовились сражаться с тенью. Как только продвижение столь большого флота было обнаружено, пе­ред Могущественными сразу встал вопрос — а куда он идет? А сведения об империи Могущественных, за десятилетия собранные Смотрящим, позволили Счастливчику так разработать маршрут, что, пыта­ясь ответить на этот вопрос, Могущественные раз за разом допускали ошибку. Сначала они принялись сосредотачивать свои силы неподалеку от огром­ного пула промышленных планет, лежавшего почти по оси следования флота. Но флот обошел его по большой дуге и, прибавив ходу, устремился далее. Следующим объектом могли оказаться миры Низ­ших — поставщиков солдат, но и они оказались ложной целью. Однако сейчас, когда истинная цель похода уже вырисовывалась со всей очевидностью, эскадры Врага, сосредоточенные для защиты первой и второй ложных целей, дымя ходовыми двигате­лями, отчаянно старались догнать флот людей. И, судя по сигналам датчиков минных сетей, которые в полной мере выполнили свою задачу, заклю­чавшуюся не столько в уничтожении, сколько в максимально возможном задержании преследова­телей, вражеские флоты находились не более чем в сорока часах подлета. Как бы то ни было, но обратной дороги у самого могучего флота, собран­ного человечеством, попросту не было. И главное, никто, даже сам Счастливчик, не догадывался, что их ждет впереди...

 

 

6

 

Туманность Первого мира росла на экранах все последние шесть дней. Нет, ее и раньше можно было вывести на экраны «маршрутников», покру­тить направо-налево, приблизить или отдалить, но это была компьютерная реконструкция. А шесть дней назад мощнейшие оптические сенсоры лин­коров Содружества Американской Конституции уже различили небольшую и, несмотря на чрезвы­чайную плотность, слабо видимую в оптическом диапазоне туманность шарообразной формы. Пару дней она была видна достаточно четко, а затем будто подернулась дымкой, что наводило на мысль о на­личии на прикрывающих ее крепостях мощных си­стем постановки помех. Но какой же они тогда должны были быть мощности?!!

За шесть часов до выхода на дистанцию дейст­вительного огня линкоров, самых дальнобойных ко­раблей флота, Счастливчик дал команду начать перестроение в ордер атаки. Непосредственный бое­вой порядок еще мог измениться, но при любом раскладе было ясно, что начинать атаку будут корабли, оснащенные самыми мощными и дально­бойными орудиями, — линкоры и тяжелые монито­ры подавления. Атаковать флот, опирающийся на батареи орбитальных крепостей, без их подавления совершенно невозможно, а здесь дело обстояло именно так. Причем никто не знал не только боевых характеристик орбитальных крепостей, но и даже их примерного числа. Сошлись на том, что их не может быть меньше пяти, однако, скорее всего, вряд ли будет больше пятнадцати. Но это было больше умозрительным заключением, основанным даже не на каких-то сведениях, а на том, что, исходя из важности объекта, а также из соотношения чис­ленности эскадры прикрытия, базирующейся на од­ной крепости, атаковать существенно большие силы было бы сущим безумием. То есть — «нам хотелось бы, чтобы это было так...»

За полтора часа до выхода линкоров на дистан­цию действительного огня перестроение флота было завершено. Поскольку система постановки помех все еще продолжала воздействовать на разведыва­тельно-прицельные комплексы кораблей, Дети гне­ва выстроили многозвенную, базировавшуюся на сенсорах сотни рейд-крейсеров пространственную сенсорную сеть, чья разрешающая способность поч­ти на порядок превышала возможности даже аппа­ратуры линкоров. Она пока тоже не давала картин­ки, но все понимали, что, какой бы мощности ни была аппаратура постановки помех, сенсорная сеть вот-вот сумеет ее преодолеть. Счет уже шел на ми­нуты. И это произошло...

 

Счастливчик находился на корабле Смотрящего, когда сеть пробилась сквозь помехи и перед всеми, кто находился в БИЦах, боевых рубках и на центральных постах кораблей, открылась чудовищная картина. Входной диаметр прикрывало ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ орбитальных крепостей, а пространство над ними было сплошь покрыто мелкими блестками отметок. Спустя мгновение компьютер выдал результат — флот прикрытия, занявший позиции на подходе к ним, насчитывал ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ко­раблей. Это означало, что у объединенного флота не было НИ ЕДИНОГО шанса на победу. И был крайне малый шанс на отступление.

Некоторое время в БИЦах висела обреченная тишина, а затем все одновременно загомонили, кое-где послышались панические нотки, кто-то закри­чал, требуя от своего капитана немедленно покинуть боевой порядок и уходить, попытаться скрыться в просторах космоса в одиночку, где-то грозили бун­том... но тут гомон прорезал усиленный динами­ками голос Счастливчика:

— Аглар, свою стаю акул — вперед. Мне нужен язык. И побыстрее. Мне нужно ТОЧНО знать, на какую крепость странников доставляют ПРЕЖДЕ ОСТАЛЬНЫХ. Флоту... — Он сделал паузу, и его голос зазвучал более торжественно: — Многие из вас, увидев, как силен враг, почувствовали страх в своих сердцах. Это вполне понятно. При таком со­отношении сил у нас нет шансов выиграть эту битву. Но знайте, иногда для того, чтобы победить, достаточно просто НЕ СДАВАТЬСЯ! И тогда чудо происходит. — Он вновь мгновение помолчал. — Пе­ред нами не стоит задача уничтожить всех противников, мы должны всего лишь ЗАХВАТИТЬ ОДНУ КРЕПОСТЬ. И если мы это сделаем — спасем все человечество и навсегда остановим эту войну.

Некоторое время в эфире стояла полная тишина. А затем хриплый (даже сквозь лингвофильтры) го­лос адмирала Аглара Роя Клинков проревел:

— Эскадра — ордер «сеть». Какой вопрос зада­вать, все помнят. Вперед!

Спустя мгновение эфир заполнился какофонией шумов и выкриков, которые всегда сопровождают маневры, осуществляемые не по заранее разработанному плану, а быстро, на скорую руку, в крайнем цейтноте. Паника прошла. Люди лихорадочно го­товились к битве...

 

Могущественные совершили только одну ошиб­ку. Когда эскадра Аглара, прибавив ход, оторвалась от основных сил и устремилась в самоубийствен­ную, как казалось, атаку на левый фланг боевого порядка, они, вместо того чтобы уничтожить эти несчастные пять десятков рейд-крейсеров огнем ор­битальных крепостей, втянулись в навязанный им абордажный поединок. Почти три сотни «скорпи­онов» великолепным маневром отсекли эскадру Аг­лара от основных сил и вцепились в нее, будто свора псов в матерого волка.

Схватки начались еще в Пространстве. Обнару­жилось, что абордажные группы Детей гнева заранее выбрались на обшивку рейд-крейсеров и, дождавшись атаки, прыгнули навстречу абордажникам Низших, встретив их прямо в пустоте залпами плазмобоев и противопехотного калибра, а затем сойдясь врукопашную прямо в прыжке. Все про­странство между смешавшими боевые порядки ко­раблями заполнилось клубками отчаянно сцепив­шихся тел, всполохами выстрелов и сверканием клинков и когтей. Спустя десять минут на связь вышел первый из кораблей Аглара. На экране воз­никло лицо «гранитного носорога» в заляпанном слизью боевом шлеме:

— Самый Старый, нужная тебе крепость имеет конфигурацию ступенчатой пирамиды и фиолето­во-алый цветовой код.

Счастливчик кивнул и тихо ответил:

— Спасибо, воин.

Через минуту на связь вышел еще один, затем сообщения стали поступать пачками. И Счаст­ливчик решился:

— Флоту — ордер «созвездие», объект атаки — орбитальная крепость в квадрате G12/77R4. Пере­строение, атака через десять минут. Начинаю об­ратный отсчет.

 

Флот упал на крепость, как опущенный клинок. Сосредоточенный огонь шести десятков линкоров и почти полутора сотен тяжелых мониторов подавления буквально смел батареи крепости, а затем в дело вступили          рейд-крейсера Детей гнева. Волна за волной они проносились над поверхностью огромной пирамиды, выбрасывая тысячи, десятки тысяч абордажников. Нет, это была ОЧЕНЬ сильная крепость, наверное, самая сильная из всех двадцати восьми, прикрывавших входной периметр, но ТА­КОГО напора не мог сдержать никто.

Через час после начала атаки Ив и сам спрыгнул на броневую плиту обшивки, которую вздыбило мощным вышибным зарядом. Рядом в пространстве вперемежку плавали ошметки тел людей, Детей гне­ва и Низших, обломки кораблей... Их было столько, что, если направить взгляд несколько подальше, туда, где уже не различались детали, крепость ста­новилась чем-то похожа на странный ступенчатый, кубообразный Сатурн, окруженный рваными коль­цами. Бой внутри еще не закончился, но, по до­кладам, дорога к Храму уже была расчищена и от­носительно безопасна. Впрочем, в той мясорубке, которая сейчас разворачивалась на ближайшем мил­лионе кубических миль пространства, понятие бе­зопасности было о-о-очень относительным. Счастливчик перехватил поудобнее свою шпагу и нырнул в пролом.

До Храма они добрались довольно быстро и прак­тически без стычек. Только на последнем пересе­чении коридоров им навстречу выскочил изрядно побитый казгорот, которого «носороги» тут же рас­пустили на ремни своими чудовищными когтями. Ворвавшись внутрь, Ив сразу понял — ОНО! Храм очень напоминал тот, что был в подземелье Второго Форпоста, или такой же на Зворосе... Он был вы­ложен камнем той же фактуры, и точно так же прямо перед входом возвышался портал.

— Держать периметр!

Ив бросился к порталу, на ходу стягивая пер­чатку с руки. Пять шагов... три... один... и он с размаху врезался лбом в холодный камень. Сча­стливчик неверяще отступил на шаг и вновь хлоп­нул ладонью по камню. Но почему?!! Это же всегда срабатывало!

— Всем выйти!

Его спутники быстро и тихо выскользнули из Храма и исчезли в темноте коридора. Счастливчик вздохнул и, зажмурив глаза, протянул руку еще раз. Рука вновь наткнулась на камень. Значит, все на­прасно! В ярости он поднял шпагу...

— Мне кажется, ты разгневан и... растерян, муж мой.

Ив резко обернулся. За его спиной стояла Тэра с Тэей на руках.

— Но... — Счастливчик оторопело протер глаза, — вы... как это...

Личико Тэи просияло, она протянула ручки к нему и отчетливо произнесла:

—ПА-ПА!

Тэра улыбнулась:

— Запомни, любимый, это первое слово, произ­несенное твоим ребенком.

Между тем Тэя заерзала на руках Тэры и всем телом потянулась к отцу. Тэра с улыбкой вытянула руки, и Ив с ошарашенным видом, едва не уронив шпагу себе под ноги, неловко зажал ее под мышкой и взял ребенка. Тэя радостно засмеялась и вновь громко произнесла:

— ПАПА! — а потом протянула ручку за его спи­ну и коснулась пальчиками гладкого камня портала. И тут Ив почувствовал, как волосы у него на макушке шевелятся. Он резко повернулся. Портал был открыт...

— Но... как...

Тэра протянула руки и взяла Тэю:

— Вот и все. Иди.

Ив растерянно сглотнул:

— Я... это...

— Иди. — Тэра кивнула. — Похоже, кто-то наверху очень ловко раскинул кости. И привел всех, кого нужно, в то место, которое было ему необходимо... Иди и попытайся остановить эту бойню.

Ив насупился.

— Да, я уже... — Он на мгновение качнулся и замер, притиснув их к своей груди, почувствовал, как крошечные детские пальчики коснулись его волос, и, резко развернувшись, шагнул в портал...

 

Этот мир не менялся. Все та же розовая дымка, скрывающая горизонт, и идеально ровная поверх­ность под ногами.

— Ну и что теперь?

Счастливчик обернулся. Творец стоял перед ним, скрестив руки на груди, и саркастически смотрел на него.

— Я должен попасть на Первый мир.

— Зачем?

— Тогда я смогу остановить войну.

— С чего ты это взял?

Счастливчик похолодел. Неужели он ошибался?

— Я... но в «Послании Относящегося»…

— И что?

— Там сказано, что Пришедший После, тот, кто скажет СЛОВО, КОТОРОЕ ИСПОЛНЯТ, сам взой­дет на Первый мир.

— То есть?

— Ну... все остальные попадают на Первый мир ТОЛЬКО по приглашению Хранителей, пройдя че­рез множество ритуалов, молитв и очищений, а Пришедший После, которому должны повиновать­ся ВСЕ разумные, должен войти на Первый мир САМ, безо всякого разрешения, по СВОЕЙ воле.

Творец расхохотался:

— И ты поверил этой сказке? Этому плоду го­рячечного бреда одиночки, свихнувшегося под бре­менем власти? Знаешь, сколько Могущественных за сотни тысяч... за все прошедшие века и тысяче­летия приняли и открыто поддержали его учение? Семьсот двадцать три! И где они?

— Здесь. — Счастливчик ткнул пятерней себе под ноги. Он не знал точно, в какой стороне от этого непонятного, призрачного мира находится реальная Вселенная, но, похоже, тут это не имело никакого значения.

— Где?! — удивился Творец.

— Здесь, — упрямо повторил Счастливчик, — на Первом мире. ОНИ И ЕСТЬ ХРАНИТЕЛИ.

Творец замолчал, какое-то время пристально рассматривал Счастливчика, а потом произнес уже совершенно спокойным голосом:

— А какого дьявола ты поперся сюда через пол­галактики? Ты же знаешь, что можешь попасть ко мне через любой портал.

Счастливчик пожал плечами.

— Ну... просто там говорилось, что Пришедший После должен возгласить о своем прибытии. А как это сделать иначе, да при этом еще и не рассыпаться мгновенно на атомы и кварки, я как-то не придумал. — Он замолчал, вытер перчаткой пот со лба и устало спросил: — Так ты отправишь меня на Пер­вый мир?

Творец вздохнул в ответ:

— Извини, но не могу.

    Как? — оторопел Ив.

Творец пожал плечами:

— Увы, я не пускаю их к себе, а они сумели отгородить Первый мир. Моя власть заканчивается за двадцать километров от поверхности. Вот если бы на Первом мире был портал...

Некоторое время Счастливчик подавленно мол­чал, потом внезапно вскинул голову и в упор по­смотрел на Творца:

— Слушай, а я выживу, если свалюсь с двадца­тикилометровой высоты? Творец скривил губы:

— Не знаю, в свое время над тобой так славно поработал обычный костерок... А что ты задумал?

Счастливчик несколько мгновений молчал, на­пряженно размышляя над чем-то, затем, не отвечая на вопрос, спросил:

— Какое там ускорение свободного падения?

— Где?

    На Первом мире.

Творец наморщил лоб:

— Если мне не изменяет память, почти как на Земле — где-то одиннадцать ярдов в секунду.

— А атмосфера?

— Чуть поразреженней. На поверхности — как на Земле на высоте трех тысяч ярдов.

Счастливчик глубоко вздохнул и решительно кивнул:

— Давай.

— Что?

— Отправляй.

— Куда?

    Как можно ближе к поверхности.

Творец замер, пристально глядя на Счастливчи­ка, и вкрадчиво произнес:

— А ты УВЕРЕН? Если поверхности достигнут только оплавленные остатки твоих костей, то един­ственное, что я могу гарантировать, — это скромные похороны. Ведь Пришедший После должен-таки СКАЗАТЬ слово. А если даже ты останешься в жи­вых, ты представляешь, КАКАЯ боль тебя ожидает?

Счастливчик разозлился. Там, за его спиной го­рели и взрывались корабли, гибли тысячи, десятки тысяч, миллионы людей и других разумных существ. Там были его жена и дочь, а этот... этот.

— Заткнись и делай, что тебе говорят! — заорал он.

Творец удивленно вскинул брови и расхохотался:

— Ну ты и наглец!

И это были последние слова, которые услышал Счастливчик...

 

Боль началась сразу, с первым же, страшно дол­гим выдохом, который исторг из легких весь имев­шийся в них воздух, после чего легкие болезненно сжались и затрепыхались, пытаясь закачать в себя хоть немножко обжигающе холодного и страшно разреженного воздуха. Спустя еще мгновение на его губах появилась кровь. Это начали во множестве лопаться альвеолы и сосуды. А затем он почувст­вовал, как его тело охватывает леденящее оцепенение. На такой высоте температура вокруг не пре­вышала минус семидесяти градусов по Цельсию...

Планета под ним висела совершенно непо­движно, но Счастливчик знал, что это не так. Каждую секунду он набирал по одиннадцать ярдов ско­рости, и сейчас он уже падал, преодолевая по сто с лишним ярдов за секунду и продолжая все уско­ряться и ускоряться...

Вскоре воздух перед ним уплотнился настолько, что, будь у него целые легкие, он вполне мог бы попробовать сделать вдох. Но дышать ему было уже нечем...

Через некоторое время он почувствовал, что ему стало теплее, затем еще теплее, а еще через минуту от жара у него начала потрескивать кожа. Атмосфера все еще не сгустилась настолько, чтобы стабилизировать набранную им скорость, поэтому его тело все еще продолжало разгоняться, хотя и гораздо медленнее...

Наконец боль стала настолько нестерпимой, что Счастливчик закричал...

Его бренные останки рухнули на поверхность, подняв в воздух тучи каменной пыли. Если бы бо­льшая часть воды, которой заполнено человеческое тело, не испарилась еще раньше, наверное, эти останки просто вскипели бы от удара, но этого не произошло. И, что самое странное, это нечто, ско­рее напоминавшее блин из мясного фарша и мелких осколков костей, изготовленный крайне неумелым поваром, все еще продолжало жить. Но каждое мгновение этой жизни несло в себе боль, боль, БОЛЬ... И эти мгновения складывались в вечность...

 

Несколько вечностей спустя Счастливчик вы­нырнул из океана боли и понял, что рядом с ним кто-то стоит. Еще через пару вечностей ему поду­малось, что надо подать какой-то знак, что он еще жив.

— Я... пришел... — Ему показалось, что он про­изнес эти слова не вслух (да и в самом деле, разве это тело могло исторгнуть из своего изувеченного нутра хоть какой-то звук?), а мысленно. Но про­звучавший ответ показал, что это не так. А может быть, Хранители просто умеют читать мысли?

— Да, Господин.

Тут Счастливчик попытался вспомнить, что надо сделать, чтобы открыть глаза, и в следующее мгно­вение понял, что может видеть...

Они стояли по обе стороны от кучки плоти, ко­торая валялась в выбитой ею воронке, двумя строй­ными шеренгами. Кожа тех, что неподвижно за­мерли по левую руку, была абсолютно черной... на­столько, что они казались вырубленными из еди­ного куска келемита. И все — раскинутые в ритуальном знаке уважения крылья, когти, рога — все это возрождало какую-то глубинную память. Да, именно так и должны выглядеть демоны, по­рождения ада, князья тьмы... Ну а те, что замерли справа, были столь ослепительно белы, что их фигуры, казалось, терялись, расплывались на фоне бе­лого света, а венцы рогов казались нимбами...

— Я... выполнил... все условия...

— Да, Господин… и главное тоже.

— Тогда... остановите войну, остановите битву! — Отчего-то с каждым словом говорить ему станови­лось все легче и легче. Приподняв веки, он увидел, что рядом с ним, прямо в воронке, замерли неско­лько фигур, но не просто замерли. Одна из них склонилась над ним, чутко вслушиваясь в то, что прошептали исковерканные губы нового Господи­на, а другие, распростерши крылья, что-то делали с его телом, от чего оно исцелялось прямо на глазах.

— Повинуемся, Господин!

— Как тебя зовут?

— Мое имя — Относящийся, Господин, я — первый, кто постиг замысел Творца.

    Это... ты?

Фигура молчала.

— Это ты все время направлял меня, давал мне знаки, подсказывал?

Фигура все так же молча склонила голову.

— Но... почему?

— Таков был замысел Творца. Я постиг его.

— А если бы я не понял?

— Значит, вы не стали бы Пришедшим После, Господин. И мне пришлось бы ждать еще.

— Но я стал?

— Да, Господин.

Счастливчик замолчал, какая-то мысль вертелась у него в голове,     какая-то возникшая только что... наконец он вспомнил:

— Главное условие? Что это за условие? Разве мне было недостаточно просто ступить на поверх­ность Первого мира?

— Нет, Господин, этого мало.

— Но... что?

— Не волнуйтесь, Господин, все равно вы вы­полнили его. Даже если и не подозревали о его существовании.

Ив стиснул зубы. Вот черт, все висело на волоске. Он чего-то не учел, и, если бы не случайность, все могло пойти прахом...

— Что это за условие?

Относящийся покорно склонил голову, всем сво­им видом показывая, что если уж Господина вол­нуют такие пустяки, то он приложит все усилия, чтобы доставить ему удовольствие:

— Главным условием было то, КАК Пришедший После войдет на Первый мир.

Счастливчик несколько мгновений и так и этак проворачивал в голове его слова, потом проговорил:

— Не понял...

— Подумайте, Господин, разве вы могли войти на Первый мир тем путем, которым вошли, БЕЗ воли Творца? А кто в этой Вселенной рискнет противиться его воле...

 

 

ЭПИЛОГ

 

Они сидели друг против друга в легких плетеных креслах. Между ними стоял маленький столик, за­ставленный кувшинами с вином, заваленный фруктами, сырами, зеленью и иной снедью, с которой зубы Творца расправлялись со сноровистостью га­зонокосилки. На секунду оторвавшись от своего занятия, Творец подмигнул Счастливчику и спросил:

    Ну и как тебе в императорах Вселенной?

Ив сморщился:

    Отстань. Удружил, нечего сказать...

Творец с деланным удивлением раскрыл глаза:

    Помилуй бог, разве это Я?

Ив горько хмыкнул:

— Ну вот, опять завел старую песню... И вообще, не упоминай всуе имя Создателя, он-то, пожалуй, помилосерднее тебя будет.

— Это почему же? — Творец скорчил обиженную мину.

— А потому, что он никого не закабалял НА­ВЕЧНО.

— А ты, значит, в отпуск хочешь? — протянул Творец. — Не успел, значит, усесться на трон, а уже налево потянуло. И не стыдно?

Ив понуро вздохнул. Творец улыбнулся:

— Ладно, будет тебе отпуск. Чуть погодя. Сказать по правде, меня не очень привлекает идея посадить на трон особь с мужским типом мышления. Ну, от безысходности чего не сделаешь...

— Это кого это ты хочешь... — подозрительно начал Ив, но Творец не дал ему договорить. Он мечтательно закатил глаза и предвкушающе забормотал:

— Да, так будет классно. К тому же ты у меня тоже будешь под рукой. Без дела не останешься. А лучшего контролера и желать не надо.

— Почему это? — чисто автоматически спросил не до конца врубившийся Ив.

— А потому, что если нового императора занесет, то только ты сможешь остановить огромные флоты и миллионные армии всего двумя словами.

— Какими?

Тут Творец улыбнулся, ехидно и торжествующе, и со вкусом произнес:

— ДОЧКА, ПЕРЕСТАНЬ!

[X]