Книго

     По зеркальному льду скользят  мужские  ботфорты  и  женские  ботинки  с
меховой опушкой. Скользящих ног так много, что, будь они в Китае, для них не
хватило бы бфмбуковых палок. Солнцу светит особенно  яркоб  воздух  особенно
прозрачен, щечки  горят  ярче  обыкновенного,  глазки  обещают  больше,  чем
следует... Живи и наслаждайся, человек, одним словом! Но...
     "Дудки",- говорит судьба в лице моего... доброго знакомого.
     Я вдали от катка сижу на скамье под голым деревом и беседую с "ней".  Я
готов ее скушать вместе с ее шляпкой, шубкой и ножками, на  которых  блестят
коньки - так хороша! Страдаю и в то же время наслаждаюсь!  О  любовь!  Но...
дудки...
     Мимо нас проходит наш  департаментский  "отворяйло  и  запирайло",  наш
Аргус и Меркурий, пирожник и рассыльный, Спевсип Макаровю В руках его чьи-то
калоши, мужские и женские, должно быть превосходительныею Спевсип делает мне
под козырек и, глядя на меня с умилением и  любовью,  останавливается  около
самой скамьи.
     - Холодно, ваше высокобл... бл... На чаишко бы! Хе-хе-с.
     Я даю  ему  двугривенный.  Эта  любезность  трогает  его  донельзя.  Он
усиленно мигает глазками, оглядывается и говорит шепотом:
     - Оченно мне жалко вас, обидно, ваше благородие!.. Страсть  как  жалко!
Точно вы мне сынок... Человек вы  золотой!  Душа!  Доброта!  Смиренник  наш!
Когда намедни он, превосходительство то  есть,  накинулся  на  вас  -  тоска
взяла! Ей-богу! Думаю, за что он его? Ты  и  лентяй,  и  молокосос,  и  тебя
выгоню, то да се... За что? Когда вы вышли от него, так на вас лица не было.
Ей-богу... А я гляжу, и  мне  жалко...  Ох,  у  меня  всегда  сердечность  к
чиновникам!
     И, обратясь к моей соседке, Спевсип, прибавляет:
     - Уж больно они плохи у нас  насчет  бумаг-то.  Не  ихнее  это  дело  в
умственных бумагах...  Шли  бы  по  торговой  части  или...  по  духовной...
Ей-богу! Ни одна бумага у него толком не выходит... Все зря! Ну и  достается
на орехи... Сам заел его совсем. Турнуть хочет... А мне жалко. Их благородие
добрые...
     Она смотрит мне в глаза с самым обидным состраданием!
     - Ступай! - говорю я Спевсипу задыхаясь.
     Я чувствую, что у меня даже калоши покраснели. Осрамил,  каналья!  А  в
стороне, за голыми кустами, сидит ее папенька, слушает  и  глазеет  на  нас,
чтобы я впредь до "титкулярного" не смел и думать о... На другой стороне, за
другими кустами, прохаживается ее маменька и наблюдает за "ней". Я  чувствую
эти четыре глаза... и готов подохнуть...
Книго
[X]