Андрей Карапетян
САД
----------------------------------------------------------------------------
Сб. Часы с вариантами - Санкт-Петербург, Лицей, 1992, 222 с.
ISBN 5-08-000195-Х
OCR and spellcheck by Andy Kay, 02 January 2002
----------------------------------------------------------------------------
Во фляге, что стояла у сарая, воды не было. Тим почесал пальцем
подбородок, пропел: "Па-ра-ра-ам..." Жарко было, черт, неохота было до
смерти идти к дому за кружкой воды. "Ведь хотел же провести питьевую воду по
всему саду, ведь хотел, да лень-матушка впереди нас успела!" - обозлился
Тим. Он покачал еще флягу и свистнул киберу-инструментальщику. "Бог с ним,
расплещет половину - чего-нибудь да принесет". Подошедший неторопливо кибер
выслушал, мигнул рассудительно электрическим глазом и потопал по тропинке,
переставляя решетчатые никелированные лапы. Насекомые крутились возле
цилиндрического корпуса в медных пуговках и вороненых щитках, солнце било
сквозь листву во все дыры, какие только были в саду, и под лапами кибера
чиркали и похрустывали мелкие камушки. Сад пропадал в пятнах и солнечных
зайчиках, кибер вскоре пропал тоже, лишь изредка искрились его шарниры и
сочленения сквозь опущенные ветви крыжовника.
Тим присел на ящик, еще раз, только вполголоса, пропел:
"Па-ра-рам-па-пам..." Пить хочется.
Над сараем скандально заверещала птица. Тонко и нежно запел комар - и
пропал. Сад давно отцвел - гуденья пчел не слышно теперь. Сейчас зудят,
повиснув, мухи, да ноют узкие красноперые жуки и суетливые, мелкие осы. А
пчелы пропали куда-то. "Вообще-то сейчас, - мыслит Тим лениво и
безотносительно, - акации цветут по краю, мда-с..."
Так он и не нашел места, где жили пчелы, хотя и пытался найти. Просто
ради любопытства, из голого, честно говоря, упрямства - искал и не нашел. А
ведь сад до последнего кустика сам посадил, вдоль и поперек его знает,
казалось бы... А вот выходит - не знает вовсе. Так, что ли?
Мелькнув, села на ствол яблони синица, побежала вверх по коре, а в ветвях
закопошилась другая и вдруг пропиликала свою торопливую мелодию. Ствол
яблони выгнут, ветви распущены - насмешливое дерево, эвон отмахивается
листиками... Вторая синица побежала вслед за первой и тоже желто-голубая, в
черной купальной шапочке. Мельтешит листва, солнце бьет вспышками... и
жарко. Птиц уже не видно, повторилась только песенка, да и пропала в свистах
и чириканье... А вот - слышь! - быстро-быстро тиканье ходиков и раз -
зажужжала и щелкнула пружинка - тоже ведь птица спела... Ишь ты, мудреная
какая птаха!
Вот так, вот так... Па-ра-рам... Осталось Тиму только сухие листья сжечь
да прорыхлить кое-где, вот и вся работа на сегодня. Сощурился он на листву,
улыбнулся и почесал подбородок. Сегодня утром, только проснулся - как вдруг
и решил: все! Хватит! Он, Тим, летит на Землю. Он просто-напросто лезет в
свою ракету и летит обратно на Землю. И - все! И - полный порядок!
Тим сморщился и дернул шеей. Что-то шевельнулось у него за воротом.
Хлопнул себя по загривку - фу, дьявол! - ветка, и на ней два выпуклых
листика в пыли. Сад зашумел, придвинулся к нему.
"Смеется, - убежденно подумал Тим. - Издевается".
Но Тим не злился - он ведь уезжал, это было абсолютно ясно, и поэтому он
не злился. Облегчение, во-первых, вот что было у него на душе, а во-вторых,
некоторая расстроенность в мыслях и поступках, некоторая даже растерянность.
Он еще ничего не сказал вслух. Ну, а с другой-то стороны, почему он,
собственно, должен что-то говорить: захотел - и улетел! Сам себе хозяин.
"Мое дело, - подумал он. - Сколько можно?"
Ветка, которую он поймал за шиворотом, качалась теперь сбоку и
вопросительно посматривала на него, два листа дрожали и останавливались и
начинали вновь покачиваться.
"Сугубо мое дело!" - еще раз повторил он про себя.
На тропинке показался наконец инструментальщик, искрились его лапы сквозь
траву и кустарник, и моталась кружка в носовом манипуляторе, щедро
расплескивая воду.
- Горе ты мое! - высказал ему Тим свои чувства, а кибер дал два зуммера
и, дернувшись, вытянул манипулятор - пей на здоровье, дорогой! Тим поднял
брови, вздохнул философски - ну что ты с ним сделаешь! - и поднял кружку.
Много пить вредно, и рубашка взмокнет, - так что все к лучшему, будь здоров,
механизм! И выплеснул себе в рот то, что болталось в эмалированной
облупленной посудине.
Копилось у Тима в душе весь день, с самого утра копилось невнятное
огорчение, так что приходилось ему иной раз глубоко выдохнуть, освобождаясь
от него, - но помогало слабо, жалко было бросать всё, сад уж больно хорош
вымахал!
А бросать надо - иначе он тут на веки вечные застрянет, говорить
разучится! Нельзя же всю жизнь за одним садом глядеть, ну в самом деле? Сад
тем более да-авно уже не нуждается в этом. И киберы шныряют всюду - что
надо, сделают всегда.
Ну чего мне здесь сидеть?
- Нечего! - вслух сказал он. И повторил: - Абсолютно нечего!
Над неподвижным инструментальщиком суетились осы и мухи - мелочь всякая.
"Прямо как медом намазан!" - думалось Тиму по жаре и лени. Ну вот чего вся
эта шелупонь мизерная толчется над машинами? Хотя, конечно, могут быть
какие-нибудь волны электромагнитные, всякие, скажем, излучения... малых,
предположим, амплитуд... Впрочем - чепуха. Наверно, нагреваются на солнце
машины, а те и летят на тепло... Да, наверное...
Тим отмахнулся от давешней ветки, которая совсем уже подлезла целоваться,
- ветка шарахнулась, и сухонький серый кузнечик прошуршал в воздухе. И вновь
заверещали, запиликали птицы, кубарем покатилось за воздушной волной
солнечное и лиственное месиво, и вновь забрался под рубаху, под мышки теплый
воздух.
А кузнечик - вот он, сидит на брючине, кривых очертаний тень качается и
то накроет его, то отскочит, и кузнечик поползает, пошевелит лапками,
озаренный и прозрачный, и тускло заблестят его выпученные слепые глаза. "Вот
механика, мама родная! - думалось Тиму. - Прозрачные прям коленки! Вот это
механика! Вот это я уважаю - какое чудо, а!" Тим покачал головой:
"Ай-я-я-ай... А этот остолоп бронзовый, это же - глядеть невозможно,
дурной тон!.. Так бы вот научиться делать, елки-палки! А то - тоже мне,
создание ума человеческого!"
- Па-ашел! - махнул Тим на кузнечика, и тот, фыркнув, отлетел, и Тим
разглядел, как в кружеве лежалых гнилых листьев на земле семенит часовым
механизмом паук-сенокосец, и еще раз покачал головой: "Механика!.."
Наконец он собрался с духом и встал - хорошо было сидеть в тени,
рассиделся, понимаешь, разнежился!.. Кружку вложил обратно в манипулятор
инструментальщика и вздохнул:
- Пойду, пожалуй... - И добавил, подумавши: - А ты шагай, милейший,
кружечку на место поставь! А после притащи на кострище маленький топор,
понял?
Кибер ожил, мигнул удовлетворенно, поворотился и почесал с кружкой по
тропе, заискрился сквозь листья своими многосложными конструкциями. А Тим
поглядел ему вслед и пошел в обратную сторону вдоль стены сарая, где было
душно и тесно, и круглые кусты крыжовника прижимались к двум сонным окошкам.
За сараем шелестели яблони, а в прорехе темной их листвы, вдалеке, в
пустынной знойности воздуха мелко и многочисленно шевелились гигантские
клены. Они смотрели поверх сада, поверх яблонь, видели пустыню, им в лицо
выдыхала она свой жар, - они смотрели вдаль.
Угол одного окошка был небрежно заклеен паутиной, и в самой тени и пыли
на мускулистых ногах притих бархатный крестовик - это успел заметить Тим,
проходя. И, как обычно, самый нахальный, растопорщенный куст цапнул его за
рубаху, а Тим привычно ругнулся:
- А... а, сатана!..
И опять в яблонях заворочался ветер, листва зашушукалась, хихикнули и
сместились сияющие мухи перед лицом, а куст махнул на него веткой и нагло
прижмурился.
Освобождение! Туман в голове! Господи, да неужто он просто так, гуляя,
будет выходить из вымытого зеркального здания и будет идти затем по твердому
и чистому тротуару? А? Да еще в новых серых ботинках, только что купленных и
дивно пахнущих кожей!
"К черту! - думал Тим. - Именно, к черту! Сколько можно?.. Я хочу к
людям! Ну в самом деле!"
Заметались и пропали махонькие золотоглазые насекомые.
"Надо же - одни глаза да крылья. В чем там душа жива?"
Но загадка оставалась. Откуда они здесь, черти окаянные? Он привез только
семена. Только. Киберы и контейнеры, сброшенные с орбиты, были первоначально
и непорочно стерильны!
Откуда же здесь живность? - возникает вопрос, законный вопрос. И птицы,
заметьте себе! Совершенно уж неясно. Вон одна - завозилась, сломала сучок и
поскакала под куст. И не разглядел, что за птица, как пропала она в зелени
сада.
"Но... - перебил сам себя Тим, - вернемся к нашим барашкам. Я ведь лечу
на Землю, к людям. Так, по-моему. Автоматам и киберам управиться здесь самим
ничего не стоит, и все будет чудненько..."
Сад слабо шевелился под ветром, поблескивал летучей тенью. Было знойно,
деревья стояли плотно и неделимо, только кое-где вопросительно гнулся
толстый сук или кусочек ствола неподвижно глядел корой сквозь сомкнувшиеся
листья, и яблони пропадали друг за другом, и пропасть горячего сизого
воздуха отделяла от них высоко и пустынно стоящие клены.
"А делаем очень просто, - Тим подошел к воткнутой в землю и оставленной
так лопате, - ракета у меня на ходу? На ходу! Вещей мне, собственно, и не
надо никаких. Сегодня же вечером, нет... нет - завтра утречком и - в добрый
путь! А? Правильно я говорю? Правильно!"
Он шагал дальше, втыкая и выдергивая прихваченную лопату и кивая своим
мыслям. Лопата звучно входила в землю, рассекая листья одуванчиков и осота.
"...Только прорыхлить надо кое-где да сучья пожечь у ангара... Хотя
киберы сами могли бы! Чего им делать еще, лоботрясам?" И он опять выдыхал из
легких лишний воздух.
Лица его коснулась паутинка. Он смахнул ее, моргнувши. Шелест усилился;
вдали звучно зацокала, свистнула и пропала неизвестная ему птица, а по
земле, поднимая и шевеля траву, полз черепахой кибер-ороситель. Он волочил
тонкий шланг и явственно сопел, и насекомые мелькали над ним и вспыхивали
вдруг отчаянно искрами.
Восемь лет Тим в одиночку, разговаривая сам с собой, с деревьями, с
мухами и автоматами, торчал на этой планете. Очень немало, кажется. Но и сад
был хорош! На заброшенной, дрянной и высохшей планете поднялся сад, выросший
за эти восемь лет, как не вырастает на Земле и за пятьдесят. Естественно,
скучать было некогда. Ха-ха, еще бы! Это сейчас пустыня, увязнув в колючках
и карагачах, в акациях и в жестких травах, не может дотянуться до
пограничных кленов и только палит их листву ветром с каменных своих равнин,
да слабыми пыльными вихрями бродит вдоль границы сада. А поначалу было
весело. Планета задавала перцу, сад был вынянчен - не шутки! Год потом не
мог отоспаться. Но теперь сад прижился и вымахал. Теперь здесь есть куда
прийти людям. Теперь Тим свободен, елки-палки, кто б понимал, что это
значит!
Весь день он провозился в саду. Жег сучья на кострище у ангара, и пламя
сновало по пеплу и углям, и дышало на него пустыней и ненавистью, и трещало
сумрачно, и едко захлестывало дымом. А за ангаром корявая и живописная
акация кивала ему и мельчила редкой, бисерной листвой. Там, в акации, жгучие
как огонь, но невидимые издали пчелы курились разреженным газом над желтыми
горстками цветов, вздувшихся на многосложных сучьях и шипах дерева. А после
Тим просто так бродил от дерева к дереву, и киберы-садовники хладнокровно
топали следом, рыхлили землю там, где он указывал, а иной раз и сам
принимался за работу, обругав их бестолочами.
Неявно и безмятежно поднялись с земли сумерки, над кленами рассыпались
стрижи, запетляли, завертелись в небе. И пока было светло, Тим бродил по
саду, дожидался, когда автоматы включат полив, и тщательно обходил упругие,
аккуратные паутины, тарелочками качавшиеся между ветвей. На каждой сияли
секторами желтые и розовые нити, и в середине каждой зрачком сидел маленький
паучок, золотой и неподвижный.
А ночью в саду было неспокойно. Шуршало вдоль стен; клонилась и
перемещалась, теряясь, листва; чьи-то сигналы и возгласы носились по саду...
В траве пробегал кто-то крохотный и мягкий и пропадал в растерянных зарослях
и травах. И только в сарае, в полной темноте молча и невозмутимо стояли
киберы: изредка только у крайнего в мертвом стеклянном глазке проплывала
крохотная зеленая искра, словно где-то далеко на ходу зажигалась спичка и
гасла не сразу.
Очень рано в ангаре пальнула и ахнула стартовая площадка - на страшной
высоте забурлил, ввинчиваясь в воздух, плотный след улетевшей ракеты, и
долго стоял в спящем темно-голубом небе охрипший и взвинченный звук. Долго
хлопали в ангаре секции и рамы, собираясь опять в свои гнезда и проемы.
Изумленный со сна сад молчал, весь в тяжелой, колодезной росе. Из-за карниза
дома выпала и затанцевала в воздухе воробьиха, в стороне где-то раздалось
многоколенное чириканье, с взвизгиванием и перебоями. А когда солнце вышло и
немножко отогрело сад, в сарае открылась, крякнув, дверь и заковылял по
тропинке кибер-мусорщик. Над ним неровно дергались крохотные золотоглазые
насекомые, и вдруг выскочил из-за кустов тяжелый и круглый, как гиря, шмель
и, пробасив тревожно и требовательно, свалился за крышу сарая. Тогда пропали
золотоглазые насекомые, кибер начал замедлять свои шаги, все неестественней
и ломаней становились перемещения его сложных ног, - и вот, споткнувшись, он
упал на подогнувшуюся ногу, замер криво и странно на тропинке. Успевшие
выползти следом остановились и умерли два поливальщика... Порыв ветра
вывернул, стряхнул листву - бросил, растрепав. Кривая серо-зеленая стрекоза
метнулась в опустевшем саду и исчезла, а на высокие клены дохнуло огнем и
ненавистью, и еще раз дохнуло... и где-то далеко закрутились волчками,
понеслись в сторону сада маленькие пыльные вихри, исчезая и сливаясь с
пустыней и поднимаясь вновь.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 08.01.2002 19:50