---------------------------------------------------------------
"The Wife's story"
Copyring (c) 1982 by Ursula K. Le Guin
"The Compass Rose", part "South"
Copyright (c), перевод с английского, Гужов Е., 1995.
Email: [email protected]
--------------------------------------------
Он был хорошим мужем, хорошим отцом. Я этого не понимала. Я
не верила. Я не верила, что такое бывает. Я видела, но не верила.
Этого не может быть. Он всегда был кротким. Если бы вы видели,
как он играл с детьми, любой, кто видел, как он играл с детьми,
понимал, что в нем нет ничего дурного, ни одной малой косточки.
Когда я впервые встретилась с ним, он еще жил с матерью над
Родниковым озером, я часто видела их вместе, мать и сыновей, и
думала, что любой юноша, который так мил со своей семьей, стоит
того, чтобы с ним познакомиться. Потом однажды, когда я гуляла по
лесу, я встретила его одного, возвращающегося с охоты. Он совсем
не добыл никакой дичи, ни даже полевой мышки, но вовсе не был
этим удручен. Он просто бежал, резвясь и наслаждаясь утренним
воздухом. Это первое, что мне в нем понравилось. Он не слишком
переживал, не брюзжал и не хныкал, когда что-нибудь шло не так.
Поэтому мы проговорили весь день. Мне кажется, что с тех пор все
пошло правильно, потому что очень скоро он все время крутился
поблизости. А моя сестра сказала - понимаете, наши родители за
год до этого перебрались на юг, оставив нам место - моя сестра
сказала, немного поддразнивая, но всерьез: "Что ж! Если он здесь
весь день и пол-ночи, то, кажется, для меня здесь места нет!" И
она ушла - прямо вон туда. Мы всегда были по-настоящему близки,
она и я. Это то, что невозможно изменить. Я никогда не смогла бы
пройти через дурное время, если бы не сестричка.
Ну что ж, он пришел жить здесь. И все, что я могу сказать,
что это был счастливый год нашей жизни. Он был просто слишком
хорош для меня. Много работал, никогда не ленился, такой большой
и красивый. Все его уважали, понимаете, даже такого молодого. В
ночи, когда собиралась ложа, все чаще и чаще именно он запевал
первым. У него был такой красивый голос, он начинал сильно, все
остальные подхватывали и присоединялись к нему, высокие голоса и
низкие. Я дрожу сейчас, как только вспоминаю, как слышала это
ночами, когда оставалась дома, ибо дети были маленькими - пение
доносилось оттуда из-за деревьев, лунный свет, летняя ночь,
сияющая полная луна. Никогда я не слышала подобной красоты.
Никогда теперь у меня не будет такой радости.
Говорят, что это все луна. Виновата луна и кровь. Это было в
крови его отца. Я не знала его отца и хотела бы знать теперь, что
с ним сталось. Он был родом с дороги на Беловодье и здесь у него
родственников не было. Я всегда думала, что он вернулся туда, а
теперь не знаю. Про него рассказывают всякое, сказки, видимо
после того, что произошло с моим мужем. Говорят, что-то текло в
крови и могло никогда не выйти наружу, но если вышло, то это
вызвало смена луны. Это всегда случалось в новолуние. Когда все
дома и спят. Говорят, тогда что-то находит на того, у кого
проклятье в крови и он встает, потому что не может спать, выходит
под сверкающее солнце и убегает один - искать тех, кто похож на
него.
Наверное, это так, потому что муж так и делал. Я наполовину
проснусь и спрашиваю: "Куда ты идешь?", а он отвечает: "Пойду
поохочусь, вернусь к вечеру", и сам на себя не похож, даже голос
другой. Но я была такой сонной, и не хотела будить детей, а он
был такой добрый и ответственный, и мне в голову не приходило
спрашивать: "Почему? Зачем?", и все такое прочее.
И такое случалось, наверное, раза три-четыре. Он возвращался
поздно, уставшим и совсем не хотел ни о чем говорить. Я
понимала, что любой время от времени разряжается, и придирки
никак не помогут. Но это начало меня тревожить. Не столько то,
что он уходил, сколько то, что он возвращался таким уставшим и
странным. Иногда от него даже странно пахло. У меня шерсть
становилась дыбом. Я не могла это терпеть и говорила: "Что это
такое, чем от тебя пахнет? От всего!" А он отвечал: "Я не знаю",
просто буркал и притворялся, что засыпает. Но потом подымался,
когда думал, что я не вижу, и умывался, и чистился. Но этот запах
держался в его волосах и нашей постели целыми днями.
А потом случилось страшное. Мне не легко рассказывать об
этом. Мне хочется плакать, когда я об этом думаю. Наша
младшенькая, самая маленькая, ребеночек мой, отвернулась от отца.
Как раз накануне вечером. Он вошел, а она взглянула испуганно,
напряженно, широко открытыми глазами, а потом заплакала и
спряталась за мной. Она еще не могла хорошо говорить, но все
лопотала и лопотала: "Пусть уходит! Пусть уходит!"
Его взгляд, одно мгновение, когда он это услышал. Такое я
вообще не хотела бы вспоминать. И не могу забыть. Его глаза,
когда он смотрел на собственного ребенка.
Я сказала малышке: "Стыдно, что это нашло на тебя?" -
насмешливо, но в то же время крепко прижимая к себе, потому что
тоже испугалась. Испугалась до дрожи.
Он тогда отвернулся и сказал что-то вроде: "Наверное
пробудилась от дурного сна", и тем отговорился. Или попробовал
отговориться. И я тоже. Но я страшно разозлилась на малышку,
когда она так глупо испугалась собственного папы. Но она не могла
ничего понять, а я не могла ничего изменить.
Он ушел на целый день. Мне кажется, потому что знал. Как раз
начиналось новолуние.
Внутри было жарко, тесно и темно, и мы все уже засыпали,
когда что-то разбудило меня. Его рядом не было. Прислушавшись, я
услышала легкое движение в проходе. И я встала, потому что не
могла больше выносить такое. Я вышла в проход, там было светло,
резкий солнечный свет лился в двери. И вдруг я увидела его,
стоявшего снаружи, в высокой траве у входа, повесив голову. Он
тяжело сел, словно сильно устал, и уставился на свои ноги. Я
затаилась внутри и ждала - сама не знаю, чего.
И я увидела, на что он смотрел. Увидела превращение. Вначале
оно произошло в ногах. Они росли, каждая нога росла,
вытягивалась, пальцы выпрямлялись, а нога становилась длиннее,
мясистей и белее. И стала безволосой.
Волосы начали исчезать по всему телу. Словно засыхали на
солнце и исчезали. А под ними он был весь белый, словно червь. Он
повернулся лицом. Оно изменялось, пока я смотрела, становилось
все площе и площе, рот стал плоским и широким, зубы в ухмылке
ровными и тупыми, а нос - просто шишка плоти с дырами ноздрей,
уши пропали, глаза стали голубыми-голубыми, с белыми ободками
вокруг голубого - и эти глаза уставились на меня с плоского,
мягкого, белого лица.
Потом он выпрямился и встал на две лапы.
И я увидела как моя любовь превращается в нечто ненавистное.
Я не могла пошевелиться, и скрючившись в проходе, выходящем
прямо в день, трепетала и дрожала от рычания, которое переросло в
безумное страшное завывание. Все остальные услышали, даже спящие,
и проснулись.
Оно таращилось и всматривалось, то чудовище, в которое
превратился мой муж, и отвернулось от входа в наш дом. Я была
поражена смертельным страхом, но позади проснулись дети и
захныкала малышка. Тогда материнский гнев проснулся во мне, я
зарычала и бросилась вперед.
Человеческое чудовище обернулось. У него не было оружия, как
бывает у других людей. Но оно подобрало в свою длинную белую лапу
тяжелую суковатую дубину, и ткнуло концом в наш дом, в меня. Я
схватила конец зубами и начала пробиваться наружу, потому что
знала, что человек убьет наших детей, если сможет. Но уже мчалась
моя сестра. Я увидела ее бегущей на человека, с опущенной
головой, с высоко вздыбленной гривой и с глазами, желтыми, как
зимнее солнце. Чудовище повернулось к ней и занесло дубину для
удара. Но я выпрыгнула из входа, бешеная материнским гневом, и
все остальные выбегали отовсюду, отвечая на мой призыв, в
слепящем сиянии и пекле полуденного солнца собралась вся стая.
Человек оглянулся на нас, громко завопил и замахнулся
дубиной. Потом чудовище испугалось и побежало, направляясь вниз с
горного склона в чистые поля и пашни. Оно бежало на двух ногах,
подпрыгивая и качаясь, а мы преследовали его.
Я шла последней, потому что любовь еще связывала во мне гнев
и страх. Я еще бежала, когда увидела, как они свалили его. Зубы
моей сестры стиснули его горло. Я подбежала, но оно уже было
мертвым. Другие отступили от убитого, из-за отвратительного вкуса
крови и запаха. Молодые съежились, некоторые плакали, а моя
сестра вытирала рот передними лапами, все терла и терла, чтобы
избавиться от ужасного вкуса его крови. Я подошла ближе, подумав,
что если чудовище мертво, то проклятие должно сойти, и мой муж
может вернуться - живой, или пусть мертвый, только бы взглянуть
на него, на мою любовь, в его настоящем облике, красивом. Но там
лежал лишь мертвый человек, белый и окровавленный. Мы отступали и
отступали от него, потом повернулись и побежали, снова на холмы,
снова в леса и тени, в сумерки и благословенную тьму.