Книго

---------------------------------------------------------------
 Date: 12 Dec 98
 From: Дмитрий Громов
 

[email protected]

 Фрагмент нового романа
---------------------------------------------------------------
     Все  совпадения  (несовпадения)  встречающихся  в  этой  книге  имен  и
фамилий, а  также  событий,  времен  и  географических  названий  с  реально
существующими являются умышленными (случайными)!
     /Нужное подчеркнуть/

     Двое сидят у стола.
     Молчат.
     Напротив,  на  включенном мониторе, окном в ночи светится незаконченный
абзац; впрочем, он, этот абзац, вдобавок еще и неначатый.
     


     Итак,  обыкновенно  к  нашему  искусству  приступают  в  семь лет, если
считать со дня зачатия; и в шесть полных лет со дня рождения  на  свет.  При
занятиях  театром  в эту пору, в самих по себе возникающих действиях ребенка
непременно заложен некий совершенный стиль...
     Дзэами Дабуцу,
     

     Скорбный, пронзительный вскрик флейты из бамбука.
     Словно  птица,  раненая  стрелой  влет,  тенью  мелькнула  над   гладью
залива... ниже, еще ниже...
     Упала.
     Рокот барабанчиков под умелыми пальцами.
     Высокий  резонирующий стук туго сплелся с сухими щелчками, и все это на
фоне сдавленных, как стон умирающего воина,  глухих  раскатов...  тише,  еще
тише...
     Тишина.
     -- Любуясь на вишни в цвету,
     По горам кружу я...
     Нога  в  белоснежном  носке  --  высоком,  до  колена  --  двинулась по
кипарисовым доскам пола. С пятки на носок, легко проскальзывая,  прежде  чем
утвердиться на светлых, без единого пятнышка или пылинки, досках.
     Так ходят монахи, безумцы и актеры.
     Рука  с  веером,  чьи  пластины были изукрашены по алому фону огромными
пионами цвета  первого  снега,  совершила  безукоризненный  жест  

     -- Эй, нальют мне в конце концов пива?! Живо!
     Мотоеси,  младший  сын  

     Цикады словно обезумели.
     Луна, гейша высшего  ранга  

     -- Тамура-сан!  Это  я,  Мотоеси!  Вы  меня  помните, Тамура-сан?! Отец
просил...
     Тишина.
     Можно услыхать, как трудятся древоточцы в перилах открытой веранды.
     -- Тамура-сан! Я принес деньги за новую маску! Я бежал,  Тамура-сан,  я
сразу... сразу после представления... я спешил к вам...
     Заскрипели   ролики   раздвижных   фусума.  Женская  фигурка  осторожно
выглянула наружу; миг -- и вот она оказалась на веранде. Лунный свет выбелил
морщинистое старушечье личико, осыпал пыльцой  поношенное  кимоно  на  вате,
скрывавшее  щуплое  тельце; хрупкие запястья выглянули из рукавов, изумленно
всплеснув на ветру двумя выпавшими из гнезда птенцами.
     Спектакль 

     ...Он догнал беглянку на той стороне холма, близ деревенского кладбища.
     Ему повезло: пытаясь успеть  нырнуть  в  спасительную  тень  кручи  над
рекой,  женщине  пришлось  срезать  угол  погоста, выбежав под ослепительную
усмешку полнолуния. Увидев внизу черный силуэт, юноша прибавил ходу, кубарем
скатился с холма, временами падая и больно обдирая тело о камни;  за  спиной
насмешливо ухал филин.
     -- Стойте! Госпожа, стойте!
     И стало понятно: ей не успеть.
     Двое,  преследователь  и преследуемая, зайцами петляли между могильными
холмиками -- казалось, их насыпали только что, потому  что  земля  в  лунных
лучах выглядела мягкой и свежей. Все надписи на деревянных надгробиях в пять
ярусов  были  четко  различимы  до  последнего знака, но местами, на могилах
победнее, вместо надгробий сиротливо торчали карликовые сосны и криптомерии;
а кое-где могилы  были  просто  накрыты  соломенными  циновками,  сверху  же
символом печали лежали вялые гиацинты.
     Пьеса  стиля  

     Воровская нежить, способная принимать любой облик.
     И, страстно желая избавиться от наваждения, выхлестывая  из  себя  весь
ужас,  накопившийся  еще  с  момента падения на неостывший труп; изгоняя всю
чудовищность ночной погони и рыскания по пустому кладбищу за  невольной  или
вольной убийцей мастера Тамуры...
     Юноша  бил  и  бил,  уподобясь  сумасшедшему  дровосеку, деревянный меч
вздымался и опускался, вопль теснился в груди, прорываясь наружу то рычанием
дикого зверя, то плачем насмерть перепуганного мальчишки; а с неба  смотрела
луна, вечная маска театра жизни.
     Луна смеялась.

     Колени подогнулись, и юноша упал, больно ударившись о надгробие.
     Сил подняться не было.
     Рядом  лежал  сверток  с десятью ре, выпав во время противоестественной
бойни. По нелепой иронии  судьбы  сверток  упал  прямо  в  ладонь  умирающей
НОПЭРАПОН, и тонкие пальцы машинально согнулись, будто желая утащить с собой
деньги туда, во мрак небытия.
     Вместо лилового пузыря на юношу смотрело его собственное лицо.
     Но подняться, ринуться прочь... нет, не получалось.
     -- Я...  --  тонкие  губы  дернулись,  сложились в знакомую, невозможно
знакомую гримасу. -- Я... я не убивала... мастер сам -- сердце...
     Мотоеси захрипел, страстно  желая  проснуться  в  актерской  уборной  и
получить за это нагоняй от сурового отца.
     Нет.
     Кошмар длился.
     -- Я... в Эдо такая маска... деньги нужны были!.. деньги... де...
     Кровавая струйка потянулась из уголка рта.
     НОПЭРАПОН больше не было.
     Поодаль,  на  могильном холмике валялась краденая маска, стоившая жизни
своему творцу и воровке.  Только  вместо  знакомых  черт  

     Через день труппа уехала в Эдо.


     Колено уже почти не болело.
     Впрочем,  боли  не  было  и  в самый первый момент, в миг мальчишества,
минуту глупости, за которую я буду поминать сам себя тихим помином в  лучшем
случае до конца лета.
     Если не больше.
     В  дверь  сунулась  пухлощекая мордочка и захлопала ресницами. Мордочка
была так себе, а ресницы -- просто чудо. Длинные, черные,  пушистые...  Если
бы проводился международный конкурс 

     Под ногами вкусно чавкала весна.
     Какой-то  придурок  оставил  здоровенный  трейлер  стоять прямо посреди
улицы, так что  к  нужному  нам  дому  таксист  подъехать  не  смог.  Вот  и
приходилось теперь месить грязь Нижней Гиевки, лавируя между многочисленными
лужами.
     Всегда  удивлялся  и завидовал тем везунчикам, которые даже в распутицу
ухитряются сохранить обувь и  брюки  в  первозданной  чистоте.  У  меня  это
никогда  не получалось. Как ни стараюсь ступать аккуратно -- все равно туфли
придется дома отмывать. Хорошо хоть штаны такой расцветки, что грязи на  них
не  видно -- но ее там хватает, можно не сомневаться! Зато нижний край моего
плаща все явственнее приобретает вид камуфляжа.
     Ну и черт с ним! В первый раз, что ли? Привык уже...
     По левую руку от нас, на пустыре, жгли костры из всякого  хлама.  Запах
дыма удивительно напоминал аромат осенних пожарищ, где топливом служит палая
листва (да что ж они там жгут, в самом деле?!); костров было несколько, пять
или  шесть,  они  располагались огненным полукольцом, охватывая помост... да
нет, не помост -- просто мусоросборочную машину, и на крыше кабины  топтался
мужик  в ватнике. Зачем? с какой целью?! -- Бог весть, но снизу на мужика во
все глаза глядели двое его коллег и толпа местной пацанвы.
     Пьеса 

     С  первым  квартетом  

     -- А  вечером  мне  позвонили.  Мое  начальство,  --  Зульфия Разимовна
аккуратно поставила на столик пустую чашку  и  бросила  короткий  взгляд  на
Ленчика.
     Ленчик молча кивнул -- продолжайте, дескать.
     Все свои.
     -- Звонок  как звонок, ничего особенного, только я сразу почувствовала:
что-то не так. И вот, уже прощаясь, наша заведующая  центром  как  бы  между
делом интересуется: вы, Зульфия Разимовна, сегодня там кого-то до турнира не
допустили?   Да,  говорю,  не  допустила.  Двоих.  У  одного  внутричерепное
повышено, ударят -- и здравствуй, инсульт!.. а второму вообще трусцой бегать
надо. Небось, достал тренера, а тот его ко мне сплавил, чтоб  отвязаться  --
заранее ведь знал, не пропущу красавца! И тут наша заведующая вдруг начинает
лирику:  дескать, 

     Всю дорогу от метро до  Дворца  Спорта  у  Ивановой  спрашивали  лишний
билетик. Дороговизна изначальная вкупе с дороговизной 

     -- Понимаете,  все-таки  в  этом  есть  и  моя вина, -- госпожа Иванова
нервно комкает в пальцах белоснежный платок с вышивкой по краю. -- Я  должна
была  настоять,  чтобы его не допустили к турниру! Но... я ведь опасалась за
него самого -- а не за того, с кем ему  придется  драться!  И  теперь,  если
начнется  разбирательство... меня могут обвинить в недобросовестности, что я
пропустила... Вот я и позвонила Лене. Он  говорил,  что  раньше  и  сам  был
судьей, а ваш соавтор...
     -- Зульфия  Разимовна, успокойтесь, -- Ленчик осторожно трогает хозяйку
за локоть, и та послушно умолкает. -- Вашей вины в  гибели  американца  нет.
Мы, конечно, проконсультируемся с Олегом Семеновичем (при посторонних Ленчик
всегда  называет  Олега  на 
Книго
[X]