Н.В. Устрялов

Hic Rohdus, hic salta! <<1>>

(Статья первая)

Здесь Родос, здесь надо прыгать!

 

1.

В чем основное расхождение Троцкого с Политбюро? В чем "душа" троцкизма? И "кто прав" в этом ужасном, подлинно драматическом междоусобном споре?

Троцкий доселе крепко стоит на почве конкретного ленинского анализа 1918-1920 годов. Тогда мировая революция казалась вероятной возможностью, близкой реальностью, достижимым призом. На Россию можно - а коммунисту и должно - было смотреть как только на временный, посланный судьбой плацдарм для наступления, как на горючий материал для всеобщего целебного пожара. Тактические директивы того времени были рассчитаны именно на короткий срок, на военно-революционный стиль, и по существу исключали органическое устроение страны.

В 1921 году Ленин принужден был существенно изменить ориентировку и признать, что простого и быстрого разрешения вопроса о мировой революции не получилось. Нужно было революционным интернационалистам устраиваться всерьез и надолго в "одной стране", и для этого изменить приемы управления этой страной, создать в ней сносную экономическую и политическую обстановку. В известной мере приходилось перековывать мечи на орала. Это и был нэп.

После Ленина стабилизация капиталистического порядка в мировом масштабе наметилась уже с несомненной ясностью. Правда, нельзя утверждать, чтобы она была окончательной, но без особого риска ошибаться позволительно сказать, что пробудить глубоко задремавшую международную революцию ныне способна разве лишь новая большая война. А такой войны ожидать в доступном обозрению будущем - нельзя. Конечно, отнюдь не цветуще экономическое состояние Европы, но еще менее оно катастрофично. Конечно, не безоблачны отношения Англии с Американскими Штатами, Франции с Италией, САСШ с Японией. Но до войны и даже до непосредственной возможности войны дело далеко еще не доходит. Мировая революция растворяется в тумане грядущих десятилетий.

А значит, приходится в корне пересматривать ленинские анализы 1918-20 годов. Такой пересмотр - меньше всего измена Ленину и его памяти. Напротив, он вполне в духе ленинских заветов, наставляющих руководствоваться непреложной и полновесной диалектической методикой.

Между тем, Троцкий воспринимает Ленина догматически, односторонне. Доселе он всецело исходит из устаревшего, некритического, недиалектического представления о мировой революции. Он рисует ее такою, какой ему хотелось бы ее увидеть, принимает чаемое и желаемое за действительное. И ставит ставку на свой собственный мираж. Доселе он расценивает СССР только как случайный плацдарм, как горючий материал. И атакует Политбюро, не может ему простить, что оно серьезно и вплотную подошло к проблеме основательного устроения советской земли.

 

2.

Политбюро тоже читало Ленина и хорошо помнит его писания насчет мировой революции. Состоя из выверенных, вышколенных ленинцев, оно, однако, в то же время испытывает непрерывное давление огромной, взбудораженной, многосложной страны, настойчиво желающей перейти с военного положения трамплина и факела к более или менее мирному и нормальному порядку жизни.

Политбюро не меньше Троцкого сочувствует мировой революции. Но оно принуждено гораздо серьезнее, чем Троцкий, считаться с ее глубоко дремотным состоянием в течение последних лет. Правда, и оно отнюдь не допускает мысли, что эта дремотность может стать летаргическим сном и кончиться смертью. Но на данный период времени, сообразуясь с обстановкой, оно все же усвоило иную, менее агрессивную внешнеполитическую тактику, а для ее обоснования и оправдания выработало особую, своеобразную, защитную теорию строительства социализма в одной стране. Теория эта, по плану современных партийных вождей, должна примирить основную интернационалистическую ориентацию с признанием возможности и необходимости положительной, органической работы в СССР.

"Мировая революция есть не одновременный, не однократный акт, а эпоха" - возражают Троцкому его партийные противники. Мировая революция уже пришла, уже развивается, мы живем в ее атмосфере. Но она будет длиться десятилетия, может быть, столетие. Здесь и там в мире назревают разнообразные социальные и политические конфликты. Их нельзя форсировать искусственно, но нужно быть готовыми принять в них то или другое участие, дабы они разрешались, по возможности, в желательном направлении. Так или иначе, стране пролетарской диктатуры надлежит быть сильной и готовой к борьбе. Она должна устраиваться на долгие годы переходного периода, строиться на новых основах, но солидно и прочно. Не барачные постройки военных лагерей, а долговременные, фундаментальные здания. Конечно, такое устроение предполагает серьезные компромиссы. Но иначе нельзя: революция недаром воплотилась в государство.

Впрочем, нельзя сказать, что позиция нынешнего Политбюро строго выдержана в этом духе. Шестой съезд Коминтерна проходил как будто под знаком иных, "левых", активистских, более близких Троцкому настроений. Формулы заострялись бравурно, революционно. Говорилось патетически о неизбежности в ближайшем будущем "нового подъема мировой революционной волны". Новая программа Коминтерна старательно инструментована в "левой" тотальности. Беспощадная борьба с II Интернационалом, со всяким оппортунизмом. Революционное наступление. Боевой, воинствующий стиль.

И все же Троцкому в его берлинских статьях из Альма-Ата не так трудно было вскрыть неувязку между, скажем, бухаринской философией эпохи и левым креном коминтернских резолюций. Либо мирное строительство СССР - либо активное углубление мировой революции. Либо мир, пусть даже худой, с капиталистическими державами, - и тогда Лозанна, Женева, пакты, Наркоминдел; либо действительно левый курс, - и тогда разрывы, конфликты, война. Либо плацдарм и факел - либо показательный питомник трудового государства. Разумеется, такой дилеммы Троцкий не высказывал прямо и грубо, но она вытекала из всей его концепции.

Политбюро стремится к синтезу обеих задач: и мировая революция и строительство социализма в СССР. Отсюда бесконечные "маневры" его международной и внутренней политики, - маневры, размах которых фатально истощается с каждым годом. Синтез - прекрасная вещь, но, к сожалению, на практике он нередко обертывается эклектизмом. Распутье становится распутицей.

Hic Rohdus, hic salta!

 

3.

Бухарин в своей, по обыкновению, блестящей январской речи о политическом завещании Ленина (нам еще придется к ней вернуться) сочувственно процитировал ленинскую фразу: - "теперь центр тяжести работы сводится к культурничеству".

Эта цитата - неспроста. Она - звено монолитного плана, "большой тактической дороги". Она знаменательно связана с другой бухаринской ссылкой на Ильича: "Владимир Ильич связывал следующий революционный взрыв непосредственно с грядущей войной". Т.е. без войны не будет и взрыва. А, значит, пока - никаких "скоропалительных" темпов, никаких искусственных поджогов, лучше меньше, да лучше. Значит, пока - "культурничество".

Я вульгаризирую, но не искажаю. Бухарин выступает вот уже несколько лет последовательным проповедником малых дел, кропотливой мирной работы, органического строительства социализма. Для устранения сомнений он, правда, прибавляет, что, мол, "мирная культурническая работа есть тоже особая форма классовой борьбы". Это "звучит диалектично", а "диалектика" в наши дни, как известно, играет роль примирительного елея, изливаемого на бунтующую революционную совесть: все действительное разумно и все разумное действительно...

У Бухарина - четкий рисунок. Если партийные ветры в данный момент ему неблагоприятны, то исторические, напротив, - попутны. Он - антипод Троцкого, недаром его ненавидящего. Троцкому рукоплещут враги Советской России: ибо Троцкий - это катастрофа. Бухарин имеет много шансов ожидать (или опасаться?!) сочувствия хозяйственной и спецовской советской интеллигенции: ибо Бухарин - это мир, это смычка, это культурничество. В сущности, когда Бухарин говорит от души, - беспокойные попутчики справа могут молчать...

Но если уж говорить, то следует, пожалуй, еще рельефнее, выпуклее заострить культурническую бухаринскую позицию. Чтобы ее усвоить до конца и всецело, нужен отважный "родосский прыжок". Ленин бы его не убоялся...

В данный исторический период центр внимания и усилий власти реально устремляется на работу внутреннего экономического, политического и культурного устроения страны, - разумеется, под лозунгом строительства социализма. Копейка, затраченная на гвоздь и ситец, куда умнее копейки, ушедший на пресловутый пожар, не желающий гореть. При современной ситуации Коминтерну приличествуют более функции свободного агитпропа, переведенного на хозрасчет, нежели военно-политического штаба. В 1918-1921 годах он был понятен и, по своему, полезен в том виде, в каком был организован. Теперь же, мешая внутреннему развитию советской страны, путаясь в ногах Наркоминдела, он в то же время бессилен стать серьезным фактором международного воздействия. История нудит привести его деятельность в соответствие с наличными интересами и целями советского государства. Для дела социализма выгоднее признание СССР Американскими Штатами, нежели форсировать вовлечение в коммунистическую настроенность нескольких десятков, сотен, или даже, допустим, тысяч американских джентельменов. Нужно уметь смотреть на вещи трезво и реально и держаться возвышающих обманов лишь до тех пор, пока они чем-либо "служат" нашим жизненным задачам. Изменится обстановка - естественно, изменятся и тактические приемы.

Итак, внутреннее органическое строительство - прежде всего. Но каковы его пути и перспективы?

Это уже - особый вопрос.

 

Hic Rohdus, hic salta!

(Статья вторая)

 

1.

Заграничные выступления Троцкого против Политбюро, в общем, поразительно "мелко плавают". Чувствуется в них обиженный озлобленный, славолюбивый человек, дорвавшийся до "свободы слова".

Прежде всего - "перо его местию дышет". А месть - плохая советчица в политике. К политическому деятелю калибра Троцкого естественно предъявить повышенные требования. И нельзя не испытать разочарования, знакомясь с его живописанием "тайн кремлевского двора". Вчуже досадно, что он не сумел сдержать своих порывов и на потеху мировой почтеннейшей публике торопливо развертывает дешевый приключенческий фильм. Лучшего заграничного подарка Ярославскому он, воистину, не мог и придумать. Куда делся его талант, его литературный и политический вкус?

От него ждали львиного рыка - и услышали гусиное шипенье. Он выбрал самую неудачную тему для первого протеста - тему "зажима": он, яростный трибун классовой диктатуры и партийной автократии!

Он радует мировой реформизм - плохая марка для большевика! Он потрафляет международной большой прессе - дурная слава для гражданина советского государства! Он веселит русскую эмиграцию - сомнительная честь для вице-короля русской революции!

Он не устоял от соблазна свое изгнание превратить в мировой бум. Но такие бумы, при всей их громогласности, скоропреходящи: в них слишком много нездоровой сенсации.

А по существу, - что может предъявить Троцкий вместо обличаемого им партийного курса? Прочтите его немецкую книгу "Действительное положение России" - и вам сразу бросится в глаза удручающее бессилие ее положительных рецептов. Та "левая программа", которую он рекомендует, есть крик отчаяния и надрыва, демагогическая истерика, последняя ставка срывающегося максимализма.

Троцкий как-то ошеломлен ходом русской революции. Его выступления после опалы - сплошная манифестация крайнего испуга. Ему теперь везде мерещатся Бонапарты - в Буденном, в Климе Ворошилове, в самом Сталине. Психологически трудно отделаться от впечатления, что тут - своеобразный рефлекс собственных подсознательных упований, горькие сны неудавшегося пролетария на коне. Клим годится разве в Наполеоны Третьи, - Троцкому подстать орлы и лавры Первого. Вся антибонапартистская сигнализация троцкизма - медь звенящая и кимвал бряцающий. От отчаяния и надрыва до белого коня - не дальше, чем от Тарпейской скалы до Капитолия. Уж кто-кто, а меньше всего Троцкий уберег бы русскую революцию от этого пути: весь его анализ революции целиком пронизан уверенностью в победной неизбежности ее бонапартистского завершения. Но вместе с тем, конечно, неспроста старушка история свела красноречивого трибуна с революционных подмостков в нужный час: французские Бонапарты - не в русском вкусе.

 

2.

"Левая программа" Троцкого сама по себе - пагубна для страны. Нетрудно убедиться в этом воочию: частично ее попыталось провести Политбюро, и вредные плоды - уже налицо.

Для Троцкого она сочеталась с неверием в социализм одной страны и трактовкою СССР, как только трамплина и факела. Для Политбюро она явилась орудием форсированного строительства социализма в нашей стране.

Пресловутый "левый маневр" партийного руководства сейчас, на глазах, исчерпывает себя. Предпринятый центром в значительной степени под обстрелом левой оппозиции, он грозит стране серьезным хозяйственным кризисом; лишь решительная его ликвидация может восстановить положение.

Ход мысли нынешнего "зигзага" прост. Нужно в срочном, боевом порядке индустриализировать страну. Но средств для этого нет, и нет надежд добыть их из заграницы. Значит, приходится проводить индустриализацию за счет собственного народа, конкретно, в первую очередь и главным образом - крестьянства. Пусть несет оно "излишки" в казну; пусть платит налоги, уравнивающие в нищете. Пусть поймет, что без жертв нельзя, что индустриализация в конечном счете оплодотворит все народное хозяйство сверху донизу. Пусть сама подтягивается к высшему экономическому типу; коллективизируется, кооперируется, общими силами поднимает урожайность. А пока надо потерпеть, по доброму старому рецепту гейневского короля:

      Народ мой - скажу я: - питайся треской,
      Когда есть нельзя лососину.

Политика спешит на помощь социалистическому хозяйственному плану: борьба с кулаком! Фактически возрождается атмосфера разверстки, власть регулирует жизнь междуклассовыми распрями, поощряет болезненное расслоение деревни, "снимает жирок" и без того ничтожных накоплений последних лет.

Платформа "ленинградской оппозиции" 14-го съезда стала официальным курсом большинства. Передовицы "Правды" теперь нередко текстуально повторяют тезисы тогдашних зиновьевских и каменевских выступлений насчет огня направо и возможности мирного врастания кулака в социализм. Роли странным образом передвинулись: идеи тогдашнего большинства стали "правым уклоном", а точка зрения оппозиции восторжествовала в большинстве. Конечно, эта передвижка идейного фронта оправдывается опять же всеобъясняющими ссылками на "диалектику": 15-й съезд представляет собою "высшую стадию", "новый этап" по сравнению с 14-м.

В результате - крестьянские осложнения, весьма знакомые по прежним, "низшим" стадиям. Сокращение посевной площади, признаки мужицкого экономического бойкота, в свое время доведшего страну до Кронштадта, трудности с продовольствием, призрак инфляции, двойные цены на хлеб. Угроза ленинской "смычке".

 

3.

Отсюда и Фрумкины, и Углавновы, и Бухарины. Смешно видеть в них идеологов мелкобуржуазной стихии: тогда и Ленина, введшего нэп, следовало бы записать в мелкие буржуи. Правый уклон наших дней - естественная реакция наших дальновидных партийных политиков на современные настроения крестьянства.

Бухаринская речь о политическом завещании Ленина - сплошная и страстная апология реального рабоче-крестьянского союза. Каждая строчка доклада дышит скрытым протестом против антикрестьянского, сверхиндустриалистского зигзага партийной политики. Нам нельзя ссориться с мужиком, с основным крестьянским массивом. "Нам нужно зацепить крестьянина за его интересы, не мудрствуя, без всяких выкрутасов, нам нужно искать самые простые подходы к нему". Революция может быть спасена лишь при условии подлинного доверия крестьянства к рабочей власти. В отношениях к деревне обстановка диктует величайшую осторожность.

Но как же быть с темпом индустриализации? - Бухарин отвечает на этот вопрос выразительной цитатой из Ленина: "Надо вовремя взяться за ум. Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительно быстрому движению вперед, ко всякому хвастовству и т.д., надо задуматься над проверкой тех шагов вперед, которые мы ежечасно провозглашаем, ежеминутно делаем и потом ежесекундно доказываем их непрочность, несолидность и непонятность (курсив Бухарина). Вреднее всего здесь было бы спешить".

Союз с крестьянством в настоящее время не может строиться на специализации крестьянского хозяйства: такая постановка вопроса означала бы "фразу и барабанный бой вместо дела". И опять - многозначительная цитата из Ильича:

"Нельзя нести сразу чисто и узко коммунистические идеи в деревню. До тех пор, пока у нас в деревне нет материальной основы для коммунизма, до тех пор это будет, можно сказать, вредно, это будет, можно сказать, гибельно для коммунизма. Нет. Начать следует с того, чтобы установить общение между городом и деревней, отнюдь не задаваясь целью внедрить в деревню коммунизм. Такая цель не может быть сейчас достигнута. Такая цель несвоевременна. Постановка такой цели принесет вред делу вместо пользы".

То, что Бухарин высказывает более или менее академическими обиняками, его сторонники и оруженосцы уточняют и заостряют. Некоторые из них даже открыто уподобляют левый курс "политике татарских ханов, выбивавших поборы с населения", называют его "военной и феодальной эксплуатацией крестьянства". Впрочем, вопрос, конечно, не в словах: в начале было дело. Революции, как и контр-революции, делаются классами, массами, народами.

Апостол Петр, трижды отрекшийся от Христа, все же отошел в вечность великим христианским подвижником. Так и т. Бухарину, трижды отрекшемуся от своего "обогащайтесь", видно, суждено уйти в историю навсегда осиянным благодатью этого сочного лозунга. Одно лишь еще неизвестно: доведется ль ему пострадать за него, как некогда Петру за Христа?..

 

4.

Да минует его чаша сия. Правда, сейчас с правым уклоном очень неблагополучно: огонь из всех орудий - дисциплинированными залпами. Но в то же время - и учет его существа: правительственные постановления о сельскохозяйственном налоге от 8 и 20 февраля.

"Однако, - читаем мы там, - достигнуть решительных успехов в деле подъема сельского хозяйства можно лишь при активном участии в росте заинтересованности самих бедняцких и середняцких масс крестьянства в расширении своего хозяйства".

Святая истина! И в деле ее признания предприняты конкретные шаги. Только бы тверже и смелее! Только бы - без "мудрствований и выкрутасов"!

Нельзя "маневрировать" до бесконечности одинаковыми приемами: их действие неизбежно притупляется. Нельзя играть классами безнаказанно. Нельзя вести органическое строительство и в то же время потворствовать классовым антагонизмам. Что годилось в острый период гражданской войны, военной самозащиты, сейчас не годится. Обстановка - иная.

Основной курс на индустриализацию - правилен. СССР должен стоять в известном смысле "самодостаточной", самодовлеющей страной. Недаром поэт увидел над пустой российской степью "Америки новой звезду".

Но нельзя индустриализовать отсталую и разоренную крестьянскую страну военно-социалистическими методами. Нельзя индустриализовать отсталую и разоренную страну, не ликвидируя решительными мерами ее международно-политической изоляции.

В лучшем случае, сверхсильная индустриализация на народной нищете приведет к созданию "колосса на глиняных ногах". За этот стиль в свое время очень упрекали самодержавие. Зачем же повторять его ошибки? Необходима соразмерность между народным благополучием и национально-государственным богатством. Неблагодарная задача - утешать недовольные нуждою массы посулами грядущих благ: покуда солнце взойдет, роса очи выест.

Равным образом, грандиозная и плодотворная внутренняя перестройка страны несовместима с ее затянувшимся одиночеством в международном мире (см. об этом предыдущую статью): "фактически мы живем в состоянии финансовой блокады" (Ворошилов).

Пусть "правый уклон" организационно будет задавлен. Пусть организационная победа над ним - свершившийся факт. Необходимо, чтобы бухаринский круг идей восторжествовал по существу, хотя бы под гром обличительных залпов, против него направленных.

Еще лучше, если удастся достигнуть дружелюбного компромисса: левые слова "правых" - за правые дела "левых". Как известно, свои последние выступления Бухарин густо приправляет "левою" солью: не потому ли, что Париж стоит обедни?

Иначе будут радоваться троцкисты и белый лагерь, ждущий "третьей революции". Недаром в эмиграции - очередное оживление: левый курс - экономический кризис; экономический кризис - заря политической катастрофы. Старая погудка банкротов: "чем хуже, тем лучше".

Но ошибутся и на этот раз. "Хуже" не будет, быть не должно. Конечно, революционный процесс - не тротуар Невского проспекта. Но есть в нем имманентная логика, и она ведет его не к вульгарной катастрофе, не к третьей революции, а... - вывози, диалектическая лошадка! - к "высшему историческому синтезу", в котором революция не отвергнута, а оправдана, не сокрушена, а "претворена" (aufgehoben).

В нынешнем очередном внутрипартийном споре внепартийная спецовская среда, разумеется, держит полный нейтралитет: этого требует принцип "политической аскезы". Она лояльна к власти, предана работе своей не за страх, а за совесть, делает свое дело в нелегкой подчас обстановке, но ни в коем случае не вмешивается в высшую политику, всецело предоставляя партии монополию политических дискуссий, а меньшевикам и троцкистам монополию подполья. Она клеймит позором всякие "вредительские" попытки шахтинского покроя, выгодные лишь врагам родной страны. Самым решительным образом воздерживается она от каких бы то ни было самостоятельных политических выступлений, в том числе "сменовеховских", памятуя, что на данном историческом этапе вопросы меньше всего решаются интеллигентскими выступлениями. В сфере политики ее удел, ее миссия, по четкому выражению одного советского поэта: -

молчать да сочувствовать.

...Не пора ли и нам здесь вспомнить, что раз Родос еще впереди, молчание - золото?..

 

Харбин, март 1929.

 


1 Настоящая брошюра представляет собою две статьи, предназначавшиеся мною для газеты "Новости жизни". Некоторые затруднения, воспрепятствовавшие нппечатанию этих статей в газете, побуждают меня выпустить их отдельной брошюрой.

 

Книго

[X]