ПЕПЕЛЬНЫЙ ЖЕМЧУГ
- Фантазия, навеянная гриппом –
На улице ледяной март.
Глубокий вечер.
Я выхожу из Театра.
Мне двадцать четыре года.
Я актриса.
Когда в семнадцать лет я впервые осветлила волосы, на коробке с краской было написано: «Пепельный Жемчуг». Пепельный жемчуг. И я верю в это до сих пор. Всегда та же самая фирма, разве что дизайн упаковки несколько изменился. Тот же самый оттенок. Я ни разу не обращалась к услугам профессиональных колористов. Только сама.
Ледяной, ледяной март. У меня высокая температура, но я не простужена: так иногда бывает со мной, если я перенервничаю вне сцены. Боль на подмостках доставляет мне подлинную радость, слезы «на публику» только ублажают душу; ведь добиться их так тяжело.
Мне двадцать четыре года. Я играю в Театре три неплохие роли, считая, что мне очень повезло. Рву себя между инженю и молодыми героинями. А сейчас ледяной март, я выхожу в него из своего Театра, лучшего театра столицы. На мне мешковатые недорогие джинсы, красная майка с детской надписью на груди, превращающая меня уж совсем в подростка, и пуховик, который я ношу уже третью зиму. Грим я не смыла: я за рулем, и если вдруг потребуют права, никто не верит, что мне больше восемнадцати.
Ледяной, катастрофически ледяной март, а у меня, похоже, и так все тридцать девять. Можно умереть, от воспаления легких, например, и весь мой жалкий «начинающий» репертуар отдадут другой актрисе. Да только вот незадача: в нашем Театре я не знаю ни одной актрисы, которая так впишется в роли наивных девочек прошлого столетия на вторых планах именно из-за той силы, с которой ненавидит их. Ни одной другой молодой актрисы. Кроме меня.
Поэтому, я думаю, Бог все же оставит мне жизнь.
Я захожу за угол, смотрю на свою белую «девятку», занесенную снегом, и желание садиться в салон у меня неожиданно пропадает. Я стягиваю перчатки с замерзших рук – все равно от них никакого толку – запихиваю их в карман вместе с мокрыми комочками снега, и мне становится одновременно и холодно, и горячо. Потом я освобождаю волосы от резинки, и мой пепельный жемчуг рассыпается по щекам. Неделю назад я подстриглась так коротко, что едва могу убирать волосы в крохотный хвостик. Трогаю, треплю их. Ледяной воздух, ледяная весна, пепельный жемчуг. Ненавижу, когда осветленные волосы отдают желтизной.
Вот полюбуйтесь на меня: отыграла три часа спектакля, получила по шее за кулисами (худрук плюс ставящий режиссер), стою на ветру, смешанном со снегом, градом и менингитом для таких дур, как я, и – ничего не делаю. Пепельный жемчуг прилип к влажным щекам. Я представляю внезапно, во что сейчас превращается косметика на моем лице, и смеюсь. А может быть, плачу. Не знаю сама. Как давно минуло время, когда я хоть что-то о себе знала…
Обогнув все дома – наш Театр стоит в переулке среди жилых домов, с непривычки и не отыскать – я выхожу на шоссе. Глубоко вдыхаю в себя чистый лед, и ступаю на проезжую часть. Я совсем ничего не вижу из-за бьющего в лицо снега и упавших волос.
Мимо летят машины.
Сигналят, как сквозь сон.
Может быть, я стою там, где нельзя стоять. Но я не делаю ни шага назад. Не могу.
Снег.
Мои прекрасные, потемневшие от него волосы.
Пепельный жемчуг.
Ледяной, катастрофически ледяной март.