ГОРОД
Город забудет ее так скоро, как только это возможно.
Город все забывает.
Джилл стояла у открытого окна, был поздний вечер. Такой поздний, что ее мать сказала бы про него «ночь». Но Джиллиан было двадцать лет: немного не тот возраст, в котором мать считают центром мироздания. К тому же, самой Джилл ее возраст нравился. И она собиралась остаться в нем навсегда – если только получится.
Оторвав взгляд от темной улицы, она снова подошла к столу. Взяла пузырек, отвинтила крышку, высыпала содержимое на ладонь. Пересчитала таблетки. После смерти отца, около года назад, психотерапевт прописывал ее матери кучу самых разных антидепрессантов, которые та исправно покупала, а пить - не пила. Потом она шла к следующему врачу, он прописывал другие, и повторялась та же история. Год. Когда Джиллиан поняла, обладателем чего она неожиданно стала – а мать нечасто проверяла содержимое шкафчика в коридоре – у нее закружилась голова от радости. Это был он, это был выход. Которым надо было только вовремя воспользоваться.
Ее мать не любила ее отца, но после его смерти окончательно утратила всякий интерес к жизни. Джилл, похоже, родившаяся без этого самого интереса, вполне ее понимала. Ну что могла дать жизнь? Для своего возраста она очень трезво оценивала все возможные варианты. Она не была красавицей, не имела больших денег и не умела писать стихи; какое будущее ее ждало? Только встретить кого-нибудь, отчаявшегося еще больше, чем она сама, выйти за него замуж, следить за тем, чтобы он побольше ел и поменьше пил, и умереть с его смертью. Как ее мать.
Джиллиан зачарованно смотрела на свою ладонь, указательным пальцем другой руки разгребая в кучке желтых пилюль дорожки, как это делают дети с конфетами. А что, забавно. Неожиданно присмотревшись, она подумала, что линия жизни на ее коже чересчур длинна. Еще одно доказательство шарлатанству предсказателей. Хорошо, что все те часы, которые ее подруги посвящали чтению гороскопов, она тратила на сон. По крайней мере, не о чем теперь жалеть. Снов она никогда не видела.
Джилл подняла голову и перевела взгляд на окно. Стоял август, самый конец августа; в лицо ей ударило волной душного городского тепла. Ей не нравилось жить в городе, пусть это даже и столица. Такие места не имели памяти, уж слишком они были большими. Где-нибудь в забытой Богом провинции у нее, возможно, и не поднялась бы рука сделать то, что она собиралась сделать теперь. Сам воздух не пустил бы ее. А городу что – безразлично. Городу не нужен Бог, город сам им является. Она не представляет для города опасности, не представляет и ценности. Два десятка новых Джилл родятся этой самой ночью. Баланс в природе будет с лихвой восстановлен.
Глубоко вдохнув, она взяла со стола банку диетической пепси, откупорила ее, подождала, пока первые пузырьки газа выйдут наружу. К этому приучила ее мать еще в раннем детстве. Главным страхом женщины, всю жизнь ходившей по психотерапевтам, был ее ребенок и когда, в очередной раз вняв настойчивым просьбам, она давала дочери банку шипучки, то прежде всего боялась, что та испортит себе желудок, а потом – что простудится. Джиллиан не выросла здоровым человеком, и что-то в глубине души смутно подсказывало ей, что это произошло не вопреки вечному беспокойству матери, а благодаря ему. Так или иначе, собственная рука с чрезмерно длинной линией жизни внушала ей ужас, и она собиралась это подкорректировать.
Часы на стене показывали без десяти минут полночь. Еще десять минут, и настанет предпоследний день августа, предпоследний день лета, и день ее собственного рождения. Неприятно, невыносимо будет делать вид, что рада, принимать от всех поздравления, оказаться вдруг Взрослой…Нет, с этим надо было завязывать. Бросив последний взгляд на заснувший город, Джилл поделила таблетки на маленькие кучки и, прихлебывая пепси, по - быстрому проглотила их все. В фильмах с плохим концом, которые она обожала, молодые светловолосые героини в момент нервного срыва обычно запивали подобный коктейль водкой прямо из горлышка, а не диетической газировкой, но даже этот неоспоримый факт не пересилил извечную ненависть Джилл к алкоголю. Да и к тому же она не была блондинкой. Волосы у нее были самые обычные, каштановые.
Как знать, может, будь она блондинкой, и судьба у нее оказалась бы другая, тупо думала Джилл, укладываясь на пол около постели. В голове у нее потяжелело, мысли, наоборот, стали неестественно легкими и путались. Она поглядела вверх, поймала губами теплый воздух, идущий из города, и закрыла глаза.
Часы на стене мерно тикали, и когда сердце провалившейся в небытие девушки начало агонизировать, было уже двадцать минут первого; начинался новый день. То, что она задумала, свершилось не совсем по плану. Она умерла, но она умерла совершеннолетней.
Несколько часов спустя, в другой части города, у молодой, измученной двадцатичасовыми родами женщины родилась красненькая, недоношенная, но исправно пищащая девочка. Дождавшись утра, она по мобильнику связалась с мужем и предложила назвать дочь Сесилией или, может, Джиллиан. Муж одобрил второе. Красивое имя, сказал он. Не очень часто встречается. И, к тому же, так, кажется, зовут известную актрису, интервью с которой они смотрели на прошлой неделе. Есть все шансы надеяться, что из девочки выйдет толк.