Валентин Холмогоров.
ШЕЛ ДОЖДЬ И ДВА СТУДЕНТА

        За  окном  шел  дождь.  Барабанил по жестяному подоконнику, стучался в
стекла,  хлопал  на  ветру мокрым полотнищем рекламы. Внизу, на залитом лужами
тротуаре,  под  дождем  мокли  два  студента.  Один  торопливо  курил, спрятав
сигарету  от  льющейся с неба воды внутрь ладони, другой ежился, когда упругие
дождевые струи заливались ему за воротник. Их разговор разносился по пустынной
улице вдаль, заглушаемый лишь шелестом бьющихся об асфальт капель.
-  Не  придет.  -  Уверенно  сказал первый, делая скорую затяжку и смаргивая
застрявшую в ресницах влагу.
-  Да  придет, никуда не денется. - Успокаивал его второй, прохаживаясь в луже
вперед-назад. - Опоздает еще немного и придет... Только уж скорей бы!
- Жди! - Усмехнулся первый. - Уж на полчаса задерживается!
-  Женщины всегда задерживаются, - авторитетно заявил второй, шлепая по водной
глади башмаком, - это в их правилах... Терпи!
      На мгновение оба смолкли, словно вслушиваясь в шум дождя, окружавшего их
плотным водяным кольцом.
-  Погляди,  который  час,  -  попросил  первый, выбрасывая промокший окурок в
сторону и сразу же доставая другую сигарету, - у меня часы промокли.
- У меня их вообще нету. Минут сорок, как должна уже быть.
- Не придет.
- Придет, вот увидишь.
-  Да  зачем я ей тут нужен? - Всплеснул руками первый почти в отчаяньи. - Она
девушка  самостоятельная, симпатичная, родители, поди, тоже не из бедных, а я...
Кто  я ей? Сидит сейчас, небось, дома, телевизор смотрит, да надо мной, дураком,
посмеивается...
- А ты тоже хорош, - добавил второй, - нашел, где встречу назначать. Хотя бы в
парадном, или в метро...
- Да кто ж знал, что дождь случится?
     Снова  наступила  тишина,  прерываемая время от времени нервными вздохами
терзающегося сомненьями юноши.
- Не придет. - Констатировал он вслух в стотысячный раз.
- Ну, не придет, и не нужно. Кого-нибудь другого сыщем! - Весело отозвался его
товарищ.
- Вот ты и ищи. А я не стану... Ой! Она! Гляди, ей-богу, она!
- Ну? Что я тебе говорил? - Победно провозгласил второй, словно выиграл важный
спор. - Иди, я тебя обожду.
      Я  приник  к  окну, выглянул из него, чуть не вываливаясь вниз, стараясь
различить  предмет  столь  бурной страсти, из-за которой час с небольшим стоит
мокнуть на улице при такой погоде.
        По   тортуару,  укрывшись  зонтом,  бойко топала стройная  длинногогая
девушка  лет  двадцати.  Только  ноги я и сумел хорошо разглядеть сверху из-под
зонта.
       Юноша  рванулся ей навстречу, не замечая моего нескромного любопытства;
мне  казалось,  он  вот-вот  заключит  девушку в свои пылкие объятья и губы их
сольются  в  страстном поцелуе, но... Приблизившись к девушке, молодой человек
как-то сразу заметно увял.
- Здравствуй, Оля. - Услышал я их разговор.
-  Здравствуй.  Вымок,  бедный?  Извини,  я  немного опоздала... Ты хотел меня
видеть?
-   Да,  Оленька...  Понимаешь,  тут  такое  дело...  Сразу  и  не  скажешь...
Стеснительно...
                В  воздухе,  как  грозовое  электричество,  невидимо  возникло
готовое совраться с его уст важное объяснение. Я навострил слух.
- Тут такое дело, Оленька... - Продолжил он.
- Ну же? Не тяни!
-  В  общем...  У  тебя  не  найдется  рублей двадцати до следующей стипенлии?
Кушать, знаешь, нечего...
        В небе сверкнула молния. Громыхнуло.
- Конечно. На, держи! Это все?
- Да, Оля. Спасибо тебе.
- Не за что. Ну, я пошла?
- Счастливо.
- Счастливо.
             O,  tempora!  O,  mores! Не мне, с моею тонкой романтичной душою,
всякий  раз воображающей невесть что при любых обстоятельствах, подслушивать у
окна  подобные  сцены!  А после того говорят, что в рядах современной молодежи
нет  уже  того  либерализма,  той  множественности мнений, чувственных и ярких
движений души, характерных для более старшего поколения новой России!
         На  улице  шел  дождь.  Под  дождем  уходили  куда-то  два  студента,
беззаботно шлепая по лужам. Оба они были счастливы.

                Санкт-Петербург, 27 июня 1998 года.