Бен Бова. Колония

(с) перевод - ОК, 1993

Май 2008 г.

Население мира: 7,25 миллиардов

- Помедленней, - окликнула она. - Я всего лишь городская девушка.

Дэвид Адамс остановился и снова обернулся к ней. Они поднимались по травянистому склону, не отличавшемуся большой крутизной. Каждые несколько футов стояли молодые тонкоствольные клены, так что можно было хвататься за них и подтягиваться.

Но Эвелин запыхалась и начала сердиться. Он выпендривается, подумала она. Мускулистый молодой самец в своем саду Эдема.

Дэвид, смеясь, протянул ей руку.

- Вы же сказали, что хотите увидеть всю колонию.

- Да, - пропыхтела Эвелин, - но я не хочу заработать сердечный приступ, делая это.

Крепко схватив ее за запястье, он помог ей подтянуться по тропе, ведущей на выход.

- Дальше будет легче. Уменьшается гравитация. А зрелище стоит усилий.

Она кивнула, но сказала про себя.

Он знает, что он красив. Хорошее мускулистое тело, крепкая спина. Несомненно, именно потому-то его и выбрали мне в гиды. Он активизирует все женские гормоны.

Дэвид напоминал ей гавайских пляжных мальчиков, вторгшихся в последнее время на английские курорты: такое же сильное гладкое тело; такое же широкое лицо с большой яркой улыбкой. Оделся он для улицы, чего Эвелин никак не ожидала; грубые шорты, свободная рубашка без рукавов с открытым воротом, показывающим его гладкую мускулистую грудь, походные сапоги из мягкой кожи. Ее собственный деловой костюм с короткой юбкой выглядел совершенно подобающим в кабинете или ресторане или любой другой цивилизованной обстановке, но здесь он был до ужаса неуместен. Она уже сняла жакет и запихала его в наплечную сумку, но все равно перегревалась и потела как зверь.

Эта его улыбка, однако ж, ослепляет. Было в нем так же и еще что-то, что-то... иное. Может, он и есть тот самый? спросила она себя. Может, я уже наткнулась на него? Какое совпадение, что ему поручили быть моим гидом. Но другой голос у нее в голове предупредил. Никаких таких совпадений не существует. Будь осторожна!

Эти голубые глаза и золотистые волосы. Какое сочетание. И слегка оливковый оттенок кожи: средиземноморский ген. Можно ли скроить и цвет кожи? И все же есть что-то... У него эта внешность кинозвезды, поняла Эвелин. Слишком идеальная. Ничего неуместного. Никаких изъянов, никаких шрамов. Даже зубы у него белые и ровные.

- Здесь поосторожней, - предупредил Дэвид. Его рука обхватила ее за талию и помогла ей перепрыгнуть через перерезавший их тропу крошечный журчащий ручеек.

- Спасибо, - пробурчала Эвелин, освобождаясь от его руки. Он знает, что он классный мальчик, сказала она себе. - Не дай этому ангельскому личику подействовать на тебя, старушка.

Они молча поднимались через редеющие посадки дуба и ели, размещенные исключительно аккуратно, на одинаковом расстоянии. Как его проклятые зубы. На это задание следовало послать цветущую девчонку - скаута, а не репортера.

Дэвид наблюдал за ней, когда они поднимались по постоянно восходящей тропе. Почему Кобб выбрал меня для показа ей колонии? - спрашивал он себя. - Неужели он столь низкого мнения о работе, которую я пытаюсь сделать, что хочет, чтоб я отложил ее и поиграл в бойскаута с новоприбывшей?

Ему стоило немалых усилий, чтобы подавить свое негодование и не дать ему отразиться на лице, наблюдая, как она старается не отстать от него в своих туфлях с открытыми носками. Поддавшись внезапному импульсу, он включил языком реле связи, встроенное у него в самом дальнем коренном зубе, и прошептал про себя, в глубине горла, где это не мог слышать никто, кроме имплантированного там миниатюрного передатчика:

- Эвелин Холл, новоприбывшая на прошлой неделе. Досье пожалуйста.

Он сделал четыре шага по травянистой тропе, прежде чем имплантированный у него за ухом микроскопический приемник прошептал в ответ:

- Эвелин Л. Холл. Возраст: двадцать шесть лет. Родилась в Лондонском Комплексе. Посещала государственную школу в районе Лондона. Диплом по журналистике. Работала как исследователь, а позже репортер в синдикате "Международные новости". Сведений о другой работе нет. Физические данные...

Он не собирался слушать - какие у нее параметры. Он и так видел, что она ростом почти с его собственные метр семьдесят восемь сантиметров и обладает полной, зрелой фигурой, и, значит, должна постоянно бороться с излишним весом. Густые волосы медового цвета кудрявились у нее по плечам; сейчас они порядком спутались. Зеленые как море глаза были живыми, умными, пытливыми. Симпатичное лицо. Она выглядела почти как невинное дитя, за исключением этих проницательных беспокойных глаз. И все же это было милое лицо, уязвимое, почти хрупкое.

- Желала б я, чтоб меня предупредили, что мы будем заниматься горными восхождениями, - пробурчала Эвелин.

- Бросьте, - рассмеялся Дэвид. - Это не гора. На этой стороне колонии мы не строили никаких гор. Вот если вы действительно хотите заняться альпинизмом...

- Это неважно! - она отвела с глаз спутанную массу волос.

Костюм ее погиб, она это уже поняла. Весь в зеленых пятнах, насквозь пропитан потом. Ох уж этот ублюдок Кобб. "Мэр" "Острова номер 1". Это он все придумал.

- Посмотрите колонию, - громыхал тощий старикашка, словно толкал речь перед большой толпой. - Я имею в виду, действительно посмотрите ее. Пройдите по ней пешком. Испытайте ее. Я поручу кому-нибудь показать вам, где что...

Если он именно так обращается с каждым новоприбывшим, то просто чудо, что кто-то остается здесь жить. Но Эвелин гадала. Или он дает мне особое обращение, потому что подозревает зачем я здесь? Впервые в своей жизни она осознала, что репортаж-расследование может быть не только опасным, но и чертовски утомительным.

Она тащилась позади этого мускулистого молодого лесовика через лес и ручьи, через холмы и прогалины, одежда превратилась черт знает во что, обувь полностью развалилась, на ногах образовались волдыри, наплечная сумка колотила ее по бедру и с каждым новым болезненным шагом ее нрав раскрывался все больше и больше.

- Еще немного дальше, - сказал Дэвид. Ее раздражала его веселость. - Чувствуете, что стали немного легче? Гравитация здесь падает весьма быстро.

- Нет, - отрезала она, не доверяя себе сказать больше. Если б она выложила ему, что она действительно думает обо всей этой лесной премудрости, ее бы отправили обратно на Землю следующим же челноком.

Дэвид шел теперь рядом с ней. Тропа, казалось, порядком выровнялась. Наконец идти стало легче. Эвелин увидела, что по обеим сторонам тропы росли кусты высотой в человеческий рост, великолепные и с огромными, с тыкву, цветами фантастических переливающихся оттенков красного, оранжевого и желтого.

- Что это? - спросила она, дыхание ее почти вернулось к норме.

Приятное лицо Дэвида на мгновение наморщилось.

- Гм-м... - Он щелкнул языком, уставясь на цветы.

Ничего себе сошник, подумала Эвелин. Берет меня на королевскую экскурсию и даже не знает...

- Это мутированная разновидность обычной гортензии, - ответил Дэвид, странно склонив голову на бок, словно слушая что-то, когда говорил. - Макрофила мэрфиенсис. У одного из самых первых генетиков колонии было хобби садоводство, и он попытался вывести новый вид декоративных цветов, которые бы не только давали эффектные новые краски, но и были бы также самоопыляющимися. Он добился чересчур больших успехов, и более трех лет его модифицированные кусты гортензий угрожали захватить большую часть обрабатываемой земли колонии. С помощью специальной бригады биохимиков и молекулярных биологов мутированный кустарник загнали в границы высотных земель в противоположных концах главного цилиндра колонии.

Зачитывает словно чертов робот, подумала Эвелин.

Дэвид улыбнулся ей и добавил более обычным тоном.

- Садовода-любителя звали, кстати, не Мэрфи. Он отказался допустить отождествления новой разновидности со своей фамилией, и поэтому д-р Кобб назвал растение в честь закона Мэрфи.

- Закона Мэрфи?

- Разве вам никто не объяснял закона Мэрфи? "Если что-нибудь может выйти наперекосяк, то обязательно так и выйдет". Таков закон Мэрфи. - И добавил более серьезным тоном. - Здесь это первое и самое важное правило жизни. Если вы собираетесь здесь обосноваться, помните закон Мэрфи. Он может спасти вам жизнь.

- Если я собираюсь здесь обосноваться? - повторила словно эхо Эвелин. - Разве на этот счет имеются какие-то сомнения? Я хочу сказать, меня ведь приняли для постоянного проживания не так ли?

- Разумеется, - ответил Дэвид, выглядя невинно удивленным. - Это просто форма речи.

Но Эвелин гадала: Как много он на самом деле знает?

Они пошли дальше, а эффектно расцвеченные цветы огораживали тропу со всех сторон. Цветы не испускали сильных запахов, но Эвелин обеспокоило что-то еще... Что-то недостающее.

- Нет никаких насекомых!

- Что? - переспросил Дэвид.

- Тут не жужжит никаких насекомых.

- Здесь, наверху, - согласился Дэвид, - их не очень много. На сельскохозяйственных угодьях у нас конечно есть пчелы и тому подобные. Но мы очень старались не допустить в колонию никаких паразитов: мух, москитов... разносчиков болезней. В земле, по которой мы ходим, конечно же есть земляные черви, жуки и все прочее, что нужно для того, чтоб почва оставалась живой. Это в начале было одной из самых больших проблем колонии. Чтобы сделать почву плодородной, требуется уйма живых существ. Нельзя просто зачерпнуть грязи с Луны и раскидать ее по колонии. Она бесплодна, стерильна.

- Сколько вы здесь жили? - спросила Эвелин.

- Всю жизнь, - ответил Дэвид.

- В самом деле? Вы здесь родились?

- Я жил здесь всю жизнь, - повторил он.

По спине Эвелин пробежала дрожь: он тот самый!

- И вас поставили работать в штате О.О.?

- О.О.? Что это такое?

Она недоуменно моргнула.

- Отношения с общественностью. Неужели вы даже не знаете...

- Ах, это! - усмехнулся он. - Я не состою в штате отдела отношений с общественностью. У нас даже нет такого отдела, если не считать самого доктора Кобба.

- Значит, вы просто все время служите гидом для новоприбывших?

- Нет. Я прогнозист... или пытаюсь им быть.

- Прогнозист? А что это такое, во имя всего святого...

Но ее вопрос унесло ветром, когда они вышли из-за последнего поворота, и она увидела расстилающуюся панораму. Они стояли недалеко от края высокого холма. На такой высоте полагалось бы дуть ветерку, но если он и задувал, то Эвелин его не чувствовала. Ограждавшие их тропу кусты остались теперь позади, и она смогла увидеть перед собой всю колонию.

"Остров номер 1".

С гребня холма Эвелин видела протянувшуюся перед ней плодородную зеленую страну, длинные полосы поросших лесом холмов, плотно петляющие ручьи, травянистые прогалины, небольшие лесочки, разбросанные здания, сверкающие на солнце голубые озера. Она испытывала такое чувство, словно падает, увлекаемая вниз широкой открытой панорамой зелени, уходящей все дальше, пока самая дальняя даль не терялась в мареве.

Она видела скопление шпилей деревни и белые паруса лодок, скользящих по глади одного из озер побольше. Здесь через реку изящно пролегал мост, там набор прозрачных "крыльев" легко планировал в прозрачном чистом воздухе. В окутанной голубым маревом дали виднелись аккуратные ряды обрабатываемых сельскохозяйственных угодий.

Она знала, что "Остров номер 1" был огромным цилиндром, висящим в космосе. Она знала, что стоит внутри длинной, широкой, сделанной человеком трубы. В голове у нее проносились цифры из наставлений по части основных сведений. Длина колонии двадцать километров, ширина четыре, она совершала один оборот каждые несколько минут для поддержания внутри цилиндра искусственной гравитации и придания всему ощущения землеподобности. Но цифры ничего не значили. Она была все-таки слишком большой, слишком открытой, слишком просторной. Это был мир - и богатый. Зеленая страна красоты и покоя, отрицавшая все попытки измерить и определить ее.

Целый мир! Зеленый, открытый, чистый - сияющий надеждой и простором для прогулок, для дыхания, для игры и смеха. Такой, каким были Корнуолл и Девоншир до того, как серые щупальца мегаполиса поглотили все зеленые холмы.

Эвелин почувствовала, что дрожит. Тут нет никакого горизонта! Земля загибалась вверх. Она тянулась ввысь, головокружительно уносясь все выше и выше. Эвелин подняла голову и увидела сквозь голубоватое, испещренное облаками небо, что над ней, прямо у нее над головой, находится другая земля. Внутренний мир. Она зашаталась.

По открытой зеленой стране протянулись длинные сверкающие полосы яркого света. Солнечные окна тянулись по всей длине цилиндра колонии, укрепленные сталью стекла, пропускавшие солнечный свет отраженный огромными зеркалами снаружи гигантского трубчатого корпуса колонии.

Все это было слишком громадным для восприятия. Холмы, леса, фермы, деревни выгибались у нее над головой, затерянные в голубом мареве неба, кружились высоко над ней, описывая полный круг, зеленая земля, сияющее окно, снова зеленая земля...

Она почувствовала, как рука Дэвида обняла ее за плечи.

- У вас кружится голова. Я подумал, что вы можете упасть.

Эвелин благодарно слабо улыбнулась.

- Это... это довольно потрясающе, не правда ли?

Он кивнул и улыбнулся ей, и она вдруг снова рассердилась. Не для тебя! Тебя это не потрясает! Ты видишь это каждый день жизни своей. Тебе никогда не приходилось пробивать себе дорогу сквозь городскую очередь или надевать противогаз просто для того, чтобы пройти по улице и остаться живым...

- Что и говорить, зрелище это захватывающее, - говорил между тем Дэвид с таким же спокойствием, с каким диктор читает сводку погоды. - Никакие фотографии не могут подготовить к этому.

Она услышала свой смешок.

- Колумб! Колумба это свело бы с ума! Ему было достаточно трудно заставить людей поверить что, земля круглая. Но если бы он увидел этот мир - мир, который вывернут наизнанку!

Дэвид со знанием дела подтвердил.

- У меня дома есть телескоп, если вы хотите действительно увидеть людей, стоящих вверх ногами, направив головы к вам.

- Нет, - быстро отказалась Эвелин. - Для этого я, думается, не готова.

Они стояли на краю крутого обрыва. Вокруг была неестественная тишина. Не верещали птицы, не громыхали по ближайшему шоссе грузовики. Эвелин заставила себя опять посмотреть вверх и, увидев у себя над головой изогнутую землю, заставила себя принять тот факт, что стоит внутри сделанного человеком цилиндра больше двадцати миль длиной, в гигантской трубе, висящей в космосе в четверти миллиона миль от Земли, в ландшафтном, заполненном воздухом, скроенном раю, где проживала элита из немногих очень богатых людей - в то время как миллиарды жили, прозябая, на усталой, перенаселенной старой Земле.

- Хотите узнать еще какие-нибудь статистические данные о колонии? - спросил Дэвид. - Длина у нее всего-навсего такая же, как у острова Манхеттен, но поскольку мы можем использовать почти всю внутреннюю поверхность цилиндра, площадь у нас в действительности в четверо больше, чем у Манхеттена...

- И сотая доля его населения!

Если Дэвида и уязвила ее колкость, то он едва ли показал это.

- Одно из преимуществ жизни здесь - это низкая плотность населения в колонии, - ответил он ровным тоном. - Мы не хотим очутиться в том же удушающем положении, в котором оказались города Земли.

- А что вы знаете о городах Земли? - вызывающе спросила она.

- Полагаю, немногое, - пожал плечами он.

Они снова замкнулись в молчании, Эвелин опять повернулась посмотреть на панораму. Все это открытое пространство. Они б могли принять миллион людей. Больше.

Наконец Дэвид протянул ей руку.

- Пойдемте, - предложил он. - Для вас это был тяжелый день. Давайте сходим куда-нибудь, выпем рюмочку и отдохнем.

Она посмотрела на него. Может быть, он все-таки человек. И невольно улыбнулась ему.

- Вверх и туда, - он показал на другую тропу, петлявшую среди деревьев.

- Опять восхождение?

- Нет, - рассмеялся он. - Дальше просто короткая прогулка. По большей части вниз по склону. Если хотите, можете снять туфли.

Эвелин благодарно скинула их с пылающих ступней и повесила за каблуки на ремень заплечной сумки. Трава под ногами казалась мягкой и прохладной. Дэвид повел ее по извилистой тропинке, мимо новых, странных, пламенеющих кустов гортензий и по берегу ручья, скатывающегося вниз по склону к лесу, через который они поднимались.

Готовность к бою у нее высокая, думал он когда они шли. Конечно, она не подготовилась к походу сюда. Кобб удивил этим шагом нас обоих. Он полон сюрпризов.

Затем он вспомнил выражение ее лица, когда она впервые увидела перед собой всю панораму колонии. Это стоило всех ее жалоб. Удивление, восторг, благоговение. Это стоило целого дня отрыва его от работы. Но зачем Кобб погнал меня на эту работу экскурсовода? Я так близок к сведению всего в единое целое, к пониманию куда все это ведет... а он заставляет меня провести день в лесу.

Эвелин наблюдала за Дэвидом, когда они шли. Он казался таким раскованным, таким уверенным в себе. Ей хотелось подставить ему ножку или бросить червяка за шиворот рубашки, просто так, чтоб посмотреть как он отреагирует на это.

Он не считает это стоящим делом, думал Дэвид. Он всегда был невысокого мнения о прогнозировании. Но раньше он никогда не мешал моим исследованиям. Почему же теперь, когда я так близок к сведению в единое целое всех основных взаимоотношений?.. Не боится ли он, что я найду нечто такое, о чем ему не хочется давать мне знать?

Деревья теперь росли пореже, по большей части сосны с рассеянными среди них редкими белоствольными березами. Воздух наполнял запах сосен. Сквозь густую траву виднелись здесь и там серые, ноздреватые камни. Некоторые из них доходили иногда до плеча, хотя большинство было поменьше.

- Какие странные на вид камни, - заметила Эвелин.

- Что? - оторвался от своих раздумий Дэвид.

- Эти камни... они выглядят необычно.

- Они с Луны.

- Но ведь вся колония построена из лунных материалов, не так ли?

- Так. Чуть ли не каждый грамм материала здесь - от внешней оболочки до кислорода, которым мы дышим, - все почерпнуто с лунной поверхности и очищено здесь на наших плавильных заводах. Но эти камни мы привезли без всякой их обработки. Наши ландшафтники думали, что они помогут придать территории более интересный вид.

- У вас, должно быть, работала японская бригада ландшафтников, - сказала Эвелин.

- А как вы узнали?

Она рассмеялась и покачала головой. Засчитывается одно очко в нашу пользу!

- Ну, вот мы и здесь, - объявил Дэвид миг спустя.

- Где?

- Дома. - Он развел руки и слегка улыбнулся. - Именно тут я и живу.

- На открытом воздухе?

Они стояли рядом с широким прудом, куда временно вливал свои воды ручей, по течению которого они следовали, прежде чем возобновить свое течение к лесу. Неподалеку от них стояли березы и сосны. Почва была мягкой от травы и папоротников, хотя то тут, то там, из земли выступали камни. Справа от Дэвида находился огромный валун, намного выше его.

Дэвид показал на валун.

- Вот мой дом. Этот пластик... сделан похожим с виду на камни. Внутри не очень просторно, но мне и не надо.

Этот хитрый ублюдок привел меня к себе!

Дэвид истолковал выражение ее лица неправильно:

- Разумеется, я много времени провожу на воздухе. Почему бы и нет? Дождь никогда не бывает без предварительного двухнедельного предупреждения. А температура никогда не опускается ниже пятнадцати градусов - это почти шестьдесят по шкале Фаренгейта.

- Мы пользуемся шкалой Цельсия, - огрызнулась Эвелин и с сомнением огляделась по сторонам. - Вы спите здесь?

- Иногда. Но чаще все же сплю дома. Мы не неандертальцы.

Да, и держу пари, твоя постель достаточно велика для двоих, не так ли?

- Послушайте, - сказал он ей, - разве вы не хотели бы принять расслабляющую приятную ванну? Я могу бросить вашу одежду в стиральную машину и приготовить вам выпивку.

Эвелин быстро взвесила в уме вероятности. Мысль окунуться в горячую ванну была слишком хороша, чтобы упустить такую возможность. Ее пылающие ступни никогда не простят ей такой небрежности.

- Ванна, кажется, неплохая мысль, - согласилась она. Может быть потом, после того как я снова оденусь, мы подумаем о выпивке. Сосание в животе напомнило ей о том, сколько времени прошло после завтрака.

Дэвид провел ее вокруг лже-камня. Пластиковая дверь была устроена в его поверхности так хитро, что ей пришлось присмотреться поближе, прежде чем увидеть очерчивающую ее тонкую, как, волос трещину.

Внутри оказалось однокомнатное холостяцкое жилище. Толстый ковер красно-золотистого цвета, изогнутые стены кремового цвета. Никаких окон, но над столом, стоявшим сбоку от двери, висела пара не включенных видеоэкранов.

В середине комнаты господствовал открытый очаг и воронкообразный дымоход над ним, красный снаружи, черный как сажа внутри. По другую сторону от очага стояла широкая низкая постель.

Ага! подумала Эвелин. И гидропостель к тому же.

Кроме этого в помещении имелись: небольшая утилитарная кухонная ниша, маленький круглый стол всего с двумя стульями и несколько разбросанных по полу, пышных, восточных подушек. И никакой другой мебели.

Комната была аккуратная, чистая, но аскетическая. Ничего неуместного. Как его проклятые зубы. Никаких книг. И нигде не видать ни клочка бумаги.

Дэвид подошел к постели и коснулся стены. Распахнулась дверь, открыв что там шкаф. Недолго порывшись в нем, он вытащил бесформенный серый халат и кинул его Эвелин. Та ловко схватила его на лету.

- Неплохо поймано, - похвалил он ее.

А ты чего б желал, молча ответила она.

- Ванная там, - показал он на другую дверь. Выбросьте одежду сюда, и я положу ее в стиральную машину.

Кивнув Эвелин прошла к ванной. Дэвид направился к кухонной нише, гадая про себя. С чего это она такая раздражительная? Он открыл шкафчик над раковиной.

Дверь в ванной с треском распахнулась, и она вышла, прожигая его взглядом.

- Там нет никакой ванны! Никакого душа! Ничего!

Дэвид уставился на нее.

- Бога ради, в туалете ванну не принимают. Для этого существует пруд. Именно для этого.

- Что?

Чувствуя, что доходит до белого каления, он разъяснил.

- Очищайтесь вибратором - этой сверкающей металлической штукой на гибком шланге, которая висит там на стене. Он отшелушит грязь с вашего тела путем ультразвуковых вибраций и втянет в себя отслоившийся мусор. Точно так же, как штука, стирающая вам одежду. - Он постучал по стиральной машинке, стоявшей в шкафчике под раковиной. - Вода слишком важна, чтобы использовать ее для мытья.

- В моей квартире есть ванна и душ, - возразила она.

- Вы жили в карантинной квартире. Этим утром вас перевели на постоянную квартиру, а в ней нет ни ванны, ни душа. Сами увидите.

Эвелин выглядела сбитой с толку.

- Но вы же сказали, что я могу принять ванну...

- В пруду - после того как будете чистой.

- У меня нет купальника.

- Так же как и у меня. Здесь некому подглядывать за нами. До ближайшего соседа больше пяти километров.

Ее лицо приняло холодное выражение.

- А как насчет вас?

- Я видел прежде обнаженных женщин. А вы видели обнаженных мужчин, не так ли?

- Вы не видели прежде моего обнаженного тела! И мне наплевать, какие племенные обычаи у вас здесь в этом вашем Новом Эдеме; я не разгуливаю, выставляя себя на показ!

О, черт, подумал Дэвид. Английская ханжа.

- Ладно, ладно, - примирительно поднял руки он. - Я скажу вам как мы это можем организовать. Вы вручите мне свою одежду через дверь ванной...

Она смотрела так же подозрительно, как д-р Кобб всякий раз, когда делегация с Земли хотела приехать "проинспектировать" колонию.

- ...а я положу ее в стиральную машину. Потом я выйду и прыгну в пруд.

- Во натюрель?

- Во что?

- Нагишом.

Он пожал плечами.

- Если это вам поможет чувствовать себя лучше, я останусь в шортах. Надеюсь, вы не будите возражать, если я сниму сапоги? Защитники окружающей среды становятся действительно злобными, когда вы идете купаться в грязных сапогах.

Она кивнула, не меняя выражения лица.

Холодная рыба!

- Отлично. Я очищусь вибратором на воздухе, а потом заберусь в пруд. Так вот, когда вы будете готовы выйти, крикните. Я отвернусь, зажмурю глаза, закрою их ладонями и нырну под воду. Идет? Потом, коль скоро вы будете надежно укрыты водой, и если я не утону, мы сможем приятно расслабиться купанием. Вода, знаете ли, всегда теплая. И я буду от вас все время оставаться в двухстах метрах. Идет?

Эвелин почувствовала, как усмешка оттягивает углы ее рта.

- В этом пруду нет двухсот метров ширины.

- Ну, я сделаю все что в моих силах, - пообещал он.

Он выглядит таким чертовски искренним, подумала она.

- Я не хочу показаться ханжой, - сказала она, - но у нас дома мы просто не купаемся голыми с незнакомыми людьми.

- У вас есть право на свои народные обычаи, - заверил ее Дэвид. - Здесь все купаются нагишом. Я просто не подумал, что это может вас шокировать.

Чувствуя себя немного глупо, но все-таки тревожно от всего этого, Эвелин вернулась в ванную, плотно закрыла дверь и принялась снимать с себя пропотевшую одежду.

О чьей стеснительности я беспокоюсь? - спросила она себя. - Его или своей?

Затем она напомнила себе, что это не имеет значения; она прибыла сюда в поисках материала для статьи, и как только она его добудет, она покинет "Остров номер 1".

Затем она улыбнулась. Статья получится намного лучше, если я смогу увидеть, каков он без этих глупых шорт на нем.

Дэннис Маккормик уперся кулаками в бока и прожег взглядом пыльную автостоянку. Грузовики и автомобили исчезли все до последнего.

- Проклятье! - выругался он про себя. - А я-то думал, что эти подлые ублюдки начинают уважать меня.

Кроваво-красное багдадское солнце касалось горизонта, превращая безоблачное небо в чашу расплавленной меди. А жара вполне достаточно близка к тому, чтоб расплавить медь, подумал Дэнни, вытирая вспотевшее лицо. Обыкновенно он не возражал против жары, но сейчас он злился, что его строительная бригада не оставила ему ничего - даже электропеда - для возвращения в отель. Ему придется идти по жаре заканчивающегося багдадского дня.

По крайней мере, шамал перестал овевать площадку своим дыханием доменной печи. Воздух на жарком закате стал неподвижным и пустынно-сухим.

- Черт подери! - пробурчал он. - Вставлю я Абдуле за это... Знает ведь, что меня лучше не оставлять тут вот так застрявшим.

Что его действительно разочаровало, так это то, что он убедил себя, будто рабочие-арабы наконец-то приняли его. В последние несколько недель они стали дружелюбными. Может, они просто забыли, сказал он себе. В конце концов, следить за автохозяйством не их забота.

Он оглянулся на стройплощадку. Дворец начал наконец принимать видимый облик. Даже женщины, спускающиеся каждый день к реке постирать и посплетничать, увидели, что создается что-то великолепное. Они часами стояли и наблюдали за ходом работ. Наконец-то завершили приречную стену, высокую и плавно изгибающуюся. Башни по обеим концам ее достроят еще до конца недели.

Со вздохом, выражая полуудовлетворение, полураздражение при мысли, что ему придется топать до отеля, Дэнни снова вытер лицо и двинулся к мосту, перекинутому через Тигр. Пот струился по его рыжей голове и шее и стекал по ребрам. Но солнце скоро зайдет и наступит благословенное облегчение ночи.

Идя по пыльной, голой стройплощадке, он начал выстукивать цифры на клавишах своего ручного коммуникатора. И прищурившись посмотрел на крошечный экран дисплея. Все как надо. Проект все еще слегка превышал смету, но учитывая как обстояли дела в начале, все и впрямь шло очень хорошо.

Иракская строительная бригада ворчала и роптала, недовольная работой под началом иностранца. (И не просто иностранца, иншалла, но и неверного, христианина - ирландца!) Мало помалу со скрипом, они начали уважать его. Постепенно шутки и шепотки у его за спиной поутихли. Они, кажется, так и не смогли понять что человек ирландского происхождения может быть канадцем. Для них он был Ай-риш. Но потом они стали называть его архитектором халифа, Сулейманом среди строителей.

- А если они так тебя любят, - сказал Дэнни покрасневшим на солнце крышам и шпилям за рекой, - то как же это получилось, что они не оставили тебе машины для поездки домой?

Но они увидели, что их работа стала создавать осязаемую прекрасную реальность и откликнулись на это с арабской гордостью и энтузиазмом.

- Реконструкция дворца Гаруна аль Рашида? - выпалил он своему боссу. - Но ведь никто не знает, как он выглядел.

- Пусть тебя это не волнует, мой мальчик. Яйцеголовые археологи дадут тебе указания, и там будет уйма местных знатоков, которые с радостью будут давать тебе советы.

- Брось, Расс, это бред...

- Нет, это политика. Всемирное Правительство хочет что-то сделать для хашимитской половины арабского населения, точно так же мы помогаем саудовцам. Иначе у нас будут осложнения в пустыне. Багдаду нужна пластическая операция. Новый приток капитала, новая промышленность.

- Так дайте тогда мне построить им промышленный комплекс так же, как мы сделали в Дакке.

- Только не в этот раз. Тебе предстоит построить дворец Гаруна аль Рашида, халифа "Тысячи и одной ночи". По прогнозам компьютера это будет ключом к оживлению их экономики.

- Вы хотите сказать, что собираетесь превратить Багдад в еще один проклятый, хваленый парк развлечений, вроде Эксельсиора.

- Не нападай на него, Дэнни, мальчик мой. Это даст толчок туризму и еще больше коммерции, чем промышленное развитие, для которого у местных нет обученных кадров. Справься на "отлично" с этой задачей, и следующий лакомый кусочек упадет тебе прямо на колени.

- И какой же это может быть кусочек?

- Вавилон. Висячие Сады и все прочее. Мы намерены реконструировать весь древний город, точно так же, как греки воссоздали свой Акрополь.

И у Дэнни потекли слюнки, о чем его босс отлично знал заранее. Дэнни испытывал горькое разочарование, что греческое правительство не позволило работать на Акропольском проекте не грекам, несмотря на то, что проект финансировало Всемирное Правительство.

- Вавилон, - повторил его босс. - В последнее время иракцы стали очень гордиться историей своей культурны. Они хотят вновь отстроить свое славное прошлое. Справься на "отлично" с работой по дворцу халифа, и они будут умолять тебя возглавить вавилонский проект.

Мелькающие на наручном коммуникаторе Дэнни цифры автоматически передавались через спутник связи в штаб-квартиру всемирного правительства в Мессине. Мы закончим здесь к концу года, думал Дэнни. А потом - Вавилон. А после этого самый большой лакомый кусочек из всех возможных - Троя.

Он оглянулся на возводимый им дворец. Заходящее солнце отбрасывало на новые стены кроваво-красный свет. Дэнни поднял руку над головой и смотрел, как длинная тень с вытянутых пальцев чуть не коснулась подножия стены.

Он снова повернулся к мосту и медленно текущему Тигру. На другом берегу лежал старый Багдад. В неподвижном, душном воздухе разносился высокий пронзительный вой муэдзина, зовущего на вечернюю молитву, - усиленный резким звучанием громкоговорителя:

- На молитву, на молитву... Явитесь в дом хвалы. Акбаралла, Аллах всемогущ. Нет бога кроме Аллаха...

Террасированные башни отеля "Интернациональ" поднимались над низкими, разноцветными черепичными крышами и куполами старого города. В отеле Дэнни ждали душ, свежее белье и - самое лучшее - пара бутылок ледяного пива.

Самый короткий путь к отелю лежал через сак - шумный, пахучий, переполненный народом, потный, чудесный базар, бывший центром жизни Багдада задолго до самого Гаруна аль Рашида. Он был опасным местом для посторонних, там легко можно было потеряться, а еще легче потерять свой бумажник. Но Дэнни проходил через него много раз и все знали, что он редко носил в кармане больше нескольких филей.

И все же людей убивали и за несколько филей - и даже за меньшее.

Под высокими сводчатыми арками базара было прохладней. Даже там, где над улицами не нависали крыши из камня или цветного стекла, от дневного солнца и жары защищал драный брезент. Но грязные улицы воняли мочой и навозом.

Толпы казались реже обычного. И тише.

Намаз, - сказал себе Дэнни. - И большинство людей идет домой ужинать.

Все лавки как обычно стояли открытыми. Они никогда не закрывались. Лавочники ели там, где сидели или поднимались ненадолго наверх, где их кормили невидимые жены. Дэнни шел по узкой, извилистой улице чеканщиков, бессознательно шагая в такт с вечным стуком молотков, выбивающих свой оглушительный ритм. Каждая лавка выставляла свой товар на улице. На этих выставках господствовали огромные мелкие кофейники, примерно одиннадцать с половиной литровые гум-гумы.

Все нищие находились на своих обычных местах, на каждом углу, у каждой стены, старые и молодые сидели в грязи, и их негромкие, гундосые мольбы дать милостыню во имя Аллаха, звучали словно плохого качества магнитофонная запись.

Трупов на улице почти никаких, заметил Дэнни. Один из редких дней. И обычных шаек детей нигде не видно. Обыкновенно они кишели возле каждого иностранца по теории, что все иностранцы богатые. Они клянчили сигареты или монеты, предлагали быть тебе гидом, телохранителем, сводной шлюхой. Теперь их недоставало.

Это заставило почувствовать беспокойство, словно в мосту, состоящем из многих ферм, отсутствовала одна опорная балка. Ты может и не заметишь с первого взгляда этого несоответствия, но знаешь что тут что-то не так.

На углу улицы, где торговцам фруктами танцевала цыганка. На том же углу располагалась неизбежная чайхана, одна из тех, куда любил заходить Дэнни. Поэтому он вытащил шаткий стул и сел за один из уличных столиков.

Девушка была молодая, не больее пятнадцати лет, и если она обладала фигурой женщины, то та хорошо скрывалась под развевающимися складками ее дишдаша. Но лицо не ее было прикрытым чадрой и был прекрасным в тот страстный мимолетный миг между детством и зрелостью.

Она тряслась и кружилась, танцуя босиком на грязной улице под пронзительные звучания единственной деревянной флейты, на которой играл еще более юный подросток, сидевший, скрестив ноги, у стены чайханы. На другой стороне улицы стояли и смотрели полдюжины людей. За уличными столиками не сидело никого кроме Дэнни.

- Строитель халифа! - воскликнул заправлявший чайханой старик с косматой бородой. - Что мне подать вам сегодня?

Много месяцев назад он решил заговорить с Дэнни на международном английском, так как от его арабского у любого утонченного человека болели уши.

- Пива, - сказал Дэнни зная, что это безнадежно.

- Увы, - ответил чайханщик, безупречно играя свою сторону в их игре. - Аллах в мудрости своей запретил цивилизованным людям пьянствовать.

Дэнни улыбнулся, не сводя глаз с вращающейся девушки.

- А, но я-то человек нецивилизованный. Я варвар из темной северной страны, где холод заставляет людей пить спиртное.

- Значит у вас печальная жизнь?

- У меня мало жалоб. Но скажите, разве не правда, что Коран запрещает последователям ислама пить плоды винограда?

- Правда. - Старик тоже смотрел на танцующую девушку, но на его морщинистом лице не показывалось никаких признаков чувств.

- Но пиво, друг мой, делают не из винограда. Разве не может тогда варвар - или даже цивилизованный человек - свободно отведать его?

Старик посмотрел на Дэнни и усмехнулся. Зубы его были покрыты пятнами от чая и сгнили от сахара.

- Я посмотрю, что можно сделать. - И заторопился обратно в чайхану.

Зная, что то "что можно сделать " будет стаканом подслащенного чая, Дэнни последовал взглядом за чайханщиком. Он увидел, что из плотно занавешенного окна чайханы выглядывают несколько мужчин. У него возникло ощущение, что они смотрят скорее на него чем на девушку.

Камышовая флейта продолжала выть, а девушка танцевать. Лицо ее покрылось бисеринками пота. Но никто не бросил ни одной монеты. Никто из смотревших даже не улыбнулся.

Чайханщик вышел с медным подносом, на котором стояла единственная, уже открытая бутылка пива и длинный стакан, в каком он обычно подавал стакан чая.

- Аллах счел возможным обеспечить вас пивом, - объявил он, ставя бутылку и стакан на столик Дэнни.

Дэнни был слишком удивлен, чтоб спросить откуда оно взялось. На базаре никогда не держали пиво. По крайней мере прежде.

- Хвала Аллаху, - отозвался он. - И вам.

Старик слегка поклонился, а затем отступил обратно в чайхану. Дэнни налил пива и попробовал его. Восточноевропейское варево, неохлажденное.

Но это все-таки пиво, благодарно подумал он глотая его.

Девушка закончила танец последним витиеватым кружением и опустилась на колени в типичной просительной позе нищенки. Арабы с другой стороны просто двинулись своей дорогой, не обращая на нее внимания. Она посмотрела на флейтиста. Вероятно ее младший брат, подумал Дэнни с печальным взглядом. Медленно поднявшись на ноги, она откинула со лба вспотевший завиток волос.

- Подойди сюда, - позвал ее Дэнни.

Она нерешительно повернулась, Дэнни поманил ее пальцем.

- Подойди, сядь. - Он похлопал по сиденью стула рядом с собой на случай, если она не понимала по-английски.

Она подошла к столику и встала на противоположной стороне от Дэнни, выглядя настороженной, почти испуганной.

- Ты говоришь по-английски? - спросил он, пытаясь улыбнуться так, чтоб она не боялась его.

- Да.

Голос детский, высокий, неуверенный. Лицо ее было бы прекрасным, будь она чистой. Огромные темные глаза, длинные ресницы, сочные чувственные губы. Но все залеплено уличной грязью.

- Садись. Ты работала очень старательно. Хочешь стакан чаю?

Она села на стул рядом с Дэнни, достаточно близко, чтобы он почувствовал прогорклый запах ее тела. Ее младший брат оставался сидеть на земле в нескольких шагах от них.

Старик снова вышел и Дэнни попросил чаю для девушки.

- И нет ли у вас еще немного пива?

- Я посмотрю.

И что-нибудь поесть для нашей танцовщицы, по крайней мере?

Девушка не улыбнулась и никак не откликнулась на его предложение о чае и сладостях. Но глаза ее постоянно перескакивали с лица Дэнни на лицо брата и обратно.

- Как тебя зовут?

- Медина.

- Он твой брат? С виду он похож на тебя.

- Мой брат. Да.

- Я хотел бы кое что дать тебе за твой танец, - он сунул руку в карман брюк.

- Нет, - глаза ее расширились. - Пожалуйста.

- Это просто за танец, - заверил Дэнни. - Я не ожидаю, что ты сделаешь за это еще что-нибудь.

Он выложил из кармана скомканную банкноту и положил ее на стол.

- Нет, - отказалась она, выглядя искренне испуганной. - Я не могу. Это принесет несчастье.

- Но зачем же ты танцевала? Разве ты не хочешь, чтобы тебе дали денег?

- Хочу.

- Тогда возьми их.

- Это принесет несчастье! - отчаянно прошептала она, больше для убеждения себя самой, подумал Дэнни, чем кого-нибудь другого. Он увидел, что ее тонкая рука с потрескавшимися и почерневшими ногтями медленно ползет к лежащей на столе мятой банкноте, почти, так словно рука обладала собственной волей.

- Почему они принесут несчастье? - спросил Дэнни.

- Смерть лежит на них... на тебе.

Он почувствовал, как его брови взлетают наверх.

- Смерть? Что ты имеешь в виду?

Она отвела взгляд от денег и посмотрела ему прямо в глаза. Много сердец она разобьет этими черными-пречерными глазами, подумал Дэнни.

- На базаре услышишь всякое.

- Такое как?..

- Будет тут высокий христианин, с рыжей бородой, иностранец строящий дворец халифа...

- Это я, - кивнул Дэнни.

Она отчаянно огляделась кругом, через пустую теперь улицу, опять на своего терпеливого, неподвижного брата, на полное глаз смутное окно чайханы.

- Он не уйдет с базара живым.

- Чего? Что ты имеешь в виду?

- Такой шепот я слышала сегодня. Высокий христианин с рыжей бородой не уйдет с базара живым.

Он попытался засмеяться, но обнаружил, что у него непривычно пересохло в горле.

- Чепуха, - отмахнулся Дэнни, протягивая руку за бутылкой пива. Она была пуста.

- Это правда, - прошептала она.

- Но кому б захотелось меня убить? И почему?

Ответа у нее не было.

Став вдруг нетерпеливым, Дэнни бухнул бутылкой по столу.

- Чайханщик! - проревел он. - Где выпивка?

Старик вышел из чайханы с пустыми руками. Он больше не улыбался. Он наорал на девушку по-арабски. Дэнни узнал первые два слова. "Убирайся цыганка!" и упоминание Ай-риша. Девушка стремглав удрала, а ее братец последовал за ней по узкой извилистой улочке.

- Сэр, вам не следует позволять им злоупотреблять вашей добротой. Они заморочат вам голову фантастическими сказками и украдут все ваши деньги.

Дэнни поднялся на ноги. Он вытащил из кармана оставшиеся несколько филей и бросил их на столик.

- Это все деньги, которые у меня есть.

Она не смогла бы много взять.

На долгий миг старик уставился на банкноты, а затем на Дэнни. Глаза его под лохматыми седыми бровями были с красным обводом и печальными.

- Наверно вам следует вернуться тем же путем каким вы пришли и не пытаться пройти через базар этим вечером. Это плохое время, полное дурных предчувствий.

Он тоже знает об этом!

- Возможно вы и правы, - сказал Дэнни и двинулся прочь от столика.

- Ваши деньги, - окликнул его чайханщик.

- Оставьте их себе, - ответил Дэнни. - За пиво... и за совет.

Он быстро пошел от чайханы обратно к улице чеканщиков, оставив старика стоять у столика. Он вовремя оглянулся через плечо, чтобы увидеть, как трое сильных на вид мужчин в черных дишдашах и клетчатых тюрбанах проталкиваются мимо чайханщика, следуя за ним.

Теперь стихло даже обычное грохотание чеканщиков. Солнце зашло, и на узкой базарной улочке зажглось несколько фонарей. Все выглядело темным и зловещим.

Это действительно происходит или я позволяю подействовать на себя легендам этого места? - спросил себя Дэнни. - Тощая цыганочка передает мне фразу базарных сплетен, а у меня теперь дрожат руки.

Но когда он оглянулся, трое мужчин по-прежнему следовали за ним.

Почему меня? Что здесь, черт возьми, происходит?

Идя, он отстучал на коммуникаторе номер своего кабинета. Кабинетный компьютер ответил мигающими красными буквами на крошечном экране дисплея: ПОЖАЛУЙСТА ОСТАВЬТЕ СВОЮ ФАМИЛИЮ ВРЕМЯ И НОМЕР, ГДЕ ВАС МОЖНО ДОСТАТЬ. МЫ ПОЗВОНИМ ВАМ УТРОМ.

Дэнни прорычал ругательство, когда сообщение начало повторяться арабскии буквами.

Звонить местной полиции было бы шуткой. Она никогда не заявлялась на базар, если в грязи уже не лежало, истекая кровью, тело.

Он ускорил шаг и набрал номер десятника своей бригады. Никакого ответа. Отдела древностей, курировавшего работу по дворцу. Еще одна автоматическая запись ответа.

Шедшие за ним тоже ускорили шаг. Они приближались. И Дэнни понял, что направляясь обратно к стройплощадке, он только давал им больше шансов добраться до него. Там же никого нет. Они могли убить его на мосту или на самой стройке. Они могли закопать его под одной из его же стен, и никто никогда не найдет его.

Он пустился бежать потной трусцой и выбил номер местного филиала Всемирного Правительства. Красные буквы на экране дисплея ответили: ДА?

Он поднес электронный браслет ко рту и выдохнул в миниатюрный микрофон.

- Отдел Безопасности. Срочно!

Мигом ответил глухой мужской голос:

- Безопасность слушает.

По крайней мере это человек!

- Это говорит Дэннис Маккормик, из...

Он затормозил, останавливаясь, и чуть не поскользнулся в луже на грязной улице. Перед ним стояло еще трое человек, и перегораживали улицу.

- Да, м-р Маккормик? - услышал он тоненький голосок с запястья. - Что мы можем для вас сделать?

Ничего, понял Дэнни.

Он оглянулся кругом и увидел древнюю каменную лестницу, поднимающуюся по фасаду здания слева от него. Он мгновенно ринулся к ней. Преследователи закричали и побежали слева за ним.

Дэнни забрался на крышу здания и побежал по ней. Но он не мог уйти далеко, так как крыша кончалась впереди, примерно в тридцати метрах от глухой стеной, служившей опорой одной из перекинутых через улицу арок.

Он помчался к стене, обернулся и инстинктивно нырнул в боковую улицу и распластался у первых же черных дверей, какие смог найти. И стал ждать с колотящимся сердцем.

Достаточно верно, они прокрались мимо, с длинными тонкими опасными ножами в руках.

Дэнни выскользнул из дверного проема и направился обратно к улице, откуда свернул сюда. Взглянув на одну из крыш, он увидел клетчатый бурнус, исчезнувший не достаточно быстро, чтоб ускользнуть от его взгляда.

Господи Иисусе! Они повсюду!

Приблизившись к следующей улице, он заколебался. Быстрый взгляд назад: никого. Он прижался к шершавой стене и осторожно выглянул в боковую улицу. К нему шли те же двое, от которых он ускользнул несколько секунд назад. Один из них приглядывался к дверным проемам, а другой шагал прямо по улице к углу, где ждал Дэнни. Возле уха араб держал миниатюрную рацию.

Дэнни набрал в грудь воздуха, стиснул кулаки и стал ждать. Это будет не похоже на драку строителей, предупредил он себя. Эти люди намерены тебя убить.

Когда араб добрался до угла, Дэнни выпрыгнул и ударил его ногой в пах. Тот взвыл и согнулся пополам. Дэнни хрястнул его кулаком по шее прежде, чем тот ударился оземь. А затем подобрал нож.

Тот, что находился дальше по улице, заорал и побежал к нему. Дэнни остался на месте и даже сделал шаг к своему врагу. Тот внезапно остановился в нескольких шагах от него, с выхваченным ножом.

Разумеется, ты можешь позволить себе подождать, пока твои приятели подойдут помочь освежевать гуся, не правда ли?

С ревом ярости, наличия которой в себе не подозревал, Дэнни кинулся на растерявшегося будущего убийцу. Араб попытался отступить, но Дэнни кинулся футбольным блокированием, сшиб врага с ног, откатился, отпустив его, и вонзил ему в плечо нож. Тот завизжал и выронил свой нож.

Нож Дэнни только миг попарил у горла араба. Он увидел его глаза, широко раскрытые от боли и ужаса.

Дэнни плюнул ему в лицо, взял его нож и помчался дальше по улице. Желал бы я достаточно выучить гэльский, чтоб достойно обругать их всех!

Он слепо повернул за угол и бежал, пока не почувствовал что грудь у него того и гляди разорвется. Тогда он остановился, нагнулся, положив руки на колени - с ножом в каждой руке - и болезненно задышал, пытаясь перевести дух.

Подняв голову, он увидел через арки вдоль стены справа от него безмятежно плывущую в темном небе почти полную Луну. Перестань усмехаться мне, - сказал он Человеку на Луне. Высоко над головой поднималась к зениту устойчиво яркая звезда бывшая "Островом номер 1".

Возможно, теперь я смогу позвонить...

Но, оглядевшись кругом, он увидел, что уже слишком поздно. На ближайшей крыше стоял человек и говорил по миниатюрной рации. Дэнни увидел, что его загнали во что-то типа дворика, открытый участок, огражденный высокими стенами и запертыми ставнями фасадов лавок. Перед ним открывались три улицы. Он увидел, что по одной из них к нему идет медленным, ровным шагом группа убийц.

Трое... пятеро... всего восемь. А этот ублюдок на крыше будет девятым. Девять на одного. Нехорошо. Должно быть, я при всем при том чертовски важен для них. Но почему? Почему?

Где-то в затылочной части головы он дивился, что не испытывал никакого страха, никакого отчаяния и даже гнева, что кто-то пошел на такие хлопоты для того, чтобы убить его. Он дрожал, но не от страха, а от предвкушения чуть ли не чего-то радостного.

Господи Иисусе, подумал он, подо всей этой вежливостью и болтовней мы по-прежнему, на самом деле воины-язычники.

А затем он заорал неразборчивый боевой клич и ринулся к средней улице, где его ожидали только двоа человека.

Они остались на месте. Когда Дэнни оказался в нескольких шагах от них, он бросил нож, что был у него в правой руке, вынудив одного из арабов нагнуться, а затем прыгнул к нему и пырнул его кинжалом, находившимся в левой. Он услышал крик боли и сообразил, что сам издал его. Тело его пронзила горячая жгучая боль. Ноги подкосились и он очутился на земле перед морем ухмыляющихся зубов и длинных злобных ножей над ним.

В глазах у него сверкнул свет, ослепительно яркий, и ножи и лица вдруг исчезли.

Стоная, зажимая горячий, мокрый от крови порез в боку, Дэнни хлопнулся на живот и попытался увидеть сквозь пелену боли перед глазами, что же произошло.

Свет исходил от фар автомобиля. Автомобиль? На базаре? Кто-то в черной форме... шофер? Он нагнулся над Дэнни, внимательно приглядываясь к нему. Затем обернулся и быстро крикнул что-то по-арабски через плечо. Ответил голос из машины.

Шофер схватил Дэнни под мышки и поднял его на ноги. Дэнни заорал от боли в ране и зажал ее обеими руками.

- Идите! - побуждал его шофер шепотом на ухо. - Быстрее!

Что-то внутри Дэнни разрывало его на части докрасна раскаленными клещами каждый раз, когда он делал шаг. Он тяжело навалился на шофера, который, несмотря на то что был намного меньше размерами, поддерживал Дэнни на ногах и полуволок его к автомобилю. Даже в ослепительной боли Дэнни увидел, что это огромный черный лимузин. Кто, черт возьми, сейчас ездит на этих древних цеппелинах? - гадал он сквозь мучительную боль.

Каким-то образом шофер открыл заднюю дверцу, не дав Дэнни свалиться, и опустил его в машину. Движение причиняло адскую муку, но, по крайней мере, сгибание пополам для того, чтобы пролезть в дверь, казалось, немного смягчило боль.

На заднем сиденье сидел еще кто-то, протянувший руку, чтобы помочь втащить его в машину и уложить на заднем сиденье. Он лежал там, силы его внезапно иссякли, и почувствовал, как шофер засунул его ноги в машину. Затем он услышал, как хлопнула дверца. В машине было темно, слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Женский голос сказал что-то по-арабски, что-то насчет врача. Машина пришла в движение, и Дэнни потерял сознание от боли.

Когда его глаза открылись вновь, он лежал, вытянувшись во весь рост, на заднем сиденье лимузина, а женщина стояла рядом на коленях, лицо ее все еще скрывала темнота. Стекла на окнах, должно быть, опустили, потому что теплый ночной ветерок играл ее длинными волосами и касался лица самого Дэнни своим прохладным поглаживанием.

Или это она гладит мне лицо?

- Должно быть, я брежу, - пробормотал он.

- Ш-ш! Не двигайтесь. Мы очень скоро доставим вас к врачу, - голос у нее был низкий, почти гортанный.

Он чувствовал движение лимузина, когда они мчались сквозь ночь. Глядя через окна, он видел только мелькающие фасады высоких современных зданий. - Улица Рашида? - гадал он. По крайней мере они далеко от базара.

- Должно быть я... испачкал вам кровью... всю обивку, - слабо произнес он.

- Это пустяки.

Они проехали мимо открытой площади, где на лицо ей упал лунный свет. Это была женщина самой изысканной красоты, какую когда-либо видел Дэнни. Темные, миндалевидные глаза. Высокие скулы, сильные и все же изящные челюсти и аристократический нос, хараектерный для арабской знати.

Аравийский ангел, прямиком из обещанного Кораном рая.

Может, я умер, подумал Дэнни, и меня по ошибке отправили в мусульманский рай.

Он не собирался жаловаться на эту путаницу.

Запахнувшись в голубой купальный халат, Дэвид стоял в кухонной нише, шаря по шкафчикам. Но глаза его на самом деле смотрели на Эвелин.

Искупались они прекрасно, и теперь она казалась куда более расслабившейся, когда сидела у потрескивающего, пахнущего сосной огня, завернувшись в огромное кораллово-красное купальное полотенце и глядя на пламя.

- Спиртное - один из немногих предметов, которые мы не производим сами, - рассказывал он ей. - Нам приходиться все это импортировать. По большей части мы привозим "Старый Лунный сок" с Селены. Я слышал что это смесь самодельной водки с ракетным топливом. Но у меня где-то здесь есть какие-то земные вина... бутылки тенессийской закваски.

Эвелин откинулась на разложенные ею на полу большие подушки.

- Вы хотите сказать, что здесь нет ни у кого самогонного аппаратика?

Дэвид покачал головой.

- Насколько я знаю - нет.

- И воров я полагаю тоже нет?

С усмешкой:

- И никаких сборщиков налогов.

- Не удивительно, что колонию называют раем.

Он переключил все свое внимание на шкафчики и нашел бутылки.

- А вот и мы. Калифорнийское шабли или ...

- Шабли подойдет, - сказала Эвелин.

- Оно не очень холодное. Я могу охладить его для вас.

- Нет, спасибо, оно прекрасно сойдет и таким.

Дэвид на миг занялся стаканами.

- А что насчет обеда? У вас есть выбор: кролик, цыпленок или козлятина.

- Козлятина? - Лицо ее скривилось от отвращения.

- Не ругайте ее, если не пробовали. На вкус она лучше баранины...

- Я в этом не сомневаюсь.

- ...и козы здесь очень полезные животные: поедают всякую опаль, дают молоко, шерсть, мясо.

- Все равно, я предпочитаю цыпленка.

Дэвид налил ей вина в заиндевелый бокал, который он достал из морозильника. А затем смешал себе виски с содоводой. Подойдя к очагу он нагнулся и вручил Эвелин бокал. Он почувствовал, как жар от потрескивающего пламени опалил волосы на его голой руке.

Она протянула за бокалом одну руку, сжимая другой концы полотенца. Дэвид внутренне усмехнулся ее представлению о скромности. Полотенце кораллового цвета прикрывало как саронг, оставляя на виду массу мягкой белой кожи: плечи, руки, бедра. Шея у нее прекрасная, подумал он, гадая что он будет чувствовать, если поцелует ее.

Вместо поцелуя он вернулся к кухне и вытащил из морозильника пару цыплят табака. Он положил их в микроволновую духовку а затем установил таймер.

Усевшись на пол рядом с Эвелин, он сказал:

- Порядок, обед будет готов через полчаса.

- Так долго?

- Можно приготовить за три минуты, но я думал вам хотелось сперва насладиться выпивкой и теплом очага.

На лице Эвелин появилось странное выражение. Наконец она выпалила:

- Дэвид, я умираю от голода! Я с одиннадцати утра ничего не ела.

- О, го... извините. - Он вскочил на ноги. - Я не подумал.

- А вы разве не проголодались?

- Да, немного. Но я могу долго гулять не евши.

- Ну, а я не могу.

Он нарезал сыра и нашел пакет облаточно-тонких крекеров и принес их ей. Они сидели у очага, глядя на пламя. Дэвид усмехался про себя, когда Эвелин, точнее ее чавканье, заглушало треск горящих поленьев. Тепло от очага и внутреннее согревание от виски начало вызывать у него расслабленность, заставляя ощущать себя счастливым. Он сидел достаточно близко к Эвелин, чтобы можно было погладить ее голое плечо, стоило всего лишь чуть-чуть протянуть руку. Достаточно близко, чтобы чувствовать слабый устойчивый запах ее духов. Но он воздержался от прикосновения к ней. Нельзя заранее узнать как она отреагирует.

В скором времени он лежал на спине, рассказывая о своей работе по Прогнозированию.

- Значит, это совсем не похоже на предсказание погоды, - подала реплику Эвелин, побуждая его к дальнейшему рассказу.

- Ничего похожего, - заверил он ее. - Прогнозирование - такое прогнозирование, которым хочу заниматься я - это сведение в единое целое всех экономических, социальных, технологических тенденций и действительно предсказание того, каким станет будущее - в подробностях... достаточно точно, чтобы сделать предсказания полезным.

- Полезным для кого? - спросила она.

Пожатие плечами.

- Для всякого, кому они нужны. Для Совета, полагаю.

- Совета?

- Группы, владеющей "Островом номер 1", - пояснил Дэвид. - Пять самых крупных транснациональных корпораций на Земле объединились для строительства "Острова номер 1" в специальную компанию.

- Ах, да... и Всемирное Правительство пыталось заставить их уступить владение колоний и передать ее народу всего мира.

- Не так-то много шансов на то, чтоб Совет уступил Всемирному Правительству - особенно когда Совет контролирует всю энергию, передаваемую на Землю с построенных нами спутников солнечной энергии.

- Хм-м. - Эвелин положила голову на кулак, ее обнаженная рука составляла живой контраст с четким восточным узором подушки, на которой она улеглась.

- Вы хороший прогнозист? Ваши предсказания сбываются?

- Я еще не начинал делать предсказаний, - сказал Дэвид. - Во всяком случае для всеобщего употребления. Я лишь пытаюсь понять все действующие силы. Тогда предсказания посыплются градом... естественно.

Она вскинула бровь.

- Но вы же наверняка должны делать какие-то предсказания... время от времени.

- Ну... некоторые.

- Такие как?

Он на миг задумался.

- В прошлом году я вычислил с точностью до половины процента Валовой Региональный Продукт для Западной Европы, Евразии, Ближнего Востока, Северной Америки. По Китаю и Юго-Восточной Азии я немного отклонился. А для Южной Америки и Африки я предсказаний не делал - там слишком много политической сумятицы.

- Это, в общем-то, довольно сухой материал, - заметила Эвелин.

- Однако это важный материал.

- Полагаю.

- Людям нужно знать Валовой Региональный Продукт, если они намерены составить действенные региональные планы.

Она поиграла с бахромой его халата.

- Сделайте прогноз для меня, что-нибудь чуточку более интересное.

Дэвид выпил остатки своего виски, а затем сказал:

- Ну, при темпе строительства "Островом номер 1", новых спутников солнечной энергии, мы сможем снабжать все северное полушарие...

- Нет, нет, - перебила его Эвелин, - не выдавайте мне цифры и статистику. Как насчет политического прогноза?

- Политика - это бред, - отверг Дэвид. - Слишком много вариаций.

- Но это же так важно. Ведь нельзя же в самом деле сделать точный прогноз, если не включать политические факторы.

- Да, это верно.

- И вы думали о политических прогнозах, не так ли?

- Да.

- Что вы делаете, вводите все данные в компьютер?

- Компьютеры только часть процесса, - сказал он.

- И что же ваш компьютер говорит вам о политической ситуации?

Он посмотрел на нее. Она улыбалась ему, на ее обнаженных плечах и густых рыжеватых волосах отсвечивало пламя очага.

- Ну, - произнес он наконец, - прямо сейчас во всем мире происходит противодействие Всемирному Правительству. Оно довольно небольшое и неорганизованное, но в скором времени оно разразится насилием. Первой его почувствует Латинская Америка, потом думаю, Африка. Целые страны попытаются отделиться от Всемирного Правительства...

- Но они не смогут этого сделать!

- Они это сделают, если будут достаточно сильны и если сойдутся нужные факторы, - сказал Дэвид.

- Какие факторы?

Он покачал головой.

- Желал бы я знать. Именно это я и пытаюсь выяснить. Есть, конечно, взаимосвязь между доходом на душу населения и политической стабильностью. Но дело обстоит намного сложнее. На политическую стабильность, кажется, влияют погодные условия, особенно в странах победнее, где сильная буря может погубить годовой урожай...

- Но ведь Всемирное Правительство, наверняка, не позволит отдельным странам отколоться. Мы же вернемся прямиком туда, где были при старой Организации Объединенных Наций.

- Всемирное Правительство ничего не может сделать чтобы, помешать им, если только не объявит им войну.

- Но разве корпорации позволят странам провозглашать независимость? В конце концов, они вложили столько денег в страны вроде Аргентины и Бразилии... да и в Африку тоже.

- Корпорации? - моргнул Дэвид, - они в политику не втянуты.

- Ха!

- Косвенно, может быть, - уступил Дэвид. - Но Всемирное Правительство никогда не позволит корпорациям приобрести достаточно настоящей политической власти, чтобы быть силой...

Прозвенел таймер духовки.

- Полагаю, нам лучше встать и поесть, - сказал Дэвид.

С явной неохотой Эвелин прервала беседу.

- Наверное, мне следует одеться.

- Это не официальный обед, - пошутил Дэвид.

- Она там? - показала она на стиральную машину.

Дэвид вынул одежду из машины и отдал ей. Эвелин исчезла в ванной. Он поставил на стол тарелки и открыл бутылку чилийского кларета.

Когда он вынул из духовки обед, от которого шел пар, Эвелин вышла полностью одетая. Он подал ей стул, а затем налил вина. Они чокнулись, и она набросилась на еду.

Дэвид смотрел как она ест. Как птица, - сказал он себе. - Стервятник.

Она несколько раз пыталась вновь завести разговор о его прогнозах, но каждый раз Дэвид ускользал от этой темы. Он думал о политической власти корпораций. Совет контролирует всю энергию, передаваемую со спутников солнечной энергии, понял он. А это политическая власть! Как же я глуп, что не видел этого в таком разрезе раньше. Не удивительно, что доктор Кобб пытается перекинуть меня в другую область.

- Еда вкусная, - сказала Эвелин, выглядевшей чуточку обиженной его молчанием.

- Я действительно ничего не делал помимо того, что задал температурный режим духовке, - признался он. - Цыплята приготовлены заранее. Их можно приобрести такими в деревенских магазинах.

А где такие повстанцы, как революционеры в Латинской Америке, получат оружие и боеприпасы? Если б корпорации захотели ослабить Всемирное Правительство...

Эвелин восхищалась жареной ножкой.

- Должна признаться, это лучше всего, что я догое время ела в Доброй Старой Англии.

- Это все свежая птица, - сказал он, заставляя себя уделить ей внимание. - Никаких консервов или иной дряни. Такое можно сделать, только если приходится заботиться о небольшом населении.

Вытерев губы салфеткой, Эвелин спросила:

- А разве вас не беспокоит, что вы живете так хорошо, когда на Земле столько миллиардов голодных и несчастных людей?

- Не знаю. Я мало думал об этом.

- А следовало бы.

- А как насчет вас? - отпарировал он. - Разве вас не беспокоит, что вы будете жить здесь и оставите за бортом все эти миллиарды несчастных?

На миг ее глубокие, как океан, глаза с удивлением уставились на него. Затем она почти виновато опустила взгляд на тарелку:

- Да, полагаю это должно бы беспокоить меня, - прошептала она.

Он протянул руку и взял ее за запястья.

- Эй, я же вас только дразнил.

- Это действительно не очень смешно, не так ли?

- Но послушайте, - сказал Дэвид, - мы же делаем здесь большие дела, такие, что помогут людям на Земле. Мы строим спутники солнечной энергии...

- Чтобы снабжать энергией богатых людей, которые могут позволить себе покупать ее.

Дэвид с шумом положил вилку на тарелку.

- Ну кто-то ведь должен оплачивать строительство и стоимость обслуживания. Спутники, знаете ли, не строятся сами собой.

- Поэтому богатые становятся еще богаче, а бедные продолжают голодать.

Как можно спорить с такой женщиной?

- А как насчет проводимых нами здесь работ по молекулярной биологии? Биологи создают специализированные бактерии, которые будут добывать азот из зерновых вроде пшеницы и ячменя. Не нужно будет никаких удобрений! Это сделает продовольствие намного дешевле, и выращивать его станет легче - и загрязнения окружающей среды уменьшится.

- И богатые агропромышленные корпорации получат их первыми и применят для вытеснения бедных индивидуальных семейных фермеров. Голод в бедных странах станет сильней, чем когда-либо раньше!

- У вас односторонний ум!

- А вы никогда не бывали на Земле. Вы никогда не видели нищеты, голода, отчаянья.

На это у него не нашлось ответа.

- Вам следовало бы отправиться туда, - настаивала Эвелин, - съездите в Латинскую Америку или Африку или в Индию. Увидеть умирающих с голода на улице.

- Не могу, - ответил Дэвид. - Они мне не позволят.

- Они не ... кто тебе не позволит?

Он пожал плечами.

- Д-р Кобб. Он здесь принимает все решения.

- Д-р Кобб? Почему он не позволит тебе навестить Землю? Он не может удержать тебя...

- О, нет, вполне может, - возразил Дэвид. Мне не следовало бы вообще упоминать об этом. Он вдруг почувствовал себя несчастным. Теперь она обязательно захочет узнать все.

- Но как может Кобб помешать тебе покинуть "Остров номер 1"? Ты свободный гражданин, у тебя есть свои права!

Дэвид поднял руку останавливая ее.

- Это долгая история, и я действительно не могу входить во все подробности.

На миг она выглядела рассвирепевшей. Затем выражение ее лица смягчилось, показывая всего лишь любопытство.

- Вы хотите сказать, что это личные сведения? Или Коббу дает власть над вами какой-то секрет фирмы?

- Я не могу говорить обо всем этом, - повторил Дэвид.

- В самом деле?

- Это ничего, - попытался объяснить Дэвид. - У меня нет никаких жалоб, живется мне здесь очень хорошо; на этот счет вы совершенно правы. Может быть, слишком хорошо. Но я смотрю теленовости и, конечно, мои исследования по прогнозам держат меня в курсе всего, что происходит на Земле.

- Это не одно и то же, - возразила Эвелин. - Экономические данные и технические доклады - не то же самое, что быть там.

- Знаю, - согласился он. - Возможно когда-нибудь...

Она дала этой теме рассеяться как дым, унесенный в разряженный воздух. Дэвид почувствовал благодарность. Закончили они обед молча.

Когда Дэвид клал тарелки в моечный агрегат, Эвелин сказала:

- Я должна вернуться в свою квартиру. День был долгий, трудный, а завтра у меня снова курсы по адаптации.

Ты могла бы остаться здесь, подумал Дэвид. Но сказал:

- Ладно. Я доставлю вас домой.

Он вышел в ванную переодеться в свежие шорты и пуловер. Когда он вышел Эвелин внезапно спросила:

- Нам ведь не придется пройти весь путь обратно, не правда ли?

Он увидел на лице у нее почти испуганное выражение. И со смехом ответил:

- Нет... нет. У меня есть велосипед. Не беспокойтесь.

Она испустила огромный вздох облегчения, а затем, подняв сумку перекинула ее через плечо, когда Дэвид открыл переднюю дверь и посторонился, пропуская ее вперед.

Снаружи была ночь. Солнечные зеркала колонии отвернули свет от окон. Как только Дэвид дал защелкнуться передней двери, они погрузились в полнейшую темноту.

- Никаких звезд, - услышал он бормотание Эвелин. - Я ничего не вижу.

Он взял ее за руку.

- Все в порядке. Через минуту ваши глаза приспособятся.

Они постояли в молчании. Наконец Дэвид сказал:

- Видите? Вон там налево от вас и чуть вверх... огни одной из деревень. А над головой - это торговый пассаж. А вон там, дальше, ваш многоквартирный комплекс.

- Это... да. Я вижу их. - Голос ее был воплощенной тенью, дрожащий и нервный.

Дэвид попробовал успокоить ее.

- Некоторые люди нарисовали из огней над головой созвездия... знаете, вычерчивают узоры создаваемые огоньками, как на загадочной картинке, "соедини точки". Один чокнутый даже начал основывать на них гороскопы.

Она не засмеялась.

- А теперь стойте на месте и не двигайтесь. Я пойду выведу велосипед. Я буду всего в нескольких шагах.

- Ладно. - Но судя по звуку ее голоса, она была не очень в этом уверена.

Дэвид частично обошел свой "камень" и протянул руку к кнопке, открывающей дверь гаража. Неужели у них на Земле никогда не бывает настоящей темноты? Я думал, города всегда покрыты таким смогом, что они н)икогда не видят звезд. Дверь гаража ушла в стену, и слабо запылал свет его флюоресцентных стен. Но Эвелин подбежала к нему и стояла в бледном свете пока Дэвид выкатывал велосипед из узкого гаража размером со шкаф.

- Он не двухместный, - предупредил Дэвид, - вам придется ехать сзади и держаться за меня.

- Все же лучше, чем идти пешком, - отозвалась она.

Дэвид перекинул ногу через седло и уселся, а затем помог Эвелин взобраться на велосипед. Чтобы усесться в седло, ей пришлось поднять свою доходящую до колен юбку.

- Готовы?

Она крепко обхватила его обеими руками. Больше держаться было не за что.

- Готова, - ответила она. Ее дыхание пощекотало ему шею.

Дэвид коснулся стартера, и электромотор велосипеда замурлыкал, мигом ожив. Взявшись за руль, он включил ногой передачу и они покатили по той тропе, которой шли сюда в полдень.

- Разве вы не собираетесь закрыть дверь гаража?

- Незачем, - отозвался он, слегка повышая голос, чтобы перекричать дувший ему в лицо ветерок. - Здесь ведь нет воров, помните?

- С чего б им быть, - огрызнулась Эвелин.

Электропед не мог ехать быстро, но приятно было катить на нем, чувствовать какой-то ветер, чувствовать ее обхватившие руки, прижатую к его спине щеку. Он ехал молча, мотор электропеда гудел, а единственная фара отбрасывала лужу яркости на черную в остальном местность.

Поддавшись внезапному порыву, Дэвид свернул с главной тропы и направился петляя к перекрестку дорог.

- Вам следует кое-что увидеть, - крикнул он через плечо. - Вы казались разочарованной тем, что не видите никаких звезд изнутри колонии.

- Я должна попасть домой, - возразила было она.

- Это займет лишь минуту-другую, - они теперь ехали по восходящей тропе, катя по американским горкам, пересекавшим крутой склон вдоль и поперек. Дэвид знал, что мог бы рвануть прямо вверх по склону если б переключился на резервную батарею мотора. Но не ночью. И никогда - с пассажиркой (запросто может вылететь из седла).

Наконец они добрались до ровного места, и Дэвид увидел одинокий фонарь на месте парковки. Он остановил электромопед под фонарем, помня как Эвелин дрожала в темноте, выключил мотор и помог ей слезть с электропеда.

- Сюда, - сказал он, ведя ее к тяжелому металлическому люку фонаря обсерватории.

Внутри фонаря конечно же не было никакого света. Он вызвал бы отражение на большой изогнутой поверхности пластиглассового пузыря, и испарило бы весь обзор.

Они прошли через люк, и когда Дэвид закрыл его, слабый свет парковочной площадки закрыло от них.

Второй раз за этот день Дэвид услышал как Эвелин ахнула.

Это было все равно как, шагнуть в космос. Пластиглассовый фонарь выступал из изогнутой стены массивной цилиндрической оболочки колонии. Их окружал совершенно прозрачный пластик фонаря обсерватории. Во внезапной темноте казалось, словно между ними и звездами вообще ничего нет.

Эвелин, зашатавшись, вытянула руки. Дэвид крепко обхватил ее.

- Я подумала, что падаю, - голос ее в темноте был бездыханным шепотом.

- Гравитация здесь весьма мала, - подтвердил он, не выпуская ее.

- Господи! Это так... ослепительно! Прекрасно! Звезды... их там должно быть миллионы!

Дэвид мог бы дать ей точный подсчет всего лишь щелкнув языком, но сохранял молчание. Он глядел на вселенную, на звезды, сверкавшие словно алмазная пыль на фоне бесконечной черноты вечности, и пытался увидеть все это ее глазами. И не мог. Но он мог чувствовать, как бьется пульс в ее запястье, и его собственное сердце стало стучать сильнее.

- Они двигаются, поворачиваются!

- Поворачиваемся мы, - мягко объяснил Дэвид. - Вся колония медленно вращается для поддержания внутри искусственного тяготения. Из-за этого видимость такая словно звезды вращаются вокруг нас.

- Это кажется таким странным...

Он улыбнулся ей в темноте.

- Еще минута-другая, и появится Луна.

Она взошла медленно, величественно, почти полная Луна, залившая купол своим холодно-ярким светом. Теперь Дэвид ясно видел лицо Эвелин, ее губы раздвинулись в радостной улыбке. Она казалась искренне взволнованной.

- Но она выглядит не такой же, - сказала она. - Размеры точно такие же, но вид иной.

- Мы находимся на том же расстоянии от Луны, что и Земля, - пояснил Дэвид, - вот потому она и выглядит такой же величины.

- Но я не вижу на Луне следов деятельности человека.

- Это потому что мы на шестьдесят градусов в стороне от угла зрения Земли. Мы видим такие части Луны, которые никогда нельзя увидеть с Земли. Смотрите - видите ту большую горошину почти в самом низу? Это восточное море. Вверх и направо от него, как раз рядом с экватором, это катер Кеплера. А рядом с ним Коперника. Оба они видны с Земли.

- Я вижу огоньки, - заметила Эвелин.

- Открытые копи на океане Бурь... откуда пребывают все материалы для этой колонии.

- А где Селена?

- Слишком далеко на восток; нам ее не видно. Кроме того, она почти целиком под Землей. Там, действительно, есть немного, на что можно смотреть.

- О, - она казалась разочарованной.

- Д-р Кобб выбрал место нахождения колонии L-4, чтобы он мог видеть Восточное Море. Он думает, что это самое прекрасное зрелище на Луне.

- Оно... безусловно впечатляет.

- Годы и годы назад, когда люди впервые начали думать о космических колониях, они всегда исходили из того, что первые будут построены в точке L-5, на другой стороне Луны. Но д-р Кобб уговорил Совет поставить ее в L-4 - строго ради эстетики.

Эвелин усмехнулась ему.

- И Совет - эти грязные старые менялы - они приняли его эстетические рассуждения.

- Нет, - засмеялся Дэвид. - Но доктор Кобб сказал им, что если они поместят свою колонию в положении L-5, то им придется пялиться на затылок Луны, который не только своего рода скучен на вид, но и полон русских названий, вроде кратера Циолковского и Московского моря. В Совете еще хватает антикоммунистов, чтоб их поколебали такие глупые доводы.

- Могу себе представить - пробормотала Эвелин.

Они стояли вместе, пока Луна степенно проплывала мимо них. Дэвид называл ориентиры, почти ничего для нее не значившие: уголок "физиков", где собрались кратеры Эйнштейна, Рентгена, Лоренца и других; яркие лучи Тихо; столь же ярко блиставшие высокие суровые горы; ровные темные просторы лизавшего горы Океана Бурь.

Наконец Луна ушла из поля зрения, купол снова погрузился в темноту, и осталось только смотреть на звезды.

Дэвид заключил Эвелин в объятиях и поцеловал ее. На какой-то захватывающий, безмолвный миг она таяла в его объятиях. Затем она мягко высвободилась.

- Я должна вернуться. Действительно должна. - Она, казалось, почти оправдывалась.

На протяжении перестука сердца Дэвид собирался крепче обнять на нее. Но затем он услышал свои слова:

- Ладно, давай вернемся к электропеду.

- Это было прекрасно, Дэвид. Спасибо тебе.

Он снова открыл люк.

- Спасибо тебе, - возразил он.

- За что? - удивилась она.

- За то, что мы наслаждались этим.

Она дрожала, когда они шли обратно к электропеду.

- Тебе холодно?

Эвелин кивнула и обхватила себя руками.

- Мне казалось, ты сказал, что здесь никогда не бывает холода.

- Это не холод. Но вот. - Он расстегнул молнию седельной сумки электропеда и вынул пончо из козьей шерсти. - Надень вот это. Совсем не желательно, чтобы ты простудилась в первую же ночь здесь.

- Особенно после того, как провела неделю в карантине, - добавила Эвелин, - прежде чем мне позволили выйти сюда.

Она натянула через голову пончо.

- А как насчет тебя?

- Я никогда не простужусь, - сказал Дэвид. - У меня иммунитет.

- Иммунитет?

Он кивнул, заводя электропед:

- Мне привили иммунитеты ко всем известным болезням.

Электропед покатился, и Эвелин прижалась к его сильному, мускулистому телу. Уткнувшись лицом в его широкую спину, она сказала себе:

Он тот самый, спору нет. Все, что мне надо сделать, это заставить его открыться, заговорить без утайки.

Она прильнула щекой к его спине.

Это будет презабавно.

Когда они добрались до деревни, где находились кабинеты администрации и квартиры, то остановились под мягко светящимся фонарем для того, чтоб Эвелин, порывшись в сумке, нашла бумагу с написанным на ней ее новым постоянным адресом.

- Меня просто перекинули туда с ветерком этим утром, из карантинной квартиры, - проворчала она, перебирая разное таинственное содержимое сумки, - и у меня не нашлось времени даже дух перевести прежде чем Кобб позвонил мне... А, вот она!

Дэвид проверил адрес и номер квартиры, а затем проехал еще две тихие улицы к изящному пятиэтажному строению с плоской крышей, утыканному балконами, плававшими, казалось, в воздухе без опор. В окнах деревенских зданий горели огни, но едва ли хоть кто-то ходил по улицам, хотя даже по городским стандартам Земли час едва ли считали поздним.

Эвелин не сказала ни слова, когда Дэвид провел ее через вестибюль многоквартирного здания к его единственному лифту. Когда он коснулся кнопки третьего этажа, она улыбнулась ему.

Они подошли к ее двери, и она открыла ее, коснувшись кончиками пальцев индикаторной пластинки.

- Ты не хотел бы чаю или еще что-нибудь? Я не знаю, что припасли в моей кухне.

- Скорее всего, там есть настоящий кофе, - сказал Дэвид. - Мы, знаете ли, выращиваем свой.

- Меня это не удивляет. - Она стащила пончо и бросила его на кушетку в гостиной. Показав на чемоданы, стоящие у открытой двери спальни.

- У меня не было возможности даже распаковаться.

Дэвид увидел, что постель однако убрана. Готова к немедленному занятию.

- Извини, я на минутку выйду, - сказала Эвелин и направилась в спальню. Минуту спустя она вернулась с усмешкой на лице.

- Ты прав. В ванной есть одна из этих ультразвуковых гуделок, но ни ванны, ни душа.

- Тебе же должны были сказать об этом на лекциях по адаптации.

- Полагаю, я не обратила на это должного внимания.

Дэвид сел на кушетку и сложил пончо, пока Эвелин возилась с кофеваркой. Квартира была маленькой, типичной для новоприбывшей: одна спальня, гостиная, кухонька, ванная. Никаких излишеств. Зато у нее был балкон и окна, смотревшие на зеленые насаждения. Но, впрочем, как у всех.

Прежде чем он сообразил, что к чему, она уже сидела рядом с ним, и они пили кофе и разговаривали.

- Разве тебе не становится здесь одиноко? - спрашивала Эвелин. - Я хочу сказать, все другие могут вернуться на Землю, навестить друзей или родных. Тебе, должно быть, ужасно одиноко торчать здесь все время.

- Дело обстоит совсем не так плохо, - ответил он. - У меня есть несколько друзей.

- Твои родные тоже здесь?

Он покачал головой.

- У меня нет никаких родных.

- О, значит они на Земле.

- Нет, - сказал он. - Я... просто никаких родных нет.

- Ты совсем один?

- Ну, я никогда не думал раньше об этом на такой лад. Но да, полагаю, я совсем один.

С миг Эвелин ничего не говорила.

Она выглядит словно испуганная девочка, подумал Дэвид.

- Я тоже здесь совсем одна, - очень тихо проговорила она. - Мне... мне страшно быть далеко от всех моих друзей и родных.

Он поднял ее подбородок к своему лицу и поцеловал ее. Она на мгновение прильнула к нему, а затем рот ее приоткрылся и она стала вдруг бешено страстной. Он почувствовал, как прижимается к нему ее тело, и крепко обнял ее. Они улеглись, вытянувшись бок о бок на кушетке, и он начал стягивать с нее платье вниз по плечам.

- Оно снимается не в эту сторону, - прошептала она с намеком на смешок в голосе. Она ненадолго села и, пока он ласкал ее гладкие, гибкие ноги, стянула платье через голову. Еще одно быстрое движение бедер, и она осталась нагой. Он начал снимать собственную рубашку.

- Ш-ш, - она поцеловала его, а затем прошептала. - Дай это сделаю я. Ляг на спину и закрой глаза.

На его раздевание у нее ушло намного больше времени, чем на свое, но Дэвида это не волновало. Он чувствовал на себе ее руки, ее тело, ее язык. Ее густые кудрявые волосы защекотали его по бедрам, он потянул к ней руки и втащил ее на себя. Она оседлала его тело точно так же, как ранее седло электропеда, и он взорвался в ней.

Каким то образом он оказался с ней в спальне под мягко ласкающим покрывалом. Она лежала рядом с ним, положив голову на ладонь, а другая ее рука, чуть касаясь, гладила его торс.

- Должно быть, я задремал, - пробормотал он.

- Угу, - ответила она, а затем нагнулась и поцеловала его. Он откликнулся, и они снова занялись любовью.

Потом они вместе лежали в постели, и он разглядывал невидимый в темноте потолок.

- Теперь ты не боишься темноты? - спросил Дэвид.

- Нет, это хорошая темнота. Я чувствую тебя рядом со мной. Я не одинока.

- Держу пари, в детстве ты всегда спала с плюшевым медвежонком.

- Конечно, - ответила она. - А ты нет?

- Рядом с моей кроватью стоял терминал компьютера. А в стене по другую сторону кровати вмонтировали видеоэкран. Я однако читал о плюшевых мишках, Кристофере Робине и тому подобном.

- Ты всегда был один? - спросила Эвелин.

- Ну, на самом деле, не один. Вокруг меня всегда было много людей... друзья, доктор Кобб...

- Но никакой семьи.

- Никакой.

- Даже матери?

Он повернулся на подушке, посмотрел на нее. В темноте невозможно было разглядеть выражение ее лица, только лунный отблеск ее волос и изгиб голого плеча.

- Эвелин, - медленно произнес он. - Мне не положено об этом говорить. Они не хотят делать из меня большую сенсацию. Газеты и телевидение ринутся сюда как стая волков.

- Ты - младенец из пробирки.

Он испустил вздох.

- Значит ты знаешь.

- Я подозревала. На Земле я работала в средствах массовой информации. До нас давно уже доходили такие слухи.

- Я генетический эксперимент, - уточнил он, - своего рода. Я не родился в обычном смысле этого слова. Мое вызревание проходило в местной биолаборатории. Я первый и единственный младенец из пробирки в мире.

Долгий миг она хранила молчание. Дэвид ждал, что она что-нибудь скажет, задаст другие вопросы. Но ничего. Наконец он спросил:

- Тебя это беспокоит? Я хочу сказать...

Она погладила его по щеке.

- Нет, глупенький. Меня это не беспокоит. Просто я гадала... почему они сделали с тобой такое?

Мало-помалу он ей рассказал. Мать Дэвида была одним из техников строительной бригады, соорудившей "Остров номер 1". Она погибла при несчастном случае, когда ей раздавило грудь невесомой, но неотвратимо массивной стальной плитой, сорвавшейся с оснастки, пока она вела ее на место во внешнем корпусе колонии.

Прежде чем умереть, она выдохнула врачам, что больше двух месяцев как беременна.

- Спасите моего ребенка, - умоляла она. - Спасите моего ребенка. - У нее так и не хватило дыхания сказать им, кто отец.

Группа биологов уже работала в одном из специализированных коконов колонии, занимаясь исследованиями по перекомпоновке ДНК, утопленными на Земле удушающими правительственными ограничениями и испуганными безмозглыми толпами, громившими лаборатории во имя Франкенштейна.

Колония была далеко не закончена, но биологи соорудили для зародыша на скорую руку пластиковую матку и послали на Землю за оборудованием, нужным для поддержания его роста.

- Д-р Сайрес Кобб, суровый антрополог, только что назначенный директором колонии, к удивлению всех кроме Совета и его самого прочесал все имевшиеся в распоряжении Совета лаборатории в поисках оборудования и специалистов, нужных для сохранения жизни зародыша. Неизвестный, ничейный, нерожденный младенец стал любимым проектом опытных биомедиков. Биохимики питали его; молекулярные генетики испытывали его гены и улучшали их за пределы всего, о чем мог только мечтать обыкновенный человек. К тому времени, когда младенец "родился", он был таким здоровым и генетически совершенным, каким только могла его сделать современная наука.

Все это было строго незаконным на Земле, или по меньшей мере вне закона. Но на все еще незаконченном "Острове номер 1" не существовало никаких законов, кроме законов Совета, а правосудие отправлял с беспристрастной окончательностью Сайрес Кобб, правивший железной рукой и стальной головой. Кобб позаботился о том, чтоб младенец был физически совершенен, затем взял на себя его обучение с самого раннего детства.

- Так значит, ты никогда не знал ни матери, ни отца, - произнесла тихим голосом Эвелин, дыхание ее щекотало Дэвиду ухо.

Он пожал плечами под покрывалом.

- Матери, конечно, я никогда не знал. Д-р Кобб был всем, чего только мог желать любой человек видеть в отце.

- Держу пари...

- Нет, правда. Он отличный старик. А потом еще кое-что. Иногда... ну, иногда я гадаю, не был ли он настоящим моим отцом, знаешь, биологически.

- Это было бы дико!

- Для тебя. Для меня все это совершенно нормально.

- Но у тебя никогда не было ни семьи, ни братьев, ни сестер, ни...

- Ни семейных ссор, ни соперничества с братьями, сестрами. Мне служил наседкой весь научный штат колонии. Они все еще видят во мне нечто среднее между своим талисманом и своим ценным учеником.

- Ты хочешь сказать "ценным имуществом".

- Я не принадлежу им.

- Но они не позволят тебе покинуть колонию, не позволят тебе отправиться на Землю.

Дэвид с минуту подумал, вспоминая все причины, названные еще Коббом. Он не был жесток ко мне. Не был!

- Видишь ли, - сказал он ей. - Я все еще весьма важный ходячий объект научных исследований. Они все еще изучают меня, выясняя, чем обернулась их работа. Им нужно изучать меня в состоянии полной зрелости, чтобы понять...

- Ты вполне зрелый, - похлопала она его по плечу. - По этой части я могу сообщить им все, что требуется.

- Да, - засмеялся он. - Но есть также и другие сложности. У меня нет никакого юридического статуса на Земле. Я не являюсь гражданином какой-либо страны, на меня там нет никаких данных, я не платил никаких налогов...

- Ты мог бы стать гражданином Всемирного Правительства, - твердо заявила Эвелин. - Всего лишь подписав простую заявку.

- В самом деле?

- Конечно.

Он попытался представить себя на Земле, в столице Всемирного Правительства в Мессине.

- Да, - сказал он. - Но сколь скоро газеты и телевидение выяснят кто я такой, ко мне будут относиться как к уроду.

Долгий миг Эвелин ничего не отвечала. Наконец она произнесла достаточно тихо:

- Это достаточно верно.

Старый город Мессина лежал добела выгоревший и дремал под ослепительным сицилийским солнцем. Оливковые рощи все еще окаймляли город бьющей в глаза зеленью, а Средиземное море сверкало невозможной голубизной. По другую сторону пролива горбились коричневые горы Калабрии, изношенные и бедные, как стертые плечи крестьян этой области.

Новая Мессина, тоже чисто белая, стояла на холмах над городом. Но новые башни были из пластика, стекла и сияющего металла. Они поднимались, прямые и высокие, гордые монументы новому Всемирному Правительству. Они стояли в стороне от древнего, истощенного и обнищавшего города. Улицы их не усеивали никакие нищие. По их широким проспектам не бродило никаких грязных детей с вздувшимся от голода животами.

Башни зданий Всемирного Правительства соединялись остекленными переходами. Работавшим в этих зданиях мужчинам и женщинам никогда не приходилось выставлять свою кожу под пылающее сицилийское солнце. Они никогда не ощущали бриза со Средиземного моря, никогда не искали благословенной тени тротуарного тента, никогда не ходили по пыльным кривым улицам и не дышали миазмами нищеты и болезней.

Эммануэл Де Паоло стоял у окна своего кабинета на верхнем этаже самой высокой башни в комплексе Всемирного Правительства и глядел на черепичные крыши низких, скромных зданий старой Мессины. На первый взгляд Де Паоло мало чем отличался на вид от молчаливых стариков со злыми глазами, непрестанно сидевших в дверных проемах и темных закоулках старого города. Кожа у него была смуглой, редеющие волосы мертвенно-белыми, а глаза такими же темными и подозрительными, как у любого крестьянина.

Но вместо тяжелых, мясистых черт природного сицилийца лицо Де Паоло выглядело тонким, почти изящным. Он вообще казался хрупким и хилым на вид. Но эти черные угли его глаз были живыми и бдительными. В этих глазах застыла горечь, усталость, рожденная более чем четырьмя десятками лет наблюдения за тем, как его собратья играли в свои игры власти, вероломства и жадности.

Некогда он был Генеральным Секретарем Организации Объединенных Наций. Когда из пепла ООН построили Всемирное Правительство, он стал его главным администратором. Официально он назывался Директором. А во всем мире его обзывали Диктатором. Но он лучше других знал, что он не диктаторствовал, не директировал. Он правил. Он боролся. Он пытался выжить.

Его личный секретарь, молодой эфиопский правовед, тихо вошел в кабинет директора и стоял в дверях, ожидая, когда Де Паоло заметит его.

Секретарь обеспокоено нахмурился. Директор снова стоял у окна и просто глядел. Глядел на что? На грязный старый город с его мухами, нищими и борделями? На море? На горы? Он теперь часто это делал. У него разбредались мысли. В конце концов, человеку миновал восемьдесят третий день рождения. Он много лет нес на своих плечах бремя руководства мира. Ему следует отдохнуть и переложить ответственность на людей помоложе.

- Сэр? - осторожно окликнул он.

Де Паоло чуть обернулся, словно медленно пробуждаясь от сна.

- Сэр, все готово, чтобы начать заседание.

Директор кивнул.

- Да, да.

- Конференц-зал уже готов. Господа уже прибыли.

- Хорошо.

Секретарь быстро прошел через большой, покрытый пушистыми коврами кабинет и проследовал к шкафу, вделанному в обивку противоположной стены.

- Какой пиджак вы предпочитаете, сэр?

Пожав худыми плечами, Де Паоло ответил:

- Это безразлично. Мой гардероб не производит на них впечатления.

Голос у него был мягким и мелодичным, выдержанная старая гитара, говорящая по-человечески.

Секретарь поджал губы и какое-то мгновение изучал своего начальника. Де Паоло носил свою обычную рубашку с открытым воротом и удобные широкие брюки. Рубашка бледно-зеленая, а брюки синие: его любимое сочетание цветов. Единственным украшением ему служил ацтекский медальон, висевший на шее на почти невидимой цепочке: дар мексиканского народа, многолетней давности. Секретарь выбрал голубой пиджак и подошел помочь старику надеть его.

- Я наблюдал за тучами, - сказал, влезая в пиджак Де Паоло. - Видно, как над горами собираются облака, потом темнеет, а потом начинает лить дождь. Ты когда-нибудь наблюдал за ними?

- Нет, сэр, я никогда не делал этого.

- Никогда не находишь времени, да? Я слишком загружаю тебя делами.

- Нет! Я не имел в виду...

Де Паоло мягко улыбнулся молодому человеку.

- Неважно. Просто дело в том, что... наблюдая за тучами, я всегда гадаю: это естественные образования, или они созданы одной из групп управления погодой?

- Это трудно доказать, сэр.

- Да, невозможно. Но знать - важно. Крайне важно.

- Да, сэр.

- Не поддакивай мне, пако, - предупредил Де Паоло с некоторой сталью в своем обычно мягком голосе. - Они там ведут войну - необъявленную войну, непризнанную, но тем не менее войну. Мужчины и женщины погибают. Дети умирают.

- Я понимаю, сэр.

Но директор покачал головой и пробормотал:

- Мы предотвратили атомную войну. Третья мировая война так и не разразилась благодаря спутникам и лунным повстанцам в Селене. Мы уничтожили прежнюю Организацию Объединенных Наций, но спасли мир от ядерного всесожжения. Можно б было подумать, что страны будут рады этому, благодарны за это. Можно б было подумать, что они падут на колени и возблагодарят бога за спасение их от уничтожения!

- Они разоружились...

- Да, они устроили большой спектакль из уничтожения своего ядерного оружия. Потому что мы пригрозили разрушить им погоду, если они этого не сделают. Потому что их ракеты были бесполезны против лазерного оружия на спутниках. Потому что теперь мы охраняем планету и делаем невозможным применение ракет и атомных бомб. Но теперь они сами научились манипулировать погодой. И применяют это как новое оружие против друг друга. Дураки.

- Это не может быть доказано, сэр.

- Ха! Ты думаешь засухи в твоей стране стихийные?

- Засуха сейчас и впрямь жестокая, сэр.

- А зима, которую пережила Северная Америка? А эта весна? Наводнения в Китае? Все - стихийные бедствия?

- Такое возможно.

- Но маловероятно. Говорю тебе, мы ведем войну. Четвертую мировую войну. Оружие тайное, бесшумное - оружие воздействия на среду обитания. Экологическая война. Они портят друг другу погоду, атакуют урожаи, уровни грунтовых вод и осадков. Уморить человека голодом - это значит убить его столь же верно, что и выстрелом.

- Нам потребуется больше доказательств, что они этим занимаются, сэр, прежде чем мы сможем предпринять какие-то действия.

- Знаю, знаю. Что меня беспокоит, что не дает мне спать по ночам, так это их следующий ход. Сейчас они играют с погодой. Ты понимаешь, каким будет их следующий шаг в экологической войне?

Секретарь промолчал.

- Болезни, - сказал Де Паоло. - Биологическая война. Вирусы. Бактерии. Новые болезни, созданные в лабораториях, новые болезни, для которых нет лекарств. Это надвигается. Я знаю это. Я знаю как они мыслят, как они действуют. Мы должны их остановить. Мы должны остановить это.

- Но как?

Директор покачал головой.

- Если б я это знал, думаешь, я проводил бы день за днем, пялясь на облака?

Секретарь чуть ни позволил себе улыбнуться. Но это было бы невежливо. Личный секретарь не улыбается своему начальнику, если его к этому не приглашают, даже если секретарю очень радостно видеть, что его начальник не впадает в старческий маразм.

Эфиоп подошел к двери в конференц-зал и открыл ее. Де Паоло вошел в зал. Шестеро мужчин среднего возраста поднялись на ноги. Де Паоло механически улыбнулся и жестом пригласил их сесть. Сам он занял мягкое кресло во главе черного полированного стола, в то время как его секретарь тихо сел в пластиковое кресло у стены. Пустым оставалось всего одно кресло за продолговатым столом конференц-зала.

- Полковника Руиса вызвали всего минуту назад принять суточное телефонное сообщение из Буэнос-Айреса, - сказал Джамиль аль-Хашими, представитель Ближнего востока.

- Держу пари, что опять наделали бед революционеры Освободителя, - заметил Уильямс, представитель Северной Америки. Он был самым красивым из сидевших за столом и самым молодым. Кожа его цветом походила на молочный шоколад.

- Надеюсь, он не слишком задержится, - сказал Директор.

- Мы не должны предаваться на этот счет излишнему оптимизму, - предостерег на безупречном английском русский представитель, Кирилл Мальков. - Уважаемый полковник редко заканчивает разговоры с большой быстротой.

Остальные, сидевшие за столом, вежливо посмеялись.

Пока они обменивались ничего не значащими любезностями в ожидании полковника Руиса, Де Паоло думал про себя. Какими похожими они все выглядят, и все же как отличаются друг от друга. Новый интернационализм во всех своих парадоксальных цветах.

Все они прибыли из различных частей света: табачнокожий араб, коричневый китаец, черный африканец, рыжий русский, блондин датчанин и темнокожий американец. И все же все они носили однотипные сероватые костюмы консервативного покроя. Цвет их одежды варьировался меньше чем цвет кожи. И все они были мужчинами. Мы все еще не позволяем женщинам подниматься до уровня Исполнительного Комитета. Это было бы чересчур жестоко.

Прождав несколько минут, Де Паоло проговорил:

- Боюсь, что нам придется начать без полковника Руиса.

Болтовня за столом стихла, все выжидающе повернулись к Директору.

- Я созвал это чрезвычайное заседание Исполнительного Комитета, чтобы обсудить лично с вами результаты вашего расследования несанкционированных и незаконных манипуляций погодой. Что выяснили ваши разведслужбы?

Они посмотрели друг на друга, напомнив Де Паоло шестерых мальчишек, внезапно столкнувшихся с трудным вопросом бескомпромиссного старого школьного учителя.

Первым заговорил Чжу Чжань Лю. Его круглое, плоское лицо ни в малейшей степени не отражало его внутренних эмоций.

- Мы нашли невозможным расследовать незаконные манипуляции погодой, пока мою страну раздирает гражданская войня. Я могу сообщить, что мое правительство не участвует в таких изменениях погоды, хотя мы жестоко пострадали от них. Наш урожай риса на сорок процентов ниже предыдущего - на сорок процентов.

- Вы считаете, что тайваньцы могут изменить вашу погоду? - спросил Виктор Андерсон, датский представитель. Очки он носил не для глаз, а для маскировки слухового аппарата.

Чжу замахал рукой.

- Нет, нет, они не располагают такой технологией. Наши научные силы остаются верны Центральному Правительству. Тайваньцы никак не смогли бы произвести обученные кадры и механизмы для крупномасштабных манипуляций погоды.

- Достаточно верно, - пробормотал Джамиль аль-Хашими. Из всей группы только он был истинным аристократом: гордый шейх, возводивший свою родословную к сыну самого Мухаммеда.

- Но они могли купить все, что им нужно, - предложил Мальков. - Транснациональные корпорации не выше того, чтоб продать военную технологию тому, кто больше платит. Наверно, они также продают и средства модификации погоды.

- Не продают, - сказал аль-Хашими.

- Вы можете с уверенностью отвечать за все транснациональные корпорации? - спросил Мальков, с играющей на его тонких губах насмешливой улыбкой.

- Я могу с уверенностью отвечать о своих собственных корпоративных владениях, и я вложил деньги в операции других крупных корпораций. Директора этих предприятий отлично понимают, что изменение погоды - оружие не только незаконное, но и непрактичное. Оно плохо влияет на прибыли.

Мальков издал хмыкание, могущее быть смехом.

- Значит, капиталисты воздерживаются от модификации погоды по моральным основаниям. Помеха извлечению прибылей для них - это смертный грех.

- Но для коммунистов - нет, - ответил ровным тоном аль-Хашими. - Создание разрухи в мировой погоде вполне соответствует марксистско-ленинской теории, так ведь?

- Нет, не так! - зарычал, внезапно побагровев, Мальков.

- Не ссорьтесь, - произнес Де Паоло. Голос его был тих, и все же он остановил зарождающийся спор прежде, чем тот смог зайти куда-то дальше.

- Значит, я так понял, - продолжил Директор, - что никто из вас не обнаружил никаких доказательств незаконных изменений погоды?

Кови Бовето, африканский представитель, сгорбил массивные плечи, навалившись грудью на стол, и заявил.

- Это делают корпорации - самые крупные транснациональные конгломераты. Они не продают странам технологии манипулирования погодой. Они применяют ее сами. Они-то и ведут эту войну - против нас! Против Всемирного Правительства!

Андерсон моргнул за стеклами очков и мягко заметил:

- Это предложение совершенно недоказанное.

- И очень опасное, - добавил аль-Хашими. - И если вы намекаете, что я солгал...

- Нет, совсем не то, - поспешил опровергнуть Бовето. - Но ваши коллеги члены Совета знают, что вы член Исполнительного Комитета Всемирного Правительства. Вы думаете, они говорят вам всю правду?

- Я тщательно расследовал, - настаивал зловеще низким голосом аль-Хашими.

- Но они в состоянии запутать любое расследование. Группу модификаторов погоды можно спрятать в любом медвежьем углу. На это требуется всего лишь несколько человек, очень мало оборудования и немного компьютерного времени.

- Но почему корпорации станут это делать? - поставил вопрос Де Паоло. - Это кажется невероятным...

- Потому что они затеяли уничтожить Всемирное Правительство, - бросил Бовето: - Или по крайней мере извести нас до положения полного бессилия. Они хотят править миром, и у них есть власть и деньги, чтобы добиться этого, если мы им позволим.

- Не могу этому поверить.

Бовето стиснул на столе тяжелые черные кулаки.

- Почему корпорации не пускают наших представителей на "Остров номер 1"? Они могут в любой момент перекрыть энергию, передаваемую со спутников солнечной энергии. Они построили эти спутники, они и ввели их в строй, они решают, кто получит энергию здесь, на Земле, и по какой цене. Мы не имеем абсолютно никакого контроля над ними, совершенно никакого. Мы кто - Всемирное Правительство или беспомощная кучка болтливых стариков?

Глаза аль-Хашими горели, губы сошлись в тонкую, бескровную строчку.

Но Уильямс усмехнулся глазам африканца.

- Эй, минуточку, братец. Я тоже обеспокоен насчет корпораций. Но "Остров номер 1" построили они, а не мы. Спутники солнечной энергии построили они, а не мы. Это частная собственность, по закону и по праву.

- И они продают энергию Соединенным Штатам по цене, которую вы можете себе позволить, - пробормотал себе под нос Чжу.

- "Остров номер 1" довольно-таки не от мира сего, - заметил Андерсон, подходя настолько близко к шутке насколько когда-либо слышали от него все сидящие за столом. - Мы едва ли можем притязать на юрисдикцию над ним.

- Они могут в любой момент перекрыть нам энергию, - повторил Бовето. - И кто знает, что они делают там наверху, где мы не можем наблюдать за ними? У них там есть самые совершенные биолаборатории. Откуда мы знаем, что они не готовят мутированные вирусы для бактериологической войны?

- Вы действительно считаете, - спросил Де Паоло, - что "Остров номер 1" может быть базой для создания биологического оружия? Экологического оружия?

- Откуда нам знать? - ответил контр-вопросом Бовето. - Они могут делать там наверху все, что им нравится, в полной безопасности от наших глаз.

Уильямс кивнул.

- Есть старая история о созданном ими младенце из пробирки...

- Мы не можем основывать свои действия на слухах и страхах, - настаивал Андерсон.

- Есть какие-нибудь доказательства всего этого? - спросил Де Паоло, оглядывая сидящих за столом. - Вообще хоть какие-то доказательства?

- Только их отказ допустить нашу коммисию, чтобы проинспектировать "Остров номер 1", - ответил Бовето.

Мальков откинулся на спинку кресла.

- Это как раз и подозрительно.

Де Паоло сфокусировал взгляд на аль-Хашими.

- Вы не смогли бы использовать свое влияние, чтобы позволить нам нанести визит на "Остров номер 1"?

Шейх медленно произнес.

- Политикой управляющего Совета было держать "Остров номер 1" совершенно вне политики. Именно поэтому отказывали в официальном визите всем правительственным службам.

- Но ведь наверняка, - убедительно намекнул Де Паоло, - ввиду подозрений, которые возбудила такая политика...

- Я посмотрю, что можно будет сделать, - пообещал аль-Хашими.

- Отлично, - сказал Де Паоло, думая про себя, а пока он нас задерживает, мы должны найти какие-то другие способы проникнуть на "Остров номер 1". Нашим разведслужбам придется где-то найти способного агента, надежного человека...

- Я хотел бы поднять другой вопрос, - сказал Уильямс. - Тот, который хотел обсудить, насколько мне известно, полковник Руис.

- Об Освободителе? - спросил Мальков.

Американец поднял брови.

- Он вызывает неприятности и в России?

- Даже в пролетарском раю есть сбившиеся с пути молодые люди, считающие, что насолить окружающим - это очень романтично, - ответил, пожав плечами, Мальков. - У нас было несколько инцидентов... ничего серьезного, мелкие диверсии.

Де Паоло прислушался к ним. Даже хотя он чуть ли не целое поколение не видел своей родной Бразилии, его постоянно бомбардировали новостями об Освободителе. Хорезмский вождь, разбойник, подпольщик-революционер, бунтовщик против серой авторитарности и однообразности Всемирного Правительства.

- Мы, кажется, осаждены движениями против нас как из космоса, так и из подполья, - тихо проговорил Де Паоло. Никто не рассмеялся.

- Освободитель не предмет для шуток. Он не просто какой-то зарывшийся в горах подпольный Робин Гуд, - сказал Уильямс, основательно перемешивая метафоры. - Даже городские партизаны - Подпольная Революционная Организация Народа - смотрят на него как на своего рода духовного вождя.

- Он становится символом свободы и вызова властям во многих частях Африки, - добавил Бовето. - Группы ПРОН сильно восхищаются им.

- Дело обстоит еще серьезней, - сказал Чжу. - Подпольная Революционная Организация Народа - это пестрая смесь юнцов, недовольных обществами, в которых они живут. Действия их были насильственными, но нескоординированными. Слабый рой комаров, более досадный, чем опасный. Юные бунтовщики, присваивающие себе романтические имена, такие как Шахерезада. Но если они присоединятся к Освободителю и станут дисциплинированной всемирной силой, то ПРОН может стать нашествием ядовитых ос.

- Чепуха, - отрубил Мальков. - Освободитель немногим больше чем романтическая легенда. Он представляет собой ностальгические чувства за возвращение национализма.

- Он намного опасней этого, - не согласился Уильямс.

Дверь в конференц-зал ушла в сторону, открыв стоявшего там полковника Руиса, с пепельным лицом, покрасневшими, почти слезящимися глазами.

- Друзья мои... правительство моей страны пало. Произошел переворот. Все мои собратья-руководители расстреляны или брошены в тюрьму. А моих родных и близких держат заложниками против моего возвращения в Буэнос-Айрес.

Все кроме Де Паоло повскакали с кресел и окружили сраженного полковника. Они помогли ему сесть. Секретарь Директора принес полковнику стакан воды.

- Достаньте ему виски! - потребовал Уильямс.

- Кто сверг ваше правительство? - спросил Де Паоло, повышая голос, чтобы пробиться сквозь гул. - У нас нет никаких сообщений о каких-либо политических волнениях в Аргентине, за исключением... - голос его оборвался. Полковник Руис поднял голову.

- За исключением Освободителя.

Лицо его исказила мука потрясения.

- Верно. Да. Это он. Он взял мою страну одним ударом. Вся Аргентина - его. Много ли еще пройдет времени, прежде чем к нему перейдут Уругвай и Чили? Сколько еще пройдет времени, прежде чем настанет очередь Бразилии?

Джамиль аль-Хашими сидел, сохраняя бесстрастное молчание, в своем лимузине с кондиционером, и следил, как сотрудники его службы безопасности расходятся веером во всех направлениях по вертолетной площадке. Все они носили отличительные хашимитские галабеи и клетчатые гутры. И все держали в руках короткоствольные смертельные лазер-пистолеты.

Аэродром принадлежит Всемирному Правительству, размышлял аль-Хашими, и оно заботится о его безопасности. Но у Всемирного Правительства много врагов. Он улыбнулся про себя. Поистине, если человек вкладывает свою жизнь в руки других, он очень мало ценит свою жизнь.

Из ослепительно-яркого неба выпорхнул красно-белый вертолет и приземлился неподалеку от лимузина в вихре песка и пыли. Аль-Хашими принял гутру от телохранителя на переднем сиденье лимузина и, закрыв лицо тканью словно при самуме, быстро прошел к вертолету.

Когда вертолет взлетел, направляясь к стоящей на якоре в порту яхте, аль-Хашими повернулся к сидящему рядом с ним пилоту и спросил по-арабски:

- Ты тщательно проверил эту машину?

Пилот, с лицом закрытым шлемом и очками, оскалил зубы.

- Да, Ваше Превосходительство, очень тщательно. Она чиста.

Кивнув, аль-Хашими вынул из кармана пиджака магнитофон размером с ладонь и начал говорить в него по-английски, на языке, которого пилот не понимал.

- Гаррисону в Хьюстон. Доставить с курьером самым надежным маршрутом.

Де Паоло ныне озабочен тем, что "Остров номер 1" может быть базой для разработки биологического оружия. Бовето впал в полнейшую паранойю из-за нашего отказа допустить инспекцию космической колонии. Ожидается увеличение слежки и сильные попытки шпионажа.

Главной заботой Де Паоло остаются модификаторы погоды. Предлагаю нам как можно быстрее прекратить эту фазу операции, прежде чем они смогут найти утечку.

Нам следует завязать более тесные связи с Освободителем, через те же каналы, по которым мы снабжали его применяемыми им сейчас оружием и боеприпасами. Ни при каких обстоятельствах нельзя допустить, чтобы Освободитель сделал примирительные жесты по отношению к Всемирному Правительству или наоборот.

Эвелин вцепилась в край амортизационной кушетки и попыталась выглядеть расслабленной и спокойной. Она страдала. Челночная сфера - маленькое круглое космическое судно, сновавшее от главного цилиндра Колонии к опоясывавшим его рабочим коконам, - летело при гравитации меньше одной пятой от нормы. Веса хватало ровно настолько, чтоб удержать пассажиров на местах, а желудок Эвелин - на грани тошнотного бунта.

Двенадцать обучающихся и их единственный инструктор заполняли половину рядов амортизационных кушеток челночной сферы. Все остальные пристегнулись и лежали на спине с внешним комфортом. Вероятно, их подташнивает точно так же, как и меня, сказала себе Эвелин. Но они скрывают это лучше.

Она попыталась выкинуть из головы мысли о своем мятежном желудке и сосредоточиться на своей сегодняшней цели: проникновение во второй цилиндр.

"Остров номер 1" состоял на самом деле из двух громадных цилиндров, соединенных друг с другом тросами, служившими своего рода космической канатной дорогой для переброски людей взад-вперед из одного цилиндра в другой.

Но хотя главный цилиндр, где жили она, Дэвид и все остальные, казался совершенно открытым для обзора с одного конца до другого, никто из всех встреченных Эвелин не признавался, что когда-нибудь бывал в Цилиндре Б. Тот явно был недоступен. Для всех? спрашивала себя Эвелин. Невозможно.

В Цилиндре Б имелось что-то такое, что они - Кобб и его рать - не желали показывать людям. И поэтому Эвелин твердо решила его увидеть.

Если она переживет эту проклятую экскурсию для адаптации. Как ни настраивался ее мозг на то, что она удобно плавает в нуль-гравитационной среде, желудок Эвелин знал, что она бесконечно падает. Съеденный ею завтрак угрожал появиться снаружи.

Скачки низкой гравитации в челночной сфере мало чем помогали. Ровно как и вид за установленными в оболочке сферы круглыми иллюминаторами: проплывающие мимо звезды и проносящийся каждые несколько секунд манящий голубой шар Земли. Она никогда не выглядела так хорошо, когда я была на ней, подумала Эвелин.

Они причалили к следующему рабочему кокону с заставившим ее содрогнуться стуком.

- Этот кокон вращается при одном G, - объяснил им инструктор, когда они отстегнулись от кушеток. - Так что будьте готовы к нормальному весу.

Пара обучавшихся действительно крякнула с досады. Эти болваны наслаждались низкой гравитацией.

Двенадцать обучавшихся медленно прошли гуськом через люк, одетые все как один в неброские серые комбинезоны и носящие приколотые на груди значки-удостоверения.

Их инструктор, долговязый мужчина с серьезным лицом и только начавшими седеть на макушке волосами, стоял у люка в своем синем комбинезоне и уже читал им лекцию:

- Это сельскохозяйственный кокон, один из нескольких аграрных центров среди рабочих коконов. Хотя большая часть основного урожая колонии выращивается на обрабатываемых землях в главном цилиндре, мы используем несколько из этих наружных коконов для экспериментов по выведению новых сортов или для специализированных агрокультур, таких как тропические фрукты.

Ничего себе ферма, подумала Эвелин когда прошла через люк и огляделась внутри просторного кокона. Он выглядит больше похожим на заросший сорняком участок в самолетном ангаре.

Кокон представлял собой сферической формы тепляк из голого металла. Сельскохозяйственный участок располагался на полосе, забитой растениями почвы, описывавшей полный круг по центральной части сферы. Эвелин посмотрела вверх и увидела глядящие на нее сверху растения и почву. Из круглых окон, вделанных в металлические стены по обе стороны от обрабатываемой полосы, лился ослепительно яркий солнечный свет. В коконе было жарко и душно, а ослепляюще яркий свет мгновенно вызвал у Эвелин головную боль.

- Здесь, в коконах, - говорил им инструктор, - мы можем контролировать воздушную смесь, температуру и влажность, силу тяжести и даже продолжительность дня.

Он показал на окна, и Эвелин увидела, что их можно закрыть металлическими ставнями.

Поскольку местоположение колонии в точке L-4 постоянно держало ее на солнечном свете, контролировать продолжительность дня было делом простым. В коконах "день" и "ночь" регулировались открытием и закрытием ставней. В главном цилиндре большие солнечные зеркала запрограммировали для обеспечения двадцатичетырехчасового цикла.

- Таким образом мы можем установить практически любые условия произрастания, какие только пожелаем, не нарушая землеподобный цикл дня и ночи и другие условия проживания в главном цилиндре.

Все равно, по-моему, они похожи на сорняки, молча настаивала Эвелин.

- ... В этом коконе, - продолжал инструктор с чрезвычайно серьезным лицом, - мы изучаем произрастание растений-паразитов, могущих атаковать производственные культуры или вызвать аллергические реакции у подверженных им колонистов. Иными словами, сорняков.

Эвелин едва подавила смех.

Она повернулась посмотреть на собратьев по обучению, шестерых женщин и пятерых мужчин - все моложе тридцати. Они все выглядят такими абсолютно серьезными, словно их жизнь зависит от каждого слога, изданного этим занудой.

Тут она сообразила, что их жизнь может и впрямь в самом буквальном смысле зависела от приобретаемых ими знаний. Они планировали жить в колонии; они не испытывали ни малейшего желания вернуться на Землю.

Но почему они обязаны выглядеть словно миссионеры? Неужели они не могут хоть изредка улыбнуться?

За последние несколько дней Эвелин и сама мало улыбалась.

После своего первого дня экскурсии по главному цилиндру и ночи с Дэвидом, она вписалась в обычный для обучающихся порядок учебы и исследования. Дэвид несколько раз звонил, и она согласилась, наконец, пообедать с ним в пятницу вечером. Не вздумай чересчур сближаться, предупредила она себя. Забава забавой, но ты останешься здесь не так уж и долго. Не дай себе обжиться, старушка.

Наконец инструктор закончил лекцию и погнал их обратно в челночную сферу.

- Сэр? - спросил один из обучающихся. - Я не вижу здесь никаких людей. Этот сельхозкокон полностью автоматизирован?

- Насколько возможно, - ответил с каменным лицом инструктор. - Коконы не так сильно экранированы от вредной космической и солнечной радиации как главный цилиндр, и мы, собственно, стараемся сводить пребывание людей в коконах к минимуму.

Премного благодарна! подумала Эвелин.

Если кого-то из остальных обучающихся и обеспокоила получаемая ими доза радиации, то внешне они не показали никакой озабоченности. Они послушно направились гуськом к люку челночной сферы, так мало разговаривая или болтая, что Эвелин подумала, что она могла с таким же успехом вновь очутиться в церковной школе Печальной Богородицы, готовясь под строгим присмотром монахинь к Первому Святому Причастию.

Тут она сообразила, что ее ждет еще один полет при низкой гравитации. Как раз когда мой желудок начал успокаиваться. По крайней мере на сегодня он будет последним, надеялась она.

Она почувствовала, что ее похлопали по плечу.

Повернувшись, она увидела, что инструктор внимательно смотрит на нее. У него было худое, серьезное лицо. Если б он только улыбнулся, он мог бы быть красив.

- У вас кажется возникает некоторое расстройство на низкогравитационных стадиях поездки, - сказал он.

Половину мгновения Эвелин гадала, не следует ли ей отрицать это. Но решила, что пытаться бравировать будет еще хуже, чем признаться в слабости. Он явно заметил, как она позеленела.

- Боюсь, что мой желудок не одобряет низкой силы тяжести. - Она попыталась говорить легко, словно подтрунивая над собой.

Другие обучавшиеся проходили мимо них словно небольшая колонна автоматов, и пролезали через причальный люк в челночную сферу.

- Нам не полагается давать обучающимся медикаментов, - сказал инструктор, роясь в карманах комбинезона, - но я думаю от этого не будет никакого вреда.

Он вынул небольшую пластиковую коробочку для пилюль и достал из нее белую капсулу. И вручил ее Эвелин со словами:

- Это удержит желудок под контролем. Полет обратно к главному цилиндру занимает примерно пятнадцать минут, и большую часть этого времени мы проведем при силе тяжести меньше одной пятой G.

Эвелин уставилась на капсулу у нее на ладони, а затем подняла взгляд на него:

- Это... очень любезно с вашей стороны.

Он, наконец, улыбнулся, и лицо его превратилось в набор резких и глубоких морщин.

- Меня зовут Гарри - Гарри Бранковски.

- Спасибо, Гарри.

Он пригляделся к значку на ее комбинезоне.

- Эвелин Холл.

- Да, именно так.

Он прошел с ней к люку челночной сферы, достал для нее пластиковую грушу с водой и сел на амортизационную кушетку рядом с ней, оставшись возле нее на весь полет к цилиндру, болтая всю дорогу о своей жизни, своей работе учителя и инструктора, своих увлечениях, о том, какой одинокой бывает жизнь холостяка.

Эвелин заметила, что некоторые из женщин бросали на нее сердитые взгляды. Берите его себе на здоровье, молча сказала она им, космическая болезнь и то была б лучше.

Как только они прибыли обратно в главный цилиндр, обучающиеся получили двухчасовой перерыв на обед. Они могли поесть в кафетерии пятиэтажного центра подготовки или прогуляться в деревню и пообедать там в одном из крошечных ресторанов. Эвелин сказала всем, что предпочитает вернуться в квартиру подремать, чем рисковать принять еще какую-то пищу на беспокойный желудок.

Она покинула центр подготовки и двинулась в направлении многоквартирного комплекса. Но она прошла по этой дорожке всего дюжину метров. А затем остановилась и оглянулась на террасированное, пастельного цвета здание центра. Ее соученики скрылись из виду, отправившись каждый своим путем на обед.

Эвелин осторожно обошла здание и вышла на противоположную сторону. Она прошла мимо открытых окон детсадовской группы, поющей детские песни. Неужели для них нет места в обычных школах? - подивилась она. Или это особый класс? Наконец она нашла то, что искала: вход с лестницей, ведущей к подземной трубе метро.

Платформа была пуста. Эвелин вгляделась в туннель. Не былор видно никакого поезда. Она нервно расхаживала, ожидая, по платформе. Сенсоры на турникете автоматически дают сигнал компьютеру, что пассажир ждет поезда, зачитала она про себя. И снова посмотрела вглубь туннеля. Так где же этот проклятый поезд?

Тут она увидела в туннеле вспышку света и чуть ли не раньше, чем она осознала это, поезд бесшумно подлетел к ней. Он имел только один вагон, из сверкающего анодированного алюминия. Она быстро отклеила от опознавательного значка зеленый винкель обучающегося и заботливо положила его в карман комбинезона.

Двери поезда с шипением открылись, и она шагнула в вагон. Ей подумалось, что вагон слегка качнулся на магнитных подвесках, когда она вошла в него, но качнулся он так слабо, что это вполне могло ей померещиться.

Со свистом от плавного ускорения поезд вновь полетел вперед. В вагоне сидел еще только один пассажир, темноволосый мужчина с квадратным лицом, мирно жевавший бутерброд.

Обедаем, где придется и где найдется, подумала Эвелин, садясь на ближайшее к двери, в которую она вошла, сиденье.

Поезд не делал никаких других остановок, а мчал почти в полной тишине по продольной оси колонии. Эвелин, улыбаясь, думала о своем первом дне и о том, каким болезненным было путешествие пешком.

Когда поезд затормозил и остановился, она встала и подождала открытия дверей. Другой пассажир подошел к ней и бросил пластиковую обертку от бутерброда во вделанный в стенку вагона мусорный бачок. Ростом он чуть уступал Эвелин, но отличался очень плотным телосложением. На подбородке у него осталось пятнышко от горчицы.

- Вы заблудились? - спросил он. В голосе у него звучал намек на континентальный акцент.

- Нет, - ответила она, взглянув на кодовый символ профессии у него на значке. Стилизованная пара крыльев: значит он астронавт. - Что заставляет вас думать будто я заблудилась?

- Я вас здесь никогда раньше не видел. Вы не космонавт и не летный диспетчер; такую прекрасную, как вы, я бы запомнил.

Эвелин улыбнулась ему такой улыбкой, какую она применяла для того, чтобы заставлять мужчин думать, что они ей нравятся.

- И вы безусловно не похожи на такую женщину, которая работает в строительной бригаде. - Он напряг мускулы и выпятил грудь, изображая тяжеловеса.

- Я новенькая, - рассмеялась Эвелин, когда они сошли с поезда и направились к ведущему наверх эскалатору. - Я работаю на средства массовой информации - знаете, телевидение и газеты.

- Ах так? - он улыбнулся. - Вы собираетесь написать о нас статью, о нас, лихих наездниках на ракетах?

- Сейчас я просто привыкаю к обстановке. Но как только мой период адаптации закончится... - она представила ему самому мысленно закончить обещание.

- Чудесно! Меня зовут Дэниэл Дувик. - Он постучал указательным пальцем по опознавательному знаку. Кивнув, Эвелин назвала ему свое имя и фамилию.

Эскалатор казался бесконечной, вечно двигающейся металлической лестницей, забиравшийся в какой-то недоступный взору Лимбо.

- Насколько хорошо вы воспринимаете нуль-гравитацию? - спросил Дувик. - К тому времени когда эта лестница доберется до верха, мы будем почти невесомы.

- О, слабо, - сказала Эвелин. - Но, полагаю, справлюсь.

Она почувствовала, как ее желудок снова проваливается. И инстинктивно схватилась за движущиеся перила.

- О, да, - улыбнулся ей Дувик. - Вы отлично справитесь.

Он, конечно, решил быть ее большим, сильным покровителем и взял ее под руку. Она ему позволила. Данная ей инструктором пилюля должно быть помогла, потому что ее внутренности волновались совсем не так сильно, как прежде. И все же когда они сошли с эскалатора и вступили в район шлюза с металлическими стенами, ее ноги были словно резиновые. Подо мной нет никакого твердого тела, чувствовала Эвелин, даже хотя видела кафельное покрытие и его цветные полосы "Велькро" для притягивания подошв и облегчения ходьбы. Все равно она чувствовала себя так словно падает сквозь пустоту. Словно вывалившись из окна.

Каждые несколько футов в металлических стенах коридора попадались тяжелые стальные люки.

- Весь этот район - серия шлюзов, - объяснил Дувик. - Причал для космических судов всего в нескольких метрах за этими стенами. Там они выгружают пассажиров и груз, принимают груз. Если давление воздуха упадет, все эти люки автоматически загерметизируются. Иначе весь этот сектор мог бы потерять воздух... фук! - вот с такой быстротой.

- Но где же все? - спросила Эвелин. - Я думала, что это самое деловитое место во всей колонии.

- Так оно и есть, - подтвердил Дувик. - Но это не значит, что нам требуются толпы народа. Большую часть работы делают машины и компьютеры.

Все еще твердо держа ее под руку, Дувик отвел Эвелин в центр управления космическими полетами, темноватую, жаркую, тесную клетушку, набитую полудюжиной техников, носивших наушники и сидевших у пультов, глядя на экраны связи, шепча одновременно в булавки-микрофоны и выстукивая команды на сложных клавишах перед ними. Единственное освещение в помещении исходило от сверхъестественных зелено-оранжевых дисплеев на видеоэкранах.

Один главный экран господствовал на целой стене. Он показывал во всех красках изображение одного из фабричных коконов, висящего в пустом пространстве в нескольких дюжинах километров от кокона. Кокон разошелся пополам, аккуратно разделяясь по прямому шву и открываясь, словно раковина моллюска. Он извергнул полностью собранный спутник для сбора солнечной энергии, неуклюжее скопление металлических рук, ослепительно черных солнечных батарей, напоминавших квадратные крылья, и микроволновых антенн, выглядевших, с точки зрения Эвелин, словно выпученные глаза какого-то гротескного жука.

- Мон анфан-1, - сказал Дувик, перекрывая гудящую какофонию космодиспетчеров. - Теперь мне предстоит отбуксировать эту уродину к Земле и поместить ее на двадцатичетырехчасовую орбиту Кларка.

Себе вопреки, зная, что у нее утекает время проскользнуть в Цилиндр Б, Эвелин наблюдала как спутник солнечной энергии медленно выплывает из серебряного фабричного кокона. Это было все равно, что наблюдать, как появляется из яйца какой-то огромный неуклюжий паук.

Наконец, Дувик разбил чары.

- Я должен облачиться в свой скафандр. Мы гоняем по очень строгому графику.

Так же, как следовало бы и мне, молча ответила Эвелин.

- Я должна возвращаться, - сказала она ему.

- Вы сами-то ничего, сумеете?

- Да, спасибо.

- У вас квартира или вам предоставили собственный дом?

- Вы можете связаться со мной через центр подготовки, - осторожно ответила Эвелин.

- А, - он улыбнулся, принимая ее осторожность. - Мне хотелось бы увидеться с вами опять. При нормальной гравитации.

- Замечательно. Позвоните мне в центр обучения.

Эвелин вышла из центра управления полетами с такой грациозностью, с какой только могла при слегка цепляющихся за подошвы сапожек полосках "Велькро" и желудке, все еще настаивавшем, что он падает в мусоропровод.

Но не обратно к эскалатору, ведущему к поездам метро и главным жилым районам колонии. Эвелин хотела найти кабинку, ездившую по трассам, соединявшим два цилиндра колонии.

Она проверила все люки по коридору с металлическими стенами. На каждом люке имелась маленькая отпечатанная карточка, носящая опознавательный код, за исключением последнего люка, в конце ряда. Его карточка гласила только: "ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН".

Разноцветные кнопки электронного замка располагались сразу под карточкой. Эвелин попробовала открыть дверь, просто повернув ручку. Бесполезно. Люк определенно заперт.

Оглянувшись через плечо на пустой коридор, она сунула руку в карман комбинезона. Пока что все сделанное ей можно было объяснить просто неведением. Она могла похлопать ресницами такому человеку как Дувик, и ей сошло бы пребывание в таких местах, где ей находиться не положено.

Но если увидят это, так просто не отделаешься. Эвелин вынула скрамблер размером с ладонь и приложила его к электронному замку. Микрокомпьютеру внутри скрамблера потребовалось четыре секунды на дешифровку комбинации замка и показ ее Эвелин крошечными светящимися красными цифрами. Она нажала на кнопки в нужной последовательности. Люк с хлопком приоткрылся, выдохнув порыв застоявшегося, пахнущего металлом воздуха.

С натянутыми нервами Эвелин шагнула в клеть лифта размером с гроб и закрыла за собой люк. Управление лифта тоже оказалось на замке, но скрамблер быстро расшифровал его. Пластиковое покрытие над клавишами управления распахнулось, и она увидела, что там только две кнопки помеченные буквами А и Б. Она нажала на Б.

И ждала, что чего-нибудь произойдет.

Если кабина лифта и двигалась, то она не могла этого заметить. Она стояла в этой вызывающей клаустрофобию кабине, с сомкнувшимися вокруг нее голыми металлическими стенками, и пыталась игнорировать ощущение падения, падения, от которого ей не отвязаться.

Внезапно она сообразила, что плавает над полом, чуть не стукаясь головой о потолок. Подавляя вскипевший у нее в горле жаркий порыв страха, она вытянула руки и как можно сильнее уперлась ладонями в стены. Надежно. Сделав глубокий вздох, она мало помалу опустилась вниз и снова коснулась сапожками застеленного пола.

Я не завизжу, приказала она себе.

Затем она почувствовала самые слабые подергивания и люк лифта с хлопком открылся. Каким-то образом она повернулась кругом, и люк оказался теперь у нее за спиной.

Выйдя из лифта, она увидела, что находится в еще одном коридоре с металлическими стенами, идентичным тому, что в Цилиндре А.

Или я все еще в А? Может быть, лифт совсем и не двигался! Медленно, осторожно она прошла по безликому коридору, держа подошвы в контакте с полосками "Велькро" и проводя кончиками пальцев вытянутой руки по холодной металлической стене. Это походило на старый-престарый кошмар - идти одной в полной тишине по коридору, бывшему знакомым и все же иным, зная, что впереди поджидает что-то страшное - или, может быть, оно идет позади тебя?

Она резко обернулась. Ничего и никого. Прекрати это! Ты ведешь себя как дура.

Она прошла мимо центра управления полетом, точной копией центра, показанного ей Дувиком. Но сквозь его сильно затемненное окно она увидела, что он пуст, безмолвен и холоден как склеп.

Эскалатор, ведущий вниз, к поездам метро, был безмолвен и неподвижен. Спуск вниз будет долгим. Но когда она поставила ногу на первую ступень, эскалатор загудел оживая и начал двигаться. Эвелин чуть не потеряла равновесия, но ухватилась обеими руками за поручни и дала движущейся лестнице отвести ее вниз, к платформе. Там ждал единственный вагон, тоже темный и неживой на вид. Но когда она прошла через турникет, вагон осветился, его электромотор начал мурлыкать. Двери раскрылись. Приходи ко мне в салон, сказал паук мухе, подумала Эвелин. И все же шагнула в поезд.

Поезд автоматически тронулся с места. Эвелин стояла у дверей, и поезд, чувствуя пассажира, желающего выходить на следующей станции, плавно затормозил у следующей платформы. Сойдя, Эвелин нашла лестницу, ведущую на поверхность. Поднималась она медленно, останавливаясь каждые несколько секунд и прислушиваясь к звукам жизни. Ничего не слышно, даже эха ее собственных шагов.

Это напугало ее еще больше, чем мысль о возможной поимке. Наконец она добралась до поверхности. Поверхность выглядела словно сад, с загораживающими ей обзор во всех направлениях огромными кустами броских тропических цветов. Средь кустарника шла извилистая дорожка, и Эвелин последовала по ней. Над нею возвышались пальмы и обвитые лианами тропические деревья. Это походило на движение по тропе через джунгли - но в полной тишине. Не пела ни одна птица. Не жужжало ни одно насекомое. Даже ветерок не покачивал смутно обрисовывавшиеся над головой огромные деревья. И совершенно никаких признаков людей.

Дорожка петляла по гряде, жутко похожей на склон холма, где Дэвид впервые показал ей панораму главного цилиндра. Она остановилась с колотящимся сердцем и посмотрела в даль.

Тропический мир. Джунгли, покрытые экзотическими деревьями, холмы, горы вдали, повсюду цветы. Реки, водопады, глубокие водоемы, а в центре большое озеро с окаймляющими его песчаными пляжами.

А над головой то же самое, только еще больше. Созданный человеком шумерский рай изгибался по всей внутренней поверхности цилиндра. Огромная голливудская съемочная площадка для фильма о дивном тропическом острове. Единственное, чего не доставало, так это дымящегося вулкана и жизни.

Тут не было никаких зданий. Никаких дорог. Никаких признаков человеческого обитания.

Эвелин достала из кармана небольшой электрооптический бинокль. Ничего. Никаких деревень, никаких мостов, никаких домов. Нет даже ни одной летящей птицы.

Второй цилиндр "Острова номер 1", достаточно большой чтобы приютить миллион человек, а то и больше, был тропическим раем. И совершенно пустым.

Очнувшись, Дэннис Маккормик был убежден, что находится в мусульманской версии рая - или, в крайнем случае, на киносъемочной площадке сцены из "Тысячи и одной ночи".

Он лежал на широкой и низкой постели, задрапированной тихо колыхавшимися на теплом ветерке шелками. И стояла она в великолепной комнате с длинными роскошными диванами и подушками ярких цветов. Пол покрывали толстые, богатые ковры со сложными цветными узорами из Исфагана или Тебриза. Через длинные, открытые окна он видел стройные, рифленые колонны, а за ними крыши Багдада, шпили тянущиеся к небу, словно молящие пальцы, и покрытый голубой глазурью купол мечети.

Солнце заходило, превращая небо в пламень и отбрасывая по крышам алые лучи.

Дэнни попытался было сесть, но жгучая боль в боку вынудила его с удивленным кряканием осесть обратно на локти. Осмотрев себя, он увидел, что одет в шелковую пижаму, украшенную серебряной нитью. Он упал на спину и ощупал бок. Кто-то забинтовал ему рану.

В дверях появилась женщина: стройная, смуглая, но с поразительно светлыми голубыми глазами. Облачена она была в разноцветное платье, закрывавшее ее от подбородка до пят.

Это не девушка из машины, подумал Дэнни, недостаточно прекрасна.

Женщина исчезла, не сказав ни единого слова, бесшумно закрыв за собой дверь.

Дэнни уставился на глазурьевый потолок: разноцветная мозаика гипнотически вилась и петляла, геометрические фантазии, подчинявшиеся мусульманскому запрету изображать живые существа и тем не менее создававшие чарующую красоту.

Может быть, я ее себе вообразил? - сказал он самому себе. Может, я бредил?

И сам себе ответил: А как же ты тогда попал сюда? Ты думаешь, это палата госпиталя?

Он рассмеялся и почувствовал из-за этого укол в боку.

- Крайне маловероятно, - ответил он вслух. - Подобных госпиталей на Земле нигде нет.

Женщина появилась вновь, на этот раз с подносом, заставленным прикрытыми блюдами. Без единого слова, даже не подняв глаз, чтобы встретиться с Дэнни взглядом, она поставила поднос на пол рядом с постелью, опустилась на колени на ковре и сняла крышку с чаши. Поднялся аромат горячего пряного супа, и Дэнни вдруг понял, что у него разыгрался волчий аппетит.

Он попытался сесть, но боль опять помешала ему.

- Проклятье! - охнул он, сердясь на свою слабость.

Она коснулась ладонью его плеча, безмолвный жест, советующий ему лечь. Дэнни увидел, что она всего лишь ребенок, подросток. Она принялась кормить его супом с ложечки, слегка приподымая ему голову просунутой под шею свободной рукой.

Это было б невероятно обидно, не будь он так голоден. Дэнни лежал на спине, чувствуя себя беспомощным, но не волнуясь об этом, пока она кормила его, ложка за ложкой, обедом из супа, небаба и фруктов. Чтобы пить, однако, только вода.

Если б это действительно был рай, у них подавали б эль, подумал Дэнни. Хотя бы пинту светлого баварского пива...

Девушка поставила на поднос последнее пустое блюдо, когда дверь открылась и в комнату вошел седой мужчина. Он остановился в ногах у постели и внимательно посмотрел на Дэнни. Девушка взяла поднос и юркнула вон из комнаты.

Когда дверь опять закрылась, мужчина чуть склонил голову в самом легчайшем из поклонов и представился.

- Я - шейх Джамиль аль-Хашими. Это мой дом. Добро пожаловать в гости.

- Благодарю вас, - ответил Дэнни. Я - Дэннис Маккормик.

- Я знаю кто вы, - сказал аль-Хашими.

Он был человеком невысоким, но излучал властность и самообладание. Он обладал аристократическим, удлиненным лицом истинного шейха. Кожа его напоминала цветом мелкий светлый табак. Одежда на нем была западная: белый деловой костюм, светло-соломенная рубашка с открытым воротом.

- Мы никогда раньше не встречались, - сказал Дэнни.

- Мои люди взяли на себя вольность изучить вашу одежду и бумажник, когда вас привезли сюда. Я, конечно, слышал о вас и провел не один вечер, созерцая дворец, который вы строите за рекой.

- Надеюсь, вам нравится то, что вы видите.

По лицу аль-Хашими промелькнула самая слабая тень улыбки.

- Я изучал ваши чертежи и сделанные художником изображения завершенного дворца. Он будет очень прекрасен - если будет когда-либо завершен.

- Если?..

- Это покушение на вашу жизнь. Я боюсь, что это реакция на постройку дворца.

- Против дворца? - было чертовски неудобно вести разговор, лежа на спине.

Аль-Хашими чуть кивнул.

- Вы слышали о Подпольной Революционной Организации Народа? Им явно не по нраву мысль о таком дворце.

- Но ведь иракское правительство...

- Я сам член иракского правительства, - поднял руку аль-Хашими, - а также и Всемирного Правительства. Я понимаю, какова наша официальная программа. Но вы должны понять, мистер Маккормик, что ПРОН против Всемирного Правительства... и любого национального правительства, присоединившегося к всемирной организации.

- Но какое это имеет отношение к замку?

- Наверное, они видят в нем пародию на свою историю... или коммерческое предприятие, унижающее наш народ. А скорее всего, они решили остановить строительство потому, что это проект всемирного правительства. Их рассуждения никогда не отличаются большой глубиной.

- И они думают, что могут остановить проект, убив меня?

Аль-Хашими развел руки в семитском пожатии плечами.

- Несколько головорезов дешевле взрывчатки.

- Кто они такие? Неужели нельзя просто поговорить с ними? Объяснить?

- Я очень упорно стараюсь выяснить, кто же они такие. И когда я узнаю, не будет никаких разговоров, никаких разъяснений.

Внезапное воспоминание заставило Дэнни отпустить пустоту внутри.

- Я думаю, что с ними могут быть заодно некоторые из моих строителей.

- Вероятно, нет, - усомнился аль-Хашими. - Хотя ПРОН может добиться угрозами от некоторых людей по крайней мере молчаливого содействия.

Всего-то от некоторых людей, подумал Дэнни, вроде всего базара.

- Поскольку они явно решили вас убить, вы останетесь гостем в моем доме, где вы будете в безопасности.

- А как же строительство дворца?

Аль-Хашими раздул ноздри.

- Оно может подождать. Даже в таких варварских странах, как Канада, считается вежливым поблагодарить хозяина за гостеприимство.

Дэнни был слишком удивлен, чтобы рассердиться.

- Я вас благодарю. Я не хотел быть невежливым. Просто дело в том, что я озабочен строительством дворца.

Шейх заметно смягчился.

- Я вполне вас понимаю. Я не задержу вас здесь дольше, чем необходимо. Все, что вы пожелаете, будет у вас, только попросите.

- Я глубоко благодарен, - сказал Дэнни. Лучше держать под рукой лохань с лестью, чтоб умаслить этого типа.

С еще одним легким поклоном аль Ханшами произнес:

- Если вам в данный момент больше ничего не требуется...

- Только одно, - перебил Дэнни.

Брови шейха приподнялись на миллиметр.

- Да?

- Как я сюда попал? Я... я помню, как меня загнали в угол эти... как вы их называете, головорезы. Я помню, как дрался с ними, и один из них, должно быть, пырнул меня. Но потом... - Он дал предложению повиснуть, сообразив, что не вполне верит собственным воспоминаниям о прелестной женщине в лимузине.

На надменном лице аль-Хашими появилось легкое выражение отвращения.

- Вас нашла одна юная леди... чрезвычайно эмоциональная, очень романтичная юная леди, которой следовало бы отвести вас в наш превосходный городской госпиталь, но вместо этого она привезла вас к себе домой.

- К себе домой?

- Эта юная леди - моя дочь. Она была на базаре после наступления ночи - глупый поступок с ее стороны. Когда она увидела, как вы деретесь, то приказала своему шоферу ринуться в свалку. Несостоявшиеся убийцы бежали, когда приблизилась машина, очевидно, решив, что это полиция. Она нашла вас истекающим кровью на улице и привезла вас сюда.

Она действительно существует!

- Как давно это было? Сколько я пробыл без сознания?

- Стычка произошла прошлым вечером. Вы проспали весь этот день. Врач сказал, что сон для вас полезен.

- Ваша дочь спасла мне жизнь.

- Да.

- Я хотел бы поблагодарить ее.

Все тело шейха одеревенело.

- Это невозможно. Она готовится к отъезду для продолжения своего образования. Сегодня она отправляется на "Остров номер 1".

Прошло два дня, прежде чем Дэнни узнал, что шейх ему солгал. Из людей он видел в своей роскошной комнате только служанку и врача. Всю стену занимал огромный видеоэкран, так что он мог смотреть всемирное телевидение и даже поговорить лицом к лицу со своим боссом в Мессине и с прорабом на стройплощадке за рекой. Босс выглядел расстроенным тем, что график строительства может поплыть; прораб выглядел виноватым и пообещал погонять людей так же упорно, как гонял сам Дэнни.

Рана в боку быстро заживала, но ему все еще не позволяли выходить из комнаты. Ко второму дню Дэнни оказался в состоянии встать и пройти через комнату, хотя когда он наконец вцепился в дверную ручку, то почувствовал себя словно одурманенным.

Открыв дверь, он обнаружил сидящего в коридоре крепкого молодого человека с отмеченным оспой лицом, с прилипшей к губе сигаретой, вульгарным порнографическим журналом на коленях и пристегнутым к бедру огромным черным пистолетом.

Охранник мгновение смотрел на Дэнни, а затем ткнул в его сторону указательным пальцем. Жест не вызывал сомнений.

Убирайся обратно в комнату, где тебе и положено быть.

- Так значит, я гость, нравится мне это или нет, - пробормотал по-английски Дэнни. Но закрыл дверь и остался в своей комнате. Он чувствовал себя недостаточно сильным для спора.

На следующий день прохладные утренние часы Дэнни проводил на террасе за его окнами, сидя среди канелюрированных колонн, поддерживающих крышу, и наблюдая, как поднимается туман с реки и темно-зеленых рощ за краем города.

Вот тогда-то он и увидел ее. Внизу, во внутреннем дворе этого большого пятиэтажного дома он увидел, как через ворота пронесся спортивный электропед и затормозил, останавливаясь. Ехавшая на нем молодая женщина соскочила с седла и стащила с головы шлем. Длинные черные волосы водопадом рассыпались по ее плечам. Она мотнула головой и взглянула наверх. Дэнни увидел ее лицо. Это была она.

Ее отец как раз в эту минуту выскочил из дома, быстро заговорил с ней по-французски на пониженных тонах. Чтоб слуги не узнали, что он ее ругает. С высоты пятиэтажного дома Дэнни не мог уловить слов, но он знал тон: папа строго выговаривал дочке за бесшабашную езду по городу и задержку там на всю ночь.

Она рассмеялась и, пожав плечами, на французский лад чмокнула его в щеку. Он беспомощно стоял на месте, когда она прошла в дом.

Позже в тот же день, когда служанка принесла Дэнни поднос с ленчем, он спросил ее:

- Вы умеете говорить по-английски?

Он пытался поговорить с ней и раньше, но она всегда отвечала только удивленным взглядом широко раскрытых глаз и бормотанием арабской фразы, местной версии "Не понимаю".

Она покачала головой.

- Отлично, девочка, - весело бросил Дэнни. - В таком случае мы просто заставим поработать над этой проблемой чудеса современной электроники.

Он выбил на наручном коммуникаторе ряд цифр и связал его с видеоэкраном, занимавшим всю противоположную стену комнаты.

МЕЖДУНАРОДНАЯ СЛУЖБА ПЕРЕВОДА - засветились на экране желтые буквы, и в то же время женский голос произнес:

- Эм-Эс-Пэ. Чем можем вам помочь?

Дэнни знал, что это говорит компьютер. И приказал:

- С английского на арабский и обратно, пожалуйста. Разговорный язык. Багдадский диалект, если такой есть.

- Разумеется, сэр. - Компьютер уже получил код счета Дэнни; именно эту информацию он и выбил на коммуникаторе, когда звонил.

- Как тебя зовут? - спросил Дэнни, глядя на девушку.

Видеоэкран показал вопрос текущим арабским письмом, и одновременно мужской голос - не слишком отличавшийся от голоса Дэнни - задал вопрос на этом языке.

Девушка уставилась на экран, а затем посмотрела на Дэнни.

- Не бойся, - улыбнулся ей Дэнни. - Я просто хочу знать, как тебя зовут.

- Айрин, - сказала она чуть слышным голосом. Она произнесла последнюю гласную чуть растянуто.

- Но это же греческое имя.

- Вы не скажете шейху аль-Хашими, что я говорила с вами? Он приказал мне вовсе с вами не разговаривать, даже хотя я не говорю по-английски.

- Я ему не скажу. Тебе нечего бояться.

- Я гречанка, - сказала Айрин. - Я работаю на аль-Хашими как домашняя прислуга, за жалование. Мой отец готовит для шейха налоговые отчетаы.

Дэнни уселся на постель и откинулся на подушке.

- Ну черт меня подери! Вы предпочли бы говорить по-гречески? Компьютер, знаете, может и это тоже.

- Это мой родной язык, - согласилась она. - Я также говорю по-французски и немного по-итальянски.

- Греческий, - решил Дэнни. - Так вам будет легче.

Через несколько минут она сидела в кресле рядом с постелью, и они стали не только друзьями, но и заговорщиками.

- Аль-Хашими выбрал меня прислуживать вам, потому что я не говорю по-английски. Он по какой-то причине не хочет, чтобы его домашние говорили с вами. Если б охранник за дверью узнал...

- Почему это? - спросил Дэнни, автоматически понижая голос. - Я здесь пленник?

- Не знаю. Шейх озабочен вашей работой. Я думаю, он так же озабочен из-за своей дочери, той, что привезла вас сюда.

- Озабочен из-за нее? Что вы имеете ввиду?

- Он отец, желающий защитить свою дочь от мужчин. Очень старомоден, когда речь заходит о его дочери.

- О. Так вот почему...

- Насчет себя он не очень старомоден, - добавила Айрин.

- Сколько у него жен?

Обеспокоено тряхнув головой, Айрин ответила:

- Жена у него была только одна, и она умерла много лет назад. Но у него есть много любовниц, и не только девушек, но и мальчиков. Он проявлял некоторый интерес и ко мне, но его дочь защитила меня от него.

- А что думает об этом ваш отец?

Ее лицо помрачнело:

- Мой отец сделает все, что ему велят. Ему можно закрыть глаза деньгами.

- Но дочь живет здесь.

- Пока. Она очень скоро отправится в космос. Шейх хочет послать ее на "Остров номер 1", где она будет жить и заниматься наукой.

- Она ученый?

- Нет, - смеясь ответила Айрин. - И она не испытывает ни малейшего желания покидать Багдад. Они не одну неделю уже спорили из-за этого. Это полнейший скандал. Арабским дочерям не полагается спорить с отцами.

- Она обладает сильной волей, не правда ли?

- Она получила образование в Париже и Италии. Там ей и вложили в голову западные идеи.

Дэнни засмеялся ей в ответ:

- Рад этому. Как ее зовут?

- Бахджат. И отец запретил ей видеть вас.

- Э, я сказал...

- Вы в нее влюблены, - продолжала, восторженно сверкая глазами, Айрин. - Все домашние знают, что она спасла вам жизнь и привезла вас сюда. Именно ее кровь и спасла вас.

- Ее кровь? Вы имеете в виду переливание?

- Да. Иначе б вы умерли. Шейх пришел в ярость, когда услышал об этом. Кровь аль-Хашими отдана неверному! Он пришел в ярость.

Во мне течет ее кровь.

- Но это не значит, что я влюблен в нее, - возразил он Айрин.

- Почему же тогда вы задаете мне все эти вопросы?

Дэнни с миг подумал, а потом ответил контрвопросом:

- А почему вы рискуете работой, отвечая на мои вопросы?

- Потому что... - она заколебалась. - Потому что все это романтично. Знаете, Бахджат пыталась увидеться с вами.

- Действительно? - голос его чуть не сломался, как у подростка. - Я... ну, я, конечно, очень хотел бы с ней увидеться... конечно же, для того, чтоб отблагодарить ее как подобает.

- Я ей так и скажу.

- Хорошо! - Тут он сообразил. - Вы ведь не станете ей говорить, что я влюблен в нее, так?

- Разумеется стану. А как же иначе?

- Но это же на самом деле неправда! Откуда я знаю... я хочу сказать, я так и не перебросился с ней ни одним разборчивым словом.

Айрин знающе улыбнулась, взяла поднос и бросилась вон из комнаты.

Ох уж эти женщины, фыркнул про себя Дэнни. У них на уме только одно - романы. Куриные мозги. Теперь она добьется, что все домашние будут шушукаться обо мне. Старый шейх вероятно выбросит меня на улицу и предоставит тем убийцам закончить свою работу.

Но он обнаружил, что усмехается. А сердце у него колотилось так сильно, словно он пробежал милю. Затем он сообразил, что не притрагивался еще к принесенному Айрин вкусному ленчу. Но его это нисколько не волновало. Он был ни чуточку не голоден.

- Черт подери! - пробормотал он про себя. - Я и впрямь влюблен в нее!

Полдня Дэнни расхаживал по своей роскошной тюремной камере. Он сто раз выходил на балкон даже в палящем свете полудня. Но двор внизу был пуст. Весь город, казалось, задремал, разморенный жарой.

Он подумывал позвонить прорабу, но понял, что не сможет сосредоточиться на работе. Она его просто не интересовала. Во всяком случае не сейчас.

Наконец, когда полуденная жара пропитала его насквозь словно неизбежная судьба, он бросился на постель, по-прежнему в пижаме, и задремал. Последняя его мысль была об предостережениях, данных ему в далеком детстве еще в Ньюфаундленде, против даже непроизвольных мастурбаций.

Когда он проснулся, было темно. Открывшаяся дверь выдернула его из потного, темного сна. Тот съежился и юркнул в подсознание, словно изображение выключенного телевизора.

Он сел на постель.

Женщина несла ему обед на серебряном подносе. Но это была не Айрин: она была выше и носила на голове шелковую шаль. Лицо ее скрывалось в глубокой тени.

Не будь глупцом, она не может быть ей.

Но пульс у него часто забился.

Она поставила поднос на низкий столик посередине комнаты, а затем пошла к постели. Шаль соскользнула ей на плечи и она улыбнулась ему.

В слабом свете из окон он увидел, что это Бахджат, такая же головокружительно прекрасная, какой он ее помнил. Она словно сошла с иллюстрации к "Тысячи и одной ночи", с волосами как вороново крыло, сверкающими глазами и тонкой талии Шахерезады. Лицо ее сияло красотой, умом и любовью.

Дэнни попытался было заговорить, но у него перехватило горло.

Она приложила палец к губам и прошептала:

- Я могу остаться только на минуту. Врач говорит, что вы быстро выздоравливаете. Я рада.

- Я хотел вас поблагодарить...

Она слегка покачала головой:

- Такой прекрасный рыжий Ай-риш. Как же я могла позволить вам умереть?

Она быстро нагнулась и поцеловала его. Но когда Дэнни двинулся обнять ее, она отодвинулась и отступила к двери.

- Я вернусь к тебе, - прошептала она. А затем исчезла.

Они обставили его как надо.

Полночь давно уже миновала, и улицам полагалось быть пустынными. Никто в здравом уме не гуляет по улицам Манхеттена после темноты, особенно в одиночестве. Никто кроме крыс и, может быть, бездомной кошки, думающей, что она сумеет справиться и сама.

Днем Манхеттен еще годился для жилья - местами. Но ночью всяк торопился забаррикадироваться в своей комнате и спал с пушками под рукой.

Задачей Франта было выследить этого сосунка.

Фраер этот был черным и носил соответствующую верхнюю одежду: кроваво-красную куртку из пластика с оторванными рукавами, штаны тореадора в обтяжку, тяжелые сапоги, годные и для топтания кого-либо и для бегства. Но одежда была слишком уж правильной, словно кто-то вручил ему мундир. И она была новой. Вместо того, чтоб вписаться в сцену Первой авеню, он выделялся словно накладной бюстгальтер честной давалки.

С головой однако его выдавало то, что он кружил по авеню только в паре массивов от прежнего здания ООН и никогда не заходил сколь-нибудь дальше. Он хотел быть там, где другие беложопые смогут следить за ним по своим камерам и слушать, что будет сказано через свои микрофоны дальнего действия.

Беложопый, проворчал про себя Франт, я мог бы подстрелить его только так!

Этот сосунок был легавым. Не просто обычным легавым - те знали правила и оставляли Районные Ассоциации в покое, чтобы иметь возможность обходить свои участки как им положено. Этот же фраер был легавым Всемирного Правительства.

И он хотел встретиться с самим Лео.

Поговорить с ним, черт побери.

А Лео посмеялся и сказал, да, давайте встретимся, давайте поговорим с этим индюком. За каким задом? - гадал Франт.

Но когда Лео говорит давай, ты даешь. В какой бы ассоциации ты не тусовался, с кем бы кто там не воевал. Лео отдавал не много приказов, но когда отдавал - приходилось дергаться.

Франт прищурился, глядя вперед по Первой авеню. С реки долетал ветер, неся с собой мусорную вонь. Разрушенный старый пень здания ООН выглядел в сумевшем просочиться сквозь облака печальном свете Луны словно почерневший, потрескавшийся призрак. Франт задрожал. В стоявших здесь кругом старых зданиях жили люди, несмотря на столкновения с крысами, источившими их как голландский сыр.

Джо-Джо и Линялый находились впереди фраера, разведывая местность, удостоверяясь, что шпик притопал один. Не желательно подставлять Лео. Вонючее Всемирное Правительство не раз пыталось наколоть его. Но Лео всегда оказывался слишком умен для них.

Затрещала воткнутая у него в ухо крошечная рация, и Франт услышал шепот Линялого:

- Здесь все в порядке.

Франт хмыкнул, а затем спросил в зажатый в зубах микрофон зубочистку:

- Джо-Джо? Что у тебя?

- Самый здоровенный таракан, какого ты когда-либо видел, черт возьми. Но больше ничего.

- Хорошо. Оставайся скрытым. - Франт вынул зубочистку изо рта и заткнул ее за правое ухо, а затем шагнул из дверей, где он ошивался, и вышел на открытое место, направившись по залитому голубоватым светом тротуару к чужаку.

Индюк фланировал, не слыша ничего у себя за спиной. Дерьмо, приятель, я мог бы пришить тебя прямо сейчас, и ты б так и не узнал, что тебя ударило.

Но вместо этого, он как положено протрусил сзади к фраеру и произнес вслух:

- Пошли.

Парень подпрыгнул над мостовой аж на целый фут и круто развернулся. В руке он держал грозного вида пистолет.

Франт скорчил кислое лицо.

- Ты хочешь повидать Лео или хочешь, чтобы тебя чпокнули? - Джо-Джо и Линялый, конечно же, держали его под прицелом.

- Ты от Лео? - пистолет его дрогнул, но голос фраера был тверд.

Красивая пушка. Франт повторил:

- Идем приятель. Вон туда. - Он ткнул большим пальцем во тьму сорок четвертой улицы.

Легавый засунул пушку в кобуру под мышкой.

- Ладно, - сказал он. - Ты первый.

Франт потопал, думая о том, как он, возможно еще до окончания этой ночи, сумеет заполучить для себя эту пушку.

Лео устроил встречу в многоквартирном здании, где заправляла местная ассоциация. Оно разваливалось, и большая часть окон исчезла, но на верхнем этаже дела еще обстояли неплохо. Там имелось даже электричество.

Этот Лео был большим человеком. Больше любого типа, подумал Франт. И усмехнувшись самому себе добавил: Больше любых двух типов.

Лео сидел в ободранном старом кресле, его громадная туша напирала на подлокотники, угрожая расколоть кресло надвое, как бомба взрывает здание. Его кулаки по величине не уступали голове Франта, а руки были потолще, чем грудь у большинства ребят. Он выглядел толстым, но это была такая толщина, какой обладают борцы. Силы у него хватало, чтоб поднять автомобиль за задний бампер, и он мог сломать кости с такой же легкостью, с какой другие парни вскрывали пивные банки. И он был черный. Ни карамельного цвета, как сам Франт, или даже более темного шоколадного как у Джо-Джо. Лео - африкански черный, такой темный, какие только бывают. Итальяшки называли его Меланцана, баклажан, из-за темного пурпурно-черного цвета его кожи.

Легавый от Всемирного Правительства рядом с Лео выглядел белым. Он стоял там, нервничая, на изжеванном тараканами половике, оглядывая голые стены с осыпавшейся штукатуркой, потрескавшийся и просевший потолок, окна, закрашенные черным, чтоб снайперы не увидели в них цель.

Наконец, он посмотрел на Лео, непринужденно сидевшего в кресле с почти затерявшейся в его большом кулаке банкой пива.

- Здравствуй, Эллиот, - сказал легавый.

- Эллиот? - заржал громоподобным смехом Лео. - Кого ты, жопа, называешь Эллиотом, приятель? Что это за имя такое?

Легавый не ответил.

- Меня зовут Лео, беложопик, - уведомил его Лео приятным мурлычущим голосом, точь-в-точь как у крупного представителя семейства кошачьих, в честь которого он себя назвал. - Лео. И не забывай об этом.

- Ладно... Лео.

- Вот так-то лучше.

Странное дело, легавый Всемирного Правительства усмехнулся. - Мы можем поговорить?

- Разумеется, приятель. Именно поэтому мы и здесь, не так ли?

Легавый кивнул на Франта и его уличных братьев:

- А как насчет их?

- Нет проблем. Тебе нечего сказать такого, чего они не могут услышать.

Легавый поджал губы. Он посмотрел на Франта, Линялого и Джо-Джо, а потом снова на Лео. Великан сидел, развалившись в кресле, весело улыбаясь ему. Он даже не собирался предложить этому фраеру сесть, подумал Франт. Он взглянул на Линялого, а тот бросил один взгляд на усмешку Франта и ткнул локтем в ребра Джо-Джо.

- Ладно, - согласился, наконец, легавый. - Мы забираем тебя обратно. Вышел приказ, что тебе настало время вернуться и прекратить работать в одиночку.

- А мне насрать на ваши долбаные приказы, - непринужденно и любезно ответил Лео, по-прежнему улыбаясь.

- Это не шутки, Эллиот. Они это серьезно. Они боятся, что ты озлобишься, отуземишься.

- Они правы, приятель.

Легавому достаточно было шевельнуть правой рукой, чтобы Франт выхватил из своей пыльной куртки собственный пугач и сделал шаг к нему.

Но Лео поднял один массивный палец и легаш замер, где был. Франт тоже застыл на месте.

- Послушай меня, - сказал легавый. - Если ты не вернешься сейчас, добровольно, они тебя приволокут на аркане.

- Аркан потребуется тот еще, - усмехнулся Лео.

- Они могут это сделать. Ты это знаешь.

Лео медленно встал на ноги. Это походило на поднимающуюся грозовую тучу.

- Нет, они думают, будто могут это сделать, Фрэнк, - сказал он таким голосом, какого Франт никогда раньше не слышал. Он говорил почти как этот легаш! - Я немало узнал, как делаются дела здесь, на улицах, и немало узнал о силе - как ее добиться и как ее использовать. Сила пребывает не в правительственных бюро и учреждениях. Нет никакой силы в длинных коридорах между кабинетами или среди тех безликих, взаимозаменяемых автоматов, которым ты докладываешь. Сила здесь, на улицах, в городах, среди людей достаточно голодных, достаточно напуганных, достаточно злых, достаточно отчаянных, чтобы драться.

Зашатавшийся легавый шагнул назад.

- Ты говоришь чепуху. Безумие!

- Да?

- Ты не сможешь выжить здесь без нас, Эллиот. Принятие меланина, стероиды, гормоны - перекроют тебе каналы снабжения.

Лео пожал массивными плечами.

- У меня есть другие источники, Фрэнк. Я больше не нуждаюсь в вас.

- Но вы не можете драться с Всемирным Правительством!

- Разве? - Лео наступал на него, шаг за шагом, а легавый отступал. - Здесь в этой комнате, Всемирное Правительство - это ты. Если б я попросил этих парней у тебя за спиной стереть тебя с лица земли, сколько бы, по-твоему, ты еще оставался бы в живых.

Он отступил на пистолет Франта. Рука у Франта задрожала от предвкушения нажатия на курок.

- Нет, - скомандовал Лео. - Дайте ему утопать. Отправьте этого беложопого туда, откуда он взялся.

- Ты рехнулся, Эллиот. Должно быть, наркотики подействовали тебе на мозг. Они придут и заберут тебя...

- Га-авно, приятель, - голос Лео вернулся в норму и от этого Франт почувствовал себя лучше. - Мы придем и заберем вас. У нас больше солдат, чем у вас, и больше пушек к тому же. И мы умеем ими пользоваться. По всему миру, приятель, обездоленные посшибают беложопых, где б они ни были.

- Это бред. Невозможно. - Но легавый казался испуганным и ослабевшим.

- Отведите его туда, где нашли, - приказал Лео Франту. - И присмотрите, чтоб он вернулся целеньким. Без фокусов. Я знаю, что при нем шикарная пушка. Позаботься, чтоб он попал домой, не расставшись с ней, уловил?

Испытывая разочарование, Франт заткнул за пояс собственную пушку и кивнул.

- Уловил, Лео.

- Пуст? - переспросил Дэвид. - Что ты имеешь в виду, говоря "он пуст"?

Они с Эвелин сидели в одном из последних рядов переполненного театра. Внизу на круглой сцене изысканная балерина и ее мускулистый партнер зачаровывали просторный зрительный зал великолепным па-де-де из "Спящей красавицы".

- Он пуст, - прошептала она не обращая внимание на танцующих. - Весь тот проклятый цилиндр пуст.

Не сводя глаз со сцены, Дэвид прошептал в ответ.

- Он - пустая оболочка?

- Нет. В нем есть ландшафт. Он заполнен тропическими джунглями. Но в нем никто не живет! Совсем никто!

Танцующие принадлежали к балетной труппе Большого Театра. Выступали они в Москве. Их изображения по спутниковой связи передавалось на "Остров номер 1", где трехмерные голограммы заставляли их казаться такими осязаемыми и реальными, словно они действительно физически присутствовали на сцене колонии.

Двусторонняя петля обратной связи компьютера позволяла реакции зрителей "Острова номер 1" - по большей части аплодисменты и крики "Браво" - сливаться с реакцией живого зрительного зала в Москве, так что существовала также и эмоциональная обратная связь между выступающими и зрительным залом колонии.

Дэвид повернулся и посмотрел на Эвелин. Она наблюдала за его лицом, не обращая никакого внимания на балет.

- Ну? - спросила она. - Что ты думаешь?

- Давай-ка выйдем отсюда.

Им пришлось проталкиваться мимо целого ряда раздраженных балетоманов, которые ворчали и рычали, когда Дэвид и Эвелин спотыкались об их ноги. Наконец они выбрались в проход. Эвелин широким шагом направилась к выходу. Дэвид бросил через плечо последний взгляд на прекрасных танцоров.

Желал бы я так же хорошо владеть своим телом, подумал он. Он когда-то пытался заниматься балетом и обнаружил, что он для этого чересчур уж неловок. Даже в секторах колонии с нулевой гравитацией, где тяжеловесные бабушки могли выделывать такие выкрутасы, какие прикованным к Земле балеринам и присниться не могли. Дэвид решил, что эмоционально балет не для него.

Выйдя из театра, он пошел с Эвелин по неспешной извилистой дорожке, ведущей через одну из разбросанных деревень колонии и обратно к многоквартирному комплексу.

- Откуда ты все это знаешь о Цилиндре Б? - спросил Дэвид. - Это же запретная зона.

С чуть бесовской усмешкой Эвелин призналась:

- Я побывала там. Я прошмыгнула.

- Ты - что?.. Когда?

- Сегодня в полдень.

Большая часть магазинов деревни оставалась еще открытой; вечер был ранний. Дэвид увидел уличное кафе и жестом пригласил Эвелин за один из круглых столиков размеров с барабан.

- Как ты туда попала? - спросил он, когда они сели. - Доступ туда закрыт, если не...

- Я вломилась, - просто сказала она. - Мне захотелось выяснить, что там происходит, и потому я расколола пару электронных замков и зашла поглядеть.

Мысли у Дэвида закружились. Он сел на стул, не зная, что сказать дальше.

Вломилась? Расколола замки?

Загудела вделанная в поверхность столика решетка громкоговорителя.

- Что бы вы хотели?

Эвелин вздрогнула от удивления, но сразу же справилась с собой.

- Виски с содовой, пожалуйста, - ответила она.

- Со льдом? - спросил громкоговоритель.

- Один кубик.

- Виски какой-нибудь особенной марки?

- Нет, просто хорошее, не разбавленное.

- Благодарю вас. Наши сенсоры зафиксировали двух лиц за этим столиком. Вы хотите, чтобы мы обслужили вас?

- Сенсоры? - Эвелин выглядела слегка озадаченной.

- Стакан розового вина, пожалуйста, - тихо попросил Дэвид.

- Не хотите ли выбрать из списка наших вин? - зажегся небольшой квадратный участок стола, привратившись в видеоэкран.

- Нет, спасибо. Просто стакан местного розового. Подойдет любой год за исключением самого последнего.

- Да, сэр.

Светящийся экран погас. Эвелин постучала ногтем по крошечной решетке громкоговорителя.

- Он отключен? Нас могут услышать?

Дэвид покачал головой.

- Это компьютер. Все кафе обслуживаются автоматами. Даже официанты - роботы.

Он показал на одного из "официантов". С точки зрения Эвелин он выглядел как один из столиков - пластиковый барабан высотой до бедра, который почему-то сорвался с места и теперь катился по кафе сам по себе. На его плоской поверхности покоился поднос с напитками. Он остановился у ближайшего столика, и четверо сидевших за ним переставили к себе стаканы и кувшин.

- Это робот? Никогда раньше такого не видела.

Эвелин следила, как робот покатился обратно к стойке в глубине здания, аккуратно обходя выставленные на улицу столики и мельтешащих у входа в здание людей.

- Я знаю, что кафетерий в центре подготовки почти полностью автоматизирован, - сказала она. - И все рестораны в деревнях тоже?

- Большинство. Люди приезжают на "Остров номер 1" не для занятий черной работой. Нашим инженерам пришлось разработать этих специализированных роботов. Они не очень толковые, но могут выполнять ограниченные виды работ. Мы начинаем продавать их на Землю. Это приносит немного добавочной прибыли колонии.

- И еще отнимает рабочие места у людей, нуждающихся в заработке, - пробурчала Эвелин.

- Это создает новые рабочие места для людей, которые будут изготовлять и ремонтировать роботов, - парировал Дэвид.

- Богатые становятся богаче. Нельзя ожидать, что не имеющий никакого образования посудомой станет компьютерным техником.

- Можно, если дать ему недостающее образование.

- Жди больше! К тому времени, когда ему стукнет двенадцать, он уже не способен ничему научиться. Плохое питание с утробного возраста, плохое семейное воспитание, плохие школы - если вообще какие-нибудь...

Она замолкла, когда робот подкатил к их столику, неся поднос с напитками для них обоих. Роль хозяина взял на себя Дэвид, после того как отстучал на невыступающих из робота клавишах номер своего кредитного счета. Тот коротко погудел, мигнул зеленым светом, подтверждающим сделку, а затем сказал:

- А вотр сантэ!2

Эвелин улыбнулась. Робот отступил от столика, затем развернулся на своих цапфах и укатил прочь.

- Какой любезный, - сказала Эвелин, глядя ему в след.

- Зачем ты засунул нос в Цилиндр Б? - спросил Дэвид. - У тебя могли возникнуть серьезные неприятности. Доктор Кобб выгонял людей с "Острова номер 1" и за меньшее.

С миг Эвелин казалось не могла решиться. Она пригубила шотландское виски, а затем твердо поставила стакан на столик.

- Дэвид, - сказала она. - Я никогда и не собиралась оставаться на "Острове номер 1" до бесконечности. Моя заявка на постоянное жительство - липа. Я репортер6 представитель газет и телевидения и прилетела сюда, чтобы найти материал, а потом вернуться и рассказать его на Земле.

Он почувствовал как его внутренности превратились в лед.

- Обо мне. Ты хотела собрать материал для статьи или передачи обо мне - младенце из пробирки, ставшим теперь вполне взрослым человеком.

Она медленно кивнула, сжав губы в бескровную белую строчку.

Дэвид уставился на нее, пытаясь разобраться в своих внутренних чувствах. Что он испытывал? Страх? Гнев? Ни то, ни другое. Он чувствовал боль, он чувствовал ноющую рану. Горькое разочарование. Стыд. Ты глупый дурак! И ты думал, она действительно неравнодушна к тебе.

- Ну, ты получила свой материал в первую ночь. Надеюсь, ты насладилась ей. Все, что вы всегда хотели знать об искусственном человеке, включая его половую жизнь. Отвечал я высоким требованиям? Ты хочешь, чтобы я позировал для фотографий?

- Дэвид, пожалуйста...

- Зачем же ты задерживаешься? - Он чувствовал, как лед внутри него тает под пламенем растущего гнева. Но гневался он больше на себя, чем на нее, и знал это. - Почему ты не уехала на следующий же день? Ты получила все, за чем приехала. Боже, даже доктор Кобб облегчил тебе задачу. Он свел тебя со мной.

- Это было случайное совпадение.

- Разумеется.

- Коббу и не снится, что я вынюхиваю для газет и телевидения. Потому-то и пришлось мне прикидываться претенденткой на постоянное жительство, ведь он не пускает в колонию репортеров.

- Ну, тебе больше нечего задерживаться, - бросил Дэвид охрипшим гортанным голосом. - Ты можешь уехать завтрашним челноком.

- Пока - нет, - твердо заявила она.

Просто встань и уйди, велел он себе. Убирайся и держись от нее подальше. Спрячься в холмах или уйди домой и зализывай раны в уединении. Не строй из себя осла на людях.

Но вместо этого он спросил ее.

- Почему же пока нет?

- Я не уехала после... после нашей первой совместной ночи потому, что начала осознавать, что ты реальная личность, живой человек, с чувствами и... - Она снова потянулась за виски, коснулась стакана, но не подняла его. - Ну, я поборолась из-за тебя со своей совестью, и совесть победила. Это, знаешь ли, случается не часто.

- Что это значит? - осторожно спросил Дэвид.

Она подняла стакан и сделала большой глоток.

- Это значит, что я решила, что смогу найти другой материал, пока я здесь. Материал, никак с тобой не связанный.

- А если б ты не нашла другой материал, ты уже могла бы взять с собой на Землю мой?

- Но я же нашла другой материал, Дэвид.

- Да?

- Цилиндр Б! - она возбужденно нагнулась вперед. - Это цветущий тропический рай, но там никого нет! Даже птиц и насекомых!

Дэвид покачал головой.

- Для поддержания биологического баланса джунглей без птиц и насекомых не обойтись. Ты их просто не заметила.

- Но где же люди? Почему он пуст? Что делает Кобб со всем этим пустым пространством? Там можно с легкостью поселить миллион народу. Два миллиона! А может и больше.

- И превратить рай в трущобы.

- Почему он пуст? - стояла на своем Эвелин.

- Не знаю.

- Но ты можешь помочь мне выяснить.

Он откинулся на спинку стула и уставился застывшим взглядом на свое нетронутое вино.

- Теперь я понимаю. Если я помогу тебе раскрыть эту тайну, то у тебя будет материал об "Острове номер 1" поважнее материала о младенце из пробирки. Верно?

- Я уверена в этом! - взволнованно кивнула она.

- А если я не помогу тебе, у тебя все еще останется материал про меня. Ты сможешь вернуться на Землю и продать материал обо мне своим боссам.

Лоб ее избороздила злосчастная нахмуренность.

- Я не хочу этого делать, Дэвид.

- Но сделаешь, если понадобится.

- Если понадобится... я не знаю, что я сделаю.

Но я-то знаю, сказал себе Дэвид.

Совет никогда не сорбирался в одном месте. Пять его членов никогда не собирались под одной крышей. Но они регулярно виделись друг с другом, и по меньшей мере раз в месяц проводили свои заседания, даже если оставались при этом на разных континентах.

Их связывала электроника. Трехмерные голографические видеофоны позволяли им встречаться лицом к лицу, так, словно они все находились в одной комнате. Пятеро самых богатых людей в мире посылали свои голографические изображения лазерными лучами к спутникам связи, принадлежавшим лично им и используемым только ими. Это был дорогой способ общения, но он гарантировал полную келейность, абсолютную безопасность. И даже при этом он все-таки был в тысячу раз дешевле любого другого вида личного путешествия. И намного быстрее.

Т. Хантер Гаррисон сидел в своем моторизованном кресле-каталке в углу пентхауза наверху небоскреба "Башня Гаррисона" в Хьюстоне. Когда-то давно, шесть десятилетий назад, он сыграл роль Эбенезера Скруджа в театральной постановке колледжа. Теперь он выглядел так, как полагалось по ней: редкие седые волосы, окаймляющие лысую макушку, узкоглазое, ястребиное лицо с узкими глазами, с кожей, похожей на сильно измятый пергамент, покрытые красновато-коричневыми пятнышками руки, которые скрючил бы артрит, не обладай они таким большими деньгами и властью.

Верхний этаж его Башни был для Гаррисона кабинетом, игровой площадкой, домом. Он редко покидал его. У него редко возникала для этого надобность. Мир шел к нему сам.

Теперь он сидел, откинувшись на мотокаталке, и глядел на ряд зеркал, смотревший на него в ответ с кривой, знающей улыбкой. Он коснулся встроенной в подлокотник кресла клавиши, и стены, казалось, растаяли, растворились в изображении других комнат, других мест.

Хидеки Танака явно находился в своем летнем поместье, далеко от забитого толпами Токио. Он был человеком прямым, щедрым, любившим часто улыбаться и смеяться. Но глаза его оставались такими же холодными, как у профессионального убийцы. Танака сидел под открытым небом на изящно вырезанной деревянной скамейке. Гаррисон видел позади плеча промышленника грациозные тонкие деревья и тщательно ухоженный песчаный сад. Вдали висела захватывающая дух симметрия покрытой снегом Фудзиямы, дрожащая в голубом мареве.

Танака склонил голову в вежливом поклоне и сделал несколько поэтических замечаний о красоте приближающегося лета. Гаррисон предоставил ему болтать о том о сем, пока на других зеркалах появлялись трехмерные сцены. Они появились еще на трех экранах, но последний упрямо оставался плоским и зеркальным.

- Ладно, - прервал Гаррисон бессодержательную болтовню Танаки, - что насчет переворота в Аргентине? Как вышло так, что мы не знали о нем заранее?

- Освободитель стал силой, с которой приходиться считаться, раньше, чем мы могли ожидать, - ответил Танака. - Он хорошо использовал нашу помощь к своей выгоде.

- Но он такой праведный, прямо как чирей на заднице, - пробурчал Вильбур Сент-Джордж, австралийский член Совета. Он как обычно сидел за письменным столом в Сиднее, деловито нахмурившись, с зажатой в зубах незажженной трубкой. Окно позади него выходило на сиднейский порт, с его величественным оперным театром и высокоарочным стальным мостом.

- Он - полезный чирей на заднице, - парировал Гаррисон.

Курт Моргенштерн в Кельне покачал головой. Он был маленьким человеком с осторожным взглядом, одутловатым лицом и мягкотелым на вид. Но он контролировал большую часть промышленной мощи центральной Европы.

- Он не примет наших предложений, - сказал Моргенштерн. - Мои люди попытались было... э... направлять его. Но он отказывается прислушиваться.

- Да защитят нас боги от людей, знающих, что они правы, - усмехнулся Танака.

- Тоже самое рассказывали и мне, - уведомил их Сент-Джордж. - Он - чертов фанатик-революционер. К разумным доводам не прислушается. Доверять ему нельзя.

Растворилось последнее зеркало, показав аль-Хашими, развалившегося на подушках в личном купе великолепного и роскошного туристского автофургона. Несмотря на ленивую позу, лицо его было бледным от напряжения.

- Сожалею, что опоздал на совещание, - извинился он. - Мне срочно потребовалось заняться одним неотложным личным делом.

- Мы говорим об этом типе, Освободителе, - уведомил его Гаррисон, давая своему дребезжащему голосу соскользнуть на техасский акцент его молодости. - Как по-вашему, мы можем более прямо использовать его для своих целей?

Аль-Хашими пожал плечами.

- Может это и получится, но я в этом сомневаюсь. У него безусловно есть много последователей среди этих молодежных революционных групп...

- Подпольной Революционной Организации Народа, - уточнил с явным отвращением Моргенштерн.

- Они энергичны и близоруки, - заметил аль-Хашими. - Но они ухватились за мысль, что Всемирное Правительство должно быть сброшено.

- Что делает их идеальными для нас, - заключил Гаррисон.

- Но они опасные фанатики, - предупредил Танака. - ПРОН ненавидит нас - корпорации - так же сильно, как и Всемирное Правительство.

- Так же, как и Освободитель, - указал Сент-Джордж.

- Все равно, я думаю, что все они могут быть полезными для нас, - настаивал Гаррисон. - Ладно, пусть Освободитель - упрямый идеалист, думающий, что ему суждено изменить мир, ненавидит нас до позеленения. Все равно он берет от нас деньги и снаряжение - независимо от того, знает он это или нет, принимает это или нет. Пока он обдирает Всемирное Правительство, он на нашей стороне, и нам следует помогать ему всем, чем можем.

Остальные кивнули.

Аль-Хашими добавил:

- С ПРОН дело обстоит во многом точно также. Я добился некоторого успеха в обращении их местной группы здесь в Ираке на службу нашим собственным целям. Один из их вождей принимает от меня деньги. И советы.

- А в один прекрасный день он перережет тебе глотку, - пробурчал Сент-Джордж.

Аль-Хашими холодно улыбнулся.

- Обещаю вам, так долго он не проживет.

- Ну тогда, - сказал Гаррисон, - я предлагаю нам продолжать поддерживать Освободителя. Сифонить ему денежки. Поручить нашим мальчикам, ведающим погодой, организовать такие условия в окружающих его странах, чтоб они сотрясли местные правительства и сделали их народы недовольными Всемирным Правительством.

Моргенштерн печально покачал головой.

- Какие же, однако, мы вызываем несчастья... Каждый раз, когда мы делаем что-нибудь в этом роде, я задумываюсь... Люди же умирают из-за нас! Так ли это необходимо? Должны ли мы вызывать наводнения и засухи? Посмотрите на эпидемию тифа, катящуюся сейчас по Индии и Пакистану.

- С этим ничего нельзя поделать, - сказал Сент-Джордж.

- Но вызвали-то это мы!

- Только косвенно. Будь у этих проклятых макак приличное медицинское обслуживание...

- И хоть какой-то контроль над приростом населения, - добавил аль-Хашими.

Моргенштерн по-прежнему выглядел опечаленным.

- Мы вмешиваемся в погоду. Мы убиваем людей, никогда не имевших ни единого шанса помочь себе. Почему? Неужели мы дошли до такого отчаяния, что...

- Да! - отрезал Гаррисон. - Мы дошли-таки до отчаяния. Именно потому-то мы и деремся. Если мы будем просто сидеть сложа руки и позволим Всемирному Правительству делать все, что оно вздумает, то все мы закончим в домах призрения для бедняков. Все человечество выродится в стаю скулящих голодных собак. Весь мир станет таким же, как Индия - бедным и грязным.

- Я знаю, что показывали проекции компьютера...

- Чертовски верно, - согласился Гаррисон. - Политика Всемирного Правительства всех нас обанкротит. Именно потому мы должны использовать все имеющие в нашем распоряжении средства, чтоб избавиться от Всемирного Правительства. Использовать ПРОН, Освободителя. Использовать все и всех.

Танака, несмотря на свою вечную улыбку, спросил:

- Но будет ли мудрым помогать Освободителю прибрать к рукам новые страны? В конце концов, когда он это сделает мы потеряем производственные мощности этих стран и их трудовые ресурсы.

- И их рынки, - добавил Сент-Джордж.

- А кого это волнует, черт возьми? - парировал Гаррисон. - Можно отнять от наших средств производства и рынков всю Южную Америку - и что мы потеряем? Десять процентов?

- Бразилия сама по себе составляет десять процентов, - указал Моргенштерн.

- Значит, такова цена, которую нам придется заплатить, - сказал Гаррисон. - И при том чертовски дешевая цена.

- Она составит значительную долю моего рынка, - сказал Моргенштерн.

- Моего тоже, но мы тебе компенсируем. Тебе возместят ущерб. Кроме того, революционный режим никогда не может долго продержаться. После того, как Освободитель поможет отправить в могилу Всемирное Правительство, его карточный домик тоже развалится. Тогда мы получим все мировые рынки - на своих собственных условиях!

Моргенштерн посветлел, но не сильно.

Гаррисон легонько почесал подбородок, обозревая каждого из своих четырех товарищей.

- Господа, - сказал он, - думаю, настало время объединить все эти полусырые революционные движения и сплавить их в единое движение, способное вытеснить из бизнеса Всемирное Правительство.

- Это вызовет неслыханное кровопролитие, - заметил Танака, - и хаос.

- Да, но альтернатива - это позволить Всемирному Правительству вытеснить из бизнеса нас, - огрызнулся Гаррисон. - А никто из нас не даст этому произойти без боя.

Они все кивнули, большинство из них неохотно, мрачно. Но они согласились.

- Хорошо, - продолжал Гаррисон. - Операция "Уполномоченный" уже много лет находится в наших компьютерных архивах. Теперь настало время активировать ее, ввести в действие "Остров номер 1" и двинуть всех этих отчаянных революционеров в скоординированное наступление по всему миру.

- Глобальная гражданская война, - прошептал Моргенштерн. Лицо его выглядело еще белее обычного.

- Насчет "Острова номер 1", - вмешался Сент-Джордж. - Этому Коббу там не понравится, то что мы делаем.

- Он делает, что ему говорят, - ответил Гаррисон. - У него нет выбора в этом деле.

- Он человек очень независимый, - заметил Танака. - Ты уверен, что ему можно доверять?

- Я никому не доверяю. Я контролирую его.

- Знаете, я забросил агента на "Остров номер 1", - сказал Сент-Джордж. - Она конечно этого не знает. Думает, что раскапывает скандал для "Международных Новостей".

- Кобб ее в течение месяца пошлет упаковывать вещички, - рассмеялся Гаррисон.

- Посмотрим, - фыркнул Сент-Джордж.

- В то же время, - вернулся к прежней теме Гаррисон. - Я хочу, чтобы каждый из вас вступил в контакт с этими группами ПРОН в ваших собственных районах. Здесь в Штатах моя организация уже насадила среди этих психов пару спящих. Один из них, как я знаю, в Нью-Йорке. Пришло время спустить их с привязи. Настало время вышибать клин клином.

Спортивный комплекс на "Острове номер 1" предназначался только для самих спортсменов. Доктор Кобб не разрешил бы в колонии профессиональных команд и спортсменов, хотя всяк был волен смотреть состязания профи по телевидению с Земли. В гимнастических залах колонии не оборудовали никаких мест для зрителей, только различные удобства для обслуживания самих спортсменов.

- Никакого заменителя насилия, - говорил всем новоприбывшим Кобб. - Никаких организованных команд, никаких организованных ставок. Я этого не потерплю.

Состязания и ставки все равно продолжались, о чем Коббу всегда было известно. Но они шли на любительской, случайной основе.

Гимнастические залы, бассейны и другие спортивные сооружения построили в противоположном конце главного цилиндра, максимально далеком от района причаливания космических кораблей и неподалеку от дома Дэвида. Спортивный комплекс залезал на холмы крышки цилиндра так, что участники могли выбирать, при какой гравитации им желательно упражняться - от нормальной у подножия холмов, до нулевой в центре крышки.

Спорт при "нуль же" был трехмерен. Там где "верх" и "низ" не имели никакого физического значения, полы, стены и потолки стали всего лишь игровыми поверхностями для отталкивания. Особенно хитрой игрой стал гандбол, и пока Кобб не настоял, чтобы поле увеличили по сравнению с земными стандартами, из-за травм, полученных при игре в гандбол, госпитализировалось больше жителей "Острова номер 1", чем из-за несчастных случаев на работе.

Кобб и сам любил игру при нулевой гравитации.

- Дает шанс старому болвану вроде меня против этих мускулистых молодчиков, - говаривал он. А затем этот старый болван выходил на спортивную площадку и осаживал чересчур рьяных молодых людей.

- Пусть тебя это не удручает, - говорил он после проигравшему, зло усмехаясь сквозь струившийся по лицу пот. - Я никому не скажу.

Дэвид знал все приемы доктора Кобба и большинство его трюков. Он с самого детства играл с Коббом при нулевой гравитации и давным-давно усвоил, что если сохранить хладнокровие и сосредоточиться на мяче, то его более молодые рефлексы и большая выносливость забьют старика, как обычно.

Но сейчас его голову забивали мысли об Эвелин и глухой стене, возведенной компьютером вокруг доступа к сведениям о Цилиндре Б.

Твердый резиновый мяч просвистел у него около уха даже прежде, чем он сообразил, что Кобб ответил на его последний удар. Круто развернувшись в воздухе, Дэвид увидел, что мяч отскочил от угла потолка и со свистом несся от него. Молотя руками словно барахтающийся пловец, Дэвид еле-еле сумел добраться до мяча и швырнуть его к противоположной стене.

Уголком глаза он увидел, что Кобб висит вверх ногами в десяти метрах от него. Старик любил сбивать противников с толку сумасшедшими маневрами. Длинного, тощего, похожего на огородное пугало, Кобба часто сравнивали, исходя из его физической внешности, с классическим янки из Новой Англии. Тонкий как плеть. И из жестких волокон. Для Дэвида он всегда выглядел как дядя Сэм с иллюстрации в школьном учебнике, но только без козлиной бородки и развевающихся седых волос. Волосы-то у Кобба поседели, но выбривались настолько сильно, что он выглядел почти совершенно лысым.

Лицо его, когда он следил за полетом мяча, представляло собой обветренную массу трещин. Как гранит Новой Англии, часто думал Дэвид, когда изучал лицо Кобба. Сильное, неподатливое, стойкое.

Старик дернул ногами словно пловец, когда мяч прилетел к нему. Молниеносное, не воспринимаемое глазом резкое движение руки - и настала очередь Дэвида преследовать мяч и пытаться сделать ответный бросок. Он промахнулся и налетел на стену, стукнувшись плечом о толстую обивку.

- Игра закончена! - торжествующе заорал Кобб.

Спланировав к Дэвиду, старик спросил его своим сиплым грубовато-добродушным голосом:

- Ушибся?

- Нет, - сказал, растирая плечо, Дэвид. - У меня все в порядке.

Мяч все еще отскакивал от стен, теряя с каждым ударом энергию и снижая скорость.

- Ты уже много месяцев не играл так паршиво. Что тебя грызет?

Дэвид давным-давно усвоил, что от доктора Кобба можно утаить не так уж много секретов.

- Почему запрещен доступ в Цилиндр Б? - спросил он.

- Ах это, - устало вздохнул Кобб. - Она выуживает из тебя сведения о Цилиндре Б, так ведь. - Это был не вопрос.

- Она?

- Эвелин Холл, эта курочка-репортер из синдиката "Международные Новости". Она прошмыгнула вчера в Цилиндр Б. Полагаю, мнит себя гениальной шпионкой.

- Вы знаете об этом?

- Я наблюдал, как она это делала, - ответил Кобб. - Ты же знаешь, в этой колонии не происходит ничего такого, чего я не вижу.

- Значит, вы знаете о ней и обо мне, - сказал Дэвид, почувствовав вдруг застенчивость.

Кобб протянул руку и взъерошил потные волосы Дэвида:

- Эй, я не лезу в личные дела людей. Я не спускаю глаз со всего общественного - вроде вынюхивателей, заставляющих сработать сигнализацию, когда они вторгаются в запретные зоны.

- Почему вы заставили меня служить ей гидом в первый день ее пребывания здесь? - спросил Дэвид.

Кобб влез в потемневший от пота физкультурный костюм.

- Я подумал, что тебе пришло время начать встречаться с людьми не из колонии, научиться иметь с ними дело.

- Но она прибыла сюда поразузнать обо мне!

- Я об этом в общем догадался. Думал уменьшить ей хлопоты с розыском тебя и дать тебе возможность пообщаться с человеком, хотевшим манипулировать тобой. Я думал, ты сразу увидишь ее насквозь.

- Я не увидел.

- Она манипулировала тобой весьма неплохо, а?

Дэвид усмехнулся, несмотря на румянец, ощутимо жегший ему щеку.

- Да, безусловно неплохо.

- Как ты теперь чувствуешь себя из-за этого?

- Сбит с толку, - признался Дэвид. - Озадачен. Она хочет знать, что происходит в Цилиндре Б. Она хочет сделать материал об этом, вернувшись на Землю.

Кобб повернулся и оттолкнулся одной ногой от стены, направившись за мячом, медленно плывшим теперь по корту, он отозвался:

- В Цилиндре Б ничего не происходит. Он не заселен.

- Почему? - Дэвид поплыл за ним.

- Потому что таким его хочет держать Совет. Они владеют колонией, она построена на их деньги. Они имеют право использовать ее так, как хотят.

- Но почему они хотят держать его пустым? Зря терять все это пространство?

Кобб подхватил мяч на лету и развернул тело на 360 градусов, снова став лицом к Дэвиду.

- Оно не пропадает зря, сынок. Мы только что получили приказ начинать строить там дома.

- О, - Дэвид почему-то почувствовал облегчение. - Какие дома? Сколько?

- Особняки, - усмехнулся ему Кобб. - Пять штук.

- Пять... только пять? На весь цилиндр? - голос Дэвида зазвучал ошеломленным, пронзительным криком.

- Именно так приказал Совет. Пять больших просторных особняков. Даже после того как их закончат, цилиндр все равно будет выглядеть пустым.

- Но почему... зачем им...

Изогнув бровь дугой, старик спросил:

- Ты видишь какую-либо статистическую связь между тем фактором, что Совет приказал построить пять особняков, и тем фактором, что существует пять - не сбейся со счета, пять - членов вышеупомянутого Совета Директоров "Корпорации Остров номер 1, Лимитед"?

Дэвид тупо моргнул.

- Пошли, сынок. - Кобб обнял его рукой за плечи: - Пора принять душ.

- Нет, погодите, - высвободился Дэвид. - К чему вы клоните? Что вы хотите сказать?

Лицо Кобба сделалось совершенно серьезным.

- Ты же хочешь быть прогнозистом. Если ты посмотришь на данные о мировой экономике и общественно-политических тенденциях, то что увидишь?

Дэвид ответил, тряхнув головой.

- Никакой ясной тенденции нет.

- Разумеется есть, это столь же определенно, как налоги! - отрезал Кобб. - Хаос. Апокалипсис. Всемирное Правительство пытается сохранить своего рода глобальную стабильность, но всюду возникают революционные движения. От Освободителя в Южной Америке до ПРОН на Ближнем Востоке. Всемирное Правительство в беде, в большой беде.

- Но какое это имеет отношение к "Острову номер 1"?

- Мы - аварийный люк, сынок. Члены Совета видят, что на них смотрит в упор всемирный коллапс. Всемирное Правительство может пасть. Хаос и революция могут прорваться где угодно - везде. Этим людям нужно безопасное убежище для себя и своих семей. Они зарезервировали для себя Цилиндр Б.

- И они дадут окружающему их миру развалиться?

- Они никак не могут этого предотвратить, даже если б хотели.

- Я этому не верю!

- Ну... есть одно средство, - сказал Кобб. - После того, как Совет прибудет сюда жить, мы сможем сбить с неба любого, кто попытается взлететь и вторгнуться к нам!

Июнь 2008 г.

Население мира: 7.26 миллиардов.

Кабинет Сайреса Кобба походил на внутренность сложного глаза насекомого. Он был театром наоборот, со всего одним человеком там, где полагалось быть сцене, сидящим за похожим на подиум столом на высоком, вращающемся табурете с плюшевым верхом. Вместо рядов кресел для зрителей перед ним поднимались ряд за рядом дюжины и дюжины видеоэкранов, показывавшие разнообразные части громадной колонии. С того места, где он сидел, словно какой-то строгий учитель - янки, со щетиной седых волос, пылающей в свете экранов как миниатюрный нимб, Кобб мог видеть практически всё, все общественные места "Острова номер 1".

Пара техников заменяла треснувшее стекло в огромных окнах, тянувшихся вдоль всей колонии. По стеклу чиркнул метеорит размером не больше песчинки. Автоматические сенсоры сигнализировали ремонтной бригаде, работавшей круглые сутки, поддерживая воздухонепроницаемость и чистоту окон.

Электрические уборочные комбайны с лязгом двигались по длинному ряду кукурузы, их многочисленные руки срывали со стеблей зрелые початки, а другие манипуляторы косили опустевшие стебли и измельчали их.

Девочка-подросток парила на ярком желто-красном дельтаплане, поднимаясь по спирали к центральной оси огромного цилиндра, где вызываемая вращением гравитация снижалась практически до нуля и она могла легко летать, пока не проголодается настолько, чтобы вернуться на Землю.

Один из автоматизированных перерабатывающих заводов, в рабочем коконе вне цилиндра, бесшумно и эффективно испарял тонны лунного камня и преобразовывал газообразные химические вещества в антибиотики и иммунные стимуляторы для продажи на Землю. У пульта управления сидел одинокий контролер и смотрел, зевая, на невероятно сложную паутину из стекла и металла. Компьютер завода наблюдал микросекунда за микросекундой за каждым граммом материала и эргом энергии используемых заводом.

Слева, внизу театра-кабинета пять экранов Кобба показывали виды сочной тропической растительности в Цилиндре Б. Там ничто не двигалось. Пока.

Сам Кобб не очень-то старался смотреть на экраны. Они настолько сделались частью его самого, что он чувствовал, когда все хорошо, а когда происходит что-то неординарное, что-то нуждающееся в его внимании.

Он диктовал в настольный коммуникатор:

- ...что бы там по мнению Всемирного Правительства оно ни имело право делать, или какое сильное давление ни оказать на нас, мы не разрешим никаких - повторяю, никаких, - инспекционных поездок по этой колонии любым - повторяю, любым, - представителям Всемирного Правительства, кем бы они там ни были. Настоящая проблема - не столько их официальные требования, сколько их неофициальные попытки шпионажа...

Он поднял взгляд на видеоэкран, размещенный поблизости от потолка. Дэвид верхом на электропеде гнал очертя голову по грунтовой дороге, ведущей к зданию Административного центра.

Кобб чуть не улыбнулся, а затем посмотрел на вделанные в стол часы с цифровым табло. И снова принялся диктовать памятную записку.

Ровно четырнадцать минут спустя на крошечной коробке коммуникатора вспыхнул красный свет. Кобб дотронулся до нее, а затем грубовато спросил:

- Что там?

- Это я, - видеоэкран в самом центре стола Кобба заполнило раскрасневшееся, обеспокоенное лицо Дэвида.

- Я здесь во внешнем кабинете. Мне надо с вами поговорить.

- Знаю, - сказал Кобб, глядя на юношу из-под лохматых седых бровей. - Располагайся поудобнее. Я выйду через минуту-другую.

Внешний кабинет существовал для виду, для приема гостей и спокойной болтовни без пялящихся на тебя словно тысяча любовных глаз видеоэкранов. Кобб не держал при своем Директорате никаких секретов, никаких помощников и никакого громоздкого штата лакеев. Зачем зря тратить ценные человеческие мозги на задачи, с которыми с таким же успехом могли справиться компьютеры? Печатать на машинке, составлять досье, рассылать сообщения, находить по видеофону людей, разыскать информацию в файлах с данными - компьютеры делали это лучше, чем умели люди, без перерывов на распитие кофе, больничных листов, просьб о прибавке к жалованию и без скуки.

Гостей часто удивляло, что им приходилось самим уведомлять о своем визите Директора "Острова номер 1". Им не улыбалась никакая длинноногая секретарша. Никакой чиновный помощник не заставлял их ждать, пока он решает, готов ли босс принять их. Просто приходишь во внешний кабинет и сам берешь трубку.

Кабинет этот был достаточно роскошным: покрытые замшей кушетки и стулья, сверкающие хромом и алюминием, на стенах красивые трехмерные картины "Острова номер 1" во времена строительства; сработанный в колонии толстый ковер; все помещение выдержано в теплых красно-коричневых тонах, с немногими ярко выделяющимися желтыми цветами.

Кобб дал двери закрыться с достаточно громким щелчком, чтобы заставить Дэвида резко повернуться лицом к нему.

- Что у тебя за проблема, сынок?

С миг Дэвид не знал с чего начать.

- Я проверял стандартные прогнозы... общую картину...

- И обнаружил, что я говорил тебе правду, - кивнул Кобб. - Мир летит к суперкатастрофе с такой быстротой, с какой только может.

- Она уже началась!

- Все верно.

- А я так и не увидел этого, - сказал Дэвид, рухнув на одну из кушеток. - Я чертовски замечательный прогнозист, не правда ли?

Кобб подошел и сел рядом с ним.

- Я держал твой нос очень близко к жернову, сынок. Вина тут такая же моя, как и твоя. Нельзя увидеть большую Картину, выуживая Валовой Национальный Продукт Боливии и сопоставляя его путем перекрестных ссылок с...

- Я видел все данные, - повторил Дэвид. - Я держал все это в руках. Но так и не сложил его раньше в единое целое.

- Может быть, ты не хотел этого, - предположил Кобб. - Это ведь здорово пугает, не так ли?

Дэвид посмотрел на его морщинистое, обветренное лицо:

- Мы должны что-то предпринять насчет этого.

- Я же тебе говорил, сынок, мы ничего не можем поделать.

- Я хочу сам проверить это.

Кобб чуть не улыбнулся.

- Разве ты не веришь мне?

- Вы говорите мне правду... какой вы ее видите, - сказал Дэвид. - Так же поступал и Лилиенталь, когда сказал, что никто и никогда не создаст аэроплана, способного летать. Братья Райт нашли способ.

- И ты думаешь, что сможешь найти способ предотвратить катастрофу.

- Я хочу попытаться.

- Она, как ты теперь знаешь, уже началась. Она началась тридцать лет назад.

- Знаю. Но все равно я должен попытаться.

Кобб погрузился в податливую теплоту кушетки.

- Что ты предлагаешь предпринять? Все компьютерные изыскания в мире не изменят, знаешь ли, основные данные.

- Тогда мы должны найти новые вводы, новые концепции, новые курсы действий.

- Где?

- На Земле. Я должен отправиться туда, сам увидеть...

Кобб заставил его умолкнуть, подняв костлявую руку.

- Нет. Ты не можешь покинуть колонию.

- Но я...

- Ты не можешь покинуть колонию, Дэвид. Я ни за что не могу позволить тебе улететь.

- Знаю, - сказал Дэвид. - Юридически я не являюсь гражданином никакой земной страны. Но я могу стать гражданином Всемирного Правительства. Все, что мне требуется сделать, это заполнить простую анкету...

- Это она тебе сказала?

- Эвелин? Да.

- Ну, она права. Это достаточно верно, - признал Кобб. - Но твою проблему это не разрешит. Юридически ты движимое имущество - точно также как рабочие, прибывшие сюда трудиться по контракту на пять лет. Они тоже не вольны уехать отсюда.

- Это просто формальность, - возразил Дэвид.

- Но я буду настаивать на соблюдении этой формальности, - сказал Кобб. - Я не хочу, чтобы ты отправлялся на Землю. Там тебя ничего не ждет, кроме разбитого сердца и опасностей. Ты останешься здесь, где тебе и место.

- Вы не сможете меня заставить остаться здесь! - вскочил на ноги Дэвид. - Я вам не раб!

- Я могу заставить тебя остаться здесь, сынок. И юридически... ну, может ты и не раб, но уж определенно не волен уезжать куда хочешь.

- Это преступно!

- Я только пытаюсь тебя защитить, Дэвид. - Кобб откинулся на спинку кушетки, чтобы посмотреть ему в лицо. - Корпорация всадила в тебя кучу денег. Совету не понравится, что ты бегаешь где-то на Земле, рискуя своей очень ценной шкурой. С ученым сословием случится приступ! Чтоб их драгоценный эксперимент смылся от них? Они усядутся на тебя, даже если я ничего не стану делать.

- Вы не сможете сделать этого со мной! - закричал Дэвид. - Я апеллирую к Всемирному Правительству! Я попрошу Эвелин запустить эту историю во все средства массовой информации на Земле.

С сожалением покачав головой, Кобб ответил:

- Эту Холл ты ни о чем не попросишь. Она исчезла.

- Исчезла? - у Дэвида казалось подкосились ноги.

Мне очень неприятно бить тебя мешком по голове, мой мальчик, но именно это-то мне и придется сделать.

- Она улетела несколько часов назад, утренним челноком. Я все еще пытаюсь вычислить, как же ей это удалось.

- Вы выкинули ее из колонии!

- Нет, я этого не делал, - сказал Кобб. - Я хотел, чтоб она оставалась здесь. Последнее место, куда я хотел ее отправить, это обратно на Землю. Но она, должно быть, припасла себе поддельные удостоверения. Смылась она с гладкостью свистка.

- Вы выслали ее!

- Не высылал я! - настаивал Кобб, и сам повысил голос.

- Я вам не верю! - заорал Дэвид. - Вы выбросили ее и удерживаете здесь меня! Вы отослали ее подальше от меня потому что она начала открывать мне глаза на то, что делаете вы и Совет и на все это мерзкое положение!

Глаза твои открылись спору нет, устало подумал Кобб. Но почему это всегда должно сопровождаться такой сильной болью.

- Послушай меня, сынок, - начал он. - Я не...

- Нет! Я закончил вас слушать! Я намерен выбраться отсюда из этой тюрьмы!

Кобб медленно поднялся на ноги. Он осознал, что руки его слегка дрожат.

- Дэвид, ты знаешь, что не можешь покинуть "Остров номер 1". Даже если б я хотел тебя отпустить, сынок, Совет никогда бы этого не разрешил. А ученые взялись бы за оружие. На тебя потрачено столько денег и человеческих сил... Ты слишком ценен, чтобы рисковать собой на Земле. Там для тебя слишком грязно и опасно. Тебе там никак не выжить.

- Я отправляюсь! - крикнул Дэвид. - Тем или иным путем я отправляюсь на Землю!

Он повернулся и стремглав вылетел из кабинета, оставив Кобба стоять там в одиночестве, дрожащего старика, стоящего в пустом кабинете среди плюшевых низких кушеток и скульптурных стульев и шепота вентиляторов, идеально перемешивающих по помещению кондиционированный воздух.

Стоящего в полном одиночестве.

По морщинистому лицу старика медленно расползалась улыбка. Печальная улыбка, но все-таки улыбка.

Удачи тебе, сынок, - молча пожелал он.

Они ехали вдоль одного из старых каналов, ведшего к реке Евфрат. Дэнни был не чужд к верховой езде, а Бахджат ехала так, словно родилась на арабском скакуне, быстрая, как мысль, грациозная, словно она и гладкий белый конь были единым целым.

Они ехали мимо рощ оливковых деревьев и полей с новыми зелеными побегами, запыхавшись от свободы ветра, под ярким бронзовым небом, похожим на перевернутую чащу из кованного золота, а рядом с ними переливалась на солнце вода в канале.

Высоко над ними стрекотал вертолет. Выкрашенный в черно-красные цвета шейхства аль-Хашими, он оставался так высоко, что казался всего лишь точкой на небе, не замечаемый двумя всадниками внизу. Пилот вертолета следил за ними в приделанный к шлему электронно-оптический бинокль. Для него вся эта сцена не имела большого смысла. Дочь шейха бешено скакала в дневную жару по тропе вдоль канала, а этот втершийся Ай-риш старался не отставать от нее. Они только что проскакали мимо Ясеневой Рощи и огибали теперь жалкие крестьянские фермы. Канал был грязной серо-коричневой канавой, полезной, но некрасивой.

Дэнни побудил своего коня поднажать, и скакун охотно откликнулся на это. Но Бахджат все равно оставалась впереди, ее густые черные волосы струились по плечам. Она оглянулась на него и рассмеялась.

Затем она вдруг резко свернула с тропы вдоль канала, направляясь мимо края одного из обработанных полей к развалинам каких-то старых каменных зданий, стоящих на небольшой возвышенности посреди плоской равнины. Дэнни последовал за ней.

Поводья Бахджат натянула под прохладной тенью массивной каменной арки. Та была единственной все еще не тронутой частью здания. Стены по обеим сторонам от нее пообвалились. Дэнни остановил всхрапнувшего и вставшего на дыбы коня по другую сторону арки.

- Он хочет еще побегать, - крикнула ему Бахджат. - Он пока еще не готов отдыхать.

- Ну, а я готов, - отозвался Дэнни, перекидывая ногу через скрипучее седло и с благодарностью соскакивая на твердую землю.

- Вы хороший наездник, - отозвалась Бахджат, ведя коня под уздцы.

- Не такой хороший, как вы.

- О, мы с Синбадом старые друзья. Мы скакали вместе не один год. - Конь мотнул головой, словно соглашаясь с тем, что говорила Бахджат.

- Синбад, - проговорил Дэнни. - Вам нравятся имена из "Тысячи и одной ночи".

- О да, - ответила Бахджат. - Из всех имен в этих сказках мне больше всего нравится имя Шахерезада.

- Не вам одной, - усмехнулся он. - Одна из этих чертовых пронок называет себя Шахерезадой.

- В самом деле? - Бахджат чуть отвернулась от него.

- Вероятно, именно она-то и приказала убить меня, - сказал он.

- О нет, - сразу же ответила она. - Я бы так о ней не думала. Как она могла захотеть убить такого мужчину? Вероятно, она очень расстроилась, узнав, что ее друзья решили напасть на вас.

Дэнни состроил кислую гримасу.

- Могу себе представить.

Они привязали лошадей рядом со скудной порослью травы и сняли с них седла и сумки. Дэнни увидел, что почва тут песчаная, сухая. На ней едва ли что-нибудь произрастало. Но из одной старой обвалившейся стены пробилось на волю искривленное старое дерево, поностью покрытое листвой. Они отнесли туда седельные сумки и присели в тени дерева.

Бахджат достала сэндвичи и ледяной чай, и они не спеша позавтракали. Один раз Дэнни подумалось, что он слышит бренчащий шепот далекого вертолета, но в основном они могли с таким же успехом заехать на миллион миль в пустыню, настолько полным было их уединение.

Он посмотрел на недоеденный им сэндвич, потом на Бахджат и рассмеялся.

Ее темные глаза спросили его, почему.

- Посмотрите вот на это, - поднял он запястье. - Я могу позвонить в любую библиотеку в мире и велеть компьютеру почитать нам стихи, верно?

- Да, - согласилась она нерешительно, не понимая.

- Значит, - сказал он, постучав по наручному коммуникатору, - "книга стихов под ветвью", - он показал на дерево, - "хлеба ломоть, кувшин вина"...

- Омар Хайям, - догадалась Бахджат. - Он был персом и умер в бесчестии. Пьяница.

- Он был потрясным поэтом.

- Мы не пьем вино, - указала с дразнящей улыбкой Бахджат.

- Ну и что? Важно другое: "...и ты, поющая со мной в пустыне дикой..."

- Я не могу петь, - покачала головой Бахджат. - Мой голос не годится для пения.

- Каждое сказанное тобой слово, Бахджат, это песня. Каждый раз, когда я вижу твое лицо, твою улыбку, это величайшая песня любви, какую когда-либо пели.

Она опустила очи долу, словно покраснела, как полагалось подобающе воспитанной мусульманской даме. Но он видел, что она улыбается. Он протянул к ней руку и притянул ее к себе, и она охотно, радостно прильнула к нему, со всей страстью, подъем которой он ощутил и в собственном теле.

Любовью они занимались пылко и все же не торопясь. Дэнни исследовал каждый изгиб, каждую пору ее гибкого юного тела: изгиб шеи, пластическую твердость бедер, мягкость грудей, почти невидимый холм на изгибе спины, теплую, трепещущую, податливую, настойчивую чудесность. Ее руки, кончики пальцев и язык находили каждый нерв, искривший и горевший у него под кожей.

Когда Дэнни, наконец, перешел в сидячее положение, солнце отбрасывало по развалинам длинные тени. Усмехнувшись, он обернулся посмотреть на улыбающуюся ему Бахджат.

- Твоему отцу я не очень-то понравлюсь.

Она медленно закрыла глаза и ответила:

- Ты ему не понравился с самого начала.

- Именно это я и почувствовал.

- Но мы с самого начала были одним существом, мой прекрасный Ай-риш. Наша кровь смешалась. Именно это-то и ненавистно отцу.

- Ты имеешь в виду переливание крови.

Она кивнула, по-прежнему не открывая глаз.

- Врач сказал, что ты умрешь от потери крови. Времени не было. У тебя оказалась та же группа крови, что и у меня. Это было предопределено.

- Ты дважды спасла мне жизнь.

- Один раз, два раза, сто раз... - она улыбнулась. - Твоя жизнь - моя жизнь, милый. Я поняла это с того мгновения, когда впервые увидела тебя, когда Хамуд принес тебя в машину.

- А когда я впервые увидел твое лицо, - признался Дэнни, - залитое лунным светом... я тогда уже влюбился в тебя.

- Это хорошо.

- Но как насчет твоего отца? Он же даже не знает, что я покинул дом.

- Он слишком занят своей работой, чтобы все время следить за нами. Охранников же можно подкупить. Один из них влюблен в Айрин, служанку-гречанку. Было не так уж сложно добиться, чтобы он навестил ее на полчаса, вместо того, чтобы следить за тобой.

- Но он ведь хочет услать тебя подальше - на "Остров номер 1".

- Я не поеду, - просто ответила она.

- А почему он держит тебя в доме, словно пленницу? Почему не выпускает меня?

- Чтобы защитить тебя от убийц из ПРОН, - ответила она. А затем с улыбкой добавила: - И чтобы держать тебя взаперти от своей дочери, которая безумно влюблена в тебя.

Аль-Хашими сидел в своем передвижном кабинете, гигантском сухопутном крейсере, бороздившем сушу с помощью двигателей, работающих на водороде. Внутри крейсер ничем не напоминал деловой кабинет. Облаченный в пурпурную галабею, шейх удобно развалился на небольшой горе мягких подушек. Сквозь сильно затемненные окна он видел ряды и ряды микроволновых антенн, тонких металлических шестов, протыкавших небо и пивших, передаваемую со спутников солнечную энергию.

Космическая ирония судьбы состояла в том, что арабские страны, некогда столь богатые нефтью, по-прежнему находились на переднем крае производства энергии. Западные страны ожидали, что могущество саудовцев и хашимитов спадет и исчезнет, когда иссякнет нефть под их пустынями. Жадные индустриальные страны дожидались развала арабского могущества, им уже рисовалось, как они отомстят этим выскочкам - последователям ислама.

- Но, да будут благословенны головы их отцов, арабы оказались достаточно мудры, чтобы понять, что их пустыни - идеальное место для строительства ферм солнечной энергии. Воспользовавшись огромным богатством, нажитым на продаже нефти, арабы вложили уйму денег в "Остров номер 1" и изготовляемые этой колонией Спутники Солнечной Энергии.

И безлюдные пустыни Аллаха оказались куда полезней, чем могло бы присниться этим безбожным жителям Запада. Где еще найдешь лучшее место для антенных ферм, принимавших энергию со спутников? Сильные лучи микроволновой энергии нельзя направлять в сердце города или даже на сельскохозяйственные угодья. В Европе теснота, свободного пространства там нет. Никто не хотел видеть безобразную, а может и опасную антенную ферму рядом со своим домом, городом, фермой, курортом.

Жители Запада страшились невидимых микроволновых волн точно также, как страшились атомных электростанций, могущих спасти их от нехватки энергии в предыдущий век. Но в Северной Африке, Аравии, Ираке и иранской империи Пехлеви имелись огромные безлюдные просторы. Достаточно странно, никто иной как израильтяне во многом обеспечили высокой технологией и квалифицированными инженерами то строительство, что превратило эти безлюдные просторы в центр энергии, питавшую всю Европу от Ирландии до Урала.

Аль-Хашими улыбнулся, глядя, как по встроенному в стенку крейсера экрану связи проплыли самые последние сообщения. Скандинавскую антенную ферму опять закрыли. Защитники окружающей среды винили приток энергии со спутников в нарушении экологического баланса Арктики и наводнениях, уничтоживших сельскохозяйственные угодья дальше на юге.

Он коснулся кнопки на небольшой панели с клавишами сбоку от него, и видеоэкран показал, как средства массовой информации освещали скандинавское фиаско. И рассмеялся вслух.

- И зачем им всегда называть любую экологию обязательно "хрупкой"? - спросил он своего гостя, молча сидевшего на подушках лицом к шейху.

На госте было темное обмундирование и клетчатая гутра шофера аль-Хашими. Он кивнул, но ничего не сказал. Он умел узнавать риторический вопрос, когда слышал его.

- Сейчас они болтают о "хрупкой экологии" северной тундры и ледников. Когда мы строили здесь антенные фермы, речь шла о "хрупкой экологии" пустыни. Ха!

Молодой человек чуть пошевелился.

- Посмотри на это, - приказал аль-Хашими, показывая на окна крейсера и мелькающие за ними антенны. - Какая экология? В пустыне пусто. В ней нет ничего такого, что понадобилось бы любому нормальному человеку. Мы уже пять лет пользуемся этой антенной фермой, и какой от этого вред? Убито несколько змей. Спалило несколько ястребов, потому что они оказались слишком глупы и не летали подальше от луча.

- Но радиация может быть опасна, - сказал молодой человек, - если оставаться в ней достаточно долго.

Аль-Хашими изогнул бровь в его сторону.

- Боишься, Хамуд? Ты?

- Нет. - Курд может быть таким же храбрым, как любой араб, подумал Хамуд.

- Опасаться нечего, - тонко улыбнулся аль-Хашими. - Хотя кое-что от луча может слегка просачиваться по границам антенной фермы, этот фургон экранирован. Мы едем в полной безопасности.

- И комфорте, - добавил Хамуд, чтобы показать, какого он мнения о роскоши шейха.

- Ты аскет, - усмехнулся аль-Хашими.

Хамуд покачал головой.

- Я не привык к такой роскоши. У шофера жизнь... менее комфортабельна.

- Ты хочешь сказать, - рассмеялся аль-Хашими, - что глава ПРОН не имеет своих мелких удобств?

- С удобствами революции не совершить, - сурово ответил Хамуд.

- Полагаю, революционер должен страдать ради своего дела. Это часть его образа.

Хамуд ничего не сказал.

- А эта женщина среди вас... эта Шахерезада... она тоже аскетка?

- Она символ, - ответил с бесстрастным лицом Хамуд, - и мало чего иного. Вождь ПРОН в этой части мира - я.

- Конечно, - согласился аль-Хашими.

- Мои последователи из ПРОН боятся вас, - сказал Хамуд. - Они опасаются, что получая от вас деньги и помощь, мы сами лезем в капкан.

- Твои последователи думают, - голос аль-Хашими напрягся до хрупкости, - что хашимитский шейх, потомок сына Пророка, нарушит свою клятву? Осквернит святость гостеприимства?

- Они люди молодые и необразованные, - пояснил Хамуд. - И голодные.

- И пуганые?

- Да, часто. Но они сделают, что я им скажу, несмотря на свой страх.

- Значит они храбрые.

Хамуд степенно кивнул.

- Почему они сражаются против Всемирного Правительства? - спросил аль-Хашими.

- Потому что они не желают, чтобы ими правили иностранцы. Лично я хочу увидеть независимый Курдистан, свободный от всякой иноземной власти.

- А зачем вы попытались убить архитектора, строящего дворец халифа?

- В качестве символа нашего сопротивления Всемирному Правительству, конечно.

- Ни по какой другой причине?

- Да.

- У вас не вызывало гнева строительство дворца?

- Оно нам без разницы. Но, убивая иностранца, руководящего строительством, мы говорили Всемирному Правительству, что будем сопротивляться его диктатуре.

- Ты - дурак, - отрезал аль-Хашими.

Хамуд проглотил поднявшийся жарким комом в горле комок гнева и спокойно спросил:

- Как это так?

- Акты политического терроризма глупы, - заявил шейх. - Ими ничего не добьешься, кроме прилета из Мессины бригады Всемирной Полиции.

- Они служат символом.

- Символом! - У аль-Хашими был такой вид, словно он собирался сплюнуть. - Если уж вам надо ударить, так бейте там, где от этого будет какой-то толк!

Хамуд угрюмо посмотрел на него.

- Я задержал этого иностранца в собственном доме и сказал Всемирной Полиции, что наша собственная полиция владеет положением. Оставьте архитектора в покое. Если вы этого не сделаете, то Всемирное Правительство насядет на вас, несмотря на мою защиту, и тебе и твоим последователям действительно не поздоровится. Вас раздавят, а ваш пепел развеют по ветру.

- Но зачем вы держите архитектора в доме? Его рана наверняка достаточно зажила.

- Моя дочь без ума от него, и я хочу держать его там, где могу внимательно следить за ними обоими.

Хамуд кивнул. Недостаточно внимательно, знал он. Бахджат хватит ума, чтобы добиться своего.

А аль-Хашими между тем спросил:

- Я все еще не понимаю, что она делала на базаре в такое позднее время.

- Я всего лишь ее шофер, - ответил Хамуд. - Она велела мне ехать на базар, и я сделал, что мне велели. - "Она прореагировала точь-в-точь как ты, - молча добавил он, когда услышала, что мы собираемся убить архитектора. Даже прежде чем встретиться с ним, она беспокоилась о его безопасности".

- Я должен отправить ее на "Остров номер 1". Это единственный способ спасти ее.

- А моим людям нужно каким-то образом нанести удар по Всемирному Правительству. Революционное движение либо шагает вперед, либо разваливается.

- Тогда ударьте где-нибудь в другом месте, не в Багдаде.

- Нам понадобится транспорт. И оружие. И взрывчатка.

Аль-Хашими коротко кивнул.

- Отлично. Я позабочусь о том, чтобы вы получили их. Но оставьте в покое Багдад.

Ты хочешь сказать, оставьте в покое Бахджат, подумал Хамуд. И рассмеялся про себя. Но она оставит тебя, о шейх, и последует за мной. И архитектора она тоже покинет ради меня.

Медленно, как раз с такой неторопливостью, чтобы не сделать ее оскорблением, Хамуд поднялся на ноги. Он слегка поклонился, а затем направился к выходу. Когда крейсер повернул на изгибе дороги, он слегка покачнулся, но раздвинувшая его губы знающая улыбка осталась на месте.

Я получу нужный нам транспорт и оружие, сказал он себе. А Бахджат пойдет со мной.

Как только Хамуд закрыл за собой дверь, аль-Хашими нажал клавишу на панели.

Экран заполнило лицо его последней по счету белокурой секретарши.

- Сэр, - сообщила она со странной улыбкой на лице, - мы получили доклад с вертолета наблюдения.

Он закрыл глаза.

- Что там?

- Ваша дочь покинула дом вместе с канадским архитектором.

- Понятно.

Секретарша зачитала полный рапорт пилота, включая составленное в осторожных выражениях сообщение о продолжительности времени, когда Бахджат и Маккормик оставались вне поля зрения под деревом в уединении среди развалин. Когда аль-Хашими открыл глаза, то увидел, что секретаршу доклад, кажется, позабавил.

Я с огромным удовольствием сотру с твоего лица эту улыбочку, подумал он.

- Это полный доклад? - спросил он.

- Да, - подтвердила она.

Он кивнул.

- Пошлите шофера, Хамуда, обратно ко мне.

Экран опустел. И почти тут же Хамуд снова шагнул в кабинет и уселся, скрестив ноги, перед шейхом.

- У меня изменение в плане, - уведомил его аль-Хашими.

- Да?

- Вы убьете архитектора. Нужно придать делу вид несчастного случая... что-нибудь вроде попытки ограбления, как вы пробовали в первый раз. В его смерти не должно быть никакого намека на политическое значение.

Хамуд кивнул и подавил улыбку.

- Но он должен умереть и как можно быстрее. Я хочу, чтобы он умер!

Дэвид сидел один за столом в своем однокомнатном доме, перебирая пальцами клавиши компьютерного терминала, словно пианист на концерте, играющий сложный ноктюрн Шопена.

Он не переставал гадать об Эвелин. Если она покинула колонию по собственной воле, то как она сумела это сделать? И почему она не связалась с Дэвидом и не дала ему знать о своем отъезде? Возможно, она не могла, подумал он. Или времени не было.

- Эта колония - капкан, - бормотал он про себя. - Тюрьма. Но они не могут вечно держать меня здесь под замком.

Но пальцы его продолжали работать, словно жили самостоятельной жизнью, Хладнокровно выуживая данные из запасов памяти компьютера. По мере того, как тянулись часы за часами, Дэвид пересмотрел данные по продаже "Островом номер 1" энергии странам Земли. Он проверил досье на членов Совета Директоров и поискал по перекрестным корреляциям столкновение интересов - как политических, так и финансовых.

Лишь поздно ночью Дэвид отключил наконец терминал и дремотно откинулся на спинку кресла. Голова у него так и плясала.

Все было тут. Вся картина. Скрытая, местами искаженная, а в других областях туманная. Но общий абрис был достаточно ясен.

"Корпорация "Остров номер 1, Лимитед" и ее родительские корпорации были не просто жертвами надвигающегося апокалипсиса. Они помогали вызвать его.

Они ведут войну, сказал себе Дэвид. Войну против Всемирного Правительства. Войну против человечества.

Все было так логично. Борьба за существование. Битва за выживание. Транснациональные корпорации против Всемирного Правительства. Прибыли против нужды. Богатые против бедных.

А мы на их стороне, понял Дэвид. "Остров номер 1" - часть корпорации. Доктор Кобб помогает им.

Экологическая война. Нить тут была тонкая, но Дэвид проследил абсурдные метеоусловия, досаждавшие ключевым районам мира. Они всегда приводили к ослаблению Всемирного Правительства. И часто приводили к усилению корпораций, как в случае с наводнениями в Скандинавии, стерший с лица Земли государственный антенный комплекс и вынудивший норвежцев покупать энергию у Северо-Африканского комплекса корпорации "Остров номер 1".

И война эта переживала эскалацию. Тиф в Индии: возник он из-за тайфунов, уничтоживших столько перенаселенных пунктов и городов, или из-за бацилл, созданных прямо здесь, на "Острове номер 1"? В той же самой биохимической лаборатории, где создавали питание, поддерживавшее во мне жизнь до рождения? Дэвид содрогнулся от ужаса.

Вспышка новой и пока еще не опознанной разновидности пневмонии убивала в Советском Союзе десятки людей. Мутированный вирус с "Острова номер 1"?

Они убивают людей!

- Это трехстороннее сражение, - пробормотал про себя Дэвид, осев в кресле и уставясь на пустой экран компьютера. Ему представлялось, что он по-прежнему видит диаграммы и кривые, словно туманные, неотчетливые остаточные изображения, негативы, белое на черном.

- Всемирное Правительство пытается заставить корпорации пустить свои прибыли на развитие бедных стран. И потом еще эти революционеры: Освободитель и Подпольная Революционная Организация Народа. Если корпорации сведут всех партизан в единое целое... экологическая война превратится в кровавую бойню по всему миру.

Он устало поднялся с кресла.

Одно наверняка, понял он. Я должен попасть в Мессину и уведомить об этом Всемирное Правительство. Дело теперь не просто в том, что я пытаюсь сбежать из колонии. Речь идет о спасении Земли от апокалипсиса.

Остров Вознесения немногим больше, чем шлаковый конус потухшего вулкана, высунувшего голову над теплыми водами Южного Атлантического океана. Остров этот во многом напоминает дочерна обгоревшую, усеянную валунами поверхность Луны. Даже берега у него скорей скалистые, чем песчаные.

Место это изолированное, почти на десять градусов южнее экватора, и на равном удалении от Южной Америки и Африки. Ближайший кусок суши - остров Св. Елены, еще меньшая скала, куда Англичане сослали Наполеона.

На конце взлетной полосы, расположенной дальше всех от здания аэропорта Вознесения, припарковались под высоко стоявшим в небе летнем солнцем два самолета. Наземные энерготележки обращали солнечный свет в электричество для воздушного кондиционирования и освещения самолетов. На обоих самолетах отсутствовали любые указатели, за исключением нарисованных на хвосте загадочных серийных номеров. Один самолет был выкрашен в бело-голубой цвет: это был двухмоторный сверхзвуковой реактивный самолет, достаточно большой, чтобы содержать важного деятеля и штат из шести человек с немалым комфортом, и вдобавок двух пилотов. Другой самолет был куда более крупным четырехмоторным реактивным и не сверхзвуковым, окрашенный в желто-зеленый полосатый камуфляж джунглей.

Эммануэл де Паоло напряженно сидел за изогнутым столом в своей личной каюте сверхзвукового реактивного самолета. Каюта отличалась большой роскошью: даже стенки покрывали толстые ковры. Но она была крошечной, в ней едва хватало места, чтобы втиснуть шесть человек вокруг покрытого пластиком стола. Но сейчас это не имело значения. На данной встрече будет только два человека.

Директор Всемирного Правительства присматривался в одно из миниатюрных овальных окон к припаркованному рядом с его собственным самолетом огромному военному самолету. Военный камуфляж, подумал он. Как он не оригинален. Вероятно, на нем будет мундир цвета хаки и бейсбольная кепка.

Секретарь Де Паоло проник в каюту совершенно бесшумно, если не считать щелкнувшего замка двери.

- Только что позвонили его люди. Они согласились допустить его приход в ваш самолет. Он будет здесь через пять минут.

Директор кивнул своему помощнику-эфиопу.

- Значит, дипломаты договорились о протоколе. Первый шаг.

Секретарь улыбнулся, сверкнув белыми зубами на фоне темной кожи.

- Прецедент был установлен давным-давно: это территория Всемирного Правительства, следовательно, вы хозяин, а он гость, и следовательно, он должен прийти повидать вас. Но обед будет на борту его самолета, и для этого вам придется отправиться к нему.

Де Паоло пожал плечами.

- Мелочи, - пробурчал он.

Секретарь улыбнулся и удалился, и старик остался ждать в одиночестве.

Сколько каждый из них пролетел для этой встречи? Шесть с половиной тысяч километров? Семь тысяч? Что бы сделали дипломаты, если бы не существовало место, находящееся на равном расстоянии от Мессины и Буэнос-Айреса?

Тихий стук в дверь. Прежде чем Де Паоло успел сделать что-нибудь большее, чем поднять взгляд, секретарь открыл дверь и объявил:

- Полковник Цезарь Вилланова, Ваше Превосходительство.

Де Паоло поднялся на ноги, чувствуя все свои восемьдесят лет.

Вилланова осторожно вошел в тесную каюту, быстро оглядываясь кругом, словно попавший в незнакомую обстановку кот.

Он совсем не походил на то, чего ожидал Де Паоло. Высокий, но с крепким телосложением рабочего человека. Выдающийся вперед клюв носа, изогнутый, как у андского индейца. Руки у него выглядели твердыми и мозолистыми, но голос отличался мягким, почти девичьим тенором.

- Для меня большая честь встретиться с вами, сеньор Директор, - сказал он с испанским акцентом высокогорий и пастбищ.

Это не городской житель, понял Де Паоло.

- Вы оказали мне честь, встретившись со мной, - отозвался старик. - С вашей стороны было очень любезно согласиться на эту встречу после столь недолгих колебаний.

Вилланова едва заметно кивнул. Глаза у него были прозрачные, светло-серые. Густая грива волос подернулась сединой. Он носил мундир, но зеленый, под цвет джунглей, и аккуратно выглаженный.

- Садитесь, пожалуйста, - показал Де Паоло на пластиковые кресла с подушками. - Э... мои советники по части протокола немного озадачены, как следует обращаться к вам. Мы знаем, что несколько лет назад вы были полковником чилийской армии. Но теперь?.. Вы приняли титул главы нового правительства Аргентины?

Вилланова покачал головой и тихо ответил:

- Я не администратор, Ваше Превосходительство, а всего лишь солдат. Я не повторю достойной сожаления ошибки Боливара.

- Но вы называете себя его титулом.

- Единственная уступка моему тщеславию. - Он слегка улыбнулся, почти так, словно смутился. - Единственный титул, какого я желаю, это титул Освободителя.

- Понимаю.

Вилланова снова кивнул.

- Не хотите что-нибудь выпить? Поесть?

- Нет спасибо.

Де Паоло с миг рассматривал собеседника. Из его досье следует, что ему пятьдесят два, но выглядит он моложе.

- Мне хотелось бы знать, - произнес Вилланова, - цель этой встречи. Мои советники сообщили мне, что вы лично попросили об этом. - Он улыбнулся, на этот раз иронически. - Некоторые мои друзья предостерегали меня, советуя не приезжать. Они опасаются какой-то ловушки.

- Очень хитрой ловушки, - улыбнулся в ответ Де Паоло. - Я желаю поймать в силки ваше сердце.

Освободитель поднял брови.

- Я хотел лично встретиться с вами, чтобы собственными устами и от всей души пригласить вас присоединиться к Всемирному Правительству.

- Но это невозможно.

- Почему? Вы - лидер великой страны. Все страны мира без исключения принадлежат к Всемирному Правительству. Почему же Аргентина должна быть исключением? Я приглашаю ваше правительство присоединиться к нам, как поступил ваш предшественник.

Вилланова спокойно ответил:

- Одна из причин свержения нами прежнего правительства заключалась в том, что оно получало приказы из Мессины.

- Приказы? Да бросьте вы, теперь-то...

- И платило налоги Всемирному Правительству. Тяжелые налоги, которым следовало бы оставаться дома для помощи нашим беднякам.

- Но налоги, выплачиваемые вами Всемирному Правительству, меньше, чем вы тратили на свой военный бюджет до того, как мы приступили к разоружению.

- То было много лет назад, - покачал головой Вилланова. - Налоги же, которые мы вам платили, платим сейчас, в этом году. Истощенные от голода дети умирают сейчас.

- Но мы отправляем продовольствие нуждающимся странам. У нас есть программы...

- Ваши программы не доходят до народа. Они делают богатых богаче, в то время как бедные бродят голодными. Почему, по-вашему, народ Аргентины, да и других стран по всему свету, готов присоединиться к Освободителю? Потому что он любит Всемирное Правительство и очень доволен им?

Де Паоло с минуту подумал, а затем медленно произнес:

- Почему же вы тогда не присоединитесь к нам и не возьмете под свою опеку наши программы для нуждающихся?

Вилланова отдернул голову и охнул, словно получил электрошок.

- Это... это очень щедрое предложение.

- Оно сделано искренне, - сказал Де Паоло.

- Но я солдат, а не администратор. За столом я пропаду.

- Вы - лидер, - побуждал его Де Паоло. - Бумажную работу могут выполнять другие. Вы можете ими руководить.

Какое-то время Вилланова ничего не говорил. Но затем:

- А кто будет руководить мной?

- Всемирный Совет, конечно, - пожал плечами Де Паоло.

- Те же безликие люди, которые руководят сейчас Всемирным Правительством. Те же, кто позволяет деревням вымирать с голоду, а городам гнить и превращаться в преисподнюю.

- Мы пытаемся...

- И без успеха.

- У нас был бы успех, имей мы ваше сотрудничество, - повысил голос Де Паоло, - и сотрудничество тех, кто вас поддерживает.

- Поддерживает меня? Меня никто не поддерживает, кроме бедных и голодных.

- Да бросьте вы, сеньор, - возразил, махнув рукой Де Паоло. - Разве это случайное совпадение, что засуха, разорившая животноводческий округ Аргентины, исчезла, как только вы организовали новое правительство? Разве это случайное совпадение, что в резервуарах питьевой воды для Сантьяго обнаружили такое высокое содержание бактерий, что чилийская столица должна теперь покупать питьевую воду у Аргентины?

Вилланова заколебался.

- О чем вы говорите? В чем вы меня обвиняете?

- Транснациональные корпорации насильственно изменяли погоду для содействия вам - отравляли резервуары, распространяли болезни - и все для того, чтобы вызвать этот голод и нищету, на которых вы наживаете политический капитал и скачете к победе и власти!

- Неправда! - заявил Вилланова. Но это был тихий ответ человека, неуверенного в себе.

- Бури в Индии, наводнения в Швеции, свирепствующие болезни и эпидемии... а по всему миру революционеры и партизаны носят ваш портрет на демонстрациях против Всемирного Правительства.

- Матерь божья, и я в ответе за погоду?

- Кто-то в ответе!

- Я никогда не слышал ни о чем подобном.

Де Паоло чувствовал, как у него в ушах гневно бьется пульс.

- Значит, вы либо лжец, либо дурак. Корпорации портили погоду и вели экологическую войну по всему миру для ослабления Всемирного Правительства. Вы пользуетесь их пожертвованиями. Именно вам-то они и помогают.

- Мне? Это ваше Всемирное Правительство кормит корпорации и морит голодом бедных.

- Чушь!

- Правда! Кто получает прибыли с грузов зерна? Кто продает медикаменты по всему свету? Почему все спутники Солнечной Энергии направляют свою энергию странам Севера?

Вынуждая себя вновь обрести самообладание, Де Паоло ответил:

- Мы пытаемся взять корпорации под контроль. Но их власть огромна. И у нас есть доказательства, что они помогают вам и другим революционным движениям, таким, как ПРОН.

- Я клянусь, что ничего об этом не знаю, - сказал Вилланова.

- Тогда докажите это.

- Как?

- Пусть Аргентина вновь присоединится к Всемирному Правительству. Работайте вместе с нами, а не против нас.

- Не могу. Против меня выступят мои же сторонники.

- Тогда нам придется сокрушить вас.

- Попробуйте, - раздул ноздри Освободитель. - Если у ваших усталых стариков из Совета хватит смелости попробовать, то они обнаружат, что голодные бедняки умеют драться. Нам больше нечего терять. Мы знаем, что смерть близка. Нападите на Аргентину и обещаю вам, вы вызовете пожар во всей Латинской Америке. Во всем Южном Полушарии!

Де Паоло понял, что это заставил его сказать давно копившийся гнев. Дурак, дурак! Все эти годы самоконтроля выброшены псу под хвост из-за какого-то авантюриста.

- Я говорил не о войне, - отступил он. - Никто из нас не желает вызвать смерть и разрушения. Я умоляю вас увидеть мир таким, каков он в действительности. Зачем, по-вашему, корпорации помогают вам?

- У меня нет никаких доказательств этого.

- Это так, - настаивал Де Паоло. - Они знают, что помогая вам, они ослабляют Всемирное Правительство. Разжигая революционные движения, они могут уничтожить Всемирное Правительство. А что останется на развалинах? Вдребезги разбитый мир, расколотый на сотни отдельных стран, и каждая из них будет слишком слабой и слишком гордой, чтобы быть более чем отдельной вотчиной. Что будет самой могущественной силой в этом мире? Корпорации! Они будут править миром. Ваши мелкие национальные правительства будут им не чета.

- Это кажется похожим на параноидные сны... - Вилланова заколебался.

- Да, да, доканчивайте старика. Вы хотели сказать именно это. Но это не паранойя. Это правда. Они используют вас. И коль скоро они достигнут своей цели - уничтожат Всемирное Правительство - они отметут вас в сторону, как опавший лист.

- Пусть попробуют.

- Они преуспеют - если в мире останется хоть что-нибудь, когда падет мое правительство. Мы боремся за сохранение порядка, за сохранение мира и стабильности. Если им удастся растерзать Всемирное Правительство, то возникший из-за этого хаос уничтожит все-все!

- Нет, - мягко поправил Вилланова. - Останется народ. Земля. Поля. Народ выдюжит и останется, чтобы ни случилось.

- Но сколь много их останется? - настаивал Де Паоло, выдавливая из себя слова, несмотря на обруч, стягивающий ему грудь. - Или, скорее, сколь мало? Погибнут миллиарды. Миллиарды!

Вилланова поднялся на ноги и выпрямился во весь рост, голова его находилась едва ли не на сантиметр ниже их пластиковых потолочных панелей каюты.

- Я думаю, этой встречей ничего больше нельзя достигнуть, кроме дальнейших взаимных обвинений. С вашего разрешения...

- Ступайте! - бросил Де Паоло, когда внутри у него разлилась боль. - Ступайте играть в свои эгоистические игры во власть и славу. Вы думаете, что помогаете людям. Вы помогаете убить их.

Освободитель повернулся и вышел из каюты. Прежде чем дверь закрылась, в каюту просунулась голова секретаря Де Паоло.

У него в шоке отвисла челюсть.

- Сэр!

Де Паоло лежал, откинувшись в кресле, хватая воздух открытым ртом, лицо его посерело. В груди его тлела мрачная жаркая боль.

Секретарь подошел к столу и нажал кнопку связи.

- Врача сюда, немедленно!

Откинувшись на спинку стула, Дэвид мрачно пялился на экран компьютера. Вместо данных о пассажирах, подтвердивших заказ мест на следующий отбывающий на Землю ракетный челнок, видеоэкран показывал изображение доктора Кобба.

- Дэвид, это запись, - говорил старик. - Я знаю, что ты пытаешься вклиниться в компьютерную систему заказа мест и обеспечить себе место в одном из летящих на Землю челноков. Я запрограммировал компьютер отвечать на твои вторжения этой записью. Ты останешься здесь, сынок. Сожалею, но все должно обстоять именно так. Я заблокировал все возможные вводы в компьютер. Ты никак не сможешь переиначит...

Дэвид с кислой гримасой коснулся клавиши "ВЫКЛ". Видеоэкран мгновенно погас. Голос Кобба оборвался на середине слова.

Он уже в четвертый раз пытался пролезть в список пассажиров. Сперва он пробовал вымышленные фамилии. Затем пытался вставить собственные идентификационные данные вместо подтвердившего заказ пассажира и "спихнуть" его с рейса. Не вышло ни то, ни другое. Так же не удались и его самые последние попытки, более хитрые, добраться до основной программы компьютера и изменить ее.

Каждый раз его усилия кончались записью послания Кобба. Лицо старика выглядело слегка насмешливым, словно он знал, что выиграл состязание в остроумии со своим протеже.

Возможно, ты и выиграл несколько сражений, подумал Дэвид. Но тебе не выиграть войны. Я еще выберусь из этой тюрьмы.

Причалы "Острова номер 1" регулярно покидали и другие ракеты. Меньшие по размерам, более спартанские лунные челноки, сновавшие с людьми и оборудованием между колонией и рудниками на лунном океане.

Как и сама колония, рудники являлись собственностью корпорации "Остров номер 1". Но на другом берегу этого темного твердокаменного лунного океана располагалось подземное поселение Селена - свободное и независимое государство, стойкий член Всемирного Правительства.

Дэвид усмехнулся про себя.

- Может ты и прикрыл челноки на Землю, - пробурчал он Коббу, - но я просто отправлюсь, куда мне хочется, длинным кружным путем.

Дэвид вновь активировал компьютер и запросил список пассажиров на следующие несколько рейсов. Видеоэкран с миг померцал, а затем прояснился, показав лицо Кобба. Усмешка старика почему-то казалась шире.

- Дэвид, это запись. Я знаю, что ты пытаешься...

Слава богу, некоторые вещи никогда не меняются, - заметила Эвелин, когда такси объехало конных гвардейцев в их роскошных глупых алых мундирах, с надраенными саблями и золотыми шлемами с красными плюмажами. Сидя на гремящих копытами черных лошадях, они протряслись к Букингемскому Дворцу. Обычные толпы увешанных фотокамерами туристов уже заняли свои места, ожидая застать смену караула.

- Значит "Остров номер 1" вам не понравился?

Человека, сидевшего в такси рядом с Эвелин, представили ей как Вильбура Сент-Джорджа. Несмотря на свой твидовый костюм с Сэвил-роуд и тщательный выговор, он явно был австралийцем. Его выдавал краснощекий вид аса, предпочитающего свежий воздух закрытым помещениям, шумливая, несдержанная речь, неофициальность, отстоявшая всего на шаг от невежливости.

- Он мне очень даже понравился, - ответила Эвелин. - Отбыла я только потому, что добытый мной материал слишком крупный, чтобы упустить его, а оттуда мне его никогда бы не позволили передать. И все же, приятно оказаться дома.

Сент-Джордж слегка передвинулся на заднем сиденье такси. Он был мужчиной крупным, старше пятидесяти, прикинула Эвелин, и, должно быть, упорно упражнялся, чтобы не растолстеть.

- Я хотел поговорить с вами так, чтобы нас никто не прерывал, - сказал он. - Думал, поездка на такси по Лондону успешно сделает такой фокус. Я, знаете, не особенно вижу этот город.

Изучая лицо собеседника, Эвелин подумала: и к тому же, ручаюсь, еще и высокое кровяное давление.

- Мистер Бердсли сказал мне, что вы один из владельцев "Международных новостей".

- Хороший человек этот Бердсли... а вот и дом короля.

Эвелин едва взглянула на Букингемский дворец.

- Мистер Бердсли сказал мне, что я должна поговорить с вами, прежде чем печатать какие-нибудь статьи, привезенные с "Острова номер 1".

- Совершенно верно. Именно об этом я и хотел с вами поговорить.

- Что же вы хотите знать?

Он добродушно пожал плечами.

- А что вы выяснили?

- Эвелин с миг поколебалась и начала рассказывать Сент-Джорджу о пустом, незанятом Цилиндре Б "Острова номер 1". Она упомянула все виденные ей лаборатории и промышленные работы. Дэвида Адамса она не упомянула - ни единого слова о нем, его истории, его прошлом, ни о создавшей его генной инженерии.

- Еще что-нибудь есть? - спросил Сент-Джордж, глядя в окно, когда они проезжали мимо Тауэра и Тауэрского моста.

- Еще что-нибудь? - переспросила Эвелин. - Да там же готовится огромный заговор! Они собираются перейти к прямой продаже нам энергии со своих спутников по своим ценам! И у них есть тот целый пустой цилиндр, достаточно большой для поселения там миллиона людей - пустой, неиспользуемый, ждущий!

- Чего ждущий? - спросил Сент-Джордж, внезапно сфокусировав на ней свои серые, как орудийный металл, глаза.

- Вот это-то я и пытаюсь выяснить.

- Невелик улов для месячной работы, не так ли? - покачал головой Сент-Джордж. - Более чем месячный, если учесть пройденную вами тренировку. Я, знаете, видел отчет по командировочным расходам.

- Они что-то скрывают от нас, - стояла на своем Эвелин. - Там что-то происходит и...

Сент-Джордж издал негодующий смешок.

- Слухи. Инсинуации. Параноидные бредни. Где факты, где твердые факты?

- У меня есть фотографии того пустого цилиндра.

- Я их видел. И что из этого?

- Но...

- Послушайте-ка меня, - скомандовал Сент-Джордж. - Это дело с пустым цилиндром. Я уверен, что если бы вы спросили о нем доктора Кобба, он отлично бы все объяснил.

- Его объяснение, согласна, было бы гладким.

- И? Что у вас тогда есть? Ничего - и уж, конечно, не материал для новостей.

Эвелин была слишком ошеломлена, чтобы отвечать.

- Вы даже не выяснили о том парне, которого сварганили в какой-то тамошней генетической лаборатории, - пробурчал Сент-Джордж.

- Вы знаете об этом?

Он скорчил кислую мину.

- Дорогая мисс Холл, мне кажется, вы потратили изрядную долю времени и денег "Международных новостей" на немногим большее, чем экзотические каникулы. Надеюсь, вы насладились ими?

- Насладилась?

- Совершенно верно. Потому что вы уволены. С этой минуты вы больше не работаете на "Международные Новости". Возвращайтесь в редакцию и заберите чек с выходным пособием. Он будет вас ждать.

Такси подрулило к тротуару узкой улочки перед пивной под названием "Процветание Уитби". Эвелин с детства слышала о ней, одной из старейших Лондонских пивных, но никогда не могла себе позволить зайти туда.

Сент-Джордж вынырнул из такси и тут же захлопнул дверцу, оставив Эвелин в машине. И приказал шоферу:

- Отвезите ее обратно к зданию "Международных Новостей".

И, повернувшись, направился в пивную, не заплатив таксисту ни пенни.

И, нажимая на педали электропеда на извилистой лесной тропе, намерено не включая мотор и вынуждая себя трудиться ради каждого метра пути, он постоянно повторял про себя эту фразу.

Пораженная его внезапным появлением из-за поворота тропы, олениха на мгновение замерла, уставясь на него огромными, подвижными карими глазами, а затем ускакала, ломясь сквозь подлесок.

Вот правильный путь, подумал Дэвид. Убраться, пока можешь.

Ему не оставили никакого пути попасть на борт идущего на Землю челнока. Тут Кобб его перехитрил. Даже челноки с багажом и грузом тщательно проверялись, поскольку ракеты приземлялись в космопортах, принадлежавших Всемирному Правительству, а не корпорации.

На лунный паром тоже не смог попасть. Этот ход Кобб тоже предвидел. Но, подумал Дэвид, нажимая на педали, грузы перевозимые на этих паромах, не проверяются. Оба конца лунной трассы принадлежат корпорации "Остров номер 1". Из колонии было нечего возить контрабандой в бесплодную заброшенность лунных рудников - по крайней мере, такого, что не устраивало бы Кобба.

Он дожал на гребень гряды и катился теперь по грунтовой дороге, свободным колесом направляясь из леса к пастбищам, где травянистую равнину усеивали мелкие стада овец и коз.

Дэвид щелкнул имплантированным коммуникатором и запросил у компьютерных файлов информацию о грузовых трюмах паромов. Катясь свободным колесом вниз по склону, он привычно расслабил напряженные мышцы ног.

И разочарованно крякнул. Никаких грузовых трюмов у паромов не было. Отдельные стручки с грузом прикреплялись к внешнему корпусу парома и перевозились ракушкам на обшивке корабля. Грузовые стручки закрывались герметично, но зайцу пришлось бы два дня задерживать дыхание, пока паром одолевает четверть миллиона миль между "Островом номер 1" и Луной. И поездка эта будет к тому же холодной: пара сотен градусов ниже нуля, достаточно холодно, чтобы воздух затвердел... и человеческое тело тоже.

Вылетев со склона на равнину, Дэвид гнал электропед все быстрее и быстрее, рассеивая блеющую кучу забредших на тропу коз. Позади него тявкнул пес, и ветер прижал ему к груди тонкую рубашку, развевая сзади волосы.

Несколько сот градусов ниже нуля и никакого воздуха, повторил он про себя. По крайней мере, доктор Кобб не будет ждать, что я попробую этот маршрут!

На подготовку своего саркофага Дэвиду потребовалась почти неделя.

Работал он по ночам, в подвале электронной мастерской ближайшей к его дому деревни. Мастерская продавала жителям "Острова номер 1" полифонические звуковые системы и новые стереотелевизоры. Пройти мимо электронных замков и превратить подвальный склад в рабочее место было делом простым.

Воспользовавшись своим знанием кредитных систем компьютера, Дэвид приобрел цилиндрический грузовой стручок, скафандр космонавта, несколько баллонов с кислородом и пару генерирующих электричество топливных элемента.

Днем он старательно занимался своими обычными исследованиями и упражнениями. Он пунктуально являлся на регулярные медицинские тесты и обследования, полагая, что доктор Кобб наблюдает за ним, по крайней мере, время от времени.

Спать ему вообще едва ли доводилось. По дороге к Луне у меня будет уйма времени на сон, думал он. Пара дней - или вечность.

Ему не составило труда вторгнуться в компьютеризированные инвентарные системы, занимавшиеся всеми товарами колонии, и "позаимствовать" нужные предметы. Впервые Дэвид научился химичить с компьютерными системами, когда стал достаточно большим, чтобы посылать подарки на рождество. Все его юные друзья получали экстравагантные дары: целые библиотеки видеозаписей, планер с прозрачными крыльями, новые костюмы с Земли - и все от десятилетнего мальчика, без какого-либо кредитного счета.

Единственной его ошибкой была посылка доктору Коббу астрономического телескопа рабочих размеров. Кобб накапал на юного Санта-Клауса, и обрадованным было друзьям Дэвида пришлось вернуть свои "подарки".

- Где-то теперь эти друзья-приятели? - спросил себя Дэвид, изучая спецификации топливных элементов, только что принесенных им в подвальный склад. Друзья один за другим постепенно уплыли из его жизни. Он все еще виделся с ними, а с некоторыми даже часто. Но они теперь вели собственную жизнь, и старые дни детского и отроческого товарищества исчезли. Они бегали на свидания и женились, пока я проходил тесты у биомедиков. Дэвид покачал головой. Единственным его настоящим другом в теперешние времена был компьютер. Даже доктор Кобб повернул против него.

Эвелин была права, думал он. Я здесь один-одинешенек.

Он положил лист со спецификациями и оглядел разложенную им на полу склада добычу: открытый грузовой стручок, пластиковый цилиндр двухметровой длины, выстеленный изнутри тонким слоем из пеноматериала; скафандр с шаровидным прозрачным пластиковым шлемом; объемистые зеленые объемы с кислородом; приземистые, квадратные безликие белые топливные элементы.

Десять кило барахла, и их надо втиснуть в ящик на пять кило. Это было чересчур много. Он не мог втиснуть все это в грузовой стручок - во всяком случае, если хотел засунуть в него и себя самого.

Большую часть ночи он провел, проделывая расчеты; расход кислорода в час, утечки тепла сквозь изоляцию стручка, электрической энергии, потребной для обогрева скафандра и поддержания работы воздушных насосов.

Цифры наплывали на него, как туман усталости. Дэвид зевнул прищурившись, глядя на экран компьютера, пытаясь увидеть иные цифры, лучшие. Но маленькие светящиеся красным, однозначные цифры не менялись.

Не втиснуть.

Он устало развалился на пластиковом стуле, стоявшем у полок с товарами, и уставился на бескомпромиссные цифры.

Иди домой и ложись спать, сказал он себе. Ты ничего не изменишь, оставаясь всю ночь на ногах и...

Спать.

Он вспомнил один из тестов, которому его подвергли в отроческие годы биомедики - что-то связанное с управлением его автономной нервной системы и снижением скорости его основного обмена веществ. О чем там шутили эти врачи? Индус... йог, вспомнил Дэвид. Трансцендентальная медитация, запрограммированная в компьютер!

Теперь он ясно вспомнил все это, внезапно потеряв всякий сон. Они подключили его к какому-то энцефалографу, но вместо записи электрических сигналов деятельности его мозга, эта машина накладывала волновое состояние его мозга в глубоком, глубоком сне. Трансе. Дэвид вспомнил, что выключился почти сразу же, как только к его голове приставили электроды. Позже ему рассказали, что он проспал шесть часов, едва дыша, и сердцебиение у него замедлилось до менее чем тридцати ударов в минуту.

Упаковав в надлежащий ящик все свое разбросанное снаряжение, Дэвид поставил его на задние полки склада. Грузовой стручок он приволок к задним полкам и оставил его лежать там на полу. За несколько дней его добро никто не потревожил, никто не задавался вопросом, почему оно там. На складах всегда накапливалось барахло, на которое никто не обращал внимание.

Дэвид поехал на электропеде обратно домой, и мотор мурлыкал, включенный на полную мощь, всю дорогу по темным извилистым тропам.

Очутившись дома, он не один час ковырялся в файлах компьютера, пока не отыскал примененную на нем много лет назад биомедиками программу теста ТМ. Там было все: техника, программа компьютера, результаты теста. Если бы я смог прокатиться до Луны в таком вот ТМ-трансе, то мне не потребовалось бы столько кислорода и тепла. Я смог бы втиснуть в грузовой стручок все, что мне надо.

Оторвав на миг взгляд от стола, Дэвид увидел, что уже занялся рассвет. Он подошел к постели, щелкнул имплантированный коммуникатором и подключился к программе, вызывающей транс. Она все еще была установлена на продолжительность в шесть часов.

С миг он гадал, так ли хорошо сработает его имплант, как всаженные ему в скальп электроды.

Но миг спустя он крепко спал, едва дыша, такой же неподвижный, как смерть.

Джамиль аль-Хашими от души ненавидел сцены, с которыми ему придется столкнуться. Но, расхаживая по кабинету на первом этаже своего багдадского дома, он знал, что никак не может избежать этих столкновений.

Сперва ему придется выставить из своего дома архитектора. Это будет легко. Но потом ему придется иметь дело с Бахджат, а это будет, как минимум, очень болезненно.

Он решительно затянулся сигаретой, вставленной в длинный тонкий мундштук из слоновой кости. Пороку курения он предавался только наедине с собой, и только когда бывал очень взвинчен.

Я делаю это все чаще и чаще, понял он. По мере того, как игра становится все опасней и достигает критической стадии, я опять впадаю в детские слабости.

Он сердито вытащил из мундштука недокуренную сигарету и раздавил ее в серебряной пепельнице на столе. В ней уже лежало четыре других окурка.

- Дурак! - обругал себя аль-Хашими. Слабак.

Зазвонил телефон. Он протянул руку через стол и нажал кнопку "ТОЛЬКО ГОЛОС".

- Сэр, - мистер Маккормик прибыл.

- Минутку, - отозвался аль-Хашими.

Он подошел к стене и перевел вентилятор на максимум. Когда тот с гудением всосал висевший в воздухе дым, он вынул из шкафчика флакон с дезодорантом и разбрызгал по помещению сладкий запах роз. Затем он опять перевел вентилятор в нормальный режим и вернулся к столу.

- Впустите его, - разрешил аль-Хашими.

Когда шах уселся за массивным письменным столом в высокое, отделанное ворсом кресло, Дэннис Маккормик вошел в кабинет и закрыл за собой тяжелую деревянную дверь. На его рыжебородом лице появилось странное выражение. Он принюхался и нахмурился от насыщенного запаха роз.

В верхнем ящике стола аль-Хашими лежал пистолет. Еще один покоился в скрытом отделении, встроенном в правый подлокотник кресла. Шейх удержался от порыва схватить один из них и застрелить осквернителя на месте.

- Вы хотели меня видеть? - спросил Маккормик, небрежно подходя к поставленному перед столом креслу. Нос его снова сморщился.

Я приказал тебе явиться сюда, подумал аль-Хашими. Но сохранил бесстрастное выражение лица и показал на кресло, прежде чем неверный смог бы сесть без приглашения.

Похоже Маккормик полностью оправился от раны. Лицо его было здоровым, румяным. Рыжие волосы по-мальчишески кудрявились у него на лбу и покрывали подбородок ухоженной бородой. Он, казалось, чувствовал себя непринужденно и удобно.

- Вам приятно жилось в моем доме? - спросил ровным голосом аль-Хашими.

- Ваше гостеприимство было более чем щедрым.

- Ваша рана зажила.

- Не совсем, - ответил он, - но почти.

- А ваша работа над дворцом? Хорошо ли идет?

Дэннис помахал рукой, почти как араб.

- Руководить строителями по видеофону немного сложновато. Но они закончили обе башни, и теперь мы закладываем фундамент центрального здания.

- Отлично, - проговорил шейх. - Я доволен.

Маккормик улыбнулся ему.

- Вы встречались с моей дочерью, не так ли?

Улыбка растаяла.

- Да, - признался он. - Встречался.

Аль-Хашими, очень тщательно положил руки ладонями на стол.

- Мистер Маккормик, гостеприимство налагает на хозяина определенные обязательства. Но гость тоже должен соблюдать определенные обязательства и требования.

Архитектор выглядел обеспокоенным.

- Я оказался не таким хорошим гостем, как вы - хозяином.

- Я приказал дочери держаться подальше от вас. Она мне не подчинилась. Но вы то мужчина, и знали, чего я желаю. Ответственность лежит на вас.

- Я люблю вашу дочь, сэр.

Аль-Хашими ничего не сказал.

- А она любит меня.

- Она ребенок, и ребенок женского пола. И не имеет права игнорировать мои приказания.

- Я хочу жениться на ней, - продолжал Маккормик. - Я хотел поговорить с вами об этом, но Бахджат велела подождать.

Этот пес действительно улыбается из-за этого!

- Потому я рад, что вы вытащили это на свет. Поверьте мне, я не хочу шмыгать у вас за спиной.

- Хватит! - хлопнул руками по столу аль-Хашими.

Маккормик подскочил так, словно ударили по нему.

- Ни под Солнцем, ни под Луной, ни под звездами нет никакой возможности оправдать этот разврат браком. Никакой! Моя дочь происходит от шейхов, воинов и калифов, возводящих свой род к сыну Пророка и даже дальше! Она не разделит свою кровь с каким-то неизвестным неверующим иностранцем, неспособным сдерживать свои страсти даже для соблюдения обязательств гостя.

- Но мы любим друг друга, настаивал Маккормик.

- Чепуха.

- Вы никак не можете нас остановить.

- Вы покинете этот дом. А она будет отправлена на "Остров номер 1", куда ей полагалось уехать много недель назад.

- Мы все равно сможем встретиться - куда бы вы ее не отправили, хоть на Земле, хоть за ее пределами. Если она туда уедет, я тоже уеду.

Аль-Хашими сдержал ответ, готовый сорваться с языка.

На лице рыжебородого появилось понимание.

- А, ясно. Как только я выйду из вашего дома, я проживу не столь долго, чтобы поехать к ней.

- Я вам не угрожаю, - ответил шейх.

- Но вы держали меня здесь ради моей же безопасности. Вы говорили мне, что убийцы пытались прикончить меня, и попытаются вновь, если я покину вашу защиту.

- Я нашел ответственных за это покушение. И разделался с ними. Вам больше не нужно опасаться за свою жизнь.

- Ой ли?

- Я не убийца, - отрезал аль-Хашими, - если бы я хотел вас убить, то сделал бы это здесь, сейчас, сам. - Солгать неверному, осквернившему твою дочь - не грех.

Маккормик медленно поднялся в кресле.

- Тогда я положусь на ваше слово. Но вы должны положиться на мое. Я люблю вашу дочь и хочу жениться на ней. Куда бы вы не услали ее, я отправлюсь за ней.

- Я бы вам не советовал делать подобную глупость, - сказал аль-Хашими, тихо, словно шуршащая в камышовой корзине кобра.

- Вы никак не можете удержать меня, не прибегая к убийству.

Аль-Хашими заставил себя улыбнуться.

- Вы романтичный дурак, архитектор. Одним телефонным звонком я могу сделать вас нищим. Я могу добиться, чтобы вас арестовали и на много месяцев запрятали в тюрьму. Вы удивитесь тому какое количество улик может найти наша полиция, когда она того хочет: наркотики, фальшивые деньги, антиправительственную пропаганду, незаконное оружие... Вы можете застрять в тюрьме не на один год.

- Не получится, - тряхнул головой Маккормик и, повернувшись, направился к двери.

Шейх смотрел ему вслед и заметил, что тот закрыл дверь очень тщательно, не хлопая ей.

Может он и романтик, но знает, как держать себя в руках.

Бахджат ворвалась к нему в кабинет после вечерней трапезы.

Аль-Хашими оторвал взгляд от видеоэкрана компьютерного терминала. И одним прикосновением пальца погасил экран: сравнение стоимости затрат на вызванные в Северной Америке разрушительные дожди, с прибылями, какие поступят с антенной фермы Миннесоты, мигнуло и пропало.

В первый раз за многие годы он посмотрел на дочь свежим взглядом. Да, она теперь женщина, очень красивая женщина. И очень сердитая!

- Ты его выставил!

- Конечно.

- Погибать от ножа!

- Он в полнейшей безопасности. Я разобрался с несостоявшимися убийцами.

- Ты?

- Да.

С миг она казалась сбитой с толку, стоя перед его столом. Сколько раз она прерывала его работу и забиралась к нему на колени! Но теперь уже много лет, как этого не случалось. Аль-Хашими понял, что за последние несколько лет их встречи становились все реже, и когда они разговаривали друг с другом, то обычно спорили о самых последних ее эскападах.

Посылать ее учиться на запад было ошибкой. Мне следовало бы послушать ее мать и послать ее в здешний университет, где женщин учат так как подобает.

- Отец, не выгоняй его. Я...

- Ты его любишь. Знаю. А он любит тебя и желает на тебе жениться.

- Он так тебе сказал? - лицо ее озарилось.

- Да. А я ему сказал, что он дурак. Ты отправляешься на "Остров номер 1", и я уже позаботился о том, чтобы ему не разрешили последовать за тобой.

- Ты не можешь это сделать!

- Я уже сделал.

- Я не уеду, отец. Я хочу быть с ним.

Аль-Хашими покачал головой.

- Это невозможно. Он неблагодарный козел. Я знаю, что ты занималась с ним любовью.

Она встретила обвинение, не моргнув глазом.

- Ты шпионил за мной.

- Я пытался защитить тебя.

- От любви?

- От похотливых обезьян, стремящихся испортить тебя.

- С этим ты чересчур опоздал.

- Знаю.

- Ты опоздал с этим год назад, - уточнила Бахджат, с лицом, сделавшимся медной маской холодной ярости.

- Год назад? - тупо повторил, уставившись на нее аль-Хашими.

- В Париже, - еще уточнила Бахджат, поворачивая нож в ране. - В городе Романов.

- Невозможно! Айрин все время была с тобой.

- Не все время.

Нехорошая улыбка на лице дочери убедила аль-Хашими, что она говорит правду. Такую же улыбку носил он сам, когда бил врага по особенно больному месту.

- И с тех пор?

Значит, архитектор был у нее не первый, по всей вероятности и не второй. Аль-Хашими погрузился в кресло и дал упасть рукам на колени. Айрин, вероятно, сама крутила с кем-то роман, когда ей полагалось охранять мою дочь. Посмотрим, как ей понравиться находиться под охраной нескольких голодных дикарей в горах. Это, должно быть, заставить ее как следует раскаяться. Если она выживет.

Бахджат прервала его безмолвные замыслы.

- Пожалуйста, отец, не сердись на него. Это не его вина. Я подкупила слуг, чтобы побыть с ним.

- Неужели в моем доме нет никого кому я могу доверять? Даже собственной дочери?

- Я всегда была послушной дочерью, кроме...

- Ты была сучкой! - взорвался аль-Хашими. Весь накопившийся гнев прорвался наружу. - Шлюхой, гулящей из постели в постель, от мужчины к мужчине, за моей спиной! Ты не заслуживаешь носимого тобой имени! Ты предала меня и вываляла наше имя в грязи канав.

- Наше гордое имя! - сплюнула она в ответ, не отступив не на шаг. - Мы живем в роскоши в то время, как люди ходят голодными. Ты служишь Всемирному Правительству, мешающему нашему же народу быть свободным. Ты руководишь могущественной корпорацией, продающей энергию богатым и предоставляющей бедным умирать на улицах. Деньги для тебя важнее чести, а власть - важнее денег!

- Мы - семья шейхов! - разъярился аль-Хашими. - Править другими - наш долг!

- Шейхов? - рассмеялась Бахджат. - Городских шейхов. Денежных шейхов. Ты путешествуешь тропой бедуинов, только удобно укрывшись в своем разъездном фургоне. Шейх? Корпорационный шейх, вот кто ты такой.

- Я шейх, имеющий долю в управлении космической колонией "Остров номер 1", и именно туда ты и отправишься. Завтра. Без всяких дальнейших задержек. Твой последний по счету любовник, рыжебородый, не сможет последовать туда за тобой, обещаю.

Бахджат посмотрела на него прямым взглядом, проникшим к нему в сердце.

Если я отправлюсь на "Остров номер 1", - спросила она, - ты пообещаешь, что он останется невредимым?

- И мужчина должен торговаться с собственной дочерью?

- Я сделаю, как ты пожелаешь, если ты пообещаешь не трогать его.

Аль-Хашими колебался. Нагнувшись в кресле вперед, он протянул руку за мундштуком из слоновой кости, а затем снова положил его.

- Его пыталась убить Подпольная Революционная Организация Народа. Я не отвечаю за их действия.

- С ПРОН я договорюсь, - сказала ровным тоном Бахджат.

Он поднял на нее взгляд.

- Ты?

- Конечно.

- Что ты имеешь в виду?

Она, казалось, стала выше и прямее.

- Ты слышал о Шахерезаде? Я и есть она.

- Ты... Шахерезада! - Аль-Хашими поднял глаза к небесам. - Нет... нет, этого не может быть! Только не моя родная дочь!

Она обошла стол и опустилась на колени у его ног.

- Это правда отец. Но... если ты пощадишь архитектора, Шахерезада исчезнет. Я опять стану твоей послушной дочерью.

Глядя на нее, объятый внутри огнем, аль-Хашими охнул.

- Но ты... с этими проновскими террористами... и не просто одна из них, а предводительница! Как ты могла? Почему?

Бахджат печально улыбнулась.

- Наверное, я сердилась на тебя за то, что ты не обращал на меня внимания и отослал учиться.

- О, нет... нет. - Он осторожно взял в руки ее ангельское личико. - Но ведь тебя же могли убить. Половина полиции Европы и Ближнего Востока пытается тебя найти. Всемирная Армия...

- Теперь я в безопасности. - Она положила голову к нему на колени. - Шахерезада больше не существует. Она отдала свою жизнь за жизнь архитектора.

Он погладил ее по блестящим черным волосам.

- Вот увидишь, это для твоего же блага. Я не жесток с тобой.

- Я понимаю, отец.

Он увидел, что глаза у нее сухие.

- Я скоро сам отправлюсь на "Остров номер 1", - сказал он. - Тебе понравится там жить. Через несколько недель, самое большее через месяц, ты забудешь об архитекторе.

- Наверно, - тихо ответила она.

Он поднял ее за подбородок и нагнувшись, поцеловал в лоб. Бахджат на мгновение взяла его руки в свои крошечные, затем встала и, не говоря ни слова, вышла из кабинета.

Долгий миг аль-Хашими сидел за столом и глядел на закрывшуюся между ними дверь. А затем протянул руку и видеотелефону.

Он сделал три звонка.

Первый - своему мажордому, приготовить все к отправке Бахджат на следующее утро.

- И я хочу, чтобы ее спальня сегодня охранялась. Ей грозит страшная опасность, и если она выйдет куда-нибудь этой ночью, головой ответите вы. Поставьте надежных людей, вы меня понимаете? Не взяточников, стерегущих иностранца.

Второй звонок предназначался Хамуду, в его комнату над гаражом. На видеоэкране появилось его сумрачное, темное лицо, и аль-Хашими кратко отчеканил:

- Инструкции. Рыжебородого не трогать, пока он в городе. Но завтра он попытается попасть в аэропорт. Пусть это случиться с ним после того, как улетит самолет с моей дочерью.

Хамуд поднял тяжелые брови.

- Ваша дочь покидает Багдад?

- Да. И как только она его покинет, архитектор тоже покинет его. Через другие ворота.

- Понимаю, - кивнул Хамуд.

Аль-Хашими отключил видеофон и откинулся в мягком кресле.

А теперь - последний звонок, подумал он. Касательно моей неверной служанки, этой Айрин, и наказания, соответствующего ее преступлению.

Бахджат не могла уснуть. Она лежала на гидропостели, прикрывшись лишь самой тонкой шелковой простыней, и глядела во тьму. Она все еще видела лицо Дэнни, все еще слышала его голос.

Прощай, мой Ай-риш, думала она. Я тебя никогда не забуду. Никогда.

Внезапный стук в окно заставил ее сесть. Он раздался вновь, единственный, резкий стук по стеклу.

Завернувшись в простыню, словно в саронг, Бахджат подошла к окну широко распахнула его. На балконе пригнулась крепкая, темная фигура.

- Хамуд! - прошептала она. - Что ты делаешь?

Он быстро двинулся к ней и нырнул в темноту комнаты.

- Твой отец сошел с ума. Час назад его телохранители выволокли из дома Айрин. Он отдал приказ отвести тебя завтра в аэропорт...

- Да. Я отправляюсь на "Остров номер 1".

- И, - продолжал Хамуд, - он приказал убить твоего архитектора.

Бахджат внутренне застыла, но только на миг.

- Ты можешь помочь мне выбраться из дома? Сейчас? Сию минуту?

- Да, - ответил Хамуд. В темноте она не могла увидеть его мрачной победной усмешки.

Днем Манхеттен производил впечатление района, пригодного для жизни. По главным авеню пыхтели взад вперед старые автобусы на паровом ходу, с висящими на окнах и сзади людьми. Их серо-голубая окраска, конечно, полиняла и покрылась надписями заборных остряков. Такси из города давно исчезли, а частные автомобили почти не существовали, хотя по шумным людным улицам постоянно лязгали полугусеничные машины Национальной гвардии.

Уличное движение состояло в основном из велосипедов, без электромоторов. Украсть электропед было достаточно легко, но взмывшая до небес стоимость электричества делала для большинства манхеттенцев невозможным иметь их у себя после того как иссякнет батарея.

Манхеттен начал умирать задолго до первой нехватки энергии. Город переживал коллапс, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Семьи, имеющие деньги, переехали в пригороды. Бедные остались в городе. Фактически, в город хлынули бедные сельские семьи с Юга, Запада и даже с Пуэрто-Рико. Цикл повторялся вновь и вновь, по мере того, как богатые налогоплательщики переезжали, а нуждающиеся бедняки оставались.

И множились.

К началу двадцать первого века Нью-Йорк покинули целые отрасли промышленности. Выехала Биржа, за ней последовали издательства и рекламные агентства, а затем опустели даже швейный округ и превратил Седьмую авеню в город-призрак, населенный недолговечными алкашами и острозубыми крысами. Домашние компьютеры и видеотелефоны убили Нью-Йорк. Имея их, всяк мог жить где хотел, и все равно немедленно связываться со всяким где угодно в стране. Ежедневные поездки в центр умерли. Средства связи убили крупные города.

По всему миру, от Сан-Пауло до Токио, от Лос-Анжелеса до Калькутты, города умирали. Больше не существовало никаких причин жить в них. Те, кто мог, переезжали в провинцию. Те, кто был слишком беден, чтобы уехать, оставались на месте и хоть как-то пытались наскрести себе на жизнь в растущих кучах мусора и болезней.

Только в тех редких городах, где население должно было оставаться - таких, как столицы государств - или хотело остаться - таких, как Сан-Франциско, Флоренция, Найроби - община сохраняла свое население, процветание и безопасность.

Днем Манхеттен выглядел оживленным и важным. Ночной ужас растаял. Охранявшие купцов здоровяки очистили улицы и убрали накопившиеся за время темноты тела. И подняли пуленепробиваемые щиты, закрывавшие передние двери и окна. Уличные торговцы выставили на тротуарах свой товар, а на мостовой снова появились колоритные ручные тележки с овощами и фруктами.

Лео выглядел довольно преуспевающим, когда прокладывал себе путь сквозь суетящиеся толпы на Пятой авеню. Небо посерело от дыма принадлежащих городу электростанций. Они сжигали уголь, единственное топливо, какое они могли себе позволить, а их фильтры-сажеуловители не работали как положено, сколько помнил себя Лео.

Магазины вдоль авеню содержали все необходимое для жизни: продукты, одежду и массу всего прочего. В витринах универмагов позировали живые манекены. Труд был дешев. Худые ребята с настороженными глазами смотрели на них и завидовали их чарующей жизни. Охрипшие громкоговорители бесчисленных магазинов трубили свою вечную чушь о последней-распоследней распродаже и таких низких ценах, каких никогда больше не увидят.

Одетый в консервативный деловой костюм кремового цвета в комплекте с рубашкой и шарфом, Лео прокладывал себе путь по авеню. Толпа была пестрой. Одежда понадобилась разных цветов, так же как оттенок кожи прохожих. Преобладали коричневые тона: светлая, чуть маслянистая смуглость испаноязычных, шоколадные и кофейные оттенки черных и бамбуково-желто-коричневые тона азиатов. Белых встречалось очень мало, и едва ли хоть кто-нибудь с темной, пурпурной африканской черной шкурой, как Лео.

Лео целеустремленно прошел сквозь толпу зевак, лавочников, карманников и шлюх. Его внушительная туша создавала носовую волну пешеходов, автоматически растекавшихся с его пути. Он выглядел, словно ледокол, бороздящий беспокойное море.

Он нашел нужную улицу, свернул за угол и направился вдоль жилого массива. Уголком глаза он мельком заметил в толпе по другую сторону улицы тощего, быстрого в движениях Франта. Линялый и Джо-Джо, знал он, тоже находились поблизости. Лео никогда не путешествовал один.

Разыскиваемый им адрес оказался заставленной полками лавкой, продававшей когда-то кофе со всего света. Теперь она выглядела заброшенной. Окна ее застилали пластощиты с наклеенными друг на друга не менее дюжины слоев рекламных плакатов. Самый последний из них - ГОЛОСУЙТЕ ЗА ДИАСА - ГОЛОСУЙТЕ ЗА ПОВЫШЕННУЮ ВЫДАЧУ ПРОДУКТОВ - был по меньшей мере годичной давности. Из дверей воняло мочой. В мусоре при входе лежало, свернувшись, грязное тело. Под укутавшими его грязными лохмотьями нельзя было определить ни его возраст, ни пол.

Коридор за дверью был грязным, узким и темным. Лео поднялся по лестнице в конце коридора, придерживаясь одной рукой за хрупкие перила. Лестница скрипела под его тяжестью. Задняя комната, куда он прямиком направился, оказалась такой же грязной, как и остальной дом, но вдобавок, к покрытому сальными пятнами пластиковому столу, единственному деревянному кухонному столу, комната могла похвалиться вытянувшимся во всю стену рядом новеньких, сверкающих металлом и пластиком электронных пультов. Из аппаратуры выглядывали стеклянные линзы; они все, казалось, пялились на Лео.

С Лео поздоровался высоким напевным голосом тонкий темнокожий мужчина с длинными черными кудрями, называвшимися "Раджой".

Массивно рассевшись на древнем деревянном стуле, Лео заявил.

- Прежде чем начнется совещание, я хочу поговорить с Гаррисоном.

Раджа, похоже поразился:

- Я не знаю...

Не вставая со стула, Лео обронил:

- Соедините меня с Гаррисоном, а не то я соединю тебя с этой долбаной стенкой.

Раджа стремительно повернулся и стал стремительно работать с электрической аппаратурой. Раздалось гудение электрической энергии, и внезапно Т. Хантер Гаррисон, казалось, появился на конце истертого, покрытого сальной пленкой стола.

Вопреки самому себе, Лео поддался впечатлению, вызванному трехметровой осязаемостью голограммы. Гаррисон сидел в кресле странного вида и выглядел раздраженным. Окружающий воздух заливал золотом солнечный свет и отблескивал с его лысой головы.

- Ну чего вам надо, Грир? - резко бросил старик. - Я пошел на дьявольскую уйму хлопот, чтобы организовать вам это совещание. Чего вам еще надо от меня?

Лео нагнулся вперед и уперся в стол предлокотьем размером с бревно.

- Прежде чем это дело закончится, вам предстоят куда большие хлопоты. Нам обоим придется. - И? - раздраженно хрустнул голос Гаррисона.

- И поэтому прежде, чем я действительно суну голову в эту петлю, я хочу знать, откуда я буду получать свои снадобья.

- Какие снадобья?

- Стероиды и гормоны - все добро, нужное мне для жизни.

Гаррисон нетерпеливо махнул рукой.

- Вы их получите! Из того же места, откуда получало их для вас Всемирное Правительство. У кого, по-вашему, оно их покупало?

- Я хочу знать где источник, приятель, - настаивал Лео. - Иначе - никаких.

- Что случилось? - оскорбился Гаррисон. - Неужели вы мне не доверяете?

- Нет, - ответил Лео с медленно расползающейся улыбкой. - Не больше, чем вы мне.

- Ха! Если бы не я, вы бы по-прежнему...

- Неважно. Где изготовляют это добро? Я должен узнать, прежде чем сделаю хоть один шаг дальше.

- В одной из научно-исследовательских лабораторий моей корпорации, - сообщил с кислой миной Гаррисон. - В биохимической лаборатории, вверх по Гудзону, в нескольких милях от города. Где-то в Вестчестерском округе. Неподалеку от Кротона.

- Я это проверю, - предупредил Лео.

- Валяйте, проверяйте на здоровье! Слушайте, не думайте, будто вы держите меня за яйца! Все это ваше дело ни хрена не значит для меня.

- Разумеется, я знаю, - согласился Лео. - Поэтому вы и покупаете нам игрушки.

Гаррисон сделал внезапно движение рукой, и его изображение исчезло.

Лео задумчиво откинулся на спинку стула. Надо проверить эту лабораторию. Нельзя позволить ему отрезать мне снабжение.

Раджа стоял перед пультом шестифутовой высоты, покрытым датчиками и ручками.

- По расписанию совещание должно начаться через несколько минут, - сказал он пронзительным от нервозности голосом. - Вы будете готовы?

- Разумеется, приятель, - ответил Лео. - Я ко всему готов.

Со вздохом облегчения, Раджа снова повернулся к своему оборудованию и повозился с разными приборами. Лео знал, что большая часть его деятельности, это чистая суета, вызванная напряжением. Но наконец он бросил взгляд на электронные часы, вздохнул и тяжело навалился на единственную большую красную кнопку.

За столом мгновенно оказалось одиннадцать других фигур, столь же реальных и осязаемых, словно они действительно находились в этой комнате, а не были рассеяны по одиннадцати разным городам, отдаленным друг от друга на сотни или даже тысячи миль.

Раджа отвесил нервный легкий поклон и шмыгнул из комнаты, пройдя сквозь голографические изображения двух человек, "сидевших" ближе всех к двери. Лео дал другим поболтать, пока слушал, как щелкнул замок двери, и раздались шаги Раджи, спускавшегося по лестнице в коридоре.

Затем он повернулся к другим за столом. Четверо из них были женщинами. Двое - один мужчина и одна женщина - были белыми. Их всех проверили и за всех ручались, но Лео обнаружил, что не доверяет двоим из них.

- Меня зовут Лео, - произнес он достаточно громко, чтобы заставить их прекратить болтовню и посмотреть на него. - И я хочу задать вам вопрос!

- Какой вопрос? - спросил с улыбкой один из них.

- Сколько черных в США? Сколько испаноязычных, чикано, азиатов и индейцев?

- До фига и больше, - ответил кто-то. Остальные засмеялись.

Лео даже не улыбнулся.

- Все вместе мы превосходим по численности белокожих на целую тонну. Так как же вышло, что они правят страной, а мы - нет?

Какое-то миг никто не говорил. Затем коренастый юноша с коричневым лицом ответил:

- У белячков есть Армия, приятель. У них есть пушки. Они организованны.

- Правильно! - отрубил Лео. - Они организованны! Вот в чем их тайна. И нам самое время тоже организоваться. Вместо дюжины разных движений в дюжине разных городов - ПРОН здесь, "Пантеры" там, латины еще где-то - мы должны организоваться и работать вместе.

- Должны, да? - усомнился один из черных. - Это кто сказал?

- Я говорю. И я говорю, что мы можем получить какую угодно помощь от ПРОН и других.

- Га-а-авно.

- Это точно, - согласился Лео. - Как твоя фамилия, брат?

- Фамилия? Я не даю никому своей фамилии. Зови меня просто Кливленд.

- Ладно, Кливленд. Как, по-твоему, мы достали всю эту шикарную аппаратуру связи? Она просто с неба свалилась? У нас есть друзья, приятель. Могущественные друзья. Что нам нужно, так это организоваться, работать сообща. Мы можем обставить белячков. Это наша страна; мы просто должны взять ее.

- Большинство в армии черные или коричневые, - заметила одна из женщин.

А в долбаной Национальной Гвардии нет. А она поддерживает белокожих лягушей.

- Мы можем справиться с ними, - заявил Лео. - Мы можем обставить их, если будем работать сообща.

Т. Хантер Гаррисон сидел в кресле-автокаталке и следил, как на лицах слушающих Лео мужчин и женщин появляется выражение заинтересованности и честолюбия.

Из окон своего пентхауза, вознесенного высоко над смогом жгущего уголь Хьюстона, он мог видеть до самого Кпир-Лейка и задымленного горизонта, показывавшего, где располагается Галвестон.

На его каменном лице играла широкая усмешка, когда он следил за миниатюрными голографическими изображениями двенадцати лидеров подполья. Они были не больше кукол, сидящих за столом в кукольном доме, на трехмерной картине, парившей в воздухе перед глазами Гаррисона.

- Посредственная на вид компания, а? - произнес Гаррисон.

- Не знаю, - отозвалась стоявшая позади автокаталки Арлен Ли. - Тот, что в конце, с головной повязкой, как у апача - выглядит довольно крепким.

Она была высокой женщиной с волнистой рыжей гривой и улыбающейся приятной внешностью капитана команды болельщиков. Она служила Гаррисону в разное время личной секретаршей, телохранителем, курьером, конфиденткой и палачом.

- Принеси мне еще пива, - сказал Гаррисон, не отрывая глаз от оживленной дискуссии, разгоревшийся вокруг стола совещания Лео.

Арлен на несколько минут исчезла за рядом растений в горшках. Снаружи Башня Гаррисона выглядела подобно любому другому хьюстонскому небоскребу интернационального стиля: конечно, на несколько этажей выше всех остальных; намного большие по площади панели солнечной энергии покрывали наружные стены на достаточной высоте, чтобы быть на уровне смога, и по всей крыше располагалась вертолетная площадка. Но жилые покои Гаррисона на самом верхнем этаже Башни представляли собой удобную смесь действительности с легкостью: стены, обшитые настоящим деревом, на кафельных полах ковры из шкур медведей и других зверей, а все современные устройства скрыты за зеркалами или дверцами шкафчиков.

Арлен принесла Гаррисону пиво и нагнулась над спинкой кресла, осторожно крутя наманикюренными пальцами немногие пряди оставшихся у него на голове волос. Он посмотрел в зеркало на противоположной стене комнаты и молчаливо восхитился ее декольте.

- Они не блистают способностями, так ведь? - заметила она.

- Что?

- Эти ребята, называющие себя революционерами, - пояснила Арлен. - Они не способны смотреть далеко вперед. Почему они раньше не додумались работать сообща?

- В Трущобах не очень-то научишься сотрудничеству, - фыркнул Гаррисон. - Вот этот здоровенный черный парень - называет себя Лео - у него больше мозгов, чем у всех остальных, вместе взятых. Он уже добился, что многие уличные банды Нью-Йорка работают сообща.

- Он выглядит каким-то знакомым, так ведь?

- Должен бы, - отозвался Гаррисон. - Одно время он играл в футбол в высшей лиге, в Далласе.

- Как же он, черт возьми, перешел из футболистов в уличные бойцы?

- Долгая история, - мрачно улыбнулся Гаррисон. - Если хочешь, взгляни в его досье. Человек чести, совести. Хотел улучшить мир для своих собратьев черномазых. А потом открыл для себя власть. А это самый худший наркотик из всех.

Арлен покачала головой, давая своим длинным рыжим волосам пройтись по лысой голове старика.

- Уж тебе-то полагается это знать, милый.

Он усмехнулся ей.

- Власть действует как афродиска, а?

Арлен ответила ему с улыбкой техасского капитана команды болельщиков:

- Разумеется, милый. Разумеется.

- Так на кой черт все это дерьмо - работать сообща? - недовольно ворчал Кливленд. - Чего ты от нас хочешь? Чтобы мы посылали тебе телеграмму каждое воскресенье?

- Нет, - глухо, раскатисто промурлыкал Лео. - Я хочу, чтобы мы до основания сотрясли всю структуру власти белокожих. Я хочу, чтобы мы сделали нечто такое мощное, такое потрясающее, чтобы они были рады отдать нам власть над страной, лишь бы мы отцепились от них.

- Хесу Кристо! Что ты имеешь в виду приятель?

Лео медленно улыбнулся и нагнулся вперед на стонущем под ним стуле.

- Кто-нибудь из вас, ребята, слышал когда-нибудь о военной акции под названием "Наступление в ТЭТ"?

Дэвид сидел на скособоченном пластиковом стуле в складском подвале магазина электроники и смотрел неподвижным взглядом на грузовой стручок.

Он похож с виду на гроб, понял он.

Он разместил в стручке скафандр, чтобы посмотреть, много ли места займет его собственное тело. Вокруг него лежали втиснутые два баллона с кислородом и в ногах единственный топливный элемент. Он также выстелил стручок дополнительной пластиковой изоляцией.

Цифры с покоившегося рядом с ним на полке компьютерного терминала гласили, что у него хватит кислорода и тепла для того, чтобы остаться в живых при двухдневном путешествии до Луны - хватит еле-еле - если он будет находиться в электронном ТМ-трансе.

- Уснуть, - пробормотал про себя Дэвид, - и видеть сон, быть может.

Он уже нарисовал на стручке по трафарету маркировку, сообщающую о его содержимом: БРАК ЭЛЕКТРОННЫЕ КОМПОНЕНТЫ. Все нужные кодовые числа были нанесены на место оранжевой краской "Дневное свечение". Все, что ему требовалось сделать, это влезть в скафандр, лечь в стручок и запустить через имплантированный коммуникатор программу ТМ. Он уже изменил программу так, чтобы она длилась сорок восемь часов вместо шести.

Все цифры проверены. Все готово. И все же он, не двигаясь, сидел на стуле.

Он видел перед своим мысленным взором, как стручок подсоединяют к неуклюжему парому, тихоходу, состоящему из приземистых грузовых стручков и скошенных под острым углом опорных балок. Он видел, как паром отчаливает от причала "Острова номер 1" и бесшумно уплывает в мертвенно холодный вакуум космоса. И видел себя в грузовом стручке, с закрытыми глазами, в глубоком трансе. Поступление кислорода прекратилось. Топливный элемент сломался. Он смерзся в твердый кирпич, ледяную скульптуру, крошечные кристаллы льда обложили его ресницы, волоски в ноздрях. Тело его превратилось в хрупкое голубовато-белое, и он, мертвый, одинокий, дрейфует нагой по пустому, бесконечному холоду. Вечно.

Дэвид мотнул головой. Перестань откладывать! - велел он себе.

Медленно, говоря себе, что он всегда может в последнюю минуту дать отбой, Дэвид облачился в скафандр. Опустившись на колени в его неудобной массе, он подсоединил воздушные шланги к баллонам с кислородом. Однако шлем все еще оставался открытым, и он продолжал дышать воздухом помещения. Для баллонов времени хватит и после.

Методично, шаг за шагом, он проделал рутинные операции точь-в-точь так, как наметил, до тех пор пока не вытянулся внутри стручка: неловко загерметизировав крышку у себя над лицом. Внутри было абсолютно темно. Он щелкнул своим коммуникатором и заказал с раннего утра погрузочный пикап.

Затем попытался расслабиться и задремать естественным образом. Если ему это удалось, то он это так и не заметил. Если он и видел сны, то не впустил в свое сознание никаких воспоминаний о них.

Следующее, что почувствовал Дэвид, это приглушенные голоса вокруг него. Затем он услышал вой электромотора, когда стручок подняли и отвезли к поджидавшему грузовику. В кузов грузовика его свалили так, что застучали спинные позвонки.

Это было все равно как быть абсолютно слепым и почти совершенно глухим. Вся информация из внешнего мира поступала Дэвиду только через чувство осязания. Грузовик загремел по погрузочному квадрату космопорта, прямиком в Верхний Конец. Опять подъем, покачивание, сваливание. Перекликаются голоса. Напрягаются моторы. Жужжание гайковертов, подсоединяющих стручок к внешнему корпусу парома.

А потом ничего. Тишина. Не один час. Безмолвие и холод.

Дэвид знал, что грузовой стручок прикрепили к парому, а тот, в свою очередь, подсоединялся к причалу в конце главного цилиндра колонии. Большие солнечные зеркала не давали окружающей температуре в районе причала опуститься ниже нуля, но не дотягивала она немного. Было холодно.

Не так холодно, как будет после того, как мы отчалим, знал Дэвид.

Он проверил через коммуникатор, чтобы убедиться, что паром улетает по графику. Все правильно. Осталось меньше часа.

Время тянулось мучительно медленно. Теперь Дэвид боролся со сном, так как его тело извращенно хотело вздремнуть. Нет, ты не должен спать! Тебе требуется бодрствовать, чтобы ввергнуть себя в ТМ-транс, как только паром покинет причал; иначе ты насмерть замерзнешь во сне!

Он испытал также и голод, и сообразил, что не ел почти двадцать четыре часа. Был тогда слишком взволнован. А теперь слишком поздно. В шлеме имелась трубка, подававшая еду, а трубка для облегчения позаботится о мочеиспускании. Остальное же - спать и ждать. Но подожди, прежде чем засыпать.

Он скорее почувствовал, чем услышал, как корабль вокруг него оживает. Грядущие вибрации. Стук захлопываемых люков. А потом рывок, достаточно плавный, но тем не менее внезапный. Они полетели.

И начался холод. Стуча зубами, Дэвид вызвал компьютерную программу, ввергающую его в транс.

А что если измененная программа не сработает? Мне так и не представилось возможности испытать ее на полные сорок восемь часов.

Это было последней мыслью, которую он запомнил.

- Дэвид Адамс?

Дэвид пробудился ото сна и сфокусировал затуманенный взгляд на склонившемся над ним человеке.

- А? Что такое?

Затем он сообразил, что больше не лежит в грузовом стручке. Помещение вокруг него было незнакомым: маленькое с низким потолком, с четко видными висящими под потолком голыми металлическими опорными балками.

- Вы ведь Дэвид Адамс, не так ли?

- Э... что вы сказали?

Спрашивавший носил пастельно-зеленый халат врача.

- Добро пожаловать на Луну, мистер Адамс, - сказал он, - хотя должен признать, что вы выбрали тяжелый способ попасть сюда.

Дэвид поднял голову с операционного стола.

- На Луну? Мне удалось?

Врач усмехнулся и кивнул. Это был человек с болезненно желтым лицом и отвислыми усами песочного цвета.

- Удалось. Как вы себя чувствуете?

Медленно усевшись, Дэвид ответил:

- Немного окоченевшим, страшно голодным.

- Надо думать. Врач помог ему слезть со стола и перебраться на стул. - Ходите поосторожней. Тут гравитация всего в одну шестую от привычной для вас.

- Я живал в среде с низкой гравитацией, - возразил Дэвид, но сел, тем не менее, очень осторожно.

- Разумеется, согласился медик. Он взял с ближайшего стола пластиковый кувшин, а в другую руку кружку. И налил дымящуюся струйку кофе. Дэвид завороженно следил, как медленно лился кофе из кувшина в чашку.

- Попробуйте для согрева вот это. Я закажу вам чего-нибудь поесть.

- Спасибо, - поблагодарил Дэвид, облегченно хватая кружку обеими руками. Ее жар вызывал приятное ощущение.

Отстукивая заказ на клавишах видеофона, врач заметил, не глядя на Дэвида:

- Вы, знаете ли, угодили в чертовски большие неприятности.

- Да, полагаю, угодил. - Помимо бегства с "Острова номер 1", он мало задумывался о дальнейшем. Но теперь, когда он оказался на лунных рудниках, он все еще находился под юрисдикцией Корпорации, все еще в пределах досягаемости доктора Кобба.

Ну, я проделал четверть миллиона миль. Еще около тысячи, и я в Селене, подумал Дэвид. Но как мне туда попасть?

Врач на минуту вышел из комнаты и вернулся, неся поднос с горячей едой. Дэвид с энтузиазмом набросился на еду. Пища состояла из цыпленка, овощей, горячего хлеба и свежих фруктов. Ничем не отличалась от пищи на "Острове номер 1". Должно быть, выращена в колонии, сообразил он.

Пока Дэвид ел, медик задавал ему бесконечные вопросы. О том состоянии транса, в котором его нашли, когда открыли грузовой стручок.

- Вы чертовски всех напугали, - сказал он. - Мы сперва подумали, что вы умерли.

- Я опасался, что так оно и будет, - признался Дэвид.

- Как же вам это удалось?

Дэвид объяснил, и врач быстро отстучал заметки на терминале настольного компьютера.

- Я хочу посмотреть этот материал. Возможно, это неплохой способ переправлять раненых горняков в госпиталь на L¤4...

Когда Дэвид слизал со дна чашки последние капли фруктового сока, в дверях появилась чуть полноватая молодая женщина в ярко-желтом комбинезоне.

- Дэвид Адамс. - Это был не вопрос, а утверждение. Поверх личного значка она носила приклеенную серебряную звезду. Служба безопасности, понял Дэвид.

Он отдал поднос врачу и поднялся на ноги.

- Это я, спору нет.

- Будьте любезны, следуйте за мной, - сказала она. Выглядела она довольно симпатичной: круглое лицо, коротко подстриженные волосы красного дерева и глаза им под стать. Оружия она не носила, но когда они вышли в коридор, Дэвид увидел пристроившихся к нему сзади двух очень рослых охранников в мундирах.

Дэвид не знал, что заставляло его пошатываться - низкая лунная гравитация или его долгий сон в стручке - но присутствие гремевших сапогами, идущих за ним по пятам за ним охранников не улучшало его настроение. А коридор, по которому они шли, был низким, узким и навевал клаустофобию. И освещался к тому же сумрачно, голыми флюоресцентными трубками, размещенными слишком далеко друг от друга.

- Куда вы меня ведете? - спросил он девушку.

- С вами хочет поговорить шеф службы безопасности. Кажется, доктор Кобб воспламенил эфир между рудниками и "Островом номер 1".

- Надо подумать, - пробормотал про себя Дэвид.

По обеим сторонам коридора шли двери, и другие люди деловито шагали туда-сюда. Сквозь закрытые двери Дэвид слышал стрекотание принтеров и электронное пение компьютера. Когда они проходили мимо дверей, кто-то громко рассмеялся. Дэвид гадал над каким же анекдотом.

Наконец они добрались до двери с надписью: "СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ: М. ДЖЕФФЕРС".

Женщина дважды постучала по двери. Грубоватый голос ответил:

- Давайте его сюда.

Она повернулась к Дэвиду со слабой сочувственной улыбкой.

- В логово льва, мистер Адамс.

Он открыл дверь и шагнул в кабинет.

Это оказался довольно приятный небольшой кабинет, хотя низкий потолок так и давил на Дэвида. Джефферс сидел за серым металлическим столом, пыхтя почерневшей трубкой и упираясь в Дэвида холодным взглядом. Он был человек рослый, из тех, кто способен припугнуть других своими размерами. Седые, как сталь, волосы, подстриженные ровно в сантиметре от скальпа. Ястребиный нос, квадратный подбородок. Голубые, как лед, глаза. Большие, узловатые руки.

Сбоку от стола перед рядом старомодных шкафов для картотек стоял другой человек.

Второй тоже был рослым, достаточно широкоплечим, чтобы в комнате таких размеров ему было тесно, с бочкообразной грудью и такими развитыми мускулами, что его комбинезон, казалось, того и гляди лопнет. И он был в ярости. Глаза его так и прожигали Дэвида, а дышал он быстро, сердито фыркая. И все время сжимал и разжимал тяжелые кулаки.

- Вы Дэвид Адамс, - сказал Джефферс. - Да.

- Все точь-в-точь, как сказал Кобб, - быстро бросил другой. - Он всего-навсего сопливый беглый мальчишка.

- Полегче, Пит. - Джефферс поднял руку с трубкой. Другой прожег его взглядом, но рот закрыл.

- Почему вы прилетели сюда? - спросил Джефферс.

- Я хочу отправиться на Селену, - ответил Дэвид. - Я хотел убраться с "Острова номер 1".

- И поэтому тебе понадобилось ехать зайцем на борту одного из наших паромов? - осведомился другой громовым голосом. - Ты знаешь, что случилось бы с нашими страховыми ставками, если бы ты загнулся? Это тебе не шуточки, черт побери!

- Чтобы попасть сюда я рисковал жизнью, - огрызнулся Дэвид. - Я не шутил.

- Черта с два не шутил. - И, повернувшись к Джефферсу, добавил: - Я говорю, что нам следует отправить его обратно тем же способом, каким он сюда прибыл.

- Ну, Пит, ты же знаешь...

- Я отправлюсь на Селену, - стоял на своем Дэвид. - У вас нет никакого права задерживать меня.

Мускулистый парень снова повернулся к Дэвиду.

- Никакого права! Ах ты, маленький ублюдок, да кто, по-твоему, ты такой, черт возьми?

- А вы кто такой, черт возьми? - огрызнулся, разозлившись, Дэвид. - Я не обязан выслушивать оскорбления от кого бы то ни было.

Верзила сделал короткий быстрый шаг к Дэвиду и врезал правым кулаком ему по лицу. Дэвид провел не один год в гимнастических залах, обучаясь всем видам рукопашного боя от айкидо до искусства маркиза Квинсберри. Но он оказался полностью захваченным врасплох, а более низкая гравитация Луны заставила его блокировавшую удар руку перебрать с реакцией.

Дэвид промахнулся с блоком, и кулак попал ему в челюсть. Он ничего не почувствовал, но внезапно потерял опору под ногами и в замедленном движении лунной гравитации врезался спиной в дверь. Колени у него подогнулись, он съехал вниз и приземлился на седалище.

- Бога ради! - Джефферс обогнул стол и, схватив Питера за плечо, оттащил его от Дэвида. - Он же всего-навсего мальчишка. Что ты делаешь, черт побери?

Пит стряхнул с плеча руку шефа службы безопасности.

- У меня тут двадцать шесть мужчин и женщин, рискующих каждый день своими проклятыми головами, а этот маленький наглец заскакивает сюда и думает, что может приказывать нам!

Дэвид поднялся на ноги. Во рту у него ощущался солоновато-сладкий вкус крови.

Джефферс толкнул Пита к двери. Дэвид посторонился, ощупывая челюсть, чувствуя нарастающий гнев, когда уперся взглядом в бешеные глаза Пита.

Успокойся велел себе Дэвид. Помни у них по-прежнему имеются те охранники за дверью. Подожди, пока не сможешь оказаться с ним один на один.

Но внутри у него что-то ныло, требуя мести.

Закрыв дверь за старшим штейгером, Джефферс снова повернулся к Дэвиду.

- Док нужен?

Дэвид покачал головой. Челюсть у него болела, но он отказывался прикоснуться к ней опять.

- Зубы все на месте?

- Я невредим, - ответил Дэвид.

- Ладно. Пит - горячая голова, хотя и хороший штейгер. Он злится на все и на всех, что прерывает работу по добыче руд.

Дэвид ничего не сказал.

- Доктор Кобб сказал мне, что я должен заставить вас позвонить ему, как только вы вновь придете в себя.

- Ладно, - согласился Дэвид, и голос его показался мрачным даже ему самому. Он прошел к единственному другому столу в крошечном помещении, к паутине из шнуров, оплетающих хрупкий на вид алюминиевый каркас. Сел лицом к экрану видеофона, тогда как Джефферс коснулся кнопок на клавишах.

Видеоэкран загорелся, и на нем появилось раздраженное лицо Кобба.

- Значит ты сбежал, - сказал без предисловий Кобб.

- Пришлось, - ответил Дэвид. - Я должен на время убраться из колонии.

- Отправившись таким способом, ты пошел на немалый риск.

- Вы не оставили мне никакой альтернативы.

Кобб поджал губы, а затем осведомился:

- Насладился поездкой?

Проведя языком по зубам, прежде чем ответить, Дэвид сказал:

- Она дала отдых.

- Надо думать. Ну, что ты хочешь делать теперь?

- Что вы имеете в виду?

Лохматые брови Кобба поднялись и опустились.

- Ты находишься в горнодобывающем комплексе. Хочешь остаться на несколько дней и посмотреть, как живет другая половина?

Удивленный таким предложением, Дэвид согласился.

- Да, возможно, это будет самое лучшее.

- Не строй никаких иллюзий, - предупредил Кобб. - Ты останешься строго на рудниках. Никаких экскурсий на Селену, или еще куда-нибудь, Джефферс, вы тут?

Легким прикосновением пальца Джефферс расширил обзор видеокамеры так, чтобы тот охватил и его.

- Да, сэр.

- Держите этого юного авантюриста подальше от ракет. У него вполне хватит глупости украсть баллистический навесник и размотать свои ценные мозги по всей приемной решетке Селены.

Джефферс кивнул и улыбнулся.

- Будет сделано, шеф. В остальном он может иметь полную свободу передвижения по базе?

- Если вы считаете это разумным, - ответил Кобб.

Джефферс взглянул на Дэвида.

- Я думаю, это можно. Я поручу охраннику показать ему здесь все, что надо.

- Хорошо. - Снова взглянув на Дэвида, Кобб пожелал ему: - Ладно, иди перебесись. Но я буду ожидать, что ты вернешься к концу этой недели. Понятно?

- Понятно. - Дэвид заставил себя не морщиться от боли из-за растущей опухоли на челюсти.

Дэвиду потребовалось меньше дня на то, чтобы увидеть на горнодобывающем комплексе все, что ему хотелось посмотреть. На базе работало меньше ста человек. Большинство из них трудилось на бульдозере, сгребавшим лунный грунт и укладывавшим его в массивный ускоритель, катапультировавший сжатый грунт и выбрасывавший его вон с Луны, плыть в пространстве, где его в конечном итоге улавливал висящий на орбите массосборник, а затем отвозил на плавильные заводы и фабрики "Острова номер 1".

Дэвид посмотрел как работают горняки. По крайней мере им приходилось натягивать скафандры как у космонавтов и забираться в кабины своих огромных бульдозеров на атомной тяге. Они действительно работали механизмами и рычагами, сгребавшими твердо спрессованный лунный грунт. Они работали снаружи, на поверхности Океана Бурь.

- Я хотел бы выйти наружу и поездить на одном из тракторов, - сказал Дэвид своему охраннику из службы безопасности.

- Мне надо спросить босса, - ответил охранник.

Они позвонили Джефферсу из наблюдательного купола, где следили за горными работами. Джефферс после некоторого колебания сказал:

- Вам придется спросить Пита Грэди, устраивает ли его это. Он бригадир, и его очень раздражает все, что мешает работе.

Пит Грэди, подумал Дэвид. Вот как его зовут.

Охранник не хотел беспокоить Грэди во время рабочей смены. О склонности этого человека к внезапному гневу отлично знали все в горнодобывающем комплексе.

- Я переговорю с ним сегодня вечером за ужином, - сказал он Дэвиду.

Дэвид кивнул и позволил охраннику препроводить его в наспех устроенную ему квартиру: комнату размером с гроб, едва ли больше стручка, в котором он прилетел. Охранник еще раз пообещал поговорить с Грэди, а затем оставил Дэвида одного в этой каморке.

Как только дверь за охранником закрылась, Дэвид щелкнул своим коммуникатором. Он услышал напевное бибиканье не говорящего компьютера горнодобывающего комплекса и проинструктировал его связаться с главным компьютером на "Острове номер 1".

Чтобы добраться до личного досье Пита Грэди, потребовалось сделать несколько попыток, но наконец Дэвид нашел правильную комбинацию цифр для ключа, отмыкавшего анналы компьютера. Он с самого детства испытывал волнительную дрожь запретного удовольствия всякий раз, когда преодолевал нежелание компьютера сообщать ему то, что он хотел знать. Это было куда лучше, чем красть печенье.

После часового изучения ридаута, горевшего на видеоэкране, вделанном в стену комнатушки, Дэвид отправил Грэди телефонное сообщение. Штейгер еще не вернулся к себе, и поэтому Дэвид приказал компьютеру оставить сообщение на экране Грэди:

"Мистер Грэди.

Надеюсь, вы больше не сердитесь на меня за тот способ, каким я проскользнул сюда. Честно говоря, я не думал, что он нарушит порядок в вашей горняцкой работе. ("В вашей горняцкой работе": апеллируя к его тщеславию). Я мог попасть сюда только таким способом. Я весь день наблюдал за горными работами, и они так заворожили меня, что, по-моему, я, возможно, и сам хотел бы стать однажды горным инженером - то есть, если смогу добиться своего. Я понимаю, как это, должно быть, трудно. Я действительно хотел бы посмотреть на горные работы вблизи, если вас это устраивает. Но если для вас слишком рискованно показывать мне это, если это повредит вашей работе или подвергнет какой-то опасности, то я пойму. (Брось вызов его мужскому самолюбию.) Спасибо, что выслушали, и никаких недобрых чувств".

Последнее было явной ложью. Но идя по тесному коридору на ужин и насвистывая, Дэвид думал только о возможности получить в свои руки один из этих огромных тракторов на атомной тяге.

Дэвида разбудил мигающий с видеоэкрана красный свет, означающий, что для него есть сообщение. Он сонно сел на узкой койке и стукнулся головой о потолок. Чуть согнувшись, он коснулся кнопки передачи.

На экране появилось напряженное лицо Пита Грэди с плотно сжатыми губами.

- Ладно, парень, - сказал он. - Если хочешь увидеть, что такое настоящая работа, будь в тракторном шлюзе ровно в восемь-ноль-ноль. Я не собираюсь ждать тебя ни минуты, поэтому будь вовремя.

Цифры в нижнем углу видеоэкрана показывали, что Грэди отправил сообщение через несколько минут после полуночи. Нажав под экраном кнопку "ВРЕМЯ", Дэвид увидел, что сейчас 06:45. С избытком хватит на хороший завтрак и на дорогу к шлюзу до встречи со штейгером.

Он добрался до шлюза на десять минут раньше срока, после того, как поглотил легкий завтрак в виде сока, яиц, колбасы, вафель, горячей сдобы, джема и кофе. Охранник - не тот что был раньше, а другой - кисло следил за тем, как Дэвид ест.

- Разве на "Острове номер 1" вас не кормят?

- Кормят, разумеется, - ответил между крупными глотками Дэвид. - Но вы едите намного лучше нашего.

И это, возможно, последняя моя еда за долгий срок, молча добавил он. А может, и вообще последняя.

Шлюз находился в выгнутой стене купола, выпиравшего над лунной поверхностью. Большую часть истертого, исцарапанного бетонного пола под куполом занимали ряды огромных массивных тракторов. Их тяжелые гусеничные траки оставили глубокие следы в полу. Следы динозавров, подумал Дэвид, вспоминая изученные им видеозаписи по палеонтологии.

Сам шлюз походил с виду на тяжелую хромово-стальную дверь в гигантском подвале банка. Через нее могли пройти рука об руку двадцать человек, и еще осталось бы место для полдюжины других рядов по двадцать, один поверх другого.

- Тебе лучше облачиться, - сказал вместо приветствия Грэди. Он казался почти разочарованным тем, что Дэвид явился.

Он показал на ряд шкафчиков по одну сторону от шлюза. Дэвид увидел, что перед каждым шкафчиком на вешалках висят пустые скафандры различных ярких цветов, с повешенными на крюках чуть повыше прозрачными шлемами. На груди у скафандров красовались выведенные по трафарету фамилии.

- Не эти! - отрезал Грэди. - Разве не видно, что они принадлежат людям? Белые, в конце.

Он всегда злится? - гадал Дэвид. - Или только на меня?

Он быстро подошел к концу ряда и шагнул в открытую спину белого скафандра. Охранник помог загерметизировать швы, когда Дэвид надел шлем и подсоединил его к металлическому ошейнику.

- Я подожду вас здесь, - сказал он, когда Дэвид неуклюже потопал обратно к шлюзу.

Грэди, облаченный в броский зеленый скафандр, сидел в кабине ближайшего к люку шлюза желтого трактора. Дэвид неуклюже влез в желтых сапогах по металлическим ступенькам и сел рядом со штейгером. И прощально помахал охраннику, казалось, слишком смущенному, чтобы помахать в ответ.

- Долго же тебе поришлось облачаться, - проворчал Грэди. - Надень этот ранец жизнеобеспечения. - Он ткнул пальцем скафандра в покоившийся между сиденьями белый металлический ранец.

- Разве кабина не загерметизирована? - спросил Дэвид, с трудом просовывая руки в ремни ранца.

- Нет, черт возьми, - ответил Грэди. - Ты думаешь, мы проводим весь день сидя здесь, словно шоферы? Мы должны выбираться из кабины и пачкать свои перчатки - десять, двадцать раз в день. Нельзя же тратить весь день на дегерметизацию этой проклятой кабины каждый раз, когда нам надо вылезти.

- Понимаю, - на это-то Дэвид и рассчитывал. - Но ведь в этих баллонах за сиденьем довольно скудный запас воздуха, не так ли?

- Да, да. А теперь опусти щиток шлема, и поехали.

- Я, кажется, не могу подсоединить шланги, - сказал Дэвид.

С раздраженным кряканьем Грэди выхватил воздушные трубки из ранца Дэвида и воткнул их в гнезда на ошейнике скафандра.

- Вот. Хочешь, чтобы я тебе и нос вытирал?

- Спасибо, - поблагодарил Дэвид, игнорируя сарказм. Он проверил датчики на запястье скафандра, опустил щиток и загерметизировал скафандр. - У меня все готово.

Грэди сделал то же самое и завел тяжелый электромотор трактора. Тот работал скорей на атомной тяге, чем подпитывался от батареи. В глубине кабины каждого трактора прятался за тяжелым свинцовым щитом свой собственный миниатюрный источник энергии изотопов.

Грэди заработал рычагами управления. Дэвид внимательно следил за ним, пока штейгер бросал резкие команды в шлемофон. Величественно распахнулся внутренний люк шлюза, и трактор накренился вперед, в темное зияющее отверстие за люком. Как только внутренний люк закрылся, и насосы начали опустошать камеру, не оставалось никакого света, кроме тусклого красного пылания приборной доски трактора.

Дэвид посмотрел на кажущееся сердитым в мрачном красном свете лицо Грэди.

А что если я убью его? - спросил он себя. И ответил: "Он не умрет". Самое большее будет несколько минут без сознания, а после смущен. Это пойдет ему на пользу.

Шлюзовая камера лишилась наконец воздуха и начал раскрываться другой люк. Дэвид взглянул на циферблат приборной доски трактора. Часы с цифровым индикатором показывали ровно 08:00. А затем посмотрел на безвоздушную поверхность Луны.

Полная пустынность. Насколько видел глаз, ничего, кроме пустого, голого, мертвого камня. Плоская, чуть всхолмленная равнина, изрытая оспинами тысяч - нет, миллионов - кратеров, в некоторых случаях не больше следа от пальца. Черно-серый мир на мертвенно-черном небе, усеянном звездами. Изношенный старый мир, без воздуха, без воды, открытый миллиарды лет дробящей эрозии падающих метеоритов. Слева возвышалось несколько холмов, истертых до гладкости вековечной метеоритной шлифовкой, низведшей их до мягких изогнутых глыб камня. Они выглядели так, словно их сделали из воска и оставили растапливаться на солнце.

И все же зрелище это было захватывающее. Открытое пустынное пространство, никем и ничем не загроможденное. Вплоть до самого горизонта никаких следов деятельности человека. И тишина. Единственные звуки, какие слышал Дэвид, это слабое электрическое гудение трактора и шепот своего ровного дыхания.

Дэвид никогда раньше не видел горизонта, кроме как на изображениях. Он действительно выглядел, словно край света, подумал он. За ним не было ничего, кроме пустоты космоса и торжественных немигающих звезд.

Затем Грэди завернул трактор направо, и Дэвид увидел разработки. Когда они приблизились к открытой шахте. Дэвид начал понимать, насколько она мала. Агроземли в колонии и то побольше будут. Это была всего лишь открытая шахта, раскопанная на несколько метров глубже поверхности. Два трактора с бульдозерными отвалами толкали горы грунта к пузатому рудовозу, прицепленному позади третьего трактора.

- Это... она? - спросил Дэвид.

В наушниках шлемофона прозвучал смешок Грэди.

- Она самая, малыш. Весь материал для вашей шикарной колонии поступает из этой дырке в Луне.

Дэвид посмотрел на штейгера. Тот действительно улыбался. Он выглядел расслабившимся, даже счастливым.

Интересно, не меняется ли он так каждый раз, когда проходит через шлюз?

Проявляемого им на базе напряжения и гнева попросту больше не было.

Они прогромыхали к краю шахты, и прежде чем Дэвид это понял, направились по утрамбованному грунтовому спуску в район добычи.

- И вообще, материал для постройки самого "Острова номер 1", - продолжал Грэди, поступал из шахты, примерно таких же размеров... там, по другую сторону купола. Массоускоритель тоже на той стороне.

- Знаю, - сказал Дэвид, - я видел его вчера из кабины управления.

- Да. Ну, а теперь мы поедем присмотреть места для новых шахт. Бригада топографов подъедет через двадцать минут.

Он болтал словно гид в туристском автобусе.

Черт побери! подумал Дэвид. Ну почему ты не мог остаться мерзким и злым? Это сильно облегчило бы мне дело.

Грэди провел трактор вверх по противоположному склону, и их снова окружила бесплотная пустота. Впечатление создавалось такое, словно они находились в море: ничего, кроме горизонта во всех направлениях и темного неба над головой.

Он остановил трактор.

- Хочешь выйти прогуляться? Оставить на Луне свои следы?

Он принялся вылезать из-за рычагов, и Дэвид перебрался на его место.

- Да нет, дубина, выходи со своей стороны, - полуобернулся к Дэвиду Грэди.

Он стоял пригнувшись, обрамленный открытым люком, поставив одну ногу в сапоге на верхнюю ступеньку лесенки, а другую на порог люка. Дэвид нагнулся к нему и схватил его под мышки.

- Эй! Какого черта...

При слабой лунной гравитации не составляло труда поднять его повыше, даже из сидячего положения. Дэвид рванул его вон из трактора, а затем чуть толкнул и выпустил. Облаченная в зеленый скафандр фигура Грэди трепыхалась, казалось целую вечность, прежде чем врезалась в грунт, сапогами вперед, и взбила ленивую кучу пыли. Он повалился назад, через ранец жизнеобеспечения, и прекратил кувыркаться, сев на шпагат.

- Ах ты, проклятый сукин сын! - заревел он в наушниках Дэвида. - Ты что делаешь, черт тебя побери? Я переломаю к черту все твои чертовы кости...

Он неуклюже поднимался на ноги. Дэвид прочно уселся на место водителя и схватился за рычаги управления. Нажал на педаль сцепления, и трактор двинулся вперед.

- Назад, ублюдок!

Наполовину высунувшись из кабины, Дэвид увидел уменьшающийся позади зеленый скафандр. Грэди буквально прыгал от ярости, размахивая высоко поднятыми руками, и орал от гнева и расстройства.

- Грэди, что происходит? - спросил третий голос. Центр управления на базе. - Что у тебя за проблема?

Но Грэди смог прореветь в ответ только ряд ругательств.

- Грэди, ты где? Что случилось?

- Я убью этого глупого сукиного сына! Я разорву тебя на части, Адамс! Шкуру с тебя заживо спущу!

Дэвид откинулся на спинку сиденья. И улыбнулся. Вот так-то лучше. Вот это больше похоже на Пита Грэди, которого я знал и любил.

Через несколько минут по связи затрещали и другие голоса.

- Он украл трактор?

- Куда он, черт возьми, думает с ним деться?

- Единственное место, куда он еще может поехать, это Селена.

Дэвид кивнул. В точку, дружище.

- Селена? Он не может туда добраться. Это же больше тысячи километров!

- Воздуха у него не хватит... может быть.

- Да, но между рудниками и Селеной нет никаких навигационных ориентиров. Никто не путешествует по поверхности. Он через пару часов начисто заблудится.

- Вот и хорошо, - отрезал голос Грэди. - Надеюсь, этот маленький ублюдок поперхнется там собственными отходами. Жалею только об одном, что у нас нет возможности скормить его труп сарычам.

Хамуд стоял на крыше и глядел на город. Некогда Басра была деловым, суетливым портом, во времена, когда экспорт нефти приносил Ираку потоки золота.

Но теперь порт едва ли вообще действовал. Большинство причалов гнило под высоким летним солнцем. Крошащиеся от неуклюжести старые башни нефтеочистительных заводов стояли на фоне неба, словно почерневшие развалины. В гавани стояло всего два старых, тронутых ржавчиной фрахтера, принимающих грузы в виде фиников и шерсти. Те же грузы, какие брал с собой Синбад, зло подумал Хамуд.

Нефть сгинула так же, как и принесенное ею золото. Куда же подевалось золото? В сундуки людей вроде шейха аль-Хашими. В руки иностранцев, вернувшихся теперь строить туристические центры, чтобы богатые жители Запада могли приехать и улыбнуться, глядя на несчастных, отсталых арабов.

Хамуд непроизвольно стиснул кулаки.

Для них мы все - арабы. Курды, пакистанцы, ливанцы, саудовцы, хашимиты - все арабы. Погонщики верблюдов и торговцы коврами. Они нас видят именно такими.

В дремотный, пропеченный солнцем полдень не наблюдалось почти никакого движения. Но Хамуд вглядывался в яркое небо и ждал. Рядом с ним нервно, почти неистово расхаживала Бахджат.

Ему не составило труда вывести ее тайком из отцовского дома, а потом вернуться к себе, так, чтобы подозрение пало на других. Аль-Хашими в поисках ее перевернул вверх дном весь Багдад, но Хамуд еще до того, как занялся рассвет, успешно переправил ее в Шираз, за иранскую границу. Затем шейх вызвал его и попросил - действительно, скорее попросил, чем приказал - применить для ее поисков свои контакты с ПРОН. Он, казалось, знал, что она Шахерезада, хотя ни разу прямо не упомянул об этом.

- Вот он. - Пилот ткнул Дэнни в плечо, а затем показал.

Дэнни проследил за направлением его руки и увидел раскинувшиеся по голой пустынной равнине руины.

- Вавилон? - прокричал он, силясь перекрыть гудение роторов вертолета.

- Вавилон! - крикнул в ответ пилот, улыбаясь во весь рот.

- Можно спуститься пониже?

- У нас нет лишнего горючего, если вы хотите добраться до Басры без остановок.

И все же он спикировал к земле, и Дэнни окинул опытным взглядом крошащиеся колонны и рассеянные камни одного из чудес света. Вавилон лежал, растянувшись в поглощающих песках, словно выгоревшие кости доисторического чудовища.

Я верну вас к жизни, пообещал Дэнни мертвым камням. Я заставлю людей съезжаться со всего света и вновь благоговейно глядеть на вас.

Он мысленно чертил планы для храма здесь, и колоннады там, наряду с дворцом и висящими садами в конце.

Вертолет поднялся, словно лист, попавший в смерч и отклонился от руин, направляясь на юг. Дэнни натянул наплечные страховочные ремни, бросая последний взгляд на Вавилон, а затем вновь откинулся на спинку сиденья.

Бахджат достала его по телефону, запыхавшаяся и настойчивая. Инструкции она дала совершенно определенные. Взять напрокат машину и поехать на север к Мосулу. В Мосуле найти университетского профессора по имени ас-Саид. Он поможет проделать следующий отрезок пути. И повесила трубку, прежде чем он смог сказать хотя бы слово.

Профессор оказался молодым, бородатым математиком с пылающим взором, когда он глядел на Дэнни. Дэнни слышал, что университет служит рассадником радикализма, и подумал, что ас-Саид вполне мог быть одним из революционеров. С какой стати Бахджат иметь с ним какие бы то ни было дела?

Профессор отвез Дэнни на частную вертолетную площадку в горах и посадил его на борт красно-белого вертолета, летевшего теперь на юг, по направлению к Басре. К Бахджат.

Он мельком подумал о своей работе по строительству дворца халифа в Багдаде. Если его там не будет, то работа постепенно затормозится и встанет. Ну и что? Бахджат важнее этого, важнее всего. Работа может подождать. Он вылетит с ней в Мессину и попросит снять его с проекта по личным причинам. Когда ее увидят в Мессине, то поймут. Как же я построю Вавилон, если ее отец будет по-прежнему злится на нас? И, усмехнувшись, ответил. Кого это волнует? Пока Бахджат со мной, кого волнует, что мы делаем и где именно? Нам принадлежит весь мир!

Бахджат и Хамуд стояли на крыше, когда солнце ушло за западные холмы.

- Ты ничего не слышал об Айрин? - спросила она.

- Ничего. Она не важна. Главное - это ты.

- Но она моя подруга.

- Среди нас нет никаких друзей, - прошипел он. - Дружба - непозволительная для нас роскошь.

У Бахджат опустились плечи.

- Это жестокий образ жизни.

- Ты предпочла бы остаться в отцовском доме? - спросил Хамуд.

Бахджат вскинулась и, бросив на него гневный взгляд, ответила контрвопросом:

- Ты предпочел бы, что бы меня отправили на "Остров номер 1"?

Он пожал плечами.

- Наверно, отказываться ехать туда было ошибкой.

- Что ты имеешь в виду?

- Возможно, было бы полезно иметь агента в космической колонии. Подумай о том, чего бы мы смогли достичь, если бы сумели уничтожить ее.

- Уничтожить ее? Но почему?

- А почему бы и нет? Разве она не является символом корпораций и власти богатых? Уничтожив ее, мы могли бы показать свое могущество.

Бахджат отвела от него взгляд и вновь посмотрела на небо.

Его вертолет опаздывает.

Хамуд внутренне поморщился.

Дожидается своего любовника, словно собака в течке. Но скоро у нее не будет никого кроме меня, и только меня.

- Ты уверен, что наши люди в Мосуле...

- Ас-Саид вполне надежен, - заверил ее Хамуд. - Как, по-твоему, ему удастся сохранить свое положение в университете? И свою голову?

Он надежен по части двух дел, мысленно добавил он. Математики и бомбы с часовым механизмом.

Бахджат задрожала от внезапно налетевшего с отдаленных холмов ветра. И обхватила себя руками.

Наконец на темном фиолетовом небе появилась серебристая точка.

- Это он? - воскликнула Бахджат.

- Должен быть он, - кивнул Хамуд.

Красно-белые огни замигали им, вертолет медленно приближался. Он слегка наклонился набок, словно скакун, перешедший на легкий галоп. Хамуд понял, что пилот, должно быть, борется с сильным боковым ветром.

Он хороший пилот, подумал Хамуд. Но ради дела приходится идти на жертвы. Она ни за что мне не поверит, если при взрыве не погибнет один из моих людей.

Вертолет увеличился и приобрел очертания. Они услышали отдаленное гудение его винта, когда тот приближался к посадочной площадке неподалеку от доков.

А затем он расцвел огненным цветком: яркая вспышка, и чуть ли не раньше, чем ее смогли зарегистрировать глаза, на том месте, где был вертолет, расцвел тяжелый темный цветок из дыма и пламени.

Хамуд услышал придушенный крик Бахджат:

- Нет!

Она неподвижно стояла, приросши к крыше, когда горячие остатки вертолета безумно закружились на пыльной земле, разбрасывая огненные осколки, словно шаровые молнии.

- Нет... - рыдая, повторяла Бахджат. - Нет... нет...

Хамуд жестко держал руки по бокам, с предельно бесстрастным лицом.

Вертолет ударился о землю с таким шумом, словно рухнул склад металлолома. Топливный бак разломился и взорвался.

- Я убила его, - произнесла она надрывным шепотом. - Это моя вина, моя...

- Нет, - ответил Хамуд. - Его убил твой отец. Должно быть, он бросил использовать его для твоих поисков.

Бахджат подняла на него взгляд покрасневших глаз, с искаженным в муке лицом.

- Мой отец. Да, это был он. Он ненавидел Дэнниса.

Хамуд ничего не сказал.

- А теперь я ненавижу его! - прорычала Бахджат. Боль сменилась яростью. Она подняла к небу кулаки. - Я отомщу ему! Я заставлю весь мир поплатиться за это убийство!

И, снова повернувшись к Хамуду, решительно заявила:

- Мы уничтожим-таки "Остров номер 1". Мы с тобой, сообща.

Вести трактор через Океан Бурь было все равно, что плыть через бушующее волнующееся море, за исключением того, что лунный океан состоял из камня. Но у него имелись волны, застывшие в виде твердой поверхности, волнообразные валы холмов и долин, кратеры, заставлявшие трактор качаться, когда гусеницы одолевали их скользкие склоны, длинные участки огромной пустоты, навевавшие Дэвиду сон.

И, как и в водном океане, в Океане Бурь не имелось никаких ориентиров, никаких знаков, указывающих направление. В нем было легко заблудиться.

В здешней навигации нельзя было рассчитывать даже на звезды, так как северный полюс Луны находится отнюдь не под полярной звездой, а совсем в ином направлении.

Но, что касалось направления, у Дэвида имелся имплантированный коммуникатор, и через него он мог напрямую "говорить" с навигационными спутниками, вращавшимися высоко над каменными пустынями Луны.

Если по спутнику могут наводиться на цель баллистические ракеты, то смогу и я, говорил он себе.

Он был уверен, что нацелился в правильном направлении для достижения Селены, на противоположном берегу тысячекилометровой шири Океана Бурь.

Но хватит ли у меня воздуха, чтобы добраться туда?

Произведенный с помощью компьютера расчет говорил, что хватит - только-только. Никакой пищи у него, конечно, нет. Придется протянуть следующие несколько дней на последнем завтраке.

Тридцать шесть часов, прикинул он. Придется протянуть этот срок на скудном запасе консервированной воды в скафандре.

Единственное чего Дэвид не предвидел, так это своей потребности в сне. Езда по безлюдной однообразной пустыне вызывала бесконечную скуку. Он обнаружил, что его клонит в сон. "Не расслабляйся!" - приказал он себе. Выспаться ты сможешь, когда доберешься до Селены. Кроме того, ты недавно проспал целых два дня. Но тяга поклевать носом стала безжалостным соблазном.

В тракторе не имелось ни автопилота, ни систем наведения. Дэвиду приходилось каждую минуту управлять им. На широком просторе Лунной поверхности хватало разбросанных там и сям валунов и кратеров, чтобы делать опасным даже мгновение невнимательности. Он задремал раз, другой, а затем резко очнулся, когда трактор накренился на крутом склоне свежего кратера с острыми краями.

Когда Дэвид задремал за управлением третий раз, трактор задел боком скалу размером с его дом на "Острове номер 1". Одна гусеница затерлась о скалу и начала влезать по ее гладкому фасу, заставляя трактор накрениться и зашататься.

Дэвид очнулся, съезжая с сиденья в сторону распахнутой двери. Все же не приобретя инстинктивного знакомства с управлением, он попытался остановить трактор там, где тот был, но массивная машина двигалась вперед, гудя моторами, кренясь на одну гусеницу, все еще крутившуюся по пыльной земле.

Если он завалится на бок, меня раздавит под ним, сообразил Дэвид.

Но трактор, словно обладая собственной упрямой волей, перевалил через скалу и тяжеловесно упал на обе гусеницы. При полной земной силе тяжести такой удар сломал бы Дэвиду хребет. Даже в умеренном тяготении Луны его голова болезненно ударилась об умягченную затылочную часть шлема.

Вспотев от страха, от только что миновавшей опасности, Дэвид остановил трактор.

Ладно немного посплю.

Но теперь он не мог сомкнуть глаз, так как был слишком взвинчен из-за только что пережитого потрясения.

Он рванул дальше. Спустя не один час, он остановил трактор, когда не смог больше заставлять глаза оставаться открытыми, и ненадолго вздремнул. А затем снова вперед. Он пригубил воды из трубки в шлеме, проверил уменьшающийся запас воздуха в баллонах и попробовал найти радиопередачи, способные помочь ему оставаться бодрствующим. Абсолютно ничего. Радиочастоты были так же пусты и мертвы, как ландшафт. Единственные передачи, какие он мог вызвать, были кодированными сигналами навигационных спутников.

Никакой музыки, никаких новостей. Но также и никакой болтовни преследователей. И никаких предупреждений о предстоящих солнечных вспышках, способных поджарить человека смертельной дозой радиации, если он быстренько не уберется в подземное укрытие.

Ближайшее подземное укрытие, по расчетам Дэвида, находилось на Селене.

Он напевал про себя. Разговаривал с компьютером, а тот сообщал ему только коррекцию курса для достижения подземного лунного государства. Воду из трубки он посасывал слишком бережно, но все равно обнаружил, что она иссякла досуха. А ему требовалось еще проехать больше четырехсот километров.

- Двадцать километров в час на этом звере, - сказал он вслух. - Это значит еще двадцать с чем-то часов. Неплохо. Меньше суток, не считая времени на сон.

Это было намного медленнее, чем он ожидал.

Он желал бы иметь возможность протереть горящие глаза или почесать одно из тысяч зудящих мест, досаждавших его телу. Но если он хотел жить, то никак не мог открыть скафандр. Голод отзывался теперь болью в животе, грызущей пустотой, отказывавшейся поддаваться забвению. От многочасового сидения за управлением у него болела спина. Ноги затекли. Руки болели. А воздух начал приобретать неприятный привкус. Именно это-то и испугало его - когда он понял, что в воздухе, которым он дышал, появился кислый, металлический привкус. Баллоны иссякают!

Навигационный спутник сообщил ему, что до Селены меньше трехсот километров. Но, глядя сквозь запотевший щиток шлема, Дэвид не мог определить, находится ли он поблизости от Селены или непосредственно за горизонтом от горнодобывающего комплекса. Все выглядело одинаковым: скалы, кратеры, пыльная бесплодная почва, горизонт, прорезавший, словно нож, мягкий черный бархат космоса. Даже Землю не мог увидеть.

Щиток запотел? Или у меня туман в глазах?

Вытянув шею, Дэвид полизал языком внутреннюю сторону щитка, надеясь найти влагу. Пластиковое стекло было холодным и сухим.

Это у меня все сливается.

Он должен поспать. И все же он не смел попусту терять время. Время означало воздух. Каждый сделанный им вдох приводил его ближе к концу. Если воздух иссякнет прежде, чем он доберется до Селены, то он умрет. Спать стало некогда, даже если он рисковал врезаться в скалу или опрокинуться в кратер.

Он гнал дальше. С горлом, таким же пересохшим и першащим, как окружающая его со всех сторон бездонная равнина, с туманящим взором, с телом, уставшим настолько, что оно двигалось только силой воли, с болью, терзающей при каждом движении, при каждом сокращении мускулов, при каждом сгибании рук и ног.

- Это хорошо, - сказал себе Дэвид. - Боль - это хорошо. Не дает тебе уснуть. Не дает тебе умереть.

- Что я могу сказать друзья, - прохрипел он про себя, - промолвил храбрый адмирал... Одно лишь - надо плыть, плыть, плыть...

Он закрыл глаза, как показалось, на секунду, а когда он вновь их открыл, трактор влезал на крутой склон приличного по величине кратера, перемалывая гусеницами отколовшийся щебень и камни. Дэвид медленно, болезненно спустил неуклюжую машину обратно и принялся огибать кратер.

Когда он миновал его и снова увидел горизонт, сердце его так и екнуло. Низко над горизонтом висел огромный бело-голубой шар Земли, живой и превосходящий по красоте все, когда-либо виденное Дэвидом.

За исключением маленького бетонного купола с обзорными окнами, скромно высовывавшегося из земли в каких-то нескольких сотнях метров от него. Он был раскрашен в узкую красно-белую полосу - в цвета лунного государства Селены.

После этого все затуманилось. Дэвид помнил, что кричал в микрофон скафандра, голос его казался странно надтреснутым, хриплым, истеричным. В куполе открылся люк: к нему выехали другие трактора. Он запомнил незабываемую сладость воздуха из свежего баллона, а потом темнота. Он отключился.

Еще одним воспоминанием о спасении был тот миг, когда с него наконец сняли шлем и принялись разгерметизировать скафандр, уже в куполе. Кто-то тогда сказал:

- Господи, а запашок-то от него крепкий!

* --- конец демо-отрывка --- *