Посвящается Роберту Э. Xайнлайну, который показал всем нам, как это делать...

Эдмунд Берк

Где-то там, в Лос-Анджелесе, был день, а здесь были всего лишь сумерки. Трое интервентов выглядывали из тенистой рощи апельсиновых деревьев. Небо над ними сияло, и пятнышки света, проникающие сквозь ветви деревьев, подчеркивали глубину тени. Теплый ветерок “Санта Анна” разносил сильный запах удобрений и раздавленной апельсиновой кожуры. Прямо впереди чернела огромная восточная стена Тодос-Сантоса. Тысячи балконов и окон, расположенных в аккуратном порядке, при взгляде сквозь серую листву казались пустотами в четко очерченном черном прямоугольнике, закрывавшем небо.

Интервенты заморгали, пробираясь в сумеречном свете, и замерли, услышав над собой звук крыльев. Вокруг не было никого. Они смотрели на пустой участок перед стеной. Охраны не было видно.

— Вон там, — сказала девушка, указав рукой. Ее голос был не громче, чем шорох листьев на ветру. — Вот она.

Двое юношей вглядывались, пока не увидели почти незаметный квадратный силуэт в основании нависающей стены. Казалось, он был высотой в рост человека.

— Это большая дверь, — сказала девушка. — Мы все еще далеко. Дверь кажется маленькой, но на самом деле она высотой в тридцать футов. Дверь поменьше — слева от нее.

— Не могу ее разглядеть, — сказал один из юношей. Внезапно он засмеялся, и так же внезапно перестал. — Неужели нервничаю? — проговорил он.

Второй юноша был худой, с едва пробивающейся бородкой. Он нес черный ящик на ремне. Посмотрев на маленькие лампочки на крышке ящика, он сказал:

— Бежим к большой двери, пока не увидим маленькую. На счет: три, два, один, пошли.

Он бросился вперед, держа ящик перед собой, чтобы уберечь его от толчков. Двое других устремились за ним. Они несли большой ящик. Когда, запыхавшись, они подбежали к первому, тот уже доставал из своего ящика какие-то вещи.

— Этот проклятый свет! — проговорил он, тяжело дыша.

— Он дает нам преимущество перед охранниками, — сказала девушка. — Скоро наступит ночь... но только не здесь. В темноте охранники не видят, но поэтому они усилят наблюдение.

Второй юноша ухмыльнулся:

— Мы им устроим хорошенькую встряску.

На двери был изображен большой череп, а под ним находилась надпись, гласившая:

НЕ ВХОДИТЬ! УБЬЕТ!

Надпись повторялась на испанском, японском, китайском и корейском языках.

— Здорово придумали, правда? — усмехнулась девушка. Она замерла, когда бородатый юноша толчком открыл дверь. Они не услышали внезапного воя сирен сигнализации, и улыбнулись друг другу с чувством облегчения.

Они быстро проскользнули в дверь, и бородатый юноша закрыл ее за собой.

Томас Гоббс, “Левиафан”

Джо Данхил протер свой значок на рукаве и снял воображаемую пылинку с отутюженного синего мундира. Дверь была все на том же месте, все с той же надписью: “Служба безопасности. Посторонним вход запрещен”. Он глубоко вздохнул и протянул руку к маленькой кнопке рядом с дверью. Палец еще не успел коснуться ее, как раздалось тихое жужжание, и дверь открылась.

Комната за дверью блестела сталью, хромом и формайкой. За столом, лицом к двери, сидел полицейский с металлическими нашивками сержанта на воротнике. На столе не было ничего, кроме маленького телевизионного экрана.

— Да?

— Сержант Данхил, с рапортом по дежурству.

Пожилой человек поднял брови:

— Немного рано для вечерней смены.

— Так точно. Я думал, здесь может быть какая-то бумажная работа. Это мое первое дежурство.

Сержант слегка улыбнулся.

— Об этом заботятся компьютеры. Данхил? — Он нахмурился. — А, да, вы новичок из полицейского управления Сиэтла. Догадываюсь, что там у вас хороший послужной список. Хотите кофе? — Он повернулся к кофейному аппарату у стены.

— Не откажусь. Некрепкий и с сахаром, пожалуйста.

Сержант нажал несколько кнопок. Машина, на мгновенье задумавшись, тихонько завыла. Сержант протянул пластмассовую кружку. — Держите.

Джо осторожно попробовал.

— А-а, вкусный. — В его голосе прозвучало неподдельное удивление.

— Ну, конечно, вкусный. А вы ведь новичок. Послушайте, все кофейные аппараты в Тодос-Сантосе делают вкусный кофе, иначе мы не держали бы их здесь. Лейди-босс купила тысячу таких.

“Даже разговорные клише здесь совсем другие”, — подумал Джо Данхил.

— Почему вы уехали из Сиэтла?

Вопрос прозвучал как случайный, и может быть, подумал Джо, может быть он и был случайным. А может быть и нет.

— Тодос-Сантос сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

Улыбка сержанта была дружелюбной и понимающей.

— Данхил, меня не было на совете, когда решили вас нанять, но я слышал вашу историю. К вам отнеслись несправедливо сурово.

— Благодарю.

— Не за что. Но я не нанял бы вас, если бы это зависело от меня.

— О! — Джо не нашелся, что ответить на это.

— Не потому, что вы застрелили ту мразь. Я сам поступил бы так же.

— Тогда почему же?

— Потому что я не думаю, что вы сможете выполнять эту работу.

— Я был чертовски хорошим полицейским, — сказал Джо.

— Я это знаю. И, вероятно, вы все еще хороший полицейский. Вот в этом и проблема. Здесь у нас нет полиции. — Сержант улыбнулся на недоуменный взгляд Джо. — Мы выглядим как полицейские, правильно? Значки. Форма. Пистолеты, у некоторых. Но мы не полицейские, Данхил. Мы работники службы безопасности, и в этом огромная разница. — Он подошел и положил руку на плечо Джо. — Послушайте, я надеюсь, вы разберетесь сами. Пойдемте.

Он провел Джо из приемной комнаты вдоль по длинному коридору к закрытой двери.

— Вам рассказали о системе запирания, которую мы здесь используем? — спросил сержант.

— Нет.

— Так вот, у каждого в Тодос-Сантосе имеется идентификационный значок. Тут какое-то электронное волшебство — хотя, черт возьми, это вполне и может быть настоящее волшебство, насколько я знаю! Этот значок открывает замки, если это соответствующий значок. Значки жильцов открывают их собственные двери. Значки службы безопасности открывают многие двери, — он помахал своим значком перед дверью, у которой стояли, однако ничего не произошло, — но только не эту. Дверь Центра безопасности особого рода. Мы только послали сигнал тревоги дежурному офицеру внутри.

Вдоль всех четырех стен были расположены группами телевизионные экраны. Перед каждой группой экранов сидел человек в форме. В центре комнаты находился большой круговой пульт с десятками циферблатов и кнопок. В пульт было встроено множество телевизионных экранов. У пульта, развалившись в удобном кресле, сидел человек в форме капитана с одетыми на голову маленькими наушниками с микрофоном.

— Капитан, это Данхил, — сказал сержант. — Первый день. Назначен к Блейку.

Капитан кивнул.

— Благодарю, Адлер. С прибытием на борт, Данхил.

У Айзека Блейка было квадратное лицо, чуть оплывшее под квадратным подбородком, квадратное тело, так же начавшее полнеть, и черные с сединой волосы, причем седины было больше. Он сидел, вольготно развалившись перед рядом телевизионных экранов, и потягивал кофе. Каждые двадцать секунд или около того он нажимал на кнопку, и изображение на экранах менялось.

В смене изображений, казалось, не было порядка. Вот камера бросила взгляд на головы сотен людей, идущих за покупками по аллее для прогулок. Их одежда яркой расцветки казалась странной в искусственном свете, однако пространство было настолько велико, что начинало казаться, будто это был солнечный свет. Вот появилось изображение большого обеденного зала. Вот изображение рощ апельсиновых деревьев вокруг Тодос-Сантоса, возвышающегося на тысячу футов над ними.

— Ух ты, город-то большой, даже на экране.

Блейк кивнул.

— Ну да, меня тоже до сих пор иногда это захватывает. — Его пальцы двинулись, и появилось изображение внешней стороны стены. С этой точки стена длиной две мили, казалось, тянулась в бесконечность.

— Хотел бы я посмотреть на оставшуюся часть этого шоу, — пробормотал Блейк, с ленивой улыбкой повернувшись к Джо Данхилу.

— Конечно, но нам нельзя делать это, — сказал Данхил.

— Нет, мы и не можем.

— Да, я заметил, что вы ни разу не заглянули внутрь какой-нибудь квартиры. Я думаю, мне бы очень не понравилось иметь камеры в моей ванной комнате.

— А они там есть, — сказал Блейк. — Но их нельзя включить без разрешения, вот как сейчас. — Он притронулся к наушнику. — Капитан, я приму этот внутренний вызов.

— Хорошо.

Экран мигнул и показал кухню. Маленький мальчик вытаскивал вещи из шкафов, потом рассыпал по полу муку, тщательно смешал ее с солью, готовясь полить смесь бутылкой шерри. Блейк протянул руку к кнопке под экраном, подождал немного, и сказал в прикрепленный к наушникам микрофон: — Мадам, это центр безопасности. Кто-то нажал на кнопку тревоги в кухне, и, я думаю, вам стоит заглянуть туда. Да, мадам, опасности нет, но вы должны поторопиться.

Он подождал. На верхнем экране женщина лет тридцати с небольшим и не очень привлекательная в этот момент, потому что часть ее волос была завита, а часть падала мокрыми прядями, вошла в кухню, испуганно взглянула и закричала:

— Питер!

Затем она подняла голову вверх, придвинула голову ближе к камере и сказала:

— Спасибо, офицер. — Блейк улыбнулся в ответ, непонятно почему, и тронул ручку. Изображение исчезло.

Джо Данхил внимательно наблюдал. Сержант Адлер был прав, это не походило на полицейскую работу, какую он знал. Он повернулся к Блейку.

— Я не могу понять. Вы просто беспорядочно прыгаете.

— Что-то в этом роде. Конечно, бывают исключения, например если кто-нибудь попросит нас последить за чем-нибудь. Но в основном мы наблюдаем за тем, что нам кажется важным. Скоро ты поймешь, что мы это чувствуем.

— А не было бы лучше иметь специально назначенные места для наблюдения, вместо того, чтобы беспорядочно прыгать?

— Начальство так не думает. Они хотят, чтобы мы были настороже. А кто может быть настороже, все время глядя на одну и ту же картинку? Математики рассчитали сколько нас, сколько экранов у каждого, вероятность происшествий, — я в этом не разбираюсь, но это вроде срабатывает.

Джо переваривал услышанное.

— Э-э, мне кажется, от меня было бы больше пользы на улицах. Отвечать на вызовы...

Блейк засмеялся.

— Конечно...

— Так вот, здесь по-другому. — Блейк внезапно нахмурился и поставил свою чашку.

Потребовалась секунда, прежде чем Джо Данхил понял, что Блейк потерял интерес к разговору, и еще секунда, прежде чем он заметил, куда тот смотрит. Это был совсем не экран, а загоревшаяся сбоку синяя лампочка.

— На крыше, — произнес он с сомнением в голосе. Затем, с большей уверенностью: — Посетитель. Как он попал туда?

Блейк поиграл кнопками. На экране замелькали несвязанные картинки, мгновенные изображения четырех квадратных миль крыши: закрытые шторами окна ночного клуба “Звездный зал”, игроки на площадке для гольфа, изображение перевернутой пирамиды входного отверстия воздушного колодца, идущего вниз сужающимися ступенями, каждая высотой с этаж, с множеством окон. Затем лес металлических конструкций: детская игровая площадка, пустая в этот момент, потом другие гимнастические джунгли с дюжиной детей, висящих на них, как летучие мыши. Олимпийский плавательный бассейн, сразу за ним “лягушатник” для детей. Бриллиант бейсбольного поля. Футбольное поле. На крыше Тодос-Сантоса были площадки для всех возможных игр для взрослых и детей.

Затем, за низкой оградой — пустой участок, мешки с цементом и штабели досок для опалубки, не работающая бетономешалка. Камера увеличила изображение бетономешалки.

— Идентификационный значок, — пробормотал Блейк. — Значок посетителя, видимо, брошен в бетономешалку. Зачем? И какого черта он там делает? — Камера снова двинулась по крыше, высматривая...

— Вот он! — воскликнул Джо Данхил.

— Да, я вижу его. Кажется, ничего не несет. А мог бы. Надо будет обыскать крышу. Детекторы обнаружили бы любой металлический предмет, и там мало где можно спрятать бомбу, но все равно нужно будет посмотреть.

Фигура человека быстро двигалась вдоль двенадцатифутовой ограды, отделяющей ее от края крыши. Фигура пригибалась к крыше и походила на карикатуру крадущегося человека. Она подошла к промежутку в ограде и шагнула в него.

Блейк усмехнулся.

— Ха! Может быть, нам и не придется посылать кого-нибудь наверх. Он нашел вышку для ныряния.

— Там нет бассейна.

— Я знаю. Иногда я удивляюсь Рэнду. Ты знаешь о Тони Рэнде? Он здесь главный архитектор. Самая высокая вышка Рэнда для ныряния находится не в бассейне.

— Наблюдай. Если он действительно прыгун, нам не нужно будет никого звать. — Блейк нажал другую кнопку. — Капитан, у меня бандит в районе крыши. Похоже, собирается нырнуть.

Блейк покрутил ручку. Изображение прояснилось.

...Он шел вдоль ограды почти полчаса в поисках пути к краю крыши. Ограда казалось бесконечной, и он сомневался, что сможет влезть на нее, не знал, есть ли на ней сигнализация. Говорили, что Тодос-Сантос был очень Большим Братом...

И тут он увидел проход в стене. Недалеко стояла бетономешалка, и он бросил значок посетителя в нее. Значок был не его, и не мог сказать ничего о нем, но это был последний возможный ключ. Может быть они его найдут, а может быть и нет. Он двинулся к проходу в изгороди.

Он поднялся по ступеням. Положение было странным. Ступени кончались на длинном и узком прямоугольнике. Он попробовал его ногой. Деревянная доска, обитая джутовой тканью... и она легко качнулась.

Вышка для спортивных прыжков в воду.

Он шагнул на доску и взглянул вниз.

Балконы удалялись в перспективу и наконец сливались со стеной. Парк внизу виднелся расплывчатой зеленью. Зрелище более математическое, чем реальное — параллельные линии встречаются в бесконечности. Итак, здесь был конец унылой и неудавшейся жизни. У него нет идентификационного значка. После такого падения они не узнают, кто он был. Пусть поломают голову над этим.

Он сдвинулся вперед, и доска закачалась.

— Но... что, если он прыгнет? — сказал Джо Данхил.

— Ну, мы это не афишируем, но есть сеть, которая выскочит, когда он пролетит мимо сигнальных датчиков. Затем мы просто заберем его и выгоним. Пусть расскажет о своем поступке где-нибудь в другом месте, — ответил Блейк.

— Это случается часто? Вам будто бы все равно...

— Нет, мне очень интересно. Ставлю пять зеленых. Видишь тот график? — Блейк махнул рукой в сторону дальней стены, на которой было написано мелом:

СМЕЮЩИЕСЯ 3

ВЕРНУЛИСЬ ПРЫГНУЛИ 8

ИСПУГАННЫЕ 7

— Это итог прошедшего квартала. Изучи его, — сказал Блейк. — Здешняя крыша — это отвесная скала длиной восемь миль. Сюда попадают все потенциальные самоубийцы, живущие к Западу от Скалистых гор, и некоторые из Новой Англии и Японии. Однако самая высокая вышка для ныряния — единственный доступ к краю крыши, и она забавно действует на людей. — Блейк нахмурился и почесал затылок. — Он очень похож на прыгуна. Если не вернется, у меня хорошие шансы выиграть.

Человек стоял широко расставив ноги на конце доски, думая о падении с высоты в тысячу футов. Картина печали... Пока его не ударил порыв ветра, и внезапно он закачался на одной ноге и замахал руками.

— А может и нет шансов, — проговорил Блейк. Прыгун инстинктивно боролся за свою жизнь. Внезапно порыв стих, и он чуть не упал с другого края доски. Согнувшись, он встал на колени, оперся руками, и застыл так, вцепившись в доску. Наконец он начал пятиться назад к лестнице. Достигнув ступеней, он встал, согнувшись, и стал спускаться, осторожно ступая.

— Капитан, прыгун вернулся, — обратился Блейк.

— Вижу. Хочу уточнить детали.

Джо спросил:

— Некоторые из них смеются?

— Ну да. Забавное зрелище, правда? Ты собираешься убить себя. Это самое сильное заявление о том, как мир обращался с вами. По крайней мере, так говорит Рэнд. А когда ты попадаешь туда, видишь вышку для прыжков в воду, которая добавит десять футов к высоте падения!

Джо покачал головой, усмехнувшись.

— Я хотел бы увидеть его.

— Ты увидишь его.

Счастливый случай, подумал Джо.

— Что будет с прыгуном?

— Один из боссов поговорит с ним. Обычная процедура. Рэнд хочет узнать, почему они возвращаются. Может быть, ищет пути помешать прыгнуть другим. — Блейк посмотрел на свои часы. — Этому, похоже, придется подождать. Прибывает с визитом важная шишка из Канады, и все боссы будут с ним.

— Мы можем задержать его? — спросил Джо. — Я имею в виду гражданские права и все такое...

— Конечно. Некоторые из нас — настоящие полицейские, — ответил Блейк. — Все законно. По закону Тодос-Сантос — город. Вроде города. Но страховка дешевле, если большинство из нас офицеры безопасности, а не обычные полицейские. Но это город. У нас есть даже тюрьма. И судьи тоже, хотя у них мало работы. Люди из корпорации разбираются с гражданскими делами, а уголовных преступников отправляют окружному прокурору Лос-Анджелеса.

— Да, здесь действительно все по-другому... — Джо мигнул и наклонился ближе к экрану. — Эй...

— Что?

— Я видел, как мигнула лампочка. Вот эта.

— Хм. Район туннеля. Лучше проверить, это опасный участок... — Он нажал кнопки на пульте, и на нем зажегся ряд зеленых лампочек. — Там нет никого, кто не должен там быть. Ты уверен, что что-то заметил?

— Почти уверен.

— Наверное, кто-то из ремонтной бригады оставил свой значок в ящике с инструментами. — Блейк зевнул. — Принесешь мне еще кофе?

— Конечно.

Престон Сандерс занимал высокое положение в иерархии Тодос-Сантоса. Достаточно высокое, чтобы иметь огромный офис, обставленный по своему вкусу, с картинами абстрактной живописи и схемами горных склонов для катания на лыжах. Обшитый тиковым деревом телевизор, почти во всю стену, показывал записи горнолыжных соревнований. Мелькание изображения, переключающегося с обзорных кадров на крупный план мастера, берущего самые крутые в мире склоны, или на прыжки, обычно побуждало его посетителей просить переключить на что-нибудь другое, но Престону это нравилось.

Мебель в офисе была красного и тикового дерева, а корпуса телевизионных экранов на столе и стены были покрыты темным деревом. Когда Сандерс объяснил, какой он хочет видеть комнату, Тони Рэнд типично для него заметил: — Комплектик, а?

Сандерс иногда думал об этом. Это было достаточно справедливо. Кожа его была цвета покрытого олифой тикового дерева, и замечание Тони Рэнда относились именно к этому факту. Сандерс взглянул на Рэнда, который старательно пытался не обращать внимания на головокружительный олимпийский прыжок на экране.

— Иногда я удивляюсь тебе, — сказал Престон. — У тебя совершенно нет расовых предрассудков.

Такая тема, внезапно затронутая негром, могла вызвать раздражение у некоторых белых. Рэнд ответил:

— А они должны быть? — Он продолжал не смотреть на экран с головокружительными кадрами, и, налив себе кофе из серебряного самовара, закрыл краник. Затем добавил в кофе солидную порцию сандерсовского бренди “Карлос Примеро”, слишком хорошего, чтобы тратить его на кофе.

— Конечно. Это нормально. Я не мог понять, но наконец нашел ответ. Ты до сих пор рассматриваешь Тодос-Сантос как практику перед постройкой звездного корабля, не так ли?

— Конечно, Прес. Я построил Тодос-Сантос. Кто может знать его лучше меня? Мы можем начать строить звездные корабли прямо сейчас. Конструкция проста. Что мы не можем сделать, так это построить технологическое общество, которое было бы самодостаточным, состоя только из нескольких тысяч членов.

— Знают ли директора о твоем мнении? Я удивлен, что они вообще разрешили тебе работать здесь. Они могли бы выбрать кого-то, кто считал бы Тодос-Сантос законченной вещью.

— Он не закончен. Я не думаю, что директора так считают. Они рассматривают его как практику для улучшения арколога. Я согласен с этим. Мы слишком зависим от Лос-Анджелеса, но мы выясним, что пропустили в конструкции, и в следующем аркологе это будет. Бренди?

— Не сейчас. Мне нужно увидеться с Артом до того, как он будет занят с приехавшим пожарным — удивлен, что ты не знаешь об этом. — Сандерс протянул руку к панели и повернул ручку. Изображение Олимпийских игр исчезло, появилось изображение Лос-Анджелеса, каким его видно с верхушки Тодос-Сантоса.

— Я знаю об этом. Я убедил Боннера, что буду занят весь день. Каков был твой самый большой вклад в улучшение межрасовых отношений?

— Ну, однажды я сказал сам себе, что вот я здесь, один из пары сотен чернокожих в здании размером с город, и я заместитель Арта Боннера. И вот Тони Рэнд, мысленно летящий в звездолете, с единственным чернокожим в числе стоящих на капитанском мостике. И тут я понял — я символизирую чужака, инопланетянина, и ты изучаешь меня.

Рэнд медленно улыбнулся.

— Символизируешь инопланетянина, на мостике. Интересно... Послушай, если ты мне скажешь цвет твоей символической кожи, я скажу, какая форма у твоих символических ушей.

— Зеленый.

— Заостренные.

Они улыбнулись друг другу, и Рэнд произнес:

— Я тебе вот что скажу. На мостике действительно есть чужаки, и ты совсем не в их числе. И конечно, я изучаю их. Ты признаешь, что Арт Боннер — гений?

— Конечно, — ответил Престон без колебания. — Я знаю, чего требует работа руководителя здесь. Никто другой не смог бы ее выполнять.

— Думаешь, я хочу попытаться? Хорошо, Барбара Черчворд гений?

Сандерс на секунду нахмурился.

— Я не очень много работаю с отделом экономики, но Арт считает ее гениальной женщиной. — Он снова нахмурился. — Ага, кажется, я понял, на что ты намекаешь!

— Конечно, — сказал Тони Рэнд. — Сейчас в них обоих вживлены эти имплантаты. — Лицо Рэнда приобрело странное выражение, похожее, подумал Сандерс, на сильную тоску, как у ссыльного, глядящего на море, за которым остался дом.

— Интересно, что чувствуешь, когда можно узнать все, что хочешь, просто задав вопрос? В любом случае, можно рассматривать их как интерфейс “человек-компьютер”. Что мне нужно решить, так это насколько важна связь с компьютером? Они оба были гениями еще до того, как им были вживлены устройства связи с компьютером.

На телевизионном экране из смога вздымалось фаллической формы здание городского правления Лос-Анджелеса. Сандерс покрутил ручку и улучшил резкость.

— К тому же, эти имплантаты ужасно дорогостоящие, — сказал он. — Я понял. Ты должен решить, будут ли они нужны офицерам твоего звездолета.

— Или моего следующего арколога. Поэтому ответь мне — эти двое просто гении, или сейчас они нечто большее?

— Черт, да как же я могу знать?

— Кстати, я думал, что ты сам можешь быть гением. Я имею в виду, что единственный чернокожий в командном составе Тодос-Сантоса должен быть чем-то большим в сравнении с тем, чем кажется.

— Ну ты и идиот.

— Сомневаешься?

— Здесь не требуется гениальности. Требуется только интеллект, плюс готовность принимать ответственность за отдаваемые тобой приказы, и... — Он остановился, запнувшись на слове, которое чуть было не произнес, и взглянул на Рэнда, чтобы узнать, не догадался ли тот.

Но было совсем по-другому. Рэнд вовсе не понял, что он хотел сказать, и ждал продолжения.

— Хорошо, — сказал Престон. — Мы здесь играем в политику. Это означает множество трений между людьми, множество компромиссов между теми, кто считает, что знают правильный ответ, и теми, кто считают, что этот ответ есть именно у них. Я часто оказываюсь вовлечен в это, может быть потому, что я слишком заметен. — Сандерс пожал плечами. — И я мирюсь с этим. Я часто уступаю, даже тогда, когда знаю, что я прав. Кое-кто назвал бы это томизмом.

— Томизмом? От дяди Тома? Но ты отдаешь больше приказов, чем исполняешь.

Рэнду никогда не понять. Его характерной чертой было неучастие во внутренней политике Тодос-Сантоса. Если им пытались манипулировать, он мог внезапно завести разговор о чем-нибудь другом, например, о перепланировке пространства вашего чулана, в то время как вы старались обрушить на кого-нибудь критику.

Вот почему Сандерс обычно чувствовал себя спокойно в присутствии Рэнда. От Тони Рэнда не исходило опасности. Как и Арт Боннер, он был тем, кому можно всегда доверять.

Но если он будет вовлечен в политику, подумал Сандерс, он станет опасным человеком. Конечно, отдел обслуживания всего лишь часть отдела управления, но инспекторы отдела обслуживания, если придется выбирать, вероятно встанут на сторону главного инженера. Может быть, не открыто, но... — Сандерс представил себе, как кто-нибудь, пытающийся устранить Рэнда, получает в результате кухонную раковину, подсоединенную к унитазу, и кондиционер, вдувающий аромат скунса. На его лице расплылась широкая улыбка.

Рэнд спросил:

— Что-то хочешь сказать?

— Тебе что-нибудь говорит имя сэр Джордж Риди?

— Нет.

— Это тот парень, от встречи с которым ты уклонился. Канадец, прилетевший изучить Тодос-Сантос. Я наблюдал за его вертолетом.

— Я подумал, ты сменил изображение из вежливости.

— Так вот, Тони, у сэра Джорджа тоже есть имплантат.

— Ага. В таком случае, с ним стоит поговорить. — Рэнд задумался.

— Конечно, но есть еще кое-что. Он получил имплантат в благодарность за покровительство, оказанное некоему лицу со стороны его семьи. Я сомневаюсь, что он был гением до вживления имплантата.

— Ох-ох, — проговорил Рэнд и взглянул на свою новую игрушку — часы, тонкие и гибкие, как ткань его рубашки. — Хм, мне кажется, я должен уточнить кое-какие детали, — сказал он. — Пожалуй, я не буду работать после обеда, а, Прес? Спасибо. — Рэнд торопливо вышел, сопровождаемый белозубой улыбкой Сандерса.

Улыбка исчезла с его губ, когда Сандерс вернулся к своим мыслям.

В его семье не было рабов. Конечно, кто-то когда-то был, но начиная с 1806 года, а сведений о более раннем времени обнаружить не удалось, Сандерсы были свободными неграми, работающими на правительство Соединенных Штатов в Вашингтоне. Его отец был врачом в системе общественного здравоохранения. Сам Сандерс посещал лучшие частные школы, где были настолько либеральные порядки, что никто не мог даже подумать, чтобы употребить слово “ниггер”. И как же я ненавидел этих сопливых ублюдков, подумал, вспоминая, Сандерс. Он взглянул на свои темные руки и удивился себе. Почему же тогда у меня нет ненависти к Миду и Леттерману, и другим, которые становятся нервными, разговаривая со мной?

Он выпрямился, вспомнив, и, нажав кнопки на пульте, переключил экран с вида на восток, в сторону Лос-Анджелеса, на вид в сторону океана. Используя джойстик, он поворачивал камеру, пока не увидел ярко раскрашенный силуэт в светлом небе. Он увеличил изображение, и стало видно счастливо кричащего Френка Мида, летевшего на дельтаплане с двойным крылом. У Мида не было избыточного веса, он был просто большой, и для того, чтобы удерживаться в воздухе, ему требовался дельтаплан особой конструкции. Мид был одним из тех, кто не скрывал того, что считает, будто Престон Сандерс досадная случайность.

Почему же у меня нет ненависти к нему? Престон недоумевал. Он действует мне на нервы, но у меня нет к нему ненависти. Почему?

Может быть потому, что у меня нет опыта жизни чернокожего? Так сказал бы мой сосед по комнате в общежитии в Гарварде.

Или потому, что мы все занимаемся делом, в которое верим? Мы управляем цивилизацией, совершенно новой в этом мире, и не пытайтесь мне возражать, что она слишком небольшая. Это цивилизация. Первая за долгие времена, при которой люди могут чувствовать себя в безопасности.

Если только они верят мне.

Он поднялся из-за стола. Подошло время его встречи с Артом Боннером. Менеджмент добился успеха в столетии, которое было не самым успешным в истории человечества.

Питер Ф. Друкер. “Новая роль менеджмента”, в книге “Будущее корпорации” под ред. Германа Кана

Престон Сандерс быстро шагал вдоль по коридору, прозванному “улицей Правления”, не замечая толстых ковров под ногами и покрытых панелями стен, усеянных картинами. Он думал о том, что собирался обсуждать с Боннером, а именно о первоочередных назначениях на должности, хотя у того было множество таких просьб, и он, вероятно, не даст Сандерсу всего, что он хотел.

— Успешной работы, Ди, — сказал Престон. — Мне нужно разобраться с парой вопросов.

— Хорошо, мистер Боннер через минуту освободится. Позвонили по спутниковой связи из Цюриха...

— От больших боссов, банкиров, которым принадлежит Тодос-Сантос. — Все в порядке, правда, — заверил он ее.

Она кивнула и начала рыться в бумагах, оставив Сандерса с его мыслями. Он хотел обдумать рабочую проблему в воздушном колодце номер 4, но его мысли вернулись к Делорес и Арту Боннеру. Интересно, что с ними произошло? Между ними несомненно была любовная связь через год после того, как от Арта ушла жена. Кому нужен случайный гость вместо мужа и отца ее детей? Но Ди видит его весь день. Какое-то время они были без ума друг от друга, а затем — ничего. Интересно, почему?

— Он закончил разговор, — сказала Делорес.

— Спасибо, — ответил Сандерс и прошел в кабинет.

Телевизионный экран на стене показывал голографическое изображение Тодос-Сантоса во всей его сложности.

— Снова проблемы с Цюрихом? — спросил Сандерс.

— Небольшие. ОПЕК в следующем месяце поднимет цены. Слава богу, у нас есть собственные источники электроэнергии, — сказал Боннер.

— Если мы сможем их обслуживать. Это моя главная проблема, — сказал Сандерс.

Боннер вздохнул.

— Да... Хорошо, выкладывай свои проблемы, Прес, но поторопись. Мой гость-пожарный уже торопится на коктейль. — Он слегка нахмурился, и исчезнувшую с экрана голограмму сменил вид с крыши на Сити-холл Лос-Анджелеса. По направлению к ним двигалось темное пятнышко.

Здание в тысячу футов высотой круто поднималось от квадратного основания со сторонами в две мили. Оно стояло среди зеленых парков и рощ апельсиновых деревьев с низкими бетонными строениями, одинокий сверкающий блок, сияющий окнами в отвесных стенах и превращающий в игрушечные миниатюры все окружающее.

— Великолепно! — Сэр Джордж Риди наклонился к окну принадлежащего пожарному департаменту Лос-Анджелеса вертолета. Повернувшись в восторге к сопровождающему, он прокричать сквозь шум мотора: — Господин Стивенс, я конечно видел это по телевидению, но я не мог и вообразить...

Маклин Стивенс кивнул. Независимый город Тодос-Сантос оказывал на всех такое же впечатление, и Стивенс давно привык к этому. И это отнюдь не вызвало у него теплых чувств по отношению к городу. Лос-Анджелес тоже большой город.

— За ним, сэр Джордж, вы можете видеть строительство на острове Каталина. Ближе, на материке, начинается и идет вправо городская эспланада вдоль берега моря. Мы считаем, что Дель Рей и Каталина являются значительными в своем роде проектами.

Сэр Джордж покорно посмотрел в сторону моря.

— Да, я собирался спросить об этом. Я увидел это, когда мы подлетали — огромная белая масса. Это айсберг.

“Я мог бы догадаться”, — подумал Стивенс.

— Ах...

Невозможно было избавиться от Тодос-Сантоса. Стивенс милостиво сдался и передал пилоту:

— Капитан, вы не могли бы облететь вокруг Тодос-Сантоса для сэра Джорджа?

Рев турбин немного изменился, когда большой красный вертолет сделал небольшой круг, облетев по периметру парки, окружающие огромное здание. Слева от них был Тодос-Сантос с отдаленными от него зелеными парками и апельсиновыми рощами. Риди всматривался вниз, и вдруг воскликнул:

— Мне показалось, я увидел оленя!

— Вполне вероятно, — ответил Стивенс.

Прямо под ними, куда они не могли посмотреть, был пояс ветхих домов и разваливающихся многоэтажек.

Маклин Стивенс не смотрел вниз, но он точно знал, что было внизу. Квартал за кварталом, насмешка над руководством города и всеми надеждами Стивенса — дома, полные семей без надежды, живущих на пособия, и — на объедки из Тодос-Сантоса.

Рев турбин менял тональность при смене пилотом скорости, и Стивенс надеялся, что гость ничего не заметил. В пожарных обычно не стреляли. Но могли и выстрелить.

— Но из чего же сделан Тодос-Сантос, ведь это район землетрясений? — спросил сэр Джордж.

— Да, но мне говорили, что он абсолютно безопасный, — ответил Стивенс. — В контрактах есть требование, чтобы архитектор, подрядчики и множество рабочих жили внутри. Они очень хорошо поработали над проектом.

— А-а.

— А что касается того, из чего он сделан — да из чего угодно. Опорные башни из стальных ферм, в основном. Стены не несут гравитационной нагрузки, и они могут быть из всего, что может выдержать напор ветра. Использованы композиты, такие как стекловолокно, армированное углеродными нитями. Некоторые более передовые искусственные туфы. Много бетона на нижних уровнях. Видите вот там промежутки? Жилые комплексы были собраны внизу и подняты наверх секциями...

Сэр Джордж не слушал. Он поднял бинокль и внимательно рассматривал громадное здание. Пятьдесят уровней поднимались от парков и апельсиновых рощ внизу. На каждом уровне выступали балконы. Через кажущиеся случайными промежутки, образующие однако необъяснимо приятный узор, выступали очень большие балконы, на которых стояли столы и стулья. За столами сидели группы людей в яркой одежде и ели, или играли в карты, или занимались еще чем-то, чего он не мог увидеть даже с расстояния в одну милю в бинокль.

— Послушайте, некоторые из этих людей голые!

Стивенс кивнул. Конечно не те, кто обедает или играет в карты. Видимо, сэр Джордж заглянул на балконы частных квартир. Жители Тодос-Сантоса очень любили загорать, и все балконы были отделены один от другого. Подглядывать могли только мужчины на летающей технике, если бы только кто-нибудь из Южной Калифорнии хотел этим заниматься. Вероятно, у высокопоставленных канадцев другая точка зрения.

— А что это там внизу? — спросил сэр Джордж. Он указал на группы низких холмов, очевидно крыши подземных строений. Холмы были покрыты кустами и деревьями, однако в их нижней части были двери, к которым вели бетонные дороги.

Стивенс пожал плечами.

— В основном, — фабрики по производству питания. Молочные фермы. Птицефабрики. Помещения, где хранится техника для обработки апельсиновых рощ. Сэр Джордж, я не являюсь специалистом по Тодос-Сантосу. Вам все расскажут лучше те, кто внутри.

— Да, конечно. — Риди повернулся к нему, оторвавшись от бинокля, и взглянул на Стивенса с сочувствием. — Я забыл, он действительно не является частью вашего города. Вы не завидуете?

Стивенс усмехнулся. Вопрос напомнил ему о постоянной ноющей боли, которую он с недавних пор ощущал в животе.

— Богатству — да. Деньгам, которые текут сюда и уходят из страны. Тому, что они избегают налогов. Я возмущен этим, сэр Джордж, но я не завидую людям, которые живут в этом термитнике.

— Я понимаю.

— Нет, сэр, я в этом сомневаюсь. — Стивенс вновь почувствовал горечь, и заговорил, не думая о возможных последствиях. — Это термиты. Когда попадете внутрь, обратите внимание на сходство. Чрезвычайно высоко развитая кастовая система. Солдаты, короли, королевы, трутни — есть все. И сильная тенденция к унификации единиц в каждой касте.

Он остановился, чтобы не сказать больше. Будет лучше, если этот высокий чиновник увидит все сам. Сэр Джордж походил на толстого шута, и вполне мог таковым оказаться, однако Стивенс в этом сомневался. Джордж занимал пост заместителя министра, и Стивенс заметил, что многие высшие чиновники из англо-канадцев притворялись беззаботными простаками.

— Я заметил демонстрантов, — сказал Риди.

— Да. Есть несколько их разновидностей. Тодос-Сантос не очень популярен у молодого поколения, — ответил Стивенс.

— Почему?

— Возможно, вы поймете сами. — А может быть и нет, подумал Стивенс. Возможно... а, к черту все это.

Вертолет снова повернул и сейчас летел над апельсиновыми рощами вдоль хорошо обозначенной на земле посадочной траектории к зданию. Вертолет поднимался выше, и они увидели крышу.

Огромная крыша совсем не была ровной поверхностью. Она была разделена на участки четырьмя огромными световыми колодцами, спускавшимися вниз уступами с балконами на них.

— Они походят на коробки, из которых вынули египетские пирамиды, — метко заметил сэр Джордж.

— На самом деле, они гораздо больше, — засмеялся Стивенс.

Даже при наличии световых колодцев остающееся пространство было огромным. Его заполняли парки, плавательные бассейны, уменьшенное поле для игры в гольф и трасса для автомобильных гонок, вертолетные стоянки и игровые площадки с бегающими детьми, угловые башни с роскошными квартирами, расположенные выше всех остальных.

— Откуда они получают энергию для всего этого?

— Из водорода, — ответил Стивенс. — У них есть комплекс по производству ядерного топлива в Мексике, откуда проведены энергоканалы до Тодос-Сантоса.

Риди одобрительно кивнул.

— Из водорода. Следовательно, Тодос-Сантос не добавляет слишком много к вашему лос-анджелесскому смогу.

— Нет. Это было частью их контракта с федеральным правительством. — Стивен немного помолчал. — Но некоторые специалисты по окружающей среде этим не удовлетворены. Они утверждают, что Тодос-Сантос просто экспортирует свои отходы...

Он был прерван усилившимся ревом вертолетного двигателя, когда пилот мягко посадил свою ярко-красную машину в нарисованный круг недалеко от угла массивного здания. Крыша была настолько большой, что было трудно представить, что находишься в сотнях футов над поверхностью земли.

Их ожидали. На здание налетал порывистый ветер. Ближе к вечеру ветер был холодным, и они были рады попасть внутрь этого низкого строения.

Приемный зал вертолетного порта был небольшой. Большинство мужчин внутри были в форме и имели при себе оружие. Удивительно вежливые охранники сфотографировали их.

— Прошу вас положить ваши руки на идентификационный экран, пожалуйста, сэр, — сказал лейтенант охраны. Экран с данными проверки был скрыт от глаз приехавших, и было невозможно узнать, что же обнаружил охранник.

Машина зажужжала и выплюнула два толстых пластиковых значка. Маклин Стивенс, главный помощник мэра города Лос-Анджелес, и сэр Джордж Риди, заместитель министра по внутреннему экономическому развитию и градостроительству, доминион Канада. Их фотографии занимали половину поверхности значков, а поверх буквами цвета пламени было напечатано: “ПОСЕТИТЕЛЬ”.

— Просьба носить это в течение всего времени вашего пребывания в независимом городе, — сказал лейтенант. — Это очень важно.

— А что случиться, если я потеряю значок? — спросил сэр Джордж. Он выговаривал слова точно и четко, с настоящим оксфордско-кембриджским акцентом. В его голосе содержалось точное выверенное количество недоверия и высокомерия, и Маклин Стивенс позавидовал ему.

Охранник будто не заметил, что его хотели оскорбить.

— Сэр, это очень серьезно. Наши детекторы обнаружат человека без идентификационного значка, и будут посланы полицейские. Вам это может показаться неприятным.

— А может оказаться и опасным, — добавил Стивенс. — Лейтенант, сколько людей вошли сюда и никогда не вышли отсюда?

— Сэр? — Полицейский нахмурился.

— Забудьте это. — “Не стоит беспокоить наемного служаку. Он может и не знать. Или я могу ошибаться”, — подумал Стивенс.

— Мне можно проводить сэра Джорджа или нам нужен эскорт?

— Как пожелаете, сэр. Мистер Боннер, — лейтенант понизил голос, будто из страха или почтения, — скоро будет ожидать вас. Если вы планируете задержаться где-либо по пути, просим сказать нам, чтобы мы смогли уведомить его.

— Мы возможно немного пройдемся по прогулочной аллее, спасибо.

— Очень хорошо, сэр. Я понял, что вам не нужна схема маршрута.

— Нет. Я бывал здесь раньше.

— Я знаю, что бывали, мистер Стивенс. — Охранник взглянул на невидимый экран. — Желаю приятного пребывания в Тодос-Сантосе.

Голографическое изображение Тодос-Сантоса мерцало голубым светом. В районе приемного зала вертолетного порта появились две маленькие синие точки.

— Мои посетители скоро будут здесь, Прес, — сказал Арт Боннер. — У тебя есть еще что-то, с чем ты не можешь справиться сам?

— Нет. Но я хочу еще раз повторить, что график поставки водорода очень ненадежен, Арт. Если ФРОМАТЕС удастся взорвать подающий трубопровод в этом месяце, неприятностей у нас будет по горло.

— Хорошо, ты можешь назначать своим полицейским сверхурочное дежурство. — Боннер нахмурился.

Он замолк на мгновение, почти не заметное, и Сандерс понял, что его босс к чему-то прислушивается. Хотя это нельзя назвать в точности слушанием. Интересно, как себя чувствуешь, когда данные поступают непосредственно в твой мозг?

— Инспектору Миду это очень не понравится, — сказал Боннер. — Он только вчера кричал о перерасходе бюджета. Но это твое решение.

— Он завопит еще громче, когда эти хиппи перекроют нам энергопитание, — ответил Сандерс.

— Правильно. Не жалеешь меня, а мне нужно отчитываться перед Цюрихом. Тебе-то не надо.

По условиям контракта Боннер имел полную власть в Тодос-Сантосе. Он подчинялся банкирам, которые построили город, однако они не имели права вмешиваться в то, как он руководил им. Конечно, они всегда могли его уволить.

— Относись к этому как можно спокойнее, — сказал Боннер. Его голос стал серьезным. — Дело не только в Фрэнке Миде. У Цюриха как раз сейчас проблемы со свободными средствами. Строительство орбитальной станции съедает кучу денег. Но, черт побери, делай то, что должен делать. Это моя проблема, и Барбары. Может быть, ей удастся сделать денежное чудо. — Он повернулся к экрану и указал на синие точки, быстро двигающиеся вниз.

— Они идут. Итак, мы решили рабочую проблему в системе управления подачей воздуха. Повысили в должности трех полицейских. Мы получили твою докладную записку, которая поджарит зад этому торговцу. Ты получил разрешение на сверхурочное дежурство для своих патрульных, из-за чего ты и пришел сюда в первую очередь. Все, достаточно. Назад, на хлопковые плантации, Растус.

— Слушаюсь, босс. — С Боннером было легко разговаривать таким образом. Так не было всегда, и видимо поэтому Боннер говорил именно так, подумал Прес. Арт Боннер пропал бы, имей он не толстокожего заместителя.

— Ты умеешь отбрасывать чепуху, — сказал Боннер. — Так, мои гости скоро будут здесь. Без сомнения, будем пить и кутить без остановки. Простая и счастливая жизнь. Поэтому угадай, кто будет дежурным сегодня ночью?

— Слушаюсь, сэр, — ответил Сандерс.

Боннер посмотрел на него критически. Затем нажал на кнопку в подлокотнике большого кресла. — Делорес.

— Я вас слушаю, — ответил голос в динамике внутренней связи.

— Ди, если Мак Стивенс и этот канадец подойдут до того, как я буду готов их принять, проведи их в зал номер два, пожалуйста.

— Хорошо, мистер Боннер.

— Спасибо. — Он отключил внутреннюю связь. — Ладно, Прес, что же тебя гложет?

— Ничего...

— Какого черта! Говори.

— Хорошо. Мне не нравится занимать беспокойную должность, шеф. — Раз уж ты так хочешь знать, подумал он. — Я люблю свою работу. Но дело не в работе и не в ответственности. Я всегда справлялся с тем, что ты мне поручал...

— Совершенно верно. Так в чем же тогда дело?

— Люди не хотят меня видеть в качестве Первого номера. Ты, конечно, номер Второй. Они мирятся со мной как с чернокожим, потому что я твой заместитель. Но не в этом кресле.

Боннер нахмурился.

— Нет, — Сандерс беспомощно развел руками. — Разве ты не понимаешь, Арт, что будет только хуже, если ты поговоришь в своей известной манере об этом с кем бы то ни было. Никто в особенности. Они все возмущены, что я работаю главным руководителем. Многие из них даже не сознают, что они этим возмущены. Другие прилагают огромные усилия, чтобы скрывать это. Но я не могу ошибиться! Абсолютно все.

— Я тоже не могу...

— Чепуха. Ты не можешь сделать большой ошибки. Я же не могу ошибиться вообще.

— Ты просишь, чтобы я заменил тебя, потому что ты не справляешься с работой?

— Пусть будет так, если ты так думаешь.

— Я так не думаю. Если бы я так думал, я бы заменил тебя уже давно. — Боннер вздохнул и покачал головой. — Хорошо. Ты знаешь, как меня найти. Но ради бога, дай мне хотя бы пару часов.

— Конечно. Это можно сделать в любое время, — ответил Сандерс. — И если возникнет большая проблема и я не смогу с тобой связаться...

— Да?

— Я на службе, Арт. Я это помню.

— Хорошо. А сейчас могу ли я встретиться с моим канадским посетителем? Мы закончили?

— Конечно.

— Пока. Поговорим об этом за ланчем, — сказал Боннер. — Договорись с Делорес о времени. — Он обвел взглядом окружающие его экраны в красивых зеленых корпусах. — Ты можешь соединяться прямо со мной. Позвони, когда дойдешь до своего кабинета. Что касается остального — ты на службе.

Когда Сандерс вышел, он взглянул на экран. Синие точки двигались уже ниже улицы Правления.

— Мы можем поговорить здесь, только тихо. — Бородатый юноша говорил неуверенно, но сигналов тревоги не было слышно, и он ухмыльнулся.

Остальные кивнули и открыли один из ящиков. Девушка достала противогаз. В туннеле было жарко, и она вытерла пот со лба перед тем как надеть его.

Эдмунд Берк.

Двери приемного зала открывались в комнату с множеством лифтов.

— Кабинеты администрации внизу, — сказал Стивенс сэру Джорджу. — Мы можем сразу отправиться вниз, или можем немного посмотреть на этот муравейник до того, как вам назначат гида.

— Но мне показалось, что нас ждут.

— Не беспокойтесь об этом. У Боннера есть много дел, чтобы заняться, и кроме того он точно знает, где мы находимся.

— Действительно? В таком случае, существуют какие-то средства слежения за этими значками?

Стивенс кивнул.

— Мы совершим небольшую прогулку по нескольким внешним коридорам. Не стоит вести вас сразу на аллею для прогулок.

— Почему это?

— Там слишком много всего. Любые магазины, какие только возможны. И там толпится довольно много народу.

Риди нахмурился.

— Если она настолько большая, почему там толпится народ? Думаю, здешних жителей явно недостаточно, чтобы...

— Это не местные жители, — сказал Стивенс, и его лицо помрачнело. — Это жители Лос-Анджелеса. Многие приезжают сюда за покупками. И я, черт побери, не могу их упрекать. Это удобно. Все магазины находятся в одном месте, и есть подземка, чтобы попасть сюда. Но деньги попадают сюда, и никогда не возвращаются, по крайней мере в Лос-Анджелес.

— Однако... — Риди охнул, когда пол под ним стремительно двинулся вниз. — Хочу сказать, это было неожиданно. — Он смотрел на указатель этажей с мелькающими цифрами. — Не думаю, что вы можете ограничить ваших людей. Запретить им приезжать сюда.

— Каким образом? — спросил Стивенс. — Однажды мы попробовали. Суд издал постановление — и избиратели отныне могут не обращать внимания на запрет. Да и не в этом дело. Тодос-Сантос владеет системой подземки. Здесь находится транспортный узел — легче попасть из Сан-Педро в долину Сан-Фернандо, проехав здесь, чем ехать на машине. И гораздо легче, чем ехать на автобусе.

Дверь лифта открылась в широкий коридор.

— Мы находимся на 15-м уровне, — сказал Стивенс. — Здесь расположена в основном малая индустрия. Сборка электроники, операторы-уолдо...

— Операторы-уолдо?

Стивенс двинулся к движущейся дорожке. — Смотрите под ноги. — Они шагнули на черную движущуюся поверхность. — Эта медленнее, чем другие. Если вы хотите попасть на другую сторону здания, вам нужно перейти на другой уровень и найти быструю полосу.

— Тодос-Сантос построил метро в Лос-Анджелесе? — спросил Риди.

— Да. У них есть капитал. Нефтяные деньги с Ближнего Востока, направляемые через Цюрих. А также оборудование — большие полуавтоматические машины для прокладки туннелей. Кстати, сейчас они прокладывают новый тоннель как раз под моим кабинетом в муниципалитете. С их оборудованием прокладка обходится в десять процентов от того, что это стоило бы для нас.

На стороне коридора, обращенной к центру здания, была другая путаница: аккуратные надписи на дверях указывали электронные мастерские, ремонтные мастерские, различные предприятия легкой промышленности, перемешанные с маленькими магазинами. Иногда встречались длинные ряды закрытых дверей с одной надписью: “Вестингауз”, “Теледайн”, “Интернэшнэл Секьюрити Системз”, “Эрликон”, “Баркли-Ямашито Лтд.”.

Коридор оканчивался стеной с лифтами.

— Ну, после того, как вы побывали в обычных местах, вы готовы к тому, чтобы увидеть аллею для прогулок, — сказал Стивенс, — сказал Стивенс. — Это зрелище нельзя пропустить.

Лифт устремился в шахту, как падающий сейф. Стивенс наблюдал за лицом Риди, когда двери лифта открылись.

Конечно, Риди знал, что его ожидало. Большинство посетителей знало. И все-таки им требовалось несколько секунд, чтобы осознать, что они видят.

Стивенс усмехнулся. — Скажите себе, что вы можете привыкнуть ко всему, — сказал он, и они направились вниз.

Они прошли над огромной надписью, гласившей: ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. РАЗРЕШЕНИЕ НА ВХОД МОЖЕТ БЫТЬ ОТМЕНЕНО В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ.

— Что это значит? — спросил сэр Джордж.

— В точности то, о чем эта надпись говорит, — ответил Стивенс. Они посмотрели еще немного, и Мак провел своего посетителя на движущуюся дорожку. Сэр Джордж, казалось, привык к ним. Они были в большинстве новых торговых центрах и аэропортах, хотя и не такие совершенные, как эти.

Внешняя полоса была широкой, и на ней были сиденья. Несколько более узких дорожек отделяли ее от другой центральной широкой полосы с сиденьями. Каждая дорожка двигалась быстрее предыдущей, а центральная проносилась со скоростью пятьдесят километров в час. Они переходили с полосы на полосу, пока не достигли самой быстрой, и сели рядом с прозрачной ветрозащитной перегородкой.

Параллельные линии сливались впереди в исчезающей точке. Над их головами нависал город среднего размера. Мак это знал, но он никогда не мог этого почувствовать, даже здесь, в этой огромной... комнате.

Сквозь плексиглас они видели размытое мелькание лиц и яркой одежды пассажиров, двигавшихся в противоположном направлении. По обе стороны от барьера тянулись магазины, и все вели бойкую торговлю. Риди заметил отделение “Дрим Мастерс”, сети галерей фантастических картин. Они пронеслись мимо бокового коридора, ведущего вверх на следующий уровень с еще большим количеством пешеходных дорожек и местами для разговоров. Балконы этого уровня нависали даже над движущимися дорожками, на них тоже помещались магазины.

В размещении магазинов не было специального порядка, однако вывески... Риди озадаченно нахмурился. Что же с вывесками магазинов?

— Вы заметили? Корпорация разрешает рекламу, — сказал Мак Стивенс, — но они регулируют размер вывесок, и у них есть комитет по эстетике, который устанавливает стандарты. Если Арту Боннеру что-нибудь не понравится, это вероятно будет сочтено не эстетичным.

Магазины спортивных товаров, канцелярских товаров, одежды, велосипедов, рестораны, банки, магазины по продажи электроники, музыкальные, книжные. Беспорядочно входящие и выходящие люди. Здания казались хрупкими, не предназначенными противостоять погоде. Сэр Джордж улыбнулся, увидев внезапно отличающийся от других табачный магазин, построенный, видимо, из кирпича и выглядевший солидно, как пирамида майя.

— Они покупают? — спросил Риди. — Кажется, никто не несет пакетов.

— Безопасность, — ответил Стивенс. — Посетителям доставляют их покупки. Или на площадь у выхода, или прямо к ним на дом. Жители тоже редко, когда сами носят покупки. Это не нравится охранникам.

— Мне кажется, американцы имеют давнюю традицию ругать полицейских, — сказал Риди.

— Конечно. Но жители Тодос-Сантоса в этом отличаются. Я не хочу сказать, что охранники могут запрещать жителям носить пакеты. Они просто это не любят. А жители стараются не раздражать охранников. Они скорее сотрудничают. — Они достигли противоположного угла здания, и Стивенс повел Риди по медленным полосам и затем по коридору.

— Я вижу значки не у всех, — сказал Риди. — Они не более чем у половины.

Стивенс кивнул и повел канадца к концу диагонали, где было несколько выходов, и они вышли.

— Если бы у нас не было неограниченных значков посетителей, мы были бы вынуждены остаться там, — сказал он. — Прогулочная аллея является открытым участком. Туда впускают почти всех, только следят, чтобы туда не попали известные преступники и террористы. — Его губы сжались. — С их быстротой транспортной системы они вытянули из города множество предприятий.

Он указал вдоль длинного коридора.

— Это восточный параметр, уровень Аллеи. Здесь расположены, конечно, в основном квартиры. Вид снаружи является главным условием для размещения жилых помещений.

— И только квартиры? Кажется, это не очень удачный проект...

— Нет, не только. Здесь все смешано, как везде. Ночные клубы, рестораны, частные клубы, даже несколько магазинов с дорогими товарами. Конечно, все здешние предприятия привлекают клиентов только из числа жильцов, за исключением особых клиентов, имеющих постоянные значки посетителей.

— Странно, — проговорил Риди. — Я думаю, они хотели бы привлекать посетителей. Для чего все эти ограничения?

— О, на то есть причины. — Стивенс указал на дверь. Как только они к ней подошли, дверь открылась, отодвинувшись в сторону. За ней стоял одетый в красно-синюю форму охранник, который приятно улыбался, когда они прошли мимо и уперлись в очередную стену с лифтами.

Вместе с ними лифт ожидали около пятидесяти человек. У всех были значки, и только у нескольких была яркая надпись “ПОСЕТИТЕЛЬ”. Риди посмотрел на значки и на людей, но ничего не сказал.

Было невозможно их охарактеризовать. Возьмите пятьдесят любых случайных людей в любом большом городе, и вы получите такой же набор. Что же было в них такого, что делало их похожими на собрание дальних родственников? Риди не мог этого понять.

Лиф быстро доставил их на следующую движущуюся дорожку. Они были на внешней периферии и двигались мимо квартир, через открытые участки, ведущие к открытым балконам. Было очевидно, что это многолюдная часть.

— Хорошо, — сказал сэр Джордж, — мне не удалось определить, что это такое в людях — сходство?.. Они одеты не так ярко, как ожидаешь от жителей Южной Калифорнии, но дело не только в этом.

Стивенс ухмыльнулся.

— Термиты, правда? Но вы заметили, как везде тихо, даже на Аллее, где эти люди?

— Пожалуй, да. Совсем не тот уровень шума, который ожидаешь. Это какое-то правило?

— Привычка. Привычки здесь очень могущественны. Кстати, я не удивлюсь, если какой-нибудь полицейский Корпорации подслушивает нас через эти значки.

Сэр Джордж посмотрел на свой значок, будто разглядывая на нем ядовитого паука.

— И жители с этим мирятся?

Стивенс пожал плечами.

— Значки жильцов разные. По крайней мере, так говорят. Однако, сэр Джордж, жильцы сами хотят, чтобы за ними наблюдали. Это еще одна привычка. Традиция Закона и Порядка здесь очень сильна. Сознание вроде как у осажденных...

— Паранойя?

— Ну, у них есть причины. У параноиков тоже есть враги, — сказал Стивенс. — Нам туда, выход впереди. Вы следите за новостями? ФРОМАТЕС, Друзья Человека и Земного Общества продолжают свои попытки саботажа Тодос-Сантоса. Не говоря о нескольких других группах ненавистников. Просто обычные гангстеры, пытающиеся вымогать деньги. Газовые бомбы. Осиные гнезда. Обычно в этом роде, но иногда появляются террористы с чем-то действительно гадким, вроде той гранаты, что убила дюжину людей в аркологе Краун Сентер в Канзасе. — Он беспомощно пожал плечами. — Моей полиции не удается поймать их снаружи, поэтому Компания имеет собственную полицию.

— Но не играет ли это на руку террористам? — спросил Риди. — Одна из целей террора — спровоцировать ответные действия. Ухудшить положение настолько, чтобы люди приветствовали любые изменения.

— Любые изменения, которые их защитят, — добавил Стивенс.

Экскурсия закончилась на другой лифтовой площадке, и они отправились в офис администрации, войдя в двигающийся вверх лифт. Они вышли в коридор с толстыми коврами и панелями орехового дерева. Сэру Джорджу показалось, что они заблудились.

Каждый житель Тодос-Сантоса испытывал такой момент потрясения, за исключением только детей и Тэда Рэнда. Люди могут заблудиться на городских улицах, но заблудиться в Тодос-Сантосе — это то же самое, что заблудиться в Карлсбадских пещерах. Заблудиться в трех измерениях, в лабиринте, занимающем кубическую милю!

Момент прошел. Не важно, что сэр Джордж прошел по невообразимо запутанному пути. У него были провожатые, и он не попал в ловушку, но это потрясение пережил и он.

Эти два человека совсем не походили друг на друга, однако те, кто их знал, а иногда даже посетители, которые видели их вместе, более поражались их сходству, чем различию. Это было невозможно объяснить. Конечно, вы не могли принять одного за другого. Однако оба они смотрели на людей одинаково, и оба говорили одинаковым тоном: тоном команды, тоном человека, настолько привыкшего, чтобы ему подчинялись, что ему не надо было повышать голос или прибегать к угрозам.

— Рад видеть вас снова, Мак, — сказал Боннер.

— Взаимно, — автоматически ответил Стивенс. — Арт, это почтенный сэр Джордж Риди, заместитель министра экономического развития и градостроительства канадского правительства. Извиняюсь за небольшое опоздание, но я взял на себя смелость показать сэру Джорджу торговую аллею...

— Конечно, я знаю, — ответил Боннер. — Входите, прошу вас, садитесь. Хотите выпить? У нас есть почти все, что вы можете попросить, и множество того, что вы не попросите.

— Это похоже на пустое хвастовство, — сказал Риди и широко улыбнулся. — “Пиммз Кап”, пожалуйста.

— Конечно. Мак? Как обычно?

— Да, пожалуйста.

Боннер указал им на кожаные кресла и сам сел в одно их них, чтобы поговорить с ними, оставив свой стол позади. Свет в кабинете был отрегулирован таким образом, что освещена была только зона для совещаний.

Где-то рядом раздавалось низкое жужжание, но больше не было слышно не звука. — У вас тут интересное место, — сказал канадец. — Произвело на меня огромное впечатление. — Однако было видно, что он чувствует себя стесненно. Слишком много странного здесь... и он до сих пор помнил момент, когда он почувствовал, что заблудился.

— Спасибо, — сказал Боннер. — Не хотите ли посмотреть еще? — Он указал рукой на стену, и работы декоративного искусства исчезли. Вместо них возникло схематическое изображение с частичным вырезом — Тодос-Сантоса в трех измерениях. Цветные точки, казалось, ползли сквозь голографическое изображение. Оно было полностью схематично, со слишком реалистичными линиями архитекторского рисунка. Изображение исчезло, сменившись рядом цветных изображений, каждое размыто в движении: магазины, люди, входящие на движущуюся дорожку, буйство красок.

Сэр Джордж нахмурился.

— Как, это же путь, по которому мы пришли сюда...

Боннер улыбнулся.

— Правильно. — На экране вновь возникла схема. — Вы видите движущие точки? Это работники моего штата, за которыми мы хотим следить. На ваших значках есть отметки “ОВП” — “очень важные персоны”, поэтому я мог смотреть, где вы идете. Не то чтобы я уделил этому много внимания, но маршрут был все-таки записан...

Жужжание стало чуть громче.

— Готово, — сказал Боннер. Он веселился. Черный прямоугольник кофейного столика в зоне для совещаний открылся, и показались три стакана. Боннер протянул руку вниз и достал поднос.

— “Пиммз Кап”. “Талискер”. И “Ройял Джин Физз” для Мака. Не понимаю, как он может пить эту смесь. Ура!

Сэр Джордж засмеялся, и остальные к нему присоединились.

— Здорово. Признаюсь, я подумал, что вы забыли... — Улыбка на его лице изменилась во что-то другое. — Только скажите, кому вы поручили нас подслушивать? — спросил он.

— Никому, — ответил Арт. — О, мои извинения, сэр Джордж. Я люблю проделывать это с напитками и с заказом блюд, но поверьте мне, никто не подслушивает нас. Я воспользовался своим имплантатом, чтобы сообщить МИЛЛИ наш заказ, и она о нем позаботилась.

— Понимаю. — Сэр Джордж на секунду уставил взгляд куда-то в пустоту.

Боннер улыбнулся.

— Попробуйте еще раз. В качестве ключа используйте свою фамилию.

— А, спасибо.

— Пожалуйста. Я дал вам свободный доступ как высокопоставленному гостю. Мак, есть продвижение по внедрению тебе имплантата?

— Ты думаешь, у города есть лишний миллион долларов? — поинтересовался Стивенс. — Черт, да мы не можем оплатить пять часов сверхурочной работы водителю мусоросборочной машины. — Стивенс настороженно смотрел на сэра Джорджа. — Я не знал, что вы один из элиты.

Риди сочувственно посмотрел на Стивенса.

— Не следует так считать. Моя семья однажды помогла фирме “Сайкик Лтд.”, и они отплатили таким образом. — Он остановился, подыскивая слова. — Очень полезное приспособление, однако, знаете ли, вы можете общаться с компьютером таким же образом и при помощи хорошего портативного компьютера в чемоданчике.

Риди и Боннер обменялись понимающими взглядами. Эти взгляды отодвигали Маклина Стивенса. Таким взглядом обмениваются зрячие в присутствии слепого.

— Итак, что бы вы хотели посмотреть, сэр Джордж? — спросил Боннер. — Как вы уже догадались, мы очень гордимся Тодос-Сантосом. Я назначил наш обед немного рано, в 19-00, но у нас до этого еще много времени. Да, и мистер Рэнд, наш главный инженер, присоединится к нам.

— Мы будем обедать в “Коммонз”? — поинтересовался Стивенс.

— Я думаю, у Шрамма. Лучшая венгерская кухня в стране.

— Хм.

— Только “Коммонз”, — сказал Риди. Он отчетливо понял, что Стивенс засчитал себе очко в какой-то сложной игре.

Наступила неловкая тишина, и сэр Джордж произнес:

— Как вы знаете, мы обдумываем строительство зданий, подобных этому. Мы должны вести жилищное строительство в любом случае, и правительство интересуется, не должны ли мы вести его так же рационально, как вы. Как я понимаю, здесь проживает четверть миллиона людей.

— Около этого, — ответил Боннер. — МИЛЛИ может вам сказать. Но нужно, чтобы нас слышал Мак, и поэтому мы не можем. — Мгновение он выглядел задумавшимся, и по экрану на стене поползли слова.

Общее количество присутствующих: 243782

Посетители без ограничений на Аллее: 129

Посетители со специальными пропусками: 18811

Не проживающие здесь рабочие: 144

Посетители, не имеющие разрешения: 7

Находящиеся в тюремном заключении: 1

— Кто находится в тюрьме? — спросил Стивенс.

Боннер снова задумался, и ответил:

— Прыгун. Его держат в Центре Безопасности. Арестован три часа назад. Его выпускают в полночь, если не окажется никого свободного, чтобы поговорить с ним. Боюсь, мы держим в заточении одного из твоих друзей, Мак?

— Нет.

По экрану снова поползли слова. Сколько людей проживает здесь?

Проектное количество: 275000

Проживающих в настоящее время: 247453

Проживающих во внешних зданиях: 976

— Значит, примерно четверть миллиона, — сказал сэр Джордж.

Боннер кивнул. В здании на четырех квадратных милях, или примерно на десяти квадратных милях здании и площадок. Это почти наивысшая плотность населения, достигнутая где-либо на земле. Вы помните появившиеся несколько лет назад исследования, доказывавшие, что если поместить множество людей на небольшой площади, то все они сойдут с ума? Кажется, этого не произошло.

Маклин Стивенс кашлянул. Боннер метнул на него угрожающий взгляд, а потом улыбнулся.

— Где вы хотели построить здание, сэр Джордж? — спросил Боннер.

Риди пожал плечами.

— Есть несколько возможных мест. У нас столько неразвитых территорий...

— Не сработает, — пробормотал Стивенс. Боннер не сказал ничего, и оба администратора обменялись значащими взглядами.

Боннер над этим смеется, думал Риди. Почему? Мне кажется, Стивенс относится отрицательно ко всей этой идее, бог знает почему он ненавидит весь комплекс. Неужели все жители Лос-Анджелеса думают также? Но что за шутками они обмениваются?

И почему, когда три из этих аркологов оказались в общем неудачными, Тодос-Сантос — очевидный успех, несмотря на то, что он окружен десятью миллионами врагов — жителями большого Лос-Анджелеса?

Жан Жак Руссо.

Охранник обернулся с удивленным выражением на лице.

— Кажется, в туннеле 0-8 была вспышка, капитан.

— Какого рода вспышка?

— Изображения не было.

Дежурный капитан нахмурился.

— В восьмом? Это важный участок. Нам не нужно вторжение в восьмой... — Он яростно застучал по своей клавиатуре, и почувствовал облегчение. — Милли показывает, что там ремонтные работы, — сказал он. — Разрешенное сверхурочное время еще не кончилось, счастливчики. Набери запрос на немедленный обзор ремонтных работ на экране.

— Черт, уже почти обед. Они не успевают закончить сегодня.

— Капитан пожал плечами.

— Если не закончат, мы пошлем патрульного. Хотя, дадим им шанс. Они уже там, и может быть они смогут об этом позаботиться. — Он снова посмотрел на свой экран и кивнул. — Кажется, все в порядке. Никто не открывал дверей ведущих наружу. Дай мне знать, когда изображение появиться снова.

— Конечно. — Охранник снова устроился в кресле и стал продолжать наблюдать за калейдоскопом изображений, потягивая кофе.

Энтони Рэнд с гримасой опустил телефонную трубку. Ему было неприятно всегда, когда звонила Женевьева, и он не был уверен, что было хуже — тогда, когда они были в ссоре, или когда она пытается помириться. Какого черта она не выйдет замуж и не уберется из его жизни? От нее не было никакого толку, когда он пытался сделать карьеру, и когда ему не удавалось расти достаточно быстро, чтобы удовлетворить ее запросы, она ушла, забрав с собой Закери и две трети его скромного дохода. Сейчас, конечно, она хотела вернуться.

Она хочет жить не со мной, а в Тодос-Сантосе, подумал Тони. И будь я проклят, если она не хочет сюда только чтобы жить как чертова принцесса в соответствии с моим положением.

Конечно, у нее есть приманка — одиннадцатилетний малыш Зак. И несколько хороших аргументов. Ребенку конечно нужен отец, но у Тони Рэнда не было времени, чтобы воспитывать сына — он с трудом находил время брать сюда мальчика погостить — и кто-то ведь должен заботиться о Заке, так пусть этим занимается его мать. И может быть их разрыв не был таким уж очень простым и односторонним. Было кое-что и с ее стороны...

Он напрягся, вспомнив, как ощущал тело Женевьевы, внезапно и против воли. Джин была чудесна в постели. С тех пор прошло слишком много времени. Он уже давно не занимался сексом — некогда было заводить подружек. А это очень плохо, когда нет возможности содержать любовницу. Правда, он слышал, что существуют женщины, которые с радостью будут изображать влюбленность, будут внимательны и нежны, когда вы того захотите и ненадоедливы, когда у вас не будет для них времени. Хотел бы он знать, где можно найти такую женщину. Он не то чтобы боялся спросить, просто не мог решить, о ком же спрашивать

Почему же не Женевьева? Она предлагает почти то же самое. Нет, или будь я проклят.

Чертежная доска занимала почти полностью одну из сторон его комнаты. Ее широкая металлическая поверхность была усыпана чертежными приспособлениями, по краям находились кнопки и переключатели. Когда он на ней чертил, изображение передавалось в файлы в его компьютер и было доступно в его кабинете и на месте работ. Другую стену занимали награды, письма в рамках и призы за участие в спортивных соревнованиях. Следующую стену занимали книги. Места для всех нужных ему книг не хватало, и где же он тогда должен был хранить их, здесь или в кабинете своего офиса? Лучше было поместить их в электронные мозги Тодос-Сантоса. Однако почему-то хранение его книг в компьютерной памяти не уменьшило беспорядок — комната по-прежнему была переполнена подносами для писем, полными бумаг, журналами (в основном не прочитанными, но полными важных статей, которые он не хотел пропускать), лежащими на шести полках стеллажа красного дерева, неотвеченными письмами, высыпающимися из выдвижных ящиков. Он тонул в бумаге.

Он завидовал спокойной эффективности в работе Престона Сандерса, Арта Боннера или Франка Мида. Их помощники почти незаметно заботились о деталях. Тони никогда не удавалось устроить все таким образом. Дело было не в том, что у него не было хороших работников. Элис Стралер была хорошим инженером и исполнительным помощником, и Том Голден возглавлял отдел поставок, и...

Но быть хорошими работниками, какие были в его штате, было недостаточно. Они могли защитить его от мелких деталей, однако слишком часто он обнаруживал, что детали являлись ключом к проблеме. Он был должен следить за поставками оборудования, потому что не знал, какое из них окажется необходимым.

Это привело его к созданию роботов-контролеров — небольших устройств, снабженных видеокамерами и звуковым оборудованием, которые могли свободно передвигаться по Тодос-Сантосу под его прямым управлением. Отправляя два или три маленьких телеуправляемых устройства (он называл их Р-2 по имени маленького робота-андроида из “Звездных войн”), можно с эффективностью присутствовать в нескольких местах одновременно, наблюдая за оборудованием и деталями конструкции в реальном времени одновременно сверху и снизу, чем Тони обычно занимался, не покидая своей спальни.

Как бы ни были хороши Р-2, с их двусторонней связью и телевизионным экраном, демонстрирующим лицо Рэнда, он считал необходимым встречаться с техниками и плотниками, с монтажниками трубопроводов и ремонтниками, и говорить с ними лично, потому что большинство из строительных рабочих не любили разговаривать с Р-2 даже с изображением лица Рэнда на экране.

Поэтому он должен был идти сам. Его подчиненные, даже самые лучшие, были как будто не способны приметить важный пункт, когда о нем слышали. А ходьба по Тодос-Сантосу требовала времени, и это значило, что технические и прочие журналы и письма копились до тех пор, пока он полностью не опаздывал.

Зазвонил телефон. Опять Женевьева, подумал он. Какого черта ей нужно сейчас?

— Алло, — рявкнул он в пустой комнате.

— Это Сталлер, шеф, — сказал голос в трубке.

О-О, Элис не будет звонить по пустякам.

— А, да, алло.

— Извините, что беспокою вас в обеденное время. У нас проблема с упрочняющей решеткой из углеводородного волокна. Мидланд не может поставить вовремя.

— Ч-ч-ч...

— Что вы сказали?

— Ничего. Нам нужен этот материал.

— Еще бы, нам он будет нужен всегда, и это совершенно невозможно проконтролировать, будь все проклято! Как бы нам удалось с этим справиться, если бы мы были на космической станции или на звездолете?

— Элис, график поставки очень сложный, и...

— Поэтому я и позвонила, — ответила Стралер. — Я проверила альтернативные источники. У “Фарбенверке” самый лучший график поставки, но все равно получится четырехнедельная задержка. Но я нашла кондоминиум в “Даймонд Бар”, где достаточно материала, чтобы обеспечить нас на месяц, и у них сейчас забастовка, поэтому он им не нужен сейчас. Мы можем купить у них, а потом вернуть “Даймонд Бар” нашей поставкой от “Фарбенверке”, но они хотели бы получить премию.

— Кажется, вы справились с вашей домашней работой, — сказал Тони.

— Да, но это будет нам стоить, — сказала она. Переделка графика с четырехнедельной задержкой стоит одна целая шесть десятых миллиона долларов. Сделка с “Даймонд Бар” стоит девятьсот тысяч. Я не могу найти другого варианта.

— В общем, ясно, что мы должны делать, — сказал Рэнд.

— Да. Мне сообщить об этом инспектору?

— Да, сообщи. Слушай, эта работа Тома, а не твоя.

— У мистера Голдена юбилейный вечер, — сказала Стралер. — Его жена уйдет от него, если он его пропустит. Поэтому я взялась за это.

— Спасибо, Элис. Хорошо, займись этим делом.

— Обязательно. Спокойной ночи.

Только накопление деталей позволяло обнаружить что-нибудь подобное, однако было совершенно неясно, каким образом эти детали соединялись друг с другом, что означало отсутствие рациональной системы их накопления, а это в свою очередь вело к беспорядку в его квартире (в его кабинете поддерживался относительный порядок), когда понадобится старая записка или статья...

Возможно, думал Рэнд, если бы у меня был имплантат? Может быть, поэтому Боннеру удается быть в курсе всего? Однако Прес обходится без имплантата, как и Мид.

Он надел свежую рубашку. Подошло время встречи с Боннером, Стивенсоном, и как его там — Риди?

Зал ресторана был настолько большим, что мог вместить шесть тысяч человек и занимал целый уровень. Голографические панели вдоль стен создавали впечатление, что он окружен морем — в заливе скользили парусники и вдалеке мигали огоньки погрузившегося в сумерки во время захода солнца на острове Каталина. В гавани Санта-Моника на фоне закатного света вырисовывалась громада айсберга — похожего на гору острова, который сверкал слишком ярко, чтобы быть каменным.

— Восхитительно, — сказал сэр Джордж, — и очень реалистично.

— Как же иначе, ведь они передают сюда изображение, — объяснил ему Маклин Стивенс.

— Ага, в реальном времени, — гордо подтвердил Рэнд. — Это обошлось дешевле, чем передвижка обеденного зала. Всегда не достает пространства для вида наружу, и... — он резко оборвал себя. Он пришел сюда не говорить, а слушать. Это означало, что он должен был тщательно контролировать себя, потому что ему не раз намекали, что он слишком много говорит, и он полагал, что это правда, хотя ему не говорили ни чего, чтобы он не хотел услышать, если не знал информации.

Конечно, у него были причины почувствовать гордость при словах Риди. Последовала оценивающая тишина, и за ней следующий пристальный взгляд голограммы.

— Жаль, что потолок так низок, — заключил наконец Риди, — но и в этом случаи иллюзия почти полная.

Зал был наполнен жужжанием голосов и звяканьем тарелок. Не было слышно случайных звуков двигающихся людей. — Намного меньше шума, чем я ожидал от такого количества обедающих, — заметил Риди.

Рэнд собирался рассказать ему о специальном акустическом проекте: стены немного не параллельны, индентации в ключевых местах, и все остальное, однако Риди не слушал.

— Опять привычка, — сказал Маклин Стивенс, глубоко укоренившаяся привычка. И очень быстро выработавшаяся к тому же.

— Несомненно, существует избирательность, — сказал Риди. — Те, кто не могут адаптироваться, долго здесь не задержатся.

— Идея состоит в адаптации жителя к нуждам других жителей, — сказал Арт Боннер.

— Кажется, вам это хорошо удалось, — ответил Риди.

Столы в зале были узкие и длинные, к центру тянулись две двигающиеся ленты. Грязные тарелки двигались справа от них, а слева от них из какого-то рога изобилия двигался непрерывный поток блюд, напитков и чистой посуды.

— Прошу садиться, — сказал Арт Боннер. — Вы можете сами выбрать какую-нибудь компанию, или подождать, пока кто-нибудь не выберет вашу.

— Места не заказывают? — спросил Риди.

— Нет, вход свободный, — Боннер повел их к свободному участку на длинном столе. — Расписание подачи блюд никуда не годится, если этот участок свободен. — Он замер на секунду, глядя в никуда.

Вот в чем ценность имплантата, подумал Рэнд. Он только сделал заметку, со всеми деятелями, а завтра Милли напомнит, что ему нужно обдумать расписание.

Риди продолжал, пока Боннер снова вернулся к окружающему, и сказал:

— Но как вы можете планировать без заказов?

Боннер пожал плечами.

— Справляемся.

Стивенс тщательно контролировал свой голос, когда сказал:

— Жители должны съедать определенное количество блюд в “Коммонз”. Они не только платят за них как за часть услуг, но и подплачивают еще, если пропустят слишком много обедов. С таким стимулом это легкая задача для математической теорий очередей.

— Совсем не такая легкая, — возразил Рэнд.

Риди нахмурился:

— Мне кажется, это очень приятно.

Они сели, Риди и Боннер по одну сторону стола, Рэнд и Стивенс по другую. Двигающиеся тарелки и блюда, казалось, отвлекали Риди и мешали ему разговаривать через стол. Боннер этого вроде бы не замечал.

— Чистые тарелки прибудут через секунду, — сказал Боннер. — Надеюсь, блюда вам понравятся, к тому же это эффективно. — И после паузы: — Сегодня вечером обед стоит семь долларов двадцать восемь центов с человека, и мы предлагаем это, используя наше право планирования. Если увидите блюдо, которое вам нравится, просто берите его, а после того, как закончите еду, поставьте тарелку на конвейер.

— А это гигиенично? — спросил Риди.

— Конечно, — Боннер поймал закрытое блюдо куриного фрикасе. — Начнем с того, что готовится не больше четырех порций каждого блюда. К тому же у нас есть эмпирические доказательства. Проверьте количество отсутствующих из-за легких заболеваний...

Риди задумался.

— Довольно низкое, — сказал он.

— Проверьте для сравнения то же число в Лос-Анджелесе. Дело не в том, что у них не такие хорошие данные, как у нас, это дает вам представление.

Рэнд внимательно наблюдал за ними. В своем кабинете он мог получить эти же данные точно так же быстро, но и здесь ему нужно было достать карманный связывающий терминал, набрать вопросы и прочитать ответ, переданный прямо в их головы, не перерывая разговора.

— Есть еще одна причина готовить не более четырех порций каждого блюда, — сказал Рэнд. Если ФРОМАТЕС удастся пробраться сюда и отравить некоторые блюда, они не убьют много людей...

— Боже мой. Велика ли вероятность этого? — спросил Риди. Казалось, он потерял аппетит.

— Почти никакой, — заверил его Рэнд. — Агенты безопасности непрерывно ведут наблюдение. — Он указал рукой на низкий потолок.

Риди нервно оглянулся, будто почувствовав на затылке чужой взгляд, затем показались тарелки и столовое серебро, и он взял их. Боннер передал ему венгерский гуляш, за ними быстро последовали хлеб и овощи. Затем так же чай, кофе, молоко, вода и фруктовый сок. Гуляш был горячим и распространял восхитительный аромат паприки.

Рэнд ел с аппетитом, однако Риди все еще колебался.

— Действует на вас, не правда ли? — мягко заметил Маклин Стивенс, начиная есть. — С этим ничего не поделаешь, потому наслаждайтесь своим блюдом.

— С чем ничего не поделаешь? — спросил Рэнд.

— С постоянным наблюдением.

— Но за нами не наблюдают постоянно, — возразил Рэнд. — Охранники используют систему случайного наблюдения.

— Что вы делаете с теми, кого поймаете? С саботажниками, или просто карманниками, — спросил Риди.

Боннер фыркнул.

— Это больной вопрос. Что происходит? Мы передаем их полиции Мака, а она их отпускает.

Сэр Джордж поднял брови.

— Это правда, мистер Стивенс?

— Не совсем...

— Но тут в дело вступает общественный защитник. Это будет какой-нибудь сообразительный юнец только что с юридического факультета, жаждущий приобрести репутацию. Поэтому мы получаем проволочки, затяжки. Каждый раз, когда появляются пострадавший и свидетели общественный защитник отсутствует. Не позволяет расписание, или еще что-нибудь. До того дня, когда не может присутствовать пострадавший, и бац, это как раз тот день, когда они настаивают на проведении скорого судебного разбирательства.

— А вот это, черт побери, не честно, — настаивал Мак Стивенс.

— Это достаточно близко к правде, Мак, и ты это знаешь. Если мы захотим добиться осуждения, мы должны провести в судебном зале часы и дни, и во имя чего? Даже если мы это сделаем, тупица получит испытательный срок и выйдет на поруки.

— Что же в таком случае вы делаете, мистер Боннер? — спросил Риди.

— Скрежещем зубами и продолжаем игру, — ответил Боннер. — И стараемся, чтобы сюда не попадали рецидивисты. У нас есть право ограждать наших людей от любителей жить за чужой счет.

“А как мы будем поступать на звездолете? — подумал Тони Рэнд. — Хмм. Нам будет нужен уголовный закон. Юстиция, если хотите. Которую трудно автоматизировать... и это не касается моего отдела”.

Блюда были вкусными, и несколько минут они ели в тишине. Большинство взяли добавку. Рэнд начал им рассказывать о проблемах правильной работы системы ленточных конвейеров, какие ему пришлось решить, но заметил, что это никому не интересно.

Наконец сэр Джордж посмотрел на них и сказал:

— Конечно, имеется много отходов? Вероятно, вы не можете прогнозировать, сколько будет съедено.

— Мы поступаем лучше, чем вы думаете, — сказал Боннер.

— Да, они посылают остатки в благотворительные заведения Лос-Анджелеса, — сказал мрачно Стивенс. — В церкви, к миссионерам в гибнущие районы и так далее. Отходов нет, потому что бедные Лос-Анджелеса живут, питаясь кухонными отходами Тодос-Сантоса.

— А вот это не правда, — сказал Рэнд. — Кухонные отбросы поступают на свинофермы...

— Он имеет в виду, что для потребления людьми продаются только нетронутые порции, — сказал Боннер. — И он прав, настоящими отбросами кормят животных. Да, Мак, тебе может не нравиться, что ваши живущие на пособия люди питаются тем, что у нас осталось, но я заметил, что ты не жаловался на воду, которой мы вас снабжаем.

Солнце садилось в море, и айсберг у берега отражал мигающие навигационные огни. Было приятно смотреть на темноту голограммы, но от этого казалось, что потолок над головой нависал еще ниже. Сэр Джордж снова оглянулся.

— Не думал, что американцам нравится, когда за ними наблюдают во время еды.

— Корпорации тоже не очень нравится тратить деньги на организацию наблюдения, — сказал Боннер. — Но скажите мне, что делать? Учитывая то, что члены ФРОМАТЕС проносят в Тодос-Сантос. И они действительно пытались отравить людей...

— Они не считают это ядом, — сказал Стивенс.

— ЛСД — это яд, — возразил Боннер. — И если мои люди хотят себя одурманить, они могут сделать это сами. Они не нуждаются в помощи от едоков. К тому же подсыпание наркотиков в пищу еще не все, чем занимаются почтенные Друзья Человека и Земли. Они так же пытались взорвать кухни и другие части Тодос-Сантоса. Они пытались... ну, их больные умы изобретают хитрые трюки.

— Вот поэтому мы должны наблюдать за ними, и мы не можем исключить из наблюдения “Коммонз”. Мы бы не наблюдали, если могли. Большинству наших жителей нравится “Коммонз”. Некоторые едят только здесь. В конце концов, это наше самое демократическое заведение.

— Почему же преступники так вас не любят? — спросил сэр Джордж. — Ведь они знают, что ваши люди здесь не чувствуют себя несчастными...

Боннер и Стивенс засмеялись вместе, расценив эти слова как шутку. К ним мог бы присоединиться и Рэнд, однако у него были слишком болезненные воспоминания. После того, как Женевьева сбежала из постели Тони, она стала жить с фанатиком-экологом. Тони пытался быть объективным, но оказалось, что это трудно.

— ФРОМАТЕС заявляет, что является экологическим движением, — сказал Боннер. — Будто бы у меня в штате не работают несколько экологических талантов мира. Только они могут спасти Землю...

— Тут Арт не совсем честен, — сказал Стивенс. — Я не оправдываю террористов, но в доводах ФРОМАТЕС есть смысл. Они заявляют, что в случае успеха в Тодос-Сантосе исчезнет препятствие для роста населения. Даже голод и перенаселенность не смогут остановить взрыв роста населения, пока для каждого не будет слишком поздно. В действительности, их лучшие аргументы выдуманы. Они основаны на фильме, по старому научно-фантастическому роману “Бог кит”, о том, как человечество стало настолько многочисленно, что в результате не осталось ни единого человека.

— Надо думать, вы согласны с ними, — спросил сэр Джордж.

— Нет, но в этом есть доля правды. Тодос-Сантос потребляет огромные ресурсы, чтобы производить элиту, которая пользуется... — Он плотно сжал губы. — Мне бы хотелось, чтобы вы увидели все сами.

— Что увидеть? — удивился Рэнд. — Что-то, что плохо работает? Где?

— Я видел демонстрантов снаружи, — сказал сэр Джордж. — Как часто предпринимаются серьезные попытки саботажа? Такие как установка бомб?

— Чаще, чем мне бы хотелось, — ответил Боннер. — Но они не часто ускользают от внимания службы безопасности. Довольно затруднительно установить бомбу, когда за тобой наблюдает охранник.

— Есть ли места, за которыми охранники не наблюдают?

— Их не много.

К их части стола подошла молодая семья и села рядом с Артом Боннером. Мужчине было около тридцати, а его жена была значительно моложе. С ними были два мальчика, около шести и восьми лет. Все были одеты в аккуратные брюки и отутюженные рубашки, что было здесь, видимо, обычной одеждой, и у каждого был значок жителя. Как большинство значков жителей они были персонализированы. На значках родителей были цветные рисунки, а имена были написаны стилизованным каллиграфическим почерком. На значках детей были изображены персонажи из мультфильмов. На рубашках были яркие дополняющие узоры, разработанные таким образом, что издалека было видно, что это одна семья, хотя все рубашки были разные.

Мужчина сел рядом с Боннером и внимательно посмотрел на значок Арта, прежде чем сказал:

— Кажется, я вас узнал, мистер Боннер.

— Добрый вечер, — сказал Боннер приятным голосом. Он посмотрел на их значки: Кэл и Джуди Филипс. По цвету значков он уже понял, что они жители-акционеры, и значок указывал их род занятий: прокат одежды на улице Правления, Аллея 25-го уровня.

Боннер указал на своих компаньонов.

— Мистер Филипс, это Тони Рэнд, главный инженер. Это наши гости: мистер Стивенс из службы мэра Лос-Анджелеса и сэр Джордж Риди из канадского правительства.

Глаза Филипса немного расширились. Он вежливо кивнул остальным и принялся выбирать блюда для себя и своей семьи. Он заговорил тихим голосом, так, что им было трудно расслышать.

Вначале вновь пришедшие разговаривали друг с другом, но как только Кэл убедился, что Боннер покончил со своим блюдом, он сказал:

— Мистер Боннер, мой душ подает недостаточно воды.

Боннер нахмурился.

— Вы приглашали для проверки ремонтную службу?

— Да, сэр. Они сказали, что все в порядке.

— Но это не так, — вмешалась Джуди Филипс. — Раньше я могла полностью ополоснуться, а сейчас не могу. И у вас по соседству не было снижения подачи воды.

— Где это? — спросил Рэнд.

— Сорок четыре, Запад, кольцо Р, — ответила Джуди.

— Хмм. Это может быть компьютер. Я не думаю, что...

— Оставь это ремонтной службе, Тони, — сказал Боннер. Он на секунду нахмурился. — Хорошо, этим кто-нибудь займётся.

— Спасибо, — сказал Кэл Филипс. — Если у вас есть несколько минут...

— Сейчас нет, — сказал вежливо Боннер. — Мне нужно позаботиться о гостях.

— Если вы извините нас...

— Конечно, ответили хором Кэл и Джуди Филипс.

— Мы выпьем кофе в моём кабинете, — сказал Боннер своим гостям, когда они вышли из-за стола. — И мы сможем обсудить экономическое положение, сэр Джордж. Тони, приготовься, что это будет скучно...

Может быть, Боннер старается избавиться от меня, думал Рэнд. Почему он этого хочет?

Прежде чем они достигли выхода из Общей столовой, Боннер услышал ещё пять жалоб, а так же три разных варианта решения проблемы использования отходов (один из них настолько интересный, что Рэнд вынул записную книжку и записал его), и получил поддержку в его стремлении не поддаваться давлению со стороны водителей грузовиков.

Когда они вышли в коридор, люди очевидно узнавали Боннера, однако не разговаривали с ним, а только желали приятного вечера.

— Мы направляемся в мою квартиру, — сказал Боннер. — Вероятно, ты не сможешь к нам присоединиться, Тони?

Очевидный намек, решил Рэнд.

— Спасибо, Арт, но я думаю, мне лучше пораньше лечь спать, — ответил Рэнд.

Он посмотрел, как они вошли в лифт.

Пока Боннер вел своих гостей в угловую часть 47-го этажа, они встречали в лифтах других жителей, и они тоже не заговаривали с Боннером. Дверь квартиры открылась, как только они приблизились, и он пригласил их войти в большую комнату с покрытым коврами полом. С двух сторон комнаты открывалась великолепная панорама города.

Длинные цепочки огней обозначали улицы, запруженные автомобилями; редкие цепочки огней были пустыми освещенными улицами; стена тумана накатывалась со стороны бухты, закрывая завесой айсберг, чья верхушка была от них далеко внизу — вокруг в своем великолепии простирался Лос-Анджелес.

Маклин Стивенс стоял у окна, любуясь огнями.

— А вот это — настоящий город, — сказал он. — Живой, прекрасный и свободный.

— Великолепно, — сказал сэр Джордж. — Действительно восхитительно.

— В особенности отсюда, — добавил Боннер. — Вам снова “Пиммз Кап”, сэр Джордж?

— Спасибо, я бы хотел бренди...

— “Карлос Примера” подойдет?

— Прекрасно. Спасибо.

Они сели, и несколько мгновений смотрели на массивный кофейный столик, точную копию такого же, как в кабинете Боннера.

— Опять привычки, — сказал Риди.

Боннер удивленно взглянул на него.

— Я говорю о жителях. Им разрешается разговаривать с вами в “Коммонз”, но не в коридорах.

— Более или менее, — ответил Боннер. — Не то чтобы разрешается, а... ну, как вы сказали, привычка.

Маклин Стивенс начал что-то говорить, но оборвал себя.

— В действительности, любой может разговаривать с любым в “Коммонз”, — сказал Боннер. — Если бы там не было вас, они бы заговорили меня. Они вежливы по отношению к гостям.

— А почему все были так заинтересованы в решении проблемы использования отходов? — спросил Риди.

— Это “Проблема недели”, — ответил Боннер. — Каждую неделю мы просим жителей подумать нам чем-либо. Если они находят хорошую идею, мы ее используем. Это срабатывает чаще, чем вы думаете.

— Понимаю. Вы обедаете в “Коммонз” регулярно?

— Достаточно часто. Конечно, на меня не распространяется требование постоянно обедать там, хотя я не совсем уверен, что это правильно. Выходить и встречаться с жителями — это хорошая честная политика. Если бы Никсон изредка заходил выпить в бары, он был бы президентом два полных срока. Касательно этого, Мак, твой мэр выиграл бы, если бы выходил, чтобы встретиться со случайными горожанами.

— Конечно. С пятьюдесятью телохранителями.

— Видите? — сказал Боннер. — Мне не нужны телохранители в Тодос-Сантосе. Я могу пойти и встретиться с любым, с кем захочу. Ах, вот наши напитки.

Кофейный столик открылся, и показались три больших бокала бренди.

Риди спросил:

— Этот автоматический бар имеется во всех квартирах?

— Он не автоматический, — сказал Маклин Стивенс. — Где-то в здании находится живой бармен, который наполнил эти бокалы.

Боннер согласно кивнул головой.

— В большинстве квартир заказы доставляются посыльными. В квартирах администрации и апартаментах “люкс” имеются прямые конвейеры.

— Услуга, предназначенная для высших каст, — сказал Стивенс.

— Короли, Королевы и Трутни. — Он поднял свой бокал. — Ваше здоровье.

— Это очень старое представление, Мак. — Боннер поднял в ответ свой бокал. — Ваше здоровье. Я полагаю, вы можете назвать администраторов королями и королевами, а держателей большого количества акций трутнями, но какой в этом смысл? Сэр Джордж, Мак не любит Тодос-Сантос, но его жена хочет жить здесь, не правда ли, Мак?

Стивенс хмуро кивнул.

— Вы так же заметили, он не говорит, что не может себе позволить, чтобы она поселилась здесь, — сказал Боннер. — Я предлагал ему почти все должности в моем отеле.

Стивенс нервно заёрзал и посмотрел на свои часы.

— Сэр Джордж, я должен скоро улететь.

— Боже мой, конечно, вы должны вернуться к вашей семье. Я очень сожалею...

— Ну, по правде говоря, я собирался вернуться сюда...

— Тогда решено. Я закажу для вас гостевые апартаменты, там будут туалетные принадлежности для вас. В Лос-Анджелесе с вами нет семьи.

Стивенс на мгновение удивился, что это прозвучало не как вопрос, но затем кивнул. Боннер мог заставить МИЛЛИ проверить в авиакомпании и заказы в отелях.

— Я буду рад остаться здесь, если мистер Стивенс не возражает, — сказал Риди.

— Нет, конечно нет. Я найду путь назад, Арт. Ты можешь сообщить, чтобы к моему приходу подготовили вертолет?

— Конечно.

Стивенс допил бренди и встал. — Мы увидимся. Я прилечу за сэром Джорджем утром. Пожалуйста, позвоните в Сити Холл за час перед временем отбытия.

— Мы доставим его к вам, — заверил его Боннер. Он проводил Стивенса по толстому ковру до двери. — В следующий раз привози с собой Дженис. Когда не будешь показывать “Коммонз”.

Стивенс кивнул. — Спасибо. — Дверь перед ним скользнула в сторону и снова закрылась.

— Бедный Мак, — сказал Боннер, вернувшись на своё место. — Его жене действительно здесь нравится, но Мак считает переезд сюда неприятным. Извините меня на секунду, пожалуйста. — Он нахмурился, задумавшись.

Боннер сказал:

— Думаю, у вас есть еще несколько вопросов.

— Миллионы, — подтвердил Риди. — Не знаю, с чего начать. Э-э, так вот, мистер Боннер. Я не мог не заметить, что ваши отношения с мистером Стивенсом довольно своеобразные.

Боннер широко улыбнулся.

— Понимаю. И все же, вы друзья.

— Я бы хотел, чтобы мы были более близкими друзьями. Он очень хороший человек, сэр Джордж. Но вы это видели.

— Да. Кстати, его теория справедлива?

Боннер колебался только секунду.

— Конечно. В какой-то степени. Было несколько экспериментов с аркологами. Этот — единственный успешный.

— Ваш — самый большой, и финансируется лучше всех.

Боннер кивнул.

— Это правда. Но, я думаю, дело не только в этом. У нас очень большой успех. Мы не только не допустили ухудшения, но у нас есть рост и улучшение и мы приносим доход акционерам и финансистам. Ранее построенные аркологи требуют больших субсидий за счет налогоплательщиков, а Тодос-Сантос сам платит налоги. Настолько мало, насколько это возможно, но мы платим.

Сэр Джордж согласно кивнул.

— Я знаю. Цель моего визита — узнать, почему?

— Причина в нашей независимости и отсутствии налоговой удавки, — ответил быстро Боннер. — Мы издаем наши собственные законы, и никто извне не беспокоит нас. Эффективность диктатуры. “Первый цветок фашизма”. Я заставляю поезда ходить точно по расписанию. Я даже строю поезда.

— Вы это серьезно?..

— Я серьезен. У нас действительно очень эффективное управление. Просто сбежать из-под мертвой руки правительства, вырубить мертвый бюрократический лес — это стоит многого.

Риди снова кивнул.

— Это стандартное объяснение, но я совершенно не принимаю стандартные теории, иначе меня бы здесь не было. Я ищу то, что может быть упустили социологи и экономисты. Большинство из них вас ненавидят из одних теоретических принципов, или любят, исходя из других.

— Кое-что еще вы уже видели, — сказал Боннер. — Это безопасность. Никто в Тодос-Сантосе не должен бояться. Здесь каждый может разговаривать с любым человеком и не бояться. Я думаю, это тоже чего-то стоит.

— Но как же теория Стивенса?

Боннер улыбнулся.

— Я поставлю себя под обстрел Мака, потому что он завтра обязательно расскажет все об этом. Но прошу вас, помните, что я сказал. Без нашей системы связей, вверх и вниз и в стороны все остальное не имеет значения.

— Понимаю. Но ведь был такой эксперимент. В Индии. — Риди откинулся назад в удобном кресле и потягивал бренди. — В то время, когда Соединенные Штаты помогали Индии. Фонд Рокфеллера пытался быстро построить промышленный комплекс в экономически неразвитом сельскохозяйственном районе.

Боннер кивнул.

— У МИЛЛИ есть детальная информация об этом, если вам интересно. Да. И проект печально провалился, в точности по причинам, о которых я упомянул. Несомненно. Сэр Джордж, я не хочу скрывать, насколько мы зависим от Лос-Анджелеса. Я это знаю точно, потому что МИЛЛИ отслеживает все поставки в Тодос-Сантос. Я также знаю, куда отсюда уходит каждый доллар. Я думаю, Мак абсолютно прав, нужно строить невдалеке от большого города, достаточно близко, чтобы использовать его ресурсы, иначе ваш арколог потерпит крах. Экономически, в социальной области и во всех остальных.

— Но я думаю, что это само по себе не достаточно. Это не может объяснить ваш экономический успех.

— Вы правы, — сказал Боннер. — Но вы уже видели кое-что сегодня вечером.

— Действительно?

— И вы ошибаетесь, — возразил Боннер. — Признаюсь, я давал кредит Филипсу, поэтому знаю наверняка, но его история типична. Он пришел сюда без денег. Мы ссудили его деньгами для организации его дела.

Риди обдумал услышанное.

— Вы поступаете так часто? Думаю, это рискованно.

— Немного выигрываем, немного теряем. Дело идет достаточно хорошо. Наш директор по экономическому развитию очень редко ошибается.

— Ах. — Риди улыбнулся, и подумал, понимает ли Артур Боннер важность открытия информации, и не придает этому значения. — И как же мы можем найти такого волшебника?

Боннер улыбнулся.

— Это ваша проблема. А у нас есть Барбара Черчворд.

Тони Рэнд был абсолютно свободен. Можно было посмотреть кино в “Коммонз” или по своему телевизору, или можно было прочитать какие-нибудь технические статьи, которыми было завалено его рабочее место, но ему не хотелось ни работать, ни спать.

Ему хотелось понаблюдать за Артом Боннером и сэром Джорджем вместе, однако Арт дал ясно понять, что он будет лишним. Бизнес. Прекрасно. Арт не инженер, но он умеет улаживать проблемы таким образом, что настоящая работа в Тодос-Сантосе может продолжаться. Тони все еще был раздражен.

Он ткнул кнопку своего сотого уровня и ухватился за поручень. Здесь были скоростные и обычные лифты. Арт проводил постоянные опросы жителей. Некоторым не нравилось ждать лифты, другие не любили большую скорость. Было не трудно сменить рабочие скорости, чтобы удовлетворить пользователей.

Хмм. Кажется, Делорес была рада видеть его тогда, в офисе Боннера. Еще рано, и она не легла. Может, зайти к ней? Но под каким предлогом? Черт, почему он не научился приглашать девушек? Даже с женщинами, которых он знал, такими как Делорес, он не мог сменить отношения с деловых на житейские. Интересно, у других мужчин тоже есть такая проблема?

Он решил, что Делорес не захочет встретиться с ним в это время без предварительной договоренности. А кто захочет? Женевьева.

Она была бы рада...

Когда-то он любил ее. И продолжал любить, когда она ушла. Если честно, он был не очень хорошим мужем. Слишком поглощенным работой, раздражительным, когда его прерывали, не хотел ходить с ней в театры и в гости, был груб с ее подругами, и был рад, когда она решила прекратить с ним разговаривать. В общем, ей почти всегда было скучно с ним...

Было много опасных сигналов. Он видел это сейчас, вспоминая последний год, когда они были женаты, но он их не замечал.

Если бы, думал он. Если бы я заметил, как она несчастна, смог ли бы я что-нибудь сделать? Я бы попытался. Но что попытался?

Она будет рада, если я позвоню. Я могу пригласить ее приехать сюда. Взять Зака и приехать на несколько дней. Ей это понравится, и здесь ей будет весело. Я все еще люблю ее?

Лифт остановился на его этаже. Почему-то даже мысль о его пустой квартире была ему неприятна, так что было неприятно в нее войти. Вместо этого он достал свою карманную электронную коробочку — калькулятор, телефон, компьютерный терминал, будильник и календарь, свое собственное изобретение, которое он когда-нибудь выпустит на рынок, если найдет время для его доводки — и подсоединил ее к гнезду в панели рядом с кнопкой вызова лифта.

Номер Женевьевы не ответил после двенадцати звонков.

И что сейчас? Квартира была такая же пустая. Черт побери, должен быть кто-то, кто будет рад его увидеть...

Сандерс. Прес на дежурстве, на тревожном пульте. Рэнд снова вошел в лифт и нажал кнопку уровня оперативного управления.

На экране в кабине Престона Сандерса снова были олимпийские прыжки на лыжах с трамплина.

— Привет, — сказал Тони. — Почему ты не можешь быть фанатиком повторных просмотров шоу Мэри Тайлер Мур? Или по крайней мере смотреть вечерние новости?

— Я смотрю новости, — ответил Сандерс. — И обычно я выполняю кое-какую работу, когда выпадает ночное дежурство на тревожном пульте.

— Сегодня вечером тихо, — сказал Рэнд. — Да, там какая-то проблема с подачей воды на 44-м западном. Ты можешь послать ремонтную службу проверить?

Сандерс улыбнулся.

— Я записал это в журнал час тому назад. Как прошел ваш обед? Какие заключения об имплантатах и гениях?

— Еще не додумал. Лучший способ это выяснить — получить собственный имплантат.

— Конечно. Завтра утром.

Пронзительный сигнал прервал их разговор. Экран замигал красным, и лыжник исчез на середине прыжка, а вместо него появился рыжебородый капитан охраны.

— Вторжение. Вторгнувшийся находится в кольце С, 18-Север.

У Тони перехватило дыхание. В доме грабители?

Сандерс автоматически взглянул на голографическую модель здания. Тони это было не нужно. Северная сторона была в значительной мере не достроена: ничего кроме каркаса, а так же тонкой защитной стены, которую поставил для внешнего вида и контроля за средой. Однако в северной части рядом с первым этажом проходят два основных подающих водород трубопровода и линия скоростного метро в Санта-Барбару.

Маленькая красная точка мигала на голографическом дисплее. Восемнадцатый уровень, и определенно в недостроенной части. — Изображение, — приказал Сандерс.

— Сейчас получим, сэр, — ответил охранник. На экране появилось плывущее изображение, а затем показалась плохо различимая фигура на узком рабочем мостике. — Он не может знать, что мы его заметили.

Рэнд обошел стол, чтобы посмотреть через плечо Сандерса, стараясь не отвлечь его. Было слишком темно, чтобы разобрать подробности.

— Последи еще минуту, Флейминг. Что он несет? — спросил Сандерс.

— Не могу разобрать, — ответил капитан Флеминг. — О нем нет сведений. У него должно быть был значок, иначе он бы не попал сюда.

— И он выбросил его перед тем, как войти в тот район. Правильно, — согласился Сандерс.

Рэнд почувствовал, как на лбу выступили капельки пота, а в животе начал стягиваться холодный узел. Это был не заблудившийся ребенок. И если он чувствует напряжение, что же должен чувствовать Сандерс? Чернокожий человек, казалось, был вполне спокоен.

— Какой-нибудь подросток из жильцов пошел развлечься? — предположил Рэнд.

— Возможно, — пробормотал Сандерс. Он продолжал вглядываться в экран.

— Но не похоже. Не в этом месте. Вы послали туда людей?

— Да, сэр.

— Может, тебе следует позвонить Боннеру? — предложил Рэнд.

В ответ Сандерс нахмурился.

— Арт сейчас пьет бренди с канадцем, — сказал он. — Боишься, что я не справлюсь с ситуацией?

— Тебе лучше знать, — возразил Тони, спросив себя, не об этом ли он подумал.

— Еще двое, — взволнованно сказал Флеминг. — Двое бандитов, входной тоннель. У них с собой какое-то устройство для создания повреждений. Не знаю, что это такое, но мы не можем определить точное место положение.

— Для повреждений? — воскликнул Рэнд. — Какого дьявола, они могут... — он резко замолчал, лихорадочно вспоминая детали системы безопасности. Входной тоннель 9? Это основной тоннель для подвода водорода!

На схеме появилась яркая полоска: примерное положение двух вторгнувшихся, глубоко под землей. Юго-Западный комплекс трубопроводов, идущий параллельно тоннелю, был показан несколькими толстыми пурпурными линиями.

Оба удара нацелены на подводящие водород трубопроводы. Это наше самое слабое место. Нам необходимо получить изображение этих новых привидений!

— Так точно, сэр, — ответил с экрана Флеминг. Я могу послать в тоннель людей...

— И объяви тревогу. Продолжай. — Он поглядел беспомощно на Рэнда. Боже, если у них взрывчатка, они могут устроить такую чертову кашу.

Он мог только кивнуть в ответ.

— Прес, послушай! Мои Р-2. Один из них рядом с тоннелем 9. Может быть, они не заподозрят робота?

— Может быть стоит попробовать, — рассеянно ответил Сандерс. — Используй вон тот пульт для приведения его в действие, но не делай ничего, не предупредив меня. А сейчас дай мне подумать.

— Конечно, Прес. — Тони прошел к пульту. Будет нелегко управлять роботом со стандартной клавиатуры. — Тони обычно пользовался джойстиками и перчатками со специальными сенсорными датчиками, и другими устройствами, но ближе всего они были только в его кабинете, и когда он доберется туда, все может уже кончиться.

Сандерс принял решение. Он нажал кнопку на своем пульте. — Перекрыть водород на тех линиях. Все линии рядом с девятым тоннелем, и линии с северной стороны тоже. МИЛЛИ, к чему это приведет?

— МЫ ПОЛУЧИМ ОСТАНОВКУ ТУРБИН. В ТЕЧЕНИЕ СЕМНАДЦАТИ МИНУТ НЕ ПОСЛЕДУЕТ ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ ПОТЕРЬ ЭНЕРГИИ. ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ МЫ ДОЛЖНЫ НАЧАТЬ ПОСТЕПЕННОЕ ОТКЛЮЧЕНИЕ ЭНЕРГИИ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К НЕИЗБЕЖНОЙ ПОТЕРЕ ЭНЕРГИИ. НУЖНО ЛИ СООБЩИТЬ ДЕТАЛИ? — Бесстрастный контральто говорил прописными буквами, по крайней мере Рэнд всегда представлял его себе так.

Будет отключение энергии...

— Постепенное отключение, — сказал Сандерс. — Выполнить предварительные операции и осуществить консервацию турбин.

— “ВЫПОЛНЕНО”.

— Этого недостаточно! — воскликнул Рэнд. — Нам нужны эти...

— Замолчи, Тони, — ответил Сандерс. — Флеминг, ты уверен, что у них есть что-то, чем они специально выводят из строя наши датчики? Это не случайные поломки?

— Чертовски не похоже, сэр.

— МИЛЛИ?

— ВЕРОЯТНОСТЬ НЕЗНАЧИТЕЛЬНА.

Он обернулся к Рэнду.

— Тони?

Рэнд пожал плечами.

— Я не знаю, как они это делают, но я не думаю, что это происходит случайно. — Он указал на расплывчатую полоску на голограмме. — Нам необходимо определить местоположение вторгнувшихся с точностью до дециметра.

— Я только что получил инфракрасное изображение, — сказал Флеминг.

— Девятый тоннель.

На экране появились неясные тени двух фигур, каждая несла что-то тяжелое. Лица их были вытянуты, как морды у свиней.

— Противогазы, — мрачно сказал Сандерс. — МИЛЛИ, что напоминают тебе эти изображения?

— ВЕРОЯТНОСТЬ ПРОТИВОГАЗА ИЛИ НАМЕРЕННОЙ ИМИТАЦИИ ПРОТИВОГАЗА, 76 ПРОЦЕНТОВ. КИСЛОРОДНАЯ МАСКА, 21 ПРОЦЕНТ ВЕРОЯТНОСТИ. В СЛУЧАЕ КИСЛОРОДНОЙ МАСКИ БАЛЛОНЫ ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКИЕ.

— Имитация? Какой шанс этого? — спросил Сандерс.

— ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО.

— Боже. Тони, давай туда твоего чертова робота. Быстрее.

— Я не могу, Прес. То, что они используют для выведения из строя наших датчиков, создает помехи в линиях связи с Р-2. Я не могу тебе ничем помочь.

В конце концов это случилось. Престон Сандерс всегда знал, что это произойдет. Вот почему он не любил дежурить за тревожным пультом. Дежурство здесь всегда вело к принятию политических решений, именно это и свалили на дежурного руководителя. Это было довольно трудно.

А сейчас во время его дежурства случилось чрезвычайная ситуация.

У меня около тридцати секунд на колебания. Должен я позвонить боссу? Ему потребуется столько же времени чтобы войти в курс дела. Возможно, я должен был сообщить ему еще раньше, и наверное сообщил бы, если бы Тони не предложил это. Ох, черт побери...

А что если Арт не трезвый? Тот человек из Лос-Анджелеса улетел, но канадец все еще здесь...

Одна из теней в тоннеле нагнулась. Возможно, чтобы завязать шнурок на туфлях. А может, чтобы привести в действие бомбу, которая разрушит трубопроводы. Сандерс принял решение.

Когда он заговорил, его голос был спокоен.

— Чрезвычайная ситуация. Девятый тоннель. Сильное средство. Боевое. Выполнить.

Его голос был спокойный, но с подбородка капал пот. Он не служил в армии.

И он только что убил двух людей, умышленно, хладнокровно.

— А сейчас позаботимся о том, на северной стороне, — сказал Сандерс.

— Остановите прожекторами и снайперами. Кажется, у него нет ничего достаточно тяжелого, что может причинить большие разрушения. Правильно?

— Правильно, — ответил Флеминг.

— Убедитесь, что у него нет ничего, что может повредить трубы. И нет бомбы. Потом схватите этого сукиного сына. Возьмите его живым, и никаких сигналов тревоги.

— Вас понял, мистер Сандерс. — Капитан Флеминг отвернулся от экрана, и Престон Сандерс откинулся на спинку своего кресла.

Арт Боннер выпил последний бокал на посошок с сэром Джорджем Риди и оставил канадца в гостевых апартаментах. Коридор по периметру был темным и пустым, когда Арт, спотыкаясь, брел к своей пустой квартире, но он не обращал на это внимания.

Он уже хотел было повернуть к лифту, который бы доставил его к квартире Делорес. Но... нет. Она дала ясно понять, что кем бы они не были раньше, сейчас все это кончилось. Она будет рада его увидеть, но для чего?

“Чего же я хочу?” — размышлял он. Чтобы квартира не была пустой, когда я прихожу в ней. А это не возможно, потому что кто захочет жить с мужчиной, который позволяет городу управлять его жизнью, и ему это нравится. Это было чудо, что Грейс оставалась с ним пять лет.

В действительности, Делорес будет рада меня видеть. Мы можем поговорить о планировании следующей недели, она приготовит чай, и...

Не подходит. У нее наверняка есть друзья-мужчины, и один из них может быть сейчас с ней.

Это можно выяснить буквально не прилагая усилий, ему нужно только обдумать этот вопрос. Почему бы нет? Однако...

В его голове прозвучал повышающийся и понижающийся звук. Это не было звуком в действительности — имплантированный приемник подавал сигнал прямо на слуховой нерв, и он отличал его от настоящего звука. Во-первых, в этом случае он не ощутил вибрации. Однако он был достаточно громким, чтобы насторожить его независимо от того, насколько часто он его раньше слышал.

В его мозг продолжала вливаться информация: все, что МИЛЛИ знала о ситуации — компьютерные оценки вероятностей, возможные последствия взрывов в районах, где находились вторгнувшиеся, все происходило настолько быстро, что Боннер едва осмысливал это.

— Божий праведный, — проговорил сам себе Боннер и двинулся к быстрой полосе движущейся дорожки.

Он автоматически шел по направлению к Оперативному центру. А что я буду делать, когда приду туда, думал он. Я поставил на дежурство Престона. Он подумает, что я не доверяю ему, если я приду и приму руководство. Он не просил помощи.

К тому же, немного действует бренди. Компетентен ли я принимать решения?

— Милостивый боже, — пробормотал Боннер. У него было несколько секунд, чтобы вмешаться, если он собирался это сделать, но у него не было информации.

Прес хороший человек, думал он. Другая часть его мозга отвечала: — Надо бы ему быть еще лучше. — Боннер быстро шел вдоль движущейся дорожки. Это было глупо, потому что он достигнет управленческих офисов только на несколько секунд раньше, но он продолжал идти.

Ну вот. Дело сделано.

Он проходил сейчас мимо своей квартиры, недалеко от лифта на самый верхний уровень. Такое расположение неправильно, думал Боннер. Администрация должна находиться или рядом со своими квартирами, или где-то в центре здания, но у архитекторов свои представления. Как там Прес?

Он начал сходить с быстрой дорожки. Лифт, конечно, уже ждал его, рядом стояли два человека в форме. Повсюду в Тодос-Сантосе люди из службы безопасности должны были тихо занять определенные места, на случай того, что эта атака не закончилась только тремя вторгнувшимися в населенные участки.

Ремонтная, инженерная и пожарная службы должны быть тоже подняты по тревоге. Если водородные трубопроводы будут разрушены, и даже если не будет пожара, жизнь Тодос-Сантос остановится. Требуется энергия, чтобы город жил. Меньше конечно, чем требовалось бы тем же людям, живи они разрозненно в сотнях тысяч домов, но все-таки требуется много.

Он неловко шагнул с дорожки, кивнул охранникам и вошел в лифт, внутренне дрожа от волнения, пока он поднимался. Как это выдерживает Прес? Он убил двух людей! Лифт выпустил его, и он побежал к кабинету Престона Сандерса, покачиваясь из стороны в сторону на нетвердых ногах.

Тони Рэнд со страхом смотрел на чернокожего человека. Он удивлялся, как он мог так чертовски спокойно воспринимать все это.

А может быть, он не спокоен. Он курит так, что дымит как труба на крыше — я когда-нибудь видел его курящим? Он обычно так беспокоится, чтобы пепельницы были пустыми, а сейчас та уже наполовину полная.

Он подошел к полке и выпил залпом глоток бренди, почти смеясь над абсурдностью своих мыслей. Он невольно подумал, что еще днем он вылил бы марочный бренди Сандерса в кофе, а сейчас он пьет его как лекарство.

— Хочешь бренди?

— Я все еще на дежурстве, — ответил Сандерс. — Флеминг, как положение с тем вторгнувшимся на северной стороне?

— Он заметил нас. Он прячется.

— Спасибо.

— Может быть, сейчас тебе нужно позвонить Боннеру, — сказал Рэнд.

— МИЛЛИ уже сообщила ему, — равнодушно ответил Сандерс. — Обычный порядок в случае любого подобного происшествия. Он скоро будет здесь.

Он указал на голографическую схему, где синяя звездочка быстро двигалась по направлению к кабинетам управления.

— Я на твоем месте был бы поосторожнее с бренди. Арт захочет, чтобы ты присутствовал на обсуждении.

Двое мертвых, подумал Рэнд. Что за чертовщину они использовали для выведения из строя приборов наблюдения?

Вошел Арт Боннер. Он понял обстановку с первого взгляда, моментально заметив полную окурков пепельницу.

— Какое положение? — спросил он.

На экране появился Флеминг.

— Мы его взяли. — На экране возникло другое изображение: молодой мужчина, чуть больше двадцати лет, длинные волосы на затылке и коротко остриженные спереди и по бокам, с жидкой бородкой, что не было необычно, и в джинсовой куртке и брюках.

— Оружия нет, — докладывал Флеминг. — Мы его просветили. Ничего. Врачи говорят, что наркотиков нет. Он пытался притвориться, что накачался наркотиками, но мы убедили его, что знаем лучше.

— Может быть, это ошибка, — сказал Сандерс. — Здесь мистер Боннер. Берете на себя, мистер Боннер?

— Я сменю тебя. Вызови сюда, пожалуйста, Делорес и Сандру. Я собираюсь немного поспать этой ночью, и ты тоже поспишь. Флеминг, пошли того диверсанта сюда.

— Есть, сэр. — Изображение исчезло.

Боннер положил свою руку на плечо Сандерса.

— Расслабься.

Сандерс попытался улыбнуться, но не смог.

— Я убил их, Арт. Обоих. Хладнокровно.

— Понятно. Тони, принеси ему выпить.

— Это произошло так быстро. Все за одну минуту. Арт, что если там ничего не было? Как у того парня, ни оружия, ни чего другого? Просто они хотели попугать нас? Им это никогда не удастся!

Тони Рэнд принес бренди.

— Если они хотели напугать нас, у них это здорово получилось, — сказал он. — Вот, возьми.

Боннер согласно кивнул.

— Ты принял верное решение. Я принял бы такое же. Что если это было по-настоящему? Что если бы они установили бомбы, чтобы взорвать водородные трубопроводы? Взорвали бы водород с большим шумом. Большой костер!

— Почему это досталось мне?

— Ты это сделал, и я буду всегда поддерживать тебя.

— Меня беспокоит не Цюрих, и не полиция Лос-Анджелеса, а я сам.

— Я понимаю.

Парень ухмылялся. Первое, что Тони Рэнд заметил, когда лейтенант Блейк ввел его в кабинет Сандерса. Это была широкая ухмылка победителя.

— Мы обнаружили идентификационный значок на этого, — сказал Блейк.

— Точно. Я — Алан Томпсон, — сказал парень. У него был приятный голос, и он говорил как образованный человек. — Мой отец — брокер по недвижимости в Голливуде. А где остальные?

— Кто остальные? — спросил Боннер.

— О, ну давайте, — сказал Томпсон. Он продолжал ухмыляться. — Вы должны уже поймать их... — Он пожал плечами. — А может быть не поймали.

Престон Сандерс не притронулся к бренди, и сидел, глядя на юношу глазами, полными страдания. Ухмылка задела Тони Рэнда.

— Черт, что здесь такого веселого? — воскликнул Рэнд.

Боннер предупреждающе поднял руку, и Рэнд умолк.

— Мы обнаружили значок высокопоставленного посетителя рядом с входом, в коридор, ведущей к недостроенной секции, — доложил Блейк. — На имя некоего мистера Роланда Томпсона, который является льготным посетителем в нескольких местах.

— Точно, это значок моего отца, — сказал Алан Томпсон. — Теперь вы можете позвонить ему и сказать, что его блудный сын снова попал в неприятности.

— Пожалуйста, сядь, Алан, — осторожно сказал Боннер, — и расскажи нам, почему ты ползал по рабочим мосткам в сотне метров над уровнем земли в середине ночи.

— Да просто развлекался. — Томпсон сидел с видом важного посетителя. — Мы подумали, что вот все говорят о системе безопасности Тодос-Сантоса, а мы покажем вам, что она не так хороша, как вы о ней думаете...

— Ты сказал “мы”? Кто остальные? — спросил Боннер.

Томпсон хитро улыбнулся.

— Значит, вы точно еще не поймали их! Придется выбирать. Ну, я пожалуй скажу вам, потому что уже довольно поздно и не хочется сидеть здесь. Я думаю, вы не отпустите меня, пока не поймаете их. Их двое, Диана и Джимми, они остались в том дурацком тоннеле, в котором мы пробрались.

Престон Сандерс с шумом вдохнул воздух. Лейтенант Блейк был мрачен.

— Эй, а в чем дело? — спросил Томпсон. — Слушайте, они не чему не хотят причинить вреда!

— Алан, твои друзья что-то несли? Специальное оборудование или что-то в этом роде? — спросил Боннер между прочим. Ему было трудно скрыть напряжение в своем голосе.

Тони Рэнд наклонился, чтобы лучше слышать. Он ощущал тот же трепет ужаса, что и Боннер, но он также хотел узнать, как они это сделали.

— О, несколько коробок, полных песка. Снаружи написано “Динамит”, знаете? Только чтобы вы увидели. И Джимми, это Джим Планше, он гений электроники. Он думал, что сделал что-то такое, что выведет из строя ваши датчики...

— Что это? Как это работает? — потребовал ответа Рэнд.

— Что? Ну, я же не электронщик, — сказал Томпсон. — Но это сработало, если вы все еще их не поймали!

Арт Боннер замер в характерной позе, в которой он разговаривал с МИЛЛИ при помощи имплантата. Его лицо выглядело странно. Рэнд поднялся и зашел за стол, чтобы видеть экран, на который смотрел Сандерс. Что отыскал Боннер?

На экране показалось:

ДЖИМ ПЛАНШЕ. ИДЕНТИФИКАЦИЯ.

ЧЛЕН СОВЕТА ЛОС-АНДЖЕЛЕСА ДЖЕЙМС ПЛАНШЕ ИМЕЕТ СЫНА ДВАДЦАТИ ЛЕТ ПО ИМЕНИ ДЖЕЙМС ЭВЕРЕТТ МЛАДШИЙ.

— О боже, — невольно проговорил Тони.

— Что? — Алан Томпсон покосился на Рэнда. — Вы что-то сказали?

— Нет, — сказал Боннер. — Кто такая Диана?

— А, Диана Лаудер. Она вроде невесты Джимми, вы понимаете? Живет в нашей комнате.

— Вы имеете в виду противозаконно. Незаконны больные птицы, — сказал Томпсон. — Мы не хотели навредить. Могли даже принести вам пользу. Представьте, что мы были бы теми, кто действительно хочет навредить вам? Хотя это была не моя идея. Отец Джимми все время говорил об этом месте, и что... а что случилось? — Ухмылка юноши исчезла. — Боже мой, их не ранили? Послушайте, мистер, они не хотели нанести вред, у них нет оружия или еще чего-нибудь! Вы не ранили их? Боже, член совета Планше убьет меня, если с Джимми что-нибудь случилось!

— Значит, это твоя идея, — спокойно сказал Боннер.

“Как он может быть таким спокойным?” — удивлялся Рэнд. Прес же просто сидел, уставившись на бокал с бренди.

— Забери его, Блейк, — сказал Боннер. — Мы поговорим с ним позднее.

— Эй, подождите, скажите мне, что случилось с Джимми и Дианой? Отпусти меня, проклятый коп! Что вы с ними сделали, ублюдки? Вы не можете так обращаться со мной...

Дверь за охранником и сопротивляющимся юношей закрылась. Вот значит как, подумал Арт Боннер.

— Детки вышли поиграть, — сказал Сандерс. — Не могу в это поверить! Коробки с песком. Арт, они мертвые, как... — они совершенно мертвые! Я убил их, а это были только дети!

— Да. Держи себя в руках. Ты поступил правильно, исходя из того, что ты знал. Представь, что если бы это были члены ФРОМАТЕС с бомбой?

Сандерс сидел неподвижно, уставившись невидимым взглядом в стену.

— Ну, Прес, все в порядке, — сказал Рэнд. — Послушай, они очень хорошо постарались, чтобы ты их принял за членов ФРОМАТЕС, правильно? Я тоже так думал, когда смотрел из-за твоего плеча. Что еще ты мог сделать?

Сын члена городского совета Лос-Анджелеса и его подружка. Планше. Боже, почему это должен был быть он? Он много говорил, но он не настоящий враг. Не был врагом. А сейчас будет.

Можем мы скрыть это? Нет. Томпсон знает, где были остальные. Могут знать и другие. А может, не знают. Неожиданная мысль выползла из темной части его подсознания. “Извини парень, ты слишком много знаешь”, — Боннер отшвырнул ее прочь.

Рэнд наблюдал с нетерпением: Боннер отдавал команды и получал доклады через свой имплантат, в то время как Тони не знал ничего. Боннер мог бы ради приличия выводить все на телевизионный экран!

— Что происходит?

— Они смывают остатки нервного газа, — ответил Боннер. — Не стоит посылать туда охранников в защитном снаряжении пока не станет более безопасно, правда?

— Не думаю. Я попробовал направить туда робота, но линии связи все еще забиты помехами.

— Какого дьявола твои люди не могут изобрести что-нибудь получше нервного газа? Что-нибудь такое, что бы мгновенно сшибало человека с ног, но не убивало его?

— Невыполнимый приказ, — ответил Рэнд. — У вас есть один, но его нужно вдохнуть. У этих были одеты противогазы. Если вам нужно что-нибудь, что бы срабатывало, контактируя с кожей, и сражало людей до того, как они поймут, что их поразило, то боевые газы единственное, что существует.

— Я полагаю.

— Вот маршрут, по которому они должно быть прошли, — сказал Боннер. Сквозь голограмму двигалась тонкая линия. На втором экране появилось то, что видели идущие по этому маршруту. Дважды появились суровые слова на английском и на испанском:

ЕСЛИ ВЫ ВОЙДЕТЕ В ЭТУ ДВЕРЬ ВЫ ПОГИБНИТЕ

— Мы не нежничаем, — сказал Рэнд. — И на тех дверях были хорошие замки. Еще немного, и мы сами не сможем их открыть. Может быть, если я...

— Ты тоже? — раздраженно сказал Боннер. — Послушай. Мы приняли меры предосторожности. Понесли огромные затраты. Черт побери, у нас нет морального обязательства спроектировать здесь все так, чтобы гениальные идиоты не нанесли себе вреда! Они полагают, что мы должны сидеть без дела и позволить банде вшивых ублюдков перестрелять нашу полицию, отравить наших людей, сжечь город, лишить наших людей работы — и не сопротивляться?

— Конечно, — сказал Тони, но он не мог прекратить думать, что он мог сделать что-нибудь еще. Еще более защищенный от дураков проект здания. Но эти ребята были чем угодно, но только не дураками!

Вошел молодой врач из жителей и сделал Престону Сандерсу укол. Потом группа из службы безопасности принесла тела Джимми Планше, двадцати лет, и Дианы Лаудер, девятнадцати лет. У них с собой не было опасного — только имитации бомб с яркими наклейками, ящик со сложной электронной аппаратурой, которую жаждал изучить Рэнд, и маски для ныряния, соединенные со скобой.

Оружия с ними не было совсем.

Генри Брукс Адамс

Лежа на чужой кровати в чужом городе и в чужой стороне, сэр Джордж Риди постепенно осознал, что не может заснуть.

Причиной была, конечно, разница во времени. Сэр Джордж всегда страдал от нарушения биоритма. Это было печально, потому что его работа требовала большого количества поездок. Он бы не выжил, если бы не научился спать в самолетах.

Однако, выспавшись во время полета в Лос-Анджелес, Риди совсем не хотел спать даже в полночь. Он устал, но спать не хотелось. Если бы он плотно закрыл глаза, стиснул кулаки и заставил себя уснуть, он пролежал бы так до самого рассвета. Он часто пытался обмануть сон. Фокус состоял в том (думал он, сев и протянув руку за контактными линзами), чтобы принимать дополнительное время бодрствования как дар, и стараться что-нибудь с ним сделать.

День был переполнен непереваренными данными... Энтони Рэнд упомянул акционеров, которые работают за пределами Тодос-Сантоса, никогда не покидая его. Интригующая возможность для мира, в котором кончается топливо. Как же Рэнд назвал их? Уолдо. А технический термин он забыл.

Риди улыбался, качая головой. Типично. Но уолдо сейчас могут оказать большое влияние на площадь, которую Канада должна будет представить под проектируемый арколог. Что же еще нужно проверить, перед тем как завтра начать раскапывать реальную информацию?

Арколог не может существовать без лежащего рядом города?

Если это правда, то это решающий момент. Какого рода город? Как близко? Тодос-Сантос и Лос-Анджелес расположены, вероятно, слишком близко друг от друга, и отношения между ними кажутся напряженными. Род напряженности, которую он увидел, может существовать вечно, подумал Риди. Что-нибудь может улучшиться.

Возможно, предпринимающему канадскому городу или его жителям следует сделать какие-либо уступки?

Та семья, в “Коммонз”, их профинансировал сам Тодос-Сантос. Так сказал Боннер. Как это срабатывает?

“Собственноручная подпись на рекомендации мисс Черчворд”.

— Вот это да, — сказал Риди вслух.

Столик открылся с доставленным для сэра Джорджа горячим шоколадом. Он отпил немного и добавил бурбон. Раньше в подобных случаях это смело помогало ему уснуть.

Потягивая шоколад и улыбаясь, он смотрел на ковер из огней. Неудивительно, что жители Лос-Анджелеса были ожесточены. Все предыдущие аркологи начинали свою жизнь как многообещающе самодостаточные объекты. Тодос-Сантос начинался как симбиот Лос-Анджелеса. Сейчас, найдя людей, которые ему нужны, привлекая их ссудами и концессиями, город в здании прилагал все усилия, чтобы стать самодостаточным, в границах Лос-Анджелеса.

Вот только насколько Черчворд необходима для этого процесса?

Может ли она искать новую карьеру, с изрядным повышением жалования? Риди отметил в уме выяснить это.

Человек может настолько отчаяться, что начинает готовиться уничтожить себя, а другие люди могут насмехаться над ними в этом самый момент! Он никогда бы не поверил в это. Последние из его иллюзий сгорели, когда он танцевал под порывом ветра на вышке для ныряния. Его злость была глубоко, он ее не показывал, и она была обращена против самой себя.

Его лицо даже не было мрачным. Оно было смертельно спокойным, когда он сидел, ожидая, ожидая — чего, он не знал, и не хотел знать. Он пошел туда, куда охранники его повели, и сел туда, куда ему указали.

Охранники обнаружили его, когда он стоял, прислонившись к ограде, глядя перед собой, со слезами, катившимися по его спокойному лицу. Он почувствовал на своем плече короткие пальцы, и пошел туда, куда они тянули. Охранник говорил успокоительным тоном, но он не слышал слов. Его привели в лифт. Вниз, как падающий камень. Из лифта. В эту комнату, где он сейчас ждал.

Дверь отворилась.

Он не побеспокоился взглянуть. Но люди разговаривали.

— Я не знаю, Тони. Я не знаю, что сейчас произойдет. Но я клянусь, что они выглядели так, будто они собираются взорвать водородные трубопроводы.

— Я был там. Я спустился, чтобы посмотреть оборудование, которое они несли. Оно не здесь? Ох, а это кто? — Голоса стали звучать более громко, когда головы повернулись к комнате.

— А? Да, это прыгун, которого мы сняли с твоей вышки для прыжков в воду.

— Черт побери, Паттерсон, у нас проблемы посерьезней, чем с ним! Мистера Сандерса накачали успокоительным по глаза. Мистер Рэнд, что нам делать, если полицейские из Лос-Анджелеса придут за ним?

— Ничего. Прес убил двух саботажников и поймал третьего. Этому третьему повезло. Прес имел полное право убить и его тоже. Лос-Анджелес ничего не собирается с ним сделать.

— Да, но у ребят не было динамита, черт побери! Это был ящик с песком. Как на это посмотрит Большое Жюри?

Он поднял голову и увидел как “Тони” пожал плечами и сказал:

— Блейк, эти трое изо всех сил старались убедить нас, что они собираются уничтожить Тодос-Сантос. Я бы сказал, что им это удалось лучше, чем в их самых безумных мечтах. Считайте это эволюцией в действии.

Раздался смех, а затем серьезный голос:

— На этом не остановится, Тони. Боже, я рад, что я не Боннер.

Ответный смех.

— Как и все сегодня ночью.

Они закрыли дверь. Его снова забыли. Это его возмутило. Его возмутил их смех, они насмехались над его приближающейся смертью.

О нем вспоминали через час. Охранник с короткими пальцами провел его в лифт, спустился с ним и посадил его в вагон подземки, сказав что-то, что он не побеспокоился услышать. Он уже принял решение.

Томас Лунан щелкнул электронным устройством и въехал на своем “Ягуаре” в гараж. Он достал два мешка с продуктами и положил их на пол, а затем занялся замками: двумя огромными металлическими засовами поперек гаражной двери, затем полицейским замком и двумя засовами маленькой двери для людей, чтобы выйти. Снаружи он снова положил свои пакеты, чтобы запереть дверь.

Его квартира находилась в трех кварталах отсюда, поэтому продукты приходилось носить. Хотя улицы здесь были хорошо освещены и с оживленным движением, что было одной из причин, по которым он выбрал именно этот гараж.

Внутри все было по-другому. Его квартира была со вкусом обставлена и везде было чисто. Его стерео и телевизор были новыми и дорогими. Некоторые из картин на стенах были оригиналами.

Однако со стороны вы бы никогда не догадались, что здесь есть что украсть, вот в чем состояла идея. Лунан даже гордился методом, который изобрел. Он хотел жить недалеко от берега, но не мог позволить себе поселиться в богатых прибрежных кварталах, поэтому он был вынужден поселиться в Венеции с ее старыми домами, построенными в двадцатые годы. Однако Венеция была районом высокой преступности, поэтому как он мог пользоваться своими дорогими пожитками и не быть ограбленным? Очевидно, он должен был жить так, чтобы никто не узнал, что у него есть что украсть.

Автомобиль был самой трудной частью. Если бы он стал останавливать “Ягуар” рядом с домом, кто-нибудь обязательно бы понял, что у его владельца есть хорошая пожива. Они бы проследили за ним и ограбили. Лунан жил один, и работа вынуждала его отсутствовать неделями, что было достаточно плохо. Однако было бы еще хуже, если уличная банда пришла, когда он дома. Вот почему он с такой осторожностью шел от гаража к квартире, и пока это срабатывало хорошо.

Он включил новости, но обращал на них мало внимания, прислушиваясь только, не услышит ли он что-нибудь необычное. Необычным было то, что могло привести его к сенсационному рассказу.

У Лунана были неприятности. Нет, сказал он себе, большая неприятность. Он уже несколько месяцев не делал большого рассказа, и директор станции дышал ему в затылок.

Неприятность состояла в том, что у него долгое время не было идеи. А он жил на идеях. Лунан не делал рассказы, как другие. Он не охотился за машинами скорой помощи, не ездил на пожары и не отирался вокруг полицейских участков. Он совершенно не делал того, что другие назвали бы “новостями”. Его специализацией были глубокие интервью, раскапывание интересных рассказов о людях, которые объясняли бы мир.

Что же делать сейчас? Он прикинул, что осталось примерно две недели до того, как его вызовут и посадят обратно в лужу. Не так много. Как, черт побери, он сможет найти что-то стоящее за две недели?

Он решил вернуться к способу, который срабатывал в прошлом — пойти половить рыбку. Побродить, поговорить с любым, кого сможет найти и дать событиям развиваться. Это выглядело надеждой на случай, и это именно так и было. Однако в прошлом ему везло. Таким образом он заработал две Пулитцеровских премии.

Итак, куда пойти? Он поставил классику — “Битлз”, расслабился, потягивая из бокала “Шиваз Ригал” и, немного погодя, вспомнил, что долго не был на Молл в Санта-Монике. Почему бы не пойти туда? Может быть, из этого получиться что-нибудь хорошее.

Прыгун вышел из метро на остановке Флауэр-стрит в центре Лос-Анджелеса. Здания здесь были не такие огромные, как в Тодос-Сантос, но все же достаточно высокие. Люди, которые смеялись над ним в Тодос-Сантосе, прочитают о его смерти, и почувствуют сожаление.

Но узнают ли они об этом?

Это было важно. У него с собой не было документов или предсмертной записки. У него были только деньги, которые охранник из Тодос-Сантоса впихнул в его карман. Тогда он решил умереть анонимно. Сейчас этого было не достаточно. Он должен что-то оставить. Он стоял между рельсовым путем и стеной, исписанной грязными надписями, символами банд, пока в его голове формировались мысли...

Он поискал и нашел в кармане карандаш “Маджик Маркер”. Он стоял перед стеной, не боясь, что кто-нибудь смотрит, пока не пришло вдохновение. Большими печатными буквами поверх почти стершейся надписи он написал:

СЧИТАЙТЕ ЭТО ЭВОЛЮЦИЕЙ В ДЕЙСТВИИ.

Ну вот, теперь было хорошо. Это было не очень гордо. Это было послание человека, который оказал человеческому обществу последнюю услугу, избавив его от хронического неудачника. Он мог нацарапать это на парапете, или в другом месте, перед самым прыжком. И этот человек, Тони, узнает в этом свои собственные слова...

Он повернулся и быстро пошел к ведущей к выходу лестнице.

Джим Планше-старший в своем домашнем кабинете налил себе еще бурбона и сел в кресло. Он подумал, что его гость наконец подошел к главному. Джордж Харрис истратил много времени, говоря ни о чем, и было уже поздно, пора было присоединиться к остальным своим гостям в патио.

— Ты знаешь, что я сажусь в тюрьму каждую неделю, — сказал Харрис.

Член совета Планше нахмурился.

— Кажется, я слышал об этом.

В действительности он знал об этом ничуть не меньше самого Харриса. Он должен был это проверить, так как хотел быть уверен, что участие Харриса в финансовом комитете по организации его избирательной компании не приведет к неприятностям с его лос-анджелесскими избирателями.

Джордж Харрис фальсифицировал свои налоговые декларации, был пойман на этом и обвинен в уклонении от налогов. На суде он заявил, что сделал это в качестве протеста против политики Вашингтона, которому он отказался платить. Однако это не помогло ему приобрести сочувствие судьи, и в дополнении к штрафам должен был провести сорок восемь уикендов в тюрьме округа. Его выпускали в воскресенье вечером, так что он мог заниматься своим бизнесом, но утром каждой субботы он должен был возвращаться обратно.

Немногие знали, куда уезжал на уикенды Харрис, и большинство из них, ему сочувствовали. Ведь каждый уменьшает цифры в налоговой декларации насколько это возможно. Некоторые считали, что Харрис заслуживает медали. Поэтому не было проблемы, оставаться ли друзьями с Джорджем, и это было хорошо, потому что Планше знал его многие годы.

— Мне нужна помощь, — сказал Харрис.

Джим Планше-старший нахмурился.

— Послушай, Джордж, это был федеральный суд. Если твои адвокаты не могут тебя вытащить, я точно не могу...

— Я это знаю, — сказал нетерпеливо Харрис. — Большинство думают, что я легко отделался. Я думаю, что да, если сравнить с тем, что было бы, оставайся я там на всю неделю. Но Джим, я не могу это больше терпеть.

Похоже, это могло привести к затруднениям, Планше это видел. Харрис, крепкий старина Джордж Харрис, был почти готов сломаться и зарыдать. Совсем не хотелось увидеть это. Они не были хорошими друзьями до такой степени. Харрис может пожалеть об этом позже, и...

— Послушай, Джордж, я знаю, что это неприятно, но...

— Неприятно? Это чистый ад! Совершенное отсутствие человеческого достоинства. Тюремщики — садисты. Я слышу каждую неделю одни и те же слова от одного из жирных мерзавцев: “Со мной очень легко поладить. Очень легко. Но если от тебя будут неприятности, я сделаю так, что ты об этом пожалеешь. Просто помни об этом. Эти их правила, что ты видишь наклеенные на стенах, не имеют никакого отношения к тому, что здесь происходит в действительности. Помни об этом, и мы хорошо поладим”. Он говорит это каждую неделю.

И каждое его слово правда. Им нравится их работа, Джим! Им нравится поднимать нас в четыре тридцать утра. Им нравится гнать нас в душевую тесным строем, прижавшись друг к другу. Они любят загонять нас в накопитель и держать сорок человек в камере, рассчитанной на шестерых. Я прихожу туда каждую субботу в восемь утра. Я должен быть там в восемь. Они даже не впускают меня до девяти, но только бог мне поможет, если я не приду к восьми, чтобы не сидеть перед дверью целый час. Затем вталкивают в камеру для обработки задержанных. Каждую проклятую неделю. Они знают, что я прихожу, поэтому зачем вся эта обработка? Но я не осмеливаюсь спросить, и ты бы тоже не осмелился.

— Да, ну...

— Я не рассказал и половины. — Харрис сломал барьер нежелания рассказывать, и теперь слова потекли потоком. — Завтрак в пять, и его невозможно есть. Сырой хлеб. Яйца, поджаренные на рыбьем жире. В пять утра! В воскресенье. Они говорят, что завтрак должен быть рано, потому что большинство заключенных вызывают в суд, и они должны быть готовы в восемь. Может быть это и так, но в воскресенье? А на ланч тот же проклятый хлеб, жирное мясо и сосиски, обернутые в резину, с резиновыми картофелинами. Они действительно резиновые. Подпрыгивают, если их уронить!

— Тюрьма не для веселья, Джордж.

— Я это знаю! Но разве они должны срывать последний покров человеческого достоинства? Они меня “исправляют”? Каким образом? Я не преступник.

— Нет. Судья посчитал тебя чем-то более опасным. Мятежником.

— Черт побери, с Гитлером обращались лучше, когда его посадили в тюрьму после Мюнхенского путча.

Конечно, и если бы с ним обращались похуже, он бы не попытался сделать это снова, подумал Планше. Начни обращаться лучше с уклоняющими от налогов, и произойдет антиналоговый мятеж по всей стране, и что же тогда будет с бедными? Джордж протестовал против атомных электростанций, но по той же логике можно протестовать и против пособий, а пособия гораздо менее популярны, чем атомные электростанции. Он действительно не очень сочувствовал Джорджу Харрису. С другой стороны, для предвыборной кампании необходимы денежные пожертвования, а Харрис имеет влияние на некоторых больших владельцев недвижимости. С человеком следовало быть друзьями.

— А люди, с которыми меня сажают в камеру! Джим, в один из уикендов я был в камере один. Унитаз засорился, пол затопило, но это был лучший уикенд из всех. Животные, к которым меня бросают...

— Я думаю, это должно быть довольно неприятно, — сказал Планше. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Тюрьма принадлежит округу, а не городу. У меня нет никаких средств влияния на нее. Это департамент шерифа.

— Но не можешь ли ты хоть что-нибудь сделать?

— Мы пытаемся. Время от времени судья заявляет, что тюрьма “жестока и антигуманна” и происходит шумиха насчет “реформ”, но это ни к чему не приводит.

— Да, но что же делать мне? Я на пределе терпения, Джим.

— Я полагаю, — сказал Планше. Он достал из ящика стола микрофон. — Эмил, посмотри, не сможешь ли ты устроить для мистера Харриса — пишется как произносится — содержание в тюрьме округа как высокопоставленного лица. Он проходит по одной из этих программ заключения по уикендам. Приходит в субботу утром и уходит в воскресенье вечером. По крайней мере попытайся подобрать ему сокамерников получше. Округ нам кое-чем обязан, позвони одному из наших должников. — Он положил микрофон обратно в стол. — Ну вот. Мой помощник займется этим утром.

Харрис, казалось, почувствовал облегчение.

— Не могу обещать, — предостерег его Планше, — но я думаю, что дело улучшится. По крайней мере, немного улучшится.

— Спасибо. Я тебе чертовски благодарен! — Он осушил свой бокал.

— Да, кстати, о сборе средств в твой фонд. Думаю, что смогу кое-что получить от парней из Атлетического Клуба на покупку столов. Хотя это было бы легче, если бы ты показывался там иногда. — Он осуждающе поглядел на живот Планше, начинающий немного свешиваться над ремнем. — В такой форме ты не войдешь даже в комнату Конгресса Соединенных Штатов.

— Полагаю, ты прав, — сказал Планше. Прошло много времени с тех пор, когда Джим Планше был падающей звездой. Впрочем, это не повредило его политической карьере.

Джордж похлопал по своему плоскому животу.

— Ты должен держать форму, Джим. Нужно иногда поработать.

— Уикенды в тюрьме, кажется, не повредили тебе в этом смысле, — сказал Планше.

— Ни черта не повредят. Единственный путь — заниматься регулярно. Каждый чертов день. А ты можешь представить меня делающим упражнения в камере с визжащим пассивным гомосексуалистом? Но оставим то, что ты становишься таким дряблым, ты должен вступить в клуб, чтобы познакомиться с парнями. Поиграй как-нибудь с ними немного в покер. Ты удивишься, как много друзей можно приобрести, проиграв пару сотен зеленых.

Планше кивнув.

— Хороший совет. Но когда мне заняться этим? У меня нет времени даже чтобы увидеть собственного сына.

— А в чем проблема?

Планше пожал плечами.

— В основном, Тодос-Сантос. Множество предприятий в моем округе теряют клиентов из-за этого термитника. Я мало что могу сделать, но они безусловно хотят, чтобы я попытался.

Харрис сочувственно кивнул.

— Да. Они привозят своих собственных строителей тоже. Покупают все у своих фаворитов. Не так давно я подготовил сделку по продаже им кое-каких электротоваров, но они нашли кого-то у себя внутри, кто об этом позаботится. У твоих избирателей законные жалобы. Тодос-Сантос освобожден от большинства законов, которые сдерживают наш бизнес.

— Конечно, но это был единственный способ, чтобы они построили дома, — сказал Планше.

Пятнадцать лет назад Лос-Анджелес был рад получить Тодос-Сантос. Тогда террористы пытались поднять бунты путем устройства пожаров в одном из районов гетто. Это у них здорово получилось. Они взорвали настолько много зажигательных бомб, что вызвали огненную бурю и сожгли несколько квадратных миль города, оставив ужасный, болезненный шрам, множество бездомных и стремительный рост безработицы. Когда консорциум, которому принадлежал Тодос-Сантос, предложил вновь отстроить дома и создать сто тысяч рабочих мест, а так же решить проблему чистой питьевой воды, Конгресс и законодатели штата, и все остальные так увлеклись этим, что предоставили в обмен банкирам привилегии, которых они требовали.

Вероятно, это была ошибка, подумал Планше. Но в то время это казалось хорошей идеей.

— Ты когда-нибудь обсуждаешь денежные вопросы с Тодос-Сантосом? — спросил Харрис.

— Не слишком часто. — Планше поднялся и поставил свой стакан в бар.

Харрис продолжал говорить, пока они с Планше шли к остальным.

— Ты можешь этому радоваться. У них есть акула женского пола, с которой приходится иметь дело. Красивая женщина, но холодная, как тот их айсберг в заливе. Жесткая, как гвозди.

Когда официант принес чек, Барбара Черчворд взяла его прежде чем молодой человек, сидящий с другой стороны стола, мог возразить. Его встревоженный взгляд был интересен, и она бесцельно подумала, беспокоится ли он о сделке, которую хочет провести, или не может согласиться с тем, что за обед платит женщина.

Никогда не повредит быть тактичной, подумала она, и сказала: — Все в порядке, Тэд. Нам принадлежит половина этого ресторана, и я получу хорошую скидку.

Дело, конечно, было не в этом. Мистер Бингхэмптон испытал разочарование. Возможно, несколько раз, если она правильно поняла его намерения на остаток вечера. Не то что ей было бы особенно неприятно позволить ему похвастаться справкой о доходах, или что там еще он хотел использовать, чтобы заманить ее в его гостевые апартаменты на 96-м уровне. Он был красив, умен, представителен... но она никогда не смешивала бизнес с развлечениями, что он скоро должен был узнать.

И в связи с этим она не собиралась иметь с ним никакого дела и завтра тоже. Это казалось хорошей сделкой, разве что слегка осложненной. Недавно она приобрела компанию с отличной способностью торговли в разнос, действительно, продавцы были лучше, чем производящий продукцию персонал. Если бы у нее была хорошая местная производственная линия, чтобы добавить ее продукцию к их товарам, они бы хорошо справились.

Мистер же Тэд Бингхэмптон представлял испытывающую недостаток оборотного капитала компанию, производящую отличные недорогие пылесосы, которые ее продавцы носили от квартиры к квартире после очень небольшой переподготовки. Единственной проблемой был “айсберг”.

Компания “Теннаха” проводила великолепную пенсионную политику. Какое количество престарелых работников? Если таких много, то в начале прибыль будет высокой, но через несколько лет дело может разладиться.

Данные потекли в ее мозг. Возраст работников, право на пенсию, средняя текучесть рабочей силы, средний возраст при найме. Когда поток закончился, она обдумала, полученную информацию. Имея большой опыт, она контролировала выражение лица, но внутренне она нахмурилась. “Теннаха” — компания пожилых, старых рабочих. Они не нанимали новичков, и у них было множество пожилых рабочих, которые не проработают более десяти лет.

Для этого было множество преимуществ. Тодос-Сантос был свободен от большинства глупых предписаний, которым должны были подчиняться предприятия снаружи. Если купить “Теннаху”, придется потратить уйму времени, чтобы отладить производство, учитывая принципы равных возможностей и недопущения дискриминации по возрасту, и все такое. Гораздо лучше импортировать производственные мощности, чем приобрести фирму за пределами Тодос-Сантоса.

Конечно, руководство компании “СМС” не захочет продавать ее в Тодос-Сантос, но это было только техническая проблема. Правильное предложение акционерам, сделанное в нужное время, и директора не узнают, что же их сразило. В любом случае, это была группа довольно наивных людей. Пара директоров довольно неплохи, и их она бы оставила, но большинству придется уйти...

— Эй, вернитесь, — сказал Тэд Бингхэмптон. — Вы за миллионы миль отсюда.

— Ох, извините, я немного задумалась, — ответила Барбара.

— Вы никогда не говорите, о чем думаете.

Барбара подарила ему свою лучшую улыбку.

— Это хорошо. — Пока она не узнала, захотят ли ключевые работники из “СМС” переехать в Тодос-Сантос, будет лучше не продолжать переговоры с “Теннахой”.

Она равнодушно слушала, как он говорил что-то о том, что ему приятно иметь дело с красивой женщиной. Она уже слышала это раньше, и поэтому могла отвечать приличествующей улыбкой не слушая.

По крайней мере, достаточно для того, чтобы обратить внимание на то, что делают с деньгами, и обнаружить, что ей нравится бизнес. Это было самой захватывающей игрой в городе. Не то чтобы ей не нравилось быть прелестным созданием, умевшим говорить как наивная девушка. Совсем нет. Она была популярна на вечеринках, где она встречала множество других молодых женщин с деньгами. Модели, звезды кино, телевидения, все великолепие голливудского общества, и вскоре она распоряжалась их вкладами. До того как окончился тот период ее жизни, она создала консультационную фирму, распоряжающеюся многомиллионными инвестициями, в которой она до сих пор имела неголосуемый двадцатипроцентный доход. Она также заработала достаточно, чтобы оплатить свой имплантат, а это было неоценимо. Пока люди, с которыми она вела переговоры, рылись в бумагах и старались вспомнить цифры, она получала все доступные данные, просто пожелав это.

— И у нас есть некоторые новые данные по производству, — говорил Тэд. — Я не принес их с собой на обед, но если вы сейчас пройдете со мной, я могу вам их показать.

Джон, виконт Морли Блэкбурнский

Совещание началось, когда Тони вернулся на улицу. Он тихо вошел и сел на свое место за большим столом красного дерева. Большинство руководителей Тодос-Сантоса были здесь. Во главе стола был Арт Боннер, рядом с ним Престон Сандерс. Сандерс выглядел странно: измученные глаза на спокойном, из-за принятых транквилизаторов, лице.

Барбара Черчворд, еще более красивая чем обычно, в парчовом платье цвета золота, которое стоило наверное две тысячи долларов, с рыжими волосами, уложенными в виде шлема, смотрела в пустоту.

Рядом с ней сидел Френк Мид, чей зад не вмещался на удобном стуле, а лицо было как всегда хмурым. В качестве инспектора он работал на Боннера и Черчворд, однако должен был также отчитываться прямо перед правлением в Цюрихе. Ходили слухи, что Мид настолько же могуществен, как и Боннер. Конечно, никто не хотел без причины раздражать его.

Здесь были и другие. Полковник Амос Кросс, начальник Службы Безопасности, худой энергичный человек с начавшейся образовываться аккуратной лысиной. Молодой врач из жителей, который поставил Сандерсу укол, чувствовал себя здесь среди могущественных людей не в своей тарелке. А так же Джон Шапиро, глава юридической службы, чувствовавший себя неловко в рубашке с расстегнутым воротом, потому что он обычно носил костюм с жилетом и консервативный галстук.

Все смотрели на Тони Рэнда. Боннер нахмурился.

— Кое-что. У них был один генератор сигналов, передававший код, который МИЛЛИ интерпретирует как текущий ремонт, другой выводил из строя емкостные датчики, назначение нескольких других мне не понять без нескольких часов работы.

— Какие из этого выводы? — спросил Боннер.

— Поработала хорошая голова. Как может кто-то быть таким умным и таким глупым?

— Тони, как они узнали, что им нужно?

Тони покачал головой.

— Кое-что из этого логично, но они не смогли бы угадать частоты, и они бы никогда не угадали коды для открывания замков.

— Это значит, у них был источник внутри? — спросил Френк Мид.

— Похоже, — ответил Тони. — Наверное, это тот, кто имеет доступ к МИЛЛИ. Но я не представляю, кто это может быть.

— Я тоже, — сказал Боннер. — Мне ненавистна мысль, что кто-то так вероломен...

Мид спросил:

— В чьем штате он может быть?

— Может быть, в твоем? — предположил Рэнд.

Мид покачал головой.

— Никто из моих людей ни черта не смыслит в электронике. Я тоже. Послушайте, если у нас здесь есть этот проклятый предатель, мы должны от него избавиться.

— Непременно, — сказал Боннер. — Мы посмотрим, что можно сделать, утром. Но сейчас нам не нужно еще одно вторжение. Полковник, ваши отряды подняты по тревоге?

Боннер согласно кивнул.

— Я уже приказал МИЛЛИ подготовить сообщение. Тони, возможно ли, что они нашли путь получения информации из МИЛЛИ, не оставляя записи?

— Конечно. Ты делаешь это вовремя. А так же Барбара. И твои заместители, и Делорес. Любой, имеющий имплантат, или терминал и неограниченный доступ.

— Существуют ли записи, кто и какой файл запросили, и когда? — спросила Барбара Черчворд.

— Конечно, — ответил Тони. — Но записи о доступе не защищены. Почти любой может их изменить.

— Почему это так? — потребовал ответ Мид. — Мне кажется, это очень небрежно.

— Ну, всякий раз, когда мы устанавливаем закрытые файлы, это усложняет программы. Со сложными программами трудно обращаться. Мы можем это делать, но это будет дорого, — ответил Тони.

Боннер сжал губы.

— Хорошо, это другая проблема, которая должна подождать до утра. — Он глубоко вздохнул. — Сын Планше... Он более могуществен, чем мэр! Он действительно может причинить нам вред, и мы должны предположить, что он попытается.

— Козел отпущения, — сказал Сандерс. — Он захочет козла отпущения. Меня.

— Ну, тебя он не получит, — возразил Боннер. — Джонни, как там ситуация с законом?

— Ничего хорошего, — ответил Шапиро. — На данный момент все в порядке. У нас есть полицейское отделение, и там происшествие зафиксировано. Но это произошло час назад, и сейчас мы уже должны сообщить в офис коронера округа. После того, как мы это сделаем, дело перейдет в юрисдикцию людей окружного прокурора.

— Можем мы воспротивиться этому?

Шапиро решительно покачал головой.

— Нет, такого способа нет. Тодос-Сантос имеет много юридических иммунитетов, но мы все равно являемся частью округа Лос-Анджелес и штата Калифорния. Мы ничего не можем с этим сделать...

— Мне бы хотелось проигнорировать это, — сказал Фрэнк Мид. — Закопать их поглубже и послать к черту администрацию Лос-Анджелеса.

— Будь серьезней, Фрэнк, — сказал Боннер. — Сотня человек знает о вторжении. Не говоря о парне Томпсоне.

Мид поднял руки, похожие на маленькие окорочка.

— Да, я знаю. Это была просто мысль. — Он опустил свои руки на стол жестом бессильного гнева. — Но будь все проклято, Планше будет стараться навредить нам сейчас, когда началась кутерьма с поступлением наличных денег. Это чертовски неподходящее время для войны с Лос-Анджелесом.

— Никогда не бывает времени действительно благоприятного для ведения экономической войны, — сказала Черчворд.

— Джон, что произойдет, когда мы сообщим об этом? — спросил Боннер.

— Они попытаются арестовать мистера Сандерса?

— Вероятно. В принципе они не должны делать это, но, учитывая политическую ситуацию, они произведут арест, если на этом будет настаивать Планше.

— Мне это очень не нравится, — пробормотал Фрэнк Мид.

Престон Сандерс засмеялся. Его смех звучал ужасно.

— Но мистер Мид, вы всегда были так уверенны, что я провалюсь. Вот это и произошло.

Мид был шокирован.

— Эй, Сандерс, я этого не заслужил!

— Не стоит так говорить, Прес, — сказала Барбара Черчворд. Она говорила спокойным профессиональным голосом. — Арт, мы знаем, что произошло. Нам еще нужен Прес?

Боннер нахмурился.

— Он мой заместитель...

— Накачанный по глаза успокоительным, — сказал Черчворд. — Я предлагаю позволить ему пойти и хорошо выспаться.

— Думаю, ты права. Хотя мы уточним одну вещь. Люди из Лос-Анджелеса не заберут Сандерса в тюрьму. Они могут допрашивать его, но только здесь.

— Все согласны?

Хором зазвучали слова согласия, однако Шапиро молчал. Адвокат выглядел встревоженным.

— Это будет нелегко сделать, Арт. Если они решат его арестовать, как мы сможем им помешать?

— В настоящий момент он слишком болен для перевозки. Доктор Файндер, позаботьтесь об этом. Поместите Преса в вашу больницу и держите его там. Никаких посетителей без моего разрешения, только не говори, что это мое разрешение, говори, что доктора Вайнтрауба. Это сработает, Джони?

Шапиро медленно кивнул.

— Я думаю да. Лучше было бы привлечь к делу пару психиатров. Мы должны иметь для этого вескую причину.

— Я не сумасшедший, — запротестовал Сандерс. — Черт побери, я не сумасшедший!

— Никто не говорит, что ты сумасшедший, — резко оборвал его Боннер. — Но лучше, если мы скажем, что ты “эмоционально расстроен, неуравновешен”.

Сандерс засмеялся. Боннер кивнул доктору Файндеру, и тот поднялся. Поднялся и Сандерс и позволил увести себя из комнаты.

— Это он заговорил, а не я, — сказал Фрэнк Мид после того, как дверь за Сандерсом закрылась. — И действительно он провалил дело.

— А что бы сделал ты? — спросил Боннер.

— Подождал бы, пока Служба Безопасности не поймает верхнего вторгнувшегося, — ответил Мид, — и применил бы усыпляющий газ.

— И позволил бы им взорвать подводящий водород трубы, — сказал Тони Рэнд.

— Не очень блестящая идея.

— Это лучше, чем начать войну с Лос-Анджелесом!

— Прошу вас обоих прекратить, — сказал Боннер. — Мы здесь для того, чтобы решить, как решить возникшую проблему. Мы здесь для того, черт возьми, чтобы решить, что нам делать сейчас! Вы поняли?

— Первое, что нам лучше сделать, это позвонить в офис коронера, — сказал Шапиро. — Чем дольше мы это откладываем, тем хуже это выглядит.

— Хорошо, — согласился Боннер. — Я поручу это Сандре. — Он замолчал на секунду, склонив голову в сторону. — Сделано. Сейчас у нас осталось меньше часа до того, как это вызовет против нас ярость.

— Следующее. Кто сообщит об этом члену совета Планше? Если у него есть хорошие друзья в Тодос-Сантосе, то МИЛЛИ об этом неизвестно.

— Маклин Стивенс, — сказала Барбара Черчворд. — Позвоните ему, и пусть он сообщит члену совета Планше.

— Хорошая мысль. Думаю, лучше мне это сделать сейчас. Прошу извинить меня. — Боннер вышел из кабинета в соседнюю комнату.

— Нам понадобиться заявление для прессы, — сказала Черчворд. — Я думаю, Сандра может привлечь к этому наших людей по связям с общественностью. Я согласую это с Артом.

Вот сейчас он это делает, подумал Рэнд. Телепатия. Ну, пожалуй, не совсем. Она говорит с МИЛЛИ, МИЛЛИ говорит Боннеру, и наоборот, но это так похоже на достоверный случай телепатии, какой я когда-либо увижу.

— Затем последуют экономические последствия различного рода, — сказала Черчворд. — Продажа товаров, произведенных в Тодос-Сантосе, в районе Лос-Анджелеса упадет как камень. Я думаю, не грозит ли нам нехватка продуктов? Пока это не началось, неплохо было бы накопить запасы.

— Ты говоришь так, будто готовишься к осаде, — сказал Фрэнк Мид.

— Неплохая аналогия, — сказал Джон Шапиро, — и неплохая идея тоже.

Человек лежал раскинувшись на бетонной лестнице, в десятке ступенек ниже входа в метро. Его лицо в синяках никогда не было привлекательным, а морщины образовали выражение постоянной угрюмости. Его череп был размозжен. Видимо несчастного били головой о ступени. Его одежда была помятая и грязная, но дорогая. Новичок — полицейский, который обнаружил его, позеленел и, слегка покачиваясь, отошел в сторону. Лейтенант Донован вежливо его не замечал. Грабители, убившие его, забрали все. В карманах не было ничего, кроме карманной упаковки салфеток “Клинекс” и ручки “Маджик Маркер”. Донован удивился, почему они оставили это.

Объяснять ограбление похоже на вычерпывание воды из спасательной лодки чайной ложкой, подумал он. Он не потратит много времени на этого. Он был на пути домой, когда увидел сдающий назад мясной фургон и подошел посмотреть, иначе он бы не подошел сюда. Ограбления — для детективов низшего ранга, а не для лейтенанта по расследованию убийств.

Интересно, что он здесь делал? Проклятый дурак. Надо же выйти из метро именно здесь. В поездах сравнительно безопасно, но не на этой станции. Проклятый дурак. Донован запретил себе жалеть их.

Но ему надо было предпринять действия. Все-таки это было убийство.

Свидетелей нет. Невозможно найти кого-нибудь из тех, кто проезжал в поезде. Они или откликнутся, или нет. Но была еще возможность. Здесь, на этой станции, был проход в недостроенную систему тоннелей. Там работали бригады из Тодос-Сантоса — если стоять очень тихо, то можно услышать жужжащий шум их большой тоннелепрокладочной машины, прожигающей себе путь до Сити Холлом. Может быть кто-нибудь из бригады выходил в туалет или еще за чем-нибудь. Маловероятно, но возможно. Он отметил, что нужно вызвать мастера рабочих тоннеля из Тодос-Сантоса.

Или, подумал он, я могу пойти туда сейчас и поговорить с ними. Это будет интересно. Я никогда не видел работающими эти большие машины, а хотелось бы посмотреть, и это такой же хороший случай, как любой другой.

— Сэр, — новичок-полицейский вернулся, все еще немного бледный. Он старался не смотреть на мертвеца. — Я кое-что обнаружил. Возьмите ту ручку, что была у него в кармане. — Они направились вниз по лестнице.

Жирные линии синего цвета, недавно сделанная надпись среди других, менее неприличная по сравнению с ними:

“СЧИТАЙТЕ ЭТО ЭВОЛЮЦИЕЙ В ДЕЙСТВИИ”.

— Интересно, что это значит?

— Мы не можем его спросить, — ответил Донован, и забыл об этом. Или посчитал, что забыл.

Телефон экстренной связи Маклина Стивенса был присоединен к пятидесятифунтовому шнуру, подключенному к линии в гостиной. В результате этого он мог передвигаться по всему дому, не прерывая разговора. Он мог, в частности, подойти и взять чашку кофе или бутылку со спиртным из бара, что ему часто требовалось, когда он отвечал на звонки по этому телефону.

— Хорошо, Арт, я сообщу ему, — сказал Стивенс. — Черт бы его побрал. Ох, дьявол, я скажу ему. — Он поставил телефон и налил себе двойную порцию “Кристиан Бразерз”. Он выпил залпом, и в это время вошла Жанин в своей мешковатой фланелевой ночной рубашке.

Как всегда, когда ее беспокоили ночью, она выглядела одновременно раздраженной и полностью проснувшейся. — Кому ты скажешь? — спросила она.

— Члену совета Планше. Его сын был убит.

— Ох, нет. Мак, это убьет Юнис.

Стивенс кивнул.

— Да.

— Кто это сделал, один из твоих полицейских?

— Арт Боннер.

На ее лице выразилось удивление, затем потрясение, и затем оно побелело.

— Но... Что случилось с Джимми?

— Он был убит при проникновении в Тодос-Сантос. А сейчас я должен позвонить мистеру Планше.

Она подошла и на мгновение обняла его, уткнувшись лицом в его плечо. Затем она снова стала абсолютно деловой.

— Я принесу тебе кофе. И твои тапочки — тебе не следует простужаться.

Это была ее манера поведения в любом экстренном случае, а так же причина того, что Мак не мог представить жизнь без нее.

Он держал трубку, не набирая номера. Это сообщение вызовет боль. Джим Планше-старший с многих точек зрения был более могуществен, чем мэр. Мэры работают два или, самое большее, три срока, а член городского совета может переизбираться бесконечно. Это был четвертый срок Планше, и второй в качестве Президента совета.

Он заставил себя набрать номер. Прозвучало четыре сигнала вызова, и затем низкий сонный голос сказал:

— Да?

— Это Мак Стивенс.

Затем последовала продолжительная пауза. Стивенс не мог звонить без очень веской причины.

— Да, Мак, в чем дело?

— В Тодос-Сантос произошел несчастный случай, — сказал Стивенс. — Там был ваш сын. — Он замолчал на время, достаточное, чтобы осмыслить эти слова, и чтобы Планше догадался, что худшее еще не сказано. — Он мертв, мистер Планше.

— Мертв? Ты сказал мертв? Но я только что видел его за обедом... — голос стал тише, он заговорил осторожно. — Ты сказал несчастный случай. Какой несчастный случай?

— Джимми и Диана Лаудер...

— Да, я знаю ее, прелестная девушка...

— ... проникли в Тодос-Сантос. Они оба были убиты охраной Тодос-Сантоса.

— Проникли? Убиты охраной? Мак, это бессмысленно! Мой сын никому бы не причинил вреда, почему охранники убили его?

— Люди из Тодос-Сантоса говорят, что они несли много сложного электронного оборудование и ящики, похожие на динамитные. Охранники решили, что это настоящее нападение со стороны ФРОМАТЕС. Снова длинная пауза.

— Я выезжаю, как только оденусь. Встречайте меня у восточного главного входа в эту коробку.

— Я бы вам не советовал этого, мистер Планше. Там нечего смотреть. Ваш сын и Диана оттуда увезены, и место, где это произошло, загрязнено.

— Ядовитым глазом.

— Они отравили моего сына газом? Отравили газом? — Планше кричал в ярости. Затем его голос снова стал нормальным. — Где он?

— Его забрали в лабораторию коронера.

— В морг. Боже, я не хочу — я не могу взять Юнис в морг! Что, что мне делать?

— Оставайтесь у себя, — посоветовал Мак. — Позовите каких-нибудь друзей, вашего священника. Я разберусь в этом для вас...

— Да, разберись. — Последовала новая длинная пауза. — Они убили его газом. Мак... Мак, я хочу видеть справедливость. Справедливость!

— Я полагаю, что окружной прокурор выдвинет обвинение, — сказал Шапиро. — Это почти бесспорно. А предположив это, первым шагом я считаю предварительное слушание. Окружной прокурор постарается убедить судью, что было совершено преступление, и что они должны возбудить дело об убийстве первой степени против Сандерса.

Он задумался на мгновение.

— Я обычно не выступал с защитой на предварительном слушании, но сейчас, думаю, мы должны это сделать. Мы будем защищаться тем, что преступления не было совсем, что это было оправданное действие.

— Какие шансы на победу? — спросил Боннер.

— Плохие. Судья будет под большим давлением. Есть двое мертвых. Безоружные. Безобидные дети. Были ли мы правы, применив смертельное средство? Это будет очень неприятное решение, и большинство прецедентов против нас. Мы можем выиграть, но я в этом сомневаюсь.

— Предположим, что мы выиграли, — сказал Черчворд. — Что нам делать с Сандерсом?

— Отправить его снова работать, — быстро сказал Боннер.

— Это будет дорого стоить, — сказала Черчворд. — Я думаю, ты должен это тщательно обдумать.

— Она права, — сказал Мид. — Планше не забудет это. Его сын был убит, и пока Сандерс здесь, он будет напоминать ему об этом, он будет нападать на нас.

— Он мой заместитель. Он мне нужен.

— Нам так же нужна торговля, — сказал Черчворд. — Я не имею в виду, что мы должны его выиграть, фирма “Ромулус Корпорейшен” имеет множество предприятий кроме Тодос-Сантоса. И будет ли хорошо Пресу, если мы оставим его здесь, когда вокруг будут люди, которые станут называть его убийцей каждый раз, как только представится случай? “Ромулус” — большая компания, Арт. Они могут найти хорошую должность для Преса где-нибудь еще.

— Как охотника за заключенными, пробормотал Боннер.

— Сэр? — пробормотал Шапиро.

— Это старая армейская история. Не знаю, правда ли это, но мы все верили. Если солдат, назначенный охранять заключенных, застрелит одного из них, его штрафуют на стоимость патронов, дают блок сигарет, и переводят в другой гарнизон. Вы предлагаете сделать это с Пресом. Джонни, предположим, что мы проиграем слушание?

— Тогда он будет передан штату для судебного разбирательства, — ответил Шапиро. — А мы постараемся убедить присяжных, что он действовал правильно. Я думаю, у нас довольно хорошие шансы для этого. И мы можем всегда играть в юридические игры, чтобы обвинить суд в нарушении процессуальных норм. Так же существуют апелляции, и...

— А в это время Прес будет сидеть в тюрьме.

— Ну, вероятно, он не будет отпущен под залог.

— И проведет жизнь в судебном зале, — сказал Боннер. — Хотелось бы думать, что мы можем лучше заботиться о наших людях.

— Каким образом?

Боннер пожал плечами.

— Это не все плохие новости, — сказал Шапиро.

— Что еще?

— Могу поспорить, что в течение недели кое-кто собирается обратиться с заявлением о принятии судебного запрета, чтобы заставить нас демонтировать наши защитные устройства. Чтобы мы избавились от смертельных газов. И очень вероятно, что они это сделают, Арт. У нас всегда были шаткие основания с этими вещами.

Крос выглядел унылым.

— Мы можем повысить физическую безопасность. Постараться держать вторгающихся подальше от системы в первую очередь. Но трудно сказать, что еще мы можем сделать. Газ “Ви-Экс” был гарантией на случай, если не сработают меры физической безопасности. Оказалось, что они нам нужны...

— Или мы так считали, — сказала Черчворд.

— Это то же самое, — сказал полковник Кросс. — Гхм, на этом предварительном слушании насколько много вы будете вынуждены рассказать о нашей системе?

— Очень много, — ответил Шапиро. — Я буду должен доказать, насколько трудно проникнуть в тот тоннель. Показать, что они не просто случайно зашли туда, и что у Сандерса были основательные причины быть в этом уверенным.

— Я думал об этом. Тони, мы будем должны переделать систему.

Рэнд согласно кивнул. Он уже думал об этом, и сейчас размышлял над различными идеями.

— Для этого потребуется время.

— Я могу отсрочить предварительное слушание, — сказал Шапиро. — На месяцы, если вы хотите.

— Лично я этого не хочу, — сказала Барбара Черчворд. — Как бы то ни было, эта вещь для нас финансовая катастрофа. Замедлять это дело — чревато дурными последствиями.

— А что с этим запретом? — спросил Боннер. — Как долго ты сможешь отсрочивать слушание по этому поводу?

— На неделю. Может быть на две, — ответил Шапиро. — Нет гарантий на более долгий срок.

— Не очень много, но должно хватить, — сказал Рэнд.

— Не люблю быть грубым, — сказал Фрэнк Мид, — но у меня есть вопрос: сколько все это будет стоить?

— Много, — ответил Боннер. — И я не представляю, как этого можно избежать.

— Я тоже, — сказал Мид. — Послушай, Арт, я на твоей стороне.

Конечно, подумал Тони Рэнд. Всегда поддерживаешь Боннера, как поддерживал Преса.

— Я это не из-за себя, — сказал Мид. — Это из-за Цюриха, а они прижимистые люди.

— Мы боремся за выживание, — сказал Арт Боннер. — Весь этот проект мог утонуть в бюрократических предписаниях. Это происходит с оставшейся частью страны. Итак, Барбара, ты должна быть готова жить с задержками поставок, а ты Фрэнк будь готов с улыбкой подписать несколько чеков на большие суммы, а я поговорю с Цюрихом. Челюсти Фрэнка Мида сжались, но он не сказал ничего.

— У нас нет выбора, — сказал Боннер. — Рэнду необходимо время для переделки системы защиты, и пока это не сделано, мы не можем показать суду систему, которую используем сейчас. Нам необходима отсрочка. Джонни, добудь нам это время. Столько много, сколько возможно. Тони, ты и полковник приступайте к работе.

— Может, кто-нибудь должен спросить Преса? — спросил Рэнд.

— Конечно. Мы поговорим с ним утром, — ответил Боннер. — Хорошо. Мы все знаем, что нам делать. Давайте не будем терять время.

Аристотель.

Томас Лунан сидел, отдыхая и улыбаясь, на круговой скамейке на аллее Санта-Моника Молл. Он поглядывал вокруг и изредка потягивал из баночки кока-колу.

Томас Лунан выглядел хорошо. Он был явно доволен собой и приятно улыбался. Прохожие обычно улыбались ему в ответ. Он был слишком хорошо одет, чтобы быть бродягой, и слишком явно бездельничал, так что от него вряд ли можно было ожидать что-то другое. Он собирался подняться через минуту или две и куда-нибудь пойти, наверное в аптеку или на другую скамейку кварталом дальше.

Все репортеры сейчас должны были быть в Тодос-Сантосе или в Сити-Холле Лос-Анджелеса. Погибло двое молодых людей, из них одна красивая девушка, другой — сын члена городского совета, оба были не вооружены и не представляли опасности. Это была сенсация года, а Томас Лунан сидел на Санта-Моника Молл!

Редактор отдела городских новостей это не поймет. Лунан тоже этого не понимал, однако он верил своим инстинктам, своему счастью, своей мойре. Толпа прохожих обтекала скамейку. Некоторые из них с трудом удерживали множество бумажных пакетов. За несколькими покупателями шли человек шесть парней и девушка студенческого возраста. В большинстве случаев на Лунана не обращали внимания. Некоторые садились на его скамейку, но обычно отказывались с ним говорить. Когда на него никто не смотрел, он иногда разговаривал сам с собой.

Лунан называл это “работой для ног”.

К нему приближалась молодая девушка...

Даже Лунан не понял, что побудило ее остановиться, но она остановилась. Она ярко выделялась в толпе расплывчатых лиц. Ее походка. Ее прическа. Стиль одежды. Странное отношение к окружающим ее людям, как к движущимся препятствиям, которых нужно избегать, или как к любопытным предметам.

Девушка из Тодос-Сантоса.

Он проворно вскочил. Прошу прощения, мисс...

Ее реакция была странной — она оглянулась на аллею, а затем посмотрела на Томаса Лунана.

— Да?

— Я репортер “Лос-Анджелес Трибюн”. Вы слышали об убийствах, произошедших прошлой ночью?

Она чуть не ушла.

— Я слышала, — бросила она. Было видно, что она рассержена.

— Что вы думаете об этом?

— Это были не убийства, — сказала она, на этот раз хорошо контролируя свой голос.

— Однако окружной прокурор готовится предъявить, э-э, Сандерсу обвинение в убийстве, — сказал Лунан.

— Мистер Сандерс выполнял свой долг. Лос-анджелесцы не имеют права вмешиваться в наши внутренние дела.

Он не был в этом уверен.

— Я хотел бы знать, требовала ли ситуация таких решительных действий?

— Да.

— Как вы можете быть так уверены? Я имею в виду, вы не можете много знать о том, что случилось. В утренних газетах об этом было очень мало...

— Я точно знаю, что произошло, и мне не нужно читать лос-анджелесские газеты. Мистер Боннер показал нам все сегодня утром, — она увидела, как он недоуменно нахмурился. — По телевизору. По нашему кабельному телевидению. Мистер Боннер. Генеральный директор Тодос-Сантоса. Сегодня утром он показал нам точно, где были вторгнувшиеся, и что могло произойти, если бы установили бомбы.

Ему очень не хотелось, чтобы она ушла, но он пошел на риск.

— У них не было бомбы.

— Ваши лос-анджелесские дети сделали все возможное, чтобы походить на членов ФРОМАТЕС, несущих бомбу, — сказала она. — Они не могут жаловаться, что с ними обошлись, как с саботажниками. Считайте это эволюцией в действии.

Я слышал это раньше, подумал Лунан. В отделе городских новостей. Жертва ограбления, личность человека не была установлена, написал это перед тем, как кто-то превратил его голову в желе.

— Где вы слышали эту фразу? От мистера Боннера?

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить.

— Нет. Я не знаю, где я это слышала. Может быть, от одного из охранников, когда я выходила сегодня утром?

Плохо, что не от Боннера, подумал Лунан. Для статьи было бы лучше, если бы это сказал руководящий работник Тодос-Сантоса. “Считайте это эволюцией в действии”.

— Ну, это действительно правда, двое из них не жалуются. Я заметил, вы упомянули ФРОМАТЕС... — Микрофон Лунана выставлялся из воротника его рубашки прямо под его подбородком как булавка. Несмотря на крошечность, он заставлял некоторых людей волноваться.

Но не эту девушку.

— А кого же еще? — сказала она. — Только на прошлой неделе они сорвали концерт при помощи ос. Они пытались добавить ЛСД в нашу воду. Они гордятся тем, что делают такие вещи.

— Но они не применяли бомбы...

— Нет. Есть другая группа, которая верит в бомбы и гранаты, — ответила она. — Экологическая Армия? Кажется так. Но они все из ФРОМАТЕС. Кто еще может нас так ненавидеть?

Она могла еще рассказать о реальных и воображаемых враждебных действиях против Тодос-Сантоса. О некоторых Лунан знал. Другие он может найти в подшивках газет. И конечно она знала о происшествии в Канзас-Сити, где террористы убили двенадцать жителей арколога. Когда она остановилась передохнуть, он предложил купить ей чаю со льдом. Он начинал думать, что напал на золотую жилу.

Пусть другие репортеры откапывают факты. Ключ к этому делу — конфликт между двумя культурами. Как Тодос-Сантос стал таким параноидным? Почему они отреагировали так решительно? В их официальном заявлении в газетах говорится, что они “сожалеют о необходимости” действий Сандерса. Сожалеют, конечно, что убили двух молодых людей, но подчеркивают необходимость собственной защиты.

А это было то, что хотел Лунан. Ключ. Две культуры, настолько разные, что Лунан смог заметить девушку из Тодос-Сантоса в двигающейся толпе идущих за покупками прохожих, хотя он не понимал, как он это смог. Ей было около восемнадцати лет, и она могла провести большую часть своей жизни за вздымающимися стенами.

Он захотел почувствовать особенность Тодос-Сантоса: его жизнь, отношения, философию. “Ваши лос-анджелесские дети...” и в этом роде. Он позволил разговору отдалиться от темы убийства, продолжаться без цели. Он задавал вопросы. Умение слушать — тонкое искусство, и Лунан им владел.

Ее звали Черил Дринкуотер. Она была студенткой университета в Тодос-Сантосе, где училась на втором курсе инженерного факультета. Ее отец работал оператором-уолдо. Лунан узнал о ней много, и было не трудно подтолкнуть ее к разговору о жизни в Тодос-Сантосе.

— ...и мы подпрыгивали, как только лифт трогался вниз, — говорила она. — Если постараться, можно дотронуться до потолка кабины и встать на пол до того, как вернется вес.

— Кажется, для меня это слишком быстро. Как на аттракционе “русские горы”.

Черил это удивило.

— Если их замедлить, то требуется вдвое больше времени, чтобы попасть куда-нибудь, правда? А нам нужно попадать на сто уровней.

Узкий подбородок, вздернутый нос, брюнетка с прядями обесцвеченных волос, она была мила. Не красива в смысле классической красоты, но все же привлекательна. Когда она улыбалась, Лунан хотел, чтобы здесь оказался фотограф. Может быть, позднее...

Она мало что знала о ФРОМАТЕС кроме их постоянных актов саботажа. Когда он заговорил об их роботе по сохранению экологии в незаселенных районах Америки, она засмеялась.

— Мы живем почти в закрытой экологической системе, — сказала она. — Мы знаем точно, что ваши члены ФРОМАТЕС должны изучать в колледже.

— Они не мои члены ФРОМАТЕС.

— Извините. И не мои тоже. — Она нахмурилась. — Во время моего детства ФРОМАТЕС или жители Лос-Анджелеса никогда не беспокоили нас. Да, а вы помните кино, длинный художественный мультфильм? Он назывался, э-э, кажется, “Гнездо”.

— Да. Десять лет назад?

— Ну, мои родители говорят, что его сделал ФРОМАТЕС, и с той поры начались неприятности. Я сама не помню.

Он знал об этом из другого источника, о котором не хотелось распространяться. Он сменил тему.

Когда он спросил, как ей нравится жизнь за стенами крепости, она сказала, что у стен крепости нет балконов.

— Вы можете все стать друг другу родственниками, — сказал Лунан. В вашем университете все студенты — жители Тодос-Сантоса?

— Почти все. У нас несколько студентов учатся по обмену. Некоторые из моих друзей ходят в школы, которые находятся Снаружи. Мне у нас нравится. У нас преподают настоящие инженеры-практики. И настоящие менеджеры. Мисс Черчворд преподает экономику. Мисс Рэнд читает лекции по проектированию городов.

И так далее. Она даже не могла допустить, что жизнь может предложить что-нибудь еще кроме места в Тодос-Сантосе или в каком-нибудь другом аркологе.

Она улыбнулась ему, держа второй стакан чая со льдом.

— А может у нас мало что скрывать.

Туши, черт побери.

— Ну... а свидания? Говорят, что автомобиль революционизировал свидание. Имеется в виду, что пары смогли находить уединение. Кто угодно, с тех пор, как они смогли садится в машину. Вы же сделали гигантский шаг назад, не правда ли?

— Я не знаю. Наверное, я еще не выросла.

— Но... — он чуть было не сказал “наемные охранники”, — люди из службы безопасности будут знать о всех мальчиках, которым ты назначишь свидание. Куда вы пойдете. Я думаю, они могут даже подглядывать в комнаты.

Она обдумала это, нахмурившись, а затем сказала:

— У нас нет машин, и у нас не очень много уединения. Мы трахаемся, но при этом говорим об этом своим родителям.

— Вы т-тр...

— В конце концов, они все равно об этом узнают, — быстро сказала она. — Иди и трахайся, но скажи маме и папе — вот что сказал мне мой брат Энди, когда я стала подрастать. И в школе нас учат, как избежать беременности, если ее не хочешь. Я не буду трахаться с парнем, который не нравится моим родителям, но это все равно оставляет мне большую свободу. Конечно, женитьба — более серьезная вещь. — Она заметила выражение его лица, которое было, вероятно, необычным. — Что случилось? Я сказала не то слово?

— Нет. Мы тоже его употребляем. — Это было попадание в десятку. Можно говорить о прозорливости.

— ПОЛИЦЕЙСКИЕ УБИЙЦЫ! — Голос принадлежал женщине, но был совсем не женственным.

— Скоро подъедет полиция метрополитена, — тихо сказал сержант Ортиз.

— Начальник местного отдела опасается, что не сможет их сдержать.

Донован кивнул и вернулся к телу, которое лежало скрючившись за переполненным мусорным баком. Это был молодой негр. Под густой африканской шевелюрой почти не осталось лица. И не должно было остаться после выстрела дробью четвертого номера из двадцатидюймового ствола ружья для подавления мятежей двенадцатого калибра Ремингтон Модель 870.

В груди тоже была большая дырка.

Недалеко от тела стояло около дюжины полицейских. Чуть поодаль стояли двое других, не вместе с остальными, но в то же время и не отдельно от них. Донован сделал рукой знак одному из них и отвел его на несколько шагов от остальных. Негромким голосом он сказал:

— Хорошо, Паттерсон, расскажи мне об этом еще раз.

— Есть, сэр. Мы получили звонок в девять шестнадцать сегодня утром. Хозяин дома слышал шум у задней двери. Когда мы прибыли по адресу позвонившего, мы подъехали к задней двери. В этот момент неустановленный черный мужчина выскочил в дверь и бросился бежать по переулку. Я стал преследовать его бегом, а офицер Фаррер на патрульной машине поехал к другому концу переулка.

Перед тем как выбежать в переулок я вытащил мой служебный пистолет и увидел офицера Фаррера с противобунтовым ружьем в руках на другом конце переулка. Выбежав на аллею, я услышал по крайней мере два выстрела. Выстрелы были из-за мусорного бака. Я закричал “полиция!”, и услышал еще один выстрел. Вспышка привлекла мое внимание, и я увидел вооруженного подозреваемого, который пригнулся за мусорным баком. Я прицелился в бак на уровне груди и сделал один выстрел. Когда я выстрелил, я услышал выстрел ружья моего напарника.

Подозреваемый упал из-за мусорного бака. Когда мы подошли к нему, мы обнаружили рядом с подозреваемым автоматический пистолет “Кольт-Коммандер” сорок пятого калибра. Затем мы сообщили об участии в перестрелке диспетчеру.

После того, как он повторит это еще несколько раз, он будет рассказывать отлично, подумал Донован. А сейчас Фаррер...

Он раздраженно поднял голову и увидел, как в дальний конец переулка въезжает черный “Империал”. Сдерживающая толпу цепь полицейских быстро расступилась и пропустила машину. Он увидел поднимающиеся и опускающиеся полицейские дубинки.

Кто-то кричал:

— СПРАВЕДЛИВОСТИ!

— Надеюсь, что полиция метрополитена скоро прибудет сюда, — сказал Паттерсон. — Я могу идти, сэр?

Донован кивнул и встал, ожидая Империал. Когда машина приблизилась, он узнал Маклина Стивенса и почувствовал облегчение. У мэра работало несколько странных людей, но Стивенс был нормальным.

Стекло в дверце опустилось. Стивенс взглянул на Донована и вопросительно поднял брови. Донован начал.

— Кажется все законно, — сказал он. — Какой-то ненормальный юнец стрелял из сорок пятого калибра в двух патрульных, и они его застрелили.

Стивенс недовольно нахмурился.

— Толпа считает по-другому. Почему?

— Черт, они всегда все переворачивают, когда случается стрельба, — ответил Донован. — Вы это знаете, сэр. — Он нахмурился. Что-то было не так. Стивенс реагировал не так, как нужно. Почему? Что происходит? Проклятый святоша! Не удивительно, что Стивенс так странно отреагировал. Он был не один в машине.

Донован узнал человека на заднем сиденье. Преподобный Эбенезер Клей, с давних пор активист и лидер движения за гражданские права. Какого черта он здесь делает? Донован лихорадочно пытался припомнить, что он сказал. Не много. Вряд ли нанес ущерб. Он сказал “они”, имея в виду черных из района Уоттс, но какого черта, это правда. Они действительно все переворачивали, когда бы ни случалась стрельба.

— Преподобный Клей едет на встречу с мэром, — сказал Стивенс. — Мы услышали о стрельбе, и заехали посмотреть.

— Да здесь в общем-то не на что смотреть, — сказал Донован. — Э, тело не очень хорошо выглядит, сэр, вы не захотите смотреть...

— Я смогу это выдержать, — сказал преподобный Клей. Он вышел из машины, высокий худой человек с кожей цвета слабого чая. У него были белые, как вата, волосы, и казалось, что он появился из старого фильма. На Клее был серый костюм с воротничком, какие носят священники, однако из кармана на груди выглядывал платок бледно-зеленого цвета. Он посмотрел на переулок неодобрительно, поджал губы, и направился к телу.

— Здесь действительно была хорошая перестрелка, — сказал Донован. — Подозреваемый выстрелил в полицейских три раза.

— Свидетели? — спросил Стивенс.

— Только полицейские...

— Только полицейские? Никто не слышал выстрелов? Никто ничего не видел?

— Никто, кто бы в этом признался, — ответил Донован. — Поверьте мне, мистер Стивенс, мы ищем. Черт, я знаю, что произойдет. Как только полицейские расскажут о происшествии газетчикам, появится дюжина свидетелей, которые будут утверждать, что все было совсем не так. Потом мы станем их допрашивать, и окажется, что половина из них не была даже в нескольких милях близко от этого места, когда это произошло. Другие будут рассказывать бессмысленные истории. Но может оказаться, что один или два были здесь, и они расскажут истории, которые подходят к уликам, о которых они знают, и тогда хорошие полицейские окажутся в беде.

Вернувшийся преподобный Клей подошел к ним. Он указал рукой на толпу.

— Я поговорю с ними...

— Что вы собираетесь сказать? — спросил Стивенс. — Хотите успокоить или...

— Этот мальчик пытался застрелить двух полицейских, — тихо сказал Донован. “Считайте это эволюцией в действии”. С этим надо быть осторожнее. Скажи я это здесь, и я пропал.

— Это они так говорят, — сказал Клей. — Но зачем бы ему нужно было это делать? Он не был виновен ни в каком преступлении.

— Нам это не известно, — согласился Донован. По крайней мере полицейские, которых послали в дом, где его заметили, не смогли ничего обнаружить.

— Но у него был пистолет, который мы не смогли проследить. Он может быть краденный...

— Вы обвиняете его, но он не может защитить себя, — сказал Клей.

— Преподобный, это бессмысленно, — тихо сказал Стивенс. — Ни вы и ни я не знаем достаточно для того, чтобы составить свое мнение об этом. Вы хотели сами осмотреть происшествия, и вы это сделали. Я думаю, нам нужно уезжать.

— В то время как мои люди требуют справедливости, — сказал Клей.

— Мало что изменится, если мы сообщим им это, — сказал Стивенс.

— Этого никогда не происходило. Хорошо, мистер Стивенс, я поеду с вами. Я пропустил встречу с мэром, но есть очень важное дело, которое мы должны обсудить. — Он сел в машину.

Как только они уехали, прибыли первые три подразделения отряда полиции метрополитена, и Донован почувствовал себя намного лучше.

Одиннадцать лет назад Томас Лунан пришел сюда с девушкой.

На западной стене были готовы к сдаче внаем квартиры, и менеджерам была нужна реклама. Здесь были буфеты, гиды, и дельтаплан, летающий внутри Аллеи. Лунан был тогда еще неоперившимся новичком репортером, но он пришел сюда не за новостями. Тодос-Сантос был разрекламирован до самых мелочей. Телевизионные аудитории во всем мире знали все, что только можно о наполовину построенном городе в одном здании.

Это было хорошим предлогом, чтобы привести... как ее звали? Мэрион Как-бишь-там-ее? Хороший способ привлечь внимание Мэрион. Ей понравилось, как дельтаплан летал в этом пустом пространстве, нырнул вниз и пошел над ней на бреющем полете, а затем снова поднялся на восходящих потоках, посылаемых вентиляторами кондиционеров воздуха. (Заигрывает, — сказала она, и действительно, пилот так и поступил, позже.) Они испытали движущуюся дорожку, сделали покупку на Аллеи, и Томас Лунан воспользовался своим журналистским удостоверением, чтобы попасть на крышу.

На крышу Аллеи. Аллея была закончена, и две её трети были уже заняты, а нависающие над ней балконы были наполовину достроены. Внешние стены здания и некоторые внутренние были тоже достроены. Лунан и Мэрион стояли на крыше аллеи и смотрели вверх на гигантскую коробку без крышки, перекрещенную балками, которые формировали перевернутые пирамиды, будущие воздушные и световые колодцы. Вершины перевернутых пирамид стояли на четырех колоннах размером с небольшой многоквартирный дом.

Прошло одиннадцать лет. Мэрион Как-бишь-там-ее наверное замужем и растолстела, а Лунан никогда не возвращался сюда. Огромная коробка стояла на горизонте одиннадцать лет, и давление из нее достигло самого Лос-Анджелеса. Эта штука была слишком велика, чтобы не обращать на нее внимание, и лос-анджелесцам не нравилось думать о ней. Это был материал для воскресного приложения, а не для новостей.

До сегодняшнего дня.

Томас Лунан и другая девушка смотрели на Аллею с маленького балкона, расположенного прямо над крышей. Черил доедала свой десерт. Лунану не терпелось поговорить в свой микрофон, но девушка забеспокоилась, когда он попытался это сделать. Однако микрофон оставался включенным, и у него была хорошая память.

— Спасибо, что привели меня сюда, — сказал он.

Черил Дринкуотер улыбнулась ему. В уголке рта у нее остался шоколадный сироп.

— Она очень изменилась? Ее уже достроили, когда мы переехали, и к тому же я мало что помню.

— Она изменилась. Мне нравится, что они сделали с колоннами. Когда я видел их в прошлый раз, это были просто колонны.

— Вам обязательно нужно посмотреть детский сад. Я провела в нем много времени.

Они прошли больше половины пути к северо-восточной колонне. Вокруг нее спиралью поднимались магазины, они становились уже по мере подъема и заканчивались группой небольших балконов с ресторанными столиками. Черил безусловно показывала Лунану то, что стоило ему денег, потраченных на ланч. Под ним расстилался весь Тодос-Сантос.

Вид был захватывающий: огромное пространство Аллеи с ошеломляющей игрой рекламных вывесок магазинов, с несущими людей движущимися дорожками, с балконами, уходящими рядами под ними вниз, и другими напротив них, которые было едва видно сквозь путаницу колонн и лифтовых шахт. Сейчас вряд ли бы кто-нибудь осмелился летать здесь на дельтаплане. На Аллею выходили квартиры, магазины, рестораны и даже фабрики, и Лунан подумал, что должно быть чудесно жить, имея в окне такой вид, возможность смотреть на такое количество людей. Но он замечал больше, чем просто вид.

Ему опять захотелось диктовать. Много чего нужно было запомнить.

Черил остановилась у входа, чтобы охранник узнал, где находится ее отец. Дринкуотер как раз собирался выходить из кабинета зубного врача. Он согласился встретиться и выпить с Лунаном после окончания смены на уолдо-передатчике. Рядом юноша моложе Черил попросил другого охранника отыскать его не пришедшую на свидание подружку, и он обращался к охраннику по имени. Потом подвыпивший бизнесмен. Он вышел из метро с очень встревоженным видом и, покачиваясь, прошел через толпу к входу. Его облегчение от того, что он дошел до Тодос-Сантоса, было настолько очевидно, что Лунан заговорил об этом с Черил.

— Конечно, он почувствовал облегчение, — сказала Черил. — Ведь полиция Лос-Анджелеса могла его арестовать, правда?

Ей даже не пришло в голову, что полиция Тодос-Сантоса с таким же успехом может арестовать жителя за появление пьяным в общественном месте, и они действительно этого не сделали. Наоборот, один из них помог войти ему в лифт.

Он должен был запомнить все это, потому что из этого может получиться лучшая статья из тех, которые он когда-либо написал. Убийства — или печальный инцидент, надо будет выбрать что-то одно, снова вызвали интерес к Тодос-Сантосу, и тема города-в-коробке займет большинство заголовков и лучшее время на телевидении, но это будет не то, что собирается сделать Лунан, не совсем то. Незаметно развивалась здесь новая культура; Тодос-Сантос оказал влияние на его жителей — это может оказаться материалом для Пулитцеровской премии.

Город находится в мире со своей полицией. Наши охранники, наши полицейские, скрепляющие нашу цивилизацию. А это цивилизация. Это видно по самим зданиям. Очевидная непрочность магазинов, не рассчитанных на противостояние погоде... или вандализму.

Это видно и по людям. Та женщина в нижнем белье...

Они зашли в магазин по продаже одежды на полпути к северо-восточной колонне. В то время как Черил покупала теннисные туфли, женщина за сорок с внешностью матроны поняла, что платье, которое она примеряла, ей мало. Она вышла к прилавку в колготках и бюстгальтере, чтобы заменить платье на другое, приветливо кивнула другим покупателям и вернулась в кабинку. Перед тем как скрыться, она поймала взгляд Лунана.

Одежда не нужна здесь для защиты от погоды, разве что только на крыше. Уверенность в постоянном наблюдении охраной может сделать потребность скрываться бесполезной. Если табу наготы исчезло в Тодос-Сантосе, может ли это удивлять? Но тот взгляд. Она поняла, что он житель Лос-Анджелеса, и только поэтому смутилась.

Тем временем Черил что-то говорила.

— Детский сад? Конечно, давайте посмотрим его. Где он находится, на крыше?

— Вам здесь нравилось? — спросил Лунан, потому что в этот момент ему захотелось снова стать ребенком.

Черил счастливо кивнула.

— Сюда ходят дети Тодос-Сантоса? — спросил Лунан.

— Но у вас остались маленькие парки?

— Конечно, — ответила Черил. — Хотя в основном для взрослых и маленьких детей. Мы играем там в мяч, если на крыше идет дождь.

Еще одна тема для обдумывания. Стал ли бы Тодос-Сантос другим, если бы погодные условия здесь были хуже? Или бы они построили просто купол над крышей?

— Здесь четыре колонны, — сказал Лунан. — Магазины, это дерево, а что с остальными?

— Пойдемте посмотрим.

Она повела его на движущуюся дорожку Аллеи. Они пошли на внутреннюю, самую быструю. Черил все время шла впереди, а Лунан, передвигался рывками, чувствуя себя неловко. Они стояли прямо, мчась вдоль аллеи со скоростью пятьдесят километров в час, и Черил пыталась объяснить правила игры, в которую она играла девочкой в трехмерной решетке детского сада под деревом. Все вокруг них, казалось, чувствовали себя спокойно.

Еще один исходный факт. Они должны по-настоящему доверять инженерам Тодос-Сантоса, подумал Лунан. Он старался уложить другие свои впечатления в голове.

Тихо. Механизмы работают почти бесшумно, и шум голосов не режет уши. Лунан отнес это на счет шумопоглощающего эффекта всех этих балконов и двух колон, обращенных в деревья, а так же высоких потолков. Нет, не достаточно, должно быть шумопоглощающее покрытие на потолке. Надо будет спросить кого-нибудь. Но и это не объясняет все. Лунан прислушался... и осознал, что самые громкие голоса, которые он слышал, принадлежали жителям Лос-Анджелеса. Даже детям. Он мог это различить.

Дети из Тодос-Сантоса были не шумные, но они были подвижные. Это была их игровая площадка (все вокруг! Не удивительно, что архитекторы построили это дерево — детский сад. Кто захочет играть рядом с домом, когда он может пойти туда? А это стимулирует преданность всему городу в целом, а не только собственному кварталу!), и они мелькали повсюду, не натыкаясь ни на кого. Даже здесь, где было множество посетителей из Лос-Анджелеса, неуклюже двигающихся объектов, которые нужно огибать.

Они приблизились к широкой арке, протянувшейся поперек движущейся дорожки. Выше была аркада с магазинами, но сейчас они быстро двигались сквозь тоннель с обычными тротуарами без магазинов по обеим сторонам. На тротуарах стояли мальчишки. Один из них снял с плеча сложенную кольцами веревку. С ужасом Лунан увидел, как он бросил ее высоко в воздух. Она полетела, развертываясь, через движущуюся дорожку перед Лунаном. Мальчишки на другой стороне поймали ее и натянули, отклоняясь назад от усилия.

— Пригнись! — закричал Лунан. Он упал на поверхность движущейся ленты и попытался схватить Черил за ноги, чтобы уронить ее. Она, смеясь, отскочила назад, избежав его броска. Веревка хлестнула ее по груди и порвалась надвое. Это была туалетная бумага.

Лунан поднялся.

— Здорово. А если бы это была настоящая веревка?

Черил продолжала все еще смеяться.

— Это невозможно. Охранники остановили бы их. Вы видели, чтобы еще кто-нибудь пригнулся?

Он этого не заметил. Он подумал: Даже жители Лос-Анджелеса усвоили это. Это просто не могла быть настоящая веревка. Охрана бы этого не допустила. Они сумасшедшие, или они правы?

Стивенс вел “Империал” обратно к Сити-Холлу. Они проезжали квартал за кварталом из низких деревянных домов, целых (в — основном), но обычно требующих покраски. Дома не были по-настоящему убогие, но официально считались не соответствующими стандарту, и точно так выглядели.

Некоторые могли бы назвать их трущобами, но Маклин Стивенс воздерживался от этого. В Уоттсе и окрестностях имелось свободное пространство.

Здесь было мало многоэтажек. В — основном отдельные дома, и двухквартирные дома. У большинства были дворы, некоторые усыпанные нанесенной ветром бумагой, другие абсолютно чистые. Несколько дворов были грязные, заваленные выброшенной мебелью и гниющими матрасами, но и это были исключения.

Это не трущоба, думал Стивенс. В Лос-Анджелесе нет настоящих трущоб. Таких, как Гарлем или...

— Мне нужно было встретиться с вами по поводу проекта Прайс Мемориал, — сказал Клей. — Нам сказали, что необходимо еще несколько экспертиз. Сначала Управления по охране окружающей среды. Потом Министерства жилищного строительства и городского развития. Мистер Стивенс, моим людям необходимо жилье. Это хороший проект, отличный проект. Он может изменить весь окружающий район, если только нам позволят строить! И мы не можем продолжать экспертизы и исследования. Мы скоро лишимся наших подрядчиков. Они справедливо говорят, что их оборудование не может больше простаивать.

— Мы видели доклад, — сказал Стивенс. — Мэр выразил сильное негодование. Я знаю, что оно было сильное, потому что я писал его протест. Я могу показать его в подшивке, если вы хотите...

— Я вам верю, — сказал Клей, — но протесты не создают рабочих мест и не строят дома. Нам нужны эти дома сейчас! И рабочие места. Рабочие места! Вы знаете, что это значит? Вы знаете, какой здесь процент безработных? Что делать молодым людям? У них нет работы. Нет никакой, чтобы к ней стремиться. В результате они вступают в банды, как тот молодой человек сегодня...

— Значит, вы видели татуировку члена банды? — спросил Стивенс.

Клей медленно кивнул.

— Да, мистер Стивенс.

Они свернули на главную улицу города, идущую с севера на юг. По сторонам ее было множество баров и винных магазинов, каждый выглядел, как крепость с зарешеченными окнами и решетками на дверях. На углу стоял супермаркет одной из основных сетей. Стивенс заметил цены. Они были примерно на двадцать процентов выше, чем в магазинах его района.

Они вынуждены, сказал он сам себе. Больше стоимость издержек. Взять только страховку. И безопасность против магазинных воришек, и... и более высокие цены способствуют тому, что люди становятся прикованными к этому убогому кварталу...

— Да, я видел символы принадлежности к банде, — повторил Клей.

— Они могли повлиять на его действия нынешним утром?

Этого не случится, подумал Стивенс. Пока пособия по безработице, талоны на продукты и пособия на детей — иждивенцев, а так же социальное обеспечение и различные благотворительные программы закачивают туда деньги, там всегда будет что красть. Так или иначе, мы уделили уже слишком много внимания Уоттсу. Каждый отдел в каждом правительстве на всех уровнях вовлечен в это, и все эти дорогостоящие люди считают, что они должны внести свой вклад, чтобы оправдать свои жалования, и каждый вклад означает дополнительную задержку.

— Преподобный, я понимаю, что вы чувствуете, но что я могу сделать? Федеральное правительство оплачивает 84 процента стоимости, и его инспекторы должны быть уверены, что это безопасно. В конце концов, на месте строительства раньше был химический завод.

— Тридцать лет назад!

— Да, но они могли захоронить там какие-нибудь ядовитые отходы, — сказал Стивенс.

— “Дел Рио Компани” утверждает, что они этого не делали.

Стивенс пожал плечами. Министерство жилищного строительства и городского развития не может поверить им на слово. Они настаивают на взятии собственных проб почвы и собственных анализов.

— Что касается этого, то когда это Эбенезер Клей начал верить тому, что говорят корпорации?

— Застройщик уйдет, пока они выполняют анализы.

— Мы найдем другого, — сказал Стивенс.

— Фирме “Джекобсен и Майерс” потребовался год, чтобы получить право на застройку, — сказал Клей. — Новая фирма должна будет начать все с начала. — Он фыркнул и поморщился. — Или может быть нет? Может быть так запланировано? Откладывать и откладывать, пока мы не сможем больше откладывать и получим чрезвычайное положение для ослабления компании борьбы за утверждения проекта? И тогда появится прекрасная белоснежная фирма...

— Этого не случится, — устало сказал Стивенс.

— Это случилось в прошлом.

Маку Стивенсу нечего было сказать на это. Конечно, Клей был прав.

— Мы хотим всего лишь справедливости, — сказал Клей.

Справедливости, подумал Стивенс. Он вспомнил строку из книги церковных гимнов. “Твоя справедливость — горы, вздымающиеся ввысь. Твои облака — источники тепла и доброты”. Но то, что вздымалось слева от них, не было ни справедливостью, ни горами. Это была глухая стена Тодос-Сантоса.

— А хочет ли кто-нибудь действительной справедливости? — спросил Стивенс. — Если справедливостью является получение того, что заслуживаешь...

— Хороший шанс, вот все, что мы хотим. Почему мы не можем его получить?

Потому что никто не дает ни черта, подумал Стивенс. Никто кроме тебя и твоих друзей, а их у тебя осталось мало. Славные старые времена движения за гражданские права прошли, давно прошли, и мало кто жалеет об этом...

Когда-то мы об этом беспокоились. Многие из нас. Но что-то случилось. Может быть это произошло просто из-за размера проблемы. Или тогда, когда мы видели, как каждый, кто только мог это себе позволить, сбежали в пригороды и оставляли города на волю судьбы, жалуясь, что деньги от налогов уходят в города, и... или это произошло, когда я слушал объяснения моих полицейских, почему они вынуждены ходить в Уоттсе только парами с взведенными пистолетами, и если мэру это не нравится, пусть он к чертям сам патрулирует в этом районе.

Люди считают, что они сделали достаточно.

Что такое достаточно? Этого совсем не достаточно. Если бы мы сделали достаточно, у нас бы не было проблем...

— Я сделаю все возможное, чтобы ускорить дело, — сказал Стивенс. — Мы позвоним в Вашингтон.

— Вы думаете, это поможет?

— Это не помешает. — И вероятно не может помочь, хотя никогда не знаешь. Проблема в том, что Вашингтон совсем не должен слушать. Они могут, но они не должны.

Он вспомнил скандирующую толпу у входа в переулок. Они требовали справедливости. И преподобный Клей хочет справедливости. Мистер Планше хочет справедливости. Мэр хочет, чтобы все они были счастливы, подразумевая, что я должен обеспечить им, что они так хотят. Справедливость. Проклятье, я даже не знаю, что это такое.

Но дело не в этом. Мы добьемся для Клея его строительства, но это не принесет справедливости в гетто. Это будет просто еще один проект строительства.

И чем бы ни была справедливость, Джим Планше не хочет ее. Чего Большой Джим хочет, так это мести.

Северо-восточная колонна превратилась в еще одно дерево, но это была совсем не Рождественская елка. В самых верхних ветвях разместился танцевальный зал с прозрачными стенами. В его расползшихся узловатых корнях был освещенный красным вход к Люциферу, в зал для азартных игр. На половине пути к вершине в толстом стволе располагались три уровня галереи фантастического искусства “Дрим Мастерс”.

Лунан смотрел, отыскивал признаки прошлого.

— И там есть змея, грызущая корни, правильно? — спросил он. — И старый одноглазый бог приходит пронзить ее, чтобы выучить руны?

— Там есть голограмма змеи. Но все-таки я не думаю, что у кого-нибудь хватит смелости сыграть Одина. Томас, вы не хотите получить собственный скульптурный бюст? Или татуировку?

— А... зачем?

Черил засмеялась.

— Я вам покажу. — Она повела его к внешнему лифту, выполненному в форме ракетного корабля из тридцатых годов. Удивительно: причудливые стабилизаторы — направляющие прозрачной заостренной трубы, горение оранжевых огней в собранных вниз двигателях. — В любом случае вы должны это увидеть.

Фантастическое искусство прошло большой путь со времени первых выставок картин на первых научно-фантастических конференциях. В “Дрим Мастерс” все так же были выставлены картины: инопланетные создания и “представление художников” о межзвездном планетном корабле и конструкциях, рядом с которыми сама Земля будет казаться карликом. Но здесь были кроме того голограммы размером с окно, которые выходили в чужие миры, драконы, тролли и эльфы вместо фишек, покрытые резьбой кольца, кубки, пряжки для поясов, пистолеты замысловатых конструкций.

Внутри самой галереи было две маленьких мастерских.

В мастерской твердой фотографии Лунан сидел внутри параллельных полос света, чередующих с темнотой, которые размечали его голову и плечи, и в это время было сделано два десятка фотографий с заранее установленных углов.

— Это абсолютно точно, — говорил ему фотограф. — Разметка управляет компьютером, который управляет инструментами, вырезающими бюст. Нам нужно будет добавить глаза, они получаются слепыми. И может поработать с текстурой волос, и сделать бюст размером с кулак, из синтетического малахита.

Стены салона татуировки были покрыты изображением. Это были выполненные линиями рисунки, очень простые и очень экспрессивные. Лозунги красивым готическим шрифтом. Фотографии звездного неба, солнца и светящиеся облака межзвездного газа, вытатуированные на человеческих спинах, белая комета, сбегающая по загорелой руке.

Татуировщице было больше двадцати лет, у нее были буйные черные волосы и немного навыкате глаза. Она заметила, как Лунан рассматривает две фотографии, и сказала:

— Они обе были из “Ред Плаш Аниэн”.

На одной фотографии был женский зад — неплохой, подумал Лунан — с группой вертикальных линий, вытатуированных на одной ягодице. Штрих-код изделия. На другой пылающая гигантская красная звезда изливала поток пламени на бело-голубой диск с черной дыры. Они были вытатуированы на груди чернокожей женщины.

У татуировщицы была живая улыбка, и ее глаза танцевали. Черт, они были почти гипнотические, слишком большие для ее лица. Лунан сказал:

— Я не знал, что “Аниэн” стали любителями астрономии.

— Вы бы удивились.

Ее голос звучал громче шума дорожного движения в Лос-Анджелесе, которого здесь не было, а потом живостью была застенчивость, которую жители Тодос-Сантоса в конечном счете потеряли. Конечно она из Лос-Анджелеса. Лунан сказал:

— Вы здесь не так давно. — Она согласилась. Она переехала в апреле, сразу после представления своей налоговой декларации.

— Где вы жили до этого? Чем занимались?

— Я жила в Вествуде. И занималась всем понемногу... включая кино. Я там играла зомби... — тут она широко раскрыла глаза и оскалилась на него как мертвец, так что Лунан даже отпрянул, хотя в то же время смеялся.

— Вы рады, что переехали?

— О, мне здесь нравится. Я немного беспокоилась, вы знаете, смогу ли найти новых друзей, но все оказалось совсем неплохо. Здесь есть “Коммонз”, и не возможно не встречать людей. И потом, здешние жители, кажется, доверяют друг другу. Как будто просто если вы здесь, значит с вами все в порядке. И у меня множество клиентов.

— Лос-анджелесцев? И из “Аниэн”?

— Нет, в основном местные жители. Мне кажется, это... как его — карточками. Вы знаете, индивидуализированные карточки водительских прав? Никто не хочет быть точно таким, как другие. Вы встретите много моих рисунков, перемещающихся кругом... то есть, можете встретить, если вы умеете быстро заводить друзей. Я помещаю некоторые из них в довольно интимные места.

— У меня у самой есть один такой, — скромно призналась Черил.

Вдруг Лунан услышал жужжание зуммера.

— Голос моего хозяина, — сказал он с искренним сожалением. — Мне нужно позвонить. — Пока Черил вела его на пост охраны, Томас Лунан с удивлением думал, что же могло быть таким важным, что редактор отдела городских новостей вызвал его бипером.

Роберт Браунинг.

Тони Рэнд был несчастен. Наступило время ланча, но вместо того, чтобы есть, он стоял в кабинете Арта Боннера.

— Я выяснил, как они это сделали, — сказал он. — У нас в тех тоннелях постоянно работают ремонтники. Сначала служба безопасности наблюдала за ними, но это было слишком дорого, поэтому мы установили систему, которая позволяла МИЛЛИ отслеживать каждого, кто находился там и вызвать службу безопасности только в случае, если произойдет что-нибудь необычное. — Он пожал плечами. — И вот эти ребята подавали МИЛЛИ нужные сигналы.

— Для начала расскажи, как они проникли в здание, — попросил Арт Боннер.

— Точно так же. То есть это тоже связано с компьютером. Одна из наших рабочих бригад вошла туда для непланового ремонта. Это случается довольно часто. Арт, меня грызет совесть, что кто-то ввел информацию в МИЛЛИ.

— Грызет тебя? Тони, что бы ты почувствовал, если бы узнал, что кто-то копается в твоей памяти?

Тони удивленно повернулся.

— О, я не думал об этом в таком аспекте.

— Я надеюсь, что никто больше не подумал об этом. Не говори об этом мисс Черчворд, хорошо? Нам надо будет разработать какое-то предохранительное устройство для памяти МИЛЛИ. Я хочу сказать, что кто-нибудь может здорово разбогатеть, подделывая то, что МИЛЛИ сообщает Барбаре. И это не самое худшее, что может случиться.

Рэнд глядел задумчиво.

— Мне потребуется пара программистов. Высокооплачиваемых.

— Ты их получишь. Итак, в будущем я хочу, чтоб каждый, входящий в критический район, проверялся службой безопасности. Или по крайней мере чтобы за ними наблюдали, — сказал Боннер. — Это будет не очень удобно, но мы должны были что-то делать. А тем временем жизнь продолжается.

— Возможно, — сказал Тони.

— Ты до сих пор беспокоишься о поставках углеродного волокна?

— Немного. Этот кондоминиум предлагает такую цену, которая не понравится Миду.

— Понравится или нет, мы должны продолжать расширяться. Он заплатит, — сказал Боннер. Телефон на его столе издал низкий сигнал и Боннер поднял трубку. — Извини меня, Тони. Да, Ди? — Он немного послушал. — Соедини с ним. Она говорит это Джон Шапиро с чем-то срочным.

Боннер снова слушал.

— Он что? Не могу в это поверить.

— Кто что? — спросил Рэнд.

Боннер проигнорировал вопрос Тони.

— Это все разбивает, — сказал он в трубку. — Я считаю нам нужно собраться еще на одно совещание и определить стратегию. Через десять минут, в зале правления.

В этот раз в комнате для совещаний было больше людей. Джон Шапиро. Полковник Кросс, одетый в темный костюм с узким галстуком в полоску, был с двумя майорами в форме, сидевшими по обе стороны от него. Джим Боуэн, административный помощник Рэнда. Были и другие, которых Тони Рэнд знал слабо, люди из отдела Мида, атлетического сложения молодой человек, основная работа которого, казалось, состояла в том, чтобы приносить кофе Барбаре Черчворд. (“Есть ли у него другие обязанности? — подумал Тони. — Только манера одеваться может вскружить головы большинству мужчин, если они должны работать рядом с ней, и она наверняка это знает”.)

Они слушали, кто терпеливо, а кто не очень, пока говорил майор Девинс.

— Кто мог его остановить? — задал вопрос Девинс. — Никто из наших людей. Он наш босс, черт побери. Он спустился на станцию метро и сел в поезд. Ни у кого не было приказа не выпускать его.

— Это не ваша вина. Я должен был сказать МИЛЛИ, чтобы она сообщала мне все время, где находится. Прес.

— Как ты мог знать, что он сделает что-нибудь подобное? — сказал Шапиро.

— Вряд ли это чья-то вина.

— Да он точно чокнулся, — сказал Фрэнк Мид. — Какого черта он сдался? К тому же спутал все наши планы.

— Это так, — сказал Арт Боннер. — Джонни, что дальше?

Шапиро казался более спокойным: он был одет в костюм с жилетом и с ним был его портфель. Он развел руки отработанным жестом.

— Как я и сказал прошлой ночью: предварительное слушание. Хотим мы или не хотим. Я могу задержать его, или оно начнется на следующей неделе, как вы хотите?

— Можешь ли ты добиться, чтобы Сандерса выпустили под залог? — спросила Барбара Черчворд.

— Я в этом сомневаюсь. Это дело с возможным смертным приговором, — сказал Шапиро.

Это потрясло всех.

— Дело со смертным приговором? Смертный приговор? — спросил Мид.

— А тем временем один из наших людей будет сидеть в их каталажке, — сказал Мид.

— Я не уверена, что понимаю твою позицию, — сказала Черчворд. — Ты не любишь Сандерса...

— Это не имеет к этому никакого отношения. Он один из нас, — протестующе сказал Мид. — Мы сможем обсудить этот чертовый дурацкий фокус, когда он будет на свободе. А сейчас лос-анджелесцы задержали одного из наших людей, и мне это не нравится.

— Я не понимаю. Арт, почему он сдался? — спросил Черчворд.

— Чувство вины. Он хочет оправдания, — сказал Боннер. — И вы знаете, это наша вина. Во всем, что было сказано здесь прошлой ночью, мы не дали достаточно ясно понять, что поддерживаем его. Мы много говорили о стратегии, о том, что нам нужно делать, но мы не сказали прямо: — “Ты поступил правильно, Прес”.

— Ты сказал это, — возразил Тони Рэнд, — когда ты вошел в его кабинет.

— Я сказал это не достаточно твердо, — сказал Боннер. — И мы все были должны сказать это. Здесь, в этом зале для совещаний, чтобы каждый из нас поддержал его, и очередь из людей, которые говорили бы то же самое сегодня утром. Это моя вина.

— Он мог подумать, что помогает нам, — сказал Тони Рэнд.

— Каким образом? — удивился Боннер.

— В утренних новостях было множество угроз со стороны Планше, — сказал Тони. — Что он разрушит Тодос-Сантос. Может быть, Прес решил, что избавит нас от множества бед.

— Это не поможет, — возразил Фрэнк Мид. — Потому что сие делает нас похожими на идиотов.

— Что нам делать сейчас? — сказала Черчворд. — Мы не говорили с Пресом о стратегии, и недостаточно его поддерживали. Мы все это исправим. Но что мы будем делать сегодня днем?

— Готовиться к осаде, — ответил Арт Боннер. — Тони, ты и Кросс должны ускорить установку аппаратуры новой системы безопасности. А тем временем мы испытаем лос-анджелесское правосудие. Я совершенно ему не доверяю, но мы попытаемся.

Элис Стралер напряженно ожидала в офисе инспектора. Почему он опоздал на встречу с ней? Его секретарша сказала что-то о срочном совещании в зале правления. Какие-то новые последствия рейда ФРОМАТЕС.

Смогут ли они узнать, думала Элис? Может быть мне нужно бежать...

Она глубоко вдохнула и нервно засмеялась, после чего взглянула на секретаря в приемной, не заметила ли она. Ей не следовало волноваться. Секретарша тихим голосом говорила по телефону.

Виновный бежит, не преследуемый никем, подумала Элис. Лучший путь к тому, чтобы они обязательно узнали — это выглядеть испуганной. Они не узнают. Они даже не подозревают. Тони Рэнд доверяет мне во всем...

Конечно доверяет, Элис Мари, говорила другая часть ее сознания. Ты разве не гордишься этим?

И это было просто неприятно. Она не гордилась. Тони Рэнд доверяет ей, перевел ее на важную работу, а она предала его.

Я должна была. Меня направило сюда Движение. И это важно. Мы несемся вперед к экологическому кризису, и мы должны действовать до того, когда будет слишком поздно...

Но для тех ребят уже слишком поздно. Они мертвы, и они не попытались бы сделать это без твоей информации, Элис Мари. И сейчас Движение захочет большего. Все о новых системах безопасности, об охранниках, обо всем — и ты знаешь для чего им это нужно.

Черт, люди сложны. Гораздо легче работать с компьютерами. Я была должна остаться программистом и не соглашаться на это продвижение по должности, и тогда бы у меня не было...

Вошел Фрэнк Мид, устремившись вперед, будто стараясь достигнуть линии в матче за Принстон. Он взглянул на Элис.

— О, извиняюсь, что заставил вас ждать. Мне нужно было позвонить. Прошу, входите.

Она прошла за ним в его большой угловой кабинет. Он был продуманно обставлен — лучше, чем у Арта Боннера, подумала она. И это должно что-то значить. Она села и стала ждать неизбежного расследования: Фрэнк Мид старался узнать больше об отделе Тони Рэнда.

— Я имею право знать, — сказал ей Мид, когда в первый раз вызвал ее, — а спрашивать Тони — пустая трата времени. Поэтому вы не предаете его, вы оказываете ему услугу.

Что могло даже оказаться правдой. Тони Рэнд ненавидел объяснять свои действия инспектору, но так как он довольно превышал бюджет — или выходил за пределы, кто-то должен был приходить сюда и отстаивать то, что сделал отдел Рэнда. Поэтому она не была по-настоящему нелояльной, разговаривая с Мидом — это была шутка, потому что-то, что узнавал Мид, было легальным бизнесом компании.

А то, что я рассказываю Вульфу, является законным человеческим делом, сказала она себе. Выживание человеческой расы гораздо более важно, чем мелкобуржуазная мораль.

Что не объясняет, почему я иногда чувствую себя так неловко...

— Итак. Вот чек, все одобрено, — говорил Мид. Он протягивал листок бумаги. — Надеюсь, ваши друзья в “Дайэмэнд Бар” оценят это. Самая легкая прибыль, какую они когда-либо получали. У них в действительности совсем нет поступлений...

Она взяла чек и ждала вопросы, но Мид казался занятым, и скоро она вышла из его кабинета.

У него так же было что вспомнить. В бригаде строителей тоннеля из Тодос-Сантоса никто ничего не знал о жертве ограбления, но они охотно говорили с ним о своей работе и показали огромную машину, которая вгрызалась в землю и камень, переплавляла обломки для облицовки стен тоннеля, и неумолимо ползла вперед. На нее стоило посмотреть, ведь в западном полушарии не было другой такой машины. А потом пришла новость, что их начальник Сандерс сдался. Бригада совсем не была этому рада. Интересно получается, рабочие беспокоятся о своем боссе...

Однако спор за близким столиком грозил разрушить это его настроение.

Их было трое. Мужчины моложе Донована, и они начинали волноваться. Самый молодой сидел тихий и довольный, наблюдая за спором двоих. Сам он не собирался останавливаться назревающую драку.

— Не рассказывай мне об этих ублюдках из Тодос-Сантоса. — У этого были мелкие черты лица и очень светлые, белокурые волосы. Он наклонился вперед, положив руки на стол, чтобы усилить свои слова.

— Да? Слушай, ты знаешь “Ред Плаш Аниэн”? Прямо в тени этого большого дерьмового дома?

— Я о нем слышал, но не был там.

— Это публичный дом. Я хотел с ним познакомиться. Ты знаешь, как это бывает, мне было одиноко в одну из ночей. — Блондин расслабился, посмотрел на свое пиво и выпил. Донован наблюдал за ними в зеркало. Настроение приятной меланхолии Донована как-то померкло.

Жалко, что он не мог снимать свои рефлексы вместе с полицейским значком. Тогда бы он мог дать им распалиться, чтобы они поколотили друг друга, потом бы их вытолкали на улицу и инцидент был бы исчерпан. В конце концов, это не его дело. Но он долгое время был патрульным полицейским, прежде чем стал детективом. Он потянул руку в карман.

— Ну, ты видишь их принцип, — сказал другой. — Большинство своих клиентов они получают из Тодос-Сантоса.

— Ну да. Ну да. А термиты не пойдут туда, если там будут “анджелинос”. Так они нас называют. Анджелинос. Надеюсь, что этого ублюдка Сандерса сунут в газовую камеру.

Может, это маленький парень?.. Нет. — Почему? Потому что он убил двоих ребят или потому что он из Тодос-Сантоса?

— Да, — ответил блондин, и затем: — Почему ты защищаешь его? Он их отравил газом. Нервным газом! Какого дерьма, они были всего лишь анджелинос.

— Может быть они не осмелятся сделать это снова, — уколол его низкорослый. — Почему ты не пытался прокрасться внутрь как-нибудь ночью с коробкой с надписью “Динамит”?

Донован оказался рядом, когда блондин попытался перегнуться через стол.

— Считайте это эволюцией в действии, — сказал он, потому что это казалось подходящим и звучало в его голове.

Они замерли и посмотрели на него, все трое. Эта фраза могла хорошо останавливать, она была достаточно загадочна. Он держал свой значок низко, прикрыв ладонью, так что его видели только эти трое.

— Забудьте это, — сказал он им.

Они опустили глаза.

Донован вернулся к своему столику. Его глаза встретились с их в зеркале. Очень скоро они ушли.

Комната для бесед в новой тюрьме Лос-Анджелеса не была специально спроектирована, что бы иметь угрожающую атмосферу. Конечно мебель в ней была тяжелой, ее почти невозможно было сдвинуть, и окна были забраны решетками, однако архитекторы постарались сделать комнату удобной. Им это не удалось.

Большой Джим Планше постарался контролировать свой голос, когда он с отвращением рассматривал Алана Томпсона. Почему он не обращал внимания на то, какие у его сына друзья? Однако что он мог сделать? Этот парень совсем не был преступником. Хорошая семья, занимаются недвижимостью, хорошая семья из верхнего среднего класса. Так же, как Диана Лаудер. Лаудеры же винили его сына.

Он не хотел об этом думать, но он был должен. И у него было мало времени. Конечно, он не должен был быть здесь. Пришлось нажать на тайные пружины. Джим Планше все же был юристом, и когда Бен Кастелло (хорошо, что адвокат Томсонов был его старым другом) настоял взять Планше в качестве помощника, люди окружного прокурора не стали возражать.

— Почему? — спросил Планше. — Что вы думали о том, что вы делали?

— Спокойно, — предупредил Бен Кастелло. — Однако мистер Планше прав, Алан. Я собираюсь защищать тебя, и я должен знать все.

Мгновение лицо юноши сохраняло вызывающее выражение. Он даже начал говорить:

— Это казалось хорошей... — Но ему не хватило сдержанности.

— Боже мой, мистер Планше, я сожалею. Правда сожалею.

— Это очень поможет. Почему? — снова потребовал ответа Планше.

— Спокойно, черт побери, — сказал Кастелло. — Ты же видишь, что Алану это так же неприятно, как и тебе. Почему Алан?

— Ну, мистер Планше много говорил о Тодос-Сантосе. Джимми правда уважал вас, мистер Планше. Он думал... он думал, что помогает вам.

Это поразило Планше как удар. И вероятно это было правдой, подумал он. Я говорил, подумал он. Я много болтал о Тодос-Сантосе. Термитник. Коробка. Кладбище свободы. Образ уродливого будущего.

Он вспомнил все это, публичные заявления и то, что он говорил дома во время завтрака (будет ли когда-нибудь Юнис снова сидеть напротив него за столом? Она лежит в “Куин ов Энджелз” под успокоительными, и они говорили о частных лечебницах), и то как Младший делал саркастические замечания, но слушал, слушал...

— Хорошо. Я это понял, — сказал он, когда снова смог контролировать свой голос. — Но вы прошли через те двери. — По седьмому каналу был специальный выпуск, где показали ту дверь и зловещую надпись. — Там говорилось ясно: “ЕСЛИ ВЫ ВОЙДЕТЕ В ЭТУ ДВЕРЬ, ВЫ БУДЕТЕ УНИЧТОЖЕНЫ”. Там было так сказано.

— Мы этому не поверили, — сказал Алан. — Просто не поверили. Вы знаете, все всегда говорят о страшных вещах, которые с вами произойдут, но никогда этого не делают.

Только в этот раз они это сделали. О боже мой.

Он сел и сжал руками голову. Против его желания перед глазами возникали картины. Джим Младший с его химической лабораторией. Джим, в тринадцать лет получающий лицензию радиолюбителя коротковолновика, и получающий в подарок на следующий день рождения персональный компьютер. Юнис, хвастающаяся перед их друзьями своим сыном-гением. И, я думаю, он им был.

Бен Кастелло вынул желтый адвокатский блокнот и дюжину карандашей.

— Мне нужно узнать как можно больше деталей, — сказал он. — Это будет нелегкой работой.

Алан Томпсон глядел удивительно.

— И что? Что может быть самое худшее за вторжение в чужие владения?

— В обвинении говорится не о нарушении границ чужих владений, — сказал Кастелло. Он старался говорить как можно более спокойно и мягко. Было очевидно, что парень был раздавлен виной. Он говорил вызывающе, но был на грани срыва, и то, что Кастелло должен был ему сказать, тоже не могло ему помочь. — В обвинении говорится об убийстве.

— Об убийстве? Но я никого не убил! Это термиты, они совершили убийство, боевым газом...

— Вы совершали уголовное преступление. Если во время совершения уголовного преступления происходит смерть, закон считает это убийством, — сказал Кастелло. — Так же, как если бы у тебя был магазин по продаже спиртного и полиция застрелила твоего партнера.

— Боже. — Глаза Алана метались по комнате. — Может быть это правда. Может быть я действительно убил их. Но я не хотел. Я не хотел причинить им никакого вреда!

Все это вполне может плохо повлиять на него, подумал Кастелло. Лучше ему узнать, как, все серьезно.

— Я так же могу обратиться с просьбой о заключении сделки. Только не с Тодос-Сантосом, — сказал Кастелло.

— Послушай, они передали тебя окружному прокурору Лос-Анджелеса, но они обратятся к генеральному прокурору штата, если потребуется. Они хотят высечь твой зад, Алан. И если ты мне не поможешь, они могут этого добиться. Теперь, вы пошли в Тодос-Сантос с прибором, который собрал Джеймс. Вы подождали, пока вокруг не стало людей, и вошли в дверь. Она была открыта?

— Нет. Ее открыл Джим.

— Чем?

Алан пожал плечами.

— Это был электронный замок. Джим знал комбинацию. — Кастелло быстро записывал.

— Итак, вы открыли дверь. Как вы узнали комбинацию?

— Я не знаю. Джимми ее знал.

— Он знал очень много о системе безопасности Тодос-Сантоса, — сказал Кастелло. — Откуда Джеймс получил все эти данные?

— Наверное, от Арни.

— Кто такой Арни?

— Арнольд Ренн. Он профессор социологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Вполне хороший парень.

— Это мистер Ренн предложил эту экспедицию? — спросил Кастелло.

Алан смотрел удивленно.

— Доктор Ренн, — поправил он автоматически. — Э... ну, он не предложил это прямо.

— Но вы обсуждали это с ним?

— Да.

Член совета Планше поднял голову и посмотрел на юношу. Арнольд Ренн? Где-то он видел это имя, где? В докладе, который подготовил его помощник. Доктор Ренн был представителем группы экологов. Он предложил агитировать в кампании по сбору средств в предвыборный фонд Планше. Было не легко найти способ отказать ему, но почему ему отказали? Джинни что-то откопала, доктор Ренн был связан с чем-то, что могло привести к затруднениям...

Боже мой. Ренн был членом ФРОМАТЕС.

Они не позволили Тони Рэнду встретиться с Сандерсом в комнате для бесед. Она была только для адвокатов. Друзья были вынуждены пользоваться другой — и унизительной, подумал Тони — системой. Рэнд и Сандерс сидели за столами лицом друг к другу. Они были разделены двойной стеной из толстого стекла, и разговаривали по телефону.

Что можно сказать в такой ситуации, думал Рэнд?

— Привет, Прес.

— Привет, Тони.

Неловкое молчание.

— Прошла неделя, как ты здесь, и как тебе здесь понравилось?

— Не слишком плохо. Ты тоже хочешь мне сказать, что я сумасшедший?

— А ты этого хочешь?

— Что? — Толстое стекло искажало выражение лица Сандерса. — Что?

— Если ты хочешь, я могу сказать, что ты сумасшедший, — сказал Рэнд.

— Послушай, я должен был это сделать, — сказал Сандерс. — Мне не удалось объяснить это Шапиро. Я был должен. Я убил...

— Притормози, — торопливо сказал Рэнд.

— А?

— Шериф клянется, что эти телефоны прослушиваются, — сказал Тони Рэнд.

— Ты можешь этому верить, если хочешь.

— Ну и что? У меня нет никаких секретов. Весь англоязычный мир знает о том, что я сделал.

Неудобная тема.

— Как они с тобой обращаются?

— Все в порядке. — Он улыбнулся. Почти. — Они не знают, как обращаться со мной. Вся эта шумиха... Поэтому я получил статус высокопоставленной персоны.

— Это что-то значит. Тебе дали соседа?

— Да.

— За что его посадили? Что-нибудь интересное?

— Тони, он здесь за уклонение от налогов. Он хочет продавать нам строительные детали. Он занимается гимнастикой в камере, и заставляет меня делать вместе с ним отжимания и прыжки на месте. Он хочет меня подбодрить. Еще рассказать?

— Ты знаешь, ты сейчас всем отравил жизнь.

Прес ничего не ответил.

— Почему ты это сделал, Прес? Почему ты по крайней мере не поговорил сначала с кем-нибудь? Мы узнали, что ты сделал, только из телевизионной передачи!

— Это было плохо, Тони. Прятаться. Делать вид, что я сумасшедший. Плохо, черт побери!

— Да, я вижу, что это не подходило, — сказал Рэнд.

— Это было неправильно тоже. Арт делал плохой выбор. Я видел, что Шапиро был встревожен. Тони, меньше всего я хочу, чтобы Арт Боннер из-за меня оказался в тюрьме. Как там он?

— Его можно было связывать. — Рэнд подождал реакции на эти слова, и быстро добавил: — Он сердился не на тебя. На себя.

— Почему?

— Он считает, что не дал тебе достаточно ясно понять, что ты поступил правильно. Это было единственное, что ты мог сделать.

— Да нет, он сказал что...

— Не только он. Прес, ты чертов герой! Об этом говорят все в “Коммонз” с того дня, как это произошло. Спаситель города и все такое.

— Они правда так говорят?

— Точно. Ох, тут Арт поручил тебе передать. Он сказал, хорошо, это твоя жизнь, и если ты хочешь испытать лос-анджелесское правосудие, ты это получишь. Джонни Шапиро скоро придет сюда обсудить стратегию. Я думаю, он собирается просить изменить округ, в котором будет слушаться дело, в связи с этой шумихой.

— Нет.

— Что?

— Я сказал нет. — Сандерс был тверд. — Никакой замены округа. Никаких юридических трюков. Скажи им это, Тони. Я не хочу выйти благодаря юридическим уловкам. Я лучше оставлю это для суда присяжных.

— Для лос-анджелесского суда присяжных? Ребята были из Лос-Анджелеса. А ты нет.

— Анджелинос. Тони, я видел их, когда их вынесли. Это были мертвые люди, мертвые человеческие существа.

Тони тяжело вздохнул.

— Я тоже видел, на экране. Прес, мог я сделать другую конструкцию?

— Что?

— Они вошли. Они прошли туда, где мы были должны их убить, или они бы сожгли часть нашего города и часть его жителей. Им пришлось здорово повозиться, чтобы это сделать, но Прес, они вообще не должны были это делать. Как я мог остановить их? Как мне остановить следующих, которые придут с настоящими бомбами?

— Тони, это глупо...

— Какого черта! Прес, ты считаешь, что только ты один видишь ночью кошмары? Ты поступил правильно. Единственно возможным образом. Не твоя вина, что у тебя не было какого-нибудь другого выбора. Ты просто не должен был попасть в такую ситуацию. Но что мог сделать я?

— Кажется, проблема связана с компьютером, — размышлял Тони Рэнд. — Они слишком много знали о МИЛЛИ, и таким образом МИЛЛИ может быть очень уязвима. Слишком много людей имеют доступ. Они должны иметь доступ. Хорошо, может быть мне не удастся с этим справиться, а если есть что-то еще? Еще одна дверь, еще одна серия замков, или ловушка где-нибудь...

— Тони, ты опять продолжаешь это. — Престон Сандерс, казалось, хотел пробиться сквозь стекло. — Ты ставишь людей в коробки. Они туда не вмещаются. Ты не можешь остановить каждого. Это все равно, что стараться никого не обидеть. Ты помнишь, каким было телевидение в семидесятых? Даже твоя вышка для прыжков в воду срабатывает не для каждого, правда? Умный и решительный самоубийца приносит кусачки и проходит сквозь ограду.

— Да. Я иногда думал, не является ли это убийством. Зачем самоубийце проходить через такие трудности? — Тони подумал еще немного. — Ладно, оставим это. Тебе нужно что-нибудь принести?

— Да. Мой сосед приносит вестерны и охотно дает их мне почитать. Поэтому выбери мне хороший толстый научно-фантастический роман с множеством неясных технических терминов.

Тони было абсолютно ясно, что Прес сказал это, чтобы подбодрить Тони Рэнда. — Это будет ему в отместку, — сказал Тони.

Рэнд вышел из тюрьмы, чувствуя облегчение, но продолжал размышлять. Что он мог сделать по-другому? И что он должен делать сейчас? Будет следующая попытка. Он был в этом уверен. И в следующий раз будут настоящие бомбы.

* --- конец демо-отрывка --- *