Роберт Янг. МЛАДШАЯ ДОЧЬ ВИЗИРЯ

Перевод: О. Колесников, 2004

 

Пролог

 

Глядя на то, как она полулежит в царственной позе на ложе султана, непринужденно откинув левую руку на уложенные в ряд подушки и изящно подобрав под себя ноги в шароварах, было трудно поверить, что это всего лишь искусно сделанный манекен, а никакая не настоящая Шехеразада. Почти как живая - так что, не знай Марк Биллингс этого наверняка, он мог бы поклясться: эта девушка и в самом деле из плоти и крови.

В качестве фона звучала "Шехеразада" Римского-Корсакова, начало истории о носильщике и багдадских блудницах. Казалось, султан по имени Шахрияр не пропускает ни единого ее слова, хоть и сам такой же манекен. На голове его корона из серебра, он облачен в халат белого шелка, перехваченный широким красным поясом.

Очарованный зрелищем Биллингс стоял в плотной толпе посетителей, почти касаясь мягкого шнура, отделявшего экспозицию "Тысячи и одной ночи" от остального пространства музея. На помостах позади толпы зрителей команда ТВ-операторов уже начала прямую трансляцию открытия новой экспозиции, чтобы ее увидели миллионы американцев.

Опочивальня султана тщательно скопирована с голографических снимков оригинала. В глубине ее пространства стройные, изящные тонкие колонны служат опорами для колокольчатых арок, а с высокого потолка на отполированных до блеска медных цепях свисает жаровня. Роскошные занавеси, предназначенные для того, чтобы укрывать ложе, раздвинуты с помощью золотых шнуров, украшенных кистями, черными, как волосы Шехеразады.

- А именно, был человек из носильщиков, в городе Багдаде, и был он холостой. И вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облокотившись на свою корзину, вдруг останавливается возле него женщина, закутанная в шелковый мосульский изар и в расшитых туфлях, отороченных золотым шитьем, с развевающимися лентами; она остановилась и подняла свое покрывало, и из-под него показались глаза, ресницы и веки, а женщина была нежна очертаниями и совершенна по красоте; и, обратившись к носильщику, она сказала мягким и ясным голосом: "Бери свою корзину и следуй за мной".

Экое длиннющее предложение, Шехеразада, подумал Биллингс. Но в твое время манера выражаться столь обстоятельно была делом обычным, как и манера размещать внутри одной сказки другую, а внутри той - третью. Но ведь ты, Шехеразада, рассказала султану лишь тысячу и одну сказку. А ведь есть и еще одна, тысяча вторая. В ней и джинн, и воры, и золото, и волшебный ковер, и девушка с глазами, как фиалки; и край, существовавший одновременно и в легендах, и наяву.

И еще: она непосредственно касается меня.

Он пожалел, что не остался дома. Следовало бы помнить, что даже единственный мимолетный взгляд, брошенный в сколь угодно фантастическое прошлое, может все вернуть. Он отчаянно попытался уцепиться за настоящее, но не смог, и разделявшие их столетия превратились в глубокий темный колодец, а он понесся сквозь эту тьму в тот самый дворец султана, где и началась "История о младшей дочери визиря"...

 

 

I. Появление Дуньязады

 

Сераль охраняли два стража, вооруженные длинными ятаганами, два огромных черных евнуха в набедренных повязках, очень напоминавших подгузники. Один из них стоял на карауле в освещенном лампой коридоре неподалеку от укрытого занавесом входа, куда четверть часа назад прошла девушка, за которой Биллингс следил от самой опочивальни султана. Второй страж стоял у самой двери.

Биллингс внимательно наблюдал за ними из-за колонны, где прятался, поджидая, когда сон одолеет его дичь. Его одежда, за исключением материала, полностью соответствовала духу времени: белое одеяние-халат, широкая рубашка, на голове легкий тюрбан, на ногах персидские туфли.

Наконец, уверившись, что девушка уже должна бы уснуть, он извлек из кобуры, вшитой в левый рукав халата, морозитель, направил его на евнуха, преграждавшего путь к проходу, в миг заморозил черного великана и не мешкая бросился вперед, чтобы предотвратить резкое падение человека на пол.

До сих пор, с момента проникновения во дворец султана, он не привлек к себе ничьего внимания: слуг в столь ранний утренний час было совсем немного, а те, что видели Биллингса, наверняка принимали его за гостя султана, поднявшегося ни свет ни заря. Но сейчас у него не оставалось иного выбора, кроме как предстать в обличье незваного гостя (кем он и был). И все по той простой причине, что морозители (та единственная разновидность оружия, которую разрешалось иметь таким, как он - пришельцам из будущего, похитителям важных особ) успешно действовали лишь на очень малых расстояниях, а Биллингс притаился слишком далеко, чтобы незаметно обезвредить второго евнуха.

Страж, охранявший другое направление, все еще пребывал в неведении по поводу участи, постигшей его приятеля. Биллингс быстро двинулся по коридору в его сторону. Его туфли бесшумно скользили по устилавшим пол коврам. Но он не успел приблизиться к своей цели на достаточное расстояние: евнух, что-то почуяв, повернулся в его сторону, и через долю секунды в его руке сверкнул ятаган. Понимая, что совершенно бесполезно придумывать оправдания своему незаконному пребыванию на территории, закрытой для всех добропорядочных мужчин за исключением самого султана и - что было бы верхом нелепости - доказывать, будто именно султан разрешил ему пройти через эту дверь, Биллингс, не замедляя шага, направил морозитель прямо в грудь стражнику.

- Клянусь, - вскричал евнух, принимаясь грозно размахивать своим ятаганом, - если ты сию минуту не уберешься отсюда, я выпотрошу тебя, а твои внутренности брошу собакам!

Биллингс только ускорил шаг, опасаясь лишь, как бы страж не поднял тревогу. Но ничуть не бывало; напротив, откровенно презирая Биллингса, тот шагнул вперед и замахнулся ятаганом, прочертившим зловещую дугу - доведись клинку завершить ее, он разрубил бы незваного гостя пополам. Но в этот миг морозитель превратил евнуха в сосульку - или привел его в состояние, настолько близкое к этому, насколько вообще можно лишить живое существо способности дышать, - и евнух неминуемо грохнулся бы ничком, если бы Биллингс не помог ему медленно опуститься на пол. Ятаган, выскользнувший из пальцев евнуха, бесшумно приземлился на ковер.

Раздвинув занавес, Биллингс вошел в скрытую за ним опочивальню. Он слегка тревожился из-за стражей - оттаяв, тем предстояло испытать некоторое недомогание - но работа есть работа, и он намеревался похитить легендарную рассказчицу сказок "Тысячи и одной ночи", не считаясь с тем, сколько живых сосулек придется оставить за собой.

На самом деле он собирался лишь ненадолго позаимствовать девушку и, как только Большой Пигмалион - электронный чародей из "Анимейкинс инкорпорейтед" - изготовит ее движущуюся факсимильную копию для готовящейся экспозиции на тему "Тысячи и одной ночи", вернуть ее обратно. Она будет потрясена, но пострадать нимало не должна.

Справа от входа бок о бок стояли два ложа под балдахинами. На ближайшем, купаясь в неярком свете утренней зари, льющемся из расположенного прямо против двери широкого зарешеченного окна, лежала девушка. Должно быть, после изложения очередной, самой новой истории силы оставили ее, поскольку она успела лишь сбросить туфли и улеглась в постель не снимая одежды.

Соседнее ложе пустовало. Несомненно, оно принадлежало султану.

Биллингс убрал морозитель в кобуру и приблизился к девушке. Аромат ее духов коснулся его ноздрей. Нет, не просто коснулся - ошеломил. Билингс полагал, что здесь этот аромат столь же популярен, сколь в его дни популярен аромат духов "Весенний каприз номер пять". Как ни странно, он нашел этот запах более приятным, но это не отвратило его от поставленной цели, и, вытащив пропитанную снотворным губку, он сорвал пластиковую упаковку и поднес губку к лицу девушки, закрыв ей нос и рот. Девушка мгновенно проснулась и начала сопротивляться, но наркотик в считанные секунды сделал свое черное дело, и вскоре Шехерезада затихла. Отбросив губку, он подхватил ее туфли и сунул за пазуху, а затем взвалил девушку на плечо. Удивляясь, какая она невесомая, Билингс вышел в коридор. Но тут удача изменила ему: он увидел, что к поверженным стражам спешит сам султан Шахрияр!

 

 

Биллингс действительно никогда раньше не видел султана во плоти, зато видел его анимированный манекен: Шахрияра уже похищали и успешно возвратили назад. И то, и другое проделал похититель-ветеран по имени Джед Морс, чье место и занял Биллингс, когда Джеда свалил грипп. Биллингс прошел через серию тренировочных путешествий в прошлое и долгие месяцы ждал, когда "манекенщики" предложат ему работу. Если теперь его миссия завершится удачно, он сможет из внештатного резерва перейти на постоянную работу.

Все, кто вносили свой вклад в образ Синей Бороды, были ненавистны ему. И поэтому Биллингсу не приходило в голову ничего лучше, чем превратить в ледяной столб и этот только что возникший перед ним экземпляр. Он был готов на это, пусть даже Общество изучения истории и доказало, что хотя Шехеразада и в самом деле рассказала султану тысячу и одну сказку, он никогда не рубил голов своим многочисленным женам и по этой причине никак не мог считаться Синей Бородой. Но он, этот султан, выглядел определенно как Синяя Борода, и Биллингс с радостью поддался бы искушению, если бы тот, увидев его с девушкой на плече, не поднял крик, сзывая стражу, а также своих черных рабов, слуг, визиря и знатных вельмож. Застигнутый врасплох Биллингс сделал единственно возможное: метнулся обратно в комнату и, по-прежнему с девушкой на плече, бросился кратчайшим путем к окну.

Интересно, деревянная или металлическая эта решетка? - подумал он. Он ударил по ней, и украшения из арабесок моментально разлетелись. Взобравшись на подоконник, он спрыгнул во внутренний двор, даже не попытавшись прикинуть высоту, с которой ему предстояло упасть.

Высота оказалась гораздо большей, чем думал Билингс, и, приземляясь, он вывихнул правую лодыжку. Растяжение было не слишком сильным, но создавало значительные трудности при ходьбе и полностью исключало бег. Он разглядел заросли финиковых пальм, как раз то место, где спрятал "сани", свой вездеход, с невообразимой легкостью скользивший по коридорам времени. Деревья росли за самым дворцом, и чтобы добраться до них, ему предстояло пересечь наискось весь внутренний двор. Билингс решительно двинулся вперед, морщась при каждом шаге.

К этому времени уже пробудился весь дворец. Султан высунулся из окна, из которого только что выпрыгнул Биллингс, и яростными воплями оглашал двор, который вдруг заполнился вооруженной ятаганами стражей, черными невольниками и слугами, размахивающими метлами и другими заменяющими оружие предметами. Усугубляя сложность положения, откуда ни возьмись сбежались десять тысяч собак и принялись лаять у самых ног Биллингса, а в довершение всех бед действие средства, которым он усыпил девушку, начало ослабевать, отчего та принялась дрыгать ногами, извиваться и визжать, не переставая при этом молотить по его спине кулаками. Кое-что из ее выражений заставило уши Билингса запылать. На древнем арабском (он прошел краткий курс при подготовке) слова эти звучали не так отвратительно, как звучали бы на английском, но все равно достаточно скверно, и будь у него третья рука - достаточно длинная - он бы с удовольствием отшлепал девушку.

Стражники, слуги и черные невольники начали наседать на него, но ни от их ятаганов, ни от их метел толку не было, поскольку все нападающие боялись причинить вред его пленнице, так что Биллингс получил возможность без разбора превращать их в ледяные столбы. Вскоре двор уже походил на выставку скульптур, по которой только что пронесся безжалостный снежный буран. Нечего и говорить, что в тот миг, когда Охотник Востока набросил свой аркан из солнечных лучей на минареты султана, на его плечи лег непосильный труд - оттаивать невиданную массу льда.

Добравшись до пальмовой рощи, Биллингс направился прямиком к своим "саням". Несмотря на их значительную ширину, гораздо уместнее было бы называть это транспортное средство "тобоган"* из-за более близкого внешнего сходства. Если поднять сиденье, под ним обнаруживался фотонный ускоритель в цилиндрическом титановом корпусе. За сиденьем, жестко привинченные к широкой "палубе" тобогана, находились два металлических ящика: один с инструментами и запасными частями, другой с оборудованием для устройства стоянки, запасом продуктов и множеством других вещей, жизненно необходимых путешествующим во времени. Впереди, перед самым сиденьем, скрытые панелью управления размещались антигравитационный генератор, инерционный регулятор времени внутри исторических эпох и батарея аккумуляторов.

Ширины сиденья было вполне достаточно для двоих. Уложив на него девушку, Биллингс надежно закрепил ее с помощью одного из двух ремней безопасности, затем уселся рядом и, пристегнувшись вторым ремнем, установил шкалу регулятора высоты на цифру 200 и нажал кнопку свободного полета. Тобоган немедленно поднялся вверх, проворно уклоняясь от пальмовых ветвей, и завис в двухстах футах над землей.

Тут девушка как по команде прекратила сопротивление и закрыла рот, уставившись через борт тобогана на верхушки пальм. Затем она повернулась и уставилась на Биллингса, округлив глаза, которые, как подтвердили первые лучи восходящего солнца, были цвета распустившихся фиалок.

- Волшебный ковер! - задыхаясь, едва выговорила она.

Это были именно те слова, которые, по мнению, высказанному Биллингсу Алоизиусом Смитом, советником "Анимейкинс инкорпорейтед" по вопросам истории, должна была произнести арабская девушка из девятого столетия, поднятая над землей на палубе путешествующего во времени тобогана. Тот же Смит, подготовивший целый научный доклад об арабских девицах, советовал Биллингсу, если тот захочет успокоить свою пленницу, непременно выдавать себя за эмира. Каждая арабская девица девятого столетия, утверждал Смит, тайно мечтает о том, что однажды ее увезет эмир на волшебном ковре. Даже если она жена султана? - поинтересовался Биллингс. А жена султана особенно, со знанием дела заметил Смит.

Так что Биллингсу оставалось только сказать:

- А я к тому же эмир.

Некоторое время пленница молча смотрела на него, а затем спросила:

- Надеюсь, ты явился, чтобы увезти меня отсюда?

Ее голос, легкий и веселый, казалось, был наполнен звоном далеких колокольчиков. Биллингс протянул ей ее туфли.

- Да, - сказал он, - далеко-далеко.

Крики и проклятья, оглашавшие дворец, едва доносились сюда. Стараясь не слушать, он внимательно разглядывал дувушку, пока та надевала туфли. У нее были черные волосы, стянутые сзади заколкой, так что оставались открытыми уши, прямой, чуть закругленный на конце нос, полные щеки, выразительный рот и округлый подбородок. Глаза ее цвета фиалок не имели права быть больше, как не имели права оказаться голубыми. И никаких украшений, только заколка в волосах да большое кольцо на среднем пальце левой руки. Ее верхняя одежда напоминала сильно укороченный, доходивший лишь до бедер халат. Он был распахнут, демонстрируя ее обнаженное тело от самой шеи до широкого пояса шаровар, которые сидели на ней значительно выше, чем это принято в двадцать первом веке, но все же слегка прикрывал груди. Биллингс заметил, что прикрывать-то и нечего.

И тут ему пришло в голову, что ей всего-то лет пятнадцать.

Пятнадцать лет, а уже замужем за султаном!

Ну, такой факт он еще мог бы принять. В ту эпоху цари и султаны не брали в жены зрелых женщин, поскольку могли обладать любой из понравившихся молодых. Но Биллингс с трудом мирился с тем фактом, что она - автор тысячи и одной захватывающей сказки, и его раздражала мысль о том, что она вынуждена просиживать ночь за ночью, пересказывая их Синей Бороде, который годился ей в отцы, а то и в деды!

Ему хотелось бы увезти ее отсюда навсегда, но он, разумеется, не мог этого сделать. Важные особы из глубин истории принадлежали прошлому, как и самые заурядные личности. В его силах было лишь забрать ее в короткое путешествие с возвращением, то есть, с его точки зрения, он ничего не мог.

Собственная беспомощность тревожила и мучила Биллингса, и он понимал, что чем быстрее закончит эту работу, тем лучше. Запустив фотонный ускоритель, он начал набирать на клавиатуре диапазонов исторических эпох командное слово "НАСТОЯЩЕЕ". Затем, в тот миг, когда он добрался до буквы "А", его посетила странная мысль. Нет, она не просто ошеломила его... она сразила его наповал. Он перевел взгляд на свою пленницу.

- Ведь ты Шехеразада, не так ли?

- Разумеется, нет. Я ее сестра, Дуньязада. Она старшая дочь визиря, а я младшая.

Биллингс обалдел.

- Ведь наверняка ты не явился бы сюда, чтобы выкрасть Шехеразаду, - сказала Дуньязада.

- Нет, нет, нет.

- Шахрияр бы сильно разгневался, будь у тебя такие намерения. Он безумно влюблен в нее. Знаешь, - продолжала Дуньязада, - я очень довольна, что ты проник сюда ради меня. Мне нравится жить во дворце султана, но он очень строг и взыскателен и никогда не разрешил бы мне отправиться куда-нибудь одной. Он не доверяет мне. Но ты, должно быть, знаешь о его строгости, иначе не похитил бы меня вот так. Он относится ко мне, как относился бы к дочери, если бы у него была дочь. Я бы ни за что не осталась в этом дворце, если бы не сестра. Когда султан взял ее в жены, она обманом добилась от него согласия взять с собой и меня. Она каждую ночь развлекает его, рассказывая самые разные сказки, и каждую ночь, дабы побудить ее к продолжению рассказа, я должна сидеть около их ложа и просить: "О сестрица, поговори с нами и расскажи что-нибудь, дабы скоротать бессонную ночь". А затем она рассказывает сказку, только не до конца, а обрывает ее на самом интересном месте и заставляет султана ждать следующей ночи, чтобы дослушать окончание. Но мне кажется, что некоторое время она могла бы обходиться и без меня. Тем не менее, как только мы доберемся до твоего дворца, я должна буду послать и ей, и султану весточку, что со мной ничего не случилось. А если ты хочешь считать меня своей невестой, то должен получить согласие самого султана, а также моего отца.

- Безусловно, - сказал Биллингс.

- Но я уверена, - продолжила она, и ее глаза приобрели еще более густой фиолетовый оттенок, - что у тебя может и не быть подобных намерений. Хотя бы потому, что если эмир увозит девушку на волшебном ковре, то это никак не означает, что он влюблен в нее. Любовь слишком неуловима, чтобы так легко ее поймали, и только время покажет, будет ли она частью наших надежд и мечтаний.

- Как ты догадалась, - нерешительно спросил он, - что я действительно эмир?

- Как же ты можешь не быть эмиром, если владеешь волшебным ковром? И, кроме того, - добавила она, - ты похож на эмира.

Возможно, он и походил на эмира, но уж никак не ощущал себя им. Похитить младшую сестру Шехеразады вместо нее самой! Как же он дал такого маху?

Однако при всей беспристрастности к себе он не считал свой промах законченной глупостью. Откуда он мог знать, что девушка, за которой он крался от спальни султана до самого сераля, не Шехеразада? Требовалось проверить все очень быстро, при слабом искусственном освещении, а Общество изучения истории никогда не показывало ему голографических снимков Дуньязады и не сообщало, что обе девушки спят в одной спальне.

Но факт оставался фактом: Биллингс опростоволосился, и некоторое время будущее рисовалось ему в самых мрачных красках. Однако вскоре перед ним забрезжил слабый луч света. Наверняка "Анимейкинс инкорпорейтед" нуждается в воссоздании копии Дуньязады; в противном случае экспозиция "Тысячи и одной ночи" не будет достоверной. А значит, его путешествие не так уж бесполезно. Надо всего-навсего доставить Дуньязаду в будущее, объяснить причину своей ошибки куратору музея, а затем, вернув девчонку назад, спокойненько умыкнуть Шехеразаду. Правда, это будет гораздо труднее, поскольку он поднял во дворце такой тарарам, но он не сомневался, что справится.

Он вновь вернулся к панели управления, намереваясь завершить набор команды "НАСТОЯЩЕЕ". И тут все пошло наперекосяк. Биллингс забыл о своей правой лодыжке и неосторожно повернул ее, когда хотел поудобнее поставить ногу. Его реакция на неожиданную острую боль оказалась пагубной: пытаясь унять ее, он вытянул поврежденную ногу - и зацепил кабель, идущий от фотонного ускорителя к аккумуляторам. Последовал взрыв, сильный крен, вспышка тьмы, а затем вновь возник дневной свет и совершенно новый, незнакомый ему пейзаж.

Глядя на него, Биллингс не сомневался: окружающее никак не относится к девятому столетию.

И был так же уверен, что и не к двадцать первому.

Зато сомневался, что это вообще земной пейзаж.

 

 

II. Ифрит

 

Внизу, под тобоганом, там, где минуту назад зеленела роща финиковых пальм, был небольшой оазис. Но он не походил ни на один из оазисов, когда-либо виденных Биллингсом. Пальмы росли идеальными концентрическими кругами, а в середине внутреннего круга стояло дерево выше и толще всех прочих. На верхушках почти у всех деревьев виднелись в изобилии гроздья плодов размером с арбуз, а на вершинах пальм, где плоды отсутствовали, виднелись столь же пышные гроздья желтых цветов.

Раскинувшуюся под ними пустыню на севере, на юге и на западе усеивали похожие оазисы, которые тянулись вплоть до цепи возвышений, напоминавших пологие холмы. К востоку, в той стороне, куда смотрел нос тобогана, пустыня уступала место холмам, окаймленным с тыла невысокой цепью горных вершин. Солнце, обычно служившее Биллингсу ориентиром, только что появилось над седловиной между двумя горными пиками.

На переднем плане голубело небольшое озеро, а позади него белела куполообразная конструкция, нарушавшая однообразную картину оазиса. Вдали на севере, на юге и на западе виднелись такие же купола.

Биллингс взглянул на Дуньязаду, желая посмотреть, каким образом резкая смена окружающей обстановки повлияла на нее. Казалось, что девочка ни капельки не испугалась. На самом деле на ее лице отражалось лишь восхищение.

Отключив фотонный ускоритель, он занялся обследованием кабеля, который случайно зацепил ногой. Обрывки трех жил кабеля торчали из соединительного разъема ускорителя. Подключить их не составляло труда, но для того, чтобы иметь возможность отправиться назад, в будущее, требовалось прежде всего вернуться туда, где они были до аварии, а это уже представляло настоящую проблему.

Солнце, во всяком случае, занимало на небосклоне примерно прежнее положение, и это обстоятельство слегка успокаивало. Но солнечный свет казался необычным. Он имел легкий красноватый оттенок. Бросив короткий взгляд на само солнце, Биллингс заметил, что и оно имело все тот же красноватый оттенок и к тому же казалось значительно более крупным.

Да солнце ли это было? Почем знать, может быть, в небе горела совсем другая звезда. Фотонный ускоритель, непредсказуемо откликнувшись на частичную потерю питания, мог забросить тобоган в совершенно другую часть вселенной. Единственное иное возможное заключение состояло в том, что ускоритель, каким-то образом, перенес тобоган в еще более далекое будущее.

С наступлением ночи он сможет точно определить, какое из двух заключений единственно верное. И не по наличию созвездий, поскольку созвездия далекого будущего будут знакомы ему не более, чем созвездия чужой планеты, а по присутствию или отсутствию луны. В "предыдущую" ночь, когда луна поднялась над дворцом султана, она казалась полной. И если этой ночью луна будет в какой-либо из фаз, в которых она видна, он поймет, что они с Дуньязадой все еще на Земле.

 

 

Кто-то тянул его за рукав халата, и Биллингс понял, что Дуньязада что-то говорит ему. Он повернулся к ней.

- Ты все-таки должен мне сказать, - повторила она, - как тебе будет угодно, чтобы я обращалась к тебе?

- Мое настоящее имя - Марк, но обычно меня называют Билл.

- Ты хочешь, чтобы я называла тебя Билл?

- Да, "Билл" было бы неплохо.

- Какое странное имя для эмира!

- Если хочешь, можешь звать меня Марком.

- Нет. Билл мне нравится больше. А большой у тебя дворец, Билл?

Ее умозаключение, что он самый настоящий эмир, было вполне естественным, тем более что он сам сказал ей об этом, а посему Биллингс продолжал поддерживать эту иллюзию. Если честно, подлил масла в огонь, соврав, что дворец у него вполне приличный. На самом деле он жил в большом автофургоне неподалеку от свалки. В колледже он учился на программиста, но такой подготовкой мог похвастать почти каждый представитель его поколения, и на рынке труда программистов было куда больше, чем компьютеризированных рабочих мест. Однако существовали вакансии в других, менее престижных сферах, и, вместо того чтобы сидеть на шее у родителей, он пошел в посудомойки и снял под жилье автофургон. Наконец, устав от житья впроголодь, Биллингс предложил свои услуги компании "Анимейкинс инкорпорейтед", прошел подготовку к путешествиям в прошлое и вошел в число внештатных работников.

- А он больше, чем дворец султана? - продолжала расспрашивать Дуньязада.

- Давай пока забудем о моем дворце. Мне нужно подумать о куда более важных вещах.

Она вдруг схватила его за руку и показала куда-то за озеро.

- Смотри, Билл... джинн!

Он взглянул в ту сторону, но увидел только что-то вроде песчаного смерча. Он так и сказал ей.

- Но как может кружиться песок, - спросила Дуньязада, - если нет ветра? Нет, это джинн. И я думаю, что, скорее всего, из злых. По меньшей мере ифрит. А то и марид.

Ему пришлось согласиться, что ветра действительно не было. Если честно, не было даже легкого ветерка. И как будто для того, чтобы еще больше сбить наблюдателей с толку, столб песка, круживший вихрем у самого берега озера, начал перемещаться прямо над водой. Поскольку казалось, что "смерч" движется в сторону их оазиса, Биллингс решил: неважно, что это, лучше побыстрее убраться с дороги. И, установив инерционный регулятор на внутренний диапазон исторической эпохи, он взял курс на соседний оазис, в полумиле от озера, и приземлился на окаймлявший его ковер из трав. Затем он повернулся к Дуньязаде, готовый произнести все те слова утешения, каких требует столь поспешный перелет от оазиса к оазису.

Но обошлось без утешений. Она сидела выпрямившись, с горящими глазами, и походила на ребенка, который только что впервые прокатился на американских горках в парке аттракционов и теперь не может сдержать восторга.

- Почему ты спустился вниз, Билл? Давай полетаем еще!

- Ты же потеряла голову от страха!

- С какой стати?

- Да ведь тебе, наверняка, не приходилось носиться на таких штуковинах.

- Нет, но я сотни раз мечтала о полете на волшебном ковре, мечтала пережить что-то вроде того, что мы сделали сейчас.

- Могу поспорить, что ты никогда прежде не видала волшебных ковров.

- Нет, не видала. Но всегда знала об их существовании. Давай прокатимся к самому небу!

- Только не сейчас.

Он отстегнул свой ремень безопасности и осторожно сошел на землю. Стянул с правой ноги туфлю и заметил, что лодыжка начала опухать. Биллингс достал из кармана большой складной нож, усевшись на землю, снял с головы тюрбан, частично размотал его и отрезал полоску ткани длиной около двух футов. К этому времени Дуньязада справилась со своим ремнем и оказалась рядом с ним.

- Я не знала, Билл, что ты повредил ногу! - Она взяла у него нож и материю и сама наложила повязку. Затем втиснула его ногу в туфлю и велела встать. Поднявшись, он почувствовал, что может свободно переносить весь свой вес на правую ногу, не ощущая ни малейшей боли, и несколько первых шагов доказали ему, что он может ходить ничуть не хромая.

Он открыл ящик с инструментами, отыскал там отвертку и с ее помощью вновь подсоединил к разъему три болтавшихся жилы кабеля. Закончив работу, он положил отвертку на место. Дуньязада во все глаза смотрела на множество предметов, лежавших в ящике.

- Что это за странные вещи, Билл?

- Инструменты. Ведь волшебные ковры иногда ломаются, и тогда приходится их чинить.

- А вот те маленькие металлические стержни? Похожие на свинец.

- Это припой. - Он использовал английское слово. - Но я думаю, ты правильно сравнила их со свинцом, ведь припой в основном состоит из него.

- А что это за маленькая глиняная чашка?

- Самонагревающийся тигель. Если тебе нужно немного свинца, ты кладешь туда несколько этих стержней и щелкаешь вот этим маленьким выключателем сбоку. Вскоре они расплавятся. - Он указал ей на небольшую ложку. - Этим можно черпать свинец.

- О-о-о.

Биллингс закрыл ящик. Взглянув на Дуньязаду, он заметил, что та склонила голову к плечу.

- Я слышу журчание воды, Билл.

Он тоже прислушался. Вскоре и он услышал журчание. Оно доносилось из оазиса.

- Должно быть, среди деревьев бежит ручей, - сказала Дуньязада. - Пойду взгляну.

Он отправился следом за ней в глубину оазиса. Они нашли не один, а несколько ручьев... небольшие заводи чистой воды с бьющими в их середине ключами. Присутствие воды указывало на то, что оазис орошаемый. Вполне вероятно, такими же были и остальные. Под белыми куполами, должно быть, скрывались насосные станции.

Дуньязада опустилась на колени у ручья. Биллингс хотел крикнуть, "не смей пить эту воду", но она уже набрала влаги в сложенные ковшиком ладони и поднесла ко рту. Ну хорошо, подумал он и, опустившись на колени, зачерпнул в ладони воды. Привыкшему к воде двадцать первого века Биллингсу на миг показалось, что он пьет шампанское. Такой водой нельзя было отравиться. Он набрал еще и выпил. Больше шансов отравиться водой из-под крана. Здесь, под деревьями, была настоящая идиллия. Он вернулся к тобогану и принес две коробки с припасами. Затем открыл мини-банку с сыром для девочки и мини-банку с солониной для себя, и, сидя около ручья, они занялись завтраком.

Дуньязада дивилась сыру:

- Как хороши должны быть твои овцы!

- Ты даже не представляешь, - сказал Биллингс.

Должно быть, в пустыне поднялся ветер, потому что он слышал его завывания. Дуньязада тоже прислушивалась.

- Не стоит беспокоиться, - заверил Биллингс. - Это просто ветер.

Она покачала головой.

- Нет. Если бы это был ветер, то верхушки деревьев качались бы, а они неподвижны. Это джинн. Может быть, тот самый, которого мы уже видели, а может, другой.

Ее замечание вывело Биллингса из себя.

- Если это джинн, - с вызовом заметил он, - тогда почему ты не боишься?

Боишься? - В ее глазах, придавая им цвет колокольчиков, сверкнуло возмущение. - Это джинн должен бояться меня! - Она подняла левую руку, чтобы он смог разглядеть кольцо на ее среднем пальце. - Печать, сделанная из железа и меди, как тебе следовало бы знать, Билл, наводит благоговейный страх на джиннов. А эта печать - точная копия той, которой много веков назад пользовался Сулейман ибн Дауд, заточая джиннов в медные бутылки. Как я могу бояться какого-то джинна, или даже ифрита, или марида с таким кольцом на пальце?

Биллингс лишь мельком взглянул на кольцо.

- И все-таки мы слышим просто ветер.

- Давай пойдем и узнаем.

Он следом за ней прошел между деревьями к травянистой границе оазиса. Теперь завывания стали значительно более громкими, и он увидел почему. Все тот же столб песка, который они видели чуть раньше, или похожий на него, вихрем мчался к оазису. Зловещий, серый, местами чернеющий, высотой около десяти футов, он напоминал небольшой ураган.

Пока Биллингс разглядывал его, столб удвоил скорость. Биллингс инстинктивно выхватил морозитель.

- Видишь, Билл? - сказала Дуньязада. - Видишь?

Да, он все хорошо видел. А еще видел, что они чересчур далеко от тобогана, чтобы успеть добраться до него - ради собственного блага. Он, не веря своим глазам, наблюдал. Столб долетел до края лужайки и остановился. Вой утих, и песок, если только это был песок, стал уплотняться. Через минуту Биллингс смог разглядеть пару огромных неуклюжих ног и две крючковатые руки. В конце концов ему удалось различить и голову существа. Она напоминала большущий перевернутый медный котел. Вот в фокусе появилось и лицо. Глаза были как мельничные жернова, нос походил на сплющенную картофелину, а огромный открытый рот являл два ряда зубов, напоминавших скорее надгробные камни. Пока Биллингс разглядывал пришельца, они сомкнулись. Брызнули искры.

Он нацелил морозитель в область солнечного сплетения великана, стараясь свободной рукой успокоить Дуньязаду, обхватив ее за плечи. Если бы чертова тварь подошла ближе, он превратил бы ее в огромный ледяной столб. Но существо не приближалось. Вместо этого, еще несколько раз щелкнув зубами, оно вновь превратилось в миниатюрный смерч, который понесся вокруг оазиса. Жи-мм-жи-мм-жи-мм. Биллингс наблюдал, пока деревья не скрыли смерч из вида.

- Это был ифрит, - сказала Дуньязада, - и он шпионил за нами.

Он убрал руку с ее плеч.

- В чем разница, - скорее из желания вернуть себе уверенность, чем из любопытства, спросил он, - между джинном и ифритом?

- Ты никогда раньше не видел ифрита?

- Нет.

- И марида?

- Нет.

- Ну, вообще-то они оба джинны, как ты должен знать, Билл. Но ифрит - это могущественный злобный джинн, а марид - сам дьявол, даже еще более могущественный. Кое-кто верит, что есть еще шайтаны и они-то самые могущественные из всех. Но я не думаю, что они существуют.

- Как ты догадалась, что джинн, которого мы только что видели, ифрит? - спросил Биллингс.

- По его лицу. Разве ты не видел, какое в нем было презрение?

- Да, согласен.

- Но нам не следует бояться. Джинны бессильны перед печатью Сулеймана. Я так рада, Билл, - продолжила она, - что ты избрал путь к своему дворцу сквозь Занавес! Мне всегда хотелось увидеть горы Каф.

- Горы Каф?

Она указала в сторону горной цепи на востоке.

- Да. Вон те вершины. Они окружают Землю.

- Дуньязада, так значит, ты знаешь, где мы?

- Разумеется. В стране джиннов. - Она недоуменно воззрилась на него. - Разве ты не знал?

Он покачал головой.

- Но почему ты отправился сквозь Занавес, - спросила она, - если не знал, что лежит по другую его сторону?

- Дуньязада, я не знаю даже, что такое этот Занавес.

- Ну, в точности этого не знает никто. Мне известно о нем немного больше, чем прочим, из-за того, что случилось со мной в ту пору, когда я еще жила в доме моего отца. - Она не сводила с его лица глаз-фиалок. - Хочешь я расскажу тебе об этом?

Он видел, что ей до смерти охота рассказать. А почему бы и нет? - подумал он. Пусть прольет хоть какой-то свет на их затруднительное положение, это вовсе не помешает.

- Давай, Дунни, - сказал он.

- Это очень длинная история, поэтому мне кажется, что нам лучше присесть. Вряд ли ифрит вернется.

Биллингс уселся на траву, она напротив.

- Начну с самого начала, - сказала она.

 

 

III. Занавес

 

- Однажды пришел в дом моего отца, визиря, бедный рыбак и предложил за скромную плату купить у него медный кувшин. Он вытащил его из своей сети и обнаружил, что горлышко его запечатано свинцом, на котором стоит оттиск перстня господина нашего Сулеймана. Отец мой дал бедняку сдобный хлеб в обмен на кувшин, а затем поставил этот кувшин в самой отдаленной части нашего двора. На следующее утро, обнаружив его там, я подошла ближе, чтобы хорошенько рассмотреть. Мое любопытство разгорелось, когда я подвигала кувшин и нашла его тяжелым. Затем я стала разглядывать печать, но так как не знала ее истинной природы, то мое любопытство разыгралось пуще прежнего и я отправилась на кухню, взяла нож и трудилась над свинцом, пока не сорвала его с кувшина. Тут же из кувшина пошел дым, который поднялся до облаков небесных и пополз по лицу земли, и когда дым вышел целиком, то собрался, и сжался, и затрепетал, и сделался ифритом с головой в облаках и ногами на земле. И голова его была как купол, руки как вилы, ноги как мачты, рот словно пещера, зубы точно камни, ноздри как трубы, и глаза как два светильника, и был он мрачный, мерзкий. Я была так напугана, что не знала, что делать.

В тот момент, когда ифрит увидел меня, он воскликнул: "Нет Бога, кроме Аллаха, Сулейман - пророк Аллаха!" Потом он вскричал: "О пророк Аллаха, не убивай меня! Я не стану больше противиться твоему слову и не ослушаюсь твоего веления!" "О ифрит, -сказала я, - ты говоришь: "Сулейман - пророк Аллаха", а Сулейман уже тысяча восемьсот лет как умер, и мы живем в последние времена перед концом мира. Какова твоя история, и что с тобой случилось, и почему ты вошел в этот кувшин?" И, услышав мои слова, ифрит воскликнул: "Нет бога, кроме Аллаха! Радуйся, о девушка!" - "Чем же ты меня порадуешь?" - спросила я. И ифрит ответил: "Тем, что убью тебя сию же минуту злейшей смертью". - "За такую весть, о начальник ифритов, ты достоин лишиться защиты Аллаха! - вскричала я. - О проклятый, за что ты убиваешь меня и зачем нужна тебе моя жизнь, когда я освободила тебя из кувшина и спасла со дна моря и подняла на сушу?" - "Пожелай, какой смертью хочешь умереть и какой казнью казнена!" - сказал ифрит. И я воскликнула: "В чем мой грех и за что ты меня так награждаешь?" - "Послушай мою историю, о девушка", - сказал ифрит, и я сказала: "Говори и будь краток, а то у меня душа уже подошла к носу!"

"Знай, о девушка, - сказал ифрит, - что я один из джиннов-вероотступников, и мы ослушались Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими! - я и Сахр, джинн. И Сулейман прислал своего визиря, Асафа ибн Барахию, и он привел меня к Сулейману насильно, в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин, и заточил меня в нем, и запечатал кувшин свинцом, оттиснув на нем величайшее из имен Аллаха, а потом отдал приказ джиннам, и те понесли меня и бросили посреди моря. И я провел в море сто лет и сказал в своем сердце: всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но прошло еще сто лет, и никто меня не освободил. И прошла другая сотня, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли. Но никто не освободил меня. И надо мною протекло еще четыреста лет, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я исполню три желания. Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня сейчас, я убью и предложу ему выбрать, какою смертью умереть! И вот ты освободила меня, и я тебе предлагаю выбрать, какой смертью ты хочешь умереть".

- Когда я услышала его рассказ, то ощутила приближение своей смерти. Но затем подумала, что это всего лишь джинн, а я девушка, и Аллах наградил меня разумом. Подумав так, я сказала ему: "О, ифрит, прежде чем ты убьешь меня, позволь мне задать тебе всего лишь один вопрос. Готов ли ты ответить на него?" - "Хорошо, - сказал ифрит, - спрашивай и будь кратка!" И я сказала: "Ты был в этом кувшине, а кувшин не вместит даже твоей руки или ноги. Так как же он вместил тебя всего?" - "Так ты не веришь, что я был в нем?" - вскричал ифрит. "Никогда тебе не поверю, пока не увижу тебя там своими глазами". И тогда ифрит встряхнулся и стал дымом над морем, и собрался, и мало-помалу стал входить в кувшин, пока весь дым не оказался в кувшине. Я быстро схватила свинцовую пробку и заткнула горло кувшина, а затем сказала, обращаясь к ифриту: "Выбирай, какой смертью хочешь умереть!" Услышав такие мои слова, ифрит пытался было выбраться наружу, но я уже знала, что тщетно, ибо теперь поняла истинную силу печати. "Что ты собираешься сделать со мной?" - кричал он. "Я собираюсь сбросить тебя назад в море, - сказала я, - и ты будешь лежать там, пока не настанет судный час". "Нет, нет! - воскликнул ифрит. - Освободи меня, и ради собственной свободы я расскажу тебе про Занавес, что отгораживает землю людей от земли джиннов". "Я слышала про Занавес, - сказала я, - но я не поняла, что это такое". "Я расскажу тебе о нем и объясню его истинную силу, как только ты освободишь меня", - сказал ифрит. "Нет, - сказала я, - сначала ты расскажешь мне и все объяснишь, а затем, если твой рассказ удовлетворит меня, я освобожу тебя". "Хорошо", - сказал джинн и поведал о следующем.

"Знай же, о девушка, что неподалеку от города Эль-Марас один купец обладал богатством и стадами скота, и у него была жена и дети, и Аллах великий даровал ему знание языка и наречий животных и птиц. А жил этот купец в деревне, и у него, в его доме, были бык и осел. Бык чрезвычайно завидовал ослу, потому что у того было более просторное и более ухоженное стойло. Бык, будучи слишком гордым, считал для себя недостойным спать в таком убогом месте, в то время как осел блаженствует, словно царь. По этой причине бык начал спать в стойле осла, занимая львиную долю пространства и подминая под себя всю солому, которую каждый день настилал на пол приставленный к стойлу раб.

Купец, узнав про поведение быка, впал в генв и приказал рабу удлинить на пять локтей стену, разделявшую стойла. Стена эта была длиной в четыре локтя, так что, будучи удлиненной, она не позволила бы быку, чья привязь насчитывала девять локтей, свободно обходить ее. Раб исполнил все, как ему было приказано, и удлинил стену на пять локтей, но на следующее утро он со всех ног бросился к купцу с криком: "Хозяин, прошлой ночью бык перепрыгнул через стену и вновь спал в стойле осла, потому что есть следы тяжелого тела на соломе, и совершенно енмыслимо, чтобы бык мог просто обойти стену, имея длину привязи всего в девять локтей". Услышав это, купец отругал раба за вранье и сказал: "Стена, разделяющая стойла, имеет высоту в четыре локтя, и бык не мог прыгнуть так высоко". Раб умолял его пойти в стойло и посмотреть на все это самому, и купец, чувствуя смятение раба, согласился так сделать. И вот, как и говорил раб, на соломе в стойле осла оказались заметные следы, которые могло оставить только такое крупное животное, как бык.

Увидев это, купец взволновался и сам, и сказал, обращаясь к себе: "Бог наградил меня возможностью понимать язык зверей и птиц, и я держал ее при себе, не разглашая никому, ни зверям, ни людям, полагая, что это слишком священный дар, чтобы распространяться о нем. Следовательно, я не должен обнаружить ее и сейчас, расспрашивая этого быка, как ему удалось проявить подобную ловкость". Так что вместо того, чтобы потребовать объяснений от быка, купец вознамерился защитить права осла, приказав рабу увеличить высоту стены на шесть локтей, с тем чтобы даже при всей ловкости быка, способного совершить столь гигантский прыжок, привязь помешала бы ему. Раб исполнил приказание и увеличил высоту стены на шесть локтей, но на следующее утро он прибежал к купцу, взволнованный до того, что едва мог говорить. "Хозяин! Хозяин! - закричал он. - Прошлой ночью бык перепрыгнул через стену, и по-прежнему спал рядом с ослом, потому что на соломе остались следы тяжелого тела!" Купец, услышав эти слова, поторопился в стойло и увидел, что раб снова говорит правду. Тогда купец понял, что больше не может скрывать свое умение понимать язык зверей и птиц, и, отпустив раба, тут же направился в стойло к быку.

И вот с какими словами он обратился к животному: "Знай же, о несчастное созданье, что бог наградил меня знанием языка зверей и птиц, и знай, что его именем я задаю тебе вопрос: за счет чего ты можешь перепрыгнуть через стену высотой в десять локтей, если длина твоей привязи всего девять?" После чего бык, испытывая благоговейный страх от знакомства его хозяина с языком зверей и птиц и дрожа от его присутствия, сказал: "Хозяин, есть четыре, а не три способа проникнуть по другую сторону стены: обойдя ее вокруг, пройдя под ней, пройдя над ней и пройдя сквозь нее. Знай же, что если я не мог пройти ни вокруг стены, ни под стеной, ни через стену, значит, я выбрал четвертый путь и прошел сквозь нее".

Услышав такие слова, купец пришел в ярость, будто он был свидетелем собственного воскрешения из мертвых. "Зачем ты лжешь мне, презренное животное? - воскликнул он. - Ты знаешь не хуже меня, что то, о чем ты говоришь как о совершенном тобой, может быть совершено лишь одним джинном!" "Нет, хозяин, - сказал бык, - это может сделать любой, кто знает секрет, а секрет вот какой: сквозь стену следует проходить по кривой". После чего бык двинулся вперед, к стене, слегка повернулся налево и прошел через стену наклонно к ее поверхности. Затем он прошел назад, вернувшись в свое стойло точно таким же способом. Купец, сильно подавленный и наконец-то уверовавший в то, что животное говорит ему правду, воскликнул: "То, что совершил ты, истинное чудо. И поэтому уж совсем непристойно, чтобы существо с таким даром проживало в условиях хуже, чем у презренного осла!" И купец крикнул раба и приказал ему сделать стойло быка в два раз просторней, чем стойло осла, и каждый день насыпать на пол большие горы свежей соломы. И бык был польщен, и с тех пор спал в своем собственном стойле".

"А теперь, о девушка, - сказал ифрит, - тебе лишь остается уяснить следующее сходство, чтобы понять истинную природу Занавеса: стойло осла - это земля джиннов, стойло быка - это земля людей, а стена, разделяющая их, и есть Занавес". А затем ифрит продолжил: "Поскольку я выполнил свою часть договора, теперь ты должна выполнить свою. Выпусти меня из кувшина, и, клянусь, я не причиню тебе никакого вреда".

- Прежде чем открыть кувшин, я заставила джинна поклясться именем Аллаха, что он будет правоверным джинном. Затем вытащила пробку, и дым поднимался из сосуда, пока не вышел весь, затем он сгустился и принял, как и раньше, отвратительный облик ифрита. Тот подхватил кувшин, повернулся и пошел своим путем, и я поняла, что он никогда не вернется. Затем у меня появилось вот это кольцо, сделанное позднее из печати Сулеймана ибн Дауда, которая сохранилась на пробке, так что, если я когда-нибудь пройду сквозь Занавес в страну джиннов, они не посмеют причинить мне вреда. Но я не знала, где находился этот Занавес, и даже не думала, что он может быть так близко к дворцу султана. Я очень рада, что мы прошли сквозь него, Билл, потому что теперь получила возможность преподать джиннам урок с помощью своего кольца.

 

* --- конец демо-отрывка --- *

 

Книго

[X]