Книго
Марина Цветаева. Световой ливень
     Цветаева м.и. избранные  сочинения  в 2-х томах.т.2. автобиографическая
проза.  Воспоминания. Дневниковая проза. Статьи. Эссе.  -  М.: "Литература";
СПб: "Кристалл",1999.
     OCR: Петрик Лариса
     Поэзия вечной мужественности
     Эренбургу
     Передо мной книга Б. Пастернака "Сестра моя Жизнь". В защитной обложке,
отдающей  сразу  даровыми  раздачами  Юга  и  подачками  Севера,  дубоватая,
неуютная,  вся в  каких-то  траурных  подтеках,  -  не то  каталог  гробовых
изделий,  не   то   последняя  ставка  на  жизнь  какого-нибудь  подыхающего
издательства. Такой, впрочем, я ее увидела  только раз в первую секунду, как
получила,  еще  раскрыть  не  успев. Потом я  ее уже не  закрывала. Это  мой
двухдневный  гость,  таскаю  ее по всем берлинским  просторам:  классическим
Линдам*, магическим Уитергрундам** (с ней в руках - никаких крушений!),брала
ее в Zоо*** (знакомиться), беру ее с собой к пансионскому обеду, и - в конце
концов  -  с распахнутой ею  на груди  -с  первым лучом солнца - просыпаюсь.
Итак,  не  два  дня,  -  два  года!  Право  давности  на два  слова  о  ней.
_________________ * Липы (нем.) ** Метро (нем.) *** Зоопарк (нем.)
     Пастернак. - А кто такое Пастернак? ("Сын художника"  - опускаю.) Не то
имажинист, не  то еще какой-то... Во всяком случае, из новых...  Ах, да, его
усиленно  оглашает Эренбург. Да, но  вы ведь знаете Эренбурга?  Его прямую и
обратную фронду!.. И, кажется, и книг-то у него нет...
     Да, господа, это его первая книга (1917г.) - и не  показательно ли, что
в наше время, когда  книга,  имеющая быть написанной в  1927 г., проживается
уже в  1917 г. Книга Пастернака, написанная  в 1917 г., запаздывает на  пять
лет. - И какая книга!  - Он точно  нарочно дал  сказать все -  всем, чтобы в
последнюю секунду, недоуменным жестом - из грудного кармана блокнот: ""А вот
я...  Только я совсем не ручаюсь..."  Пастернак, возьмите меня  в поручители
перед  Западом - пока  - до появления здесь  Вашей "Жизни". Знайте,  отвечаю
всеми своими недоказуемыми угодьями.  И не потому,  что Вам это нужно, -  из
чистой корысти - дорого побывать в такой судьбе!
     ---
     Стихи Пастернака читаю в первый раз. (Слышала - изустно - от Эренбурга,
но  от присущей и мне фронды, - нет, позабыли мне в люльку боги дар соборной
любви!  - от исконной  ревности, полной  невозможности любить  вдвоем - тихо
упорствовала:  "Может  быть  и  гениально,  но  мне не  нужно.")  - С  самим
Пастернаком  я знакома  почти что  шапочно: три-четыре беглых  встречи. -  И
почти безмолвных, ибо  никогда ничего нового не хочу. - Слышала  его раз,  с
другими поэтами, в Политехническом Музее. Говорил он глухо и почти все стихи
забывал. Отчужденностью на эстраде  явно напоминал  Блока. Было  впечатление
мучительной сосредоточенности,  хотелось  -  как  вагон, который  не идет  -
подтолкнуть...,  "Да  ну  же...", и так как  ни одного слова так и не  дошло
(какие-то бормота, точно медведь просыпается), нетерпеливая мысль: "Господи,
зачем так мучить себя и других!"
     Внешнее осуществление Пастернака прекрасно: что-то в  лице  зараз и  от
араба и от его коня: настороженность, вслушивание,  - и вот-вот... Полнейшая
готовность к бегу. - Громадная, тоже  конская,  дикая и робкая роскось глаз.
(Не  глаз,  а  око.) Впечатление, что всегда что-то  слушает,  непрерывность
внимания и - вдруг - прорыв в слово - чаще всего довременное какое-то: точно
утес заговорил, или дуб. Слово  (в беседе) как прервание исконных  немот. Да
не только в  беседе, то же и с гораздо большим правом опыта могу утвердить и
о стихе. Пастернак живет не в слове, как дерево - не явственностью листвы, а
корнем (тайной). Под  всей  книгой  - неким  огромным  кремлевским  ходом  -
тишина.
     "Тишина, ты лучшее
     Из всего, что слышал... "
     Столь же книга тишизн, сколь щебетов.
     Теперь, прежде чем начать о его книге (целом ряде ударов и отдач),  два
слова  о проводах,  несущих  голос: о  стихотворном  его  даре.  Думаю,  дар
огромен, ибо сущность, огромная, доходит целиком. - Дар, очевидно, в уровень
сущности, редчайший  случай, чудо,  ибо почти над каждой книгой поэта вздох:
"С  такими  данными..."  или  (неизмеримо реже)  -  "А  доходит  же все-таки
что-то"...  Нет,  от  этого Бог  Пастернака и  Пастернак  нас  -  помиловал.
Единственен  и неделим. Стих -  формула  его  сущности. Божественное  "иначе
нельзя".  Там,  где  может  быть  перевес  "формы"  над  "содержанием",  или
"содержания"  над  "формой",-  там  сущность никогда  и  не  ночевала.  -  И
подражать ему нельзя: подражаемы только одежды. Нужно родиться вторым таким.
     О  доказуемых сокровищах  поэзии Пастернака (ритмах,  размерах  и  пр.)
скажут в свое время другие - и наверно не с меньшей затронутостью, чем я - о
сокровищах недоказуемых.
     Это дело специалистов поэзии. Моя же специальность - Жизнь.
     ---
     - "Сестра моя Жизнь"! - Первое мое движение, стерпев ее всю: от первого
удара до  последнего -  руки настежь  - так,  чтоб все суставы  хрустнули. Я
попала под нее, как под ливень.
     - Ливень: все небо на голову, отвесом -  ливень впрямь, ливень вкось, -
сквозь,  сквозняк, спор  световых лучей и дождевых,  - ты ни при чем: раз уж
попал - расти!
     - Световой ливень.
     ---
     Пастернак - большой поэт.  Он сейчас больше всех:  большинство из сущих
были, некоторые есть, он один будет. Ибо, по-настоящему, его еще нет: лепет,
щебет, дробен, весь в Завтра! - захлебывание младенца, -  и  этот младенец -
Мир. Захлебывание.  Пастернак не говорит,  ему некогда договаривать, он весь
разрывается, - точно  грудь не вмещает: а - ах! Наших слов он еще не  знает:
что-то     островитянски-ребячески-перворайски    невразумительное    -    и
опрокидывающее. В три года это привычно  и  называется:  ребенок, в двадцать
три  года  это  непривычно  и  называется:  поэт.  (О, равенство, равенство!
Скольких нужно было обокрасть Богу вплоть до седьмого колена, чтобы  создать
одного такого Пастернака!)
     Самозабвенный, себя не помнящий, он вдруг иногда просыпается  и  тогда,
высунув  голову в  форточку (в жизнь -  с  маленькой буквы) - но,  о чудо! -
вместо осиянного  трехлетнего купола - не чудаковатый ли колпак марбургского
философа? - И голосом заспанным - с чердачных своих высот во двор, детям:
     Какое, милые, у нас
     Тысячелетье на дворе?
     Будьте уверены, что ответа он уже не слышит. Возвращаюсь к младенчеству
Пастернака.  Не  Пастернак-младенец  (ибо  тогда  он  рос бы не в  зори, а в
сорокалетнее  упокоение, - участь всех  земнородных  детей!) -  не Пастернак
младенец,  это мир в нем младенец. Самого Пастернака я  бы  скорей отнесла к
самым первым дням  творения: первых рек, первых зорь, первых гроз. Он создан
до Адама.
     Боюсь также,  что из  моих  беспомощных  всплесков доходит  лишь  одно:
веселость  Пастернака. - Веселость. -  Задумываюсь.  Да,  веселость  взрыва,
обвала,  удара,  наичистейшее  разряжение  всех жизненных  жил и сил,  некая
раскаленность  добела, которую  - издалека -  можно  принять просто за белый
лист.
     Думаю  дальше: чего нет в Пастернаке?  (Ибо если бы в  нем было все, он
был  бы  жизнью,  т.  е.  его бы самого  не  было.  Только  путем нет  можно
установить  наличность  да: отдельность.)  Вслушиваюсь  -  и:  духа тяжести!
Тяжесть для него только новый вид действенности: сбросить. Его скорее видишь
сбрасывающим  лавину  -  нежели  где-нибудь  в  заваленной  снегом  землянке
стерегущим  ее  смертный топот. Он никогда не будет  ждать  смерти:  слишком
нетерпелив и  жаден - сам бросится в нее: лбом, грудью, всем, что упорствует
и опережает. Пастернака не обокрадешь. Бетховенское: Durch Leiden- Freuden.*
     Книга  посвящена   Лермонтову.  (Брату?)  Осиянность  -   омраченности.
Тяготение  естественное:  общая  тяга  к  пропасти:  пропасть.  Пастернак  и
Лермонтов.  Родные  и  врозь  идущие, как два крыла. ____________________  *
Через страданье - к радости (нем.).
     ---
     Пастернак    поэт    наибольшей     пронзаемости,    следовательно    -
пронзительности.  Все в него ударяет.  (Есть,  очевидно, и справедливость  в
неравенстве: благодаря Вам, единственный поэт, освобожден от небесных громов
не  один человеческий купол!) Удар. - Отдача.  И молниеносность этой отдачи,
утысячеренность: тысячегрудое эхо  всех  его Кавказов. - Понять не  успев! -
(Отсюда и чаще в первую секунду, а  часто и в последнюю - недоумение: что? -
в чем дело? - ни в чем! Прошло!)
     Пастернак - это сплошное  настежь: глаза,  ноздри, уши, губы,  руки. До
него ничего не было. Все  двери  с петли: в Жизнь! И вместе с тем, его более
чем кого-либо нужно вскрыть. (Поэзия  Умыслов.)  Так,  понимаешь  Пастернака
вопреки   Пастернаку  -  по  какому-то   свежему  -   свежейшему!  -  следу.
Молниеносный, - он для всех обремененных опытом небес.  (Буря - единственный
выдох  неба,  равно,  как  небо  -  единственная   возможность   быть  буре:
единственное ристалище ее!)
     Иногда он опрокинут: напор  жизни за  вдруг распахнутой дверью сильней,
чем  его  упорный  лоб.  Тогда  он  падает  -  блаженно  -  навзничь,  более
действенный в  своей опрокинутости, нежели  все задыхающиеся в эту секунду -
карьером поверх барьеров - жокеи и курьеры от Поэзии*. _________________ * В
последнюю секунду следующих две достоверности: 1 "Сестра моя Жизнь" вовсе не
первая его книга, 2  Название первой  его книги  не  более и  не менее,  как
"Поверх барьеров" - Так или иначе, но барьер этот - в "Сестре  моей Жизни" -
взят. (примеч. М Цветаевой).
     ---
     И озарение:  да просто любимец  богов! И - озарение зорчайшее: да нет -
не  просто,  и  не любимец!  Нелюбимец,  из тех юнцов, некогда  громоздивших
Пелион на Оссу.
     ---
     Пастернак: растрата.  Истекание светом. Неиссякаемое  истекание светом.
На нем сбывается закон голодного года: только не бережа - не избудешь. Итак,
за него мы спокойны, но о нас, перед лицом  его сущности, можно  задуматься:
"Могущий вместить - да вместит". -? -
     ---
     Но  довольно  захлебываний.  Попытаемся  здраво и трезво.  (Не страшно,
уцелеет при наибелейшем  дне!)  Кстати, о  световом в  поэзии Пастернака.  -
Светопись:  так  бы я назвала.  Поэт  светлот (как  иные, например, темнот).
Свет. Вечная Мужественность- Свет в пространстве, свет  в движении, световые
прорези  (сквозняки),  световые  взрывы,  -  какие-то   световые  пиршества.
Захлестнут и залит. И не  солнцем только: всем, что  излучает, - а для него,
Пастернака, от всего идут лучи.
     Итак, выработавшись, наконец, из сонных водовертей толкований  - в явь,
на трезвую мель тезисов и цитат!
     1. Пастернак и быт.
     2. Пастернак и день.
     3. Пастернак и дождь.
     ---

     Быт.  Тяжкое  слово. Почти как: бык.  Выношу его  только,  когда за ним
следует:  кочевников.  Быт,  это - дуб,  и под  дубом (в  круг) скамья, и на
скамье  дед, который вчера был  внук, и  внук, который  завтра будет  дед  -
Бытовой дуб и дубовый быт-- Добротно, душно, неизбывно. Почти что забываешь,
что  дуб,  как  древо, посвященное  Зевесу,  чаще  других  удостаивается его
милости: молнии. И, когда мы это совсем  забываем,  в последнюю  секунду, на
выручку, - молнией в наши дубовые лбы: Байрон, Гейне, Пастернак.
     ---
     Первое,  что в круговой  поруке пастернаковских первизн  нас  поражает:
быт.  Обилие его, подробность его - и: "прозаичность" его. Не только приметы
дня: часа!
     - Распахиваю. - "Памяти Демона".
     ...От окна на аршин,
     Пробирая шерстинки бурнуса,
     Клялся льдами вершин:
     - Спи, подруга, лавиной вернуся!
     Дальше, в стихотворении "Сестра моя Жизнь":
     ... Что в грозу лиловы глаза и газоны,
     И пахнет сырой резедой горизонт.
     Что в мае, когда поездов расписанье
     Камышинской веткой читаешь в купе...
     (Намеренно привожу и сопутствующие строки: установить соседство.)
     Дальше, про плетень:
     Он незабвенен тем еще,
     Что пылью припухал,
     Что ветер лускал семечки,
     Сорил по лопухам...
     Дальше, про ветер:
     Ветер розу пробует
     Приподнять по просьбе
     Губ, волос и обуви,
     Подолов и прозвищ.
     Дальше, про дачу:
     Все еще нам лес - передней,
     Лунный жар за елью - печью,
     Все, как стираный передник,
     Туча сохнет и лепечет.
     Дальше, о степи:
     Туман отовсюду нас морем обстиг,
     В волчцах волочась за чулками...
     -  Одну  секунду? - "Набор слов, все ради  повторяющегося  "ча"...  Но,
господа, неужели ни с кем из вас этого не было: репья, вгрызающиеся в чулки?
Особенно в детстве, когда мы все в коротком. Да, здесь вместо репей: волчец.
Но разве "волчец" не лучше?  (По хищности, цепкости,  волчиной своей  сути?)
Дальше:
     На желобах,
     Как рукава сырых рубах,
     Мертвели ветки...
     (здесь же):
     В запорошенной тишине,
     Намокшей, как шинель.
     (Это стихотворение "Еще более душный рассвет" - руки горят привести его
здесь целиком, как -  вообще  - изодрав в  клочья эти  размышления по поводу
пустить по  книжным рынкам  Запада самое "Сестру мою  Жизнь".  - Увы, рук  -
мало!) Дальше:
     У мельниц - вид села рыбачьего.
     Седые сети и корветы...
     Затем, в чайной:
     Но текут и по ночам
     Мухи с дюжин, пар и порций,
     С крученого паныча,
     С мутной книжки стихотворца,
     Будто это бред с пера...
     Подъезжая к Киеву:
     Под Киевом - пески
     И выплеснутый чай,
     Присохший к жарким лбам,
     Пылающим по классам...
     (Чай, уже успевший превратиться в пот и просохнуть. - Поэзия Умыслов! -
"Пылающим  по  классам",  -  в  III жарче  всего!  В этом  четверостишии все
советское "за хлебом".) "У себя дома":
     С солнца спадает чалма:
     Время менять полотенце,
     (-Мокнет на днище ведра).
     В городе - говор мембран,
     Шарканье клумб и кукол...
     Дальше, о веках спящей:
     Милый, мертвый фартук
     И висок пульсирующий ...
     Спи, Царица Спарты,
     Рано еще, сыро еще.
     (Веко: фартук, чтобы не запылился праздник:  прекрасный праздник глаз!)
Дальше, в стихах "Лето":
     Топтался дождик у дверей,
     И пахло винной пробкой.
     Так пахла пыль. Так пах бурьян.
     И, если разобраться,
     Так пахли прописи дворян
     О равенстве и братстве.
     (Молодым вином: грозой! Не весь ли в  этом "Serment du jeu de paume".)*
__________________ * "Клятва игры в мяч" (фр.)
     И, наконец, господа, последняя цитата,  где уже кажется вся разгадка на
Пастернака и быт:
     И когда к колодцу рвется
     Смерч тоски, то - мимоходом
     Буря хвалит домоводство.
     - Что тебе еще угодно?
     Да ничего! Большего, кажется, сам Бог не вправе требовать с бури!
     Теперь осмыслим. - Наличность быта, кажется,  доказана. Теперь  - что с
ним  делать? Верней, что  с ним делает  Пастернак, и что он - с Пастернаком?
Во-первых, Пастернак его зорко видит: схватит и отпустит. Быт для Пастернака
- что земля для шага:  секунды придерж и отрывание. Быт у него (проверьте по
цитатам) почти всегда в движении: мельница, вагон,  бродячий запах бродящего
вина,  говор мембран,  шарканье клумб,  выхлестнутый  чай-  ведь  не за  уши
притягиваю! - проверьте: даже сон у него в движении: пульсирующий висок.
     Быта, как  косности, как обстановки, как дуба  (дубовая, по объявлению,
столовая, столь часто подменяемая  поэтами  - павловскими и  екатерининскими
палисандрами) -  быта,  как дуба,  вы не найдете  вовсе. Его  быт  на свежем
воздухе. Не оседлый: в седле.
     Теперь о прозаизме. Многое тут  можно  было бы сказать  -  рвется! - но
уступим дорогу еще более рвущемуся из меня: самому Пастернаку:
     ...Он видит, как свадьбы справляют вокруг,
     Как спаивают, просыпаются,
     Как общелягушечью эту икру
     Зовут, обрядив ее, - паюсной.
     Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто
     Умеют обнять табакеркою,
     И мстят ему, может быть, только за то,
     Что там, где кривят и коверкают,
     Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт,
     Где трутнями трутся и ползают...
     Прозаизм Пастернака, кроме природной зоркости, это святой отпор Жизни -
эстетству:  топору - табакерке. -  Ценнее ценного.  Где  на  протяжении  136
страниц вы  найдете хоть  одну эстетствующую  запятую? Он так же свободен от
"обще-поэтических"  лун-струн, как  от "крайне-  индивидуальных"  зубочисток
эстетства. За сто верст на круг обойден этой двойной пошлостью. Он человечен
- durch*. Ничего, кроме жизни, и любое  средство - лучшее. И  - не табакерку
Ватто он топчет, сей бытовой титаненок, а ту жизнь, которую можно вместить в
табакерку. ____________________ * Насквозь (нем.)
     Пастернак   и   Маяковский.   Нет,  Пастернак   страшней.   Одним   его
"Послесловием" с головой покрыты все 150 миллионов - Маяковского.
     Смотрите конец:
     И всем, чем дышалось оврагам века,
     Всей тьмой ботанической ризницы,
     Пахнет по тифозной тоске тюфяка
     И хаосом зарослей брызнется.
     Вот  оно -  Возмездие!  Хаосом  зарослей  -  по  разлагающемуся  тюфяку
эстетства!
     Что перед Гангом - декрет и штык!
     Быт  для Пастернака  - удерж,  не более чем земля -  примета (прикрепа)
удержать (удержаться). Ибо исконный соблазн таких душ - несомненно - во всей
осиянности: Гибель.

     Не о дне  вселенском,  предвещаемом  денницей,  не  о белом дне,  среди
которого все ясно, но о стихии дня (света).
     Есть   другой   день:  злой  (ибо   слеп),   действенный   (ибо  слеп),
безответственный (ибо слеп) -  дань  нашей  бренности, дань-  день: сегодня.
-Терпимый лишь потому, что еще вчера был завтра и завтра уже будет вчера: из
бренности - в навек: под веки.
     Летний  день  17-го года жарок:  в  лоск - под  топотом  спотыкающегося
фронта. Как же встретил Пастернак эту лавину из лавин - Революцию?
     Достоверных  примет  семнадцатого  года  в  книге мало,  при  зорчайшем
вслушивании,  при учитывании тишайших  умыслов  - три,  четыре,  пять  таких
примет.
     Начнемте. (В стихотворении "Образец"):
     ...Белые годы за пояс
     Один такой заткнет.
     Все жили в сушь и впроголодь,
     В борьбе ожесточась.
     И никого не трогало,
     Что чудо жизни - с час.
     Затем, в стихотворении "Распад":
     ...И где привык сдаваться глаз
     На милость засухи степной,
     Она, туманная, взвилась
     Революцьонною копной...
     И - в том же стихотворении - дальше:
     ... И воздух степи всполошен:
     Он чует, он впивает дух
     Солдатских бунтов и зарниц,
     Он замер, обращаясь в слух,
     Ложится - слышит: обернись! (не о себе ли?).
     Еще, в стихотворении "Свисток милиционера" (с естественно отсутствующим
милиционером):
     ...за оградою
     Север злодейств сереет...
     Еще три строчки из стихотворения "Душная ночь":
     ...В осиротелой и бессонной
     Сырой, всемирной широте
     С постов спасались бегством стоны...
     Стихотворение Керенскому  "Весенний дождь" со  следующими изумительными
строками:
     В чьем это сердце вся кровь его - быстро
     Хлынула к славе, схлынув со щек...
     - Я бы истолковала магией над молодостью слова: Энтузиазм, - отнюдь  не
политическим пристрастием.
     -  И все.  -  Из  приведенных гадательностей ясно  одно:  Пастернак  не
прятался  от Революции в те или иные  интеллигентские подвалы. (Не подвал  в
Революции - только площадь в поле!)  Встреча была. - Увидел он  ее впервые -
Там где-то - в маревах - взметнувшейся копной, услышал - в  стонущем бегстве
дорог. Далась она ему (дошла), как все в его жизни - через природу.
     Слово  Пастернака  о Революции, как  слово  самой Революции  о  себе  -
впереди. Летом 17-го года он шел с ней в шаг: вслушивался.

     Дождь. - Что прежде всего встает, в дружественности созвучий? - Даждь.-
А за "даждь" - так естественно: Бог.
     Даждь Бог - чего? - дождя! В самом имени славянского солнца уже просьба
о дожде. Больше: дождь в нем уже  как бы дарован.  Как  дружно!  Как кратко!
(Ваши учителя, Пастернак!) И, поворотом лба - в прошедшее десятилетие. Кто у
нас писал природу? Не хочу ворошить имен (отрываться, думать о других), но -
молниеносным  пробегом  -  никто,  господа. Писали  -  и много, и  прекрасно
(Ахматова первая) о себе  в  природе,  так  естественно - когда  Ахматова! -
затмевая природу, писали о природе в себе (уподобляя, уподобляясь), писали о
событиях  в  природе,  отдельных  ее ликах и  часах, но  как  изумительно ни
писали, все - о, никто - ее: самое: в упор.
     И вот: Пастернак. И задумчивость встает: еще кто кого пишет.
     Разгадка: пронзаемость. Так дает пронзить  себя листу, лучу, - что  уже
не он,  а: лист, луч.  -  Перерождение. - Чудо. - От лермонтовской лавины до
Лебедянского лопуха - все  налицо, без  пропуску, без промаху.  Но страстнее
трав, зорь, вьюг - возлюбил Пастернака: дождь. (Ну и надождил же он поэту! -
Вся  книга плывет!)  Но какой  не-осенний, не  мелкий, не дождичек  - дождь!
Дождь-джигит, а не дождичек!
     Начнемте:
     Сестра моя Жизнь - и сегодня в разливе
     Расшиблась весенним дождем обо всех...
     Дальше:  "Плачущий сад" (изумительное  от  первой строки до  последней.
Руки грызу себе, что приходится разрывать).
     Ужасный! Капнет и вслушается,
     Все он ли один на свете.
     (Мнет ветку в окне как кружевце)
     Или есть свидетель (Пропуск:)
     Ни звука. И нет соглядатаев.
     В пустынности удостоверясь,
     Берется за старое - скатывается
     По кровле, за желоб, и через...
     (Упираю:  одиночество  дождя,  а  не  человека  под  дождем!)   Дальше:
"Зеркало".
     ...Так после дождя проползают слизни
     Глазами статуй в саду.
     Шуршит вода по ушам...
     А вот совсем очаровательное:
     У капель - тяжесть запонок,
     И сад слепит, как плес,
     Обрызганный, закапанный
     Мильоном синих слез...
     Дальше, в стихотворении "Дождь":
     Снуй шелкопрядом тутовым
     И бейся об окно.
     Окутывай, опутывай,
     Еще не всклянь темно!..
     (и, пропускаю:)
     Теперь бежим сощипывать,
     Как стон со ста гитар,
     Омытый мглою липовой
     Садовый Сен-Готард.
     Дальше - (руки вправду будут изгрызаны!)
     На чашечку с чашечки скатываясь,
     Скользнула по двум, и в обеих -
     Огромною каплей агатовою
     Повисла, сверкает, робеет.
     Пусть ветер, по таволге веющий,
     Ту капельку мучит и плющит,
     Цела, не дробится, - их две еще
     Целующихся и пьющих...
     Дальше, начало стихотворения "Весенний дождь":
     Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил
     Лак экипажей, деревьев трепет...
     Дальше: ("Болезни земли")
     Вот и ливень. Блеск водобоязни,
     Вихрь, обрывки бешеной слюны...
     Четверостишие из стихотворения "Наша гроза":
     У кадок пьют еще грозу
     Из сладких шапок изобилья.
     И клевер бурен и багров
     В бордовых брызгах маляров.
     Через несколько страниц:
     Дождь пробьет крыло дробинкой...
     Дальше: (начало стихотворения "Душная ночь", одного из несказаннейших в
книге)
     Накрапывало, - но не гнулись
     И травы в грозовом мешке.
     Лишь пыль глотала дождь в пилюлях.
     Железо в тихом порошке.
     Селенье не ждало целенья,
     Был мрак, как обморок, глубок...
     и - давайте уже подряд:
     За ними в бегстве слепли следом
     Косые капли...
     ...Дождик кутал
     Ниву тихой переступью...
     Накрапывало. Налегке
     Шли пыльным рынком тучи...
     Грянул ливень всем плетнем...
     Мареной и лимоном
     Обрызгана листва...
     ...Дождь в мозгу
     Шумел,  не  отдаваясь  мыслью...*  _____________________ *  Курсив  мой
(примеч. М. Цветаевой).
     (потому-то  и дождь  (жизнь!),  а не  размышления  по поводу!)  и  - на
последней странице книги:
     ...в дождь каждый лист
     Рвется в степь-
     Господа, вы теперь знаете про  Пастернака и дождь. Так же у Пастернака:
с  росой, с  листвой, с  зарей,  с  землей,  с травой...-  Кстати,  попутное
наблюдение:  разительное  отсутствие  в  кругу  пастернаковской   природы  -
животного царства: ни клыка, ни рога. Чешуя  лишь проскальзывает. Даже птица
редка. Мироздание точно  ограничилось для него  четвертым днем.  - Допонять.
Додумать. -
     Но вернемся к траве, верней шагнем за поэтом:
     ...во мрак, за калитку
     В степь, в запах сонных лекарств...
     (мяты, ромашки, шалфея)
     Шалфея? Да, господа, шалфея. Поэт: как Бог, как ребенок, как нищий,  не
брезгует ничем. И не их ли это - Бога, ребенка, нищего - ужас:
     И через дорогу за тын перейти
     Нельзя, не топча мирозданья.
     Ответственность  каждого  шага,  содрогающееся: не нарушить!  - и какое
огромное - в безысходности  своей - сознание  власти!  - Если бы поэт уже не
сказал этого о Боге, я бы сказала это о самом поэте: тот -
     ...тому ничто не мелко...
     Земные приметы, его гениальное "Великий Бог Деталей":
     ...Ты спросишь, кто велит,
     Чтоб август был велик,
     Кому ничто не мелко,
     Кто погружен в отделку
     Кленового листа,
     И с дней Экклезиаста
     Не покидая поста
     За теской алебастра?
     Ты спросишь, кто велит,
     Чтоб губы астр и далий
     Сентябрьские - страдали?
     Чтоб мелкий лист ракит
     С седых кариатид
     Слетел ни сырость плит
     Осенних госпиталей?
     Ты спросишь, кто велит?
     - Всесильный Бог деталей,
     Всесильный Бог любви,
     Ягайлов и Ядвиг...
     У Пастернака нет вопросов: только ответы.  "Если  я так ответил, кто-то
где-то очевидно об  этом спросил, может быть  я сам во сне, прошлой ночью, а
может быть  еще только в завтрашнем сне спрошу..." Вся  книга - утверждение,
за всех и за все. Есмь! И - как мало о себе в упор! Себя не помнящий...
     О Пастернаке и мысли. Думает? Нет. Есть  мысль? Да. Но вне его волевого
жеста: это  она  в нем  работает,  роет  подземные ходы, и вдруг -  световым
взрывом - наружу. Откровение. Озарение. (Изнутри.)
     ...Но мы умрем со спертостью
     Тех розысков в груди...
     В  этом  двустишии  может быть  главная  трагедия всей  пастернаковской
породы: невозможность растратить: приход трагически превышает расход:
     И сады, и пруды, и ограды,
     И кипящее белыми воплями
     Мирозданье - лишь страсти разряды,
     Человеческим сердцем накопленной...
     И, беспомощней и проще:
     Куда мне радость деть свою?
     В стихи? В графленую осьмину?
     (А еще говорят: нищие духом!)
     ...Будто в этот час пора
     Разлететься всем пружинам
     Где? В каких местах? В каком
     Дико мыслящемся крае?
     Знаю только: в сушь и в гром
     Перед грозой, в июле. - знаю (Не взрыв?)
     Как в неге прояснялась мысль!
     Безукоризненно. Как стон.
     Как пеной, в полночь, с трех сторон
     Внезапно озаренный мыс. (Не озарение?) И - последнее -
     Как усыпительна жизнь.
     Как откровенья бессонны!
     - Пастернак, когда вы спите?
     Кончаю. В отчаянии. Ничего  не сказала. Ничего - ни  о чем - ибо передо
мной: Жизнь, и я таких слов не знаю.
     ... И только ветру связать,
     Что ломится в жизнь, и ломается в призме.
     И радо играть в слезах...
     Это  не  отзыв:  попытка  выхода,  чтобы  не захлебнуться. Единственный
современник, на которого мне не хватило грудной клетки.
     Так  о  современниках не пишут. Каюсь. Исключительно ревность  Ремесла,
дабы не уступить через  какое-нибудь  пятидесятилетие первому бойкому перу -
этого кровного своего славословья.
     Господа, эта книга - для всех. И надо, чтоб ее все знали, эта книга для
душ то, что Маяковский для тел: разряжение в действии. Не только  целебна  -
как те его сонные травы - чудотворна.
     Только  доверчиво,  не сопротивляясь, в полной кротости: или снесет или
спасет! Простое чудо доверия: деревом, псом, ребенком в дождь!
     - И никто не захочет стреляться, и никто не захочет расстреливать...
     ... И вдруг пахнуло выпиской
     Из тысячи больниц!
     Берлин, 3-7 июля 1922

     Впервые - в журнале "Эпопея" (Берлин, 1922, э 3).
     Летом 1922 г. М. Цветаева получила от Б. Пастернака только что вышедший
сборник  его  стихов "Сестра моя  -  жизнь" (М.: Изд-во Гржебина.1922),  под
впечатлением от которого в короткий срок ею была написана статья "моя первая
статья в  жизни -  и боевая" (Русский Берлин 1921-1923.  Париж. 1983 г.,  с.
158).
     ..это его первая книга (1917 г.). - Цветаева ошибается, первая книга Б.
Пастернака "Близнец в тучах" вышла в 1914г.
     "Тишина, ты лучшее..." - из стихотворения Б. Пастернака "Звезды летом".
     ...  чудаковатый  ли  колпак  марбургского  философа  -   в  1912  г  в
Марбургском университете Б. Пастернак слушал курс лекций по философии.
     "Какое, милые, у нас..." - из стихотворения "Про эти стихи" (1917)
     ... из  тех юнцов,  некогда громоздивших Пелион  на Оссу.- Братья От  и
Эфиальт  (греч.  миф.),  добиваясь  любви  богинь  Геры  и Артемиды,  решили
подняться на небо, поставив горы Олимп, Пелион и Оссу одна на другую.
     "Он незабвенен тем еще..." - из стихотворения "Образец".
     "Ветер розу пробует..." - из стихотворения "Звезды летом".
     "Все еще  нам лес - передней..." - из стихотворения "Меin  Liеbсhеn was
willst du nосh mеhr?" ("Любимая, что тебе еще угодно?" - нем.)
     "Туман отовсюду нас морем обстиг." - из стихотворения "Степь"
     "На желобах..." - из стихотворения "Еще более душный рассвет"
     "У мельниц - вид села рыбачьего." - из стихотворения "Мучкап"
     "Но текут и по ночам..." - из стихотворения "Мухи Мучкапской чайной".
     "Под Киевом - пески..." - из стихотворения "Как усыпительна жизнь!..".
     "Милый, мертвый фартук..." - из стихотворения "Елене".
     "И когда к колодцу  рвется..." -  из  стихотворения "Меin  Liebсhеn was
willst du nосh mеhr?"
     "..  Он  видит,  как  свадьбы  справляют вокруг. "  - из  стихотворения
"Любимая - жуть! Когда любит поэт...".
     "И - не табакерку Ватто он топчет..." - у Б. Пастернака "Как жизнь, как
жемчужную шутку Ватто // Умеют обнять табакеркою" (из стихотворения "Любимая
-  жуть!  Когда любит  поэт...").  Ватто  Антуан  (1684-1721)  - французский
художник.
     "И  всем,  чем дышалось  оврагам века..." -  из  того же  стихотворения
"Свисток милиционера."  - у Б. Пастернака  стихотворение называется "Свистки
милиционеров". Стихотворение Керенскому.  -  Очевидно, из-за строк: "Это  не
ночь, не дождь и не хором // Рвущееся: "Керенский, ура!"" ("Весенний дождь",
1917).
     "Сестра  моя  Жизнь  -  и  сегодня  в разливе..."  -  начальные  строки
стихотворения без названия.
     "У капель - тяжесть запонок..." - из стихотворения "Ты  в ветре, веткой
пробующем...".
     Сен-Готард - перевал в Альпах.
     "На  чашечку с чашечки скатываясь." - из стихотворения "Душистою веткою
машучи...".
     "Дождь  пробьет крыло дробинкой..." - из  стихотворения  "Меin Liеbсhеn
was du willst nосh mеhr?"
     "За ними в бегстве слепли следом..." - из стихотворения "Душная ночь".
     "Дождик кутал... " - из стихотворения "Елене".
     "Накрапывало.  Налегке..."   -  из   стихотворения  "Еще  более  душный
рассвет".
     "Грянул ливень всем плетнем..." - из стихотворения "Гроза  моментальная
навек".
     "Мареной и лимоном..." - из стихотворения "Давай ронять слова".
     "Дождь в мозгу..." - из стихотворения "Имелось"
     ". .в дождь  каждый лист... " - из  стихотворения "Конец". ". .во мрак,
за калитку." - из стихотворения "Зеркало".
     "И через дорогу за тын перейти..." - из стихотворения "Степь".
     "...Кому ничто  не  мелко" и  "...  Ты  спросишь, кто велит  ..  ."- из
стихотворения "Давай ронять слова...".
     "...Кому  ничто не  мелко"  и  ".. Ты  спросишь,  кто  велит..."  -  из
стихотворения "Давай ронять слова...".
     ".. Но мы умрем со спертостью..." - из стихотворения "Образец"
     "И  сады,  и  пруды,  и  ограды..."  -  из  стихотворения  "Определение
творчества".
     "Куда мне радость деть свою?..." - из стихотворения "Наша гроза "
     "...Будто в  этот  час пора..."  -  из  стихотворения "Мухи  Мучкапской
чайной".
     "Как  в неге  прояснялась мысль!..."  - из стихотворения  "Попытка душу
разлучить...".
     "Как   усыпительна  жизнь..."   -  из  стихотворения  "Как  усыпительна
жизнь!..".
     ". И только ветру связать..." - из стихотворения "Зеркало "
     ".. И вдруг пахнуло выпиской..." - из стихотворения " Дождь"
Книго
[X]